Эксклюзивное интервью у Кира Булычева взял Сергей Елисеев, у которого с Булычевым много общего: они оба родились под одним знаком Зодиака (Весы), в один и тот же год, одновременно и независимо друг от друга обзавелись семьями, детьми и так же синхронно защитили диссертации.

— Игорь, расскажи немного о себе. Совсем недавно ты рассекретился, и книголюбы узнали, что ты не только писатель Кир Булычев, но и доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения АН СССР Игорь Можейко. А о твоей личной жизни почти ничего не известно.

— Родился я в Москве 18 октября 1934 года. Предки мои со стороны отца — обрусевшие литовцы. Отсюда и фамилия. Мама же имела фамилию Булычева. Деда моего в 1918 году в Таганроге посадили в тюрьму за чрезвычайное сходство с Николаем II, через год выпустили. В 30-х годах отца исключили из партии — «за сокрытие белогвардейского прошлого» своего отца — моего деда. Папа был юрист, мама — химик.

Закончил Педагогический институт иностранных языков в Москве. Был распределен в 1957 году в Бирму переводчиком, на строительство. После года работы на раскаленной стройплощадке меня назначили завхозом строительства. После Бирмы я побывал в нескольких странах Востока и набрался там больших впечатлений, которые позже сложились в историко-географические очерки, опубликованные главным образом в «Вокруг света» и «Азия и Африка сегодня». В начале 60-х годов вышли первые мои книги под именем Игоря Можейко.

В том же 1957 году мы с Кирой поженились, в 1960 году у нас родилась дочка Алиса. В 1966 году я защитил кандидатскую диссертацию. В 1965-1966 годах я начал писать фантастику. К этому времени я уже работал в Институте востоковедения АН СССР, защитил докторскую диссертацию в 1982 году.

Сейчас у меня все более-менее благополучно. Правда, два года назад я перенес инфаркт. Зато бросил курить. Алиса наша — взрослая женщина, она архитектор. И 23-го февраля 1991 года мы с Кирой, наконец, стали дедом и бабкой — у нас родился внук Тимоша.

— Как ты стал писателем-фантастом? Ведь первую свою фантастику ты опубликовал, когда тебе было за 30.

— Получилось это почти случайно. Я уже довольно давно печатал в «Вокруг света» исторические и географические очерки под своей фамилией и был близок к редакции. Однажды в конце 1966 года была запущена в производство обложка очередного номера журнала «Искатель» — приложения к «Вокруг света». На ней был нарисован динозавр, сидящий в банке. А переводной рассказ к этому рисунку был почему-то зарублен цензурой. В редакции началось что-то вроде паники. И тогда несколько человек, и я в том числе, взялись срочно написать рассказ под этот рисунок. Наутро я принес рассказ в редакцию, и он был напечатан под названием «Когда вымерли динозавры». Осмелев после первой публикации, я написал цикл рассказов «Девочка, с которой ничего не случится». Девочку я назвал Алисой, в честь дочки. Имя для псевдонима я взял от жены, фамилию — девичью фамилию моей мамы. Так что вся семья оказалась пристроена. На работе долгое время и не знали, что писатель Кир Булычев — это их коллега Игорь Можейко. Принес, значит, я этот свой цикл в редакцию издательства «Детская литература», а они взяли и опубликовали его в своем ежегоднике «Мир приключений».

Так и пошло. Меня часто спрашивают, почему моя Алиса доросла до 11-13 лет и дальше не растет. А потому, что я пишу современные сказки для детей именно этого возраста: 8-13 лет, ушибленных школой и телевизором. И таких сказок сейчас очень мало для этого возраста. Лидер здесь — Крапивин.

Сейчас я написал уже 7 книг об Алисе Селезневой. Весь интервал ее жизни от 3-х до 13-ти лет задействовал. Мне сейчас трудно. Чтобы написать новую повесть об Алисе, мне приходится быть предельно осторожным. Надо выбрать неделю или месяц из этих 10 лет и втиснуть в это время очередные похождения Алисы и ее друга Пашки Гераскина. Да и то особо въедливые семиклассники меня постоянно изобличают: «А вот у вас написано в такой-то повести, что с 1 сентября по 18 октября 2089 года Алиса была в Зоопарке у отца. А в другой повести написано, что с 1 сентября по 13 октября 2089 года она гонялась за космическими пиратами по всей Галактике». Приходится извиняться. Ну, я еще много чего написал для взрослых, и не только «Гуслярские истории».

— Как тебе удается совместить свою научную работу и писательство?

— Очень просто удается совместить. У нас в стране уровень производительности труда настолько низок, что если человек трудолюбивый, добросовестный и, дай бог, талантливый, то он полностью себя реализовать на работе не может никак.

— Какие у тебя отношения с редакторами? Пытаются ли они что-то исправлять, вычеркивать в твоих рукописях?

— Сейчас таких проблем у меня нет. А вот раньше были. Например, написал я где-то в 1980 году рассказ «Ленечка-Леонардо», вполне невинный, о гениальном мальчике. Принес его в «Химию и жизнь», где ко мне очень хорошо относились. Так они заставили меня название рассказа изменить на «Лешенька-Леонардо». И ничего я тогда сделать не смог. Были и другие подобные случаи.

— Почему ты собезьянничал со Стругацких в своем рассказе «Встреча под Ровно»? Хотя я восхищен, с каким искусством ты превратил 200-страничную повесть «Трудно быть богом» в рассказ на одну газетную полосу. И хороший ведь рассказ получился, раз его издали и в «Огоньке», и в «Книжном обозрении», и, по-пиратски, в Риге, в тамошней молодежке.

— Сережа, как раз здесь я ничего не собезьянничал. Просто я решил показать, что получится с прогрессорством Стругацких применительно к Земле. Прогрессорство — от слова «прогресс». Получилось — Гитлер и Сталин. И ведь эти «прогрессоры» своей «высшей цели» добились: две наиболее мощные, динамичные и агрессивные державы Земли — Германия и Россия были отброшены на десятилетия назад. И одна из них так до сих пор и не может оправиться от результатов деятельности своего (так его и разэтак) прогрессора. А что обе страны потеряли десятки миллионов своих граждан, то это для прогрессоров ерунда, была бы польза для всей земной цивилизации, разумеется, с точки зрения их, прогрессоров, инопланетного разума. И вообще, я считаю, что любимое детище Стругацких имеет некоторые аналогии с КГБ в масштабе Галактики.

— А как ты вообще относишься к творчеству Стругацких?

— Ты знаешь, когда я в 1959 году, в Бирме, в магазине советской печати купил «Страну багровых туч», я был потрясен. Я ее прочитал за полночи, поспал немного и прочитал снова. Такого со мной не было никогда, ни до, ни после. И все их последующие вещи производили на меня похожее впечатление.

Я считаю, что Стругацкие как были, так и остаются лидерами нашей фантастики. Более того, за ними поднимается уже молодая поросль «стругацкинцев». Яркие представители — Андрей Столяров и Вячеслав Рыбаков, петербуржцы. К сожалению, кроме Пелевина, не видно равных им москвичей. Может быть, из них выйдет что-то дельное.

— Теперь два последних вопроса. Кого из молодых фантастов ты считаешь наиболее перспективным? Не хочешь ли ты, по примеру Бориса Стругацкого, организовать семинар для молодых фантастов?

— Из того, что напечатано и что я прочел, мне нравятся Андрей Столяров и Вячеслав Рыбаков. На первых порах их произведения напоминали ранних Стругацких — и по сюжетам, и по технике. Но с каждым годом они пишут все крепче и из-под влияния Стругацких уходят. Хорошо пишет Сергей Другаль — «молодой» фантаст по писательскому стажу, а не по возрасту. Но ведь и Илья Варшавский начал писать фантастику, когда ему было за 50. И Вадим Шефнер тоже. Нравятся мне супруги Лукины из Волгограда, Садовников, Прашкевич, Штерн, Крапивин. Молодость — это ведь не заслуга, был бы талант.

Насчет семинара: не знаю. Я работаю в Институте востоковедения, пишу, у меня просто времени нет. Консультации начинающим авторам я даю, телефон и адрес свой от них не скрываю. К сожалению, из того, что присылают мне на рецензию из редакций или «самотеком», жемчужное зерно попадается редко, очень редко.

— Последний вопрос, традиционный: что ты сейчас читаешь? Что читал в детстве, на чем вырос?

— Вырос я, пользуясь твоей терминологией, как и все мое поколение, на Жюле Верне, Дюма, Уэллсе, Александре Беляеве и Александре Грине, А. Толстом, Обручеве. Казанцева и Адамова с детства не выносил. «Туманность Андромеды» Ефремова меня как-то не задела, а вот первые книги Стругацких произвели потрясающее впечатление. Хотя последователем Стругацких я не стал.

Из американских фантастов наиболее близки мне Брэдбери, Шекли, Саймак. Мне не очень нравятся Азимов и Кларк.

Читаю я, как всегда, книги, а не газеты.

(Примечание Сергея Елисеева: эти беседы состоялись в августе-сентябре 1991 года, а 12 октября 1991 года скончался Аркадий Натанович Стругацкий — к величайшему горю обоих собеседников).