На русском языке вышла новая антология литературы ужасов.

Объемистая подборка, в русской версии (издательство АСТ) распавшаяся на два тома (каждый под своим названием — «Имя зверя» и «Число зверя»), в оригинале именуется просто «999». Не то обозначение года выпуска, не то и вправду три перевернутые шестерки. Второе, пожалуй, вернее. Несмотря на то что рекламная аннотация на задней стороне обложки обещает читателю показать 1999 год, «каким увидели его величайшие из мастеров «литературы ужасов» нашего мира», непосредственно к теме миллениума относится, пожалуй, только «Стук» Рика Хоталы. История обыкновенного безумия маленького человека по имени Мартин Гордон, добровольно посадившего себя под домашний арест после того, как празднования по случаю наступления нового тысячелетия переросли в кровавые уличные беспорядки. Рассказ, надо сказать, не самый увлекательный. Впрочем, в целом, состав сборника особенных нареканий не вызывает: Эрик Ван Ластбадер, Джойс Кэрол Оутс, Томас Диш, Дэвид Моррелл. С новой повестью «Где-то там» выступил автор хрестоматийного «Экзорсиста» Уильям Питер Блэтти. Да и по жанру новеллы оказываются куда более разнообразными, нежели это позволяет предположить пестрая обложка, выдержанная в лучших традициях «комнаты страха» в провинциальном луна-парке. Здесь собраны не только канонические рассказы ужасов и прочие «байки из склепа», но и вполне иронические триллеры (в духе популярной книжной серии «Альфред Хичкок представляет»), и жутковатые, но все-таки сказки, и старомодные истории о духах. Имеет место и совсем уж запредельная, но оттого не менее занимательная дичь вроде новеллы Ким Ньюман «Мертвяки-американы в московском морге» — странная, однако небезуспешная попытка перенести сюжет «Ночи живых мертвецов» Джорджа Ромеро в антураж антиутопической Москвы. Там, под ненавязчивое музыкальное сопровождение солдатского варгана, наигрывающего американскую народную песню «Человек, который застрелил Либерти Вэланса», коммунисты с кинематографическими фамилиями Козинцев, Трауберг и Чирков сражаются против невесть почему оживших трупов. А в конце вдобавок еще и оживляют с непоправимыми последствиями самого Григория Распутина.

Но, пожалуй, главных приманок в книге две. Совсем новый, не выходивший до сего времени у нас рассказ Стивена Кинга «Дорожный ужас прет на Север», открывающий первый том, и новелла впервые напечатанного по-русски Томаса Лиготти «Эта тень, эта тьма», оказавшаяся последней в томе втором. Это в своем роде символично — иначе два полюса современной страшной литературы вряд ли могли расположиться. Кинг — один из самых богатых и читаемых авторов современности, классик и патриарх, автор многочисленных бестселлеров. И Лиготти — автор, известный куда меньшей аудитории, не могущий похвастаться многомиллионными тиражами и многочисленными экранизациями. Но именно его музыкант и мистик Дэвид Тибет продолжает называть своим кумиром и учителем, «величайшим из ныне живущих мировых авторов». Именно его тексты легли в основу поразительных альбомов эзотерической группы Current 93. Именно его критики называют наиболее достойным продолжателем дела Говарда Лавкрафта, наследником, воспринявшим не только лавкрафтовскую букву, но и дух.

Кинг выступил ровно в ту силу, каковая от него и ожидалась. «Дорожный ужас...» — крепко скроенная, но совершенно необязательная (ни для Кинга, ни для его постоянных читателей) страшилка о непредвиденных последствиях, к которым привело посещение придорожной распродажи. Главный герой, разумеется, находящийся в кризисе писатель, автор романов ужасов; приметы времени переданы точно и узнаваемо, да и без традиционного кинговского психологизма и внутренних монологов не обошлось. Кинг как Кинг — еще одна книжка на полку преданного поклонника. Теперь это даже не раздражает — вот только нет-нет, да и кольнут обидные воспоминания о тех временах, когда каждое новое творение этого писателя заставляло жмуриться от предвкушения чего-то совершенно неожиданного и в то же время знакомого с детства.

С Лиготти — совсем другое. Его вязкая, переваривающая сама себя проза вряд ли относится к большой литературе. Но дело не в удобочитаемости. Cквозь сюжет о художнике Гроссфогеле, получившем темное откровение в результате проблем с желудочно-кишечным трактом, явственно проступает что-то еще. Писатели вроде Лиготти не всегда могут похвалиться стройностью повествования или увлекательной интригой. Потому что пишут они о том, что с трудом поддается описанию на человеческом языке. Поэтому чем внимательно вчитываться в каждую строчку, лучше попробовать поймать это ощущение. Вдохнуть — и не выдохнуть.

«И, что бы я ни говорил, я не могу ни сопротивляться ей, ни выдать ее. Этого не может никто, потому что здесь никого нет. Только это тело, эта тень, эта тьма».