Информация к размышлению:

Сергей Борисович Удалин родился 24 февраля 1965 года в Ленинграде. Закончил Военмех, перепробовал множество профессий. В фантастике дебютировал в 2005 году романом «Чёрные камни Дайры». Окончил литературные курсы под руководством Михаила Ахманова при СП СПб, постоянный участник заседаний Литературной студии А.Д.Балабухи и Л.Э.Смирнова. Автор романа «Не ходите, дети...», научно-популярного исследования «Откуда взялся “Код да Винчи”?», полутора десятков повестей рассказов, многочисленных стихов. Публиковался в еженедельнике «Обзор» (США), журналах «Царское село», «Мередиан» (Германия), «Петербург», антологии «Повелители сумерек». Как поэт отметился на страницах антологии «Магическая механика». Живет в Санкт-Петербурге.

— Сергей, в автобиографической справке на портале «ФантЛаб» вы пишете: «Непосредственным толчком к написанию первого фэнтезийного романа “Чёрные камни Дайры” послужила неосторожная мысль: я тоже так могу. Почти сразу же после публикации в голову пришла и другая мысль: нет — “так не надо было”». Не стану пытать, что вас не устраивает в собственном дебютном романе, это тема для отдельного долгого разговора. Спрошу о другом: вам не кажется, что такое отсутствие самоуверенности, тяга к перфекционизму мешает вам добиться успеха в нашем «фантастическом цехе»? Что для начинающего писателя уверенность в собственной гениальности на самом деле важнее даже элементарной грамотности в рамках восьми классов средней школы?

— Всё-таки хочу сказать несколько слов о причинах недовольства дебютным романом, поскольку с теми же проблемами сталкивается почти каждый начинающий писатель.

Ошибочна, фатальна и порочна, на мой взгляд, сама установка «так». Стремиться нужно к тому, чтобы написать «иначе». Такой подход тоже не гарантирует успеха, но, по крайней мере, оставляет шансы. Избежать каких-либо элементов подражания, заимствования идей, сюжетных ходов, стилистики и профессиональных приёмов трудно не только новичку, но и опытному мастеру. Возможно, последнему даже трудней, потому что он, в силу большего опыта, знаний, более тонкого понимания литературы, отдаёт себе отчёт, что пишет, как пишет, и кто до него уже писал нечто подобное. Но мастер, как правило, идёт на заимствование сознательно, понимает, должен понимать, зачем ему понадобился тот или иной расхожий приём, какого эффекта он хочет с его помощью добиться.

А если подражание происходит неосознанно, то начинающий автор, скорее всего, напишет в итоге некое среднеарифметическое из прочитанных им книг. И в любом случае это среднее получится очень средним, посредственным. Но если, скажем, у какого-нибудь моего ровесника в этот винегрет всё-таки войдут впечатления, мотивы, настроение книг братьев Стругацких, Ефремова, Ларионовой, Лема, Брэдбери, Азимова и т. д., то что получится у человека, читавшего в основном про вампиров, попаданцев и S.T.A.L.K.E.R-ов — догадаться несложно. Собственно, сейчас в издательства как раз и хлынул вал именно такой, с позволения сказать, литературы. Написать «так» становится всё проще, для этого уже действительно достаточно восьми классов не самой престижной школы. И каждая новая волна авторов выглядит ещё более убого, чем предыдущая.

Беда ещё и в том, что подобная продукция, как ни странно, пользуется спросом. Во всяком случае, целый ряд издательств пытаются выловить жемчужину именно в этом мутном потоке. И вероятно, хотя бы по закону больших чисел, жемчужины там действительно попадаются. Рано или поздно найдётся самородок настолько талантливый от природы, что напишет добротную, оригинальную, запоминающуюся книгу, просто подражая какому-нибудь понравившемуся автору.

Но уверенность, убеждённость, что ты и есть тот самый самородок, не может пойти на пользу даже действительно одаренному новичку. Без упомянутого вами перфекционизма следующая за удачным дебютом книга наверняка окажется хуже, бледнее, банальней первой. Дальше — больше. Конечно, читатель уже запомнил имя перспективного автора и будет до какого-то момента исправно покупать новинки. Стало быть, у самого автора ещё долго не возникнет стимула работать над собой. А когда появится — возможно, будет уже поздно. Остаться в истории как автор одной многообещающей и двадцати посредственных книг — нет, такая перспектива лично меня не прельщает. Ради этого «пробиваться» не стоит.

А как там на самом деле получится — время покажет.

— В романе «Не ходите, дети...» вы отправляете нашего современника Андрея Шахова в Африку конца XVII-начала XVIII столетия и внедряете его в племя зулусов. Почему именно этот период и эти широты вы выбрали для романа о «попаданце», откуда такая тяга к экзотике?

— Если честно, то дело было так: предлагая мне поработать в жанре хронооперы, тогдашний редактор издательства «Крылов» Геннадий Корчагин сразу предупредил: «Только не пишите про римлян или викингов. Этого добра у нас хватает». То есть я изначально был вынужден выбирать что-то оригинальное, экзотическое. А уж куда меня в конце концов занесло — по большому счёту, дело случая.

Как, наверное, и многие другие, счастьем познакомиться с народом зулусов я обязан роману Гарри Гаррисона «Специалист по этике». Обмен приветствиями «Ненавижу тебя, Чака! — Ненавижу тебя, Фасимба!» врезался в память навсегда. Но других подробностей, кроме самого факта, что был у каких-то там зулусов какой-то великий вождь по имени Чака, я тогда не запомнил. Много лет спустя, для одного так и не опубликованного, в некотором роде пародийного, построенного на отсылках к другим произведениям романа мне понадобились яркие, узнаваемые образы дикарей. Разумеется, я тут же вспомнил о Чаке с Фасимбой и теперь уже познакомился с историей зулусов более подробно. В тот раз она мне, правда, не очень-то и пригодилась, но знания никогда не бывают лишними.

А уже для моего «попаданца» мне первым делом пришлось решать проблему «переноса» — найти какой-то не слишком заумный, но и не избитый до неузнаваемости сюжетный ход, объясняющий «як вин туды попадае». История придумалась достаточно быстро, и ключевую роль в ней играл самый обычный, но, в отличие от большинства своих коллег, настоящий колдун. А где в наше время можно найти настоящего колдуна? В Африке, конечно же.

А в Африке, при всём многообразии обитающих там племён, мало кто способен вызвать такой интерес, как зулусы. Пожалуй, королевство Чаки — последняя по времени возникновения империя на Земле. И происходило её становление буквально на глазах у европейцев. Они лишь самую малость опоздали и появились во владениях Чаки уже после того, как он завоевал окрестные народы и стал великим королём. То есть хотя сами не являлись свидетелями большинства событий, но, по крайней мере, описали их со слов непосредственных участников. Обычаи и верования туземцев ещё не пострадали от вмешательства христианских миссионеров и предстали перед исследователями практически в первозданном виде.

И что особенно меня порадовало, авторитетных научных трудов по истории и культуре зулусов насчитывается не так уж много, а переведённых на русский язык — всего два. Так что мне выпала уникальная возможность в минимальные сроки максимально глубоко изучить материал. Грех было ей не воспользоваться. И тут уж я постарался впихнуть в сюжет как можно больше из того, что удалось узнать про зулусов. По-моему, получилось. Может, и не вся книга, но её этнографическая, историко-культурная составляющая — наверняка.

— Вы попробовали себя и в фэнтези, и в специфическом жанре, который Андрей Валентинов называет «наши в Хроносе», и в научно-популярной литературе, пишете подробные критические разборы фантастических книжек на том же «ФантЛабе»... В каком из этих направлений вам работалось наиболее комфортно — и в чем бы еще хотелось себя попробовать?

— «Подумаешь! Я ещё и вышивать могу, и на машинке — тоже...». В том смысле, что я ещё и юмористической фэнтези баловался, и сиквелы-приквелы к чужим работам сочинять приходилось. И не могу сказать, что испытывал где-либо особые неудобства. Но, безусловно, труднее всего писать исторические вещи и твёрдую фантастику, где приходится сдерживать своё воображение и отвечать за каждое написанное слово.

А комфортнее всего мне работалось в соавторстве со ставропольской поэтессой Еленой Чуриловой, когда мы сочиняли в режиме буриме весёлую сказку для взрослых по мотивам «Кота в сапогах». Мы там разрешили себе все приёмы, кроме стрельбы боевыми и, что называется, «оттягивались по полной». Самое смешное, что умудрились при этом довести затею до более или менее приемлемого результата.

Мне вообще нравится работать в соавторстве. Это, во-первых, пусть не намного, но ускоряет процесс; во-вторых, стимулирует, подгоняет; и в-третьих, по крайней мере ещё одному человеку интересно то, что ты делаешь.

А попробовать — да всё в первый раз делать интересно. Даже про «попаданцев» писать. В будущем же хотелось бы поучаствовать в составлении антологии; написать биографию какого-нибудь исторического, к примеру, деятеля; сделать хотя бы небольшой цикл фантастических рассказов в рамках какого-то одного оригинального мира; перевести с английского что-нибудь несложное, не требующее глубочайшего знания языка.

Ещё хотелось бы организовать небольшое независимое издательство и выпускать по-настоящему интересные, достойные книги. Но это уже из области ненаучной фантастики.

— Вы посещали литературные курсы под руководством Михаила Ахманова, сейчас регулярно бываете на заседаниях литературной студии Леонида Смирнова и Андрея Балабухи... В чем между ними разница и что они вам дали?

— Любая учёба полезна, и любая форма совместного обучения в разной степени полезна для каждого конкретного человека. Кто-то смотрит учителю в рот, впитывая каждое слово, а для кого-то всё это уже пройденный этап. И результаты, безусловно, более заметны у тех, кто пришёл в литературу «с нуля». Это как в компьютерной игре — с первого уровня на второй перескакиваешь быстро, а с двадцать первого на двадцать второй — тебя десять раз убьют, прежде чем доберёшься.

Ахмановские курсы, конечно же, более разносторонние. Тут и лекции по истории и теории литературы, и краткий разбор особенностей отдельных жанров, и семинары, практические занятия — раздельно по прозе и поэзии. Но, увы, для полноценного литературного образования их откровенно недостаточно — не хватает ни времени, ни финансовых возможностей. Возможно, сейчас — всё-таки с момента моего выпуска прошло три года — что-то и изменилось, но по собственным впечатлениям не могу сказать, что получил второе высшее образование. Скорее уж направление для дальнейшей самостоятельной работы. Одной из форм которой можно назвать литературную студию Балабухи и Смирнова.

Если на курсы принимается практически любой желающий, оплативший обучение, то на студию приходят люди, так или иначе доказавшие своё право на место под двумя нашими солнцами, люди с определённым творческим опытом, с уже сформировавшимися взглядами на литературу. Поэтому обсуждения здесь проходят более бурно, выводы получаются не столь однозначными, и два руководителя, порой высказывающие противоположные суждения, ещё больше усиливают разброс во мнениях. Но я бы не назвал это недостатком. Научить человека писать не способны ни курсы, ни студии, ни индивидуальные занятия с лучшим в мире репетитором. Научить пониманию литературы — полагаю, тоже. А вот для выработки привычки думать, сравнивать, анализировать такие разногласия, мне кажется, только полезны.

Но студия — это не только учёба, это ещё и общение, ощущение того, что ты не один. Высокие слова, согласен. Но вот побывал я этим летом в первый раз на «Интерпрессконе». И что бы ни говорили о конвентах, как бы ни обвиняли их в клановости, келейности и, скажем так, нецелевом использовании времени и средств, но когда на церемонии вручения «Улиток» весь зал, приблизительно двести человек, имеющих какое-либо отношение к фантастике, в быту, может быть, друг друга и на дух не переносящих, вдруг начинают подпевать Евгению Лукину «Крепость ещё стоит, фэндом ещё живой» — это, знаете ли, выглядит как-то трогательно, как-то оптимистично.

— Вы активно общаетесь со многими начинающими писателями, читаете и обсуждаете рукописи — на той же студии Балабухи, как издательский рецензент и редактор... Есть ли в их текстах что-то общее, объединяющее людей разного возраста, с разным жизненным и литературным опытом?

— А вот здесь вынужден разочаровать — не вижу чего-то глобально общего. Кто-то любит фантастику в себе, кто-то — себя в фантастике. Одни довольны своим положением, пописывая два-три рассказа в год, другие, напрягая жилы, рвутся к известности. Один вроде бы всё понимает, но не способен выдать ничего стоящего, другой, не вдаваясь в тонкости, периодически удивляет интересными текстами. Кого-то воротит с души от орфографических ошибок, а кто-то считает, что не царское это дело — запятые расставлять. Одни не переносят критики, другие без неё жить не могут. Кому-то, в конце концов, нравятся тексты Колодана, Назаренко, Шаинян, Аренева, а кто-то превозносит таких авторов, чьи имена я и называть не хочу.

Нет, все разные. И, наверное, это хорошо. Наверное, эта непохожесть и не даёт процессу загнить окончательно. Хочется ведь, чтобы крепость и дальше стояла. Иначе куда же мы все?..