Эта сказка для меня полная противоположность Щелкунчику. В этих двух повестях главный герой — уродец. Но на этом параллели заканчиваются. В «Щелкунчике главный герой становится жертвой колдовства, но сохраняет свои прекрасные человеческие качества. В «Цахесе» герой благодаря волшебству получает возможность нивелировать свое уродство, однако это проявляет в нем все самое темное, что можно найти в человеке. Его дар становится причиной его высокомерия, пренебрежения к людям и закономерной гибели.

Если охарактеризовать данное произведение одним словом, то на ум приходит одно — мистерия. Только так можно описать там происходящее. Волшебные декорации меняют одна другую, показатель душевных переживаний главных героев (кроме Цахеса — у него, как мне кажется, нет души) с каждым моментом поднимается на все большую высоту. Все произведение пронизано чем-то непонятным и не поддается логическому осмыслению. И на фоне всего буйства «красок» автор раскрывает перед читателем глубокую мораль, идею данного произведения.

Я читал несколько произведений Гофмана. Но мне больше всего запомнился именно «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер». Поэтому я ставлю ему 10 баллов. И надеюсь, что его чтение доставит Вам такое же удовольствие, как и мне.

Наконец-то прочитал творение Гофмана. Почему наконец-то? А потому, что данная книга в серии «Властители тьмы» с очень «страшно» привлекательной обложкой появилась у меня в самом начале 90-х и была одной из первых в жанре (тем более в нее еще вошли неплохие рассказы, в том числе и Лавкрафта).

Однако данный орешек для меня оказлся не по зубам. Действительно, текст не изобилует диалогами, очень плотный и требует достаточно скурпулезного внимания. Второй подход — лет десять назад, также потерпел неудачу.

И вот в руки попался недавно другой томик избранного Гофмана с переводом Н.Славятинского из «Литпамятников» (переводчик во «Властителях» не указан, а сам перевод заметно отличается). Видимо пробил час для прочтения этой книги, и она была проглочена буквально за один присест.

«Элексиры сатаны» — настоящий готический роман со всеми присущими ему атрибутами: монахи, полночные зверские убийства в замке и окровавленый кинжал, падение с обрыва, горящая свеча в келье и таинственные голоса и т.д. (Монтегю Саммерс приводит целый список знаковой символики для готического и классического романа, в котором около двадцати позиций для сравнения). В центре повествования — жизнь капуцинского священника брата Медарда, история его грехопадения, причиной которого стало, с одной стороны, испитие запретного элексира, а с другой — предопределение изначально (если хотите — дурная наследственность).

После испития элексира начинается падение Медарда, его сознание начинает раздваиваться и разрушаться. Именно эти перепитии раздвоенного сознания и системы двойников скурпулезно исследует Гофман.

Хочется отметить и то, что структура жизнеописания Медарда напоминает жизнеописания святых, которые строятся по примерному плану: детство, духовные дела, чудеса после смерти. Только духовные дела сдесь подменяются самыми страшными преступрениями.

Гейне, будучи неравнодушным как к данному роману, так и ко всему творчеству Гофмана, писал: «В «Элексире дьявола» заключено самое страшное и самое ужасное, что только способен придумать человеческий разум». Не седует забывать, что роман написан в 1815 году — чуть позже «Монаха» Льюиса и за несколько лет до «Мельмота Скитальца» Метьюрина и «Франкенштейна» Шелли. И, конечно же, мы читали и не такое (у того же Стивена Кинга). Однако не следует забывать и об истоках. Без таких произведений не было бы может ни Эдгара По, ни самого Короля. Прочтите, не пожалеете...

Когда впервые прочёл «Цахеса» (а мне его подарили на 12-летие, подозреваю, купив первую книжку, подвернувшуюся под руку), подумал: «Что за странная фантасмагория!? В жизни такого определённо не бывает! Зачем такая извращённая сказка?» Однако, пожив чуток, поднабравшись опыта, я стал всё чаще и чаще возвращаться мыслями к этому карлику, наделённому феей столь необычайным качеством. Люди, подобные Цахесу, попадались мне всё чаще и чаще. А уж когда я и сам впервые очутился на месте бедолаги Валтазара, тут уж меня проняло по-чёрному!

С тех пор книга была перечитана многократно, и всякий раз перед моим взором проносилась вереница цахесов, встречаемых мною в жизни...

Антитоталитарная сказка, написанная Гофманом еще на заре 19 в., во многом предугадала грядущее мироустройство. Гофман изобржает «государство-машину», которое стремится механизировать человеческую личность, превратить индивидуума в автомат, целиком подчинить человека «разумным целям» государственного и хозяйственного функционирования. В государстве князя Пафнутия по настоящему востребованы и делают карьеру лишь уродцы вроде крошки Цахеса, а поэты, музыканты, романтики, совращающие народ «на разные дурачества» подлежат изгнанию или, на худой конец, «стойловому содержанию». Государственная власть видится Гофману неизбежным злом, он опасается, что на смену бездушному «государству-машине» придет еще более страшное «душевное государство», которое будет проникать в сами души своих граждан... Провидческая сказка, опередившая свой век.

Я считаю, что Гофман в сто раз лучше, чем какой-то там Эдгар По, и «Песочный человек» — один из лучших его рассказов, если не лучший.

По — писатель для подростков. Я помню, в школе восхищался им, особенно как поэтом — прочел «Ворона», «Улялюм», «Аннабель-ли» и впервые понял, что есть действительно великая поэзия, а не «Шаганэ ты моя, Шаганэ». Рассказы тоже поразили. Но сейчас, став постарше, перечел их и понял, что меня уже не впечатляет.

ПРоблема в том, что По слишком техничен. Ясно видно, где он стремится вас поразить и как выстраивает сюжет. По этому пути пошли все авторы ужасов и триллеров, По сильнее всосался в культурный мейнстрим, чем Гофман, и неспроста. По — это техника, то, чему можно ОБУЧИТЬСЯ. Все и обучались.

Правда, По в своей стране был первым, а в Германии все-таки во времена Гофмана уже была культурная традиция.

Гофман не был автором техники, он был невероятным мистическим духовидцем. Он делает вещи, которые трудно постичь путем анализа. Он не стремится быть правдоподобным. Он пишет так, словно записывает кошмары «с листа», еще не проснувшись, в реальном времени. И при этом ощущение такое, будто все происходит на самом деле. Я сомневаюсь, что можно научиться писать «под Гофмана».

Помнится, Стефан Цвейг писал, что в стиле Гофмана поражает «эффект растроенной мелодии, когда все звуки рушатся в ужасающем хаосе. Кто прочел хоть один рассказ Гофмана, никогда не забудет этого эффекта». Типа того, что в рассказе лицо прекрасной девушки вдруг превращается в сморщенное лицо хихикающего злобного старика. Или какой-нибудь старик, казавшийся серьезным, совершенно с бухты-барахты начинает скакать на одной ножке, противным визгливым голосом выкрикивая бессмыслицу, что-то вроде: «Ах ты, дьявольская куколка! Черти на твоем пиру! Глаза светятся! Тра-ля-ля!»

Может, я излишне впечатлителен, но на меня подобные вещи действуют так, что я не могу отойти дня три. Гофман умел писать в обход сознания, как бы напрямую из подсознания. По стремится объяснить ужас, пропустить необъяснимое через фильтр сознания, он сам не верит в то, что пишет. Он пишет как взрослый.

Гофман имел способность видеть глазами ребенка — одинокого, нелюбимого, испуганного ребенка, тонкого и ранимого, страдающего от душевной черствости всех этих юристов, буржуа и т.д. Отсюда все эти кошмарные метаморфозы, эти Щелкунчики и механические куклы, эти вечные сладости, пирожные и торты, которые постоянно упоминаются в его произведениях и странным образом усиливают эффект ужаса. От этих тортов и пирожных веет мраком и холодом. Все какое-то фальшивое, приторное, бездушное, за всем прячется фантастический мир ужаса. В мире Гофмана все течет, все сверхдинамично, как на картинах Дали.

В «Песочном человеке» маленького мальчика мать запугала рассказами об «ужасном Песочном Человеке, который крадет непослушных детей и уносит их на обратную сторону Луны». Кстати, я прекрасно помню, как меня в детстве бабушка пугала чем-то в таком духе. Короче, мальчик вырос, но детские страхи остались в нем. Ему кажется, что друг его отца — это воплощенный Песочный человек.

Юноша влюбляется в бездушную механическую куклу, которая «умеет танцевать, приседать и улыбаться», и ничем не отличается от других светских фройляйн (довольно тонкий намек!). Куклу эту изобретает Песочный человек. Но беда в том, что никто, кроме главного героя, на видит, что это механическая кукла! Его называют сумасшедшим, даже девушка, которая по-настоящему его любит, и ГГ сам начинает так о себе думать. И бросается вниз с балкона.

Рассказ потрясающий, и его можно смело включать в любой сборник самых страшных рассказов всех времен.

PC. Кстати, в России Гофман всегда был популярнее, чем у себя на Родине. И недавно я узнал, что оказывается, Гофман жил в Кенигсберге, то есть в нынешнем Калининграде, и его могила находится на территории РФ!

Короче, читайте Гофмана — великого русского писателя! Шучу. Надо будет съездить цветы ему положить.

И снова Гофман показал свое мастерство во всей красе! Ну, право слово его творчество это уникальное явление в немецком романтизме. Талантливый и многогранный человек.

Теперь о самой сказке. Бесспорно образ Цахеса-Циннобера вечный. Но стоит обратить внимания, что все произведение это одна большая ирония с элементами гротеска. Гофман с замечательным, выверенным юмором показывает маленькую страну, так похожую на одно из германских княжеств его времени. Князья, филистеры-помещики, министры и ученые, студенты и слуги, даже, в каком-то роде магия, все стало объектом Гофмановской сатиры. Но венцом всего стал малыш Цахес. Мне, да не покажется это странным, стало его жаль. Возможно, это всего лишь глупый романтизм, но на протяжении чтения я переживал именно за Циннобера. Конечно, дар, данный ему фрейлейн Розеншен, данный от чистого сердца, не только не помог, он предопределил развитие его внутреннего уродства. Цахес груб, невежественен и горделив, он принимает похвалы за чужие заслуги как нечто должное, нисколько не стыдясь, даже не задумываясь о чувствах других. Но вместе с тем он тоже ищет любви, ласки, понимания. А если бы он был чистейшим внутри, но таким же страшным внешне, общество приняло бы его? Смог бы он жить, как и все? Не думаю. Вот если бы наоборот, сам красавец, а в душе альраун… Но это уже другая история. Невежество пересиливает, и министр Циннобер погибает совсем не геройской смертью. Я, в глубине души, ждал что он изменится, поменяется внутренне, но трагический финал жизни этого маленького и слабого человека был необходим Гофману для завершения задуманного им образа. И это был единственно верный конец.

Решив не заканчивать сказку в мрачных тонах, автор рассказывает о свадьбе Бальтазара и Кандиды. Тут есть некая параллель с «Золотым горшком». Но если там Ансельм, схожий по натуре с Бальтазаром, нашел идеал поэта, мечтателя, то тут герой получил вполне обычное, мещанское счастье, пусть и с оттенком волшебства.

Подводя итог, скажу, что эта сказка замечательный пример, продуманной, интересной, искрометной иронии. Образ Циннобера, “просвещение”, ценности среднего класса и многое другое, всегда будут такими, как они есть. Если, конечно, мы не посмотрим на мир через специальную лорнетку.

Для меня это самая новогодняя, таинственная, волшебная сказка. Дух праздника так и витает на страницах книги. (Как и в музыке Петра Ильича.) Вот он, пример добра, добра всепобеждающего, бескорыстного и чистого.

Несомненно, писалась сказка для детей, но Гофман держал в уме и старшее поколение. Сказочные ситуации написаны с четой логикой и не вызывают замешательства, а битва Щелкунчика и мышиного короля описана как одна из баталий Наполеоновских Войн, с элементами нарочито сглаженных деталей, конечно. Наверное, эта открытая и понятная структура сказки и то, что многие люди сохранили светлые воспоминания о детстве, способствовали интересу к произведению не только у детей. Ну а для последних тут настоящий пир. И всевозможные сладости, подарки, прекрасная елка, принцы и принцессы, есть даже сказочная страна со своей столицей. Детское воображение способно обыграть это в поистине удивительный мир. Да и вообще все те, кто хочет и стремится увидеть прикрасы этой сказки, кто обладает воображением, те будут щедро вознаграждены.

Гофман старался написать не сколько сказку для детишек, сколько описать и помочь заново пережить время детства. Детство — самое замечательная пора и время чистой радости. Ожидание чуда, радости от подарков под Новый Год, таинственность и чудеса, ожившие перед твоими глазами, все это оживает у читателя перед глазами, все это рисует автор.

Недаром Петр Ильич Чайковский выбрал именно эту сказку и написал к ней эту неземную музыку. Тут сошлись два таланта, две величины, результатом чего стал известнейший балет.

Великолепная сказка на все времена!

«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» — потрясающее произведение, которое по праву считается одним из лучших в творчестве Гофмана. Тому есть много причин. Хочется отметить язык этой повести: он очень образный и изящный (здесь, конечно, стоит отдать должное отличному переводу). Также внимание привлекает своеобразная сказочная «жутковатость»: сам Цахес на фоне волшебных существ, диковинных предметов, благородных юношей и обаятельных красавиц смотрится удивительно пугающим и безжалостным. Чудесный дар, полученный им от феи Розабельверде, отнюдь не сделал его добрее и лучше. Напротив, он способствовал дальнейшей деградации личности Цахеса, ведь он за очень небольшой промежуток времени сумел испортить жизнь стольким людям. Впрочем, последнее удается многим нашим современникам и без наличия такого дара...

Отдельного упоминания заслуживает описание волшебного мира и жизни фей. Такие невероятно яркие и правдоподобные при всей своей нереальности картины буквально предстают перед глазами.

У каждого это произведение рождает свои ассоциации, многие видят в нем удивительно разноплановые аллюзии. Это ли не показатель актуальности данной повести?

Говорить про эту книгу объективно, не на эмоциях...Ну никак нельзя...По крайней мере у меня, это не получится. Так что заранее предупреждаю, все нижесказанное всего лишь всплеск эмоций. НО мне кажется если воспоминания о книге, читаной еще в глубоком детстве, до сих пор дают душе такой приятный благостный позыв, не есть ли это высшей оценкой...И никакая шкала тут не нужна. Сердце ребенка не умеет и не хочет, так как не надо, ставить оценочки, оно просто любит и тянется к заветной новогодней СКАЗКЕ !:sla:

Читая книгу Гофмана, было одно чувство — ощущения неповторимого Чуда. Погружался тогда с головой...О какие подарки героям дарили, как живо они представлялись....как самому хотелось заполучить десяток таких же солдатиков ))) Щелкунчик вообще Прометей детского мироощущения )) Клац ! Клац и Мыше хана ))) ЭХ не встречал я более такого...Кстати самая первая прочитанная мной книга в 5 лет :shuffle:

Замечательный роман-шедевр Гофмана, оказавший огромное влияние на русскую литературу, особенно на ее так на. «мистическую ветвь» (Достоевский, Булгаков, В. Орлов). Глубокая философская сказка о столкновении двух миров: мира обываетелей, филистеров-буржуа, прагматиков-рационалистов с любимым гофмановским героем: неприякаянным художником, скитальцем, житейским неудачником, неизлечимым романтиком. Эти миры олицетворяют соответственно кот Мурр, ведущий собственные записки, и его хозяин, композитор И. Крейслер. Причем мир филистеров-рационалистов, презирая «этих чокнутых художников» подсознательно стремится подражать им, что замечательно видно на примере «Записок» вышеупомянутого кота. Так возникает еще одна важная для Гофмана тема: тема двойничества, тема подлинных и подменных, ложных сущностей («Двойничество» — одна из любимых тем и русских мистических писателей). «Записки...» отличает и фирменный гофмановский юмор: иронично-саркастический и, одновременно, прозрачный и легкий.Высший Балл!

Подчеркну год написания повести — 1822.

А теперь, скажите мне, почему считается, что городское фэнтези оформилось только в конце 20 века? Вот перед нами отличный образчик жанра, написанный в начале 19-го!

Действительно, обычный город, обычные люди... Ну разве что главный герой Перегринус Тис — не совсем обычен, очень уж он обстоятелен и при этом застенчив — он и говорить-то в детстве начал только тогда, когда убедился в богатстве своего словарного запаса. Это могла бы быть поучительная рождественская история, но нет — Гофман предупреждает, что не будет долго и обстоятельно вводить читателя в курс дела и всё разжевывать и он держит слово: с первых же страниц огорошивает читателя странной сценой, а потом — бац! — влюбленные чертополохи, пиявки, блохи, принцессы, ученые с чудодейственными микроскопическими стеклами и, конечно, сам король Секакис из Фамагусты. Повествование феерично настолько, что иногда кажется, будто пропустил несколько страниц, или что они утрачены. Пролистываешь книгу — нет, всё на месте, всё прочитано.

Предположу, что для своего времени повесть была довольно-таки авангардной, если не авангардистской. К сожалению, кое-что из реалий начала 19 века, понятных читателю того времени, нам не говорит ничего. Много ли вам поведает имя Алины, королевы Голконды? А тогда это было широко известное произведение маркиза де Буфле.

Я бы оценил книгу на десятку, если бы прочитал ее вовремя, где-то в отрочестве или юности, когда еще интересны сказки, но в то же время уже серьезно волнуют вопросы любви и влюбленности. Увы, четверть века назад я Гофмана не читал, а сейчас довольно циничного меня образца 21 века подобная история уже мало трогает. Да что там — я уже одолел «Осиную фабрику» и «Тринадцатую сказку»! Прости, Эрнст Теодор Амадей, восемь баллов.

Гофман создал персонажа, которого смело можно назвать «Герой нашего времени» !

И действительно, стоит посмотреть вокруг, присмотреться... и начинаешь видеть, как история о никчемном создании, окруженном ореолом незаслуженной славы и почитания, сходит со страниц книги и смелой поступью идет по улицам городов...

Вот и истекают последние часы года, заканчивает наш шарик — Земля очередной оборот вокруг солнца. Ах, это обычное событие, ничем не примечательный день, таких в году 365/и раз в четыре года чуть больше/. Придумали когда-то этот день, чтобы была хоть какая-то точка отсчета. Но почему-то замирает в ожидании сердце: сейчас я зажмурю глаза, как в детстве прошепчу под бой курантов самое заветное свое желание, открою их с последним ударом, и волшебство произойдет!

Может мое желание перенесет меня в то чудесное время, в далекое детство, когда, изнывая от нетерпения, ждали этого дня, сулящего неожиданности и подарки. Чтобы снова выбирать с родителями новые игрушки, вдыхать запах мороза и свежей хвои, когда в доме появлялась зеленая красавица, спорить до хрипоты, куда поместить самую любимую блестящую фигурку. А затем любоваться всем вместе сверкающим огнями нарядом, закусывая восторг ароматными мандаринами под восхитительную музыку Чайковского.

Вот и добралась я в своем многословии до «Щелкунчика» — обязательного номера в новогодней программе далекого детства. С первого взгляда — сказка, как сказка. Про девочку Машу, мышиного короля и заколдованного принца. Но разве настоящие сказки бывает простыми? Вот и эта такая. Про силу и волшебство любви, способной творить настоящие чудеса: создавать прекрасное из ужасного, поражать в самое сердце Зло и помогает совершать настоящие подвиги. И если будешь крепко в это верить, то волшебные образы сказочной страны никогда тебя не оставят, какие бы трудности и невзгоды не ждали в жизни.

Вот такие они — драгоценные воспоминания детства. Я тут услышала, что сейчас все меньше людей наряжают елку, пусть даже и искусственную. Как это грустно — у все большего числа детей не будет этих маленьких бриллиантов памяти, и юные рационалисты не будут ждать чуда и загадывать заветного желания.

Но ведь есть еще несколько часов! И потому... «Я обращаюсь непосредственно к тебе, благосклонный читатель или слушатель, — Фриц, Теодор, Эрнст, всё равно, как бы тебя ни звали, — и прошу как можно живее вообразить себе рождественский стол, весь заставленный чудными пёстрыми подарками, которые ты получил в нынешнее рождество, тогда тебе нетрудно будет понять, что дети, обомлев от восторга, замерли на месте и смотрели на все сияющими глазами».

Блестящий переводчик Н. М. Любимов (если Вы читали Рабле, Мериме или Сервантеса, то, скорее всего, в его переводах) один раз, при случае, заметил, что, возможно, проще всего переводить начинающих романтиков и романтиков-середнячков: один на всех набор слов, почти идентичные метафоры, все те же фразы, через кальку проходящие от англичан к немцам, от немцев к французам, ну а потом доставшиеся русскому романтизму.

Ох уж этот «Дон Жуан». Ну прям: основные каноны романтизма в блеклых картинках. Поэтому и в блеклых, что ранний Гофман кладет и кладет романтическими штампами и ни одно биение таланта не нарушает стандартных фраз, скалькированных романтиками еще у возлюбленного ими Мильтона (и у немного затертого в сторону Александра Попа). В первом же абзаце есть и каноническая «сладкая дремота», и мимоходом приплетенный Сатана, потом душа, конечно же, «исполнится трепетом», потом «зажжется неугасимым пламенем», потом «возвышенный дух» унесется черти куда. Да писали уж так и Тик, и Ваккенродер, и я уж молчу про Новалиса и не вспоминаю Ахима фон Арнима. Они взяли стиль классицизма и оживили его «восторгом и трепетом», а Гофман повторяет и повторяет, как заведенный. Нет еще экономной аккуратности и красоты, которой Гофман достигнет в «Повелителе блох», нет тонких ироний «Кота Мурра».

Бедный «Дон Жуан» Моцарта, его уж тридцать лет как играют, а Гофман славит его, спотыкаясь о штампы, ну славь ради бога, но почему же чужими словами? Да за тридцать лет уже тысячи раз говорено, что «фугированный хор» все сводит в «единое гармоническое целое», что донна Анна противопоставляется «мерзким образинам».

Ваккенродер так изящно обыграл мистику, идею двоемирия, Гегель уже систематизирует все сказанное в 18 веке и создает теорию гения и Духа, а Гофман как будто просто подкладывает свои невыразительные картинки для их теорий (сейчас это был бы научпоп самого низкого пошиба) и снова повторяет: «лишь поэт способен постичь поэта», «лишь окрыленный поэзией дух» и бла-бла-бла. Александр Поп уже давно был, Гегель говорит об этом уже строго и изящно, создает теорию, а Гофман, весь овеваемый «восторгом» «трепещет» и «трепещет».

На мой взгляд, очень слабый рассказ, откровенно ученический: чужие приемы и слова сшиты своими белыми нитками и все объединено под модным (по тем временам) «Дон Жуаном» Моцарта. Восторги, мистика, разговор филистеров под конец, создающий такую кокетливую и «таинственную» многозначительность – Гофман слишком увлекся этими эффектами и пропустил все остальное. Радует то, что совсем немного лет пройдет и Гофман все-таки напишет и «Повелителя блох», и «Кота Мурра». Но пока это всего лишь «Дон Жуан» Гофмана.

Не знаю уж, есть ли на свете произведение с более необычной и более яркой батальной сценой, чем битва игрушек с мышами. Как ловко для каждого предмета придумана военная роль! Это центральная часть истории, которая сразу берет за горло и встряхивает, не давая слишком погрузиться в атмосферу Гофмановского декаданса.

Что и говорить, большинство произведений Эрнста были сказки далеко не для детей: мрачноватые, сатирические, пугающие. Щелкунчик выгодно отличается тем, что, хотя в нем есть эта частичка немецкого декаданса, его можно давать читать детям. Здесь есть и храбрые герои, и яркие приключения, и неназойливая мораль.

Не считаю этот роман сколько-нибудь сказочным. Даже волшебники и феи не делают его таковым. История существа, которое раз за разом благодетельствуют, а оно принимает это как должное и удивляется, почему так мало, не вызывает удивления. Вызывает только предположение фрейлейн фон Розеншен, что уродец Цахес станет работать над собой, тянуться за теми, чьи успехи ему приписывают. Никогда. Для того, чтобы хотя бы осознать происходящее и устыдиться, нужно иметь в душе хоть что-то. Радует милосердие фрейлейн, вернувшей Цахесу обаяние посмертно. Он не разделили участь Марата, выброшенного чернью из гробницы, но упокоился с миром.

Детские страхи способны принимать самые неожиданные формы. Особенно, если человек предрасположен к расстройствам психики. Что именно произошло с отцом Натаниэля, из рассказа до конца непонятно. На мой взгляд, он погиб в результате неудачного алхимического опыта. Гибель отца в восприятии ребенка наложилась на страх перед сказочным персонажем Песочником, с которым мальчик ассоциировал адвоката Коппелиуса. Психика ребенка была серьезно травмирована, но никто этого не заметил.

Уже взрослым Натаниэль встретил человека, внешне похожего на Коппелиуса. И это дало толчок к пробуждению детских страхов и развитию психического заболевания. Он жил в ожидании чего-то ужасного, и это ужасное случилось. Натаниэль влюбился в девушку, которая оказалась механической куклой. Ничего непоправимого не произошло, просто неудачная влюбленность, обман, разочарование. Но расшатанная психика героя выдержать этого не смогла, сумасшествие вырвалось наружу. Справиться с болезнью Натаниэль уже не смог.

В рассказе мастерски нагнетается пугающая таинственность. С одной стороны, ничего страшного не происходит. Ну занимался отец героя алхимией в компании Коппелиуса, ну создал профессор Спаланцани механическую девушку, практически неотличимую от живой. Ни то, ни другое герою не угрожает. Однако, угроза чувствуется, ведь мы смотрим на ситуацию глазами Натаниэля, а он переживает иррациональный страх перед сказочным персонажем, черты которого усматривает к конкретном человеке.

Натаниэль действительно лишился глаз, страх перед Песочником лишил его способности адекватно воспринимать реальность. Обидно, что прекрасная Олимпия оказалась куклой. Но сам факт существования такой достоверной куклы — это почти чудо, это как минимум любопытно. Герой же полностью парализован мистическими страхами, хотя никакого физического вреда ему никто не причинил. Профессор Спаланцани поступил неэтично, тестируя свое создание на Натаниэле. Но никаких целей причинить вред герою я в его действиях не увидела. Он просто хотел проверить, выдержит ли Олимпия экзамен на идентичность человеку, а Натаниэль оказался под рукой.

Кстати, Ладзаро Спалланцани — исторический персонаж. Он жил во второй половине восемнадцатого века, занимался исследованиями теории самозарождения жизни и сделал ряд открытий в области микробиологии. Говорящая фамилия этого героя позволяет предположить, что целью его опытов было «оживление» Олимпии. Но в тексте рассказа это напрямую нигде не сказано.

Увлеченность Натаниэля Олимпией раскрывает некоторые глубинные струнки зарождения человеческих симпатий. Клара критически относилась к литературным опытам любимого: некоторые вещи ей нравились, некоторые — нет. Последнее раздражало Натаниэля. Олимпия просто слушала, молча, без комментариев. В ее молчании Натаниэль видел понимание, сопереживание, некое родство душ. На самом же деле она просто молчала. Натаниэль придумал себе Олимпию, получил свой идеал. Клару придумать было нельзя, она ведь была, она выражала свои мысли и чувства и тем самым показывала, какая она есть. Живая девушка неизбежно разрушает идеал, существующий в голове у возлюбленного. Наверное, поэтому механические куклы так привлекательны. В этом плане «Песочный человек» Гофмана предвосхищает «Степфордских жен» Айры Левина.

Натаниэль не выдержал противостояния с болезнью. Профессор Спаланцани потерял свою Олимпию. Безумие и обман уступили место нормальной человеческой жизни, прекрасной в своей простоте и приземленности. Финал рассказа выглядит успокаивающим, но лишь на время, ведь Песочники и создатели имитаций человека никуда не делись, они всегда на страже и готовы поймать излишне впечатлительного человека в свои сети. И наши внутренние страхи работают на них.

Вот не нужно детей пугать всякими Бармалеями, Песочниками и иже с ними. Детская психика неустойчива и податлива, что наглядно показал Гофман в своем произведении. Молодого Натанаэля постоянно преследовала его фобия, и только он начинал забываться, как злой рок в лице Коппелиуса, разил с новой, жестокой силой.

Оригинальное начало, в эпистолярной форме, раскрывает характеры трех действующих лиц. Натаниэль с ранимым и неустойчивым, творческим характером. Клара, вдумчивая, с виду прозаичная, но в душе замечательная и любящая женщина, о чем говорит сцена с метафорой на ее глаза. Лотар рассудительный и любящий брат. Вроде бы у Натанаэля все хорошо, его ждет любимая, они помолвлены, но призрак из прошлого снова пошатнул неспокойную душу юноши. Тут и изменение в его поведении (мрачные стихи), отдаление от Клары. Случай с дуэлью отрезвил его, но опять появился Коппелиус-Копполо с подзорной трубой.

«Любовь к кукле» к существу с блестящей оберткой, но с пустотой внутри, замечательная аллегория Гофмана. Если бы у Натанаэля не «украли глаза», возможно, он бы не влюбился в Олимпию, но мне кажется, его блуждающая душа, все равно бы искусилась на эту прекрасную картинку. Таков его нрав, нрав ищущий, но не находящий.

Конец хоть и трагичен, но закономерен. Злой рок настиг Натанаэля. Здесь, опять же, присутствует подзорная труба Песочника. Что же юноша все-таки потерял глаза, вместе с жизнью. Маленький пассаж про Клару и ее личное счастье разбавляет жалость и печаль за Натанаэля, маленькой радостью.

Это не сказка, это личная, психологическая драма, написанная невероятно красивым и свежа дышащим слогом. Обороты и эпитеты запоминаются, картины яркие и сочные, полные жизненных красок. Остается только поаплодировать Гофману за его талант.

«Эликсиры сатаны» Гофмана, роман с очень острым сюжетом, хотя привыкнуть к стилю автора, поначалу было сложно.

Повествование ведется от лица монаха Медарда, который невольно (отведав эликсира сатаны) стал объектом дьявольских манипуляций и носителем зла.

Воплощение зла в романе... Лицемерие, ложь, похоть, зависть — все это присутствует сразу и в крайней степени.

После прочтения, действительно, захотелось побороть все эти таившиеся, или же уже развитые «ростки зла» в себе.

Этот роман — попытка проникнуть в глубины подсознательной сферы человеческой психики, связать душевую жизнь неповторимой одной-единственной в своей индивидуальности личности с объективным миром.

Данная книга адресована тем, кого притягивает мир таинственного и необычного.

«Эликсиры сатаны» посвящены любимой для Гофмана теме двойничества, разрушительному действию «темной половины» человеческой личности. Причем вторжение темных сил в душу человека обуславливается как наследственными причинами («грехи отцов», за которые приходится расплачиваться потомкам), так и действием внешних, демонических инфернальных сил. Само искусство, красота, лишившись христианской составляющей, также становятся объектом дьявольских манипуляций, способствуя погружению героев романа в темные лабиринты безумия.

Для тех, кто будет впервые знакомиться с «ЭС», я бы предложил, по возможности, выбрать перевод В. Микушевича, сделанный для собрания сочинений Гофмана (изд. «Художественная литература», 1994 г.). Перевод, сделанный в конце 19 в . В. Ранцовым представляется безнадежно устаревшим.

Никогда раньше не читал, да как-то и не стремился читать, литературу подобного рода. А тут Гофман (пускай и не доказано) и порнографический роман — необычно и интересно — что, как и почему? Именно такое определение, ни фривольный, ни эротический. Тот случай, когда обложка соответствует наполнению книги.

Назвать романом это небольшое произведение трудновато. Есть ряд историй, которые связаны рассказчиком и заодно участницей, монахиней Моникой. Итак попробуем ответить на вопрос «что это?». Порнография, чистой воды, которую осмелевшие издатели начали широко печатать лет около 50 назад. Тут до это истории еще очень далеко. Возникает вопрос — для кого эта книга? Тогда порнография не была столь доступной (цена на книгу, плюс умение читать), а соответственно для обеспеченных немецких бюргеров и знати. Но зачем это Гофману? Это упражнение в неприличных стилях и одновременно — пародийный набор штампов из всей европейской литературы рубежа XVIII и XIX веков? Сдается мне что где-то здесь кроется коварство издателей, которые наживаются на интересе человека к порочному. Ведь о принадлежности романа перу Гофмана начали говорить лишь в корыстном 20 веке, в котором мы не раз слышали о «последней рукописи автора, найденой там-то...». И уж совсем буйная игра воображения позволяет рассматривать некоторым исследователям дилогию из этой книги и «Эликсира дьявола».

Вглядимся внимательнее и увидим небольшое примечание — Эротико-психическо-физическо-филантропический документ из секуляризированного монастыря Χ. в Г. Кстати, не совсем точный перевод. В оригинале удвоен физически-физический документ. Ну да ладно. Что-то понятно из этого названия? Отдельные слова — да, в целом — нет. Такова уж задумка издателя и пересмешника, создавшего сей труд.

Читать эту книгу залпом у Вас не получится, если вы конечно не запойный эротоман или извращенец, но в малых дозах опус вызывает улыбку, ибо писать о похабщине высоким штилем может не каждый (отдельный поклон переводчикам). Но интересное начинается дальше...

Тому, кому попадется книга в руке, настоятельно рекомендую роскошную пояснительную статья в конце книги от одного из переводчиков. Лично для меня после прочтения её книга предстала несколько в ином свете и даже возникло смутная тень, а может быть все-таки Гофман, «ай да сукин сын». А уж последние страницы статьи и вовсе ставят в тупик — а не передовые ли философские идеи сокрыты под порнографическим содержанием от недремлющей цензуры...

Вот и стою в раздумье с одной стороны — гадость, с другой стороны — философский трактат. В общем каждый читающий отыщет в книге свое...

Смелая, неудержимая фантазия Гофмана и в, казалось бы, обыденных житейских делах, нашла для себя вдохновение. Собственно, я еще не встретил произведений сказочного немца, которые не прочитал бы запоем. Слог — отменен, фантазия – безгранична, но между тем абсолютно понятна, только мастер мог писать о вымышленном как о сущем.

В самом произведении, как и в «Золотом горшке» фигурируют стихийные духи. И один из них, да не кто бы то ни было, а сам король овощей, двух футовый гном с длинным носом, не сказать что красавец, но милый, выбрал себе в королевы деревенскую девушку Анну. Выбор пал не случайно, ведь фрейлейн просто души не чает в своем огороде, ухаживает и содержит его в порядке с младых лет. Все бы хорошо и молодая невеста уже смирилась с мыслью стать королевой овощей, ездить в роскошной карете, повелевать, да и вообще выполнять все хлопоты государыни, но тут выясняется, что его величество, но деле является мерзким гномом низшего ранга (то бишь овощей), живущем в тине и грязи, и желает превратить свою избранницу в себе подобную. Анне, как девушке доверчивой, простоватой и ничего не смыслящей в духах, помогает ее отец, любитель мистики и знаток высших созданий. Сам Господин Дапсуль, отец бедной девушки, изображен Гофманов с иронией, даже самоиронией, ведь и сам автор и его друзья увлекались мистицизмом. Взять хотя бы первую сцену на башне, где Анна увидела своего отца в костюме звездочета. Также у молодой девушки есть жених, поэт, пишущий, по его мнению, бессмертные творения, на деле же рифмующуюся бессмыслицу. Он студент и учится в городе, поэтому они почти все произведение общаются через письма, в которые молодой поэт вставляет свои “шедевры”. Но даже самые ужасные вещи могут послужить впрок. Так и случилось. Стихи молодого студента, который изменил Анне и оставил ее гному, произвели такое воздействие на короля овощей, что тот незамедлительно ретировался, бросив невесту. Вот она сила слова! В конце концов все сталось хорошо, фрейлейн Анна в прямом смысле вправила мозги своему жениху, он перестал писать вздор и они поженились.

Вот она сказка, со счастливым концом, даже не с принцем а с королем. А внутри этой истории красочные образы, реалии и вымысел, ирония и правда. Замечательно и Браво!

Песочный человек — тот, кто бросает пыль в глаза, не даёт увидеть действительное. В сговоре с гениальным, но, как часто бывает, одновременно сумасшедшим профессором-алхимиком, песочный человек заставляет влюбиться молодого, излишне самоуверенного и любопытного студента в красивую, но бездушную куклу. Как это актуально для нашего времени! Примитивные люди-куклы повсюду и тёмные силы по-прежнему ведут счёт загипнотизированным внешностью женихам.

Примечательно, что главный злодей помимо того, что чёрный маг, ещё и адвокат. Дело в том, что и родной отец, разошедшийся с матерью, когда Гофману было 3 года, и его дядя, впоследствии взявший над ним опекунство, были адвокатами. Вероятно, детские воспоминания наложили отпечаток на отношение Гофмана к этой профессии.

Интересная сказка, в которой персонажи отражаются как бы в двух зеркалах: романтическом и кривом. И явная насмешка над романтическими штампами. Несчастное обездоленное существо оказывается мерзким во всех отношениях маленьким чудовищем. Добрая фея от чистого сердца преподносит бедняге не творческие способности или материальные блага, но способность незаслуженно присваивать чужие доблести и достижения. Просвещенный правитель выглядит изнеженным и суетным верхоглядом. А сквозь умиление, с которым в романтической традиции положено изображать положительных персонажей, явственно сквозит ирония.

Жизнь не так проста, как принято у нас считать — усмехается за кадром автор.

Печальная история. Как тяжко быть Щелкунчиком. Никто не замечает в нём души.

Как вредно ссориться с соседними королями. Расплачиваются дети.

Дающая надежду история. Как здорово, что есть любовь. Чувство, разрушающее злые чары, вскрывающее под непривлекательной оболочкой чудесного человека.

И конечно сказка под Рождество. Когда ещё свершаться добрым волшебствам? Ночь, ёлка, огромное сосредоточение позитивных эмоций!

Странные книги снимает иногда рука с полки — и открывает их на столь же странной странице. Сказка? Полноте. Черноватая ирония Гофмана, граничившая с сарказмом, хорошо известна. (Интересно отметить, что сам Гофман считал «Золотой горшок» своим абсолютно лучшим произведением.) Но, впрочем, если и сказка, то, все-таки, как написал автор, «НОВОГО ВРЕМЕНИ». И его ли, автора, времени? Или и... нашего тоже?

Превосходная, блистательная повесть в 12 вигилиях. Причудливая вязь фантазии переполнена мистикой и глубочайшим, немыслимым по тем временам психологизмом. (Интересно у Гофмана — непременное подчеркивание титулов: социального статуса персонажей, непременной их маски. Стоит ли говорить, что у большинства персонажей за этой маской-ролью ничего ведь более и нет. «Студент Ансельм», «конректор Паульман», «регистратор Геербранд», «тайный архивариус Линдгорст», и так далее, практически без исключений, и никогда – просто по фамилии. Кстати, персонаж «Выбора невесты», предводитель канцелярии Тусман, страшно обижается, когда маг и золотых дел мастер Леонгард кличет его запросто «Тусманом». Очень, очень много говорит это и о времени, и о месте – бюргерской Германии начала XIX века. Как, кстати, и о любом обществе, выстроенном по такому же чиновно-чинному образцу. (Ну, то есть, хотя бы «помощник депутата Законодательного собрания» — а ведь без этого и жить как?)

Великолепен алхимический рассказ архивариуса Линдгорста (по сути — мага) о происхождении мира, о волшебных цветах в волшебных долинах, о сражении юноши Фосфора с драконом и о вещах, о которых пишут и нынешние авторы (и «визионируют» мистики-визионеры) — и сам рассказ, и реакция на него добропорядочных слушателей:

- Но позвольте, все это только одна восточная напыщенность, почтеннейший господин архивариус... а мы ведь вас просили рассказать нам, как вы это иногда делаете, что-нибудь из вашей в высшей степени замечательной жизни...

- Ну так что же?.. То, что я вам сейчас рассказал, есть самое ДОСТОВЕРНОЕ из всего, что я могу вам предложить, добрые люди, и в известном смысле оно относится и к моей жизни...

_______________________________________

Особенно же поразителен — и в немалой степени пугающ — рассказ о странном (страшном? предвосхищающим и Кафку, и Дика?) происшествии со студентом Ансельмом, когда за оплошность при переписывании старинной арабской рукописи он оказался посаженым... в стеклянную банку. (Заранее прошу прощения за длинную цитату из книги.)

________________________________________

...Тут Ансельм увидел, что рядом с ним, на том же столе, стояло еще пять склянок, в которых он увидел трех учеников Крестовой школы и двух писцов.

— Ах, милостивые государи, товарищи моего несчастия, — воскликнул он, — как же это вы можете оставаться столь беспечными, даже довольными, как я это вижу по вашим лицам! Ведь и вы, как и я, сидите закупоренные в склянках, и не можете пошевельнуться и двинуться, даже не можете ничего дельного подумать без того, чтобы не поднимался оглушительный шум и звон, так что в голове затрещит и загудит. Но вы, вероятно, не верите в Саламандра и в зеленую змею?

— Вы бредите, господин студиозус, — возразил один из учеников. – Мы никогда не чувствовали себя лучше, чем теперь, потому что специес-талеры, которые мы получаем от сумасшедшего архивариуса за всякие бессмысленные копии, идут нам на пользу; нам теперь уж не нужно разучивать итальянские хоры; мы теперь каждый день ходим к Иозефу или в другие трактиры, наслаждаемся крепким пивом, глазеем на девчонок, поем, как настоящие студенты, «Gaudeamus igitur...» — и благодушествуем.

— Они совершенно правы, — вступился писец, — я тоже вдоволь снабжен специес-талерами, так же как и мой дорогой коллега рядом, и, вместо того, чтобы описывать все время разные акты, сидя в четырех стенах, я прилежно посещаю веселые места.

— Но, любезнейшие господа, — сказал студент Ансельм, — разве вы не замечаете, что вы все вместе и каждый в частности сидите в стеклянных банках и не можете шевелиться, двигаться, а тем менее гулять?

Тут ученики и писцы подняли громкий хохот и закричали: «Студент-то с ума сошел: воображает, что сидит в стеклянной банке, а стоит на Эльбском мосту и смотрит в воду!..»

_______________________________________

И вот то-то и страшно, что в БАНКАХ-ТО — ВСЕ. Но видит это (и понимает) лишь один бедолага Ансельм. Как же обществу-окружению не ржать весело? «Студент-то с ума сошел!..»

Пугающий, точнейший рисунок с натуры (что 18-го века, что 21-го). И блистательная, гениальная, БЕССМЕРТНАЯ повесть.

Волшебная, феерическая сказка. Интересная и необычная. Она, как и все у Гофмана, наполнена красивыми героями, яркими красками и необычными декорациями. В сюжете тесно переплетена детская сказка о волшебстве с мистической историей.

Решил ее прочитать после услышанной истории, что автор в образе Щелкунчика изобразил себя. Он не блистал красотой, но любил красавицу. И «Щелкунчик» — это его мечта превратиться в прекрасного принца, мечта о любви. Книга так и кричит о желаниях своего создателя и горько, что в настоящем мире нет места прекрасному волшебству.

Чтение повести меньше всего вызывало ассоциацию с детской сказкой. Порой в некоторых моментах она больше напоминала предка современных хорроров — ужас, подчеркнутый мистическим духом, так и «веет». Но все заканчивается, как и положено в сказках, победой добра.

Эта повесть стала основой целого семейства мультфильмов, балета. И надо сказать если вы читали книгу, но не видели балет — то вы не сможете полностью оценить всю красоту творения Гофмана.

«Эликсиры Сатаны» читателю, привыкшему к современной прозе, будет читать действительно довольно сложно. Возможно даже и тому кто читал много литературы 18-19 веков она покажется поначалу неинтересной. Главное при чтении книги — это не бросить ее в самом начале. После нескольких десятков страниц оторваться невозможно.

Когда я ее читал, я буквально чувствовал, как мозг сопротивляется восприятию этого романа — сложные имена, устаревшие слова, много героев, при чем большинство из них в родстве между собой. . . — все это поначалу никак не запоминалось и не могло уложится в голове. Но я себя пересилил и прочитал до конца. И, знаете, я получил удовольствие от прочтения. Это просто отличный роман, настоящий готический, а не современная стилизация.

Двоящаяся оптика сказки про «Золотой горшок» это не просто литературный приём. Это двойная пародия — Гофман одновременно высмеивает оккультные науки, соединяя алхимическую терминологию с банальностью городской жизни Дрездена, и вышучивает невероятно модные в тот период масонские ложи, создававшие своего рода параллельную реальность, в которой скромный чиновник городского управления мог быть каким-нибудь Великим Мастером или Повелителем Драконов.

Соединение повседневной пошлости с не менее пошлыми фантазиями о сказочных королевствах, где звенят хрустальные цветы и поют змеи, даёт поразительный эффект разрушения волшебства: перенёсшийся в сказочную страну Ансельм оказывается владельцем прелестного домика с садиком, как будто и не покидал берегов Эльбы.

Сказка про Золотой Горшок очень горькая и пессимистичная, но мрачный скептицизм Гофмана хорошо замаскирован разного рода литературными клише, так что печальный финал окончательного погружения в иллюзию выглядит триумфальной победой всех героев этой замечательной повести — лишь странная старуха с окраины Дрездена выброшена прочь из приличного общества волшебников-масонов и позитивистски настроенных бюрократов.

Рассказ в каких-то моментах напомнил сказку Бажова «Хозяйка медной горы». Возможно, Павел Петрович что-то заимствовал у Гофмана или они оба вдохновились одной темой. В любом случаи это сугубо субъективные ощущения и у вас их может не быть.

Юноша, запутавшейся и разочаровавшейся в жизни, лишившись всех родных и близких, решает бросить ремесло моряка. К этому его агитирует весьма странный, пожилой рудокоп. И вот, загоревшись желанием, он идет на рудник, где любовь придает ему сил в новом начинании. Все вроде бы хорошо и мечта близко, но подземная царица завладела юношей, и он стал ее каменной слугой.

В поисках лучшего (в данном случаи лучшее — руда и драгоценные камни) и с талантом, данным ему царицей, герой с фанатизмом преследовал идею найти лучшей материал. Тот камень, что он обещал принести невесте на их свадьбу, является его целью, его идеалом, но следуя за ним, герой погиб. Жалко, жалко мне бедного юношу. Сирота, потерявший смысл в мореплавании вместе со смертью матери (ведь он мечтал привести ей товары из иноземных стран), привлеченный на рудник с целью перемен, работавший ради любви и умерший из-за наваждения. Что за судьба!

Не менее печальна жизнь его невесты Уллы. Этот ежегодный ритуал надежды, встреча с любимым и их общий конец не оставляет равнодушным.

Грустный и мрачный рассказ с мистикой о любви и горе.

Сказка ложь, да в ней намек... намек на современный шоу-бизнес. Продюсер с помощью волшебной долларовой палочки превращает жалкого уродца Крошку Цахеса в супер-мегазвезду Циннобера. А уж церемонии вручения всевозможных «зеленокрапчатых тигров с алмазными пуговицами» регулярно радуют нас на всех каналах, диапазонах и глянцевых страницах.

Я не вижу мистики в данном произведении, полностью соглашаясь с одной из героинь, Кларой, еще в начале истории уверявшей, что Песочный человек — лишь плод воображения главного героя, склонного к мистицизму и романтическому восприятию действительности, а как позже еще и выясняется, неустойчивого в плане психики. А механическая кукла, легко вошедшая в светское общество и «влюбившая» в себя этого легковерного юношу, — явление вполне вневременное и повсеместное: мало ли на свете загадочных дур заводных и людей, не усматривающих в подобном поведении ничего странного. А если учесть, что это один из первых роботов в литературном произведении, то рассматриваемый «ночной этюд» переходит в разряд предтеч твердой научной фантастики с элементами хоррора и сатиры.

Еще одна удивительная, провидческая история, рассказанная Гофманом, и опередившая свое время. ...В большом городе Париже совершает свои преступления неизвестный убийца. О нем известно лишь то, что он ничем не отличается от добропорядочных и законопослушных граждан. Общественное спокойствие под угрозой — повсеместное распространение получают страх и подозрительность. Каждый человек имеет «двойное дно», каждый является совсем не тем, кем он представляется по своей повседневной, общественной жизни. Любой может неожиданно оказаться убийцей, либо превратиться в него. Современные социологи называют такое состояние человека «феноменом анонимности» (особенно ярко данный феномен проявляется в Сети:smile:). Затерявшись в огромной, безликой массе, индивиидум может позволить себе выйти за пределы своей социальной роли. Страх современного общества перед «серийными убийцами», «маньяками» и т.п. блестяще был предугадан Гофманом еще в начале 19 века.

Философская сказка, одновременно страшная, и исполненная язвительной и саркастичной иронии. Гофман пишет о страшных и трагических последствиях одержимости человека неким бесом, или, как говорят сейчас, о власти подсознания над сознанием. Своеобразной современной реминисценцией на главную тему «Песочного человека» является роман С. Кинга «Темная половина».

«Эликсиры сатаны» — это квинтэссенция готического романа, эталон, с которым я сверяю все произведения данного жанра и вынужден признать, что чего-то лучшего за два прошедших столетия так и не написали. Изощренность мысли, тайны и врывающаяся в жизнь мистика поражают. Читать (особенно в самом начале) очень непросто, чувствуется печать времени, но если удастся к стилю автора привыкнуть, принять и понять его, удовлетворение от прочтения романа обеспечено. Это вещь для ценителя.

PS. Читать нужно ночью, в удобном кресле, при свете настольной лампы, с пледиком, чашкой горячего чая... Чтобы погрузиться в мрачный мир Гофмана полностью.

Бессмертная сказка, или Воспитание добротой

***************************************

«Я похож на детей, родившихся в воскресенье: они видят то, что не видно другим людям»

(Эрнст Теодор Амадей Гофман)

***

«Ах, братец, братец, ну и чудеса!».

(«Щелкунчик и мышиный король». Э. Гофман)

***

В самом деле, почему подавляющее большинство читателей во всём мире восхищается гофмановским «Щелкунчиком», написанным более 200 лет (1816 г.), им вдохновляются композиторы, художники, режиссёры, зрители и читатели, но находятся и такие, которые с размаху ставят «двойки», заявляя: «А вот не произвело на меня впечатление! Можете считать меня недалёким! Ну, вот о чём эта сказка? Чему она учит?»

Действительно, что в «Щелкунчике» такого особенного, что он покорил весь мир? Что привлекает в ней и детскую читательскую аудиторию, и взрослую? Есть ещё один аспект творчества Гофмана: мировое литературное наследие. В чём феномен произведения? К тому же интересный факт: современники не то, чтобы благосклонно, но скорее наоборот, восприняли самое известное произведение Гофмана. Причём на столько, что он посчитал его полным провалом! В результате появился короткий рассказ-сказка «Неизвестное дитя». Это тоже рождественская сказка, как и «Щелкунчик», о детях, которые дружат со сверхъестественным существом, гонимым и преследуемым своим врагом – мухой. Весьма символичное название сказки. Не правда ли? Она не приобрела широкой известности и популярности.

Попробую разобраться. Может быть у меня от «Щелкунчика» остались лишь детские, тёплые, ностальгические воспоминания, а сейчас, в зрелом возрасте, от их очарования не осталось и следа?

Читаю полный текст повести-сказки «Щелкунчик и мышиный король» Эрнста Теодора Амадея Гофмана, а также одновременно сокращённый вариант (для сравнения). И, вообще-то, — небо и земля, хотя суть та же … Неожиданно … Отличаются, как истинная сказка и её вольный пересказ.

…

Но вот сказка прочитана. Не побоюсь сказать, что я в восторге. Бесподобная повесть-сказка!

Сказка написана для детей возраста 7 лет, как и было главной героине Мари. В первую очередь восторг вызывает то, что талант Гофмана невероятным образом возвращает читателя в возраст семилетнего ребёнка. Он сам смотрит на мир его глазами, грезит и мечтает, как ребёнок, и читатель вместе с ним вращается на его орбите. Причём ощущение того, что всё происходило два века тому назад, атмосфера и дух того времени просто удивительны. Словно на машине времени переносишься в ту эпоху.

Оказывается, когда-то давно я читала сказку о Щелкунчике, но не ту, что сегодня. Это был сокращённый, «детский» пересказ. Две совершенно не сравнимые вещи!

Повесть-сказка абсолютно в европейском духе. Кондитерский рай для малышей того времени – это чудо из чудес. Сейчас наших деток не удивишь никакими сладостями и кондитерскими изысками. А тогда … Но пряничные домики, молочные реки и кисельные берега – все эти съедобные чудеса встречаются часто и в фольклоре, и в детских книгах. Вот таким чудесным раем заканчивается сказка. Это необычная сказка. Но, что же это я с конца начала? Давайте по-порядку.

В чём, на мой взгляд, необычность сказки? Гофман создаёт симбиоз мира иллюзий с реальным миром. Эти два мира так глубоко проникают друг в друга, что отделить их невозможно. Он смешивает чудеса различных времён и народов с собственным вымыслом. Волшебство у Гофмана проявляется в самых привычных вещах, в самой обыденной жизни. Например, игрушки оживают по ночам. Наделить обычные вещи фантастическими способностями – это придумка Гофмана. Позднее его приёмами будут пользоваться и пользуются до сих пор писатели-сказочники и пишущие в жанре фэнтези. Уже только за это мы должны сказать: «Браво, Маэстро!»

Знаменитая волшебная история «Щелкунчик и мышиный король» — это шедевр оживания механизмов. Она представляет собой сказку в сказке: «Орех Кракатук» (так могла бы она называться и так её называют в различных пересказах и произведениях), рассказанная в семье Мари. Невероятная волшебная сказка, которую воплощали в своих работах и художники-мультипликаторы, и другие творческие люди. История Мари и Щелкунчика – это и сказка, и фантастическая реальность. Волшебство, с которым читатель встретится в этом произведении, удивительно и незабываемо. За это ещё один весомый поощрительный бонус сказке.

Кроме того, удивление вызывает и загадочное обстоятельство, толи история с Щелкунчиком всего лишь приснилась Мари, толи произошла на самом деле. Необычно, не правда ли? Загадка … Необычно. Автор заставляет нас немного пофилософствовать. Разве это не заслуживает поощрения?

Хотя эта история написана для детей, проблемы, затронутые в ней, не совсем детские. Здесь читатель окунается сразу в три мира: мир людей, мир мышей и мир кукол. И во всех этих мирах автор затрагивает общечеловеческие проблемы морали и нравственности с помощью главных героев произведения – семилетней девочки Мари, Щелкунчика (игрушки и человека), Дроссельмейера и антигероев – Мышильды и Мышиного короля.

Разглядеть за неказистой внешностью честное и благородное сердце, полюбить не за внешнюю привлекательность, которая ничего не стоит, а за те качества, которые делают нас лучше и счастливее, — это ли не подвиг для семилетней крохи? Это не «ми-ми-ми» и не «няшность» и не «ой-какой-хорошенький», которые теперь мы видим вокруг. Печально делается от этого …

Сказка несёт в себе мощный нравственный посыл: она наполнена до краёв добром, великодушием и состраданием к ближнему. Счастья, как великой милости и награды достойны те, кто чист душой, благороден и честен. К сожалению эти понятия всё чаще уходят из нашего обихода. Если о них не помнят, не знают, то как тогда понять «Щелкунчика»? Страшно подумать, но не поэтому ли кто-то ничтоже сумняшеся ставит оценку «два» за изумительное по своей красоте и силе духа произведение Гофмана? Не понимают …

Конечно же, как и любая добрая сказка, «Щелкунчик и мышиный король» символизирует победу добра над злом. Кроме того, она – гимн стойкости, жертвенности, храбрости и невероятных терпения и веры. За все эти прекрасные качества Мари получает в награду друга и встречает свою любовь. По-настоящему счастливым может стать человек, который умеет верить и ждать, отдавать без сожаления во имя сострадания, проявлять заботу и чуткость. Учиться этому надо с младых ногтей. Поэтому эту сказку надо читать детям, обсуждать вместе с детьми. В этом тоже доброта, забота и воспитание.

Осталось пожелать всем быть чуткими и счастливыми. Читать умные сказки для себя и своих деток!

А мне было жаль несчастного уродца Цахес, чисто по-человечески. Когда все над ним насмехались, обзывались, ведь он и так от рождения был обижен судьбой... Хотя гадким от рождения он был не только снаружи, физически, но и изнутри. Так что тем более странно выглядел подарок «доброй феи», которая могла, надо думать, наделить его какими-то внутренними талантами, что бы хоть отчасти компенсировать уродства внешние, или наградить удачей, да хоть каким-либо мастерским умением, полезным, чтоб зарабатывать на жизнь. Вместо этого наша Крошка получает дар присваивать себе чужие заслуги! Именно так, кто-то удачно спел, выучил урок, написал стихи, сделал ещё что-либо достойное всеобщего одобрения, а хвалят за это нашего Циннобера, взявшего себе это более важное именование вместо селянского Цахес. Этот, с позволения сказать «дар», несёт всем окружающим несчастье, разочарование, вносит сумятицу и раздор. И что здесь, скажите на милость, доброго? Это действительно какое-то кривое зеркало, раз добрая фея не видит зла от того, что она творит.

Но это, так сказать, внешний слой, а есть здесь, как и в остальных сказках Гофмана, и глубина и философия, все нюансы которой мне помогают постичь, если я чего-либо пропустил уловить при чтении, здешние отзывы уважаемых фантлабовцев. Да, действительно, сказка повествует про «Мерзкого уродца, присваивающего чужие заслуги, околдовавшего целое государство настолько, что стал им управлять», и да, в нашем мире и в наше время эта история, к сожалению, остаётся актуальной как никогда, а племя Циноберов пока не переводится. Но вот намёка, что Гофман мог писать сатиру на Наполеона, я не разглядел, а любопытно если так. Хотя с другой стороны, я и на теперешнем властном Олимпе, и не в одной стране, легко могу разглядеть сразу нескольких Циноберов, и как-то странно, что они, в большинстве своём, оказываются недомерками...

А как интересно у автора выглядит понятие Просвещения? Ведь при этом слове представляешь себе строительство школ, развитие вузов, популяризацию науки и т.п., правда? А князь из сказки его просто взял и объявил! ..Указом! А я бы так не догадался. Но этого мало. Вместо строительства школ и остального по списку, мы можем много легче начать искать врагов Просвещения и начать с ними бороться! Эко замутил, молодец. А бороться значит запретить, выгнать, изнечтожить всех фей, магов и всё волшебство, что было в стране. Это вам ничего не напоминает (ну, помимо аллюзий к современной политике)? Конечно, это же начало культового мультфильма про Шрека! Вот откуда режиссеры вдохновение черпали! И фея «добрая», хоть и не Розабельверде, тоже присутствовала во второй части этого мультика.

А вот необходимость доброго волшебника Проспера Альпануса, последнего из великих, покинуть наш мир и переселится в свою далёкую волшебную страну, напомнила мне другой сюжет, сюжет когда эльфы собираются у моря, садятся на свои корабли и тоже покидают наш мир, унося с собой свою сказку... потому, что так надо.

Ещё упомяну очень образный, своеобразный, сказочный язык Гофмана, именно он придавал этой достаточно жесткой, философской сатире волшебной сказочности.

К своему стыду я ничего не читала Гофмана, кроме самых популярных детских сказок, и то в том возрасте, в каком их читают еще с картинками и в адаптированном варианте, так что «Повелитель блох» был для меня изрядным открытием.

Гм. Говорят, Гофман сильно пил, во всяком случае, это изрядно объясняет все, что происходит в тексте. Никакой нормальной фантазией сочинителя это объяснить решительно нельзя. Вот вам торговый город Франкфурт, в котором живет мирный, уважаемый и богатый человек; у него есть приятель, некий Йельский студент. И в один прекрасный момент этот студент, тоже вполне приличный на вид человек, вдруг заявляет с жутким пафосом: «Я — Чертополох Цахерит!» Далее оказываются, что у других окружающих нашего героя, господина Тиса, приличных бюргеров тоже есть двойники из области за гранью безумия. В целом это напоминает то, как построен Кинговский талисман, только герои действуют исключительно на «этой стороне» мира, или, извините, на стороне трезвых.

Все происходящее в тексте в целом опровергает авторитетное заявление папы дяди Федора, что «С ума поодиночке сходят, это только гриппом все вместе болеют». Начиная со второго приключения, когда появляются все эти девицы, про которых вдруг выясняется, что это «принцесса Гамахея, дочь великого короля Секакиса», Чертополохи Цахериты, «Гении Тетели» и «Мерзкий принц пиявок», которые по совместительству и на вид тоже являются вполне приличными бюргерами — в общем, в этого момента становится очень смешно. Я еще не читала, а слушала в исполнении актера Литвинова, знаете, такая старая советская актерская школа начитки, с выражением, в подделыванием голосов, с паузами и большим диапазоном тона — так еще комичнее, хотя как-то быстро утомляет и хочется почитать учебник по алгебре для отдохновения. Уж не знаю, насколько эта комичность была нарочитой — вряд ли, учитывая, что итоговый пафос точно не преследовал комическую цель (хотя достиг ее). Во всяком случае, прелесть текста в том, что градус безумия зашкаливает настолько, что нельзя предсказать дальнейшие события, и поэтому сохраняется интрига и определенный интерес. Хотя, конечно, происходящее в тексте все равно настолько выходит за пределы логики, что воспринимать сюжет сколь-либо линейно просто бессмысленно.

Я одного не поняла. Наш Перегрин Тис, который на протяжении всего времени действия оставался один самим собой, под конец, как выяснилось, оказался «самим королем Секакисом». С этим еще можно смириться. Но ведь он же крутил с девицей с непроизносимой фамилией, которая на полставки подрабатывала «принцессой Гамахеей, дочерью самого короля Секакиса» («Сам Себряк», практически). Получается, это был бы инцест...

Подводя итог, стоит признать, что по части кислотности Гофман этим текстом уделал практически всю современную альтернативную литературу. Как ему удалось такое без синтетических наркотиков — видимо, все-таки нужен талант.

Сложно было читать, продираться через ликующий шум в воздухе, в водах, на земле, чудные ароматы, разноцветные насекомые, сверкающие алмазы выглядывающие из земли, благоухающие цветы с их ароматом как чудное пение тысяч флейт, хрустальные колокольчики с диссонансом, шевелящиеся кусты, взор дивных глаз с жарким влечением с пламенным желанием и так далее, и так более вычурнее.

Читая про старуху, которая со своими товарками занималась кликушеством а также проклинала за то, что наступили нечайно на ее корзинку, и которая за это выдрала последние деньги с рук, то вспомнила указ Петра Первого который видел в кликушестве притвороство с целью оговорить невиновного человека. Вспомнила, что 1715 году Петр Первый издал Указ : «ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то, сих имая, приводить в приказы и розыскивать» (то есть допрашивать под пыткой). Но, это было в России, а описываемое действие происходило в Дрездене. Автор так красноречиво описал ведьму, и столь живописал переходы с одного образа на другой этой ведьмы, что прямо жутко становилось, вспоминая средневековую историю Европы, в которой так любили сжигать всех не понравившихся женщин, под видом уничтожения ведьм.

Главный герой Ансельм, — этот персонаж вызывает неоднозначное восприятие, потому как создалось впечатление, что живет он в каком то особенном мире, в котором и солнце ярче светит, и вода вкуснее, и воздух прозрачнее, куда уж до реальности. По мере прочтения, начинаешь думать о том, что всё что вокруг нас, что окружает, всё зависит от нашего всприятия, т.е. как говорят, — невозможно изменить окружение, а возможно изменить наше отношение к нему, и мир воспринимать в положительном ключе, а не в бледном подобии несчастного существования.

Эта сказка — урок для добросердечных. Досточтимая фрейлейн, давшая увлечь себя прирожденной доброте, одарила неразумного. Незаслуженные блага портят, поэтому маленький Цахес и стал таким негодяем.

Зловещий карлик, Циннобер, заколдованый и умевший наводить на людей порчу — счастливчик. Мне больше жаль сына пастора пригожего, золотокудрого трехлетнего мальчугана, о чьей горькой судьбе мы можем только догадываться.

Понравилось описание того, как причудливо чистейшая, сокровеннейшая любовь принимает во внешней жизни несколько шутовское обличье.

И запомнились слова Бальтазара: «ты, словно одержимый, гоняешься за мной по пятам и часто лишаешь меня наслаждений, о которых не имеешь никакого понятия».

Сказочен дом доктора Альпануса. Износившиеся талисманы каменного пола, чудесное зеркало, лягушки-садовники, карета, волшебный лорнет…

Для сказки здесь много философских отступлений. Например, о просвещении в государстве.

Также автор высмеивает «просветителей»:

И, читая сказку Гофмана, соглашаешься с ним: У каждого своя доля. Ни для человека, ни для целой страны не может приключиться ничего худшего, как не существовать вовсе.

И хочется повторить за Бальтазаром: Я сам – чудо! Волшебник-микрокосмос хозяйничает во мне!

Это безумная сказка! Это безумный мир человеческого воображения, помноженный на энергетику чистых эмоций! Завораживающая, мистическая, волшебная история! Почему-то кажется, что предназначена сказка, отнюдь не детям, а именно взрослым (хотя бесспорно, для детей она шикарна!).

Не перестаю восхищаться манерным и изящным языком автора и загадочностью развития сюжета, несмотря на кажущуюся его очевидность!

Настоящая сказка!

Во-первых, это редкий пример нескучной книги, которую проходят в школе. Ибо гротескные персонажи, не растерявший за века привлекательности юмор делают чтение занимательным. Во-вторых же, это пример довольно таки глубокой сказки, где волшебство, которым обладает Цахес -явная метафора родительского влияния и денег, которые позволяют ни на что не годным уродам занимать высокие должносные посты.

«Песочный человек» оставил тяжелое впечатление. Страшный конец Натаниеля, на мой взгляд, является следствием его неустойчивой психики и слабой нервной системы, а не козней злого колдуна. Натаниель даже не пытается бороться со своими внутренними страхами и дурными предчуствиями, напротив он отдается им безоглядно и даже получает от этого какое-то мрачное удовольствие (например, когда пишет стихи для Клары). Мне кажется, что в письме Клары Натаниелю, автор излагает свои собственные соображения о том, что наши страхи могут причинить нам вред только тогда, когда мы в них верим и тем самым наделяем силой и властью над нами.

Мне очень жаль Натаниеля.:frown: На него не могла не повлиять ужасная смерть его отца и мрачная атмосфера, в которой проходило его детство. Из-за этого Натаниель испытывает такую обреченность и склонен к фатализму, власти злого рока над его судьбой. Но по-настоящему роковым для Натаниеля стало предательство им любящей и преданной Клары и похожая на навождение страсть к бездушной Олимпии.

Я думаю мораль этой сказки такова: не стоит идти на поводу у своих страхов и предчуствий (самовушение никто не отменял), нужно верить в лучшее и ценить то, что имеешь!:smile:

Гофман жил в раздробленной Германии, где творческому человеку неминуемо приходилось прибиваться ко двору какого-нибудь герцога или барона.

Вслед за WiNchiK и etoneyava хочется пожелать читателям вовремя распознать цахесов, подбирающихся к плодам их трудов.

И всем нам — создать верную вакцину от подобострастия и поклонения ничтожествам.

Второй роман из первой волны произведений в жанре готического романа из прочитанных мною. Да, видно, что книга изрядно вдохновлена «Монахом» Льюиса — и одновременно это нечто куда более тяжелое во всех смыслах, особенно в смысле написания и впечатлений. Добро пожаловать в мир истинно католической возвышенности, беспримерных подвигов за веру и жестоких трипов, сопровождающих духовные поиски.

Монах Амбро, ой, то есть, Медард — «сын великого грешника», человек больших дарований и горячей веры — впадает в искушение и заглатывает в одно рыло хранившуюся в монастыре в качестве реликвии бутылку, по преданию, принадлежавшую вместе с содержимым самому Сатане. Ещё до этого настоятель монастыря, верно уловивший брожения в юной душе монаха, решил освободить его от обета и выпустить на вольные хлеба. Не просто так, а с духовной миссией...

«Я пускаюсь в тяжкие.

Покупаю, открываю, выбрасываю.

Без содержимого ёмкость не имеет значения,

На что содержимое без ёмкости вполне значимо...»

Первое, что он совершил на своём пути, — это убийство мальчика...

В дальнейшем судьба забрасывала Медарда в избушку лесника (где он погостил некоторое время и пошёл дальше), в рыночный город (откуда ему пришлось бежать, опасаясь кары за убийство мальчика), в герцогский замок (где его даже посадили под стражу, но в скором времени выпустили)... И всё это время его сопровождали безумный монах, с которым тесно переплелась его собственная судьба, и некие абсолютно странные сущности, желающие ему спасения. Методы у этих странных сущностей под стать им самим. Например, во всеуслышание объявить на выставке в рыночном городе, что Медард убил мальчика (после чего Медарду и пришлось бежать). Впрочем, пути Господни неисповедимы. И там, где пряником угощать грешника не за что, ради спасения души выписывают кнут. Да, милосердие Божье настолько беспредельно, что даже убийца ещё может на него уповать.

Есть в этом романе своя «Антония». Её зовут Аврелия. Она — сестра убитого мальчика и родственница через энное колено самого Медарда, и её иконоподобная красота — самое жесточайшее испытание монаха, ради которого он то и дело прикладывался к заветной бутылочке. Он её вполне себе приземлённо хочет. Из её вскрытого письма становится ясно, что она с далёких-далёких пор не против. Ну, а далее события принимают неожиданные обороты. Выпущенный из-под стражи монах сорвал собственное бракосочетание с Аврелией вспышкой хвастливого гнева и втік з міста...

Прежде чем добраться до цели своего паломничества, Медард отлежал в дурке, а уже потом у него была уйма времени, чтобы сокрушаться по собственной, мягко говоря, неправедной жизни. Пережив восхваления и гнобления, возвышения и смертельные угрозы, он вернулся в родной монастырь, успев как раз к постригу Аврелии в монахини и, глядя на её решимость, набирается решимости и порывает с грехом. Бэд энд: дабы оба они примирились с Небесами, понадобилось вмешательство безумного монаха, во время церемонии напавшего на Аврелию с ножом...

Вся троица — Медард, Аврелия и безумный монах — потомки прОклятого рода, в котором водились и отъявленные богохульники, и убийцы. Чуть ли не сам Сатана толкал Аврелию и Медарда в объятия друг другу, дабы злой род не пресекался. Безумный монах — на самом деле переодетый граф, сошедший с ума. Он — полная противоположность Медарда и из-за действия эликсира их сознания временами причудливо переплетаются. Медарду повезло — ОН (как я поняла) НИКОГО НЕ УБИВАЛ, его шанс на спасение всё ещё очень высок, а монастырские стены отныне — надёжное его пристанище от мирских соблазнов. А для новоиспечённой Христовой невесты Аврелии спасением от нынешних и будущих соблазнов стала лишь смерть.

«Что ж вы веселитесь, вам бы так попасть в беду —

у своей любимой погулять на свадьбе,

да ещё на свадьбе, свадьбе с новосельем...

Как бы не заплакать при таком веселье.»

Так и заканчиваются эти Сто лет одиночества на католический манер.

Очень хорошая книга, между прочим. Мистика есть, жесть присутствует, всё расставлено по своим местам и названо своими именами, сильная религиозно-философская и психологическая составляющая, глубокая печаль по безвременно ушедшему светлому идеалу, которую лишь оттенили истории злокозненной Евфимии и безбожной язычницы — жены Франческо.

Удивительно, что тут ещё нет отзывов. И удивительно, что эта сказочная повесть не столь известна, ведь, на мой взгляд, она просто прекрасна. И уж точно ничуть не хуже «Золотого горшка» или «Щелкунчика», а в чём-то даже лучше их!

Может причина его не столь большой популярности в обращении к итальянскому каприччо, к комедии масок, к Гоцци (которого, я к стыду своему не читал, но чьё присутствие здесь не скрывает сам автор), к карнавальному сумасбродству – всё взамен немецкой серьёзности – но как же это идёт повести! Какой яркости оно добавляет гротеску Гофмана, какой фееричности!

Я читал повесть после «Фантазий в манере Калло» и после «Принцессы Бландины» – этой пародийной пьесы шиворот-навыворот; и так оно, наверное, лучше всего. Повесть будто продолжение всего этого. Она откровенно «в манере Калло» (сам автор на это упирает) – она впитала его двойническую мистичность (тут и волшебный мир, феи, колдуны, а вслед за миром двоятся герои, закручиваясь в любовный четырехугольник) аллегории (от зеркала юмора до символов практически алхимических, трудно растворимых, но, несомненно, несущих глубокий философский смысл), острое словцо и диковинные превращения. От «Принцессы Бландины» (а так же и от «Необыкновенных страданий директора театра») – театр. Выставленные на смех бездарные пьесы («Белый мавр»!) и их автор, театральные нравы, да и сам герой – самовлюблённый актёр-сумасброд, впрочем, вызывающий невероятную симпатию своими замашками и своей яркостью.

Маски, фантастические шествия, дуэли с самим собой, ломание героями «четвёртой стены», огромные очки и носы, подмены и обманы, страусы и золотые клетки, колдуны и шарлатаны (в одном лице), фантастические страны и швейные иголки. И всё это вырастает в отличнейшую, веселейшую, искромётнейшую историю. Не самая известная повесть Гофмана, но, по-моему, истинный скрытый его шедевр!

Из всего наследия Гофмана эту новеллу я люблю больше всего. В ней отсутствует фрагментарность, которую Гофман вводил в свои тексты по канонам романтиков Йельской школы. В «Крошке Цахесе» всё связано со всем. Есть начало, есть конец, а само действие развивается хоть и парадоксально, но логично. В общем, всё скомпоновано без лишних выкрутасов, которые милы сами по себе, но затрудняют восприятие целого.

Другими словами, в «Крошке Цахесе» есть все достоинства новелл Гофмана и нет его недостатков.

Странным образом новелла напоминает не столько романтические сказки современников Гофмана, сколько прециозную прозу XVII века, впрочем, поданную с нескрываемой иронией.

Кроме того, сказка начисто лишена морализма. Добрые феи расточают свои дары недостойным, обуяные лозунгом Просвещения администраторы безумствуют в манере инквизиции, а добродетель не вознаграждается. Положительные герои выигрывают своё сражение против лживого негодяя не потому что «в правде сила», а потому что оказываются хитрее самоуверенного интригана и сноба Цахеса. Добро побеждает Зло не потому что оно Добро, а потому что оно умнее — это аморально и пессимистично, но убедительно.

«Крошка Цахес» мог бы выглядеть ужасающе желчным памфлетом, но Гофман мастерски выстраивает дистанцию между читателем и героями, превращая интригу в своего рода «театр в табакорке» — ведь княжество, в котором бушуют страсти, невероятно маленькое, почти игрушечное...

Пожалуй, моя любимая вещь у Гофмана. Помню, как в детстве был очарован «вигилиями», заменившими опостылевшие «главы». Вигилия — ночное бдение; и вправду, нужно читать «Горшок» по ночам. Реальность и волшебство перемешаны так тщательно и искусно, что веришь всему — и безоговорочно: оживает ручка на двери архивариуса, рукава и фалды сюртука отрастают подобно сорнякам; гномы и альрауны кривляются на страницах справочника. Ансельм — милый чудак, оттеняемый своим другом, практичным реалистом Фабианом. Уж этого ничем не смутить: когда дворецкий архивариуса оборачивается цаплей, он лишь ограничивается замечанием: «Если ты пожелаешь дать этому парню на водку, то как найти у него карман?» Все волшебные приключения Ансельм воспринимает как должное, никаких там «боже, я схожу с ума» и в помине нет. Но Фабиан и прочие просто в упор не видят волшебства, призывая на помощь привычные шаблоны. Их способность любую невиданную вещь упаковать в прокрустово ложе обывательских представлений прямо-таки сверхъестественна.

А бой кота и попугая? А «научные» заметки о филистерах? В общем, читайте и наслаждайтесь!

Даже если отступиться от философских и теологических изысканий, «Ночные этюды» захватывают своей красотой, языком, тонким символизмом и настоящей романтической поэзией чувств. Гофман приподнимает завесу и, словно дым или туман, призрачное дыхание иного мира проникает в мир привычный, отчего случаются удивительные (хотя порой и довольно страшные) вещи, и разве достанет сил не заглянуть ТУДА? Но лихорадочный, часто граничащий с безумием, блеск в глазах тех персонажей, на долю которых выпали приключения, подсказывает насколько опасным может быть это соприкосновение с потусторонним.

Непременно читайте этот сборник глубоким вечером или ночью — тогда истории, собранные в нём, от прикосновения света месяца и звёзд раскроются подобно диковинному цветку, и по ту сторону книги Вы обретёте способности духовидца, магнетизёра и алхимика. Вполне возможно, этих знаний будет достаточно, дабы противостоять бродящему по миру в разных обличиях Диаволу и его искушениям, хотя пред неотвратимым, довлеющим Роком, коим пронизано творчество Гофмана и в котором судьбы людские увязают, как насекомые в янтаре, они потеряют всю свою ценность. Но всё же вновь и вновь пытливый дух будет искать ответов при встрече с тем ирреальным и необъяснимым, что запечатлено на страницах – и этой искрой в человеческой душе (именно в ней и свершаются самые великие мистерии), этим вечным странствием представленные этюды запоминаются более всего.

Так читайте же и вдыхайте нежные ароматы примулы и луноцвета; слушайте исходящую от книги благословенную тишину, нарушаемую разве что молитвой монаха да стуком влюблённого сердца. Но помните, что в любой момент в вашу дверь может постучаться Игнац Деннер, а то и сам Песочный человек, который заберёт Ваши глаза и унесёт их на луну

Бременем грехов согбенный, молит дух мой сокрушенный!

Если бы было позволительно охарактеризовать этот роман одним словом, я бы выбрал «смирение». Ибо, несмотря на то, что Гофман все проявления чувств наделяет здесь какой-то первородной стихийностью, книга отличается медиативной медлительностью и монотонностью, напоминая то ли исполинское древо, то ли могучую реку, переправиться через которую можно только ценой неимоверных усилий. Это книга действительно из тех, которые даются нелегко, но в тяжелой атмосфере, пропитанной проклятием, грехопадением, кровью, ядом и ужасными двойниками есть нечто — готическая ли атмосфера, христианская мистика, немецкий ли романтизм, — касающееся потаённых, столько редко звучащих, струн души, что и не даёт отложить произведение. И, хотя, тема извечной борьбы добра и зла не станет откровением для современного читателя, едва ли можно остаться безучастным к «размашистой» судьбе Медарда, выписанной с таким тщанием, что в ней, как в бездонном колодце отражается вся двойственность человеческой природы, её крещендо и диминуэндо — немногие авторы отваживались заглянуть в такие бездны. Из этих же бездн роману передался и иррациональный страх, которому Гофман придал форму видений и одержимости и который страшен как раз своей близостью к человеку — он преследует читателя как тяжёлое, дурное сновидение.

Для глубокого, неторопливого чтения осенними вечерами сложно найти более подходящую книгу.