Написано очень хорошо, история жизни одной кошки... Но — это совсем не детская повесть. Слишком жестокая, слишком много всевозможных зверей и птиц погибло по ходу повествования. Поэтому, от меня за стиль и красоту написания — «отлично», но за жестокость — «неуд».

Прекрасная повесть. Не совсем уж детская, конечно. Но как же я болел за недопеска, когда он сбежал со зверофермы на Северный полюс! И вроде кино давно смотрел, и знал, чем дело закончится — все равно! И как я был рад, что в конце концов он сбежал и, думаю, добрался до Полюса)

Прекрасная книга, отличное дополнение приключений Васи Куролесова. Вот читал и вспоминал те времена — и Птичий рынок, и электрички, и маленькие подмосковные города... Именно там все и было. Даже жалко, что мультфильм по этой повести не сняли)

Самое время прочитать этот рождественско-новогодний рассказ Юрия Иосифовича Коваля — как раз на новогодние праздники. И ведь вправду, дышит от него снегом, праздником, суетой. В сутолоке перестроечного рынка, отец нашел для сына елочку, сотряпанную не из веток, а настоящую ровную и разлапистую. Простояла она и Новый год и Рождество Христово (а что простояло и Рождество — подчеркнуто особо, ведь уже 1992 год, как никак) И вот, как ни старался сохранить то детское ощущение мальчик ,пришлось рано или поздно с елочкой расставаться. Но, через призму этого предновогоднего расставания с детством, радостью и волшебством — почему бы и не совершить последнее чудо — елочку следовало посадить. А вот прижилась она, или нет — решать читателю. И верить в чудеса...

Хорошо пишет Коваль. Но данная повесть, на мой взгляд, послабее остальных из цикла про Васю Куролесова. Но написано зато как)

Моя душа собачника разрывалась надвое. С одной стороны, у фокса нет мертвой хватки, и в схватке с барсуком у него нет шансов — это совсем не лиса. Поверьте уж на слово, у меня терьер, но сильно побольше фокса. А уж оставить собаку на улице... С другой стороны — удивительно хорошо написано, увлекательно. Но собачникам не читать — украденная собака — это страшный сон!

Хорошая книга. Начинается повествованием о исполнении мечты героя — иметь самую легкую лодку в мире — а заканчивается фантасмагорией и буффонадой. Почти продолжение «Суер-Выера» (или начало?). Поход к мечте оказался сложным, как у героя, так и у капитана-фотографа. В какой-то момент персонажи попадают в сказку, и тут завертелось... Очень хорошо написано, очень.

Начал читать — ну чушь же. Потом втянулся. Потом понравилось так, что не оторвался, пока не дочитал)

Да, абсурд, сюрреализм, местами, наверное — капустник. Но как написано! Такие обороты, такое использование неподходящих, с первого взгляда, слов... Так писать, на мой взгляд, могут совсем немногие.

Правда, сначала мне показалось, что передо мной — веселая, шутливая книга. Но потом я все-таки решил, что книга немного грустная. Но хорошая же!

'А вот простой, казалось бы, августовский день. Среди молочно-белого тумана, перекликаясь в завесах тяжелого и влажного воздуха можно заблудиться, а можно и созорничать. И вот тогда незначительный эпизод внезапно связывает что-то тревожное, почти трагичное. Но, автор ведет нас, успокаивая себя ,мальчишку, взрослых мужиков, и возможно — овцу. Но, без шуток, страшная августовская гроза в сумерках еще не убраных картофельных полей, в тоске неприкаянных бесконечных равнин и перелесков, среди страха и непонимания, которые превращаются в суеверное, архаическое, фольклорное — это тот самый русский заветный хтонизм. И вот тогда, чтобы спасти себя от страха на ум приходит утро, молочно-белый туман, и голос в сыром воздухе, который уже через пару минут станет новой быличкой или сказкой.

А есть у Коваля и ряд рассказов, которые выбиваются из общей стилистики лубочно-таежно-романтического. Скорее, они похожи на что-то распутинско-шукшинское. Впрочем, все равно, они «ковалиные». Знатоки творчества Коваля поймут, почему герой этого микрорассказа оказался один в рыбоохранной конторе, и откуда у него с собой была нельма и штурвал, но именно этот дневниковый шарж раскрывает нам что-то, что иногда роднит допустим Крапивина с Лондоном. Крапивинские мальчики, рано или поздно, вырастают, и, иногда, их душу наполняет случайная лиричность и внезапная романтика, причем под незатейливую песенку.

Впервые прочитал этот рассказ в подшивке старого журнала «Мурзилки», еще отцовского, с достаточно забавными иллюстрациями, показывающими лабаз этаким мансийским стилем, а Проньку-моториста уж совсем охламоном. Но, в этой ситуации вполне можно понять и страх молодого парня перед медведицей, и его одиночество, и дурной азарт, который терзал его практически год. теперь, сравнивая произведение с различными иллюстрациями, будучи взрослым человеком, все больше проникаешься ситуацией. Я уж не знаю, почему так получилось, но сто (100) банок сгущенки, не считая трех пудов муки, да впридачу мешка компота, да ящика масле — оставленные в тайге — это сильно, при том, что в следующем году на поиск алмазной трубки выделят столько же. Но не буду считать чужой припас. Дело в смекалке лесных зверей. И коваль снова, в свойственном ему стиле, неспешно рассказывает нам, как звери старались в лабаз проникнуть, а что было потом, лучше прочитать.

Из всех моих книг Коваля, «Кепка с карасями» 1974 года самая любимая, потому что иллюстрирована талантливым и внимательным к деталям Н.Устиновым, немного мрачновато и таинственно. «Лабаз» в этих иллюстрациях показывается нам более тревожным, а когда парень сам себе кричит на разные голоса, так и вовсе начинаешь ему сопереживать. В то же время стиль рассказчика пленяет еще больше, и ты засыпаешь под пение ветра в соснах.

В неприкаянности сумерек необыкновенной серой ночи, которая, быть может, могла бы быть и серебряной, да что-то у нее не получилось, разговор течет сам собой — присказкой, уютом теплого костра, горячим глотком крепкой ухи, или приглашенным незримыми гостями. А быть может, кто-то придет незваным на этот огонек, растворенный седой неотвратимостью ночи. Так и героям повести лениво, нежданно явился редкий и интересный зверек, ожививший и сделавший ярче ленивую неспешность ночи. Все это оставляет в памяти приятные воспоминания о прочитанном, и, как ни странно возрождает в глубине сердца воспоминания собственные, растворившиеся в предрассветном тумане.

Совсем недавно у меня появился повод, чтобы вспомнить этот рассказ Юрия Иосифовича. По делам поисковой работы на местах сражений Гражданской войны, судьба занесла нас на обрывистый берег у села Никольск Кабанского района, и, в тот дождливый день мы, кубарем скатившись с песчаного обрыва прямо в деревню, зашли в местное сельпо (вот именно так, а не просто магазинчик современного типа) Здесь дело было не в антураже, где в обычной бревенчатой избе начала XX века в центре комнатки стоит печь, а вокруг, вперемешку, разлодены товары — от верхонок до каких-то уж совсем пестрых женских халатов, переложенных пачками махорки (от моли видимо) и красиво убранных консервных банок и коробок с различной снедью. Здесь смысл был заложен в том, что это место было культурно-досуговой площадкой, где бабушки, сидящие тут и там сразу же обсудили нас, а потом стали получше продавщицы советовать товары.

И вот, я вспомнил «Клеенку», красивую, с полевыми цветами, по энному отрезу в одни руки. И доброго дядьку зуя, который не только всем отделил от своего отреза по лишнему количеству ,но и приговаривал-присоветовал, заботился, чтобы не испортили, не прожгли. А вот и понимаешь, насколько неспешна и размеренна жизнь в деревне, где можно взять в сельпо любой товар под запись (в нашем случае очень сетовали, что мы так не можем), поговоритб о том и другом, а иногда просто восхититься цветочками, нарисованными на казенном полотне клеенки.

И все же — это удивительное мастерство волшебника, буквально в нескольких абзацах, неспешным, но вдохновенным словом рассказать о спрятанном в кувшине осеннем ветре. И не просто спрятать его под прочную тугую пробку, но, магически выверенным жестом поделиться невиданным, потаенным, скрытым у сердца памятным временем остывающих осенних полей, где запахи сплетаются со звуками, а то, что не успеет запечатлеть восторженный взор, то сохранит благодарная память сердца. И самое важное, поделиться этим с близкими людьми, подарив им частицу той радости, что захватывает дух, когда в лицо бьет неприкаянный осенний ветер, сбрасывающий последние листья с деревьев...

Раскрывая чудесный мир деревни Чистый Дор, Коваль через призму волшебства предвечерней поры чарующих лесов, аромата трав, свежести затерянных водоемов прокладывает читателю путь к заветному дяде Ване, о котором нам, вместе с рассказчиком прожужжал уши дядька Зуй, и вот, уже, разложив на полу зимовья ворох забайкальских карасей, все еще трепыхающихся и жаждущих ускакать в таинственное горное озеро, ты замираешь и ждешь, кгда тебе покажут тех, которых ты еще не видел, карасей белых. А солнце все движется к закату, самовар поставлен, и дымка растекается по невысоким холмам и сопкам. За это ощущение уюта и умиротворения, звонкой лесной тишины и неспешный просторечный говор в вечерних сумерках я и люблю Юрия Иосифовича и его новеллы.

Очень редкий рассказ Коваля, который был опубликован в журнале «Мурзилка». В нем чувствуется поступь раннего автора, где начало очень похоже на «Сиротскую зиму», неспешно вовлекая нас в беду главного героя — он заблудился, и не может выйти к своей избушке на Долганихе. Но, как и бывает в тайге, внезапность и сиюминутность новой опасности меняет темп рассказа, заставляя сердце бьиться сильнее. Но Коваль снова своим уютным напевным повествованием успокаивает читателя, и, где шуткой, где иронией продолжает показывать нам то, как можно бороться с лесным пожаром. Так, обычно, бывалый человек спустя много лет рассказывает в натопленной избе о страшном в тайге, но приукрашает свой рассказ шуткой, чтобы не тяготить собеседника.

Великолепная звукопись, чудесная рифмовка, абсурдность происходящего!

Много-много десятилетий назад услышала это стихотворение впервые, некоторые строки врезались в память навсегда. А вот имя автора память не сохранила.

Сейчас случайно обнаружила текст, снова пришла в восторг от яркости рифм, странности сюжета и общего очарования художественных образов!

Есть удивительные стихи, которые, кажется, написаны для детей, но воспринимаются, легко запоминаются и с удовольствием повторяются взрослыми...

Среди рассказов Юрия Коваля «Белозубка», наверное, является одним из самых волшебных. Атмосфера таежного быта, где через призму полусна, герой ткет канву уже не реалистичного повествования, а целой сказки, где героями становятся удивительные животные — землеройки. Следующим же утром по первому снегу герой уходит к горе Мартай, оставляя царство мелких зверюшек до весны. Все это очень ярко и волшебно сплетается в единый ритм рассказа, где любая мелочь завораживает

Мне вспомнился собственный опыт подобной истории. В маленькой зимушке на Хамар-Дабане послышалось шуршание, и из-за тлеющей печи на свет горящей свечи вылезла из своего укромного жилища полевка, и целый вечер радовала нас своим непринужденных блужданием и хождением в полумраке. Когда наступила глубокая зимняя ночь. я очнулся от того, что маленькая мышь спит на моем колене... И это тоже было сказочно. на следующий день я рассказал об этом своим друзьям, памятуя и о царстве героев Коваля под Гнилым бревном, распевающих свои уютные песенки.

И еще один рассказ о доброте и печали. В один из дней альтер-эго Юрия Коваля приобрел сиженого клеста, из тех, кто уже долгое время провел в неволе. Все было хорошо в этой дружбе человека и птицы — совместное пение, музыкальные композиции под гитары. и вот наступает момент расставания, клест Капитан Клюквин выпущен на волю, оставляя в душе человека грусть и кисти рябины, развешанные под потолком.

В этом рассказе очень красочно и атмосферно описано проживание героя, в котором угадывается сам автор, на дачном участке, на котором нет ни дома, ни сада. Чтобы ему не было скучно, его дядюшка приводит замечательного и смышленного пса, который не просто грозен и лохмат, но и чудесным образом поедает картошку, словно яблоки. Именно этот эпитет и проходит красной нитью через все повествование. Читатель неожиданно начинает ощущать таинственную прохладу летних садов, которая со временем возвращается к осенней печали, где картофель так похож на антоновку. Это очень трогательное и интересное, мимолетное произведение, которое, тем не менее, остается в душе легким тлеющим огоньком, грустью ушедшего лета и эхом надвигающегося сентября.

И верно, иногда устами детей выходят настолько простые и верные суждения, что лишь диву даешься, почему взрослые так не умеют. А потом дети взрослеют и эта их способность куда-то исчезает...

И, действительно, как иногда из старых вещей вылезать не хочется. Будто вторая кожа. Прав дядя Пантелей...

Сказка ложь, да в ней намёк…

Написанная в 1984 году повесть, как мне кажется, и в самом деле выделяется из стандартного литературного ряда тех лет. Со скоростью метропоездов сменяются генсеки, идёт афганская война, зреет опухоль разложения как наверху, так и в низах, возникает смутное ощущение «отягощения злом» (так точно сформулированное братьями Стругацкими), а писатель Юрий Коваль вдруг делится с читателями мечтой и сказкой.

Нет не просто мечтой и сказкой, а Мечтой и Сказкой. И мечта-то вроде самая простая — сделать самую лёгкую в мире лодку и поплыть на ней, ибо всегда мечталось о Море. Однако вот поди ж ты, Коваль сумел так выпестовать эту мечту и так подать её читателю, что к моменту старта немудрёной экспедиции читатель уже и сам готов стать вперёдсмотрящим или рядовым матросом, да и даже простым гребцом, лишь бы взяли на борт.

А вот дальше начинается Сказка. Однако не вдруг и не сразу, а исподволь, постепенно, сначала лёгкими штрихами-набросками очерчивая свои сказочные абрисы и контуры, а затем терпеливо и неспешно наполняя получающиеся фигуры и образы цветом и светом, ароматами и вкусами. Причём сказка-то у Коваля не какая-то там волшебная, а именно что совсем нашенская, русская, народная, русалочья и ведовская, эпическая и этническая. Однако и сказка эта так искусно вплетена в естество реала, что заметить присутствие такой сказки мог только Юрий Коваль, а ведь на самом деле стоит только приоткрыть душу (не ум, а именно душу) и повнимательнее присмотреться, как и сам сумеешь и заметить эту сказку, и впустить её в себя. Или себя в неё. Объединиться с ней в одно целое и так и продолжать жить.

Если первый том Монохроник можно было назвать шедевром иллюстрированного «травелога», то второй – это шедевр (иллюстрированного же) «дневника писателя». Для отрезка менее чем полтора года тут на удивление много всего. Иронические дружеские отзывы о коллегах-скульпторах Силисе и Лемпорте, признания в любви к Арсению Тарковскому, эпизоды из зимнего отдыха в Ялте (в том числе работа над переводом со Спиридоном Вангели), всевозможные писательские заседания и вечера; конечно же, любимые северные места – Гора и река Модлона, Ладога и Кондопога, а также первый вариант будущего рассказа «Четвёртый венец». Немалую часть занимают голоса товарищей и их автографы: письмо Силиса из Греции, письмо матери из Ялты, японская сказка в переводе Веры Марковой, устные рассказы Арсения Тарковского. «В альбом» Ковалю свои стихи и поздравления пишут Олег Чухонцев и Татьяна Бек, Юлий Ким и Яков Аким и даже случайные попутчики в купе поезда в Ялту. И рисунки-рисунки-рисунки, опять же не только Коваля, но и, например, несколько – Арсения Тарковского. А также много вклеенных бумажных артефактов эпохи: телеграммы, пригласительные билеты на писательские мероприятия, этикетки бутылок и консервных банок. Мозаика, которую можно читать и перечитывать и подряд, и с любого места.

Издано, как и в случае первого тома, на высшем уровне: в целом формат тот же, хотя второй том толще и у него, как и у каждого из планируемых томов, своя обложка и своя цветовая гамма для «подложки» рукописных листов.

Издание очень приятное: увеличенного формата, страницы достаточно толстые, обложка не твёрдая, но толщина и твёрдость, а также цвета и вообще всё оформление мне показались идеальными. По-моему, Юлия Коваль совершила издательский подвиг, начав этот проект (а ведь всего планируется издать семь томов!). Тома издаются по подписке, тираж минимальный.

Первый том содержательно очень однородный и компактный, он охватывает события всего лишь трёх недель (первая датированная запись 16 сентября, последняя 6 октября), это только часть путешествия друзей на север от Москвы. Из мест действия – Загорск, Плутково, Углич, Рыбинск, Грязовец, Вологда, Кириллов, Ферапонтово, Чистый Дор, Крохино и многие другие, в том числе, конечно же, любимая Ковалём и компанией (Цыпина) Гора.

Фрагменты этого тома знакомы читателю по публикации в сборнике «АУА», но конечно же ни текст, ни рисунки раньше не были известны широкой публике в полном объёме. Заканчивается том первый, можно сказать, «внезапно, как внезапно кончится когда-то и наша жизнь». Однако уже можно открыть и второй том (он начинается с 18 октября 1980 года), который впрочем совсем другой и по описываемым событиям, и по местам действия, а во многом и по стилю.

Случайно в руки попалась аудиозапись двух сказок Коваля. Конечно, для нас, выросших на русских народных бытовых и волшебных сказках, язык Коваля непривычен. Однако если отпустить вожжи сознания и убрать шоры восприятия, то в результате мы получим вполне занятные детские истории. Главными в которых является постулат, что Добро главнее и сильнее зла, а Красота, как известно, пытается спасать мир. В общем, для детей соответствующего возраста вполне подходяще.

Думаю, это одна из тех книг, жанр которой очень трудно классифицировать. Магический реализм? Сказка? Философская притча? Скорее всего, ничего из перечисленного. В канве повествования ярко переплетаются быль и небыль, тонкая ирония и гротескные образы, порою проникнутые абсурдным юмором или даже элементами чего-то пугающего и потустороннего. Чудесное тут охотно соседствует с чудаковатым, а люди, на первый взгляд, обыденные, оказываются как минимум сказочными персонажами, а как максимум, полумифическими персонажами легенд. К «Самой лёгкой лодке в мире» нельзя отнестись равнодушно, её можно либо принять и полюбить от чистого сердца, либо испытать конфуз и непонимание с первых же строк и отложить её до лучших времён. Но те, кто всё же отважится отправиться в путешествие, не пожалеет о принятом решении. Главное, на этом непростом и тернистом пути «остерегаться лысых и усатых», а также не забывать смотреть на всё «краем глаза».

Стоит уточнить, что командировка в Вологодскую область — это в первую очередь поездка по северным озёрам. В этом смысле главы из повести входят в тот же условный цикл, что и «Плавание на “Одуванчике”» (и его расширенный сюрреалистический вариант «Самая лёгкая лодка в мире»), а также рассказ «Когда-то я скотину пас...»: слова этой песни, к слову, фигурируют уже в первом фрагменте, а третий фрагмент заканчивается поеданием нельмы на глазах у изумлённой уборщицы в рыбинспекции. В целом в данных трёх фрагментах упор сделан на рыбную ловлю (что определяется спецификой журнала): герои копают червей и ловят язя с дебаркадера на Кубенском озере, наблюдают за ловлей и чисткой сигов на Ладоге, снова на Кубенском любуются лещами, и наконец на Токшинском озере специально для них вылавливают нельму:

— Надо московским товарищам показать нельму, — убеждал его инспектор.

Когда меня называют «московским товарищем», мне становится прискорбно. Но с этим ничего не поделаешь.

Любопытно, что здесь не упоминается Белое озеро и затопленная церковь в Крохино («Храм на воде» в рассказе «Когда-то я скотину пас...»), но есть другой эпизод с заброшенным храмом на острове Спас Каменный: «От церкви осталась на острове колокольня-маяк и кусок выветренной розовой стены. (...) Мы вылезли на берег и рядом с колокольней увидели остатки храма. Он распался целыми архитектурными узлами — кусок арки, часть кокошника, обломанные паруса». Вряд ли автор мог предполагать тогда, что через полвека Спасо-Каменный монастырь на островке будет восстановлен.

Это произведение представляет немалый интерес — и само по себе, и как первая версия, из которой потом выросла «Самая лёгкая лодка в мире» — одно из главных «взрослых» произведений Коваля. Конечно, «Плавание на “Одуванчике”» из «Мурзилки» 1977 года — гораздо более краткое, более «детское» и менее сюрреалистическое повествование, чем повесть, полностью опубликованная несколько лет спустя. Оно, наоборот, приближено к реальности тем, что сопровождается фотографиями капитана-фотографа (или, как говорится в «мурзилковском» варианте, «фотокапитана») Ускова. Важная особенность этой ранней версии — в том, что тут названы по именам реальные действующие лица, которые впоследствии превратились уже в вымышленных персонажей: это художник Виктор Белов («художник Орлов»), фотограф Виктор Усков («капитан-фотограф» Глазков), писатель Юрий Коринец («писатель-путешественник»). Сам рассказчик назван Юрой, и упоминается, что он детский писатель. Никакого Петюшки Собаковского и Клары Курбе здесь нет, как и вообще нет линии любви и соперничества, зато оба милиционера появляются в какой-то момент «с жёнами и детьми». Есть, однако, и новые персонажи: так, к озеру (кстати, не Сиверскому, а Вазеринскому) героев привозит на машине писатель Эдуард Успенский, а по дороге они заезжают в деревню к художнику Николаю Устинову. А самое главное, что конечно же полностью определяется местом публикации, — с собой в плавание герои берут... собственно Мурзилку! Который, правда, появляется в повествовании не так часто и важной роли в сюжете не играет. Голова деда Авери не летает, а чудовище Илистого озера названо просто Чудовищем (а не «Папашкой»). В целом, «Плавание на “Одуванчике”» ближе к документальному репортажу типа «Избушки на Вишере» (тоже с фото Ускова). А вот «Самая лёгкая лодка в мире» стоит уже, наоборот, на полпути к «Суер-Выеру», еще одному сюрреалистическому плаванию, в котором рассказчик — тоже не капитан, и именование капитана тоже состоит из двух частей, разделённых дефисом.

Наполовину роман гениален. Великолепный русский язык, чеканная игра слов, блистательные образы команды «Лавра» — «старых, опытных открывателей островов». Лихая морская романтика, необыкновенная атмосфера чуда. Текст льётся словно поэма в прозе, как будто морская гладь, под весёлым и юным ветром. Сюрреализма и автобиографичности в первых полутора частях в меру, а вот юмора и иронии — наоборот, сверх всякой меры. На смех первые главы прямо-таки пробивают (ну или, как минимум, на улыбку).

Увы, роман гениален лишь на первую половину. Вторая заметно проседает. По сюжету герои в основном только и делают, что беспробудно пьют, разочаровавшись в открывании островов. Такое впечатление, что автор поначалу взял великолепную юношескую идею и красиво допилил напильником своего мастерства, с высоты многих лет опыта. Но то ли где-то к середине старые наброски закончились, то ли заложенный в персонажей потенциал был исчерпан, а только оказалось, что не вполне понятно, куда дальше плыть-то? Как заканчивать книгу?

Нет, окончание, конечно же, есть, и если очистить его от литературной игры в виде двух «потерявшихся», но «восстановленных» глав, оно далеко не самое плохое. Вот только чтобы достичь его, приходится продираться сквозь многочисленные туманные реверансы друзьям и коллегам автора, отчего вся эта история становится уже гораздо менее интересной для обычного, непосвящённого читателя. Внезапные вкрапления нецензурной лексики, без которых автор поначалу прекрасно обходился (или же искусно их прикрывал), начинают под конец уже откровенно раздражать. Последние острова и заложенные в них мрачные смыслы практически не цепляют, в отличие от первых. Если у Данте лучше всего удался Ад, то у Юрия Коваля — Рай (с пивом, воблой и гуриями) .

Вообще, книга похожа на весёлую попойку, после которой настаёт грустное похмелье. Возможно, автор хотел показать, как сильно меняется отношение к жизни с возрастом. Возможно, ему даже это удалось... однако картина под конец вырисовывается не слишком приглядная. Истину в вине удалось скорее потерять, чем найти. Хотя есть и пара лучиков света, скрашивающая внезапную концовку, философский смысл которой до крайности прост и печален.

Тем не менее, за блестящую первую половину, за восхитительную игру слов, высокая оценка.

Читаешь рассказы Коваля и отдыхаешь душой. Уносишься в дальние дали. Наслаждаешься русской речью и узнаешь новые слова. Открываешь заново привычные вещи. Никуда не спешишь и при этом живёшь, дыша полной грудью. Закрываешь книгу и идёшь в ближайший сквер, парк, а то и лес шуршать листьями. Со странным чувством достаешь из кармана телефон и не понимаешь, зачем он тебе, этот брусок электроники. Надышавшись осенним воздухом возвращаешься домой, наливаешь вкусный чай и вновь открываешь книгу. Растягиваешь чтение всеми силами, но не можешь удержаться и дочитываешь. Хочешь немедленно поделиться со всеми, порекомендовать. Садишься писать отзыв и стираешь, стираешь написанное, не понимая, как можно описать то, что можно лишь ощутить внутри себя, читая строку за строкой. Разве что записать отголоски этих ощущений.

2018 г.

Родом из детства

Эту книгу следовало прочитать именно тогда, когда она была издана, т. е. в середине 70-х. И не только потому, что все события происходят именно в этот период (на самом деле где-то конец 60-х — книга вышла в 1971), но просто из-за того, что и вся энергетика, и проблематика книги полностью принадлежит этому времени. И весь антураж тутошний, и все люди тут шестидесятники… э… ну, вы поняли, в каком смысле. И вся книжка потому вся насквозь колхозно-совхозно-крестьянская и потому по нынешнему восприятию изрядно наивная и нарочитая. Да, впрочем, она такая и есть изначально, и таковой была с момента выхода в свет — недаром стала основой для мультика.

Я всё это к чему — просто не уверен, что книжка и даже мультик этот может понравиться современному подростку соответствующего возраста. Хотя мне вот, в принципе, скучно не было, а вот забавно и даже местами и временами весело — было. Не знаю, буду ли читать продолжение, но кто знает...

Первый раз я не поверил Юрию Ковалю. Пять человек прыгнули на парашютах в очаг таёжного пожара, топорами прорубили просеку, убрали валежник, пустили огонь навстречу. Меньше, чем за сутки победили пожар. Мне как-то пришлось тушить пал травы на поле, который подбирался к деревне. Я знаю как это трудно.

Совсем неправдоподобно написано. И по жанру это не сказка.

Жил отважный капитан, он объездил много стран…

Полечу я дальше, рыльце в пуху, превращая чепуху в чепуху (Игорь Белый «Пролетая на метле, на метле...»)

Ничего из перечисленного в аннотации я не читал, и потому о прозе Коваля представление имею только взятое на веру. Ну, типа, люди хвалят и значит он хороший автор. И книги у него интересные. И наверное так и есть.

Но тогда вот эта только что прочитанная книга существенно отличается от тех детских, за которые Коваля и хвалят и любят. Просто потому, что у меня по прочтении (прослушивании) книги ощущения «классности» не возникло. Ну да, легко написано. Ну да, нафантазированно с три короба. Да, своя оригинальная версия сюжета и событий (вполне взрослых, кстати сказать — правда «Суер-Выер» никто детлитом и не называет, уточняю я сам себя). Да, забубёно и порой даже лихо. Да…

Но… Вот знаете, читаешь хорошую без всяких сомнений книгу и ощущаешь порой единение и с ней самой, и с автором, и с героями-персонажами, и с самой ситуацией, в котором разворачивается действо. В общем, как-то срастаешься в один читательско-писательский окололитературный организм. А вот в этом случае какой-никакой интерес был, однако срастания-то и не произошло. Так, протез, которым и пользоваться никак, да и внешне не шибко украшает…

В общем, книгу и автора я для себя открыл, но подлинного Открытия не состоялось, видимо нужно всё-таки попробовать прочитать что-то из более классического наследия Коваля. Что скажете, люди?

В России только один есть населенный пункт под названием Чистый Дор. Находится он в Кирилловском районе Вологодской области. Именно про это село и рассказывает Юрий Коваль в этом сборнике. Все сходится: среди леса поле, похожее на озеро, а само село словно остров; рядом находятся упомянутые деревни Гридино и Олюшино. На спутниковых картах даже лесную тропинку видно, по которой автор ходил с дядей Зуем к его куму. Название реки только не совпадает.

Вот географические координаты деревни 60.161274, 38.360901 .

А вот здесь собраны фотографии этой деревни. Словно иллюстрации к сборнику

https://arch-heritage.livejournal.com/1695286.html

Рассказы в сборнике написаны с добротой и теплым юмором, картинки природы и деревенской жизни настолько ярки, что запоминаются на всю жизнь. Некоторые из них я читал в детстве и помню до сих пор. Удивительно, как автору удается магическим образом описать обычную повседневную жизнь.

Юрий Коваль — автор, которого любят читатели всех возрастов. Секрет прост — его проза, описывающая что-то совершенно несказочное, в какой-то момент вдруг становится сказкой. В этом рассказе, наполненном приятной сыростью осеннего леса и запахом дерева вперемешку с дымом в охотничьем домике, сказка вступает в свои права, как только автор — главный герой рассказа, ловит землеройку, которую он окрестил Белозубкой.

И тут же ещё одна грань таланта Коваля — детская непосредственность, которая тоже красной нитью проходит через всё творчество автора, расвечивает рассказ (нет, теперь уж сказку) и без того яркий, новыми оттенками. В ней Белозубка — это всего лишь придворная короля Землероя, а в домике, в воображении автора разыгрывается целый землероечный бал, на котором автор лишь зритель.

И всё действо перемежёвывается описаниями природы тайги — мелкими штришками, но создающими объёмный фон для сказки. Сказка закончилась и после спетой песни про мышиный дом, король Землерой и его свита уходят под Гнилое Бревно на зимовку. А рассказчик отправился на вершину горы Мартай.

Вот такой простой, но яркий рассказ. Юрий Коваль влюбляет в своё творчество любым произведением и сопротивляться обаянию его реалистично-сказочного рассказа практически невозможно! Да и не хочется.

Наслушавшись восторженных откликов Марины Москвиной в ее Учись видеть. Уроки творческих взлетов, я, в предвкушении от знакомства с творчеством нового для себя писателя, выбрал книгу Юрия Коваля, что называется, «потолще».

Выбрал и… ошибся. Точнее, ошибся сначала не я, а составители этого сборника. Ошиблись в том, что под одну обложку упрятали разноплановые вещи. А именно: в эту книгу, помимо двух сборников рассказов автора, – «Листобой» и «Чистый Дор», включили еще и повесть «Самая легкая лодка в мире».

И «Листобой», и «Чистый Дор» — сборники небольших очаровательных рассказов о природе, о простых людях, живущих в небольшой лесной деревушке. В этих рассказах Коваль предстает перед читателем как Мастер, виртуозно владеющий словом, как человек, бродяга и отшельник по натуре, бесконечно любящий природу, искренний, чуткий, внимательный.

Повесть же «Самая легкая лодка в мире» — она другая. И о другом. Начало этой повести – прекрасная зарисовка из жизни московской богемы в брежневские (?) времена. Жизнь главного героя, «не случившегося моремана» течет себе ни шатко-ни валко в каменных джунглях до того самого дня, как пришла ему в голову идея – построить самую легкую лодку в мире и отправиться на ней… куда? да и сам он не знает… не важно куда – лишь бы плыть, лишь бы плыть, лишь бы плыть.

Мечта, возможно, так и осталась бы мечтой, если бы через десятые руки, по большому «блату» (а в те, теперь почти былинные, времена так «доставали» все – от колготок до колбасы) не попал главному герою в руки пучок длиннющих бамбуковых жердей. И понеслось – опять же через знакомство и десятые руки нашелся в подмосковье мастер, превративший несколько бамбуковых жердей в двухместную лодочку…

И поплыл наш главный герой со своим случайным знакомым по случайному маршруту к случайной цели. Путешествие среди болот среднерусской возвышенности, чьи пейзажные портреты прекрасно дает нам Коваль, он решил здорово разбавить замысловатыми фантасмагоричными сценами. И вот это-то мне категорически не понравилось! У меня создалось полное впечатление – что автор начинал писать одну книгу, а заканчивал – другую. И так и не смог решить, какую же, в результате, он хочет написать книгу. Повесть «Самая легкая лодка в мире» метафорически похожа на какого-то египетского бога – человек с головою собаки. И совершенно непонятно – чего в этом существе больше – человека или собаки. Египтяне худо-бедно с такими богами жили, но православной эстетике, как мне кажется, подобное геносмешение глубоко чуждо.

===================================================

Совершенно неожиданно этот отзыв получил очень интересное продолжение. В последнем абзаце я поумничал, сочинив метафору про человека с головою собаки. При этом утверждал, что православным такая эстетика — чужда. И что же оказалось? Оказалось, что я был не прав! Ибо были в православной иконографике люди с головою собаки, были! Вот они, доказательства — https://pravoslavie.ru/48431.html

За наводку, а также — за внимательное прочтение моего отзыва — огромное спасибо нашему коллеге ааа иии

Неловко признаться, но с творчеством Юрий Иосифовича Коваля знаком практически мало (как сказал совсем по другому поводу один телевизионный персонаж). Помню, что сын в детстве читал книжечку рассказов про пограничного пса Алого и... (ну, что было дальше, совершенно неважно).

Коваль известен в первую голову как детский писатель — классик. Так вот, «Суер-Выер» это произведение настолько не детское, что в магазинах эту книгу держат упакованной в полиэтилен (это чтоб дети ненароком её не листали). Содержит нецензурную лексику!

Это даже не роман, а пергамент. Такой жанр. История плавания фрегата «Лавр Георгиевич» под командой капитана Суера-Выера. Которого вся команда называет «сэр». Экипаж, надо сказать, тот ещё, колоритный. Старпом Пахомыч. Боцман Чугайло. Лоцман Кацман. И другие — среди них безымянный автор, который что-то чиркает там в своём пергаменте, матрос Вампиров, ну и... другие. Загадочная кутающаяся в одеяла пассажирка мадам Френкель.

Фрегат плывёт по океану в поисках Острова Истины. А открывает разные другие острова. Колоритные.

Ну в общем, пергамент этот — это опять какой-то абсурд. Но совсем не такой, как «Третий полицейский». И даже не такой, как «Пена дней». Это наш, русский абсурд.

Боюсь, не всем такой абсурд придётся по нраву. Не все смогут дочитать. Не все найдут смысл. А смысл несомненно есть! Пергамент особым образом голову настраивает, образ мыслей (прошу прощения за тавтологию!). Мировосприятие.

Прочитала это произведение на одном дыхании. Если Вы решили отдохнуть от интриг, фентези, то Ваша душа будет наслаждаться описанием каждой травинки и шумом ручья настолько четко, что диву даешься насколько наши авторы, русские авторы отличаются полнотой и возможностью языка (Русского языка) . Чудесно!

Смешанные впечатления. С творчеством Коваля, кстати, лишь совсем недавно начал знакомиться. Нечастый случай, когда вроде и плохого нельзя сказать, но автор просто «не мой» по стилю...

Сама завязка с мечтой горожанина о водном путешествии завлекает. Многие эпизоды и отдельные моменты прям отличны. И cоздание лодки, и плавание по таинственным заросшим озёрным протокам-«макаркам»... Часть диалогов смешны, язык приятен. Запомнилось «чтоб понять, что такое «борьба борьбы с борьбой», надо много страдать, много думать» )))

Но чем дальше, тем больше укуренного сумбурного сюра, что портило и смазывало впечатление. И не то чтоб я против магреализма, и, опять же, некоторые яркие штрихи и забавные мысли попадаются. Но, имхо, вышло подзатянуто и просто ну с абсолютно лишними кусками. Уверен, вместо этого можно было включить побольше захватывающих реалистических деталей (возможно, творчески обработанных), которых у любого настоящего туриста найдётся.

В целом, нельзя пожалеть, что прочитал, вещь самобытная и, видимо, многим приходится по вкусу.

Мое глубокое почтение сценаристам советского фильма «Пограничный пес Алый», которы не только сумели не испортить замечательный рассказ Коваля, но и создали на основе него прекрасную, на мой взгляд картину службы и дружбы инструктора-пограничника и его пса. Для тех, кто смотрел фильм, в рассказе вряд ли найдется что-то новое, даже наоборот, скорее всего история покажется неполной, да и

Писать так, как писал Юрий Коваль не умеет никто. Даже похоже. Кто сможет написать про остров Кратий? И уж тем более про остров Посланных на...? Может быть кто-то и смог бы, а поди ж ты — придумай этот самый остров. Да и не книжку какую-нибудь, а пергамент. Кто?

Читал я Коваля, да в основном в детстве и юности. Нравились его юмор и ирония. А почему ему удавались детские книги? Наверное потому, что фантазия у него детская. И вот эта-то детская фантазия помноженнная на взрослую мудрость родила пергамент «Суер-Выер». Почему пергамент? Да потому что только в нём можно найти такие словосочетания, как «вытирать плот собла». Или «перламутровое» молоко.

Хотя, на первый взгляд, бесконечное описание открываемых островов может показаться бессмысленным, всё же весь маршрут нанизан на главную цель — остров Истины. А как найти истину, если не пройти через кучу испытаний на куче открытых и не открытых островов, а то и вовсе островов-обманок: то есть остров — но нет названия, то есть название — но нет острова. В конечном итоге, истина только одна и остаётся.

Но «Суер-Выер» — это ещё и автобиографичный роман. Точнее, это моё подозрение, поскольку оценить все отсылки и авторские аллюзии и аллегории смогут только те, кто хорошо знают биографию автора и его окружение. Да, в тексте есть отдельные сноски, указывающие, кого имел ввиду Коваль в том или ином месте произведения, но сполна ощутить весь охват жизни писателя возможно лишь со знанием того, кто такие, к примеру, Валерьян Борисычи, которых в романе целый остров? Впрочем, в текст, на мой взгляд, включены и своеобразные словесные игры, в которые Юрий Коваль играл со своими друзьями, столь впечатляли иной раз словесные построения и конструкции.

Но этот мой анализ прочитанного всё равно не даст полного представления о пергаменте, потому что можно просто взять и отправиться вместе с капитаном сэром Суером-Выером да и пооткрывать в конце концов все острова, перед самой главной целью плавания. Лично я ещё не раз буду отправляться в это плавание. Каждый раз я буду получать порцию хорошего настроения и наполненности жизнью, которая подобно ветру, наполняет паруса фантазии и юмора, с которыми остров Истины найти будет намного легче.

Да, так писать может лишь Юрий Коваль. Сочные словосочетания, игра слов и море иронии. Именно море или океан, по которому странствует судно «Лавр Георгиевич», капитаном которого является сэр Суер-Выер и его команда, попадая в разные комичные ситуации на открываемых ими островах.

Сюжет пересказать невозможно, как невозможно определить жанр «Фока», поскольку это не просто сюрреалистическая история, которая написана на пергаменте (именно так обозначил Коваль свою повесть — пергамент), а ещё и философская притча. Ведь цель путешествия ни много, ни мало открыть Остров Истины. Я мало знаком с творчеством Юрия Иосифовича, а потому не могу отследить все параллели с реальностью, которые разбросаны повсюду в тексте.

Уловить смог лишь отсылки к истории нашей страны. Чего стоит только встреча «Лавра Георгиевича» с судном «Лаврентий Павлович».

Но в любом случае, отличное настроение от чтения ни на что не похожего пергамента гарантированно! А в нашем житейском море только с таким настроением и можно путешествовать в поисках Острова Истины...

«Недопеска» прочитала впервые лет в 30 -- и не впечатлил.

А сейчас решила дочке почитать сборник Коваля. И как другими глазами на книгу посмотрела — вот что значит читать детскую книгу с ребенком. Это просто что-то чудесное. Какой юмор, ирония, а иногда и сарказм, какие образные сравнения! А какие характеры! И детские, и звериные! А образы взрослых до чего меткие. Уж не знаю, что там в них дети увидят, но про взрослых написано прям как для взрослых — поглядите-ка на себя.

Вот только мораль сей басни осталась для меня несколько неясной.

Чем дальше, тем больше осознаю, что Коваль — удивительный мало-признанный гений: я не читала у него слабых вещей, вот правда. Все — разные и все гениальны по-своему. «Недопесок» в том числе. В нем есть что-то очень такое детско-юношеское и свежее, совершенно изумительный язык и простота, которая на самом деле совершенно не так проста и требует больших усилий и большой внутренней дисциплины, наверное. Ну либо его просто боженька в лоб поцеловал и само так получается, уж на знаю.

Вкратце: со зверофермы сбежал песец, после блужданий добрался до деревни и его там нашли дети. А дальше пошла кутерьма: песец особенно ценный, на развод, за ним гоняется сам великий-директор-зверофермы, дети решают, что им делать, да и взрослые тоже.

Самый непонятный персонаж в этой истории — главный, герой, собственно недопесок по имени Наполеон Третий. Комментарий говорит, что недопесок — это такой песец в переходном возрасте, не взрослый, но как бы уже и не детеныш. А Наполеон — потому что директор зверофермы имел причуду давать своим подопечным вычурные клички. Так вот, слава богу, никаких очеловеченных животных тут нет, песец — это песец, у него, конечно, есть некоторая соображалка, но весьма условная, как и у дворовых собак в деревне. Что, впрочем, не делает его часть истории менее интересной.

Гораздо веселей, впрочем, про людей, которые с ним сталкиваются. Легендарный дошкольник Серпокрылов, например, суровый не по годам, человек с таким характером, что гвозди бы делать из этих людей, несмотря на шесть лет. Или второклассница Вера Меринова, в избытке наделенная чувством ответственноси и порядочности и испытывающая такие сложные душевные терзания по этому поводу, что никакому Байрону и не снились. Еще несколько невероятно классных и живых персонажей, не картонно плохих или хороших, а очень разных, но при этом окрашенных общим теплым светом детской литературы, то есть по существу безобидных (что самое главное).

У Коваля потрясающие чувство языка и чувство юмора. Он вроде бы нигде и не шутит специально, натужно, но при этом некоторые моменты уморительны до чертиков, и даже не объяснить, почему так — хорошо, а любой другой вариант звучал бы фальшиво.

"– Так куда же ты лепёшку потащил? – спросил слесарь, отодвинув прибор.

– Куда надо, туда и потащил, – ответил дошкольник, ни секунды не теряясь под слесаревым взглядом.

– Лёшка, – сказал отец и постучал кулаком по столу, – ты знаешь, что́ я обычно делаю с такими сыновьями?

– Знаю, – спокойно ответил дошкольник. – Ты их убиваешь.

– То-то же! – сурово сказал отец. – Пол-лепёшки мои.»

Прочитала залпом за один вечер вместе с комментариями. Очень переживаешь за песца все-таки и хорошо, что все закончилось, как закончилось.

Отличная приключенческая повесть. Тот достаточно редкий случай, когда книга нравится и взрослым и детям.

В основе сюжета — история, случившаяся с деревенским пареньком Васей Куролесовым, который поехал в город, чтобы купить поросёнка. Далее разворачивается целая детективная история, с засадами, погонями и перестрелками.

Но, главное, великолепный, искрометный юмор, которым наполнена каждая строка этой повести.

Отличное развлекательное чтение. По повести снят не менее великолепный мультфильм, который шикарно озвучен знаменитыми советскими актерами.

Я читал книгу с прекрасными иллюстрациями В. Чижикова — двойное удовольствие.

Крамольную вещь напишу в отношении трилогии, чей культовый статус очевиден. И в детстве как-то меня первая повесть не зацепила, а перечитав честно трилогию вот сейчас восторга не испытал. Этот цикл выполнен в манере лубка, жанре «похождение дурачков», который блаженны, потому что не склонны к рефлексии. Путанные смешные злодеи убегают от правильных с человеческими слабостями смешных и добрых милиционеров, но это совершенно не конфликтная, а игровая среда. Сравните Васю с Чонкиным и найдите в типаже много отличий. Манера изложения соответствует общей тенденции бесконфликтности, минимализма. Повесть про монахов во всяком случае воссоздает сочную стихию рынка и бани, а первые две повестушки с кутерьмой на фоне сельских пейзажей показались совсем пустышками. В «Самой легкой лодке» ведь тоже лубка хватает, но это несопоставимая по качеству письма, атмосферности и юмору вещица; иной соленый юмор и раблезианские аллюзии в «Суер-Выер». А «Вася» с его памятными иллюстрациями как-то за пределы гетто детских книжек и не выходит, с той оговоркой, что написан талантливым автором и несколько цитаток оттуда прямо запоминаются. Немного, впрочем.

Едва вчитавшись, я подумала: окей, постмодернистская проза, никакие рамки сюжета и здравого смысла не удерживают неуемную фантазию автора, 20-30 страниц такого — это неплохо, но как же я выдержу почти 300? Через пару дней почти 300 страниц закончились, и я искренне об этом пожалела.

Коваль все-таки страшно талантливый, правда. Пожалуй, в таких текстах нет никакого другого мерила — если в других жанрах и стилях еще может спасти тщательная авторская работа над текстом, сюжетом, миром, персонажами, то в подобного рода вещах кроме авторского чувства языка и смешного ничего другого не умещается, и сразу понятно, на что автор способен. Не хочется рассуждать ни про какие «социальные» подтексты романа и разводить прочую кухонную философию. «Суер» в своем легком безумии ровно так же отражает нашу жизнь и все в ней, как это и должна делать хорошая литература, но не это в нем главное. А вот как он написан — это нечто совершенно прекрасное.

Я даже не могу сказать, что это смешно в собственном смысле слова, хотя и смешно, конечно, тоже. Это какой-то волшебный род веселого безумия, сочетающий изумительные игрища с русским языком и такие же игры с сюжетом.

Фрегат «Лавр Георгиевич» под командованием капитана Суер-Выера плавает и открывает разные смешные и странные острова, например, Остров пониженной гениальности или Остров голых женщин. Наверняка про довольно очевидные подтексты тех или иных островов написана не одна диссертация (если это не так, не понимаю, почему филологи теряют время), но любой «серьезный» разбор несерьезной прозы здесь неуместен. Это гениально, и точка.

«Кисть опустил

Усталый Верещагин

И сделал шаг назад

Под вечер на лугу».

Честно говоря, до сих пор не понимаю смысла написания этой повести. Сетон-Томпсон в переводе Чуковского практически один к одному. Ксерокс. Обращайтесь к оригиналу.

Одним котятам повезло родиться у породистой кошки и они могут всю свою жизнь провести в уютном доме, нежась на подоконнике и притупляя инстинкты на диване.

Другим же наоборот, не повезло и они с первых дней ведут борьбу за жизнь, но становятся в этой борьбе лишь сильнее и опытнее.

Случается и так, что обычная трущобная кошка производит на свет настоящую принцессу, королеву семейства кошачьих.

Она удивительно красива, дружит ни с кем попало, имея сложный характер.

Общается с людьми на равных и они очень ценят эти отношения.

Только Она может выбрать с кем Ей быть, но жизнь порой делает свой выбор.

Это повесть о воле к жизни, приключениях, свободе и родных корнях.

Книга легка как поступь кошки и приятная как её умиротворяющее мурлыканье.

Три селёдочных головы от нашего столика — Вашему.