Чудесный рассказ о взаимоотношениях дедушки и внучки. Катаев мастерски передал характер маленькой девочки. Всё произведение пронизано доброй иронией и юмором, который читается свежо даже спустя полвека после создания этой замечательной зарисовки.

Я практически ничего не знал об этой повести, пока не стал искать в Интернете литературу в жанре соцреализма. Недавно подвернулось бумажное издание. И вот прочитал и остался доволен.

В советское время произведение, видимо, было довольно известным. По повести была написана пьеса и создана опера, повесть была дважды экранизирована. В ней рассказывается о демобилизовавшемся почти перед Брестским миром артиллеристе, который возвращается после почти четырёх лет службы домой, в украинское село. Вслед за этим происходит оккупация Украины кайзеровской Германией. В результате главный герой присоединяется к партизанам, и в итоге вступает в Красную армию. Более личное оставим в стороне, дабы не спойлерить детали сюжета.

Повесть в целом безыскусна, коротка и годна практически для любого возраста. Мне она понравилась.

Первая ассоциация — не так давно прочитанные «Другие берега» Набокова. Короткие зарисовки жизни. В блестящем стиле, живые, дышащие, наполненные духом эпохи. Придумать лучшее окно в эпоху Великих сложно. Надо признать, что Катаев прекрасный рассказчик, мастер. Произведение ощущается неуловимо цельным, несмотря на фрагментарность. Умалчивает целые этапы жизни, оставляя только (видимо) дорогие сердцу автора. Совмещает в себе высокое и низкое.

Когномены вместо фамилий дали возможность Валентину Петровичу где-то приврать или исказить реальность, что сделало произведение, на мой взгляд, только лучше. Увидеть мир глазами человека иногда ценнее, чем увидеть правду. К тому же богатые комментарии прочитанного издания демонстрируют более широкую картину эпохи. Если вы не знаток, книга дает хороший повод читать себя с википедией и викитекой для полного погружения в переживания и жизнь героев.

Катаев оказался неоднозначным, сложным и не во всем положительным человеком. Но последняя зарисовка из парка Монсо заставила сопереживать и поплакать. За то и максимальная оценка. Эта книга больше, чем сборник историй из жизни.

Что примечательно: главный герой “Хуторка” не Петя и не Гаврик, а тётя Татьяна Ивановна. Тётя единственный персонаж, кто переживает в романе настоящую трансформацию и из бедной родственницы-приживалки становится главой и опорой семьи. Да, в эпизоде с черешней даже она почти сдалась, и если бы не пролетарии всех стран, которые вовремя объединились в битве за урожай, может, ничего бы и не вышло, а всё равно тётя круче всех.

Петя в романе хоть и присутствует почти в каждой сцене, больше выступает в роли рассказчика, чем действующего персонажа. Он повзрослел со времён «Паруса», но принципиально не изменился, а что девочками стал интересоваться, то это для его возраста естественно.

Гаврик — у него в «Хуторке» есть фамилия! — тоже всё тот же. Он возмужал и заматерел, в эпизодах с кастетом натуральный бандюган из 90-х, но всё это, опять-таки, логичное и предсказуемое развитие характера, который Катаев создал в «Парусе». Приятно было почитать про его тягу к образованию, впрочем, Гаврик и в первой книге не был быдлом, чувствовалось, что образование лишь вопрос времени и возможности.

Папа в “Хуторке” более значимый персонаж, чем был в “Парусе”, но “повышение” папе не пошло на пользу. Катаев лишил его всякого здравомыслия и самостоятельности, он тут только двигатель сюжета. Надо отправить семью Бачей за границу — пожалуйста! Папа прочитает лекцию о Толстом, прекрасно понимая, что это, выражаясь современным языком, дискредитация, и будут последствия, и не задумается даже, что у него на иждивении двое детей и незамужняя свояченица. Потом продемонстрирует граничащую с глупостью наивность, соглашаясь на работу у Файга, зато получит signing bonus — и вот семья Бачей может отправляться путешествовать. Нужен повод переехать на хутор? Не вопрос. Василий Петрович пойдёт на конфликт с Файгом, и вот он уволен без выходного пособия, и квартира в городе ему больше не по карману. Можно переезжать. Вероятно, предполагалось, что читатель будет уважать папу за идейность и принципиальность, но получается только осудить его за недальновидность и глупость.

Есть замечания к композиции. Вся первая половина романа посвящена описанию заграничных путешествий Пети & Со. Сначала ещё ничего, но быстро делается скучно. Под конец я уже просто пролистывала в ожидании, когда же они наконец вернутся домой. Впечатление такое, что у Катаева лежали путевые заметки, написанные к какому-то другому поводу, и чтобы не пропадать добру, он их сюда определил, не сократив ни на строчку, хотя для сюжета вполне хватило бы одного эпизода с почтой и вокзалом.

Вторая половина романа с хутором, революционерами, влюблённостью Пети и т. д. значительно живей и во всяком случае не скучная, но оставляет ощущение неразрешённости. Если «Парус» был цельным самостоятельным произведением, то «Хуторок» явно часть сериала, и не скажу, что это его достоинство.

Итого: неоднозначно. Местами шедевр советской литературы, а местами не особо. В сравнении с “Парусом” однозначно проигрывает. 6/10, и следующие произведения черноморского цикла читать желания нет.

Прочитала с удовольствием. Не скажу, что на одном дыхании, 250 страниц мелким шрифтом за один вдох не осилишь, но читается легко, страницы пролетают незаметно.

“Парус” первая вещь из черноморской эпопеи Катаева. Начинается в августе 1905 г., в стране идёт революция, уже взбунтовался броненосец “Потёмкин”, гражданское сопротивление тоже набирает силу. Учитель гимназии Василий Петрович Бачей с сыновьями, восьмилетним Петей и трёхлетним Павликом, возвращаются в Одессу с летней дачи. В городе Петю ждёт его лучший друг Гаврик, сирота, внук бедного рыбака. Собственно, повесть о дружбе и приключениях благопристойного Пети и полубеспризорного Гаврика, этаких Тома Сойера и Гекльберри Финна позднецарской-раннесоветской Одессы.

В повести много истории и политики, автор красочно и с чувством описывает настроения в Одессе, методы и приёмы борьбы поднимающегося революционного движения, попытки властей и силовиков подавить оппозицию. Всё отретушировано для детской аудитории, хотя местами всё равно жёстко. Кончается повесть не шибко радужно, но в целом неплохо. Парус в море, как и было обещано, белеет.

Неоспоримое достоинство произведения — великанский литературный талант Валентина Петровича Катаева. Он описывает Чёрное море словами не хуже, чем Айвазовский писал его красками, а Одесса с катакомбами, Ближними Мельницами, привозом полноправный персонаж повести. Подозреваю, те, кто бывал в Одессе, читают “Парус” с ещё большим удовольствием, до того Катаев влюблённо пишет про родной город. Хорошие, живые диалоги, живописно передана атмосфера в городе, превосходный русский язык. С литературной точки зрения читать одно наслаждение.

В сюжетном плане есть один недостаток, и я никак не могла его сформулировать, а прочитала отзыв @Stalk-74, и точно. У Катаева вопреки всякому здравому смыслу во время революции, погромов и стачек восьмилетнего мальчика отпускают одного гулять по городу. Половину повести Петя бегает по мятежной Одессе буквально под пулями, и ни папа, ни тётя не интересуются, где ребёнок. Даже после эпизода со взорвавшимися “ушками”, когда очевидно, что Петя впутался в крайне опасное дело, не похоже, чтобы в семействе Бачей что-то принципиально поменялось в системе родительского контроля. Кажется, Катаев использовал такой неоднозначный приём специально, потому что в следующем романе “Хуторок в степи” приём повторится, и Петин папа проявит себя ещё более халатным родителем, и там это будет уже явно намеренный ход писателя, которому приходится жертвовать здравым смыслом, чтобы удержать сюжетную линию.

Впрочем, “Парус” не педагогическое пособие для нынешних взрослых о том, стоит ли пускать школьников участвовать в вооружённых мятежах, а повесть для советских детей о романтике моря и революции, а дети, скорее всего, на эту сюжетную шероховатость не обратят внимания.

«Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.»

«Мало хороших слов, чтобы сделать жизнь счастливой, мало. Надо стали, стали, стали.»

Берясь за эту книгу, я планировал прочитать её за шесть дней, но прочёл за пять. Надеюсь, это не сказалось на качестве её восприятия.

Начало тридцатых годов. Первая пятилетка. Строится то, что через десять лет спасёт страну. Не даром дважды, в начале книги и в её конце, цитируется статья «О задачах хозяйственников». Книга с подзаголовком: роман-хроника. Основные события происходят в течение одного дня.

Какие персонажи запомнились:

— персонаж, исполняющий обязанности совработника, вынужден по долгу службы возражать американскому туристу, хотя в глубине души с ним согласен; а потом, сочиняя из зависти поклёп на протагониста, так «мило» размышляет, какой уклон ему приписать — правый или левый;

— приезжий писатель проникается происходящим, только сам поучаствовав в работах;

— подручный негодяя возвращается на стройку;

— американский инженер теряет сбережения из-за краха банка в Чикаго.

О чём эта книга? Об укладке бетона, о строительстве Магнитогорска, об индустриализации, о том, что человек неотделим от труда.

»...я до сих пор вижу призрак храма Христа Спасителя, на ступенях которого перед бронзовой дверью сижу я, обняв за плечи синеглазку, и мы оба спим, а рассвет приливает, где-то вверху жужжит аэроплан, и мне кажется, что все вокруг, весь город умерщвлен каким-то новым газом так, как якобы уже началась новая война, и мы с синеглазкой тоже уже умерщвлены, нас уже нет в живых, а мы только две обнявшиеся тени...»

Стареющий мастер художественного слова наваял роман о своей интересной молодости, о своих интересных друзьях: поэтах, писателях (многие — ныне классики). Молодость людей, молодость страны — лихая, многообещающая, бурная, — ушедшая, как водится, в никуда. Одно мастерски описал, о другом мастерски умолчал... словом — мэтр. Читать и перечитывать, особенно с комментариями из серпентария.

Одно из лучших произведений о войне. Даром что детская литература.

Сюжет (который все и так знают):

1944 год. Советские разведчики нашли в лесу голодного-холодного, оборванного 12-летнего мальчика Ваню Солнцева. Его родителей немцы убили, самого отправили в лагерь, он сбежал, вернулся в родные края, нашёл их в оккупации и уже два года скитается в одиночку по лесам-болотам.

Солдаты пытаются отправить мальчика в тыл, но упорный Ваня остаётся с ними и становится сыном полка. Командир, капитан Енакиев, сам потерявший семью в первые дни войны, проникается к Ване особенным чувством и хочет усыновить его по-настоящему.

Но — война… В общем, Ваня в конце уезжает-таки в тыл и поступает воспитанником в Суворовское училище.

В повести прекрасно всё.

Повесть детская, но написана без “понижения градуса”, читается живо, а простой язык делает её только ярче. За детским слогом писатель не прячет тяжесть войны. Он рассказывает и как солдаты побеждают врага, вторгшегося на их землю, и какой ценой достаётся эта победа.

Персонажи все прекрасны. Ваня, вынужденно раньше времени повзрослевший мальчик, показан находчивым, смелым маленьким мужчиной.

Солдаты каждый самостоятельный и яркий характер. Интересно, что когда Катаев описывает солдат, он восхищается не только их мужеством, но и профессионализмом. Командир дважды проверяет каждую отметку на карте. У наводчика артиллерийского расчёта пушка вычищена и снаряды сложены аккуратной стопкой. Даже военторговский парикмахер высшей категории специалист.

Любопытная деталь: Сталин за целую повесть упоминается всего три раза. Первый, понятно, — солдаты идут в бой за Родину и Сталина, третий — в самом конце он улыбается Ване с портрета в училище, а второй — забавный. Разведчик Биденко учит Ваню быть “верным сыном своей матери-родины и верным сыном лучшего сына этой родины, великого человека — Сталина”.

Нда. Писатель от чувств-с слегка запутался в родственных связях, Ваня вышел чуть ли не сын собственного брата, но это Катаеву можно простить. Он сумел написать военно-патриотическую повесть практически без партпропаганды.

В общем, прекрасное произведение литературы.

Книга читается, пожалуй, тяжелее, чем предыдущая книга цикла.

Персонажи как бы должны повзрослеть, но это верно только применительно к Гаврику, а к Пете — не особо. В революцию он играет, в любовь играет. Приятно видеть, как девчонки его слегка проучили.

Но у Гаврика все чаще появляются командирские замашки, он своим другом крутит вовсю, а когда семья Бачей обеднела, и вовсе начинает себя чувствовать хозяином положения.

Тетушку-институтку раскрыли побольше, и она начала больше нравиться. Несмотря на экзальтацию, очень милая женщина. И сильная. Она, по крайней мере, пытается что-то делать, хотя вся затея с хутором выглядит донельзя наивно. Если бы не помощь «товарищей», им бы пропадать пришлось.

Что же касается отца... уж тут извините. Не хочется его осуждать, но и за что похвалить, не вижу. Человек куда более нервный, чем его сестра, часто более неосмотрительный. История с непосещенным Парижем получилась очень глупая. Со Львом Толстым — тоже.

Меньше стало лирики и больше революционной риторики, но книга все равно остается очень красивой. Слова — как в песне, как волны в море, несут, гудят, звенят... Временами читаешь только ради этой музыки.

Книга очень легкая, светлая и просторная — линия Пети благодаря, линия Гаврика вопреки. Есть, конечно, тяжелые и даже страшные сцены, особенно эпизод с погромом, но даже в нем видна в первую очередь человечность, а не зверство. Отношение к религии удивило, причем скорее приятно — для советской литературы оно оказалось довольно мягким, даже уважительным, хотя местами снисходительным. «Ушки» позабавили и насторожили — эпизоды, связанные с ними, стоит читать детям, чтобы отбить охоту к азартным играм и тому подобному.

Но, конечно, самая прекрасная часть книги — море. Что было неизбежно, но все равно радостно. Скажу штампом — море является полноправным персонажем, его настроение отражает... ну, дальше писать не надо, и так понятно.

Правда, революция ворвалась в жизнь довольно резко. Но — так даже лучше. Ведь так, вероятно, было в действительности.

Почитаю дальше. Хорошо, что этот цикл довольно большой.

Часто возникает желание исключить какие-то книги из школьной программы. По здравому рассуждению. «Мёртвые души» мне, взрослой, понравились, но это чтение не для школьника. А вот эту книгу хочется в школьную программу внести. По здравому рассуждению, хотя она и не без недостатков. Но она бесценна с точки зрения истории, любопытна лексически, поучительна и динамична.

Двигаться по тексту легко, но не сказать, чтоб приятно. Слог рубленый, как у поэтов-футуристов. Примета времени. И это время передано на «отлично». Слом старого мира и строительство нового на его руинах. Снос Храма Христа Спасителя? Сейчас, почти век спустя, я как историк и консерватор, конечно, сожалею и осуждаю, но тогда для современников это был радостный символ желанного перелома.

Но нет, это не брехливая агитка. И не утопия. Есть в книге антигерои. Пусть и немного карикатурные, но автор не замалчивает их существование. Положительные герои, признаюсь, похожи друг на друга, и всё равно не возникает ощущения, что это безликие роботы. Автор насколько мог прописал как личность характер каждого. Просто здесь сама художественная задумка отодвигала личное на второй план, чтобы на первый выходило производство.

Снимаю шляпу перед автором: он прекрасно раскрыл техническую сторону. В эренбурговской «оттепели», к примеру, всё вертится вокруг производства, но о самом производстве там только общими словами. А здесь мелочи и детали. Да, путано, но как раз эта путанность лучше всего передаёт хаос большой стройки. И главный герой романа – именно стройка, именно рекорд!

И вот здесь есть над чем задуматься. С одной стороны, под постановку рекорда подведена теоретическая база. Не проблема сделать столько-то замесов бетона – проблема распределить их так, чтобы ни капли не пропало, проблема не потерять в качестве при изменении технических условий, проблема не убить механизм при увеличении нагрузки на него. Но с другой стороны, в итоге всё равно получилась авантюра. С бухты-барахты, без подготовки, без планирования, да ещё и с риском брака! Но победителей не судят. Очень даже наоборот.

Вот читает среднестатистический советский гражданин такую книгу и узнаёт пусть и не себя, нет, но того, каким он мог бы быть. И ему стыдно за то, что он не такой трудолюбивый, не такой мастеровитый и не такой бескорыстный, как герои. Дореволюционная литература от Печорина до Раскольникова была о людях, в лучшем случае «лишних» в обществе, а то и откровенно вредных для общества; однодневная постсоветская беллетристика – о прожигателях жизни и бандитах или, в лучшем случае, о философствующих созерцателях. А советские книги – о людях обществу нужных! О тех, кто строит!

И они построили! Ведь это не художественный приём, что в чистом поле за год завод отгрохали. Это быль. Десятки и сотни заводов, гигантские ГЭС, целые города там, где ещё вчера даже Макаром с его телятами не пахло! За 15 лет аграрная страна отстроилась в страну тяжелопромышленную. На голом энтузиазме!

Как жаль, что этот энтузиазм разбазарили всего за пару десятилетий… Эх, комсомол, комсомол… В тридцатые это была сила, состоявшая из самых активных, самых идейных. А потом погнались за количеством в ущерб качеству, начали принимать автоматом…

А на дворе 1932-й год… Какая историческая перспектива! Ещё жив Киров, аппарат госбезопасности ещё не превращён Яго́дой в машину репрессий… И Гитлер ещё не фюрер всея Германии, и вся европейская промышленность ещё не работает на производство пушек и бомбардировщиков, которые будут равнять с землёй всё то, что сейчас строит Советский Союз…

Почему-то «Алмазный мой венец» принято считать новым словом в мемуаристике. На серьезных щщах я это читаю чуть ли в не в каждом отзыве. Просто млеют от «романа-кроссворда», как будто впервые встретились с фактом, что реальных лиц в лоб не называют. Ребятки, спешу вам сказать, что задолго до «Венца» такие романы-кроссворды издавались пачками. «Приключения Буратино», сюрприз. Кто там Мейерхольд, а кто Блок догадались? Или роман синеглазого, пардон, Булгакова. Все узрели под какой личиной представлен был Бедный, а под какой Маяковский? Вот там местами действительно кроссворд. А тем, кто под королевичем не узнал Есенина, а под конармейцем — Бабеля, Катаев тут выдает подсказки, что один после поездки с женой-босоножкой рвется к матери в Рязанскую волость, а второй писал одесские новеллы. Если кому-то для этого требовалось читать комментарии, сверяясь с любезно предоставленной табличкой (даже на этом сайте), то, может, ему надо сначала школьный учебник по литературе почитать?

А переходя непосредственно к содержанию, выделю главную мысль — Валентин Катаев всем помогал весь роман. Олешу от ран сердечных лечил, Багрицкого силком к славе в Москву из провинции тянул, брата вместе с Ильфом достал, отряхнул и рассказал, как написать гениальный роман (за золотой портсигар). Даже Есенину морду бил в воспитательных целях, за что тот ему был благодарен до конца, всегда первому читая последние произведения. А вот самому Катаеву никто не помогал. Ни мулат, ни синеглазый, ни щелкунчик. Все сам да сам — до пенсии, то в Париж, то в Италию с лекциями.

Впрочем, для восьмидесятилетнего человека. который остался в памяти большинства лишь детской революционной повестью «Белеет парус одинокий» вещь очень хорошая. Атмосферный мазок беззаботной молодости. Но к серьезных вещей Катаев обращаться не стал. К травле мулата и штабс-капитана, к репрессиям колченого и щелкунчика. Да, вообще, обошел все трудности, может, кроме самоубийства (?) Есенина и исхода Хлебникова.

То есть это не глубинные мемуары, а розовая молодость, где все были задорны и пьяны.

Цикл о жизни двух одесских мальчишек, Пети и Гаврика. Хотя они происходят из разных социальных страт, жизнь сближает их. Начинаясь с начала XX века, их дружба проходит через две революции, гражданскую войну и войну Великую отечественную.

Книга умеренно интересна, в первую очередь потому, что мне не очень нравится один из главных героев — Петя Бачей. Он хвастун, он врун, он не держит свое слово и в целом не вызывает интереса. Гораздо больший интерес вызывает сама жизнь, как она описана автором — надвигающийся крутой перелом, приближения которого, однако, не замечают.

Перечитывать не буду

Заключительная часть цикла о Пете и Гаврике понравилась больше всего, даже, наверное, больше «Паруса». В книге присутствует хороший патриотический пафос без перегибов, очень хорошо показано напряжение людей, которые видят приближение врага, но при этом надеются на то, что врага остановят. Хорошо показаны катакомбы — не как безумный героизм, а как обычная повседневная жизнь, только люди выходят из дому не на завод, а для совершения диверсионных актов. Как напряженно оставшиеся в пещерах ждут ушедших. Как спокойно люди на нелегальном положении выполняют свой долг. Как простой советский бухгалтер, оказывается, совершенно не умеет торговать в условиях рыночной экономики. И всю книгу пронизывает хороший пафос и спокойный патриотизм. Здесь не чувствуется даже ненависти к фашистам — отношение к ним, как к тараканам на кухне — их просто надо вычистить

Книжка про установление Советский власти в Одессе. В первую очередь интересно показано настроение свежеиспеченного прапорщика Пети Бачея, который флиртует в госпитале с медсестрами и ходит на свидания с девушками, а все эти революционные события проходят мимо него. Если бы у него не было друзей-большевиков, Бачей вполне мог бы оказаться где-то в белом движении, но тогда это была бы совсем другая книга.

Роман взросления. Если отбросить подпольную деятельность, то получим рассказ про первую любовь и первое разочарование, про жестокое столкновение с жизнью, когда прекрасные на бумаге схемы разбиваются о быт и грубую действительность.

Поскольку в книге две главные темы — подпольная деятельность большевиков до революции и первая любовь, то книга для меня на одно прочтение

Детство превращается в юность и практически сразу во взрослость

Прошло четыре года, герои первой повести соответственно превратились в 14–15-летних подростков. В этой повести основное внимание автора обращено всё-таки к Пете… хотя, на самом деле, это не внимание, а просто основным рассказчиком и центральной фигурой всего происходящего является Петя. Однако через него и с помощью его читатель и узнаёт обо всём происходящим и в семействе Бачей, и с семейством Бачей, а также о Гаврике (дружба с которым у Пети не прерывается, но приобретает новые более глубокие оттенки), и о всех других героях и персонажах цикла. Какими либо значимыми новыми героями автор эту повесть не насыщает, разве что ближе к концу книги появляются в хуторке некая дама с некоей девочкой.

Поскольку события повести происходят в 1910-1912 гг., то и общественно-политическая жизнь страны освещается применительно к этому периоду — Катаев проводит читателя вместе с Россией через смерть Льва Толстого (событие, ставшее причиной серьёзных изменений в семье Бачей), убийство Столыпина и далее вплоть до ленского расстрела рабочих и выхода первых номеров газеты «Правда». И именно эти события и стали точкой поворота во взглядах и Пети, и других более взрослых членов петиной семьи — от позиции «я сбоку», «меня это не касается» и «моя хата с краю» наши герои постепенно переходят к сочувствию и далее к прямому участию в партийно-большевистских делах, пусть поначалу по-мелочи, но всё-таки уже осознанно.

По прежнему при чтении ловишь себя на том, что несколько иначе оцениваешь те манипулятивные методы, которые используются партийными деятелями в отношении Пети и членов его семьи для решения своих партийно-революционных задач и достижения партийно-значимых целей. Всё-таки использование детей в качестве курьеров для доставки нелегальной почты и для прочих, совсем взрослых и порой просто опасных дел — как-то оно попахивает… Впрочем, с тех пор ничего не изменилось и всякими такими и подобными методами пользовались и пользуются до сих пор все политические силы, и властвующие, и оппозиционные. Методы вербовки немного изменились и формы использования людей для массовки и для прикрытия тоже стали другими, а суть та же самая — живые «солдаты» и «торпеды» всегда нужны.

Тем не менее в повести очень много мальчишества и подростковости, первых влюблённостей и неумелых ухаживаний и заигрываний, мечтаний и всего прочего романтико-любовного, чем томятся души (и тела) созревающих пацанов, да и девчат тоже). И вообще, Катаев (как и Марк Твен) весьма точно вспомнил и описал все подростковые состояния и движения души и сердца, и поневоле вспоминаешь и свою пацанские годы — очень много совпадает, очень многое...

Прошло более полувека с момента написания этой книги, однако повесть не утратила своей литературной прелести, и литературный язык Катаева не полинял и не выцвел — читается всё с удовольствием неподдельным и искренним.

Но нашим мальчишкам сидеть не по нраву в тепле (из песни)

Мощь катаевского влияния такова, что сразу после прочтения отнюдь не худлитовской трилогии «Алмазный мой венец. Сборник» запихнул в аудиоплеер «Белеет парус одинокий» и в запасник кинул ещё и «Хуторок в степи», имея намерением Парус прослушать сразу, а всю черноморскую трилогию-тетралогию тоже не откладывать в долгий ящик.

Конечно же эта повесть когда-то в подростковости уже была прочитана. Однако из содержания помнилось только, что главные её герои — одесские мальчишки Петя (из интеллигентской семьи) и сирота-рыбачок Гаврик. Видимо, дружба когда-то свела этих столь разных по происхождению и по образу жизни мальчишек (кажется, нужно прочитать рассказ «Ушки», чтобы в этом разобраться) и теперь их связывает довольно крепкая, хотя и своеобразная дружба.

Повесть построена так, что события из жизни Пети чередуются с главами о Гаврике, а порой они несколько глав проживают вместе и рядом, занимаясь одним общим делом (или игрой) и получая общие приключения. Однако революционные события то и дело вмешиваются в жизнь мальчишек, заставляя их кого исподволь, а кого и осознанно принимать участие в революционных и даже вооружённых выступлениях, в результате оба парнишки уже в раннем возрасте (9 и 10 лет) проходят довольно суровую школу.

Конечно, многое из описываемого теперь воспринимается несколько иначе (например, когда 10-летних пацанов используют в качестве курьеров для доставки патронов в места боевых действий, причём Петю и вовсю используют «втёмную»), однако все эти революционности не настолько в повести сильны, чтобы превратить отличную детско-подростковую книгу в политагитку. Тем более, что историческая достоверность, насколько я понимаю, автором соблюдена и всякие митинги, демонстрации, вооружённые восстания и еврейские погромы в Одессе 1905 года и в самом деле были. И особо примечательно, что часть событий происходит опять вблизи Поля Куликова — сразу ниточка протягивается к маю 2014 года...

Мне показалось, что в этой повести довольно сильно влияние Марка Твена — впрочем, скорее всего, это мне действительно только лишь показалось и на самом деле американские Том Сойер и Гек Финн никак не участвовали в появлении на свет русских Пети и Гаврика.

Однако вот эта мысль нисколько не повлияла на удовольствие от прослушивание талантливо озвученной аудиокниги и тем более на намерение продолжить свои отношения с Валентином Катаевым. Потому что и атмосфера 1905-1906 гг. передана мастерски, и образы мальчишек выписаны со всем тщанием и любовью, и взрослые персонажи и к месту и ко времени, и сам авторский катаевский язык просто напоминает воздушное суфле — и вкусно, и невесомо.

Накатил три порции забористой катаевской прозы и теперь хожу хмельной...

Алмазный мой венец (1978)

Начало двадцатых годов двадцатого же столетия. Замечательное синеблузое плакатное ананасно-буржуйное рябчиково-поэтическое время. Голодное и холодное, босоногое и морковночайное, агипроповское и уютно-беседное любовно-поцелуйное и революционно-большевистское. Донельзя романтическое, отрицающее всё и вся и одновременно лихорадочно строящее и созидающее. Немножко хмельное и уже наполненное горечами первых дружеских потерь.

Хотя, наверное, это не время такое, а ты сам такой — молодой, задорный, голодный и бесшабашный, влюблённый и влюбчивый, весь состоящий из рифм и метафор, жадный до дружеского общения со всеми этими неназываемыми напрямую друзьями и знакомыми из богемно-поэтического сословия, литературной страты, писательского класса — в книге и правда все эти ныне громкие и известные, почитаемые и возносимые в горние выси имена называются только лишь со строчной буквы и прячутся за полукличками-полушифрами: ключник и синеглазый, птицелов и королевич, Командор (непременно с прописной), и поди догадайся и сообрази, что на самом деле перед нами в тесном дружеском объятии рядом с автором стоят и ходят, читают свои стихи и рассказы и просто живут Маяковский и Олеша, Багрицкий и Есенин, Булгаков и Хлебников, Зощенко и Бабель, Мандельштам и Брюсов, Ильф и Петров…

А ещё книга помимо вот этого почти что детективного азарта «отгадать и узнать» наполнена самыми живыми картинами, причём не застывшими живописными полотнами из судеб описываемых и упоминаемых людей того времени, а небольшими сюжетиками, как теперь сказали бы клипами, короткометражками — всё и вся в этих воспоминаниях-размышлениях движется и шевелится, мелькает и перемещается — ты как будто смотришь полунемое кино из начала двадцатого столетия.

И, наверное, едва ли не половину текста составляют разного рода цитаты из творческих реалий жизни всех этих людей — автор щедро помнит или припоминает их и тут же проговаривает читателю, погружая заодно и этого самого читателя в те времена и в те обстоятельства. И от этого все эти стихотворно-рифмованные кусочки вдруг начинают оживать совсем другой жизнью, и ты их воспринимаешь совсем иначе, нежели когда сам читаешь их в виде готового стихотворения в том или ином сборнике того или иного поэта — всё гораздо живее и ярче, точней и сочней, волнительней. И уже и сами люди и времена тебе становятся и ближе и понятнее, и перестают быть просто громкими фамилиями из школьных учебников по литературе или с обложек когда-то изданных их книг и сборников.

Трава забвенья (1967)

Вторая книга трилогии (хотя по времени написания она стоит ранее Алмазного венца) по стилю немногим отличается от предыдущей. Очень похожее абзацами скроенное повествование, состоящее из картинок-сюжетов-клипов-эпизодов. Хотя и постепенно переходящих один в другой и в конечном счёте выстраивающихся в несколько основных сюжетных линий.

Первая — Мандельштам. Катаев рассказывает читателю (а то и заодно себе) о каких-то дружеских встречах и событиях, участниками которых был он и знаменитый поэт. Ситуации эти самые простые и изложены с изрядной долей катаевского юмора.

А потом повествование плавно переместило нас в Америку — то ли полусон, то ли явь вспомнилась, не суть важно. Важно, что мы вместе с Катаевым оказались по ту сторону Атлантики и вовсю порезвились и в Нью-Йорке, и немножко в других американских городах (и узнали при этом, что в каждом городе его жители уверены, что «это не настоящая Америка», а настоящая Америка неизвестно где, но точно не там, где они сами живут).

А затем не покидая Америки мы вместе с Валентином Петровичем оказались в гостях у его первой настоящей всюжизненой любви — сначала просто прожили вместе в ним то самое событие, которое и повергло его в это мучительное пожизненное ощущение неразделённого чувства, а затем просто встретились и… немного поговорили. С тем, чтобы снова расстаться, на этот раз окончательно.

Но тут наркотический послеоперационный сон автора закончился и мы так и не знаем, вправду ли всё это американское было с ним, или привиделось под анестезиологическим дурманом.

Святой колодец (1965)

Написанная ранее предыдущих двух произведений этого сборника повесть на самом деле посвящена трём основным темам. Первая половина (это не образное выражение, ибо ровно половина объёма) текста посвящена Ивану Бунину и отношениям Катаева и Бунина. По сути получается, что поэт и писатель Иван Бунин стал литературным крёстным отцом для начинающего поэта — гимназист Катаев напрямую общался с известным русским писателем и тот едва ли не рецензировал катаевские ранние произведения. Последовавшие затем Первая Мировая и две революции (либерально-буржуазная Февральская и затем социалистическая Октябрьская) прервали это знакомство на четыре года, однако затем судьба свела их снова вместе и эти практически дружеские (несмотря на различия в мировоззрении и в политических взглядах) отношения длились ещё два года, вплоть до выезда Бунина из Совдепии (так называл писатель молодое российское государство).

Однако Катаев не просто вспоминает, как и где они встречались с Буниным — это-то как раз было бы не сильно интересно и увлекательно, — а рассказывает нам о том литературно-вкусовом влиянии Бунина на творчество Катаева, и тут уже читатель взахлёб читает бунинские слова и поэтические строки и будь он (читатель) хоть на чуточку литератором, так наверное обзавидовался бы Катаеву — такой великолепнейший мастер-класс!

А затем повествование разбито на два других смысловых и содержательных блока. В первом содержится история не сильно удачной влюблённости в почти случайно встреченную им девушку и затем рассказывается и об одной служебной командировке (героем котором становится уже не сам Катаев, а некий другой литературный персонаж) и её драматических и трагических последствиях и о практически романистической судьбе этой своей неслучившейся возлюбленной. А второй блок можно коротко и ёмко назвать «Катаев и Маяковский» (хотя, правильнее будет Маяковского поставить перед Катаевым). И вновь мы узнаём какие-то порой граничащие с интимными (не в сексуальном смысле) детали и подробности этой дружбы, и вновь мы погружаемся в нюансы маяковского творчества, и вновь мы совсем иначе видим и самого поэта (Поэта) и человека — Маяковского.

* * *

Если стараться размещать эти повести по порядку их создания, то получается, что сначала должен идти как раз «Святой колодец», затем «Трава забвения» и только потом «Алмазный мой венец». Однако если попытаться расположить содержание сборника в каком-то приближении к хронологическому порядку их содержания, то тогда первым будет «Алмазный мой венец», затем должен бы встать «Святой колодец» и завершить эту трилогию уже могла бы «Трава забвения». Однако автор (или составитель) расположил повести сборника именно в том порядке, в котором мы их читали. Имеет ли это какое-то особое значение? Наверное всё дело в тех псевдонимах и кличках, которыми обозначены субъекты и персонажи дружеской творческой молодости Катаева в «Алмазном венце» — вероятно, был план просто сохранить некоторую интригу и заставить читателя сборника самому поискать соответствия и поотгадывать эту литературную криптограмму. Самому мне удалось это сделать только примерно наполовину (пробелы в образовании и начитанности сказываются).

Отдельным абзацем следует сформулировать своё восхищение перед литературным мастерством Валентина Петровича Катаева — видимо он стал достойным учеником и Бунина, и Маяковского, и всех прочих мастеров слова, от которых он научился предельной точности в выразительности описаний и характеристике человеческих личностей и образов. И от этого чтение сборника стало приятным и порой восторгающим моментом — не единожды ловил себя буквально на смаковании тех или других катаевских литературных конструкций. Не знаю, кто из долгопрогулочной судейской коллегии включил эту книгу в список заданий июля, но вот лично мне это было просто подарком — вряд ли станет неожиданностью то, что уже закинуты в букридер пара катаевских повестей, потому что со страшной силой захотелось почитать что-нибудь, вышедшее из под пера этого ныне едва ли часто вспоминаемого писателя.

С этой книгой у меня связано очень много детских воспоминаний. Открыл я для себя этот роман Катаева классе в 3-ем – 4-ом. Т.е., приблизительно, в том возрасте, в каком пребывали герои романа. История героических приключений Пети и Гаврика настолько поразила меня, что я, порой, представлял себя живущим в Одессе тех времен; вместе с героями романа помогал восставшим рабочим бороться с ненавистным царским режимом.

В небольшой детской библиотеке, в которую я тогда был записан, я перечитал все книги тетралогии, да еще и не по одному разу. Это, помнится, настолько поразило библиотекаршу, что она отметила этот факт в характеристике читателя (т.е. меня). На кой шут нужна была эта характеристика – уж не помню, не спрашивайте.

И вот я, в очередной раз, перечитал эту книгу. Теперь — в слух, своим младшим детям. Остановлюсь на некоторых впечатлениях от этого прочтения:

1. Приятно порадовал прекрасный, образный, язык романа. Уже первые строки, самое начало, заставили меня выдохнуть восхищенно: «Ух ты!»:

Часов около пяти утра на скотном дворе экономии раздался звук трубы.

Звук этот, раздирающе-пронзительный и как бы расщепленный на множество музыкальных волокон, протянулся сквозь абрикосовый сад, вылетел в пустую степь, к морю, и долго и печально отдавался в обрывах раскатами постепенно утихающего эха.

Это был первый сигнал к отправлению дилижанса.

Все было кончено. Наступил горький час прощанья.

2. Мои младшенькие по многим параметрам значительно превосходят меня в их возрасте. Но вот историю нашей страны, как мне кажется, мальчишки моего поколения знали гораздо лучше. Насколько мне помнится, такие слова как «пролетариат», «стачка», «забастовка», «восстание» я в их возрасте уже давно знал. Им же – приходится объяснять.

3. Несчастная Украина действительно вертится последнее столетие, как в дне сурка. Я уже писал об этой проклятой украинской сурко-дневности в отзыве на «Белую гвардию» Булгакова http://www.livelib.ru/work/1000317384 . И вот, снова – в романе про 1905 год то и дело попадались слова из прошлогодних (2014г) газет – Одесса, Куликово Поле, выстрелы, погром…

4. Читая роман в детстве, я, будучи с собой честным, понимал, что по характеру больше похожу на вахловатого Петю. Но, — мечтал походить на смелого и решительного Гаврика.

Перечитывая роман сейчас, я вижу, что Гаврик был достаточно жёсток и жесток со своим другом. Особенно в этом плане характерна история я выдавливанием Гавриком из Пети долга за проигранные «ушки». И это – еще одно достоинство романа – его герои выписаны честной и беспристрастной рукой.

Казалось бы, можно возразить, что пристрастность автора налицо – ведь, по роману, выходит, что рабочие – однозначно хороши, а полицаи – однозначно плохи. Но, если задуматься, то этот взгляд – взгляд детей, самим фактом своего рождения поставленных в условия класса униженного. Какой же еще мог у них сформироваться взгляд? Хотя, конечно, сейчас я немного упрощаю. И к «униженному» классу принадлежит только Гаврик (семья бедного рыбака), Петя же живет во вполне благополучном учительском семействе. Но учительского сынка привлекает майн-ридовская романтика борьбы за правое дело и друг Гаврик. И выбор из двух антагонистов – «матрос-полицейский» он делает вполне однозначный.

P.S. Отзыв написан в феврале 2015 года

Глядя на фотографии детей в военной форме, сделанные в грозные годы Великой Отечественной, я с удивлением обнаруживаю каждый раз, как поразительно сочетаются в их лицах взрослая ответственность и детская искренность вкупе с открытостью. И вот теперь, после прочтения «Сына полка» причины столь, на первый взгляд, несовместимых черт характера, которые видны в глазах мальчишек, воевавших наравне со взрослыми за родную землю в те годы, их образ предстал передо мной не только внешне, но и внутренне, со всей предысторией того, почему же они так выглядят.

Главный герой повести — Ваня Солнцев: круглый сирота, ставший одиноким из-за последствий войны, олицетворяет собой всё поколение тогдашних военных сирот. Его качества: выносливость, сообразительность и упорство, были во многом закалены в скитаниях и лишениях. Поэтому неудивительно, что группа разведчиков, которая обнаружила мальчика, в глазах Вани были богатырями из сказки — сильными и добрыми. Какое же восхищение они вызывали у мальчика. Наверное, такое же восхищение вызывал советский солдат у всего военного и послевоенного поколений советских детей.

Вообще, в повести очень силён именно мифологический сказочный элемент. Очень часто встречаются слова: богатырь, дух, производные от слова Русь. Даже имя и фамилия мальчика — Ваня (Иван — частый герой русских народных сказок) Солнцев — (намёк на сияние, свет души, согревающий и освещающий всё вокруг), звучат немного по-сказочному. Представляю, каким вдохновением была книга в послевоенные годы для многих мальчишек, многие из которых, благодаря таким вот сказочным и одновременно, реальным героям, избрали делом всей своей жизни военную службу.

Особое внимание обращает на себя то, с каким трепетом Ваня относился к военной форме, каким священным стал для него ритуал обращения к старшим по званию и с какой ответственностью он относился к своим обязанностям. Конечно, нынешняя мода одевать детей перед 9 мая в военную фронтовую форму не идёт ни в какое сравнение с ощущением того, что её нужно заслужить, что её ношение разом требует огромной ответственности и дисциплинированности.

Вместе с тем, повесть не только романтизирует образы военных, но и безжалостно показывает, сколь жестока война. А потому повесть просто необходимо читать молодому поколению, чтобы помнили о том, какие жертвы приносили наши деды и прадеды на алтарь победы. Будет полезным прочитать эту повесть и как вполне реалистичную экскурсию в повседневную жизнь на полях сражений, ведь в повествовании большое место уделено как сражениям, так и полевой жизни советской армии в условиях военного времени.

Одно из самых сильных и вдохновляющих произведений о войне, как для детей, так и для взрослых. И я очень рад, что прочитал повесть именно в день Победы.

Понятия не имею, что вкладывал в этот рассказ Катаев, но сегодня он читается вот как: восемьдесят лет прожила старая большевичка, была в царской тюрьме, уцелела в сталинские времена (муж на нее донес), и вот теперь, в начале 1970-х, в доме престарелых союзного значения... что? А ничего. Ничего, по большому счету, не изменилось. Был террор Ивана Грозного (и вот, кстати, усадьба бояр Колычевых, истребленных им), был террор советский; был патриарх, потом Синод — и вот, совсем рядом, резиденция нового, советского патриарха; был Пастернак (которого травил в том числе и Катаев) — и вот могила Пастернака; есть смена времен года, о которой лучше всего сказать словами эмигранта Бунина. Нет, ничего не меняется — а значит, и жизнь большевички прошла впустую; а значит, и Катаева хватило только на то, чтобы написать банальный, эпигонский рассказ (Бунин! Бунин!) с небезынтересной системой мотивов и фиг в кармане.

Мне следовало прочитать эту повесть в школьные годы, но в девяностых революционная тематика была не в моде. Я даже потом пытался сдать «Парус» в магазин старой книги, но зачитанное и заново переплетённое издание так у меня и не взяли, к счастью. Недавно я заинтересовался повестью и прочитал её, и не зря, как оказалось. В этой книге есть удивительное сочетание захватывающих приключений с повседневной жизнью средних и низших слоёв общества. Описания живые и сочные, передать не могу — читайте сами. Светлая книга.

Политическая сатира — это политическая сатира в защиту идей всемирной революции и одурманивания честного имени Шерлока Холмса и его ближайших родственников. Хотя при чём здесь он и его родственники я лично никак не смог понять, почему так автор ненавидит Великую Британию. Она была великой, великой и осталась по сей день. А вот коммунистической революции в Индии так и не произошло... Одним словом пусть историки фантастики разбираются насколько здесь достаточно фантастики, чтобы считать произведение фантастическим, а читать будет очень скучно.

Роман для своего времени, времени выхода из печати, сегодня слишком неинтересно. Откровенно политический памфлет на тему американского капитализма и победы всемирной революции пролетариата, а также ошибок компаний-производителей тогдашних счетных компьютеров и великих открытий, которые могут привести ко всеобщей катастрофе. Хотя текст сам по себе, если отвлечься от смысла и подтекста, вполне читабельный, но разделить их невозможно.

Вполне возможно, что на момент публикации и был рассказ сатирическим, но на сегодня, это просто юмористический рассказ о человеке, который проспал революцию и попал в довольно щекотливую ситуацию. Написано живо, текст легко читаемый, без политики, если не считать общий политический контекст, сюжет довольно занятный, вполне читаемое и сейчас произведение.

Конечно в детстве и во взрослой жизни эта сказка воспринимается совершенно иначе. Да, в детстве легко впитывался именно тот смысл, который закладывался автором, что надо быть трудолюбивой, терпеливой, надо помогать близким или работать вместе с ними, надо делиться. В этом смысле книга конечно замечательная и поучительная. А вот во теперь, все чаще и чаще в жизни использую фразу :«либо дудочка, либо горшочек». Когда с раздражением, когда успокаиваясь, и смиряясь, что надо делать выбор. По большей части конечно помогает.

Любопытно перечитать некоторые знакомые с детства сказки и обновить впечатление.

Здесь в плюсе, конечно, хороший язык и надолго запоминающаяся присказка «Одну ягодку беру, на вторую смотрю...»

Однако же, не назвал бы историю ни весёлой, ни поучительной (в детстве тоже, насколько помню, сюжет позитива не вызывал).

Неприятный старичок-садист, издевающийся над девочкой, а в конце решивший проучить её за «лентяйство», тогда как если и следовало, то за несообразительность (не подумала даже поделиться дудочкой с семьёй) и неумение учиться на своих ошибках...

Есть много хороших книжек с моралью «терпение и труд...», «без труда не вытащишь и...», «работа не волк, в ле...»(о, нет-нет, это не надо). Но эта, на мой взгляд, не относится к удачным.

Впрочем, вероятно, может послужить неплохим материалом для совместного обсуждения с детьми.

Заключительная книга о Пете, вернее, теперь уже Петре Васильевиче Бачей написана была второй по счёту, в конце сороковых, и стала одним из первых откликов большой литературы на войну. Возможно, именно из-за такой временной близости роман о нескольких годах жизни Петра Васильевича и его сына Пети и их участии в борьбе одесского подполья с первых дней оккупации до самого освобождения города получил яркую агитационную окраску, лёгкость и искренность «Паруса» даже здесь проглядывают лишь местами, временами теряясь среди тяжеловесных идеологических вставок. Взгляд ребёнка, много раз приносивший автору успех, удаётся здесь далеко не всегда, хотя, когда удаётся, получаются поистине блистательные эпизоды.

Пожалуй, наименее удачная часть из трёх книг о юном Пете Бачей. Книга охватывает события революции и начала гражданской войны в Одессе и окрестностях и из-за этого получилась чрезмерно идеологизированной.

Для героев «Паруса» между первой и второй книгами прошло пять лет, для автора же — двадцать, и это сказывается. Автобиографические моменты по-прежнему сильны, особенно в первой половине романа — реакция общества на смерть Толстого, впечатления от заграничной поездки и т.д. Однако сюжетная линия понемногу становится более натужной, участие Пети Бачея и его отца в подпольной деятельности, не говоря уже о прочих политических вставках, потеряло прежнюю авантюрную лёгкость и выглядит чрезмерно натянуто.

Это всё делает книгу довольно неровной, что, впрочем, ничуть не умаляет проявлений таланта Катаева в большинстве эпизодов. Метания взрослеющего подростка, сочетание наивности и апломба, неуверенности и целеустремлённости писатель передаёт с немалым мастерством.

Чудная (с ударением на у), во многом автобиографическая история, которую я, конечно, когда-то читал, но это было так давно... Практически всё в этой книге, за вычетом авантюрных сюжетных элементов, взято Катаевым из собственного детства — образы, обстоятельства, родные, друзья, жители Одессы, события в семье. Даже фамилия главного героя — это девичья фамилия матери писателя. Да и описано это всё с по-настоящему детским восприятием и взглядом.

Что касается той части сюжета, в которой ребята помогают подпольщикам и восставшим жителям Одессы, то, конечно, отчасти это дань времени написания романа, но в не меньшей степени, мне кажется, это просто попытка привлечь к этой истории юного читателя. И попытка эта, по-моему, удалась на ура.

Произведение широко известно, и нет особой нужды расписывать его литературные достоинства. Мальчишечий мир изображен правдиво, красочно и с южным колоритом. Революционная патетика, в отличие от легиона произведений советской литературы, не режет глаза и органически вплетена в канву происходящего, хотя, понятное дело, акценты сделаны именно там, где нужно — городовые, казаки и филеры вызывают только отвращение, бунтующие босяки — сочувствие. но кое что можно прочитать и между строк.

Например, немощный старик с малолетним внуком зарабатывали в день на ловле рыбы около рубля. При том, что их безбожно демпинговали на Привозе, давая треть реальной цены. На худой шаланде без паруса, выходя недалече в море на часок утром, на часок-другой вечером плюс где-то час на подготовку, ремонт снастей (то есть имея, в принципе, весь день свободным) они зарабатывали 50-60-70 рублей в месяц. И это считалось дикой нищетой. Сам Катаев описывал их быт, практически как нынче живут бомжи. Желающие узнать ценность рубля в провинциальной России начала двадцатого века могут порыскать в интернете. Уж точно это было не в пример больше, чем в момент написания повести, когда радостно идущие в коммунизм рабочие и колхозники работали на износ за куда меньший материальный прибыток. Я даже не хочу говорить про лагеря и трудодни.

А в самой повести есть один большущий, как сейчас принято говорить, ляп. Который лично мне не дает отнести «Белеет парус одинокий» к выдающимся произведениям мирового класса. В Одессе — беспорядки. Пальба, стрельба, вплоть до орудийных залпов. Приготовишка Петя из-за этого находится дома, занятия отменили. Все время дома тетя, и почти постоянно отец. И они не замечают, что девятилетнего мальчика нет подле них с утра до вечера! Он постоянно с Гавриком днями там, где убивают, ободранный, пропахший дымом. А его любящие близкие не замечают отсутствия ребенка, сидя дома и ужасаясь городскими беспорядками. Извините, это невозможно. Либо Катаев не счел нужным вводить дополнительный текст, где Петя как-то изворачивается по этому поводу, врет, сбегает, придумывает. Либо элементарно поленился, решив, что экшн дороже здравого смысла. Жалко, мне это неприятно резануло при чтении.

Нравоучительная детская сказка о самой красивой в ближайших водах рыбке Каролине, весёлой, обходительной и доброй.

Многочисленным женихам она вежливо отказывала, советуя прийти через год.

Однажды она заметила под плавником странный нарост. Тётка её рассказала, что это жемчужина, и под плавником у рыб они появляются чрезвычайно редко, и, если дождаться, можно выручить за эту драгоценность огромные деньги.

С тех пор Каролина забросила подруг, балы и кавалеров, в одиночестве ожидая, пока жемчужина вырастет.

Так и жизнь её короткая прошла, и молодость, и в ожидании богатства и почета.

А в финале старушку-рыбку, по прежнему считающую себя неотразимой, ждал могучий удар судьбы. Огромная драгоценность под плавником оказалась

Мораль — «Танцуй, пока молодой».

Чудесная, поучительная сказка про то, что просто так ничего не даётся. Без труда и ягоду не соберёшь, даже если получится раздобыть волшебную дудочку.

С другой стороны, сказка прекрасно иллюстрирует разницу между автоматическим способом совершать действие и автоматизированным. Без участия человека многое невозможно, а степень вовлечения человека в процесс зависит лишь от платы за ту часть работы, которая выполняется без его участия. И только оптимальное сочетание первого и второго делает процесс гармоничным.

Роман написан в культивировавшейся поздним Валентином Катаевым манере «мовизма», то есть, «сознательно плохого письма», как бы спотыкающегося, заговаривающегося, резко отличного от ясной, внятно занимательной, прозрачной, как стекло, как бы классической прозы среднего периода его творчества.

Разумеется, это вовсе не было «плохим письмом». Напротив, это очень изощрённый стиль, близкий к Набокову и к французскому «новому роману» Натали Саррот и Мишеля Бютора. Это импрессионистическая проза, как бы наследующая литературную традицию русского авангарда, но возводящая её на новый эстетический уровень.

Помню, читал эту книгу в затрёпанной, выгоревшей от времени «Роман-Газете», в армии, во время «командировки» в другую воинскую часть, так что ощущения и мысли солдата, слышащего над головой свист авиабомбы, падающей буквально на него, я прочувствовал как бы изнутри.

Замечательная книга. Глубокой её назвать трудно, но она прекрасна, как вспышка внезапных воспоминаний.

Поразительная по красоте и насыщенности сюита воспоминаний, прекрасных, жестоких, раздирающих воспоминаний очень умного человека с цепкой памятью о детстве и отрочестве. Мир южных губерний Российской Империи начала ХХ века воспроизведён с точки зрения мальчика, счастливого своим неведением будущего. Там нет ностальгии по прошлому, потому что нет точки «сегодня», откуда велось бы повествование. Всё вдали, всё видно очень ясно, с болезненной чёткостью и без всякой жалости. Но откуда смотрит повествователь? Из ниоткуда. Никакого «сегодня» в книге Валентина Катаева не подразумевается. Настоящая (разбитая в осколки) жизнь была там, в довоенной Одессе. «Здесь и сейчас» нет ничего.

«Разбитая жизнь или Волшебный рог Оберона» Катаева стоит в одном ряду с «Другими берегами» Набокова и «Детством Люверс» Пастернака, несколько поодаль от «Детства Никиты» Алексея Н.Толстого. Эти книги очень интересно сравнивать. Визуальная точность Набокова у Катаева дополнена жёстким психологизмом Пастернака и мягкостью интонации Алексея Толстого. Но у Катаева не эклектика, его «Разбитая жизнь» совершенно оригинальна и неповторима. Любые сравнения с другими книгами о детстве лишь выявляют сугубую индивидуальность Валентина Катаева.

Это чудесная книга, один из лучших текстов великой русской литературы ХХ века, первоначально публиковался в... газете «Пионерская правда». Там я её и читал впервые, будучи школьником. Вот какие огурцы продавались когда-то в магазинах!

Реалистическое, но с сильным психоделическим эффектом: реальность как сон, сон как реальность, которые нельзя различить и в которых нельзя пробудиться, и советская реальность как кошмарный нескончаемый сон. Нехитрая в общем-то история четвёрки расстрелянных — о том, какую роль они сыграли в жизни спящего, главного героя — раскрывается постепенно и облечена в форму урывочного судорожного сна, в котором могут встречаться и живые и давно умершие люди, в котором последовательность событий нарушена, как осколки разбитого вдребезги, а спасение, вопреки всему, всё же возможно. Хотя итог будет горек.

Для 1980 г довольно смелая работа, поднимающая тему репрессий.

Советую попробовать также «Сэр Генри и чёрт» (от автора — в скобках пояснение для недогадливых), а из более традиционного — «Растратчики» — грустная и бесшабашная сатира из 1920-х об особенностях национальной растраты. Некоторые эпизоды показались знакомыми: очевидно, источник тот же самый, что и у Ильфа с Петровым — жизнь.

(параллельное чтение: В. Вересаев «В тупике» — гражданская война, Крым, та же самая тема репрессий. что удивительно, наиболее острые главы читались в присутствии советской верхушки (Сталина в тч), и тем не менее роман был напечатан, выдержал несколько изданий. правда, в 1930 всё равно запрещён, как «контрреволюционный»)

Upd. можете узнать подробности в книге “Эпоха и судьба чекиста Бельского”

С неким опасением после «Святого колодца», так разочаровавшего меня, принялся за «Траву забвения». В этой повести помимо цветистых описаний обнаружились невероятно теплые и душевнейшие воспоминания о встречах Катаева с Буниным и Маяковским. Хотя бы только ради них стоило это прочитать. Увидеть Бунина глазами автора, узнать о чудесном спасении будущего нобелевского лауреата в Одессе, только что взятой красногвардейцами... И трагическая фигура Маяковского...

Я даже и не ожидал, что «роман-загадка» мне так понравится! Конечно же, назвать его «easy reading» нельзя. На каждую страницу авторского текста приходилось просматривать примерно столько же подробнейших комментариев. Но зато как же интересно было читать!

Когда Катаев пишет о тех, кого любит и ценит, ты глубоко проникаешься его чувствами. Я никогда не любил поэзию, но «Алмазный мой венец», посвящённый преимущественно поэтам, меня очаровал. Оказалось, что Багрицкий, которого я никак не воспринимал (автор «Смерти пионерки» — и больше ничего о нём я не помнил), написал чудесное стихотворение, которое позднее стало песней, которая так нравится мне...

А истории (иногда — анекдоты) про других литераторов вышли из под пера Катаева, на мой взгляд, очень живыми и симпатичными. «...Портреты писателей “в туфлях и в халате”, чаще всего потакают обывательским вкусам» — ругаются критики. А я от этого испытывал восхищение. Текст в чём-то перекликается с произведениями Булгакова — хорошо чувствуется дух того времени.

Ещё интересно отметить, что Валентин Петрович, хоть и известен в массах, как прозаик, в душе навсегда остался поэтом и тонким ценителем поэзии. И в «Алмазный мой венец» это очень сильно чувствуется и ощущается.

А между прочим очень весело. И даже сейчас актуально. Я бы сказал, что пьеса о том, «как все-таки построили Нью-Васюки» :)

Согласно законам шариата для развода достаточно, чтобы муж трижды при свидетелях крикнул: «Развожусь!» А спровоцировать старого мужа на такой поступок и освободить от постылого супруга прелестную женщину, уже дело техники. На то он и водевиль.

Первое, что сделал Валентин Катаев, как только были убраны жёские ограничения сталинской литературы — написал продолжение своего романа «Белеет парус одинокий». Вообще-то считается, что продолжение всегда хуже первой части, но «Хуторок в степи» является ярким исключением из общего правила. Впрочем, его можно не считать продолжением, потому что герои из детей превратились в подростков.

Самое лучшее в отечественной литературе описание первой любви — в этом романе. Самое тонкое воспроизведение грани, отделяющей мальчика от юноши — в этом романе. Это золотой фонд отечественной литературы (не хочу делить её на «доревеолюционную» и «советскую»), это книга, которую должен прочитать каждый, кто любит русский язык как таковой — ибо «Хуторок в степи» в высшей степени музыкальная, поэтическая проза, упивающаяся возможностями русского языка.

Интересно, что Валентин Катаев к революционеру-Гаврику относится без всякой симпатии. Если авторская любовь в «Белеет парус одинокий» равно распределена между двумя мальчиками, то в «Хуторке» Гаврик подаётся как жёстский манипулятор, который к своему другу Пете относится... как бы это сформулировать... прагматически. Случись чего, Гаврик не задумается поставить друга-Петю к стенке, а тому ничего подобного и в голову не приходит, он захвачен романтическим чувством к таинственной красивой девочке.

«Белеет парус одинокий» — одна из лучших книг советской литературы. Сам Катаев объяснял, что писал этот роман как синтез Ивана Бунина и «Ната Пинкертона». То есть, соединял тонкие лирические зарисовки с увлекательным упругим сюжетом. И в самом деле, Катаеву удалось всё задуманное.

Изящнейшее, кружевное описание мира уходящего детства, точный, почти графичный образ России на грани ХХ века — в этом смысле «Белеет парус одинокий» рифмуется с гениальным стихотворением Арсения Тарковского «Вещи» — на фоне накатывающейся на частных людей Большой Истории, которая уносит в никуда и волшебные летние вечера на даче, и первый поцелуй с красивой девочкой, и кулеш, съедаемый на свежем воздухе, и высокие воротнички отца...

Нежная, восторженная, чуть меланхолическая проза о неотвратимо движущемся времени совмещена с остросюжетными вторжениями параллельного мира полиции, подпольщиков, преследуемых и преследователей. Никакой идеологической ангажированности в «Белеет парус...» нет, «авантюрные революционеры» — просто ещё один цвет времени, отмеченный великолепным писателем Валентином Катаевым.

Валентин Катаев учил своих читателей видить мир вокруг себя, радоваться жизни просто потому что это — жизнь. И делал его так легко, так талантливо, убедительно, умно и ненавязчиво, как никакой другой отечественный писатель ХХ века.

Замечательный редкий образец мемуарной и не скучной литературы. Вообще изобретённый автором жанр «мовизм» оказался весьма удачным и современным.

Ниагоров — ловкий плут, мошенник, авантюрист и приспособленец времён НЭПа, который может прочитать лекцию или написать статью на любую тему, знает как приобрести дефицитный товар, всегда выходит сухим из воды. В нём мне видится прообраз Остапа Бендера. Ведь изначально предполагалось, что Валентин Катаев будет третьим соавтором Ильфа и Петрова при написании романа «12 стульев». Именно он придумал основной сюжет, связанный с поиском бриллиантов, спрятанных в стуле. Рассказ «Лекция Ниагарова» является как бы предтечей знаменитого сеанса одновременной игры в васюковском шахматном клубе. В рассказе «Птичка божия» проглядывает поэт Никифор Ляпис-Трубецкой, а в рассказе «Ниагаров-журналист» — профессиональный остряк Авессалом Владимирович Изнурёнков.

В. П. Катаев обходит с нами, читателями, ленинские места в Париже настолько с любовью, что по прочтении очень хочется, и я думаю никто особо не воспротивится, назвать все эти места не ленинскими, а катаевскими, и пройти там, посидеть, подышать, пожить...

очень интересно было читать и угадывать героев, в «классиках литературы» увидеть простых людей со своими страстями))

Это лектор общества «Знание» Гамлета не сыграет, и арию не исполнит, а талантливый актер при правильном настрое так лекцию на самую скучную тему прочтет, что зритель ради неё про танцы забудет.

Веселый, забористый фельетон.

Рассказ написан в 1919 году. Указание на это есть в том самом номере «Нового мира» за 1922 год