Вполне приличная повесть, написанная в стиле 20-30-годов, с хорошим фантастическим элементом и очень близкая к сюрреализму. Текст очень хороший, читается легко, но воспринимается с трудом. Читать надо медленно и отбрасывать элементы сатиры, политики и тогда перед Вами проявится довольно оригинальная фантастическая идея, которая не уж и важна была для автора, как всё остальное. Одним словом хорошее чтение, но мне важнее фантастика.

Это же монолог. Практически Жванецкий. Может даже на уровне. А может даже лучше. Ой, что я несу. Это всё из-за текста. Он пробрался в меня, перехватил нормальную речь и мешает говорить. И пишу соответственном. Резко, краткими предложениями, но очень образно, словно картинками. Тема не редкая для фантастики, живущий на Земле инопланетянин, но так изложить текст, построить сюжет, так увлечь. Это литература, и ты не ищешь сюжет, идею. Ты просто купаешься в словах... Главное красиво... Тону... Утонул!

С творчеством Андрея Синявского, ака Абрам Терц, в тоталитарно-застольные (равно как и в либерально-катастроечные времена) был знаком понаслышке. Ну, не считать же некоторые отрывки «Крошки Цореса» (прослушиваемые в ожидании концерта Билла Макгуайра с вражеского голоса на немецких волнах под шум глушительного прибоя) за знакомство с творчеством. А потом имя это благополучно утонуло в пучинах криминально-фэнтезийного хорора. И только сейчас, случайно наткнувшись на сборник «Фантастические повести», возжелал разрешить вопрос, мучивший в те дальние времена: а чего это меня лишали в те благословенные времена, от чего оберегали, как зеницу ока?

И разрешил. Значимые поводы опасаться за мой «облико морале» в наличии отсутствовали. Не думаю, что вскипел бы мой разум возмущенный, не говоря уж о готовности бежать на смертный бой. А усилий-то, усилий!

Вот, например, рассказ «Квартиранты». Идея-то отнюдь не нова — хоть Гофмана вспомните, хоть Погорельского. Николай Васильевич, опять же. Да и «Уединенный домик на Васильевском» Владимира Павловича Титова вкупе с Александром Сергеевичем-наше-всё на ум взбредает. Стиль изложения... ну, как стиль, ничего шедеврально-сногсшибательного. Антисоветчина? Не, конечно, ежели включить режим сканирования, то да, а вот ежели «read only»...

Коммуналки... Так там хоть отдельные комнатки были для жильцов, куда там общежитям с 4-5 студенами на комнатушку. А уж в сравнении с калифорнийскими коливингами...

Население коммуналки... Ну, ведьмы и в отдельных квартирах наличествуют, да и лешаков тоже в товарном количестве. И в нонешние времена тоже.

Коротко — читать можно. Перечитывать — эт' вряд ли.

Гоголь писал куда яснее.

«В тени Гоголя» состоит из двух частей: «Два поворота серебряного ключа в «Ревизоре»» и «Мертвые душат. Рельеф портрета» соответственно, якобы, по «Ревизору» и «Мертвым душам». Якобы потому что в этих объемных сочинениях не критика произведений, и не биографическое расследование. Даже не поиски глубинного смысла. А весьма витиеватые абзацы, страницы, десятки страниц авторских экзерсисов. Это уже по названиям частей видно, что стиль Абрама Терца должен быть куда выспренней, нежели у классика.

А мыслей, по сути, по одной на часть, идущей красной линией. «Ревизор» — самое смешное творение русской литературы за всю её историю, все надрывают животики в каждой сцене. «Мертвые души» высосали душу из писателя, оставив лишь мистическо-религиозно пустой кокон.

Первое утверждение, конечно, спорно. Лично не знаю ни одного читателя обязательной школьной программы, который бы в процессе чтения заходился бы в хохоте от фраз Городничего или плутовства Земляники. Да и во времена Гоголя это была больше сатира на государев строй, вплоть до аллюзий на монарха, чем юмористический спектакль. Комедия-то комедия, но не смеха ради. А насчет гоголевской пустоты, конечно, в 1973 году было, может быть, и смело, тогда все одобренные классики должны быть кладезями личной чистоты. Но сейчас эти открытия давно перещеголяны другими историями о Гоголе — заглядывание в мистическую бездну, топление кошки-ведьмы, разнузданный онанизм в свете полного страха перед общением с женщиной, религиозное сумасшедствие и ягодкой — версия о захоронении заживо. Откровения Терца на этом фоне — рассказы из «Мурзилки».

Тут, вижу, восторгаются растеканием автора по дереву в выражении мыслей. По мне, это не плюс, за джунглями эпитетов и деепричастий выводы весьма куцы.

Если вспомнить обстоятельства написания книги — оторопь берет. «В тени Гоголя» — выдающаяся даже на фоне других выдающихся работ: Мережковского, Розанова, конечно, Набокова. Глава про «Ревизора» — лучшая и близка к совершенству. Мудрые, красиво оформленные, ветвистые соображения Терца о Гоголе-государственнике, его представлении о функции поэта, эстетике Гомера и проч. сами по себе верны и внятно изложены, но предмет менее интересен, чем реконструкция мира книг Гоголя. Книгу Терца назвать водянистой язык не повернется, но все ж организованность и лаконизм, емкость «Прогулок с Пушкиным» заставляет не предпочесть ее ( еще раз: «В тени Гоголя»- прекрасная книга), но несколько снизить балл эссе Терца о Гоголе.

Экспериментальный текст-пародия одного из самых интересных, кстати, «неофициальных», «андеграундных» советских фантастов — Абрама Терца (Андрея Синявского). Написано уже в Париже. Попытка поддеть одновременно литературный соцреализм и всяческих модернистов. Большая часть текста — примитивные короткие диалоги, вероятно, напрямую позаимствованные из какого-то разговорника или словаря. А «между строк», среди монотонных вопросов и ответов — острые (по тем временам) фразы от самого Терца. Например, — Думаете ли вы возвратиться в Россию? — Нет, я этого не думаю.

Как эксперимент — любопытно, но как литературное произведение — не особо понравилось.

Уже из аннотации видно, что главное в это критической повести не содержание, а форма. Уже получивший официальный статус диссидента Абрам Терц, он же Андрей Синявский, разумеется, не мог написать что-то в духе Лотмана или Вересаева. Возможно, в узких кругах работа, где автор выступает за панибрата с классиком (и пробует аргументировать этот подход доводами «А за свет Пушкин будет платить?») и вызвала эффект не бомбы, а ручной гранаты. Но, так как широкий круг уже не советских читателей получил доступ к прочтению только в девяностых годах, то эпатажем уже было не удивить.

Поэтому попробуем перйти к сути стостраничного труда. А её уловить затруднительно. Не отрываясь от «Евгения Онегина», словно от спасательного круга, Абрам-Андрей пишет, что Пушкин упростил литературный язык и, тем самым, создал его для масс. Мол, Пушкин был звездой-селебрити своего времени и старательно поддерживал свою репутацию. Ну, что же слог самого Терца-Синявского был, в отличие от пушкинского, витиеват и затейлив. Настолько, что мысль все время растекалась по древу. Ну чего же хотеть от приятельской прогулки двух равновеликих величин, Пушкина и Синявского.

«Некоторые считают, что с Пушкиным можно жить. Не знаю, не пробовал. Гулять с ним можно» — заключительный вывод известного исследователя литературы.

Не знаю, каков в жизни был Донатович. Но после прочтения гранаты у меня вырисовался, прости Господи, Понасенков от литературы. Если это главный посыл «Прогулок», то он получился ярко. А, если бунтарь хотел сказать что-то оригинальное о Пушкине, то этого не обнаружил. Тот же желчный Веллер, не разливаясь на сотню страниц, высказывал не каноническую версию нашего всего куда аргументированнее.

«Домучил», наконец…

Обстоятельства складывались таким образом, что читал урывками будучи не дома…

Даже не знаю, что послужило мотивом читать как мне казалось автобиографический роман. Я такие не люблю…

Наверное, «скандальность» писателя и романа…

Так, о чем сие повествование? О тяжелых временах в родном Отечестве, называемых и характеризуемых, как «культ личности», связанных с репрессиями, политическими процессами над «врагами народа», убийствами… Ну это так…упрощенно…

Тем не менее именно об этом первая половина книги условно… Книга о творчестве, дружбе, предательстве, хитрости, глупости, корысти, бездушии, бескультурье, конформизме, трусости, смелости, храбрости, чести, честности, любви… То есть в общем-то не отличается ничем от многих других… особенно репрессированных и о репрессированных… Кёстлер, Пастернак, Шаламов, Домбровский, Солженицын, Трифонов… О следственных изоляторах, тюрьмах и поселениях… О выживании и вождях… Что ни говори, что не пиши, но, наверное, не так «цепляет» рассказ о том, чего ты не испытал, что может быть и рассказать невозможно: о страхе, боли (физической и моральной), унижении человека, несправедливости, насилии… Мне даже порой автор казался слишком уж предвзятым, особенно в отношении личности Сталина, Киров, прочих вождей, следователей…, чересчур «жалующимся» не по обстоятельствам…

В романе очень много великолепных философских рассуждений. Мне кажется они и возникают у людей в трудных жизненных ситуациях…, особенно у образованных… «порядочных», «непредприимчивых» что ли. И понравилась мне книга именно этими философскими рассуждениями… иногда о тяжелом, чудовищном, безвыходном (или все-таки он есть?) выборе человека….

И еще… Уже не помню кто, когда и где написал (во всяком случае я это запомнил почему-то) в советское время, что де Синявский вовсе и не хороший писатель (а может это было сказано о Солженицыне)…. Не буду врать и хвалиться, что я уже тогда знал, «в чем правда»… Как человек образованный и читающий был и буду подвержен сомнениям… А ведь процесс над Синявским и Даниэлем был в моем городе…

Так вот, прочитав роман, хочу сказать, что у автора необыкновенно красивый слог, я даже не знаю как сказать… «Интеллигентный» что ли... «Образованный»… И никак его не портят нечастые матерные слова…… Чувствуется и ум, и доброта и какая-то советская «светлость»…

Не могу дать совета. Люди разные... Кто-то слюной по-прежнему брызжет, кому-то тема надоела… Родным присоветую. В коллекции останется…. 7,8.

Чего, казалось бы, мы еще не знаем о том времени? Паранойя, царившая в стране тогда, описана в многочисленных художественных и документальных произведениях: доносы, аресты, дело врачей. Но эта небольшая повесть все же «зацепила» и прекрасным языком, и удачной попыткой показать посреди этого мрака жизнь обычных людей с их чаяниями, любовными переживаниями, верой или неверием в лучшее будущее.

Даже не знаю, как классифицировать эту повесть. Для утопии она слишком пародийная, да и заканчивается весьма грустно, а для антиутопии не характерны все та же пародийность и отсутствие классических для этого жанра декораций: события происходят не в далеком или близком будущем, в котором установлен в той или иной степени антигуманный режим, а «здесь и сейчас». Разве что Синявский тогда (в 1964-м) считал всю страну антиутопическим проектом... Но тем не менее повесть замечательная, читается легко, часто заставляет улыбаться. Прекрасная стилизация под речь «провинциальной интеллигенции». Некоторые цитаты привели меня в полный восторг. Я снизил высшую оценку на 1 балл из-за немного, с моей точки зрения, скомканного и скоротечного финала, тему можно было развить еще. Очень рекомендую.

Хороший рассказ. Хотя я так и не понял, шутит автор или он серьезен. Возможно, и то и другое. И именно эта неопределенность мне и понравилась.

Эх, коммуналка, сволочь-коммуналка, кто тебя выдумал? В чью бедовую горячечную голову могла прийти эта шальная идея — заселить крохотный клочок московской жилплощади у и без того испорченных жилищным вопросом обывателей — всякими домовыми, упырями и прочей нечистью? Вот уже носятся в ночи, с гиком и посвистом, оседлав унитазы и щётки, или варят на кухне колдовское зелье, ведьмы, да ухают анчутки, скребутся и рыщут волкодлаки или какие вовсе неведомые тварюги, нагоняя страх и трепет на случайного свидетеля — не заденет ли ненароком дикая свора, что бесится и скачет во тьме? что скрежещет когтями и щелкает клыками, ощеряя голодные рты, и вселяет в сердце неизъяснимую тревогу. Эх, коммуналка, и зачем ты только на этом свете? дай ответа! Не даёт ответа. Разражается диким уем-воем, ором, раздаётся многоголосьем и свистопляской — и хранит секрет...

Советские пастернаков не читали, всякие аллюзии и аллегории путали с аллергией или жалюзи, категорически не признавали никакой литературы, кроме марксистской и соцреалистической (даже если на обложке недвусмысленно указывалось — «Фантастические повести»), но направление сатиры чуяли безошибочно. Их реакция на язвительные вещи в духе Гоголя и Салтыкова-Щедрина, написанные свободным, лёгким и непринуждённым слогом была предсказуемой — разразился почти кафкианский процесс. Если хотите узнать подробности, советую попробовать сборник «Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля», если хотите только самое лучшее — «Пхенц и другие». Фантастика здесь чисто литературная, хотя случается и -pkhenz!- более традиционная, с космическими пришельцами. Но обычно это сатира и сюрреализм — к примеру, здесь могут появиться маскирующиеся под соседку или торшер гебешники, или какой-нибудь персонаж может вдруг расправить руки и взмыть соколом в поднебесье, презрев законы земного тяготения — на то она и фантазия, чтобы быть свободной, непредсказуемой и безграничной.

Синявского-Абрама Терца пробовать непременно! Свежо и актуально по сей день. Рекомендую практически весь сборник «Фантастические повести», начиная с «Любимова».