Он думает: должно быть, теперь мне недолго осталось. Большую часть дня он проводит, сидя у окна, выходящего во двор. Окно открыто, и сквозь него доносятся разные дворовые звуки: хлопанье дверей, визг и смех играющих детей, требовательное «Миша! Ми-ша!!», лай собак.
Он не закрывает окна даже в плохую погоду, хотя в доме бывает холодно, и по полу гуляют сквозняки. Делает вид, будто не терпит духоты и застоялого воздуха, но, по правде говоря, причина вовсе не в этом. На самом деле, он не может вынести мёртвой тишины пустого жилья. Наверное, он не закрывал окна больше, чем на час-другой, с самого дня Лидушкиной смерти. Лидушка ушла два года назад, ему уже почти не больно, и не страшно, только любопытно: за ним-то когда, ему-то скоро придёт пора?
Анечка навещает его раз в неделю, привозит продукты, убирает. Он думает: хорошая девочка у сестры выросла. У них-то с Лидушкой с детьми не сложилось. Всё нажитое Анечке достанется, о завещании он позаботился заранее.
Читать он больше не может, глаза устают быстро, с телевизором та же беда. Теперь у него окно вместо телевизора. У соседки Маруси сын-оболтус, затеялся гулять с нехорошей компанией, по вечерам возвращается поздно, шагает нетвёрдо. Отца у парня нет, поговорить по-мужски некому. Он думает: лет тридцать назад мог бы, пожалуй, вразумить пацана. Сейчас, конечно, представить смешно – куда ему, старику, молодых учить. Не его это дело.
Анечка сперва пыталась его растормошить, предлагала собаку завести, или хоть кота. Отказался наотрез, отговорился нелюбовью к беспорядку и лишней суетой. Не хотел ни к кому привязываться, ни о ком волноваться. Не хотел на самом пороге жизни брать на себя ответственность за живое существо. Жаль только, за порог он отчего-то никак не шагнёт, всё топчется, топчется. Непонятно, зачем.
Вот уже два года ощущает себя готовым отправиться в любой момент, словно пассажиром, сидящим на вокзале, с горой упакованных чемоданов, в ожидании поезда. Он слишком устал, чтобы опять распаковывать вещи и пытаться заново обживаться.
По большому счёту, он не живёт, просто проводит время в ожидании неизбежного конца. Не заводит собаку. Не отвечает ни на чьи телефонные звонки, кроме Анечкиных. Не спускается во двор. Раз за разом спроваживает соседей и друзей, которые порой, по старой памяти, к нему ещё заглядывают. Его ничего больше не касается.
Пожалуй, открытое окно во двор – единственная его слабость. Единственная уступка самому себе, чтобы чуть скрасить тоскливое ожидание.
Иногда он думает: не зря ли? Что, если ему предстоит протянуть ещё, страшно сказать, лет десять? Но, прислушиваясь к себе, понимает, что ещё полгодика-год – и всё. Сердце прихватывает. Суставы ни к чёрту. Сосуды шалят. Не одно, так другое.
Анечка, хорошая девочка, конечно, будет горевать, но вздохнёт свободнее, ведь ей не надо больше будет ходить за стариком. И потом, её нынешняя квартирка совсем крохотная, тесная, как они только с мужем и детьми там умещаются.
Он и предложил бы поменяться, но к чему? Когда вот-вот, и не будет необходимости суетиться. Ещё немного – и всё.
***
Он смотрит в окно и видит, как Елена с первого этажа поливает цветы. Елена – Лидушкина ровесница, они, помнится, дружили. У неё тоже никого не осталось, дочка умерла давно. Несчастный случай. Каждый день возится с этими цветами, развела на балконе целый палисадник. А ещё кошки у неё, две, рыжая и белая, вон, разлеглись на подоконнике.
На скамейке пристроилась девчонка из соседнего дома. Сколько ей, семь, восемь? Уроки учит. Должно быть, опять родители ругаются, или вовсе дома никого нет. Елена поднимает глаза от своих цветов и машет девочке рукой. Та машет в ответ, но не подходит. Из своего окна он видит, как Елена горбится и вздыхает. Он знает причину. Девочкин отец пару дней назад приходил скандалить и кричал, что Елена чужого ребёнка приваживает. А то, что ребёнок – Лера, вспоминает он, – до позднего вечера некормленый болтается где попало, это ничего, стало быть.
Он морщится и думает привычное: лет тридцать назад я бы…
Ни к чему это. Пустое. Надо встать и пойти заварить себе чаю, а ещё лучше – поесть. Он не помнит, ел он сегодня или нет. Кажется, нет.
Но вместо того, чтобы пойти на кухню, он смотрит, как носится по двору трёхмесячный щенок золотистого ретривера по имени Глаша. Как дворник Степан Петрович сметает в кучу осенние листья – жёлтые, красные, золотые, крапчатые. Как выбегают во двор дети и с визгом разбрасывают эти листья: такая замечательная игра! Степан Петрович сперва ругается на хулиганов, потом машет метлой и смеётся. Золотистый ретривер Глаша скачет в самой гуще событий, хватая листья зубами и восторженно лая. Кто-то кричит: спорим, я со скамейки прыгну! Девочка по имени Лера сидит, не пытаясь даже присоединиться к игре, она сдвигается со своими учебниками на самый краешек скамейки, чтобы никому не мешать. Изредка она посматривает на других детей и снова склоняется над уроками. У неё очень спокойное лицо: она не сердится и не расстраивается, что её не взяли в игру. Она просто смотрит. Так, будто царящая вокруг весёлая суматоха её совершенно не касается.
И когда он – там, наверху – вдруг понимает, что ему напоминает этот её взгляд, он вздрагивает.
***
Он слышит скрежет ключа в замке, и шорох в прихожей – значит, пришла Анечка.
– Здравствуйте…
Она не ждёт ответа. Анечка привыкла к тому, что её престарелый родственник в последнее время почти всегда погружён в свои мысли и с ней не разговаривает.
Во дворе давно никого нет. Стемнело – сентябрь, не успеешь оглянуться, день прошёл. В воздухе рассыпалась серебристая дождевая морось, в свете фонарей листья глянцево блестят, скамейка переливается, усыпана мелкими каплями.
Одно за другим вспыхивают окна. В окнах мельтешат движущиеся фигурки: там готовят ужин, смотрят телевизор, читают, играют, разговаривают. Живут.
– До свидания! – говорит Анечка.
Это значит что продукты в холодильнике, пыль вытерта, а кровать перестелена.
– До свидания, – отвечает он.
Ключ поворачивается в замке.
Он смотрит на окна дома напротив. Три крайних справа, на втором этаже – квартира, в которой, он знает, живёт девочка по имени Лера и её родители. Шторы у них куцые, прозрачные. Все комнаты на виду, люди двигаются, как рыбы в ярко освещённом аквариуме.
Он видит, как мужчина и женщина кричат друг на друга. Без звука, словно в старом немом кино. Мужчина размахивает руками. У женщины кривится лицо. Скверная сцена. Ему хочется встать, задёрнуть штору и пойти почитать или, может, лечь спать, но он смотрит, ища глазами девочку. Её не видно. Должно быть, спряталась где-то в углу.
Мужчина и женщина продолжают выяснять отношения. Потом устают. Он идёт курить на балкон, она – в спальню. В конце концов, свет гаснет.
За весь вечер он так и не увидел ребёнка. Конечно, его это не касается. И всё же, ему тревожно.
Он ложится в постель. Беспокойство не проходит. Он засыпает, может быть, на несколько минут и просыпается, как от громкого звука. Сна нет ни в одном глазу. В квартире напротив опять горит свет.
Мужчина звонит куда-то по телефону, раздражённо жестикулируя. Женщина сидит рядом на стуле. Ребёнка не видно. В детской тоже горит свет – там пусто.
Он думает: неужели что-то случилось. Он думает: лет тридцать назад… И ещё думает: какого чёрта. И вспоминает лицо девочки, сидящей на скамейке.
Он встаёт и медленно, стараясь не потревожить больные суставы, одевается.
К счастью, ключ от квартиры лежит на привычном месте. Он долго не заглядывал в тот ящик, но Анечка – хорошая, аккуратная девочка и ничего не трогает без необходимости. Несколько секунд он пытается вспомнить, как вставлять ключ в замок, потом старая привычка берёт своё.
Он спускается по лестнице, впервые за два года. Выходит во двор. Порыв ветра бросает в него пригоршней листьев.
***
Он находит девочку в соседнем дворе. Чувствует одновременно облегчение и возмущение: горе-родители не сообразили даже побегать, поискать по округе.
– Эй, – говорит он. – Привет.
Лера смотрит на него и молчит.
– Пойдём? – предлагает он.
Она не спрашивает: «куда». Она даже не спрашивает, кто он. Просто встаёт и даёт ему руку.
Мужчина и девочка идут, вдвоём, держась за руки, по мокрому асфальту и листьям, и он думает о её родителях, потом вдруг о Лидушке и его с ней неслучившихся детях, о бестолковом своём топтании на треклятом пороге и о том, что же теперь делать-то.
В конце концов, он, всё так же держа Леру за руку, заходит в подъезд, и звонит в нужную дверь.
– Я вам вашу девочку привёл, – произносит он, когда дверь открывается.
***
Утром дворник Степан Петрович сметает листья, облетевшие за ночь. Мужчина стоит под клёном и смотрит, как растёт цветная груда. А ещё – смотрит на свои окна, закрытые, впервые за два года.
Отчего-то он ощущает нарастающую уверенность в том, что домой возвращаться совершенно необязательно.
Переводит взгляд на окна напротив. Они тусклые, давно немытые, поперёк одного из стёкол – трещина. Кажется, там с год как никто не живёт.
– Бабушка! – кричит девочка по имени Лера женщине, поливающей цветы на балконе. – Баб Лен! Смотри, как я со скамейки прыгну!