Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Pouce» > Прочитано в январе-марте 2018 - 1

Прочитано в январе-марте 2018 — 1

Статья написана 11 апреля 2018 г. 18:41

Размещена:

в рубрике «Польская фантастика»
в авторской колонке Pouce

Щепан Твардох (Szczepan Twardoch) «Морфий (Morfina)"

Подзаголовок романа: «Варшава 1939: женщины, наркотики и измена»

      Издательская аннотация: «Безумный, трансовый... психологический, исторический, остросюжетный, скандальный роман.
      Первые дни немецкой оккупации. Варшава замерла в нерешительности.
      В городе скрывается Константин Виллеманн, сын немецкого офицера аристократического происхождения и полонизированной силезянки, подпоручик, который после сентябрьской кампании пытается освободиться от воинских обязанностей. Ему тридцать лет, у него жена и сын. Мать воспитала его поляком: он служил в польской армии, женился на польке, но для Виллеманна всего этого слишком мало, чтобы понять, кем он, собственно, является.
      До сих пор он вёл в Варшаве весёлую жизнь бонвивана, вращался в артистических кругах. Развлекаться и принимать наркотики не помешала ему даже война. Этот «человек без сердца и родины» больше всего желает добыть очередной пузырёк морфия и несмотря на оккупацию жить своей прежней жизнью гуляки и бабника.
      Погрузившись в ночную жизнь Варшавы он знакомится со Стефаном Витковским, руководителем окружённой аурой скандала конспиративной разведывательной организации, называемой мушкетёрами. Вопреки своей воле, Константин начинает под чужими именами конспиративную деятельность, которая только усугубит его дилеммы и приведёт ко множеству драматических событий...»

Собственно, всё так и есть. Перед нами слабый, распущенный, никчёмный персонаж, который никак не может определиться со своей идентичностью, решить кто же он такой. Человек, против своей воли впутавшийся в большую Историю. Персонаж отрицательный, но, благодаря таланту автора, вызывающий сочувствие и даже любовь. Автор вообще чертовски талантлив — открыв книгу уже через пару страниц понимаешь, что перед тобой неординарное произведение, которое стоит прочесть до конца. И не потому, что книга получила в Польше несколько престижных литературных наград, а потому, что текст затягивает, как теперь принято говорить «вставляет». Я, во всяком случае, давно не испытывал при чтении подобных ощущений. Стиль совершенно неповторимый, хотя, возможно, некоторые найдут его сложным для восприятия.

Насколько я могу судить, обстановка октября 1939 года в оккупированной Варшаве, равно как и в местах, пока не затронутых войной, описана автором вполне реалистично (насколько можно говорить о реалистичности по прошествии семидесяти лет со времени описываемых событий). Что же в романе фантастического? Пожалуй только то, что хотя повествование всё время идёт от первого лица, этих лиц два: собственно сам главный герой и некая сущность женского рода, которая поначалу воспринимается как что-то вроде ангела-хранителя, но... Собственно, благодаря этой двойственности повествователя, которая поначалу незаметна и вызывает недоумение, когда в одной фразе главный герой вдруг упоминается в первом и третьем лице, и «я» рассказчика произвольно меняет род с мужского на женский и наоборот, так вот именно этот двойной взгляд придаёт описанию объёмность, стереоскопичность, и не только в физическом пространстве, но и во времени, и в пространствах психологическом, историческом и т.д.

Всячески рекомендую любителям необычных качественных романов, владеющим польским языком. И напоследок приведу несколько цитат из романа, чтобы читатель смог сам составить о нём некоторое представление. Предупреждаю, однако, что в цитатах содержится некоторое количество деталей, раскрывающих сюжет.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

... Я Константин Виллеманн, сын графа фон Страхвица и неистовой Катарины Виллеманн, которая, кажется, за семь лет ни разу ни заснула, как утверждал Стах из Варты как раз перед войной, когда мы пошли однажды на обед к Симону, потому что мать очень хотела, чтобы я с ним познакомился, а значит я познакомился, но он был безумен. Во всяком случае утверждал, что моя мать не встаёт с кресла, не спит, не испражняется — да, он рассказывал мне о работе кишечника моей матери — потому что не ест и не пьёт, только курит папиросы и свои травы, и овладела тайным знанием индийских йогов, а потому сидит, курит травы и думает о Польше, или, как говорил Стах, думает Польшу.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

Он говорит: «Я сражался». А мне трудно выговаривать такие слова. Потому что, сражался ли я? Выкрикивал какие-то приказы, что там помнил человек из Грудзёндза, размахивал парабеллумом, наступали на Серакув, или как там называлась та дыра, в любом случае там погиб ротмистр Поборовский, мой командир, а раньше, под Грабиной Ксык лежит за щитом бофорса, чёрные усы у резины окуляра, локоть на покрышке, целится, стреляет и подбивает танк, а я, а я, а я что?
А ты, Костичек, не был трусом. Никто не может бросить тебе в лицо это слово. Не дал себя убить, уланы из третьего взвода четвёртого эскадрона девятого полка уважали тебя настолько, насколько улан может уважать тридцатилетнего подпоручика запаса.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

      Смотрю на него, на Константина Виллеманна, взираю на него свысока, смотрю, как он спит возле своей жены, в доме из шоколада, спят рядом, объединённые недавней любовью, близкие, потому что она всё знает и всё ему прощает, спят, смотрю на них и вижу, как тёмная субстанция, пульсирующая под тонкой кожей мира, выпускает свои щупальца. Они оплетают опоры, на которых стоит шоколадный дом, проскальзывают на лестничную клетку, входят, тянутся выше, ищут его.
      Могу ли я их одолеть?
      Я чёрная богиня. Говорю языками человеческими и ангельскими.
      Позволяю щупальцу взобраться по ступенькам, позволяю ему проскользнуть под дверью, позволяю ему войти в спальню Константина, заползти под одеяло, в доме холодно, но тёмная субстанция об этом не знает, не ищет под одеялом тепла.
      Позволить ей, или остановить её?
      Я чёрная богиня.
      Позволяю.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

      А больше, дурачок, думает о том, насколько драматична его жизнь, разорванная между польскостью и немецкостью, ох, как же страшно в этом мире декларативных, тотальных национальностей быть разорванным между немецким отцом и польской матерью, сейчас уже не польской, как страшно иметь две Muttersprache, два бьющихся в груди сердца, как трудно быть поляком, если ты по крови и происхождению немец, какая это каторга!
      А сейчас, думает мой глупый Костичек, родина, которую он выбрал, Родина с большой буквы «Р», подвергает его самому трудному испытанию, как в рыцарском романе, приказывая во имя любви публично от этой любви отречься, сносить оскорбления и унижения, выдавать себя за того, кого больше всего ненавидишь, всё для её блага, для высшего блага. Вот так история, Костичек, правда?
      Мой любимый глупый Костичек, мой милый чувствует себя так трагично разорванным, так чудесно возвышенным в этой трагичности, два сердца, две души, ведь выбирает только одно, второе вырывает из своей груди, отбрасывает, нет второго.
      Представляет себе Костичек, насколько легче было бы жить в мире, в котором современные национальности и современные национализмы еще не родились, в мире до французской революции, собственно об этом сейчас думает, дурачок, словно боится мысли о надвигающейся катастрофе...

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

Как же ты прекрасна, гражданская война, без ненужной чуждости между врагами, между врагами, подобными братьям. Чужие люди не должны убивать друг друга, убивать друг друга должны только близкие, близкие будут убивать с нежностью, жестокость это определённого рода нежность, жестокость это очень по-человечески, только звери убивают так, чтобы не причинять страданий, жестокость как ласка, когда забивают палками, как ласка, когда расстреливают на плацу юношей светлых или чернявых, как если бы осыпали их поцелуями.
Я люблю гражданские войны, Костичек. Твоя серая подруга любит гражданские войны. Наслаждаюсь войной гражданской больше, чем той, в которой убивают друг друга чужие люди.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

– Капрал подхорунжий Виллеманн по вашему приказанию прибыл, господин поручик! – кричал, а руки по швам, и именно так, скорее по-русски, а не hab acht, потому что русские кавалерийские традиции в Грудзёндзе всё-таки брали верх над традициями австрийскими, поскольку были богаче и лучше согласовывались с тем, что вам, полякам, и им, полякам, казалось этосом польского кавалериста, поскольку оба эти кавалерийских этоса, польский и русский, вместе росли на почве скорее польского, чем русского, чувства чести и собственного военного дворянства, вот уж полтора века до тебя, Костичек, польские и русские кавалеристы больших войн по случаю неминуемого конца света были одинаковыми, из одного источника черпали свою глупость, лихость и ложный образ действительности, к удовольствию своих командиров, которые могли отдавать им приказы, противоречащие основному инстинкту самосохранения.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

— Кто я? Я Константин Виллеманн и люблю женщин, автомобили и морфий, люблю сидеть в кафе с известными людьми, сам не будучи известным, однако сиживаю, сиживал с ними, как с равными, что возвышало меня над ними, поскольку каждый, кто там сиживал должен был чем-то выделяться, мало быть генералом, надо быть Венявой, мало поэтом, надо Тувимом или Лехонем, а я между ними сижу, сидел, я никто, и поэтому кто-то, поскольку все знали, что сын немецкого графа и что отрёкся, кто отрёкся, и, однако, знали и эта моя бесцветность меня над ними возвышала.
Я Константин Виллеманн, люблю женщин, люблю танцевать и не люблю коней, предпочитаю автомобили, люблю шотландский твид и летние костюмы из тонкой ткани, люблю автопробеги и вращающуюся танцевальную площадку в «Адрии», люблю джаз, люблю шампанское и морфий, не люблю армии и мундиров.

Адам Вишневский-Снерг (Adam Wisniewski-Snerg) «От разбойника... (Według łotra)"

Весь мир — театр.

В нём женщины, мужчины — все актеры

Проснувшись однажды утром главный герой, Карлос Онтена, внезапно обнаруживает, что его окружают не привычные предметы, а муляжи и декорации. И даже люди на улицах и в транспорте — не люди, а манекены. Среди них, правда, изредка попадаются живые, как и герой, люди, но они, в отличие от Карлоса, воспринимают окружающую обстановку как совершенно естественную. Онтена направляется в бюро, где работает его девушка Линда, но там действие приобретает совсем уж фантасмагорические черты. Постепенно, герою начинает казаться, что вся окружающая действительность — съёмочная площадка Фильма, предназначенного для некоего Зрителя, и он на этой площадке играет непонятную ему самому роль...

Книга написана в 1978 году, когда всё было материально и осязаемо — никакой виртуальности. Во всяком случае с моей тогдашней точки зрения. Любопытно, как бы я воспринял «От разбойника...», прочти его в то время . Даже сейчас, после целого ряда разнообразных «матриц», когда окружающий мир явно почти скрыт стеной разнообразных симулякров и суррогатов, книга впечатляет. Точнее, не столько впечатляет в ходе чтения (текст, во всяком случае в переводе, не служит образцом стиля и пр.), сколько застряёт в памяти из-за своей необычности и неожиданной актуальности. Кстати, но уверен, что в те годы сходу уловил бы евангельские аллюзии, начинающиеся с названия книги и множащиеся по ходу развития сюжета.

Рекомендую интересующимся необычной фантастикой.

Пара цитат для памяти. Осторожно, цитаты могут слишком рано раскрыть особенности мира.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

— Вы, по-видимому, сюда с чужой планеты прибыли, — позволил он себе легкую шутку. — Вы хотя бы знаете о том, что на физическом факультете за одного потенциального студента дерутся меж собою четыре свободных места? В данной ситуации титулованными научными светилами у нас автоматически становятся все те дубины, что завалили конкурсные экзамены на других специальностях. Мы подсовываем им собственные свободные места как спасательную доску, ласкаем и вздымаем на самую вершину. Благодаря такой системе, все дипломанты — наши люди, и здание науки оккупировано плотной группировкой пронумерованных в нужных реестрах фигур — и это стена, которой не пробьёт одинокий тип даже с кайлом в руках, пусть даже если ему и есть сказать что-либо существенное. Ни один поставленный на страже декораций научный работник не допустит выявления ценной мысли пришельца снаружи, ибо после ее объявления все публикации, издаваемые до сих пор с целью имитации научной деятельности, пошли бы — понятное дело — прямиком на гвоздик в туалет. Трагедия подобного рода случается один раз в несколько столетий. И происходит она в самый момент исключительнейшего бардака в какой-то отдельной дисциплине или же по вине достойных наказания недосмотров научных чиновников, призванных и обученных только лишь затем, чтобы охранять пустые упаковки. (здесь и далее перевод В.Марченко)

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

Ректор (о котором я уже кое-что знал из помещенных в прессе заметок) изображал из себя личность, которая бы всяческое свободное от научных торжеств мгновение посвящала исключительно науке. Только времени на научную деятельность у него не имелось. Даже подписанный его именем толстенный кирпич «Теории высших титулообладателей и практического умения передвижения их же» (торжественно помещенный в Святилище Вечных Книг), был сотворен истершимся от постоянной писанины протезом руки его коллеги.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

— Я вижу настоящее чудо уже в том, что безнаказанно главенствую в нашем Университете! И за это время я чудом не растратил свое состояние на порошки от головной боли, напрасно решая самый главный вопрос: у кого переписывает ученый, который мыслит самостоятельно.

скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)

      — Ваше Преосвященство смотрит в будущее излишне легкомысленно. Ведь, после дополнения старой Библии книгами Нового Завета у каждого появится возможность прочесть их и сделать вывод, что искаженный церемониальными и административными наростами золотой храм церкви имеет мало общего с учением, провозглашаемым Спасителем.
      — Да ведь практически никто Евангелия сам не прочтет.
      — Почему же? Ведь тот, кто серьезно относится к собственной вере, имеет не только право, но и обязанность черпать знания непосредственно из источника более-менее правдоподобного, каким станет объявленное в печати учение самого Пророка. Поэтому, мне кажется, что как только новая Библия появится в книжных магазинах, каждый верующий, пусть даже будет бедняком и должен будет снять с себя последнюю рубашку, продаст ее и побежит в...
      — ...церковь, чтобы бросить их в нашу кружку для пожертвований и упасть перед нами на колени, поскольку в сознании верующего Богом является не Спаситель, но само церковное здание, — ласковым голосом закончил кардинал.

Тэги: Отзыв, Твардох Щепан, Вишневский-Снерг Адам

спасибо!

983

просмотры

Комментарии