«Калейдоскоп» Сергея Кузнецова подавляет своими размерами и – как и следует из названия — калейдоскопичностью своей композиции. Отсутствие отчетливого сюжета не только у всего повествования в целом, но и у каждого из образующих его эпизодов является серьезным вызовом и для концентрации внимания, и для читательского трудолюбия.
При всем том: невозможно не признать, что роман написан высококультурным и высокопрофессиональным мастером, его вставные истории крепко сбиты и часто увлекательны, его психологические наблюдения и необычно найденные подробности действия заставляют задуматься, в тексте обнаруживаешь много умных философско-публицистических фрагментов- то о политике, то о сексе, тут же и бесчисленное число литературных аллюзий — например, герои одного из эпизодов заимствованы из «Кракатита» Карела Чапека.
В некотором смысле «Калейдоскоп» венчает довольно старую и хорошо разработанную романную традицию — традицию многослойных романов, пытающихся увидеть трагическую историю ХХ века через переплетающиеся биографии многих людей, или через несколько поколений одной семьи. Можно выдвинуть гипотезу, что романы этого типа в русской литературе возникли после того, как родившийся в XIХ веке жанр «романа-семейной хроники» как на риф наскочил на исторические перипетии — на гражданскую войну, эмиграцию, на рассевание русских по всему миру. Так актуализировался в ХХ веке метод «Войны и мира». Началось все с «Хождения по мукам» Толстого, с циклов романов Марка Алданова, а продолжается по сей день, примером чего служат, скажем «Совсем другое время» Евгения Водолазкина, «Русская канарейка» Дины Рубиной, многие произведения Александра Иличевского. От них роман Кузнецова отличается, во-первых, количественно — количеством персонажей и мест действия, во вторых, подчеркнутым сдвигом на зарубежные сюжеты — хотя в любых точках мира действуют русские выходцы и их потомки.
Что касается недостатков романа: прежде всего бросается в глаза его бьющая в глаза искусственность, придуманность, неправдоподобие рассказанных историй — тем более, что часть историй имеет литературное происхождение или является вариацией на известные исторические мифы, и это явно ослабляет действие романа, который вроде бы претендует на осмысление русского исторического опыта. Везде видишь если не заимствование, то некую вариативность, похожесть на уже ранее читанное и слышанное — начиная с того, что один из героев романа хочет написать роман, по всем признакам похожий на «Калейдоскоп» Кузнецова. Этот прием — «автор среди персонажей» — весьма не нов, его можно встретить, например, в «Контрапункте» Хаксли, а можно – в» романе Яны Дубинянской «Свое время».
И чтобы осмыслять — недостаточно вкладывать в уста своим героям философские фрагменты, один в один похожие на те, что уже ранее всеми читаны. Надо еще и самому быть мыслителем.
Иначе, кажется, что мы имеем дело со стилизацией под философский роман, стилизацией под роман, осмысляющий историю через судьбы людей.
Хотя понятно, что история и культура — обширны и соблазнительны, и страшно тянет вместить их целиком в минимальный объем — ну хотя бы в 40 авторских листов.