Рецензии на фантастические книги

"Но единственным местом, где наши имена будут стоять относительно тесно, станет название этого снафф-видео..." (отрывок из классики современного интерактивного искусства)

"Что такое постмодернизм? — Это когда ты делаешь куклу куклы и сам при этом кукла. — А что актуально? — Актуально, когда кукла делает деньги. (от автора, который вместе с Автором не умер)

Как раньше было просто. В том числе и сама простота. Ведь были лишь один язык, одна вера, один пантеон богов и система ритуалов для поклонения им. Одна идентичность, одна ментальность и одна история, рассказываемая вечерами у костра. С одним героем и одним подвигом. И была только одна реальность, или, во всяком случае, одно наиболее реальное представление о ней. А потом, спустя тысячелетия, настали дни странствий. А вместе с ними и метаморфоз. Открытий, войн, разных языков и народов, Великих Книг. Великих Идей. И когда-то одна история, рассказываемая у одного костра, о Герое и его Подвиге, трансформировалась и приумножилась. Теперь она превратилась в несколько сюжетов, доносящихся до нас сквозь века из сказок, мифов, священных писаний, книг, игр, сериалов и фильмов. И спустя столько столетий все эти тысячи версий одной истории в Информационной Эпохе переплетаются и смешиваются с новыми историями из уже не одной, а разных реальностей. Реальностей, которые все дальше уходят от той изначальной и простой ее версии, ее видения Первыми Людьми. Лишь симулякры симулякров, сплошные знаковые системы, воздвигаемые на уже имеющихся. Поэтому неудивительно, что в рамках так называемой Литературы, в результате жанровой эволюции, скрещивания, гибридизации и селекции, от классицизма с романтизмом и реализмом через модернизм, возник постмодернизм...

Именно так — громоздко и сверх меры претенциозно — я начал отзыв на один из лучших романов Виктора Пелевина, "S.N.U.F.F.". И как всякая глубокая и, не побоюсь этого слова, великая книга, она раскрывается не сразу. Прошло достаточно времени, прежде чем я смог посмотреть на нее иначе. Не под другим углом, но уж точно через линзу с большим увеличением. А все спасибо философии от самых ионийцев до пост(пост?)модерновых мыслителей и собственного (книжного и житейского) опыта. Поэтому ныне мне представляется постмодерн и толкование его в обозначенном романе совершенно иными, нежели в том наивном и стародавнем отзыве (**). Сейчас повествование романа, которое, как (пост)иронично, ведется от писателя-постмодерниста, представляется мне не милой метафорой высокому метаязыку, а эпитафией сегодняшней цивилизации (***). А отчего такая перемена в видении — ниже.

Наверное, правильнее всего начать с постановки вопроса: что такое постмодернизм? Сложно ответить точно, ибо постмодерн вокруг нас, да и в нас самих. Чтобы расколоть такую вещь в себе, нужно прибегнуть к одному из двух вариантов. Первый: закапать ее в песках прошлого, нарожать детей, заставить их нарожать еще детей, и через n-ое количество осеменений появится плеяда ученых археологов (которая таки и даст нашим могилам ответ на данный вопрос). Либо ждать рождение такого глубокого мыслителя, как дедушка Маркс, который "пояснит" за базар капиталистов нашу общественно-политическую формацию. Так как оба варианта для сиюминутного сотворения рецензии не представляются подходящими, будем основываться на специфических книгах-исследованиях-измышлениях, философских статьях, тематических коллоквиумах, сократовским диалогах с заинтересованными и сходах ученых и философов по одному и тому же вопросу. Из этого сделаем первый и самый очевидный вывод; постмодерн — это идущее за модерном (в хронологии) понятие. А в переводе на великорусский получается, что это после-современность. То есть переосмысление в некотором русле модерна, современности. Во всех возможных сферах — искусстве, политике, философии, социальных отношениях, религии.

Итак, примерно определив поле этого текучего понятия, продолжаем плавание терминологического ледоруба. Постмодернизм — переосмысление всего, что было в модернизма (а все, что было в модернизме и предшествующих ему эпохах, так или иначе являлось плавной эволюционной прямой). И это не просто нейтральные думы над ушедшим. Постмодернизм — эра судилища над прошлым. Хроноцид над дарами цивилизации современности, ошметки которой порождают (пост)цивилизацию уже постсовременности. В любых аспектах человеческой действительности. Безусловно, это крайне интересное, до жути любопытное зрелище. Похлеще всяких колизеев и концертов Басты! Но какой его итог и подноготная (само)цель? Зачастую в литературе — это форма без содержания. А вспоминая об одном из самых главных механизмов построения постмодернисткого произведения, можно легко составить определение постмодерна в литературе. Это деконструкция старых форм и уничтожения смыслов в них через конструирование новых форм из старых, в которых аннигилируется (уничтожается, саморазрушается) содержание. Постмодернистская проза — это выхолащивание (жанра, идеи, смысла, Автора, эстетики, глубины, художественности, оригинальности, сверхцели, посыла). А почему? А потому что современность (мы живем в постсовременности — не забываем), да и вся история до нее, принесла только горечь и трагедию, разочарования и боль. В том числе в культуре и из-за оной. Именно культура в самом широком смысле, как огромная, бесконечная практически палитра смыслов, имеется в виду. И вправду, быть может ресурсы — лишь предлог на братоубийства, а истинная причина — наличие смысла? Получается, создание нового ведет к гибели, несчастьям? Не будет ли логично в таком случае образование посткультуры, области бессмысленности? Ведь положительные смыслы — капитализм и либерализм (по Фукуяме) — уже придуманы! А новые можно не творить, лишь без конца тараторить о сказанном, которое в свою очередь было сказано, которое далее тоже было сказано о... Вечная рекурсия уже придуманного! Ибо все сотворено, а все сотворенное — осуждено. Для нового "творца" остается лишь один удел — более "оригинально" осуждать осужденных! Поэтому постмодернизм культуры и искусства, духовности — это смерть. Смерть ранее перечисленного, а также Бога (Ницше), Автора (Барт), Истории (Фукуяма) и Человека (он же) (последние две еще только грядут).

Но это еще ладно! Постмодернизм экономики, а попутно политики еще интереснее! (Так что теперь постараюсь войти в амплуа марксиста, но не переживайте — тут я буду максимально краток и вскоре вспомню про Пелевина. Он жив и не забыт — только еще чуть-чуть!). Старина Маркс не все разглядел в размытом образе будущего. Не увидел, что оно на самом деле то ли величайший фарс, то ли последняя трагедия человечества. Суть в том, что примерно век назад марксово пророчество не сбылось. Мир не пошел по стопам коммунизма, ибо Перво-Марксист, собственно, старик Карл, сделал для них славный подарок — "Капитал". И могучие буржуа поняли, что социальное государство не такой уж дурной мир, нежели чем билет на рейс прямиком на свалку истории. Изуродованные зачатки несбывшейся утопии гнили в Осажденной полу-Крепости, полу-Ковчеге, России. А та была в океане капитализма, который таки не просто гнил, но притом преобразовывался!

За двумя величайшими стремлениями, имманентными капитализму (ростом капитала и захватом рынков), старые капиталисты пришли к выводу, что прокормить свой худой мир с рабочим классом и до конца себя обезопасить (и еще обогатить!) можно развитием/вырождением этой экономической формации в новую — посткапиталистическую. Ее суть проста: зачем в конкурентной борьбе улучшать качества товара (и проч. вложения), коль барыш можно получить в разы проще? Как? Не делать товар лучше, а говорить, что так оно и есть! То есть реклама во всех ее ипостасях, плодом которой и является борьба не характеристик товаров и пользы от них, а всеми любимых лейблов, торговых знаков да брендов. Даже дизайн — это вторичное (третичное — его реальная нужность). Самое главное в наш век из-за этого и есть информация. Ибо конкурируют и воюют друг с другом корпоративные тигры теперь не уровнями и мощностями производительных сил, а бицепсами пропагандистской машины и крышиванием СМИ-центров. Но дабы фраер на такое фуфло купился требуется его максимальное опрощение. То есть описанная выше посткультура. Так что эпоха бесконечных приставок "пост-" — штукенция плотно перевязанная своими элементами друг с другом, совершенно новая в плане возведенных в абсолют отрицаний и негаций ВСЕГО и до пошлости старая по своей природе. Ведь посткапитализм — такая же общественно-экономическая формация, как и прочие. Со своим правящим классом и соответствующей идеологией. И принципы их антикварные — Строгие Контроль (над производственными ресурсами и населением) и Иерархия (разделение на властвующих и подчиняющихся). Благодаря ним мы живем в грандиозный период строительства Великой Империи Рабства, где 99,9% землян наконец уравняются в своей несвободе. Но не забываем, что Человек-то тоже скоро издохнет! То бишь евгеническая генетика в руках посткапиталистов этому поспособствует. Не важно, будет ли это происходить в тайне или наяву (в любом случае, все к тому времени станем слепыми потребителями), но мир наконец-то на генетическом уровне разделится на достойных Олимпа элоев и способных лишь на холопстсвование морлоков. Вся надежда лишь на третий мир (и нас), который отягощен глобальным разделением труда на производство "придуманного" постиндустриальным посткапитализмом и снабжение его же сырьем. Лишь пронзив эту ахиллесову пяту этой ошибки истории можно будет вернуться к той самой точки бифуркации, к перепутью развития. И сделать наконец правильный выбор...

Еще не убежали? Тогда вернемся к "СНАФФу" Пелевина! В нем бездонное море аллюзий, отсылок и перекрестных смыслов с реальностью за окном. В офшаре Бизантиума и Оркланде-Уркаине, в их взаимоотношениях и буднях можно найти как намеки на дихотомическое единство России и Запада, так и предсказание конфликта России с Украиной, так и американо-российские отношения... Так и доведенную до крайнего абсурда рабочую машину информационного общества (посткапитализма, посткультуры, постиндуриализма и т.д.). Экономика, основанная на угнетении "варваров", "третьего мира" (Оркланда), зверской их эксплуатации путем социальных манипуляций (и фальсификациях фактов и истории в общем). Это угнетение лежит в основе посткапиталистической экономики, нью-эйджская идеология-религия которой есть гибрид СМИ и худкино. А главный догмат этой идейной химеры — отсутствие границы между выдуманным и реальным. А второй — если и не мертвый, то точно неживой бог Маниту, живущий в экранах и деньгах (еще один "намек" на постиндустриальную экономику). Про творцов ("творцов") как сомелье и симулякр порноиндустрии я умолчу — эти гениальные фразы, метко вскрывающие действительность, надо прочесть самому. Любовный треугольник тоже весьма показателен и широк на интерпретации. Типичный потребитель, обыватель и идеальный гражданин общества постмодерна — Дамилола — в "схватке, дуэли" (которые есть сюжет романа) теряет, проигрывает свою возлюбленную "варвару" Грыму. Между тем "проигрывается" половинка рассказчика, Кая, сама. Ведь в своих философских опытах и интроспекциях она видит, что является в обществе Бизантиума просто вещью среди прочих вещей. И дело ж не в том, что она — машина. Дело в том, что остальные люди — тоже машины, вещи. Иначе существование общества сплошного фетиша и нескончаемого вещизма невозможно. И вместе Кая с Грымом поднимают "варваров" (Оркланд, девственный от посткапитализма мир, настоящий, откровенный, пусть и несколько грубый, жестокий, но не лицемерный) против бизантийцев, таки побеждая последних. Но не вдаваясь в эти самые философские измышления-отступления Каи (которые в разы три увеличат объем этой рецензии), можно увидеть очевидное. "СНАФФ" методами постмодернизма показывает несостоятельность и плоскость данного концепта. Через интересный и колоритный мир постапокалиптического будущего Виктор Пелевин, как мне кажется, доносит до нас простую истину (которая даже открыто говорится на страницах романа). Наша (пост)цивилизация, нормальный стержень которой есть доверие (как и любой цивилизации до нее), обречена на катастрофу и крах при утере этого самого доверия. А произойти это может при дальнейшем выхолащивании смыслов и, что еще важнее, правды через СМИ, которые, видать, уже забыли, что это такое — правда. Все теперь говорят о фактах и информации, а не о лжи и правде. Истине. Но такая система долго не продержится. Когда-нибудь и как-нибудь, но она падет. И пройдут тысячелетия, все постмодернистское обратится в пыль, а Человек не умрет как Бог и Автор. Того глядишь, и последние возвратятся... Может быть, с помощью постпостмодернизма (****)? Но это уже совершенно другая история...

Итог: 10. И автор напоминает, что отзыв пишется в эру постиронии и постправды, так что где ирония и правда, а где кроются их деконструкции, даже самому чеканщику этих строк не представляется возможным понять.

Примечания

(*) — о самом романе говорится частично во втором, не перечеркнутом, абзаце и последнем.

(**) — из первоначального комментария к роману: Постмодерн в литературе — это Конечный Библиотекарь, Великий Классификатор текстовых комбинаций, начинающихся от полузабытых мифов островных народов и оканчивающихся творениями мировых классиков и современной беллетристикой. И секрет упорядочивания кроется в авторском ключе, который писатель-постмодернист передает читателю, меняясь с ним ролями и давая ему возможность найти свой вариант реальности. А лучше всего ковать эти ключи, чуть ли не штампуя их, получается у Виктора Пелевина.

(***) — но мы еще не умерли, конечно. Вы же читаете эти строки, так что все хорошо. Да и вообще смерть Смерти даже в постмодерне не представляется возможной (один российский философ дней сейчасных даже считает, что от Смерти в эру постсовременности должно толковаться и выводиться Бытие). И наша цивилизация — в всяко-разных толкованиях данной дефиниции — тоже. Но, черт возьми, коль гибель Рима была трагедией, вымирание урода массовой культуры должно быть как можно более напыщенным фарсом! (*****)

(****) — метамодернизм, постпостмодернизм будет заниматься, чуть перефразируя закон о двух отрицаниях, деконструкцией постмодернизма? То есть деконструкцией деконтруированного или деконструкцией самой деконструкции. Возможно ли, что мы вернемся к модернизму? Быть может, может быть...

(*****) — кстати, согласитесь, что картинка для обзора про смерть цивилизации выбрана под стать тематике :)

ПС. Рубрики по произведениям с трактовками революционной ноты будут продолжены, а рассмотрение постмодернистских трактатов только начинается...

сабж

Кто искал в современной русской литературе что-то захватывающее и при этом серьезное, и фантастическое, и нешаблонное — тот нашел.

Вначале я думала, что "Остров Сахалин" Веркина — это такая сомнительная пародия на Чехова в мрачной постапокалиптике. Потом — что это такая переделка "Гордость и предубеждение и зомби", только вместо Остин опять же Чехов. Потом — что это роуд-трип в духе "Дороги". А в конце готова признать, что это прекрасный роман, который гораздо больше всех своих составных частей, и я не знаю, на какую полку расхожих сюжетов и приемов его можно сунуть — ни на какую, как и всю хорошую литературу.

Я искренне рада, что у нас пишут такие книги. Для этого нужно обладать и определеной решимостью, и определенной наивностью. Чтобы совместить Чехова и зомби, к примеру (а пресловутое "мобильное бешенство", или МОБ — не что иное, собственно), и при этом умудриться не скатиться в тотальный комизм (для меня лично тема зомби означает комизм автоматически). А, напротив, так медленно нагнетать напряжение, что вначале, когда расписываются всякие тюремные ужасы, читатель еще не верит и не пугается, а к концу, когда всякой жуткой физиологии становится поменьше, начинает впечатляться каждым поворотом все сильнее и сильнее.

Или, скажем, чтобы взять за основу мир после ядерного апокалипсиса — это тоже сам по себе такой расхожий штамп, что куда уж повторять его в очередной раз. Но Веркин делает это очень аккуратно и очень удачно — апокалипсис произошел, но не вчера и не везде. Япония сохранилась в качестве единственного анклава цивилизации, а остров Сахалин оказался своеобразным барьером между Японией и остальным потонувшем в хаосе, плохой экологии и мобильном бешенстве миром. И тут как раз вступает черед Чехова с его педантичными и несколько сатирическими характеристиками местных исправительных учреждений.

Мне интересно, как к Веркину приходила идея построения его мира и героев. Хочется думать, что это было так же постепенно, как идет моя реконструирующая мысль сейчас: если анклав цивилизации, то Япония, сама суть острова + высокого технологического потенциала это предполагает. Если Япония, у нее должна быть какая-то "барьерная зона", на которой зерна отделяются от плевел, образно говоря — и это Сахалин и там должны быть зоны для беженцев и ссылка для тех, кто не вписался в новый мир. На материке жизни нет, в самой Японии все уже более ли менее стабильно, так что если что и происходит, то на Сахалине. Ну а если Сахалин — то Чехов, вот пасьянс и сошелся.

Мир Веркина поражает не то чтобы проработанностью даже (мне сложно сказать, сколько взято у Чехова, надо его наконец прочитать нормально), а какой-то полной логической обоснованностью. И да, это нам японцы, корейцы и китайцы кажутся все одинаковыми (извините) — я знаю, что для них самих разница колоссальная, а все европейцы им тоже кажутся одинаковыми (и это отлично проявляется в романе, кстати, в мелких деталях вроде "белого негра"). И логично, что на Сахалине выделяют социальные группы не только по признаку криминального прошлого, но и по национальному.

Такой же логичной кажется и профессия нашей героини, которая прибывает на Сахалин с научно-исследовательской целью; кем быть после апокалипсиса, как не футурологом, действительно — вопрос не о том, каково будет будущее, а будет ли оно вообще, становится как никогда актуален. Героиня планирует посещение тюрем, потому что по версии ее профессора, Сахалин — это место предела, место, в котором все начинается и которое на все влияет, там лучше, чем где-либо, видны изменения. Мы не видим научных результатов, а посещения карательных учреждений описываются хоть и тщательно и детально, но в этой тщательности есть что-то от Чеховской усмешки, есть что-то от Гончаровской этнографии, и мы понимаем, что это все для отвода глаз. Хотя и так достаточно ужасно, но именно что достаточно.

А потом совершенно естественным, но малопредсказуемым, как и все совершенно естественные вещи, образом это хрупкое равновесие ужасности рушится — и героиня со своим проводником оказывается в водовороте хаоса, из которого им предстоит долго и мучительно выбираться. Приключение? Да, строго говоря, приключение, хотя все заплатили за него слишком дорого.

Удивительно, что дело глобально не в том, выбрались они или нет, хотя даже такие мелкие с исторической т.зр. причины влекут широкие последствия, которые мы увидим в самом конце романа. Удивительно, как постепенно проясняется, о чем, собственно, роман — роман о надежде, что как нельзя лучше применимо и к постапокалипсису, и к каторге, и к их сочетанию.

Разговоры о том, что Стивен Кинг как писатель стал уже не тот, что прежде, ведутся довольно давно.

Лично я к ним особо не прислушивался, вплоть до ознакомления с весьма средней по качеству исполнения трилогией "Мистер Мерседес".

Погрузившись в печальные размышления, я пришел к выводу, что раньше Мастер и правда был смелее в выборе сюжетов для своих книг и способов их подачи.

Более того в 1990-х он не чурался и различных литературных экспериментов.

Самый яркий из них — это, конечно же, роман "Регуляторы", являющийся своеобразным перевертышем "Безнадеги".

Между этими двумя произведениями была издана "Зеленая миля" — каждая ее часть выходила отдельными томиками в мягких обложках.

Следом за "Регуляторами" увидела свет четвертая глава эпопеи "Темная Башня", названная "Колдун и кристалл" и представлявшая собой по сути один внушительный экскурс в прошлое Стрелка.

Что же тут необычного, спросите вы?

На мой взгляд, в том, что фанаты цикла наверняка хотели прочесть полноценное продолжение "Бесплодных земель", а вместо него получили флэшбэк на несколько сотен страниц.

Уверен, что таким образом Кингу удалось удивить многих поклонников своего творчества.

Думаю, никто из них не ожидал и появления на бумаге "Бури столетия" — сценария к одноименному мини-сериалу Крэйга Р. Бэксли.

До того момента Мастер успел поработать над несколькими скриптами для телевидения, но решился опубликовать один из них отдельной книгой только в 1999-м году.

Сомневаюсь, что исключительно ради денег.

Если бы текст оказался так себе, то скорее всего Кинг не дал бы добро на его издание (например, сценарий слабенького проекта "Особняк "Красная роза" того же Бэксли так и не был открыт широкой общественности).

Сюжет "Бури столетия" разворачивался в маленьком городке на острове Литтл-Толл — родине главной героини романа "Долорес Клэйборн", который тоже можно с чистой совестью причислить к литературным экспериментам Короля Ужасов.

А все потому что данная книга — это долгая подробная исповедь, написанная от лица уже давно не молодой женщины.

В произведении нет ни глав, ни частей — ничего, чтобы хоть как-то прерывало бы монолог Долорес.

Только в самом конце Кинг поместил выдержку из местной газеты, раскрывающую дальнейшую судьбу героини.

Всё, что до нее — сплошной поток воспоминаний о непростой жизни островитянки, читать который на удивление было совсем не скучно.

Повествование вышло богатым не только на мысли и переживания главной героини, но и на огромное количество мелких деталей ее окружения, благодаря чему "картинка" в голове получилась яркой и запоминающейся.

К сожалению, экранизация романа подрастеряла силу оригинала и лично меня смогла порадовать только неплохими актерскими работами.

Фильм Тейлора Хэкфорда показался мне каким-то поверхностным, неубедительным и откровенно скучным.

Иными словами, пустой тратой времени.

Оценки:

Роман — 8/10.

Экранизация — 6/10.

Классическая фентези forever! Или Под покровительством Профессора

Давным-давно, после кровопролитной битвы, был повержен и заточен страшный волшебник Ракот, властелин Тьмы. Шли годы и столетия. Менялись владыки королевств, и даже повелитель светлых альвов, покинул мир, уплыв на запад. Лишь по-прежнему следили за узником пять сторожевых камней Гинсерат. Узником, с нетерпением ожидающего разрушения хотя бы одного Камня.

Пять студентов университета Торонто однажды вечером получают крайне неожиданное предложение. Посетить первый из миров – Фьонавар, побывав на полувековом юбилее начала правления короля Бреннина Айлиля.

Две недели, всего две недели, убеждал их маг Лорин. И благополучное возвращение домой.

Но все пошло абсолютно не так, как предполагалось.

Один из них потерялся уже при переходе. Двое других, завороженные обаянием наследного принца, ввязались в опасную авантюру. Третья и вовсе оказалась скрытой Ясновидящей. Четвертая…

Но самое ужасное, что, практически не таясь, поднимают голову силы Тьмы. И слава всемогущим Богам, что Камни, следящие за Ракотом, по-прежнему делают то, для чего их создали.

Или нет?

«Самый преданный ученик Толкиена» — это похвала, или порицание? Воспринимать можно по-разному. Особенно если учесть что с самим Профессором, Гай по малолетству ни разу не пересекался, хотя помогал его сыну, Кристоферу при работе над «Сильмариллионом».

Канадец Гай Гевриэл Кей с младых ногтей стремился к трем вещам: играть в хоккейной команде Торонто, стать адвокатом и писателем. Не знаю как насчет подвигов на льду, но две других мечты уже стали явью. Сперва Кей выучился на адвоката, а потом настал 1974-й, а с ним и уже упомянутая работа над «Сильмом». Казалось бы вот он бесценный опыт, вперед к вершинам! Опыт Гай, несомненно, получил, но еще десятилетие трудился над юридическими радиопередачами «Масштабы Правосудия». Параллельно работая над своим мастерством фантаста. И, наконец, в 1984-м году, мир увидел «ответ на деградацию литературной фэнтези» — роман «в толкиенских традициях». «Древо Жизни». Первую часть трилогии «Гобелены Фьонавара».

Влияние Толкиена в «Древе» бесспорно.

Самый главный «божественный» злодей, и злец-оборотень, повелитель волков. Последний союз. Битва при Барад-Ду…, пардон Старкадхе. Гордые всадники, помогающие в критический момент. Коварный изменщик. Альвы, уходящие за море. Расслабившееся королевство. Активный седобородый маг. Аналог Тропы Мертвых.

Ничего не напоминает?

С одной стороны как то не очень хорошо. Толкиеновские мотивы лучше читать у прародителя. С другой — ход мысли понятен. Дж. Р.Р.Т. создал канон классики фентези, и обойтись без него крайне непросто. Плюс «манки» для почитателей Профессора (коих миллионы) расставить. Что должны облегчить им знакомство с новой вселенной.

Ведь, слава Богине, у Гевриэла хватило таланта не утонуть в калькированном Средиземье, а оттолкнувшись от плечей великого, создать свой полностью оригинальный мир.

Давно собирался написать о впечатлениях, года два уже. Разделю их на две части — впечатления от автора и впечатления от книги.

Что касается автора. Элеазар (я буду писать его имя так, считаю эту транскрипцию самой правильной) Юдковский называет себя учёным и просветителем, способствующим преумножению рациональности в мире. В действительности он, увы, никакой не учёный, а шарлатан и сектант. Его клуб по интересам — это классическая секточка с Гуру и Учением и общего со словом «учёный» тут только корень. А то, что в брошюрках мелькают слова "наука", "рациональность" и тому подобные вещи сути не меняет. Ни один человек не в состоянии ответить, какой именно "наукой" занимается "учёный" Юдковский. Сам он называет свою организацию "Институтом Исследования Сингулярности". При этом никакой сингулярности не существует, но Юдковский УЖЕ её изучает. А институтом эти люди назвали себя сами. С «дружественным Искусственным Интеллектом», который якобы исследует Юдковский – аналогично. В реальности перед нами сложнейшая и скорее всего неразрешимая проблема, а у Юдковского всё уже решено и на марсе завтра будут яблони цвести. Такой типовой утопизм, мечты массовой культуры, N+1-й по счёту золотой сон человечества.

Кроме того, Юдковский прославился написанием большого количества тематически-связанных статей (т.н. цепочек) и романом-парафразом (у меня не поднимается рука писать применительно к этому тексту слово "фанфик), принёсшим ему славу. И то и другое переведено на русский поклонниками. Что касается его "цепочек", превозносимых теми же поклонниками как новое слово в жанре и чуть ли не мессианская, переворачивающая умы и озаряющая души публицистика — то с ними всё не так плохо, как можно себе представить. С ними всё ещё хуже. Читать это НЕВОЗМОЖНО. Перед тобой изложения даже не позитивистской философии столетней давности, а суррогатов суррогата этой философии, проиллюстрированной примерами из комиксов и пересказанной языком ребёнка-дебила. Это производит, конечно, сокрушительное впечатление на людей, которые вообще не имеют никакого представления о Дарвине, Галилее, научной революции, о серьёзных работах Поппера и Лакатоша, Куна, Бруно Латура и Александра Койре, то есть о трудах мыслителей, рассматривавших возникновение и развитие науки всерьёз. Это тексты, написанные для людей не знающих ничего. Они примитивны до зубовного скрежета, до non plus ultra. Особенно потрясает — даже на общем беспомощном фоне — учебный текст по литературному мастерству, он тоже относится к цепочкам, ибо наука — их главная, но не единственная тема. Этот текст состоит из советов вроде "аргументы отрицательного персонажа должны быть убедительными не только для него самого", "надо понимать, что Адольф Гитлер и террористы-смертники тоже искренне верили в своё дело" и т.п. Всё это пишется всерьёз и подаётся тоном ОТКРОВЕНИЯ. Людям, которым нужны такие советы лучше не писать не то, что романы — им лучше не писать даже на заборах. И это всё, что можно сказать об Элеазаре Юдковском как о публицисте. Не удивительно, что до выхода романа, основанная на одних "цепочках", его слава оставалась нулевой.

Теперь собственно роман, принёсший Юдковскому славу. Он позиционируется как некое сциентистское евангелие, пособие по "рациональному мышлению" (что это такое — понять невозможно совершенно). Это всё, конечно, сектантская ахинея. Герои изредка (а в первой четверти книги — не изредка) пересказывают друг другу куски модного научпопа, беллетризованные изложения сведений из биологии, истории XX века, психологии (скорее фольк-психологии, они пересказывают Зимбардо и Милгрэма, а не Жана Пиаже), иногда более, иногда менее органично это встраивается в сюжет. Наиболее удачно вышло с куском о менделевской генетике, главный герой использует его как инструмент для вербовки, обращая могущественного и потенциального врага в свою веру. К сожалению не всегда у автора получается так элегантно следовать принципу «поучая – развлекай», но в целом – раздражения это не вызывает, метод (любимое слово Юдковского) не хуже любого другого. Раздражение вызывает реакция поклонников автора, если не сказать – его апостолата. У людей, которые никаких серьёзных научных работ никогда в жизни не читали — это действительно сходит за науку, хотя в лучшем случае перед нами журналистика. В защиту Юдковского можно сказать, что это действительно лучше, чем "цепочки" — потому что он пересказывает других, а не придумывает сам ( о том, какой он сам "учёный" я уже сказал). Но точно так же роман можно было построить на ином фундаменте, причём фундаменту вовсе не должна довлеть гносеологическая верность. Он может быть даже гносеологически-ложным: на френологии, на алхимии, на расовой теории тоже можно построить сильную литературу, не обязательно опираться на естественно-научную картину Нового и Новейшего Времени. Яцек Дукай написал свой замечательный роман основываясь на античной метафизике и шопенгауэровской волюнтаристской философии, Бэккер — опираясь на гностическую метафизику и на философию Деннета. Это всё не делает книгу лучше или хуже, именно как литературу.

О литературе и поговорим.

Роман Юдковского — никакое не популяризаторство и не просветительство. Это своего рода деконструкция, такие вещи пишутся обычно двумя способами: заведомо-сказочный, мифопоэтический мир, измышленный по условным законам, либо переписывается с точки зрения реализма и натурализма, либо сталкивается с миром реализма и натурализма. Юдковский совмещает оба метода с сильным перевесом второго. Перед нами разворачивается история очень умного и крайне наивного подростка (причём этот ум — не его заслуга, но это один из сюжетных ходов, суть которого лучше скрыть в тени ), малокультурного и в силу малокультурности, одновременно очень сильного и абсолютно беспомощного при всём своём интеллекте, Юдковский создаёт образ человека, который одновременно может сворачивать горы, но при этом его самого можно лепить как глину. Интересно, что сам автор смотрит на персонажа иначе — но получилось у него то, что получилось. Его Гарри, выписываемый любовно, как эталон, местами самопародиен (иногда это бросается в глаза: вся судьба героя сформирована прошедшей войной, которой положило конец его рождение; при этом за всю книгу ему даже не приходит в голову самому поинтересоваться событиями этой войны, тактикой и поступками его врага — которые были для них обоих судьбоносны; он не делает это даже тогда, когда узнаёт, что этот враг, возможно, жив и, несомненно, имеет к нему счёты; при этом время на чтение десятков посторонних книг и участие в школьных боевых состязаниях у героя находится). Как хорошо сказал один из читателей, "герой постоянно несёт всякую чушь про добрую науку, но это нормально, потому что герой — ребёнок". Вообще фанаты этой книги хвалят её совершенно не за то, чем она хороша. Юдковского хвалят как пропагандиста научного метода, но как раз в этой части он, по большему счёту, убожество. Настоящий, и не осознаваемый, видимо, самим автором, талант Юдковского — это не талант просветителя (тут он не способен на большее, чем пересказывать зады тематический журналистики), а талант драматурга. В каком-то смысле книге больше пошло бы на пользу, будь она написана как пьеса, у Юдковского довольно слабый язык, но он отменно выписывает идейные и душевные конфликты, борьбу героев друг с другом, и скупыми средствами создаёт образы не слишком умные, но полнокровные и жизнеспособные. Отчасти это заслуга Роулинг — он очень многое взял у неё, не меняя характеры большинства персонажей — но только отчасти.

С сюжетной точки зрения — это детективный роман и роман воспитания, где протагонист узнаёт правду о своём происхождении. Всё остальное — наука, публицистика, рациональность — это мишура. Фабула такая: протагонист попадает в мир, устроенный загадочно и враждебно, пытается приспособиться к этому миру и серьёзно изменить его в меру своих сил, как оказывается – весьма незаурядных а затем сталкивается с чудовищным, тотально превосходящим его врагом, врагом, который его и создал, причём существование этого врага он (рационалист и скептик, носитель нового евангелия, призванного научить читателя мыслить бесстрастно и критически!) воспринимал как полулегенду-полупустяк, в итоге оказавшись пешкой в чужой и очень опасной игре, начатой задолго до его рождения.

А с точки зрения концептуальной всё ещё интересней. Главный герой романа и его протагонист — это разные люди. "Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления" — это очень плохая (дешёвая, глуповатая) история про рациональность, но очень хорошая история про иррациональность. Это история Судьбы, история Рока. История чудовищно могущественного, беспримерно умного (умного всерьёз, без скидок, а не как "рационалисты" с их комиксами, играми Эндера, рассказами про "а вот, помните, Гитлер, а вот помните, эксперимент Милгрэма" и потешным дурачком Гарри) и до изуверства жестокого человека, тирана; история его возвышения и падения, обрисованная в красках античных трагедий и увиденная глазами его сына (по сути, не по форме) — глуповатого, смешного ребёнка, без подсказки больших дядей не понимающего половины из того, что видит. Очень нетривиально.

Интересно, что ровно ТУ ЖЕ САМУЮ историю (сюжетные совпадения вплоть до мелочей поражают) за сто с лишним лет до Юдковского написал русский символист Фёдор Сологуб. Если вас спросят, о чём книга Юдковского — не стоит повторять сектантскую тарабарщину за его фанатами, про чудо-науку, палочку-выручалочку рационализм и т.д. Книга Юдковского про другое.

Она — вот об этом.

В тихий вечер, на распутьи двух дорог

Я колдунью молодую подстерёг,

И во имя всех проклятых вражьих сил

У колдуньи талисмана я просил.

Предо мной она стояла, чуть жива,

И шептала чародейные слова,

И искала талисмана в тихой мгле,

И нашла багряный камень на земле,

И сказала: «Этот камень ты возьмёшь,—

С ним не бойся, — не захочешь, не умрёшь.

Этот камень всё на шее ты носи,

И другого талисмана не проси.

Не для счастья, иль удачи, иль венца, —

Только жить, всё жить ты будешь без конца.

Станет скучно, — ты верёвку оборвёшь,

Бросишь камень, станешь волен, и умрёшь».

P.S. У фанатов Юдковского так же пользуется огромной популярностью огромный роман про супергероев под названием «Червь», переведённый на русский процентов на 80. Фанаты Юдковского любят говорить, что он очень похож на книгу Юдковского – похож он на неё только тем, что тоже написан буквами, и его похвалил Юдковский. К сожалению, роман этот менее известен, чем «Гарри и Методы», но он не менее, а то и более интересен. О нём тоже, по-хорошему, написать бы. Может как-нибудь в другой раз.