Рецензии на фантастические книги

Конечно, в этом трактате описаны и всё Гильдии, от Алхимиков и Гильдии Азартных Игроков, до Гильдии Воров (а также предлагается экскурсия по зданию Гильдии), Гильдии Убийц и Гильдии Шутов. Гильдия заклинателей имеет девиз: «Теперь он волшебный». Но не стоит забывать, что профессиональных заклинателей не бывает. К тому же они слишком любят рассказывать анекдоты и хлопать волшебников по спине. При этом сами заклинатели, благодаря фокусам и ловкости своих рук, могут быть уважаемы и популярны.

Гильдия попрошаек имеет девиз: «Монетка найдется, сударь?». Между прочим, это старейшая гильдия! И в придачу самая богатая, «поскольку нищие не покупают того, что могут выпросить». Но при этом в самой гильдии существует своя жесткая иерархия. Гильдия включает в себя: «непристойных лоханок», «ходячих мертвецов», «такс», «лощинок», «девок с детишками», «кукушек» и прочих. Уличные художники и музыканты к попрошайкам не относятся.

«Когда я в последний раз редактировал «Путеводитель», то чувствовал себя Первым Законней-Некуда — могильщиком на кладбище Мелких Богов (см. «Ночная стража»). Мне пришлось перенести некоторых персонажей с главного кладбища (из «Путеводителя») в склеп (в каталог), чтобы вместить всех новых героев. Таким образом мы потеряли некоторое количество персонажей, от которых по сюжету требовалось только подхватить остроту или стукнуть Ринсвинда по голове. Кое-кто, впрочем, удержался — мы с Терри питаем слабость к третьестепенным актёрам в театре жизни. В эту обновлённую версию вошли почти все статьи из первого «Путеводителя». Не забыли мы и о материалах из ежедневников-дневников по Плоскому миру: я с удовольствием изучал заметки оттуда, и было бы жаль, если бы они пропали, поскольку ежедневники по натуре своей преходящи... они вянут, как сирень на исходе своего срока. Ещё я по просьбе издателя вернул часть оригинального вводного материала. В связи с этим хочу заметить, что каталог, с которого в 1992 году начался самый первый «Путеводитель по Плоскому миру», по-прежнему доступен и читабелен, как и много лет назад».

Весь Нанкин взволованно бурлил с тех самых пор, как по городу разнеслась весть о желании, которое изъявил высочайший Император: чтобы на одной из огромных стен Храма был нарисован Дракон…».

Кеннет Морис. Незрячие драконы

Издание открывается обстоятельным предисловием – «Последний мечтатель Уэльса» — А.А. Баннова, рассказывающего не только о биографии Кеннета Мориса, но и литературных традициях начала прошлого столетия.

Короткие рассказы автора, — одного из основателей европейской фэнтези, основаны на фольклорных сюжетах, причем не только английских, но и классических восточных преданий и легенд, в которых немаловажное место занимали драконы и другие загадочные существа.

Первый рассказ – «Трактир «Белая птица» (впервые опубликованный в 1915 году) рассказывает о поисках великого «Мастерства» и таинственном месте в горах.

И вот Као Ши-сюн отправился по горной тропе в самую середину гор, их сердце, где, наверное, можно было овладеть неуловимым поэтическим даром. Сей юноша был преподавателем поэтического искусства, придерживался скромных манер. Но вот однажды после завершения чтения лекции к Као подошел причудливый старик, неряшливо одетый. Он задал вопрос – почему лектор напрасно растрачивает свою жизнь? Ведь так никогда не гениальность не осенит своим шелковым крылом…

Что же делать? Надо бросить свои дешевые занятия и отправиться в горы, прикоснуться к тамошнему волшебству. И вот Као последовал его совету и уже добрался по вершины перевала, услышал флейту и отправился к вожделенному трактиру, где увидел миловидную хозяйку. Она пела свои песни и он слушал всю ночь. А когда проснулся, замерший, то увидел, что трактир, в котором он провел ночь, исчез…Но переживший безмерную радость и безмерную печаль Као действительно стал великим поэтом.

В разделе «Литературные фантазии» всего четыре изящных рассказа, среди которых – «Последнее приключение Дон Кихота». В «Бухте цветущего красного персика» рассказывается о судьбе и чудесных приключениях Вонг Тао-чэня, любившего древность и поэтому ставшим рыбаком.

«Вонг Тао-чэнь сбросил свои королевские одежды и облачился в старый рыбацкий костюм, с которым у него не хватало духу расстаться; неузнанный, он выскользнул из дворца, а затем и из столицы, направившись на запад, к берегам озера Дао-Тинь. Там он сможет взять лодку, выплыть на самую середину озера и снова отыскать путь в Долину Цветущего Красного Персика, чтобы узнать у Фу Си и Желтого Императора, не по их ли высочайшей воле получил он возможность облачиться в Желтые Одеяния, не они ли захотели, чтобы недостойный Вонг Тао-чэнь занял их трон?

Но когда он добрался до своей родной деревушки, купил лодку и рыболовные снасти, а затем спустил ее на озерную гладь, его желание резко переменилось – никогда, никогда больше он не покинет общество Бессмертных!»

Истину улавливает тот, кто всерьёз интересуется политикой, экономикой, международным правом. Знает все подводные течения и современные процессы изнутри. Среди зрителей таких немного».

Арина Шарапова. Конец эфира

В романе известной телеведущей обыгрывается сразу несколько фантдопущений. Прежде всего, тема Третьей мировой войны, не в виде чистого пост-апа или антиутопии, но скорее, в духе «Марсианских хроник» Рэя Брэдбери, которому роман посвящен. Собственно, об освоении Марса землянами тут тоже идет речь, и эта линия является одной из главных. Ну и телевидение не просто как средство массовой информации, а как некое глобальное явление, порождение того эфира, о котором говорилось в античных мифах. Того, в котором ученые алхимики усматривали потом основу жизни…

Телевидении предстает в романе отдельной частью мира, если не отдельным миром вообще. Пришедший в него новичок, если действительно предназначен этой телевизионной жизни (как Избранный в фэнтези), непременно бывает поглощен ею без остатка, теряя счет времени и забывая о смене дня и ночи где-то там, за пределами телецентра. Так и произошло с главной героиней романа – Анной. Сначала она была шокирована, а потом непрерывный «эфироворот» стал центром и смыслом ее существования. Больше всего она любит вести прямой эфир и выбирать новости из мощного информационного потока каждого дня. Даже мечтает, чтобы можно было превратить рабочий процесс в подобие конвейера на конфетной фабрике. Чтобы все необходимые операции были четко выверены, а составляющие продукта – строго отмерены. Но телевидение — живой организм, с ним так не получается.

Однажды Анна попадает на закрытое совещание, где некий важный человек рассказывает, что на Марсе уже построен первый город. Вроде еще вчера только говорилось о возможности как-то обосноваться на поверхности красной планеты… А тут уже город готов! Он размером с Санкт-Петербург, называется Паломо – взяли по слогу от Парижа, Лондона и Москвы. Оплатили это строительство восемь богатейших людей из восьми стран. Вот только зачем им это надо? Хотят провести социально-политический эксперимент. И Анне предлагают принять в нем участие…

«Данька, услышав, что в этот раз на Марс его не возьмут, сначала собрался реветь на весь поселок. Успокоился после того, как Анна подарила ему марсианский камень, а потом пообещала, что обязательно возьмёт его с собой. Годика через два-три, когда он немного подрастёт.

— Может, и ты потом поедешь?

— Нет, дорогой, я должна там всё подготовить заранее, жильё, и много прочего...

Это утешило Даньку. Он напоследок шмыгнул носом: «Ну, ладно». Взял подарок и побежал к друзьям хвастаться.

Теперь Анне предстоял серьёзный разговор с родителями.

— Мама, папа! — она позвала их в беседку

Родители, с трудом преодолев первый шок, слушали её спокойно. Постепенно понимали, как непросто далось Анне это решение.

— Мои любимые, мои хорошие, мои родные! Я не могу поступить по-другому, и очень надеюсь, что вы поймёте, не осудите, как понимали и поддерживали меня всегда. Я приняла решение. Оно далось мне нелегко. Иначе я поступить не могу. Но сейчас речь не об этом. В моём договоре есть несколько пунктов, которые касаются вас. ....

Уезжая от родителей и сына, Анна не плакала. Она была уверена, что поступает правильно.

Единственное, что она взяла из дома — огромный архив фотографий, который надеялась за последний день на прежней работе оцифровать и флэшку взять с собой на Марс, и рукописный дневник своей прабабки. Свой талисман. Во все поездки она брала его с собой, перечитывала иногда страницу-две.

Чтобы не потеряться во Вселенной...»

Екатерина Сальникова. Путешествие через невозможное: авантюрность и фантастика Великого Немого

В издании рассказывается о специфике авантюрности и фантастике, начиная с времени немого кино и до середины 2010-х годов. Так модель Золушки разбирается на примере нескольких фильмов, в том числе – «Глаза мумии Ма» (1918), в которой бедную красавицу-египтянку благородны европейский художник увозит в Лондон и жениться. Но позже появляется злобный бывший хозяин девицы, и наступает гибельный финал.

В одном из ранних европейских фильмов, «Волшебный меч» (1901) рассказывал о приключениях рыцаря и прекрасной дамы, в чью судьбу вмешивались злая и добрая фея. Через несколько месяцев на экраны вышел фильм-сказка Фернана Зекка «Али Баба и сорок разбойников». В американском кино в 1910-х годах появились кинофильмы по мотивам книг Л.Ф. Баума: «Великолепный волшебник страны Оз», «Лоскунптушка из страны Оз», «Волшебный плащ Оз», «Его величество, чучело страны Оз», в которых, по мнению кинокритиков, настоящим очарованием обладали только персонажи-животные. Спустя десятилетие на экраны выйдет и станет популярным «Багдадский вор».

В 1902 году был снят фильм «Путешествие на Луну», в котором ученые были облачены в остроконечные шляпы и длинные балахоны, ставшие в зрелищной культуре Нового времени непременными атрибутами волшебников и ученых. Но на Луне у земных ученых начался конфликт с местными жителями, напоминающими больших рептилий.

В 1904 году режиссер Жорж Мельес снял фильм «Проклятие Доктора Фауста». В картине Мефистофель и Фауст стоят на улице перед домом Маргариты, и по велению Мефистофеля наружная часть стены как бы превращается в окно, и Фауст впервые видит эту девушку, сидящую за рукоделием и влюбляется в нее. Но именно магия продемонстрировала красавицу и, возможно, сама атмосфера волшебства заставила Фауста влюбиться.

Одна из завершающих глав посвящена Образу Механизма, упоминая при этом некую неразличимость «виртуальных кодов» магии и науки, свойственной для раннего кино.

«Магическое видение в глубине пещеры, похожее на динамику внутри овального экрана, видит Зигфрид в «Нибелунгах» (1924) Фрица Ланга.

Экраном оказывается магический шарообразный кристалл, вынутый из глаза гигантской статуи индийского божества в «Багдадском воре». Женихи принцессы смотрят в этот сферический экран, чтобы узнать, чем занята принцесса, пока они добывают для нее редкие сокровища, — и видят ее умершей (отравленной по приказу коварного монгольского принца). Позже, возвращенная к жизни принцесса увидит в том же кристалле-экране, что ее возлюбленный спешит в Багдад после завоевания волшебных предметов, которые помогут спасти город от монгольского принца, решившего узурпировать власть».

Греки и римляне считали народы, обитающие вне их цивилизации с развитой городской культурой и письменностью, «варварами», лишенными не только настоящей культуры, но и членораздельной речи, способными лишь на невнятное бормотание («барбар»). Это представление было наследием еще более древней — первобытной эпохи, когда иноплеменники считались не только чужими, но и заведомо враждебными «своему» народу людьми. Мир греков и римлян был «средиземным», остальное было окраинным, периферийным, варварским. Но смысл развития цивилизации заключался в том, чтобы первобытные племенные перегородки рушились. Великая греческая колонизация Средиземноморья, а затем фаланги Александра Македонского и, наконец, римские легионы разрушили не только границы древних цивилизаций Ближнего Востока, но и замкнутые племенные мирки «варварской» Европы. Римляне быстро убедились на практике, что «варвары» — это очень разные народы, обладающие собственными культурой и языком».

Владимир Петрухин. Мифы языческой Скандинавии

В тексте подробно рассказывается не только о скандинавской мифологии и пантеоне, небесном Асгарде и земном Мидгарде, лабиринтах, альвах и сокровищах богов, а также – старинных ритуалах и обычаях скандинавов.

Обитающие под землей цверги – владельцы и хранители несметных подземных сокровищ, сказочные умельцы-кузнецы. Золото цвергов скрыто от людей глубоко под землей. В «Младшей Эдде» описано, как цверги Брисинги сделали золотое ожерелье для богини Фрейи, которым восхищались боги и великаны. Чудесные кузнецы сыновья Ивальди, которым хотелось показать асам свое необыкновенное искусство, выковали золотые волосы супруге Тора, богине Сив. Хитроумный Локи поспорил с альвами – Брокком и Эйри – что они не смогут сделать подобных искусных и чудесных предметов. Те изготовили золотое кольцо Драупнир, из которого каждые девять ночей капало восемь таких же колец.

Роковое золото стало причиной гибели многих героев и целых знатных родов в мифах и легендах древней Скандинавии и Германии. Когда в Асгарде появилась Гулльвейг, ведьма (возможно, их прародительница) и колдунья, чье имя звучало как Сила Золота (магическая), она показала асам холодную красоту золота и ту власть, которую оно имеет над окружающими.

В «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона золото называют «огнем Эгира» — ведь оно освещает морские палаты владыки морей. Но золото именуют и «листвой Гласира» — у врат Вальхаллы растет роща Гласир, «сверкающая», с золотыми листьями…

Братья-гномы сделали Брисингамен – чудесное золотое ожерелье, которое так понравилось богине Фрейе, что она заплатила за него четырьмя ночами любви, проведенных с изготовившими его гномами.

Художник первой половины XIX века, Нильс Бломмер, получив стипендию от Шведской королевской академии художеств, отправился учиться в Париже. Но несмотря на свое увлечение преданиями языческой Скандинавии, Бломмер изображал на своих картинах скандинавских богов, облаченных в античные тоги, а богинь – в платья французских ренессансных придворных дам в стиле трубадуров. Картина Нильса Бломмера «Хеймдалль возвращает Фрейе Брисингамен». В XX веке стали изготавливать золотые украшения на темы скандинавской мифологии, и в том числе – различные варианты Брисингамена.

В тексте разбираются колдовство и прорицание, подвиг и сватовство Сигурда, жертвоприношения и «живые мертвецы», последнее явление Одина, а также – скандинавские сказания о первых русских князьях.

«Чаще всего в мифах племя возглавляли два или три брата — мифических вождя. Мотив близнецов — предков племени — связан с другим упоминавшимися мифологическим мотивом: боги плодородия, земли и вод были близнецами или носили близнечные — одинаковые — имена. И сам близнечный бог Туисто был рожден землей. Обитатели земли, народы, считались потомками таких земнорожденных существ. Но близнецы Кастор и Поллукс — Диоскуры («сыновья Зевса-Дия»), с которыми сравнивал Алков Тацит, имели в античной мифологии разную природу и разную судьбу, ибо Кастор был смертным, Поллукс — бессмертным. Любовь к брату заставила Поллукса поступиться частью своей бессмертной природы, поэтому после смерти они проводят половину года на небесах (на Олимпе), другую половину — в преисподней.

Земную природу множества таких мифов о небесном и смертном близнецах выяснил отечественный этнограф М.И. Золотарев: каждое первобытное племя делилось на две половины (рода), члены которых имели право вступать в брак, — таков был универсальный закон первобытного родоплеменного общества, жену нужно было брать из своего племени, но из чужого рода. Предки двух изначальных родов воплощали эту дуальную организацию, и весь мир в первобытном мышлении делился на две части — мужскую и женскую, небесную и земную, смертную и бессмертную. Теперь понятно, почему мотивы близнечества, брачных отношений и т. п. так тесно связаны с мифами о происхождении племени и его первопредках, основателях племенных культурных традиций, которых принято называть культурными героями.

Первобытные племена росли и делились на все большее число частей, но в их мифах сохранялась память о двух или трех культурных героях — первопредках, воплощавших начало племенной истории. В разделившемся племени оказывались старые и молодые роды — так выделялась аристократия, возводившая себя прямо к божествам. Мы видели, что одно из трех германских племенных объединений носило имя ингевоны, и они могли гордиться тем, что восходят к богу Ингу (Ингви) так же, как позднейшие конунги свеев из рода Инглингов».

Действительно, французский план войны основывался на внезапном наступлении. Сильный боевой и транспортный флот должен был произвести значительный десант для удержания части прусских войск на севере. Относительно главных сил прусской армии предполагалось, что они выждут первого наступления за сильной оборонительной линией Рейна, Эту реку следовало (с обходом больших крепостей) немедленно форсировать около Страсбурга и ниже его, чем южно-германские войска, которые должны были защищать Шварцвальд, были бы отделены от северогерманских. Для выполнения такого плана французам нужно было сосредоточить свои главные силы в Эльзасе. Однако, существовавшая железнодорожная сеть позволяла сначала подвезти к Страсбургу только 100 тыс. чел., тогда как 150 тыс. пришлось бы сначала высадить в Меце и оттуда притянуть на юг. 50 тыс. чел. в Шалонском лагере должны были служить резервом; кроме того, могли выступить в поле еще 115 батальонов по замене их внутри страны национальной гвардией».

Гельмут фон Мольтке. История германо-французской войны 1870–1871 гг.

Книга известного военачальника, генерал-фельдмаршала Хельмута Карла Бернхарда фон Мольтке, одного из создателей Германской империи и творцов ее военных побед, впервые вышла на немецком языке в 1891 году, через двадцать лет после описанных в ней событий.

Мольтке был не только теоретиком, но и практиком: он разрабатывал план военных действий с Францией и затем возглавил штаб Вильгельма I в войне с ней, фактически став был командующим войсками германскими войсками, разгромившими ее армию и взявшими в плен французского императора Наполеона III. После победы над Францией и провозглашения в Зеркальной галерее Версальского дворца Германской империи Мольтке стал начальником Большого Германского Генерального штаба. На русском языке книга была выпущена лишь в 1937 году советским "Воениздатом".

Первые страницы посвящены подготовке к войне, включая четкую расчетливость германского командования и недостатках планирования французского: "войска выступили из своих квартир, не ожидая прибытия запасных и снаряжения. Между тем, призванные запасные скопились в депо, все вокзалы были переполнены, железные дороги отчасти уже закупорены. Дальнейшая отправка приостановилась... В корпусах и дивизиях недоставало обозов, госпиталей и почти всего административного персонала".

А педант Мольке, принявший во внимание ошибки и недочеты, допущенные германской армией в недавних войнах с Данией и Австрией, спланировал не только быструю и четкую мобилизацию, но эффективно подготовил использование транспорта — железных дорог, причем планомерной отправки и своевременного прибытия эшелонов с военными частями, и их дальнейшего участия в боевых действиях.

От командиров Мольтке требовал строжайшего соблюдения предписанного им плана, дисциплины и беспрекословного исполнения приказов. Для победы над французами по плану Мольтке было наступление врозь, а атаковать вместе, совместными усилиями. Для этого нужно было соблюдение графика движения разных колонн германской армии, четкий порядок против французского героизма, все же закончившегося разгромом кадровой армии, которая еще недавно считалась одной из лучших в Европе.

В тексте Мольтке – только конкретные факты (что заметно уже по оглавлению, мастерски подобранные и точные, рассказывающие о перемещениях и схватках германских и французских войск. В издании дается последовательность основных событий войны, вплоть до триумфального «Возвращения германских армий».

«Различные демонстрации парижского гарнизона также остались без влияния и не вызвали никакой перемены в распоряжениях, сделанных с германской стороны. Наступление французов от Сен-Дени по направлению на Стен было отбито, и две канонерки на Сене должны были повернуть назад под огнем четырех полевых батарей с высоты Оржемон. Небольшая вылазка против Шату осталась почти незамеченной. Хотя на правом берегу Марны генерал Винуа и перешел в наступление с большими силами, но только около полудня, когда бой за Ле-Бурже уже прекратился. Саксонские передовые посты отошли на боевую позицию у Ле-Шенэ. Один из собраных там батальонов вечером прогнал противника из Мэзон-Бланш, другой атаковал Виль-Эврар, где бой продолжался до полуночи; последний батальон потерял 70 чел., но вернулся с 600 пленными. Под сильным артиллерийским огнем с противоположного высокого берега реки неприятель на следующее утро очистил также и Виль-Эврар.

Блокада Парижа продолжалась уже 3 месяца. Одно лишь бомбардирование, средство всегда непопулярное, не могло дать решительных результатов против такой обширной крепости; с германской стороны хорошо понимали, что только правильная осада может привести к цели. Но инженерную атаку приходилось отложить, пока артиллерия будет в состоянии ее поддержать.

Было уже сказано, как осадная артиллерия сначала была использована против крепостей в тылу армии, прерывавших сообщения. Хотя в Виллакублэ и стояли наготове 235 тяжелых орудий, но пока не удалось подвезти нужное для атаки количество снарядов, а между тем атака, раз начатая, ни в каком случае не могла быть прервана.

Правда, в конце ноября железнодорожное сообщение было уже восстановлено до Шель, но большая часть боевых припасов тем временем выгружена у Ланьи и оттуда должна была подвозиться по проселочной дороге. Общепринятые в этой местности двуколки оказались совершенно непригодными для перевозки снарядов, а реквизиция в широком районе доставила только 2 тыс. четырехколесных повозок. Вследствие этого в Меце было снаряжено еще 960 повозок, запряженных лошадьми, присланными из Германии, и даже использованы запряжки 3-й армии, хотя они одновременно были почти необходимы для пополнения состава армии, сражавшейся на Луаре. В конце концов, для транспортной службы были привлечены все упряжные лошади понтонных, мостовых и инженерных парков».

Но знаете ли вы, что в 1931–1935 годах в СССР работали полторы тысячи торгсинов? Золото, серебро, бриллианты, валюта, которые советские люди принесли в Торгсин, спасаясь от голода, позволили руководству страны купить иностранное оборудование для Магнитки, Уралмаша, Днепростроя и других гигантов рождавшейся советской индустрии. В интересах индустриализации Торгсин фактически узаконил валютную проституцию, а в погоне за золотом опередил главные советские экспортеры зерна, леса, нефти, а также ОГПУ, которое изымало у населения валютные ценности силой».

Елена Осокина. Золото для индустриализации: Торгсин

Торгсин — эта государственная советская организация, созданная 18 июля 1930 года и ликвидированная в январе 1936 года, приобретала/обменивала золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины, валюту на предлагаемые в своих магазинах товары. В конце 1920-х годов в СССР сдать бытовое золото и получить взамен дефицитные товары или продукты можно было в скупочных пунктах и «золотых магазинах» «Союззолота». Затем монополию на скупку бытового золота передали Торгсину.

В Торгсин советские граждане сдавали золотые царские монеты без брака – по номинальной стоимости, с дефектами — по весу из расчета 1 руб. 29 коп. за грамм чистого золота) и награды, посуду и нательные кресты, часы, портсигары, табакерки и всякий золотой лом. Его цена определялась оценщиками исходя из цены, выраженной в червонцах по паритету. Но вместо золотых червонцев сдатчики получали лишь бумажные обязательства, в которых фигурировал торгсиновский золотой рубль, являвшийся условной расчетной единицей.

Автором идеи золотой скупки был Ефрем Владимирович Курлянд, поначалу трудившийся в Торгсине директором столичного универмага № 1 (где он начал в декабре 1931 года скупать бытовое золото в качестве торгового эксперимента), а затем ставший коммерческим директором Московской областной торгсиновской конторы. Курлянд написал в октябре 1932 года во Наркомвнешторг письмо с предложением покупать у населения золотой лом, который был необходим СССР для внешнеэкономической деятельности.

«В соответствии с опубликованными итогами работы Торгсина пиком развития его торговой сети стал ноябрь 1933 года — 1526 торговых точек по стране. Конторы подразделялись на городские, областные, краевые и республиканские. Весной 1932 года в Торгсине существовало 26 контор, через год их число выросло до 34, а к 1935 году достигло 401.

Наиболее разветвленная сеть контор работала на территории Российской Федерации. Она сложилась уже к лету 1932 года. Помимо наиболее старых: Московской, Ленинградской и Северной (порт Архангельск), были созданы Ивановская (г. Иваново-Вознесенск), Западная (г. Смоленск), Воронежская (позже Центрально-Черноземная), Нижегородская (позже Горьковская), Нижне-Волжская (г. Сталинград), Средне-Волжская (г. Самара), а также Башкирская (г. Уфа) и Татарская (г. Казань) конторы.

К концу 1933 года выделились самостоятельные Курская, Саратовская и Северо-Кавказская (г. Ростов-на-Дону) конторы. На Дальнем Востоке Торгсин сначала существовал как спецотдел в местном госторге: первые магазины там были открыты еще летом 1931 года. В течение 1932 года деятельность Торгсина в этом регионе активно развивалась, и число магазинов Дальневосточной конторы Торгсина к началу 1933 года достигло двадцати шести. Из Дальневосточной конторы вскоре выделились самостоятельные Приморская (г. Владивосток), Хабаровская и Амурская.

В начале 1932 года началось создание торгсиновской сети в Сибири, где появились две краевые конторы — Восточно-Сибирская с центром в Иркутске и Западно-Сибирская в Новосибирске. В Свердловске открылась Уральская контора. В 1933 году из Уральской и сибирских контор выделились самостоятельные Кировская, Челябинская, Оренбургская, Омская и Якутская (г. Якутск) конторы».

Он повернулся на другой бок и зажал уши подушкой, но в дверь колотили всё громче и громче. Вздохнув, сэр Бидон нашарил тапки и пошёл открывать».

Павел Линицкий. Как славный рыцарь сэр Бидон дракона победил

Однажды утром к славному рыцарю сэру Бидону примчался королевский гонец со срочным приказом. Задание простое — сразиться с драконом. «– Ура, вы дома! – обрадовался королевский гонец. – Сэр Бидон, страшные дела! В королевстве объявился огнедышащий дракон. Глазища красные, зелёный. Уже кучу всего сжёг, а что не сжёг, прожевал и выплюнул! Король велел ему срочно голову отрубить».

Но издание не простое, ведь это книга-игра. Поэтому у читателей есть возможность решить, как именно будет действовать герой. И самостоятельно закручивать сюжет. Есть вариант, в котором сэр Бидон вовсе не стремился к подвигам, и старался сочинить для гонца версию о своей болезни. Посланец засомневался, конечно. Но сэр Бидон немедленно ринулся подтверждать свою ветрянку.

Хотя, может, это недостойный поступок? Лучше быть настоящим героем! Для этого надо хорошенько изучить предстоящего противника. Но избыток теории тоже часто бывает вреден.

«В библиотеке сэр Бидон взял все книжки про драконов, какие были.

Так, так, что у нас тут… «Сказки про драконов»… Ну, это для детей… «Сорок три вкусных и питательных блюда из дракона»… Хм, его сначала поймать надо… «Как вырастить дракона из лягушки»… Лучше бы написали, как его обратно в лягушку превратить… А, вот! «Драконы для чайников: как отрубить голову за пять минут»! Почитаем…

– Драконы водятся в пустынях, болотах, горах… Уа-а-а, спать охота, – зевнул сэр Бидон. – Драконы бывают жёлтыми, зелёными, х-р-р-р… – И рыцарь сладко захрапел

Уже догадываешься, чем всё закончилось?

Пока сэр Бидон дрых в библиотеке, дракон разнёс королевство в пух и прах!»

Только что у меня вышла новая книга «Персия – Иран: ХХ век».

Аннотация:

Минувшее столетие — одно из самых динамичных и непредсказуемых в истории Ирана. Это крушение прежней династии, официально занимавшей трон почти полтора века, и воцарение новой, реформы, две мировые войны и две иранские революции, раскопки Персеполя, борьба за иранскую нефть, 2500-летний юбилей Персидской империи, одна из самых жестоких спецслужб мира – САВАК, падение последнего шаха и возвращение аятоллы Хомейни, ирано-иракская война, восстановление разрушенного и новая жизни страны. Именно в ХХ столетии тема Ирана заняла важное место в мировой культуре, а многие эпизоды персидской истории получили новое воплощение в литературе и кинематографе.

Фрагмент книги:

«Англичанам была нужна дешевая иранская нефть, и они вовсе не собирались делиться прибылью от нее с иранцами. Британское правительство начало юридические действия против Ирана, обратившись с жалобами в Международный суд в Гааге, затем с жалобой в Совет Безопасности ООН. Но английский проект антииранской резолюции не был принят из-за возражений СССР и Индии (имевшей к Англии старые колониальные счеты и готовой, по словам Д. Неру, сотрудничать с Ираном). Поэтому АИНК пришлось довольствоваться тем, что она официально объявила иранскую нефть «ворованной» и ввела в действие механизм мирового бойкота иранских нефтепродуктов. Но для реализации бойкота было нужно, чтобы иранскую нефть никто не мог приобрести, и поэтому англичане направили свои военные суда к побережью Ирана для установления морской блокады страны. Могли начаться военные действия. Однако против английского плана морской блокады выступил президент США Гарри Трумэн, который отказал англичанам в помощи – американские военные участвовали в это время в Корейской войне, и втягивание США в возможную иранскую войну за британскую нефть было сочтено нецелесообразным».

Но весь вопрос в том, будут ли перед ним настоящие трудности и настоящие же оппоненты?

Когда прожжённый олигарх оппонирует честному чиновнику – и оба выведены людьми неординарными, с целостным набором аргументов и своими сторонниками – может получиться не самая плохая вещь, типа «Ста полей» Ю. Латыниной.

Но как понять, есть ли такие противники в тексте или автор их тихонечко замазывает?

Когда персонаж подставляется, ему должны хотя бы показывать величину ошибки.

Например, заявляет юный князь о том, что так уважает Локка, что желал бы установить его бюст в своей комнате. И слышит вопрос, заданный самым почтительным голосом:

— А зачем вам, противнику крепостничества, бюст известного рабовладельца?

— У Пушкина тоже были крепостные, это нравы того времени, от которых надо отказываться.

— Но ведь Джон Локк был не просто помещиком, это один из крупнейших инвесторов в работорговлю, который идейно обосновал рабство для всяких отсталых народов. Права человека для англичан. Значит ли это, что вы хотите порабощать чеченцев или считаете рабство правильным для крестьян из Тульской губернии?

От таких вопросиков репутация гениального ребенка может несколько попортиться.

Да, автор иногда показывает уровень неосведомленности персонажа о политических реалиях 1850-х: когда юноша не понимает современного ему устройства Великого княжества Финляндского, старший брат указывает ему на ошибки. Однако настоящий вопрос, связанный с потенциальной независимостью Финляндии – чей Выборг? Вот у цикле «Маленький Саша», где попаданец в теле юного цесаревича Александра, в конце 1820-х, знакомится в финскими делами, описаны некие перемены с подчиненностью Выборга, которые происходили за XVIII-XIX-й века. А история ХХ-говека показывает, что проблема так просто не решается.

Вопрос аккуратно заметен автором под коврик.

Персонаж охотно рассказывает про искусство троллинга своему старшему брату, немного троллит Герцена, но настоящей дискуссии снова не получается.

Наконец, самый яркий пример подобной асимметрии – сообщение о взятии Ведено. У персонажа буквально бомбит и он воспроизводит все мантры российского либерального дискурса о Чечне. Ему рассказывают о набегах как чеченцев, так и среднеазиатских казахов, об освобождении какого-то количества пленников. Но в ответ – было бы все хорошо, войны бы не было.

Что тут ответил бы человек из монархического лагеря, который хоть немного знает историю?

— Возможно, вы слышали о Засечной черте, Ваше высочество?

— Засеки от набегов?

— Да, первая была совсем рядом с Москвой, на Оке, и со временем они сдвигались южнее. Потому то с юга постоянно набеги за рабами, и там же земля, которую только для выпаса скота использовали.

— Ну можно же было договориться?

— С государством или с племенем, для которого набег это залог стабильности? Да, стабильности, ведь молодых и горячих воинов можно отправить в приключение. Вернутся с добычей – станут состоятельным, и не будут коситься на соседское добро. Погибнут, тоже перестанут угрожать благородным людям. Почти как у викингов, только вместо Европы – мы.

— И как мы здорово отхватили территорию?

— Да. Теперь вместо рабовладельцев, которые никогда не смогли бы признать идею запрета рабства, живут крестьяне, во многом ставшие свободными и скоро все они обретут свободу. И хлебопашцев на ней живет куда больше, чем кочевников.

— А много ли осталось людей из покоренных племен?

— Вы посмотрите на одного из ваших товарищей по детским играм, на грузинского князя. Вспомните долю половецкой крови у детей князя Игоря, из старинного текста. И вспомните, откуда происходит род Глинских. Как говорил ваш дед: «вот этот мой приближённый — поляк, вот немец, вон стоят два генерала — они грузины, этот придворный — татарин, вот финн, а там крещёный еврей, а вот все вместе они и есть русские».

Думается, Великого князя такими рассуждениями регулярно бы возили физиономией по столу, со всем уважением к его статусу. Даже если бы он потом спорил о точности цитаты из де Кюстрина.

                                                                        *

Но куда интереснее – вопросы бизнеса.

Персонаж проявляет себя ярким изобретателем, сторонником развития российской промышленности. Надо самим делать телеграфные аппараты и пассажирские вагоны.

И для этого требуется разумное патентное законодательство, тут с персонажем можно только согласиться, автор хорошо раскрыл вопрос.

Но как насчет таможенного тарифа? Сколько не изобретай, сколько не патентуй, завтра в промышленно развитых странах сделают улучшенную копию нового изобретения и начнут выдавливать отечественную технику с российского рынка. Сложная тема. Потому как промышленный протекционизм может привести к противостоянию с Западом. В Крымской войне, этой мясорубке для Российской и Османской империй, рынки обоих страны были вскрыты для европейских товаров. Или можно уговорить государя не вводить льготный тариф?

То есть персонаж чрезвычайно язвителен и упёрт в дискурсе, но сталкиваясь с рядом экономических проблем – начинает немного уходить от либеральных принципов свободной торговли, и даже опускается до прямого спонсирования завода одного из братьев Нобель. А пообщавшись с московским купечеством, он видит, что серьезных капиталовложений люди делать не торопятся, и даже завод по производству велосипедов считают страшно обременительным. Так у персонажа дело до прямых государственных инвестиций дойдет, вон, уже прикидывает, куда свой великокняжеский пенсион пустить.

Как тут не вспомнить цитату: «голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы»…

Потому что есть логика намерений и логика обстоятельств.

Логика намерений у персонажа вполне правозащитно-либеральная, август-91 навеки в груди. Но если обстоятельства не позволяют производить велосипеды тысячами, то что делать?

Неужели он пройдет путь до госкапитализма и форсированного строительства жилья для переселяющихся в города миллионов людей?

Развилка, которую показывает автор, довольно интересна: Россия не в половинчатых реформах царя-освободителя, а в полноценных, хотя бы и либеральных.

Проблема в том, что в политических действиях персонаж так же резок, как и в либеральном дискурсе. А через четыре года польское восстание намечается, можно с политикой умиротворения таких дров наломать, что никому мало не покажется… Свобода совести, о которой громко заявил персонаж, это безо всяких шуток хорошо и правильно, но секту скопцов куда девать? Это создает местами грустное впечатление от книги: человек, которому полтинник стукнул, и который помнит все события в РФ 1991-2019-го, оказавшись в теле подростка, политически остается инфантилом, который частенько не в состоянии различить реальность и лозунги.

Поэтому интереснее всего читать не про экономику или попытки создать пенициллин, и не про политику, а про семейное выяснение отношений, приправленное политикой и прогрессорством.

                                                                        *

Диалог персонажа с Александром II, когда отец предъявляет сыну конфискованную переписку с Герценом, черновик конституции и еще Рабле, которого тот посоветовал старшему брату, а персонаж всеми силами выкручивается, одновременно возмущаясь, чего-то это дедушка в Крымскую войну так неудачно встрял, мы ж одни против всей Европы остались — это лучшая сцена романа. Потому что в этом разговоре за каждым своя правда и резоны.

И, конечно, хорошо сочетание описаний частной жизни императорской семьи с принципами «Звездной пехоты» Хайнлайна, когда формальная милитаризация зашкаливает и военная служба –лучший кадровый лифт. Поживший генерал может стать гувернёром у Великого князя. Но при этом все слегка так расслабились, выдохнули и взяли время на перекур.

Увы, эти милые дачные посиделки неизбежно закончатся. Когда дело дойдет до серьезных вещей (а это уже совсем скоро) разговор может происходить совсем в другом тоне. И косвенный признак этого: неумение персонажа понять, что расстояние между демократическими порывами в общении с народом, и панибратством, когда его начнут похлопывать по щеке, намекая, что пора закончить деловой разговор – она меньше, чем кажется. Нет, в толпу крестьян ему лезть не хочется. Но заигрывая с разными людьми в стиле Петра I-го он не отдает себе отчет, что Петр в любой момент мог двинуть собеседника кулаком в зубы. И регулярно это проделывал, улица научила. Поэтому мог держать себя запанибрата с кузнецом или аптекарем. А юный Саша не царь, и пока за него проблему корректного общения решает гувернер.

                                                                        *

Итого: наполнен ли этот роман политической пропагандой? Да, там её ведрами черпать можно и воздуха она не озонирует. Есть ли в ней разумные мысли? Тоже да, к примеру, что любые институты развития устаревают, грязнут в своих пороках и замкнутости, и перекрёстный контроль — это хорошо. Честно ли автор ставит мысленный эксперимент? Думаю, процентов на тридцать эксперимент честен. Остальную долю автор зарезервировал под свои политические высказывания и стандартные повороты сюжета. И реального оппонента, персонального или коллективного, не показал.

/

Ссылка на страницу цикла: https://fantlab.ru/work1709528

Здесь и эринии-то не нужны. Наоборот — внимание эриний (да, чудовищное и кошмарное, но все-таки внимание) было бы хоть какой-то наградой Оресту. Он же, в конце концов, остается наедине с собой, память в таком случае может быть тем еще бичом. Единственный путь к спасению — это примирение с собой. Тут бы еще выйти из состояния отчуждения, да кто ему даст. Пусть в финале романа мы видим тень надежды на то, что Орест все-таки вырвется из тисков одиночества, но это лишь намек. Проникшись атмосферой «Дома имён», сложно поверить, что для Ореста все закончится благополучно, пусть в мифе и случилось именно так.

«Дом имён» не представляет собой исключительно философствование, чем злоупотребляли в своей художественной прозе Сартр с Камю; Колм Тойбин не забывает и развлекать с помощью напряженного сюжета. Порой получается удачно (бегство Ореста из плена и дальнейшие его скитания), порой не очень (интриги во дворце Агамемнона). Автор подпускает еще и немного мистики: боги молчат, а вот призраки никак не успокоятся. В этой коллизии легко усмотреть параллели с «Гамлетом», хотя практически в любой англоязычной книжке их при желании можно усмотреть. Нельзя с уверенностью сказать, что у Колма Тойбина это вышло сознательно, но важно то, что призраки здесь так же бесполезны, как и молчащие боги. Некоторые персонажи их просто видят. Даже поговорить нормально с ними не получится. Автор прямо говорит, что за гробом все стирается, твои прижизненные поступки не важны, и ждет там только забвение. Персонажи «Дома имен» лишены даже этой маленькой надежды (на внятное посмертное существование), если и есть где-то ад, то он тут, мы в нем живем и сами его создаем.

Колм Тойбин написал книгу настолько же современную, насколько современным остается творчество Сартра. Именно в 1940-ых «Дом имён» звучал бы по-настоящему сильно и важно: со всем этим ощущением сломавшегося мира, с борьбой с фашизмом, но и с надеждой на новый мир, если не счастливый, так хотя бы справедливый. Потому «Дом имён» можно счесть именно старательной ученической работой, знаком уважения перед мастерами. Да, мастерами, творящими много лет назад. Но кто сказал, что их метод осмысления мира надо списать со счетов. Он не устарел, он просто стал старомоден.

Такая социальная проблематика в рассказах имеет общую черту. Например, повествуя о преступниках или инфантильных взрослых, Подольский часто показывает их в противостоянии с городом, который изображается как машина, способная удушить человека-одиночку. Это естественно, потому что именно там живет наибольшее число людей, в массе своей зрелых – и потому не понятных слабой, беззащитной личности.

Интересно, что о детях как таковых говорится лишь в двух историях, затронувших социальную проблематику (хотя их и так немного – 28% книги). Например, в «Ненужных», где герои – бездомные подростки, пытающиеся выжить на железнодорожных путях за городской чертой.

Однако это не значит, что о детях автор говорит мало, предпочитая сюжеты о других маргиналах типа убийц или маньяков. Потому как о подростках он рассказывает в каждом третьем произведении сборника, не ограничиваясь игрой на исключительно социальном поле. Так, сквозная линия большинства (72%) «детских» историй — столкновение героев с потусторонним. Примером чему служат «Нечистые», где действующими лицами оказались городские мальчишки. История о них начинается с приезда на отдых в деревню, где подросткам трудно найти себе место. От нечего делать ребята собираются убить ведьму, которая, по их мнению, забирает на тот свет местных жителей. Парни готовятся к облаве на колдунью, но все идет не по плану – та находит их сама. Спасаясь от ведьмы у реки, друзья замечают, как она призывает из воды рогатое существо — козла. И нечистый, выйдя на берег, начинает охоту за детьми, чтобы забрать души.

Интересно, что потустороннее оказывается конечным злом лишь в половине рассказов о детях. В остальных сюжетах Александр срывает маски, показывая, что иногда сильнейшая угроза исходит не от каких-нибудь тварей, а от человека, как мы видим это в рассказе «И пришел дракон». Хотя, например, в «Демьяновых фильмах» источников зла сразу несколько, и до конца не понятно, кто представляет большую опасность: мистические существа или живущие на их территории люди. Такая сложность – хорошая мотивация подумать над историей, чтобы понять истинную природу зла. Неудивительно, что перечисленные выше рассказы – одни из интереснейших и сильнейших в сборнике.

Но тем разительнее на их фоне выглядит общая слабость для большинства мистических существ автора. Потусторонние твари в его сюжетах не кажутся законченными героями. Часто у нечисти нет истории и нам остается ломать голову, откуда и как появилось то или иное существо. В какой-то степени, они кажутся вещами в себе. Так, например, изображены зомби в рассказе «Метео», где повествуется о компании друзей, едущих домой через казахскую степь. Сюжет построен вокруг смерти одного из попутчиков, который, увидев на заправке среди героев девушку, напал на нее, но был убит – и, уже мертвый, вернулся, чтобы отомстить, приведя с собой других мертвецов. При этом, как покойник восстал и почему, не объясняется.

К числу спорных слоев в сборнике можно отнести и работу писателя с отдельными жанрами. Помимо историй о детях и потустороннем зле, в сборнике достаточно рассказов в стиле нуара, слэшера и даже сюрреализма. Однако не каждое из этих направлений дается Александру легко. Наибольшие вопросы вызывают два последних. В частности, у подавляющей части сюрреалистичных историй (за исключением «Теста» к ним относятся «Кап-Кап» и абсурдный «Человек-банан») нет внятного финала и более-менее погружающего в текст напряжения. А свойственный мрачному сюру саспенс есть лишь в двух рассказах. Но там он не усилен сюжетом, поэтому не может удержать читательского внимания. В историях же, где сюжет есть, нет саспенса, уже не говоря о психологическом напряжении.

Однако перечисленные выше недостатки – технические, и их можно исправить дальнейшими редакциями текста. Поэтому более интересны те черты сборника, что не влияют на его качество, но говорят о стиле Подольского. Так, например, одно из характерных свойств его историй – это минорный финал, встречающийся в каждом третьем произведении. Кроме упомянутых «Нечистых» сюда можно отнести «Парк исполинов» и рассказ «О стеклянных человечках».

Гораздо реже встречается финал положительный (всего лишь 3 истории, 10% сборника). Интересно, что все истории, где он есть – фантастические. Что не удивительно для жанрового писателя, основная задача которого – представить зло не выдуманным, но реальным. В таком случае еще более занятной выглядит игра со смыслами. Потому что 2/3 «положительных» историй имеют морально-этический посыл. Это наталкивает на мысль, что, возможно, Подольский не ищет мораль и этику в сюжетах, приближенных к реальности, а воспринимает «добро» как нечто, с реальностью не связанное.

Характерно, что в каждом «счастливом» произведении автор использует символизм и повествует о масштабных процессах, затрагивающих человечество («Цифропокалипсис», «Между» и «Колумбарий» и др.) Возможно, таким образом он возвращается к упомянутым выше социальным темам. Но, к сожалению, и здесь есть слабость: даже несмотря на масштаб, ни одну из «положительных» историй трудно отнести к сильным из-за все того же отсутствующего напряжения (при всем масштабе описываемых событий). Лишь в одном «Колумбарии» есть доля саспенса, но и она не вытягивает рассказ на уровень действительно сильного текста.

Тревога в его сюжете построена на зле, что подкрадывается к главному герою – старику-одиночке, живущему на острове с маяком. Отшельник трудится в колумбарии, который служит чистилищем для принесенных морем мертвецов. Согласно законам места, нахождение их тел на острове – временное. За «безгрешными» покойниками прилетает воздушный шар с целью унести их на небо, а других отшельник на тачке отвозит к колодезной яме, чтобы бросить под землю, где поселились духи, голодные до человеческой плоти.

Однажды старик находит тело девочки, сбитой машиной, но шар за ней не прилетает. После мучительного ожидания становится ясно, что невинного ребенка нужно бросить под землю, с другими грешниками. В замешательстве старик пытается решить моральную дилемму. Но замечает, что на маяк кто-то пробрался – и, судя по всему, незваные гости вышли из того самого колодца.

Слабость рассказа, прежде всего, — сюжетная. Она сводится к отсутствию связей между поворотными вехами. Не понятно, например, как выход духов наружу пересекается с исчезновением шара. Также вызывает вопросы и «чудесный» шанс к спасению старика от тварей, взявших над ним верх на пике борьбы. Но одновременность таких событий кажется случаем. Когда сюжет строится на подобных совпадениях, — это его недостаток. Но данная история служит наглядным примером авторского стиля. В одном рассказе есть депрессивная атмосфера, относительно счастливый финал и морально-этический посыл. А последние, согласимся, не типичны для хоррор-жанра.

К слову, «Колумбарий» — единственная история с масштабным миром, чей сюжет сводится к противостоянию человека с мистическими сущностями. В большинстве масштабных рассказов Подольского злом являются неземные твари типа пришельцев («Черепаший архипелаг») или расы мутантов из воды, в остальных случаях (37%, 3 истории) злом снова оказывается человек («И пришел дракон»).

Все несколько сложнее с рассказом «Твари из Нижнего города», где повествуется о мутантах из воды. История написана на стыке многих традиций. Нуарный детектив-триллер с элементами темного фэнтези, она — редкое в своей органичности сочетание жанров, которые на первый взгляд трудно увязать между собой. Но Александр это сделал, и весьма сбалансировано.

Он описал город на берегу озера, откуда вышли земноводные твари. Встроившись в уклад городской жизни, существа подчинили его своим законам и потеснили людей. Почувствовав силу, земноводные начали злоупотреблять положением и перешли черту... Примечательно, что ни один схожий с этим рассказ не написан в рамках реализма. Все подобные истории имеют хотя бы один элемент фантастики. Так, наряду с «Тварями…» стоят «Черепаший архипелаг» и «…Пришел дракон», где есть претензии на масштаб. Но, к сожалению, мало по-настоящему серьезных произведений (15% сборника). Несколько радует лишь то, что к ним относятся все истории с морально-этическим посылом, как, например, в том же «Цифропокалипсисе» и Дне рождения Машеньки» — девочки шести лет, не получившей внимание от старших даже в свой день рождения. Сюжет повествует о том, как родители выехали на праздник с друзьями в лес и, забыв о своем ребенке, вернулись назад в город, оставив дитя одним.

С первых страниц видно, что рассказ о Машеньке – смысловой, и только в последнюю очередь развлекательный. Здесь выражена проблематика, а жанр и метафоричность, как в истории о цифрах, оказались лишь средствами по ее раскрытию. В этой истории писатель говорит об уничтоженном родителями детстве. И между строк напоминает нам о детях, которые, оказавшись брошенными, не могут повзрослеть из-за психической травмы и, умерев внутри себя (помним о метафоре), превращаются в монстров.

Намного проще с нравственным посылом в откровенно провокационных «Свиньях», о чьем сюжете здесь лучше умолчать. Достаточно лишь отметить, что морально-этический посыл в одних текстах Подольского уживается с откровенной жестью в других. Как это видно на примере «Пазла». В схожих с ним историях автор описывает страдания героев уже без морали, вовсе отказавшись от какого-то смысла, и в результате порой трудно понять, для чего изображена та или иная жестокость.

В «Пазле» мы видим мелких бандитов, обязанных оправдаться за ошибки перед мафией. Герои могут снять с себя вину, сыграв на выживание против таких же гангстеров- неудачников. Они должны на опережение собрать тело из конечностей убитых людей. Согласно правилам, герои могут напасть на любого мирного гражданина в городе – и убить его, чтобы забрать «недостающую деталь». С одной стороны кажется, что такая жесткость – не более чем фантастическое допущение, но, учитывая реализм, с которым все описано, назвать это фантастикой трудно.

Более-менее радует, что все рассказы с элементами боди-хоррора и слэшера имеют социальную подоплеку. Поэтому не удивительно, что монстром в каждой из них является человек. Так же, как и то, что большинство подобных рассказов сводятся к откровенно негативному финалу. Особенно ярко это работает в сюжетах, где поначалу отрицательными героями кажутся потусторонние сущности. Тогда смена ролей (зло – не призраки, а люди) оказывается желанным твистом, сглаживающим тяжелое впечатление.

Резюмируя, нужно отметить, что крепкий твист – характерная черта большинства (82%) сильных рассказов в сборнике. Естественно, что в подавляющей части таких перевертышей выражен и сильный саспенс. Александр комбинирует его с другими приемами. Чтобы тревожные произведения обрели силу, он усиливает их активным сюжетом и психологичностью, а там, где последних нет – использует мощные символы, которые работают на наше подсознание так же, как иной саспенс или пси-прием.

Примечательно, что внезапный финал произведения – не главная черта Подольского-писателя. Твист встречается далеко не в каждой его истории. Однако почти всегда в них есть минорное настроение. Во многом этому способствует тема одиночества в кругу других людей, с которой автор работает чуть ли не постоянно. Она прослеживается в сквозных лейтмотивах, посылах и, вероятно, ценностях.

Тем более интересно анализировать, каковы они. Ведь, как было сказано, морально-этический посыл в одних текстах Подольского уживается с откровенной жестью в других. Мораль и этика в его сюжетах – не главное, а «добро», видимо, весьма условное понятие, не связанное с реальностью. Что нормально для хоррора и оправдано жанровой культурой. Но могут ли оправдать это читатели – другой вопрос…

*Рецензия была подготовлена для журнала Darker, которым ныне руководит Парфенов М.С. Но редакция журнала не сошлась во мнении с вашим покорным. Благодаря чему материал не был опубликован в издании и достался вам, читателям, позже обычного. Уверен, вам было интересно. Остается надеяться, что редакция Darker впредь будет аккуратнее подходить к работе со своими авторами, чтобы не задерживать материал, который интересен их аудитории, дабы вы всегда вовремя получали качественный текст.