Лаборатория Фантастики, предлагает вам широкий спектр книг: от последних новинок книжного рынка, которые впоследствии могут стать мировыми хитами, до проверенных временем шедевров, способных украсить полки любого ценителя фантастики.
Мы ведём три рубрики рекомендаций:
«Книга на все времена» — обращена к начинающему ценителю фантастики и рассказывает о выдающихся произведениях разных жанров, которые стоит прочесть для знакомства с предметом «фантастическая литература».
«Лучшие книжные новинки» — должны привлечь внимание тех, кто следит за новейшими именами и книгами, постоянно возникающими на горизонте ценителя фантастики.
«Ретроспектива» — призвана напоминать о книгах, которые обладая выдающимися достоинствами, по тем или иным причинам, отошли в тень.
Выбор делается из тех книг, которые, по нашему мнению, достойны упоминания в рубриках рекомендаций Фантлаба.
Аннотация издательства: Очередной том полного собрания произведений классика мировой фантастики Филипа К. Дика кроме других романов включает в себя одно из самых известных, едва ли не программных, сочинений писателя — роман "Человек в Высоком замке". В настоящем издании роман впервые дается в новом, адекватном оригиналу виде.
Жанр: фантастика, антиутопия.
Мнения экспертов: ameshavkin: По-моему, "Человек в высоком замке" — это самый вменяемый из романов Дика. Он совмещает основные достоинства автора (умение показать зыбкость реальности, взаимопереход одной реальности в другую) с сильным сюжетом (как правило Дик халтурит в сюжетосложении). Лучшая вещь одного из лучших фантастов 20 века. baroni: Вторая мировая война завершилась победой стран Оси. Европа захвачена Германией, США разделены между странами победительницами -такова экспозиция романа Ф. Дика. Однако внутри романа существует еще один роман: некий писатель-анахорет, «Человек в высоком замке», проживащий на территории бывших Штатов, ныне оккупированных Японией, пишет свой альтернативно исторический роман. В этом романе Германия и Япония потерпели поражение, а США становятся политическим и экономическим центром мира... Комбинация из сложно переплетенных, зеркально отражающихся сюжетных линий. Стопроцентный литературный шедевр от Ф. Дика, изящная восточная шкатулка с секретами, хранящая в себе множество смыслов: о многовариантности истории, об условности границ между реальным и мнимым, о том, что наш реальный мир — всего лишь отраженный свет... Dark Andrew: Отличная подборка для знакомства с творчеством Дика. Только лучшее из раннего творчества, да ещё в исправленных переводах. Досадно, что этот томик появился так поздно, но очень приятно, что всё-таки появился. Egorro: Роман Филипа Дика "Человек в высоком замке" написан в жанре альтернативной фантастики. Автор представил жизнь США, точнее бывших США, в случае победы гитлеровской коалиции. Предположение, лежащее в основе сюжета, не могло ни произвести впечатления на читателей из СССР. Мало того, многие другие особенности США, сейчас нам хорошо известные как по личным впечатлениям так из СМИ, были для нас книгой за семью печатями. Что не могло ни сказаться на восприятии этого произведения. События в романе не тождественны (со знаком минус) событиям реальной истории. Например, капитуляция США была подписана в 1947 г., СССР был оккупирован еще в 1941 г. Действие романа разворачивается в начале 60х годов 20 века. К тому времени основные территории уже поделены между победителями, а между странами победительницами начинает накапливаться антагонизм. Причем формы его уродливы как и само правление фашисткой Германии. Например одна из сюжетных линий романа это попытка предотвратить проведение операции по уничтожению Японии массированным ядерным ударом. На этом фоне развиваются взаимоотношения героев роман, среди которых торговцы, писатель, наемные убийцы и дипломаты. Пересказывать перипетии сюжета нет смысла, так как очень много завязано на глубоких личных переживаниях героев. kkk72: Издательство "Эксмо" предпринимает очередную попытку издать собрание сочинений одного из самых нестандартных и интересных авторов американской фантастики — Филипа Дика. Странные миры, в которых смешаны разные реальности, в которых грань между явью и наваждением крайне зыбка, мятущиеся герои, пытающиеся увидеть истинный облик мира под многочисленными масками — вот характерная особенность творчества писателя. В этот том вошел едва ли не самый известный роман Дика — "Человек в высоком замке". где привычная уже фантасмагория образов непосредственно связана с альтернативными вариантами завершения второй мировой войны. Поможет ли найти героям истину древняя мудрость, заключенная в книге перемен. Вызывают интерес и три других романа, из которых "Доктор будущее" и "Молот вулкана" относительно малоизвестны. У планируемого собрания сочинений Филипа Дика есть лишь один, но очень существенный недостаток — его цена. rusty_cat: "Человек в высоком замке" — самый необычный диковский роман. Под пером великого мастера альтернативная история — по сути, сказка, вымысел — становится не менее достоверной, чем сочинение, основывающееся на реальных исторических фактах. Кроме того, это еще и сложный многоплановый роман, охватывающий несколько культур — западную и восточную, европейскую и американскую. Судьбы нескольких персонажей связываются в узор, окрашенный ореолом загадочной книги Перемен, и сама эта книга будто возвышается над событиями: "все течет, все меняется". В этом романе можно найти как специфические знания, например, о фобиях американцев, — так и общечеловеческие — жизнь, война, взаимопонимание, сила и предназначение творчества. Бесспорно, достойная книга. vbltyt: "Человек в высоком замке". Роман альтернативной истории Земли. Захватывающий сюжет. Выпуклые характеры. Роман на одну ночь (потому что просто не оторваться, пока не прочтешь до конца). Блестящие фразы, даже в переводе. Чувствуется замечательное перо Мастера.
Аннотация издательства: Когда некогда единая империя вступает в эпоху перемен; когда в отколовшемся от нее королевстве в частной собственности оказываются армия, законы и налоги, а в самой империи по-прежнему считают, что в стране не должно быть ни богатых, склонных к независимости, ни бедных, склонных к бунтам; когда в королевстве сеньоры смотрят на жизнь, как на поединок, а в империи полагают, что свободный человек — это не раб, не серв, не крепостной, и вообще человек, который не зависит никаким образом от частного человека, а зависит непосредственно от государства; когда партии наследника и императрицы сцепились не на жизнь, а на смерть, — тогда пришелец со звезд Клайд Ванвейлен может слишком поздно обнаружить, что он — не игрок, а фигурка на доске, и что под словами "закон", "свобода" и "государство" он понимает кое-что совсем другое, чем его партнеры по Игре в Сто Полей.
Жанр: фантастика.
Мнения экспертов: darkseed: Читать о выживании людей на другой планете мне интересно всегда. А если, при этом, планета застряла в средневековье? А если, чтобы выжить, космонавтам надо знать все тонкости местной политики, научиться распутывать клубки многочисленных интриг? А если книга написана "сочным" языком, с регулярным вкраплением поэзии и мифологии? В этой книге много "если". И все они не дадут заскучать подготовленному читателю. Ибо с "отключенным" мозгом эту книгу не одолеть. kkk72: "Вейский цикл" Юлии Латыниной — один из самых недооцененных в современной отечественной фантастике. А между тем произведения этого цикла отличаются блестящим анализом различных исторических явлений, как древних, так и вполне современных, глубоким проникновением в психологию героев, напряженным и увлекательным сюжетом, удачным сочетанием НФ и фэнтези. Латынина пишет очень умную и очень нестандартную фантастику, обладает своим неповторимым стилем. "Сто полей" — ключевой роман Вейского цикла, который определяет дальнейшее развитие событий. К тому же, для этого издания Латынина внесла в текст довольно существенные правки. Рекомендую обратить внимание на этот роман и весь цикл в целом. Petro Gulak: "Вейская империя" Юлии Латыниной — одно из главных событий русской фантастики (да и русской прозы) девяностых годов, а "Сто полей" — вероятно, лучший роман цикла. Перед нами — огромный культурологический эксперимент. Вот Империя — квинтэссенция всех империй Земли, гибрид Китая, Византии, Руси и СССР; вот глобальные закономерности ее функционирования, идеологии, быта, взаимодействия с варварами; вот многообразные столкновения обычаев, мировоззрений, культур. Блестящие афоризмы, харизматичные герои (живые, мертвые и умруны), никаких авторских комментариев, кроме откровенно пародийных. И все это — в форме стилизации под космическую НФ, скандинавскую сагу и китайский роман. Латынина написала краткий курс практического макиавеллизма. Циничная книга? Скорее, лишенная иллюзий. zarya: Сейчас, спустя пятнадцать лет после появления на свет, "Сто полей" фактически стали классикой, войдя в "золотой фонд" отечественной фантастики, поэтому я в некотором недоумении: что нового можно сказать о классике? В стодесятый раз повторить, что Латынина ввела этим романом новый поджанр: фантастику культурологически-экономическую, что он искусно стилизован под древнюю литературу (эту стилизацию нередко именуют "китайщиной", совершенно упуская из виду, что ничуть не меньше, чем из китайской классики, почерпнула Латынина из литературы античной, а также из скандинавских саг, в то же время ничего из этого не воспроизводя в точности)? Это будет верно для всего цикла о Вейской империи. Качественная планетарная сага, описывающая культуру одновременно оригинальную и убедительную — вещь редкая во всей мировой литературе, а уж в российской их можно перечесть по пальцам. И вот в этой уникальной саге "Сто полей" занимают не менее уникальное место, составляя её фундамент, без которого полноценное понимание ни одной из последующих частей, часто более увлекательных сюжетно, уже невозможно. Только здесь в достаточной полноте изложены вейская политика, история и мистика, заложены основы конфликтов и интриг, которые будут развиваться ещё в двух романах и трёх повестях. Чтение это действительно нелёгкое, при его солидном объёме, множестве персонажей, плотности событий и изобилии информации, но все труды для внимательного думающего читателя окупятся сторицей.
fox_mulder: В 1972 году Станислава Лема пригласили в Москву на премьеру экранизации его собственного романа «Солярис». предпринятой советским кинорежиссером Андреем Тарковским. Фильм писателю не понравился. По окончании премьерного показа, он сказал, что не берется судить о его качестве, так как эта картина поставлена совсем не по его произведению. И это бесспорно так. Сюжет, герои, концепции для таких разных художников, как Тарковский и Лем, представляли лишь наборы элементов мозаики, из которых каждый сложил свою собственную картинку, в чем-то даже противоречащую изображению его соседа по общему первоисточнику.
У Тарковского, Крис Кельвин, подобно Раскольникову из романа Достоевского мучаем раскаянием за причиненое им однажды зло. Для него, Хари — это способ познания самого себя и собственных целей и мотивов, а Солярис играет, скорее роль Справедливости, Провидения, Бога наконец.... Кельвин изначальный же — ученый, движимый холодной и расчетливой жаждой познания, так знакомой не понаслышке и самому Лему. Сам образ Хари не вгоняет его в состояние ступора; возникающие с ее появлением неприятные воспоминания лишь мешают и отвлекают ученого от гораздо более весомых занятий — исследования Соляриса. Иными словами — внешнее/ внутреннее, фактически как инь/янь : по наименованию схожи, но по сути — совершенно противоположны.
Как верно отметили предыдущие ораторы, роман Лема рассказывает о Контакте. Да, действительно, чем больше ученые пытаются узнать о Солярисе, тем больше Солярис обнажает для них их собственный внутренний мир. Отсюда и пророческая фраза: «Пожалуй, об Океане мы не узнаем ничего, но, может быть, о себе...”. Но в то же время, сводить лемовскую концепцию только к невозможности познать чужой разум и величии самопознания, было бы неправильно. В конце концов, Разум Соляриса не просто чужероден человеку, но еще и наделен, практически божественными возможностями. Он играет с людьми, подобно Богу,но одновременно обладает Разумом младенца, все его действия порывисты и сиюминутны... Не знаю, задумывался ли об этом Лем изначально, когда составлял черновик романа, но вылезающая на его последних страницах кельвиновская концепция Ущербного Бога ( «благоразумно» вырезанная цензорами во всех советских изданиях) является, по сути диспутом философа и фантаста с адептами христианской концепции. Бог не познаваем, не по причине своего совершенства, неведанного людям, а как раз из-за т.н. «ущербности», обладании определенными недостатками и слабостями, которые присущи и человеку. Отчаянный же Бог, загнанный в угол, откуда нет выхода — и есть человек. А по сему, контакт между ними невозможен не по причине их чужеродности, а именно из-за этой несовершенности, порывистости и утопичности построения идеальной модели. Бог не познаваем, именно потому, что он слишком... человечен. А понять другого человека оказывается гораздо сложнее, чем иной разум, к которому безуспешно стремится Снаут. Надо ли, удивляться резкой реакции Лема, когда Тарковский в экранизации превратил Океан в подобие сюжетообразующей « Deus ex machine»?
На самом деле, «Солярис» Лема — это одно из самых пессимистических произведений в мировой литературе. Невозможность познать Бога, другого человека, себя самого, приводит героев на край отчаяния, они барахтаются внутри станции, словно мухи в паутине, тщетно пытаясь ответить, хотя бы на один из этих заветных вопросов. Именно в этом отчаянии, Тарковский и усмотрел отголоски того судорожного самокопания героев, которое впоследствии и займет центральное место в его фильме. В отличие от Лема, где попытки познать себя, были лишь вынужденным средством, в попытках изучить Океан, герои Тарковского идут на это осознанно, для них именно это и является основной целью, а Солярис — лишь средством. Старый, как мир методологический спор: одна идея, две ярчайшие творческие личности, две параллельные концепции, и каждая из них права, по- своему.... Несмотря на эту различность, при очередном перечитывании лемовского «Соляриса», у меня в ушах всегда непроизвольно играет одна и та же музыка — прекрасно адаптированная под современность композитором Эдуардом Артемьевым, органная прелюдия Баха, которая удивительно точно подходит для всей технологичности и космичности лемовских пейзажей, став их неотъемлемой частью. А это лишь доказывает, что подразумевая разные подтексты, оба творца думали на одном и том же языке...
P.S Продолжая тему экранизаций «Соляриса»: если Ваш рассудок дорог Вам, ни в коем случае, не знакомьтесь с американской интерпретацией 2003 года, снятой Стивеном Содербергом....В лучших традициях голливудской попкультуры , его создатели нашли собственное решение конфликта Океана и земных ученых: если, чего-то не понимаешь, то лучше всего прицелиться и хорошенько пальнуть... Впрочем, ничего другого от них и не ожидалось.
Мнения экспертов: rusty_cat: Роман, в очередной раз иллюстрирующий нам, каким должно быть хорошее фантастическое и даже не побоюсь термина научно-фантастическое произведение. Если сравнить с глубиной работы, проделанной Лемом при написании Соляриса, глубину произведений современных «звезд» фантастики, мне кажется, становится понятным, насколько измельчала фантастика, увлекшись модным экшном и сказками на околонаучные темы.
Хочется отметит еще и тот факт, что литературный стиль книги — а именно переплетение многоуровневых идей с многими уровнями взглядов на эти идеи, — создает «океаническую» глубину, которой из нынешних вряд ли кто может похвастать. К счастью или к сожалению, такие писатели, мыслители, философы появляются чрезвычайно редко, но — я надеюсь — иногда они все-таки появляются, и я с нетерпением ожидаю, когда же в современной фантастике загорится имя, которое возможно поставить на одну высоту с именем Станислава Лема.
Вертер де Гёте: Очень мудрое философское произведение. И, в первую очередь, оно не о том, насколько различным по форме и мышлению может быть разум во вселенной, но о нас самих, о нас сегодняшних. Океан, как я понимаю, это-человеческое подсознание, скрывающее в себе бездну невыраженных желаний, неосознанных страхов, размытых воспоминаний; а попытки Контакта — это извечные, неуклюжие попытки Человека познать самого себя. Понять насколько дороги нам любимые люди, на что мы способны ради них, что такое совесть и что такое долг, что нам вообще по-настоящему нужно в этой жизни. В конце концов,что такое хорошо и что такое плохо — для каждого из нас.
Pupsjara: Прекрасная книга, глубокое, философское произведение, очень богатый язык, описание океана и его чудовищ просто великолепно. Автор смог мастерски передать тяжелую атмосферу отчаяния на станции, а его идея живого океана-единственого живого существа на всей планете, но зато какого, превосходна.
К сожалению, я прочитал роман только сейчас, и читался он довольно нудно, да и кое-какие технические детали уже успели устареть за 45 лет с момента написания романа.
ALLEGORY: А мне возможное впечатление от книги «подпортил» фильм, увиденный до прочтения книги и вызвавший значительно более сильные эмоции. О Тарковском речь, естественно. Он в своем кино, как и в «Сталкере» кстати, по-моему, пошел значительно дальше литературных первоисточников...
Аннотации издательства: Из множества героев, мечом прорубавших себе путь к славе в мирах фэнтези, варвар Конан сегодня самый знаменитый. Произошло это потому, что Роберт Говард сумел вдохнуть собственную удивительную душу в созданный им персонаж — и страстная эта душа обрела бессмертие, если судить по неугасающей любви миллионов читателей к суровому благородному рубаке, выходцу из дикой северной земли. В эту книгу, проиллюстрированную известным художником Марком Шульцем, вошли первые тринадцать рассказов и повестей о Конане, целиком написанных самим Говардом, без участия «посмертных соавторов». Все рассказы тщательно сверены с авторским текстом, а переводы некоторых из них сделаны заново.
Роберт Ирвин Говард прославился как создатель жанра, позднее получившего название "меч и магия". Кроме того, он подарил читателям героического фэнтези бессмертную плеяду героев: выходца из Атлантиды Кулла, вождя мятежных пиктов Брала Мак Морна, странствующего пуританина Соломона Кейна. Но самым ярким в этом созвездии стал — без преувеличения, по праву сильного — хмуроглазый могучий варвар, рожденный в снежных горах таинственной Киммерии. Во второй том историй о Конане вошел единственный роман Говарда "Час Дракона", а также повесть и рассказ в переводе известной писательницы Марии Семеновой. Книга украшена иллюстрациями Гэри Джианни.
Писательская карьера Роберта И.Говарда уложилась в двенадцать лет, но за столь недолгий срок он успел подарить мировой литературе жанр "меч и магия", а также полюбившегося миллионам читателей киммерийца Конана и еще несколько великих героев. В этот сборник вошли последние пять историй о Конане, созданные самим Говардом, в том числе повести "Черный чужак" и "Людоеды Замбулы" в переводе известной писательницы Марии Семеновой.
Жанр: героическое фэнтези.
Мнения экспертов: badger: Подарочное переиздание одного из самых знаменитых произведений героического фэнтези в мировой литературе. Несмотря на то, что издание не лишено мелких недостатков, на настоящий момент это единственное полное издание классического цикла с оригинальными иллюстрациями. Посвящается всем поклонникам жанра. Dark Andrew: Новое трёхтомное издание Говарда, несмотря на имеющиеся огрехи с переводом и редактурой, заставило по новому взглянуть на "конину". Раньше я никак не мог понять, почему же западные критики отделяют творчество Говарда от последователей, даже таких верных, как Лин Картер и Лайон Спрэг де Камп. Но теперь всё стало на свои места — произведения Говарда, посвящённые приключениям Конана — это вовсе не хроника, как может показаться из ранее издававшихся на русском языке томов. Все рассказы — это эпизоды-воспоминания, которые и не должны идти подряд. И когда читаешь их в том порядке, как они были написаны, а не по хронологии, то Конан, как герой, оживает, сбрасывает оковы картонности, привитые Де Кампом. Он меняется, он совсем разный в историях — и молодой, и опытный, вор и король, но всегда и везде он верен себе. red_mamont: «Конан, рожденный в битве»… Не знаю как вас, но даже от слов названия меня пробирает дрожь. Конан-варвар, герой героев, – не человек, не воин и даже не мир. Бессмертный киммериец – это Идея. Пожалуй, одна из величайших идей, когда либо созданных литературной фантастикой. Абсолютный герой в доисторическом мире зла, меч и мужество – против черной магии и злобных богов. Что может быть прекраснее этого вызова? Что может быть проще и чище подобного противостояния? Итак, вниманию лаборантов представлен новый трехтомник Роберта Говарда, классическая сага об абсолютном воине, крупнейший камень в фундаменте героического фэнтези. Всем читавшим – перечитать. Всем не читавшим – готовиться к потрясению. Кел-кор: Ох, сколько уже этих Конанов было... И наши, и не наши, и всякие-разные... Но единственный и неповторимый киммериец — это Конан авторства Роберта Говарда. «Техасский мечтатель» написал много, очень много за двенадцать лет карьеры, но навсегда остался в сердцах читателей человеком, создавшим прежде всего незабвенного Варвара. Уже позже за дело взялись многочисленные продолжатели, трудами которых изначальные тексты изменялись, перекраивались, к которым иной литератор даже и не обращался. Но они — первоисточник, они нужны и важны! Изданием «конанических» повестей и рассказов занялись говардоведы со всего мира. Тексты были тщательно сверены с первоизданиями и рукописями, были убраны позднейшие напластования, и в начале XXI века вниманию англоязычных читателей были представлены три тома, повествующие о приключениях Конана-варвара. Теперь эти книги изданы и на русском языке. В чем же их преимущество перед другими изданиями? Во-первых, тексты расположены в порядке написания их Робертом Говардом (исключая фрагменты и синопсисы). И читать их друг за другом именно таким образом — совсем не то же самое, что в хронологии Л. С. де Кампа или кого бы то ни было. Говард не задавался целью составить последовательное жизнеописание своего героя, и тот порядок, что реализован в трехтомнике, представляется оптимальным. Во-вторых, издание содержит сопроводительные материалы (статьи, карты и проч.) и богато иллюстрировано. К сожалению, часть переводов не была проверена, и ошибки, бывшие в предыдущих изданиях, перекочевали в трехтомник; переводы же большей части текстов — ранее не издававшиеся. Вердикт: лучшее на данный момент издание полного цикла Роберта Говарда о Конане.
Petro Gulak: Более всего «Боги Пеганы» схожи с первыми главами «Сильмариллиона», и даже не с окончательным компендиумом преданий Первой Эпохи, а самой ранней его редакцией, созданной всего через десятилетие после Дансени, — «Книгой Утраченных Сказаний» (1916-20).
Различия также очевидны: мир Толкина, хоть и «вторичный» (то есть плод воображения), неразрывно связан с нашим, будучи его неизмеримо глубоким прошлым. Мир Дансени совершенно автономен: на острова Срединного моря (не «Средиземного», как в русском переводе!) наши корабли не прибудут; и пустынная страна «Afrik», где на черных скалах сидит вечно мучимый жаждой бог Амбул, — не наша Африка.
Дансени создал мифологию в полном значении этого слова: не просто набор текстов о богах, людях и мирах, но систему, которая подчиняется определенным законам и остается внутренне целостной, несмотря на противоречия. Рассказы «Пеганы» могут расходиться друг с другом — особенно когда речь идет о грядущем конце миров. Это создает замечательный эффект достоверности: «Пегана» становится не авторским текстом, а собранием разнородных (то есть объективно существующих!) преданий.
Вскоре Дансени доведет этот подход до предела в повести «Путешествие Короля» из сборника «Время и боги» (1906): каждый из пророков неведомых земель излагает свою версию космогонии и свои предначертания будущего, — но единственно верным предсказанием оказывается изреченное Смертью; ибо КОНЕЦ ожидает всех. (Ближайший аналог этой повести в фантастике ХХ века — многосложные беседы королей, мудрецов и конструкторов в лемовской «Кибериаде»; интересно, читал ли поляк ирландца?)
Творец, который спит и не вмешивается в жизнь созданной им вселенной; боги, чьими трудами явились на свет земля и люди, — боги, чье бытие продлится лишь до тех пор, пока не пробудится МАНА-ЙУД-СУШАИ; люди, подражающие богам и способные даже занять их место, пока те, в свою очередь, не проснутся... Модель, на которую опирался Дансени, очевидна: это гностические учения, которые уже почти две тысячи лет пронизывают культуру.
Интерес к язычеству, столь свойственный культуре рубежа XIX-XX веков, не минул и Дансени. Но писатель не приводит древних богов в наш мир — в отличие от многих коллег, зачарованных образом великого Пана, и в отличие от Лавкрафта, начинавшего с прямых подражаний Дансени. Не привносит он и «нашу» (европейскую, христианскую) этику в мир вымышленный — в отличие от Джорджа Макдональда и, в меньшей степени, Уильяма Морриса. Дансени выстраивает собственный мир на основаниях, не вполне привычных для читателей того времени: каждый элемент хорошо знаком, но целое — удивляет. Мир — откровенно не-христианский, но при этом описанный языком «библии короля Иакова» — классического перевода, вошедшего в плоть и кровь английского языка.
Вероятно, здесь сказалось влияние колониальной прозы, не в последнюю очередь Киплинга, также широко пользовавшегося «библейским английским». «Колонизаторы» открыл чудесные страны, живущие по своим законам и во власти своих богов, — Дансени убрал точку отсчета (наш мир, Европу); так возник самодостаточный и странный мир. Мир, управляемый не этикой, а эстетикой: у Дансени совершенно отсутствует моральная оценка событий, они важны лишь как «прекрасные» или «ужасные», — а красота может быть и в ужасе.
Борхес писал о Дансени: «Его рассказы о сверхъестественном отвергают как аллегорические толкования, так и научные объяснения. Их нельзя свести ни к Эзопу, ни к Г.Дж.Уэллсу. Еще меньше они нуждаются в многозначительных толкованиях болтунов-психоаналитиков. Они просто волшебны». Аргентинец, по сути, говорит о фэнтези, которая отлична и от басен, и от научной фантастики. То, что рассказы Дансени не имеют отношения к НФ, очевидно; автор «Пеганы» (как и автор «Властелина Колец») подчеркивал, что не пишет и аллегории. Но все же Дансени пришлось подчиниться законам сотворенного им мира: законам, от которых он бежал в страну неуемной фантазии.
Pickman: У священных книг есть свойство, за которое их ценят даже те, у кого их святость доверия не вызывает: всеохватность. На скромном текстовом пространстве умещается и человек со всеми его радостями, горестями и чаяниями, и устройство вещей, и громогласно-тихая поступь богов. Можно поспорить, что картина всегда неполна, что никаким писаниям не под силу вместить жизнь во всей ее полноте. Но ведь и чертеж машины не дает нам представления о шероховатости ее корпуса, о блеске металла на полуденном солнце, о тоне и ритме ее песен — а все-таки в черно-белых схемах заложено достаточно знаний, чтобы машина из умозрительной заготовки стала частью реальности и предстала перед нашими глазами.
Так и в «Богах Пеганы» содержится ровно столько мудрости, сколько нужно, чтобы с чистого листа набросать небольшую вселенную. Если бы судьба призвала меня стать основателем новой религии, я бы предал имя Дансени забвению и высек бы его слова на двунадесяти двенадцати каменных плитах — и кто знает, не стало бы тогда в мире больше добра, не растворилось бы без остатка зло в простом и разумном порядке вещей. Ибо боги и пророки Пеганы не учат безгрешности, не ворошат, подобно опавшим листьям, хитросплетений нравственности: призывают они лишь к примирению с тем, что нас окружает и составляет. В мире нашлось место и жизни, и смерти, и взрывам веселья, и минутам покоя — и, быть может, «это очень мудро со стороны богов», как сказал бы Лимпанг-Танг, бог радости и сладкоголосых музыкантов. Но правил, по которым играют они в свои игры, нам не понять. Остается лишь принимать мир таким, какой он есть — и помнить, что в сердце его…
Красота. Не бледная чахоточная особа, которой восторгался Уайльд; не пухлая земная человекородица, которую живописал Рубенс; не гибрид из силикона и плоти, что смотрит на нас с глянцевой обложки. Нет, эта первородная красота открывается лишь тому, «с кем во время одиноких ночных прогулок говорят боги, склоняясь с расцвеченного звездами неба, тому, кто слышит их божественные голоса над полоской зари или видит над морем их лики». Это красота бога, что гладит кошку, и бога, что успокаивает пса; красота человека, бессильного в схватке с мирозданием и сильного в своем бессилии; красота конца времен — неизбежного, непостижимого и не окончательного...
Проза лорда Дансени — не самый безопасный из наркотиков, но ведь дозу рискуешь получить в любую минуту — достаточно летней ночью оказаться в поле и услышать голос ночной птицы; выглянуть январским вечером в окно и увидеть танец снежных бесов; замереть на скалистом берегу, вглядываясь в круговорот безумных волн. То, о чем писал Дансени, всегда рядом — это мы далеко...
Кел-кор: Сколько уже прочитано у Дансени всякого-разного, а вот этот сборник, содержащий в себе историю отдельно взятого мира, просто гениален, на мой взгляд! Почти всегда меня романы и рассказы автора не приводят в восторг, но эти микрорассказы действительно великолепны! Некоторые похуже, некоторые получше, но воспринимать их как отдельные произведения вовсе не следует. Они — единое целое, они вместе — история мира Пеганы. Удивительного, восхитительного и прекрасного мира!
baroni: Говоря о «МиМ» необходимо «держать в уме» три момента:
1. Мы читаем незавершенное произведение — Булгаков продолжал работу над романом до последних своих дней;
2. Булгаков надеялся на публикацию романа и при работе над текстом включал так называемого «внутреннего редактора»;
3. Как правило, мы читаем вовсе не авторский текст, а своеобразный «текст-гибрид», составленный литературоведом А. Саакянц из нескольких версий текста (рукописей самого Булгакова, правок его вдовы, склеек и т.п.).
Соответственно, говорить о том, как бы мог выглядеть окончательный авторский вариант «МиМ» представляется затруднительным.
Тем не менее, мы имеем дело с гениальным и многоплановым произведением, количество толкований которого, наверное, уже превосходит количество сказок, рассказанных Шехерезадой... «МиМ» имеет странную особенность — при каждом новом прочтении поворачиваться к читателю своими неизвестными (или незаметными) доселе гранями. Такова уж волшебная особенность данного этого романа.
С моей точки зрения, «МиМ», несмотря на свою гениальную сатирическую составляющую, роман — глубоко трагический, безысходный. Это роман о стране, жители которой отказались от Бога; о мире, полностью вышедшем за пределы области Сакрального. Именно поэтому Воланд и выбирает Москву для своего визита — отныне эта страна становится его епархией. Безнадежность и трагичность мировосприятия Булгакова подчеркнута тем, что злу в роман не противостоит никто — просто уже в этом мире не осталось никого из тех, кто мог бы попытаться взять на себя подобную миссию. Эта страшная последняя булгаковская тайна теряется в художественной ткани романа за яркими сатирическими сценами, за романтически-возвышенной любовной коллизией, за ершалаимской версией евангельской истории, рассказанной опять-таки Воландом...
Вообще, тщательная, сверхкропотливая работа Булгакова над своим главным романом (11 лет, с 1929 по 1940 гг.) заслуживает того, чтобы текст был прочитан со столь же кропотливым вниманием. Надо пытаться уловить не только общее настроение тех или иных частей романа, но самым пристальным образом вчитываться в текст, обращая внимание на самые мельчайшие детали, которые при первом, «восторженном» прочтении могут показаться второстепенными, носящими чисто служебный характер. Подобного прочтения заслуживает прежде всего эпилог романа. И особенно линия профессора Ивана Николаевича Понырева (Бездомного). В кошмарных видениях, приходящих к нему в полнолуние, можно обнаружить самые неожиданные ответы на многие загадки булгаковского романа...
Впрочем, данное толкование «МиМ» является сугубо личным, не претендующим на какую-либо полноту или универсальность.
kkk72: Очень странное, очень необычное и очень сложное произведение. Понять «Мастера и Маргариту», увидеть весь скрытый в ней смысл очень непросто. Я перечитывал этот роман трижды и каждый раз находил в нем что-то новое и уверен, впереди меня ждет еще немало открытий.
Удивляет композиция романа. Казалось бы, что общего между последними днями Иисуса Христа и странными событиями, случившимися в Москве 1930-х годов. Но волей автора они оказались сплетены в единое целое и московская жара сменяется грозой над Иерусалимом.
Удивляет взгляд автора на библейские события. Вообще, как ни странно, история Иисуса в романе имеет достаточно камерный характер. Все действие идет вокруг нескольких персонажей. Большинство апостолов не играют в этой истории никакой роли. Иисус здесь — всего лишь человек, слишком слабый, слишком мягкий, слишком неуверенный в себе. Неожиданно на первый план в этих главах романа выходит мощная фигура Понтия Пилата, человека, делающего нелегкий выбор между справедливостью и долгом. А еще не может не вызвать интерес таинственная фигура Афрания.
По стилю московская часть — полная противоположность иерусалимской. Именно здесь бурлит жизнь, именно тут действуют десятки персонажей, один красочней другого. Именно здесь загадочный Воланд со своей свитой проверяют москвичей на прочность различными искушениями и результаты остаются неутешительными. Подлые критики, воровитые буфетчики, жуликоватые финдиректора — вот они жители советской Москвы, по мнению Булгакова. Неудивительно, что всех их ждет кара от подручных Воланда. И снова не устаю поражаться — с каким же мастерством описаны все, даже второстепенные персонажи. Какими же яркими получились и Лиходеев, и Римский, и буфетчик Соков! Как здорово они запоминаются.
Удивительно, но заглавные персонажи, особенно Мастер, смотрятся на их фоне гораздо бледнее. Такое впечатление, что автор сознательно многое не договаривал, описывая своих главных героев.
Поражает концовка романа. Эксцентрика, буффонада вдруг сменяются серьезным, грустным и немного романтичным настроем.
И все-таки для меня в романе есть один серьезный недостаток. В нем нет того героя, с которым можно отождествить себя, которому хочется сопереживать. Замученный мастер вызывает лишь жалость. Эксцентричная Маргарита такдже немного мне не по душе. Не будешь же искренне поддерживать нечистую силу, пусть даже такую обаятельную, как Бегемот. Пожалуй, больше всех из персонажей московских глав мне симпатичен Иван Бездомный, один из немногих персонажей, кому вся эта история позволила найти себя.
Об этом романе можно писать очень долго, но лучше его еще раз перечитать.
armitura: Удивительно богатый и многослойный роман. Наверное, именно в этом кроется причина того, что «МиМ» занимает, пожалуй, первое место среди наших соотечественников по количеству перечитываний. Думаю, говоря о этом романе, мы можем говорить о целом ряде книг под одной обложкой.
«МиМ» — это удивительной красоты и проникновенности роман о любви. Чувства Мастера и Маргариты настолько сильные и осязаемые, что они остаются в веках и заезженная фраза о том, что «даже смерть не разлучит нас» обретает у Булгакова свой, совершенно буквальный смысл.
«МиМ» — это жесточайшая антиобывательская сатира. Подчеркну — антиобывательская, а не антисоветская, так как высмеивание Булгакова не ограничивается одним только социальным строем.
«МиМ» — это удивительный совершенно роман о Творце, создающем подлинный шедевр и, фактически, проживающем его. Мастер пишет книгу не чернилами на бумаге, но он оставляет обрывки своей души, увязывая его в переосмысление библейской истории о Иисусе Христе — и в этом еще один слой удивительного романа Булгакова. Он дарит нам полную трагизма драматическую историю последних дней жизни Иисуса.
Кроме того, «МиМ» — это еще и просто интересная книга, написанная удивительно легким и обаятельным языком, под обаяние которого невозможно не попасть.
И это необыкновенно увлекательно — перечитывать этот роман, каждый раз находя в нем что-то новое, чего не заметил раньше. «Мастер и Маргарита» — это роман-откровение, это роман-загадка и это роман-игра. Игра, каждый раз в выигрыше от которой остается читатель.
Вот написал сейчас этот отзыв и почуствовал, что опять тянет перечитать. Не иначе как договорился с дьяволом Булгаков ;)
Мнения экспертов: ALLEGORY Буквально в минувшие выходные, в светлый праздник Пасхи, задумалась и вдруг поняла, что события страстнОй недели и образы... мм... действующих лиц воспринимаю и представляю себе не так, как они описаны в Евангелиях, а так, как «заставил» меня воспринимать, представлять и чувствовать Булгаков. Хорошо это или плохо — вопрос отдельный, но факт есть факт.
PS оценку «10» ставлю почти дрожащей рукой, т.к., пусть банально, но это — одна из главных книг в моей жизни и оценивать ее в сопоставлении с другими сложно.
old_fan Я перечитываю эту книгу минимум раз в год. Что интересно, каждый раз хочется другого, по настроению. Поскольку там реально 4 романа (4 слоя) в одном, то иногда хочется подумать об жизни и её смысле — линия Пилата и Иешуа, а иногда посмеяться — Азазелло и Стёпа Лиходеев, а иногда повосхищаться размахом бала и нагими ведьмами.
ZiZu: На мой взгляд самая замечательная линия именно Воланда. Ведь Булгаков изначально задумывал эту книгу как роман о дьяволе.
(В его записях упоминается, что когда роман был практически окончен, он (Булгаков) написал письмо Сталину. Там была фраза: «Роман о дьяволе полностью уничтожен». И только во второй раз, писатель добавил в роман Мастера, а когда решил заново переписать, то и Маргариту).
Количество цитат, которые вышли именно из книги не передается исчислению.
«Рукописи не горят», «Беда не в том, что человек смертен, а в том, что он ВНЕЗАПНО смертен», «Кирпич никому, просто так, на голову не падает».
облако тэгов
