Виталий Вавикин – автор, полностью и совершенно мне неизвестный. Не видел, не слышал, не встречал. Его книги с нейтральными, ни о чём не говорящими иллюстрациями на переплёте привлекли моё внимание в подборке «ужасов» одним только своим необычным названием – «Вендари». Привлекли и уже не отпустили. Что это? Откуда? Неужели из мифологии индейцев Северной Америки? Первый, и он же единственный фонетически близкий вариант, пытающийся средствами «народной этимологии» поставить новое понятие в череду подобного – «вендиго». Ох уж эта магия таинственных слов и созвучий! Не я первый, не я последний сунул голову в эту петлю… Увы, на поверку экзотика оказалась ложной. Нипочём не догадаться, но эта история опять про вампиров. Снова!
На этот раз зубастые кровопийцы не имеют никакого отношения к Богу и дьяволу христиан. Вендари – дочеловеческие порождения пустоты-как-сущности. Слышали высказывание «в начале не было ничего»? Именно оттуда они и появились. Достаточно конкретно и вместе с тем неопределённо и таинственно, попутно приоткрывая истинную причину их вечного и неутолимого голода (пустоту нельзя наполнить!). Сила, скорость, неуязвимость и нелюбовь к свету остались традиционными, как и кровожадность. Новизна же этих старых новых монстров определяется нетипичными для вампирской литературы особенностями художественного мира, поэтому необходимо прерваться и рассказать о нём.
Мир «Вендари» — это условное будущее без акцента на социальные новшества и технологические новинки. Никаких летающих автобусов, мнемоголографической рекламы и пассажирских рейсов Земля-Юпитер. Нет ни мегаполисов, ни глобальных изменений моды, питания и общественного уклада. Всё, как в двадцатом веке в провинциальных городках штатов Канзас или Техас – немноголюдно и просторно, кругом леса и пустыни. Мы все бывали в таких местах благодаря тому же Стивену Кингу. Мир этот будто бы откатился в прошлое и застыл обессиленным больным после лихорадочных приступов научных открытий и свершений, о которых нам доводят мимоходом и как о уже свершившемся малоинтересном факте. Не так давно, в пределах жизни одного поколения, зачем-то были возвращены к жизни представители вымершей флоры и фауны, некоторые из них в улучшенном виде. После появления очередной хромосомной пандемии, занявшей место ВИЧ, все достижения генетики были похерены государством из-за волны общественного недовольства. Учёные данной сферы были объявлены «народным врагом №1». Как следствие, в настоящем множество гонимых и скитающихся в поисках хоть какого-нибудь заработка узких специалистов и резервации обречённых больных без надежды на выздоровление повсюду. Становится понятно, почему религии в этом мире нет: богов было заменила наука, но и она оказалась низвергнута с пьедестала. В неё уже не верят, но всё ещё боятся. Позволю себе назвать время и место действия трилогии «Вендари» «мракобесием-от-науки», аналогом Тёмных веков европейского средневековья.
Вернёмся снова к нашим вампирам. У Виталия Вавикина они олицетворяют собой суеверие-от-науки, в отличие от классического суеверия-от-религии. Вендари – нечто высокоорганизованное, но древнее до примитивности, что-то вроде разумной амёбы с безусловными поведенческими инстинктами хищного насекомого. Существо, свободно меняющее форму и качество тела для мимикрии, нападения и защиты, а после гибели распадающееся в лужу протобульона. Вместо волков и летучих мышей фольклорных вампиров эти монстры «нового средневековья» способны отделять от себя самостоятельные «ложноножки» – «тени» или «сгустки мрака» – и отправлять их на выполнение несложных поручений. Непонятно, вендари ли создали человечество в качестве своей кормовой базы по своему образу и подобию, но именно они поделили его на персональные «пастбища» и тысячелетиями ведут образ жизни, неотличимый от аналогичного у крупных хищников, защищающих свои охотничьи угодья от себе подобных.
Фигуры подновлены, но партии остались старыми... Есть много произведений, где дитя демонов воспитывается людьми. Из культовых – кинематографический «Омен» и литературный «Ребёнок Розмари». Виталий Вавикин в своём цикле заставил обнищавшую женщину-учёного ни много ни мало клонировать вендари, а после выкормить и вырастить его, как собственного ребёнка. Хорошая попытка сказать что-то новое, поскольку на этот раз она обошлась без христианских мотивов, наукообразно. Увы, сюжет как-то сам собой вернулся в старое русло, пойдя по стопам Энн Райс и Стивена Кинга. Абсолютно вся проблематика, морально-нравственные и экзистенциальные личностные и межличностные конфликты, все «душевные страдания» вендари и их слуг до ужаса напоминают «Вампирские хроники». Скука, потеря интереса к жизни, духовное опустошение, голод и безумие – вот удел всех бессмертных. Всё те же криптоисторические экскурсы в прошлое человечества. К счастью, сексуальная жизнь вендари раскрыта не столь подробно, как у вампиров Энн Райс! Персонажей человеческого племени, прислужников и противоборцев, легко можно заподозрить в сходстве с привычными типажами Стивена Кинга. Это полицейские, врачи и психиатры, подростки из неблагополучных семей, преступники, психи и психопаты. Низовая прослойка общества, имеющая прямой непосредственный контакт с негативом, агрессией, насилием и убийствами. Вероятно, её можно отнести к необходимой дозе «чернушки», «маст хэв» жанра «ужасы», но, по-моему, влияние Стивена Кинга очевидно.
Трилогия «Вендари» достаточно любопытна для того, чтобы рекомендовать её к прочтению. Пусть, на мой вкус, контрастная гибридность образов и мотивов слишком заметна и нарушает целостность стиля, но сама попытка найти что-то новое в избитой вампирской теме достойна уважения. Наукообразное освещение фольклорно-литературных образов смогло заинтересовать, но в данном исполнении оказалось не в силах удержать первоначально возникший интерес и, как мне кажется, не только вывело «Вендари» за рамки жанра «ужас», но и разрушило читательские «испуг» и саспенс. Также понятно, что без влияния классиков не обходится ни одно произведение, но здесь влияние разных авторов оказалось явным и фрагментарно соединённым в одном тексте без подгонки, притирки и точной доводки. Получилось не готовое горячее блюдо, а салат, если воспользоваться кулинарной терминологией. Например, мистики и великосветской романтики Энн Райс тут нет, а её моральные коллизии и конфликты почему-то остались. Изломанные судьбы людей «изнанки общества» выглядят плоскими и надуманными не только в сравнении с аналогичными историями Стивена Кинга, но и сами по себе. По-моему, Виталий Вавикин родом не из этой среды, не работал в ней и даже не общался с её представителями напрямую. Сверх того, в цикле используются неблаговидные описания из «мясных» и «маньячных» ужасов, тогда как сама атмосфера повествования стремится к ровному и рациональному тону, подобному романам сериала «Звонок» Кодзи Судзуки. Такое вот странное сочетание вампиров, клонов и психопатов, растянутое на несопоставимо и невообразимо огромный пласт истории человечества.
«Вампирские хроники» Энн Райс – крайне непривычное и необычное для меня чтение. Я, как и большинство несовременных мужчин, преступно нетолерантен и плохо переношу даже платонические и высокохудожественные описания любви двух партнёров одного с собой пола, а в этих книгах такие отношения стали нормой. Как же хорошо, что сериал открывается почти целомудренным по сравнению с остальными романами «Интервью с вампиром»! Как и в случае с группой «Queen» времён Фредди Меркьюри, сначала я втянулся, а когда узнал – было уже поздно. Я закусился, стиснул зубы и стоически продолжил начатое. Признаюсь, что даже после всех душевных мук и терзаний нисколько не жалею ни о том, ни об этом случае. Я до сих пор слушаю хорошую музыку, слушаю её прямо сейчас, во время написания этого эссе, и знаком теперь с одной из ярчайших представителей «Серебряного века» литературы о вампирах. Усилия действительно того стоили.
Энн Райс не просто восхитительна в своих безудержных фантазиях, она профессионально работает с текстом и сюжетом, цепко удерживает читательский интерес. Цикл с каждой книгой лишь раздвигает горизонт её художественного мира дальше и дальше по принципу всё увеличивающихся концентрических кругов. Как именно? Странами и целыми континентами осваиваются новые географические зоны. Всё глубже и глубже становятся экскурсы в прошлое как всего человечества, так и отдельных героев. Расширяется знакомство с её собственным, пусть бедным, но оригинально организованным бестиарием: собственно вампиры, монструозные и безмозглые упыри, природные и стихийные духи, привидения и души умерших, лесные ведьмы и городские маги, экстрасенсы и спириты, падшие ангелы и кровавые древние боги, неканонические Иисус Христос и Господь Бог, а также некоторые другие существа и сущности. Авторская мифология Энн Райс ненавязчиво и органично вплетается в историю, легенды и мифы народов мира, вживляется в современную культуру. Возникают, уходят в тень и снова появляются на сцене всё новые и действительно интересные персонажи, отличные друг от друга. Постепенно и ступенчато, как в масонском ордене, раскрываются тайна появления в этом мире вампиров, их сверхъестественные умения и способности. От книги к книге значительно меняются даже жанровые особенности и внешний стиль повествования. Например, легко узнаются элементы исторического и любовного романа, мистики, романтизма, сентиментализма, новеллистического повествования, авантюрного приключения, «божественной драмеди», городского фэнтези… Всего не перечесть без раскрытия конкретных сюжетов. Читайте, и вы увидите сами!
Меня, как и многих других, отталкивают (и всегда будут вызывать во мне брезгливость вплоть до отвращения) некоторые не вполне пристойные сцены и отдельные мерзкие моменты вампирского цикла, обыкновенно имеющие здесь сексуальную подоплёку. Помимо уже отмеченного и откровенно навязчивого мужеложства, в повествовании имеются педофилия и геронтофилия, эдипов комплекс, детская проституция, ритуальный каннибализм и (вот они, корни анекдота о старом беззубом вампире!) то, что, не желая подробно описывать само действие, можно назвать «менструальным вампиризмом». Согласно шкале оценки допустимости Джошуа Тревиньо («окно Овертона»), местами зашкаливает от «радикально» до «немыслимо» в сторону «большей свободы». Границы допустимого расшатываются основательно, но желания «бросить ЭТО немедленно» почему-то не возникает. Возможно потому, что страдают стены и кровля, а не фундамент нормы. Предлагаю не зацикливаться на этом, как и сама Энн Райс. Что есть, то есть, и от этого не отказаться. В многочисленных вариациях жанра «хоррор» конкретные страхи, бытовая чернуха, насилие, убийства, секс, половые извращения, психические отклонения, мифологемы, архетипы, религия и мистический ужас идут рука об руку. Набор и степень детализации этих составляющих разнится в зависимости от автора, но общее правило не меняется никогда. Желаешь действительно поразить читателя – сначала выведи его из равновесия, лиши душевного покоя, поставь вне привычной (и приличной) зоны комфорта.
Основная и общая претензия, неоднократно высказанная в основном мужской аудиторией «Вампирских хроник» – это, естественно, многочисленные описания гомосексуальных любовных игр. Что также никого не удивляет, недовольство вызывает отнюдь не женский их вариант. Действительно, здесь и мне видится явный перебор. Не вдаваясь в подробности, отмечу, что присутствуют описания сцен от почти дружеских объятий до недоговорённой, иносказательной и, в редких случаях, откровенной порнографии. «Танцуют» все, от вампиров до людей, но не всё так страшно, как может показаться. Не стоит сгущать краски. Главное, на что следует обратить внимание – это то, что гомосексуализм в книгах Энн Райс не самоцель. Это лишь малая часть её мира, никак не пропаганда, не воинствующий вызов общественной морали и семейным традициям. Он есть, но особого и пристального внимания не заслуживает. Покувыркались и забыли. Следующий момент, о котором стоит знать, это отсутствие самой физической возможности полового акта у вампиров ввиду их полной импотенции. Они мертвы и, как ни крути, их удел – бессильная бисексуальность. Путь к «вратам наслаждения» открывается для них лишь через клыки, горло и желудок. Особо ушлые индивиды предпочитают дружить с живыми партнёрами и работать руками и губами, но всё равно всегда заканчивают кровопусканием. Таким образом, вся сексуальная гиперактивность вампиров в основном происходит от осознания невозможности получить желаемое, и чаще всего случается лишь на словах. «Сосут и плачут, плачут, но сосут», как верно подметил Ник Перумов в «Охотники. Пророчества Разрушения». Выдохнули. Вдохнули. Успокоились. Можно продолжать дальше?
Рискну высказать предположение, что такой род «свободной любви» в творчестве Энн Райс появился не только из-за взрыва общей распущенности, вызванной сексуальной революцией шестидесятых-семидесятых годов двадцатого века (как мы помним, год её рождения 1941-й). Не обошлось и без этого, конечно. Но всё же, по-моему, истинная причина кроется в омутах и подводных течениях гендерной психологии. Как мужчине никогда не удастся понять или, переодевшись, изобразить женщину – так и у Энн Райс, каким бы талантливым автором она ни была, не получилось полностью войти в образ и создать полноценных героев противоположного ей пола на том уровне достоверности, чтобы в их правдоподобие поверили читатели-мужчины. Приведу ниже всего три показательных примера из её текстов и свои комментарии к ним, судите сами.
Пункт первый. Абсолютно все описания нежной мальчишеской влюблённости, неистовой юношеской страсти и зрелого мужского желания – от эмоциональных их проявлений до физиологических – практически полностью не соответствуют действительности. Их будто записали с чьих-то слов и исковеркали, желая приукрасить, а не взяли из своего личного опыта. Читал, смеялся и плакал.
Пункт второй. Образ Старшего Мужчины (Учителя, Наставника, Отца, Вожака) у мальчиков и юношей действительно священен, присутствует даже некоторая доля влюблённости. Но мы не влюбляемся в него, как девочки, так, как это описано в сериале, и тем более не испытываем желания и потребности недвусмысленно лечь под него и по-женски «отдаться ему и его сильным твёрдым рукам». Это я считаю уже серьёзным проколом со стороны Энн Райс. Поясню свою мысль специально для въедливых дам, имеющих полное право спросить: «Почём мне знать, какие чувства испытывают девушки к Старшему Мужчине?» Отвечаю: «И не могу знать, лишь предполагаю, но отношение мужчин к этому образу совсем другое». Мы видим в нём будущего себя, идеального самца для подражания. Мы учимся у него и ждём одобрения и похвал, как божественной милости. Набравшись сил и опыта, мы бросаем ему вызов и боремся с ним, чтобы превзойти его и занять его место. Всё просто до примитивности, и никаких сладких слёз в подушку.
Пункт третий. Чрезвычайно важный момент, который, вероятно, может вызвать приступ бурного веселья у женщин. Ну не способен ни один здоровый мужчина в своём уме относиться к собственному пенису, как к чему-то «непонятному», «ненужному» и совершенно «лишнему», как к «ничтожному кусочку мягкой плоти», «жалкому», «мокрому», «липкому» и «вонючему». Это наш идол, наш кумир, отдельное самостоятельное существо со своими специфическими и зачастую неконтролируемыми желаниями, а также предмет нашей тайной гордости. Вам смешно, милые дамы? А мы так живём. Уже привыкли ходить с Ним, как со своенравным кобелём на поводке, холить его и лелеять.
Думаю, на этом пора заканчивать. Повеселились достаточно, даже устали. Обобщая всё сказанное выше, утверждаю, что мужские персонажи Энн Райс – это женщины, неловко и со смешным неистовством изображающие мужчин. Замечателен в связи с этим персонаж Габриэль де Лионкур, мать Лестата (появляется уже во второй книге цикла), и её диалоги с сыном. Личное моё мнение состоит в том, что американская «Гусарская баллада» не удалась, поскольку на целый батальон «шурочек» Энн Райс не удалось изобразить ни одного поручика Ржевского. Поэтому имеем то, что имеем, а именно – женский мистический любовный роман-эпопею с чёрными нарисованными усиками и мягким бюстом внушительного размера. Те немногие из мужчин, что способны отстраниться и удержать на расстоянии многочисленные трансгендерные подробности, получат удовольствие от чтения. Я смог, хотя и, признаюсь, с огромным трудом. Всем остальным категорически не советую заходить дальше «Интервью с вампиром». "Show Must Go On!"
Впусти меня (Låt den rätte komma in), Швеция, 2008.
«Если у человека нет склонности к кровопийству, вампиром ему не стать. Хоть досуха его выхлебай, в клочья искусай, слюны ядовитой ему в жилы напусти — не встанет он кровососом. Умрет, а не встанет... Пока найдешь правильного человечка, с нужной червоточинкой в душе! — пока вопьешься в сердце, вызнаешь: он, не он…» Собственно, одной этой цитаты из «Снулль вампира Реджинальда» Г. Л. Олди достаточно для освещения особенностей всей вампирской тематики фильма «Впусти меня». То, что два наших бравых старикана походя обсмеяли в юмористической повести, шведы Ю. А. Линдквист и Т. Альфредсон развили аж в роман и сценарий. Не скажу, что получилось плохо. Затянуто, натуралистично, местами пошло, но очень своевременно. Оригинально и — в пику слащавому гламуру — даже с претензией на реалистичность.
Фильм заостряет внимание на многочисленных неудобных моментах, застенчиво оставляемых за кадром идеализированного образа жизни клыкастых красавцев и красавиц, и бесстыдно срывает сентиментальную простынку с особенностей межвидовой и вневозрастной любви, причём прямо в её разгаре. Например, Клодия и Луи в фильме «Интервью с вампиром», изжив со временем отношения «доча-папа», всё так же держатся за руки, играют на фортепиано в четыре руки и обращают себе «маму», она же «няня». Как-то это наиграно, особенно после ссоры над трупом креолки с на диво развитыми вторичными половыми признаками. Вообще забавно проследить как кинематографические метаморфозы кровососущей нежити от лысой сутулой обезьяны с трупными ногтями и запахом изо рта до рантье модельной внешности и нестабильной сексуальной ориентации, так и превращение её заплесневелой полуберлоги-полумогилы в старинный особняк с кружевными занавесками и канделябрами. Культурные жернова романтизма и сентиментализма перемололи фольклорного монстра в сверхчеловека, а его животные стремления пожрать и спрятаться — в желание любви и понимания. Возвращаясь к нашим Дмитрию Громову и Олегу Ладыженскому, «упырь-рутину ушлые борзописцы раскрашивали, кто во что горазд. Фантазия хлестала кровушкой из жил. Талант бил колом в грудину. Творчество благоухало чесноком. Благородные вампиры, мудрые вампиры, обаятельные, любвеобильные, остроумные, преданные, отважные, добрые, с тягой к прекрасному — барышни ночами мечтали о дивных женишках, смачивая подушку слезами».
Увы, прорывом фильм «Впусти меня» не стал. Он оперирует стандартными клише городского фэнтези: пригород, съёмные квартиры, странный новосёл с диковатой дочкой, мальчик-ровесник по соседству. Внешне всё привычно, но вскоре начинаешь понимать, что высокими чувствами и даже простой детской дружбой тут и не пахнет. Действия героев стандартны для этого жанра, но их мотивация крайне отталкивающа. Можно поморщиться и перетерпеть бытовуху ночной охоты Хокана, ведь дочке кушать хочется. Бедный отец! Ах, какая любовь! Но вот расчётливая холодная истерика, которую Эли профессионально закатила своему кормильцу, уже настораживает. На такое способна прожжённая старая стерва, презирающая очередного и ещё недопиленного супруга, но никак не вечный ребёнок. Дальше — больше. Коротко, взглядами и оговорками в немногочисленных и потому особенно ценных диалогах, нам однозначно дают понять, что отношения Хокана и Эли совсем не платонические. Ладно, ладно, ведь она — бессмертное и вечно юное создание, а человек, увы, стареет. Любви все возрасты покорны!.. Постойте, но зачем тогда им Оскар? Возможно, предыдущий возлюбленный понимает, что время его вышло, и волевым усилием сначала уходит в тень, а после благородно жертвует собой, чтобы не мешать молодому? Стоп-стоп-стоп! Опять романтическая пошлятина затесалась! Что, Хокана нельзя было обратить, пока он не состарился? А-а-а, душа у него, жаль портить… Нет, всё равно что-то не сходится. В рай Хокан точно не попадёт после всех убийств, так в чём же дело? А дело-то, однако, в банальном выживании. Эли использовала, заездила и убила предыдущего, приручила следующего. Жестоко? Ну извините. Зато всё тут же встаёт на свои места. Эли нуждается в прикрытии перед законом, в защите днём, в добыче крови не вызывающим подозрений о сверхъестественном способом. Всё это может обеспечить ей только живой и послушный человек с паспортом. Модернизированный интеллектом инстинкт «пожрал-спрятался» фольклорного упыря, и ничего большего.
Оскар и Хокан — жертвы, не первые и не последние у чудовища в детском обличье. Нужны ли Эли друзья и любовники, мыслит ли она этими категориями вообще? По-моему, нет. Она расчётливо выбирает себе в спутники отщепенцев с гнильцой, моральных уродов, способных полностью отколоться от общества, целиком перейти под её контроль и быть при этом довольными своим положением. Взять Оскара — этот затюканный одноклассниками мальчишка, брошенный разведёнными родителями, не может ни постоять за себя, ни найти самовыражения хоть в чём-либо. Он труслив и агрессивен, и в своих фантазиях способен на убийство. Эли, застав Оскара во время ежевечерней «сценической постановки» с ножом, тут же застолбила его в качестве подходящего кандидата. Началась охота, спланированное совращение обиженного ребёнка взрослым и опытным махинатором: привлечь необычностью, удивить волшебными способностями, соблазнить богатством и телесной доступностью, подсказать быстрое решение проблем, позволить почувствовать себя героем, завести в безвыходное положение и неожиданно спасти. Привязать к себе полностью и безвозвратно. Взрослая женщина из того же фильма, но без психических отклонений, предпочла мучительную смерть случайно открывшимся ей фантастическим возможностям вампирского существования. Малолетний Оскар поддался добровольно, попался на лучших своих чувствах. Хокан в литературном источнике вообще не вызывает симпатий, он гомосексуальный педофил, оправдывающийся перед самим собой высшим образованием и способностью к высокой любви.
Олег Дивов в «Ночном смотрящем» также развенчивает моду на вампиров, используя натурализм и трэш как в бытовых описаниях, так и во взаимоотношениях персонажей. Но у него вампиризм сродни наркомании — страх, подсаживание, ломка и эйфория, изменение личности с последующей её деградацией и неизбежным угасанием. У Линдквиста и Альфредсона жертва лишь приобщается к тайне, становится соучастником, но не приобретает сверхвозможностей и кардинально не меняется. В «Вампирах» Джона Карпентера всё очень грубо, примитивно и агрессивно, но тоже по-другому. У него нечисть образует ковены наподобие религиозных сект или осиных гнёзд, в которых всегда есть хозяин-матка и множество потерявших свободу воли низших особей, подчинённых строгой иерархии и выполняющих функции охраны и обеспечения. В фильме «Впусти меня» Эли не нужна свита последователей, а её жертвы соединены с ней "любовью-ненавистью" по схеме семей хронических алкоголиков. Они вольны уйти в любой момент, но не уходят, и при этом остаются людьми. Эли подобна насекомому-мирмекофилу — частично паразит, частично симбионт человеческого общества. Она чужак, непознаваемое нечто, вневозрастное и бесполое оно, в результате лишь своих умелых, продуманных и спланированных действий и оказываемых мелких (но экзотических) услуг принимаемое некоторыми особями за своего. Лучший друг, возлюбленный или любовник одному — и хищник для всех остальных. В книге «Впусти меня» Эли — мальчик с полностью удалёнными половыми органами. В фильме эту особенность опустили, оставив лишь его словесное отрицание принадлежности к женскому полу и секундный эпизод со страшным шрамом внизу лобка. Опустили, но не отказались вовсе. Почему и для чего? Убрали откровенную педофилию из кадра, но подчеркнули искусственность и неестественность разыгрываемых отношений. Эли не чувствует, он лишь даёт каждому то, в чём тот нуждается: Хокану запретный секс, Оскару — пока — только нежные чувства и обнимашки.
О какой детской дружбе, о какой вечной любви тут допустимо фантазировать? Вампир может имитировать человека, но ничего человеческого в нём нет. Зло безобразно по своей сути, и только «червоточинка в душе» желает найти в нём если не скрытое добро, то хотя бы опасную красоту. Полное название шведского романа и фильма — «Впусти того, кого следует» — весьма красноречиво.
облако тэгов
