Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «shickarev» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 2 февраля 2018 г. 14:50

По случаю выхода многосерийной экранизации первого романа из трилогии Ричарда Моргана о товарище Такеши Коваче написал небольшую заметку для Афиша-Daily.

Будущее не столь отдаленное. Человечество овладело технологией межзвездных перелетов и начало заселять другие планеты. Однако космическая экспансия оказала не такое значительное влияние на общество, как изменение человеческой природы.

Бессмертие по-прежнему недостижимо, и, как пел Джим Моррисон, «никто не выберется отсюда живым». Однако механизмы оцифровки сознания и его переноса в другие телесные оболочки сделали возможным существование долгожителей-мафов — от имени ветхозаветного патриарха Мафусаила, прожившего 969 лет. Вот только долгая, в несколько столетий, жизнь доступна лишь немногим богачам, способным менять — одну за другой — дорогостоящие оболочки. Удел же большинства — один-два переноса, на которые хватает страховки, а люди религиозные и вовсе предпочитают настоящую смерть череде перерождений. Экономическое неравенство оказывается сущей безделицей перед неравенством социальным, когда одни живут несколько столетий, а другие обречены на короткое нищенское существование.

Неудивительно, что в мире «Видоизмененного углерода» что-то подгнило. Он мрачен, полон конфликтов и насилия. Под стать новому дикому миру и главный герой. Такеши Ковач родом с планеты Харлан, заселенной выходцами из Восточной Европы и Азии. Ветеран Корпуса чрезвычайных посланников, прошедший через несколько военных конфликтов, он не стесняется пускать в ход оружие, чтобы найти убийцу своего нанимателя. Загвоздка в том, что жертва — миллионер Лоренс Банкрофт, воскрешенный в новом теле, — лишена воспоминаний о последних часах своей прошлой жизни. А врагов у Банкрофта, как и у всякого мафа, давно отбросившего условности и моральные нормы, предостаточно.

В «Видоизменном углероде» переплелись традиции нуара и киберпанка. Из нуара в роман Моргана перекочевала фигура крутого главного героя, вооруженного метким циничным словом — и, чтобы добиться большего, пистолетом. Такеши Ковач — футуристический собрат персонажей Реймонда Чандлера и Дэшилла Хэммета. Именно этих писателей сам Морган называет среди тех, кто в наибольшей степени повлиял на его стиль. Наследует у родоначальников нуара он и критический взгляд на общественное устройство, позволяющее сильному безнаказанно попирать слабого. А вот обилием боевых и сексуальных сцен «Видоизменный углерод» напоминает книги другого автора — Мики Спиллейна.

Еще одна примета детективного жанра — спутник главного героя, помогающий ему в расследовании. Здесь в его роли выступает искусственный интеллект отеля «Хендрикс», готовый ради постояльцев нарушить любые законы робототехники и причинить своим действием вред человеку.

Демонстрация же влияния на общество технологических инноваций навеяна классикой киберпанка. Их лозунг «Передовые технологии, отсталая жизнь» хорошо передает мрачную безнадегу, обесценивающую и лишающую смысла человеческое существование. В творчестве Моргана градус этой антикапиталистической критики доведен до предела: работодатели даже метят штрихкодом головы сотрудников, как работорговцы когда-то клеймили свой живой товар.

Отличается же «Видоизмененный углерод» от многих киберпанк-романов, помимо прочего, масштабом происходящего. Обычно в киберпанковском мире будущего действуют якудза и корпорации дзайбацу. Этот антураж вдохновлен японским экономическим вторжением в Америку, следы которого заметны не только в киберпанке, но и в триллере Майкла Крайтона «Восходящее солнце» и даже в кинотрилогии «Назад в будущее», где Марти МакФлай убеждает дока Брауна в том, что японская электроника — самая лучшая. В мире «Видоизмененного углерода» государства и нации уже не играют прежней роли. Мир стал глобальным, и самое ходовое американское порно делают в Улан-Баторе. Земные механизмы власти и подчинения воспроизводятся и на других планетах. Будущее уже везде — и бежать некуда.

Кто автор

«Видоизмененный углерод» стал первым опубликованным романом Ричарда Моргана. К этому времени 37-летний британец закончил университет и зарабатывал на жизнь, преподавая английский язык сначала в Испании и Турции, а затем в Шотландии. Коммерческий успех книги позволил ему полностью посвятить себя литературному труду.

Следующий его роман, «Сломанные ангелы», был посвящен новым приключениям Ковача. Вопреки ожиданиям автор отошел от нуар-стилистики: вторая книга оказалась образцовой военной фантастикой, живописующей — по-прежнему весьма брутально — трудовые будни отряда наемников, которые разыскивают звездный корабль марсианской цивилизации. Завершил историю Ковача роман «Woken Furies», в котором харизматичный герой нашел достойного противника — молодую копию самого себя.

Книга «Market Forces» разоблачала капиталистический мир прибыли и чистогана в стилистике производственного романа из жизни менеджеров и гангстеров — причем различия между ними оказывались минимальными. После злободневного романа Морган обратился к жанру темного фэнтези и написал трилогию «Страна, достойная своих героев». Кроме того, писатель всегда охотно соглашался на предложения поработать в смежных жанрах. В его активе несколько комиксов и сценариев для компьютерных игр.

На русский язык переводились только три романа Ричарда Моргана. Теперь, по случаю выхода сериала, к выходу планируется не только трилогия о Коваче в новых переводах, но и лучший, по мнению критиков, роман Моргана «Черный человек». Сюжет этой книги напоминает роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?»: в ней генетически выведенный суперсолдат Карл Марсалис идет по следу своих собратьев-отступников. Однако если Дик исследовал экзистенциальную природу человека, то Моргана больше интересуют ее социальный и биологический аспекты.

О том, как книга стала сериалом, о Джоэле Сильвере и Лаэте Калогридис на сайте "Афиши" — https://daily.afisha.ru/brain/8011-vidoiz...


Статья написана 27 ноября 2015 г. 13:55

У появления на свет книги Дмитрия Казакова удивительная история. Ведущие российские издательства по различным причинам отказались публиковать роман, и «Черное знамя» вышло небольшим тиражом в малом издательстве «Шико» — сейчас севастопольском, а прежде луганском.

Однако издательские сложности привели к премиальному успеху. На конвенте любителей фантастики «Роскон» «Чёрное знамя» получило награду «Золотой Роскон» как лучший роман года. И даже попало в лонг-лист «Русского Букера» — для книги фантастического жанра случай не уникальный, но весьма примечательный. И хотя в этом году в том же лонг-листе и «Колыбельная» Владимира Данихнова, и «Агафонкин и Время» Олега Радзинского, маркировке «фантастика» в представлении читателей роман Дмитрия Казакова соответствует в наибольшей степени.

Действительно, вопрос «что было бы, если?» — один из самых традиционных для фантастики. «Черное знамя» обращается к одному из ключевых периодов русской истории: началу двадцатого века — и предлагает читателям иной, альтернативный вариант развития событий.

Главный герой романа, Олег Одинцов (фамилия «говорящая» — в ней и одиночество, и ординарность) — член Партии народов России с 1922-го года. Женат, имеет сына. Его жизнеописание, составляющее сюжет книги, раздваивается во времени на линию, рассказывающую о приходе к власти в России евразийского движения, и линию, рассказывающую о последствиях этого правления.

В этой версии истории сбылась вековечная мечта государственных деятелей России о контроле над Проливами в Средиземное море, продолжается территориальная экспансия, да и экономические успехи молодого евразийского государства несомненны. Оборотная сторона медали – преследование всех мыслящих иначе и предстоящая России война на два фронта.

Писатель проворачивает незамысловатый, но провокационный альтернативно-исторический трюк, выдвигая на место главного агрессора двадцатого века не нацистскую Германию, а Россию, понукаемую идеологией евразийства. Движение Партии народов России к власти, конечно, повторяет траекторию Национал-социалистической немецкой рабочей партии. С понятными поправками на иные реалии, иногда весьма забавные: например, первые собрания ПНР проходят не в пивных, а в помещениях обществ трезвости.

Схожую идеологическую инверсию осуществлял еще американский классик Синклер Льюис, в романе «У нас это невозможно» описав превращение Соединенных Штатов в тоталитарное государство фашистского типа. А вот фантаст Гарри Тертлдав в коротком рассказе «Джо Стил» рассказал, как президентом США стал сын иммигрантов, скрывший свою труднопроизносимую для американцев фамилию под звучным «стальным» псевдонимом.

Альтернативная история разработана Казаковым досконально. Вопреки ожиданиям историческая развилка установлена им не в 1917-м году (наиболее очевидный и слишком простой вариант) и даже не в событиях Первой Мировой, а во времена русско-китайской войны 1894-95 годов, что отменяет и русско-японскую войну, и революцию 1905-го года.

Справочный материал, описывающий и обосновывающий мир «Чёрного знамени» занимает несколько десятков страниц. Давление этого массива данных, пусть и не включенных непосредственно, «как есть», в книгу, выдавливает из текста художественную составляющую. Так что искать стилистические изящества в книге не стоит, чтобы не наткнуться на стилистические же шероховатости.

Впрочем, заслуги «Черного знамени» не в отсутствующих литературных красотах или наличествующих альтернативно-исторических подробностях.

Успех романа Казакова обусловлен точным попаданием в общественно-политические (и даже геополитические) реалии. Этим провокационным зарядом «Черное знамя», кстати, походит на книгу Льюиса, опубликованную в 1935-м году, и позволяет Казакову выиграть по очкам у тех «общественно-значимых» авторов, которые вынуждены добирать актуальности публицистическими высказываниями в прессе или в фейсбуке.

Любопытно, что задуман роман был давно и работа над ним велась с 2009-го года. Для писателя, когда-то считавшего нормальной скоростью работы четыре романа в год и некоторое время этого темпа успешно придерживающегося, такие сроки равным образом аномальны и показательны.

Нужно отметить, что пусть столь резонансное и болезненное попадание в нерв общества и стало в значительной степени результатом стечения обстоятельств, важное место среди этих обстоятельств занимают авторские усилия и его же, автора, позиция.

В свое время из-под пера Казакова вышли невеселые «Русские боги» и «Высшая раса» — выпад против гламурной идеализации Третьего Рейха, вермахта и красивой формы Hugo Boss, популярных некоторое время среди некоторых писателей-фантастов.

«Черное знамя» — закономерное продолжение этой линии.

Критики в один голос характеризуют книгу как роман-предупреждение. И на сей раз пресловутые обстоятельства отодвигают на второй план тот факт, что предупреждение это не только и не столько против фашизма или нацизма, сколько против тотального идеократического государства.

Для пропагандистских механизмов Министерства мировоззрения, сотрудником которого является Олег Одинцов, в общем-то безразлично содержание тех посланий, которые вдалбливаются в головы граждан. И призыв думать головой, а не газетными штампами и телевизионными картинками в условиях, когда сознание стало то ли средством, то ли плацдармом для ведения информационных войн, куда важнее разоблачения ужасов «евразийства».

К слову, реакция на «Черное знамя» подтверждает максиму о том, что жертвой идеологической обработки всегда считают противную сторону.

Уязвимость общества перед информационным давлением и манипулированием сопрягается в книге и с уязвимостью самого манипулятора, создающего и манипулирующего идеологемами и смыслами. Так для главного героя книги, перекраивающего реальность в соответствие с генеральной партийной линией, при сбое этой самой реальности единственным возможным исходом становится прекращение бытия.

На фоне довольно беззубой отечественной фантастики и многочисленных «попадаунов» в прошлое, реализующих там свои в(л)ажные мечты о «правильной» России – имперской, сталинской, возможны варианты — роман Казакова выделяется особенно ярко.

На сегодняшний день «Черное знамя» — самое сильное произведение писателя, и планка для следующего романа поставлена высоко.


Статья написана 15 сентября 2015 г. 13:32

Майкл Фрэнсис Флинн пусть и не входит пока в первую когорту авторов фантастических бестселлеров, но неизменно радует читателей увлекательными и умными историями.

Эти истории складываются в единую, пусть и весьма пунктирную, Историю Будущего, протянувшуюся до далеких тысячелетий, когда человечество расселилось с Терры по всему «Спиральному Рукаву» — Млечному Пути.

А началось всё намного раньше…

Уже в дебютном романе «В стране слепых» писатель совместил детективный триллер с изложением основ клиологии. Эта вымышленная научная дисциплина, некая смесь математики и социологии, способная предсказывать развитие человеческого общества, конечно, напоминает психоисторию Айзека Азимова. Собственно, статья Флинна, опубликованная в двух номерах Analog Science Fiction/Science Fact в 1988-м году, так и называлась — «Введение в психоисторию». В ней писатель, математик по образованию и статистик по роду занятий, вполне убедительно описал научные предпосылки для моделирования исторических процессов (понимаемых как некая «равнодействующая миллионов воль»). Спустя два года положения этой работы легли в основу романа, отмеченного, кстати, премией Locus и премией Prometheus от Либертарианского Футуристического общества (сама статья вошла в книгу под названием «Введение в клиологию»).

Клиология упоминается и в ещё одном романе Флинна, переведённом на русский. «Эйфельхайм», опубликованный в серии «Сны разума», описывает крушение корабля инопланетян в средневековой Европе и расследование этого происшествия в наши дни. Роман подтвердил сложившуюся репутацию Флинна как автора так называемой «твёрдой» научной фантастики. Правда, его произведения, пусть и основаны на научных идеях, существенно «мягче» в этом научном смысле, чем романы Грега Игана и Питера Уоттса, в которых наука зачастую подминает под себя всё остальное, включая персонажей. А в том же «Эйфельхайме» столкновение судеб потерпевших кораблекрушение инопланетян и погибающих от чумы людей оборачивается высокой драмой. В то время, как средневековая линия произведения демонстрирует становление натурфилософии из схоластики и церковных догм, современная наряду с историческими исследованиями и квантовой физикой описывает открытие принципа путешествий в иные миры.

Этот способ будет использоваться в последующих произведениях Флинна. Высокая связанность текстов – характерная черта его творческого почерка. Так один из персонажей его дебютного романа появится в цикле Firestar. В свою очередь этот цикл, рассказывающий об освоении космического пространства силами не государственных, а частных космических программ, проложит дорогу к циклу «Спиральный Рукав», действие которого происходит в очень далёком будущем.

На сегодняшний день эта серия насчитывает четыре книги. Первая из них, «Танцор Января» рассказывает о поиске могущественного артефакта, оставленного предтечами (разумеется, предтечами) на заброшенной планете. Эксплуатация традиционного сюжета завершается весьма необычно: уничтожением искомого, но обретением другого артефакта – менее опасного и более полезного. Неожиданных поворотов в сюжете и в судьбах персонажей хватает.

В «Реке Джима» главный герой переживает (снова!) личностную трансформацию. Если в первой книге его персонаж действовал под фальшивой личиной и лишь в финале обретал первоначальную идентичность, то на сей раз его идентичность расколота прежними нанимателями на несколько частей, среди которых Ищейка, Педант, Силач, Внутренний ребёнок и Шёлковистый голос. И вся эта славная компания с маленькой помощью прежних и новых друзей отправляется на поиски бан Бриджит – одной из Гончих, агентов специальной службы Объединённой Лиги Периферии. А завершатся эти поиски семейным воссоединением — в Глуши, на окраине обитаемого космоса.

В ходе путешествия история и устройство ойкумены обрастает новыми подробностями, на которые Флинн не скупится. Образование и распад Содружества Солнц и его семенные корабли, расселение человечества по всей галактике загадочными предтечами, нарочно смешавшими языки и культуры, последующее Воссоединение человечества, которые начали Старые Планеты, и продолжающееся противостояние Объединённой Лиги Периферии и Конфедерации Центральных Миров, которую возглавляют загадочные Названные и в ведении которой осталась уже почти легендарная Терра — таков мир, описываемый Флинном.

Иронизировать над обилием заглавных букв не приходится, такова прерогатива и воля автора.

Особенна заметна его ирония в описании времен оказавшихся в пограничной зоне между историей и мифом. Так, герои вспоминают древнего героя Гергла и Калифорнию – мифическую землю вечной молодости, где живут боги и богини, а улицы вымощены звёздами. А одной из легендарных ценностей старой Терры является Истинный Кориандр, секрет которого давно утрачен.

Любопытную трансформацию претерпели и герои науки. В тексте упоминается кальвинистский пророк Докинз, говоривший о том, что всё предопределяют гены. А более древние учёные и вовсе превратились в могущественных богов. Например, жертвоприношения богу Ньютону осуществляли, сбрасывая быка с покосившейся башни. А Эйнштейн и Максвелл вели между собой битву космогонических масштабов. Оказывается, Эйнштейн, заявив о том, что ничто в пространстве не может двигаться быстрее света, тем самым хотел запереть человечество на Терре (Флинн любопытным образом обходит это ограничение: его межзвёздные корабли движутся вне пространства), но демоны Шри Максвелла помогли людям расселиться по всему Спиральному Рукаву.

Эта ирония Флинна подчас становится весьма язвительной: рассказывая о великих переселениях, он упоминает магрибцев, которые расселялись в зловонных пригородах Юрупы. И она распространяется не только на детали мира, но и на сюжеты книг, обыгрывающие классические для фантастики и для литературы приёмы и фабулы на новом уровне (отсюда и нарочитая «сказочность» романов, которую легко ошибочно воспринять как указание на принадлежность всего цикла к фэнтези).

Поиски бан Бриджит оказываются в итоге поисками Флота Сокровищ, а в пути героев ожидают встречи с благородными и воинственными дикарями и коварными шпионами. Но к «нужному месту» (не отмеченному, правда, крестиком на карте) героев приводят митохондриальная ДНК и изменяющиеся со временем языковые морфемы.

Впрочем, науки в этом цикле значительно меньше, чем в предыдущих романах Флинна. Писатель сделал выбор в пользу развлекательности. Причем развлекательности нарочитой, едва ли не театрализованной. Не случайно каждый роман предваряет перечень действующих лиц, а действие первого и вовсе перемежается песнями в исполнении арфистки. Подчеркивают эту барочную театральность и эклектичный мир будущего, в котором смешались ирландские, индийские и другие реалии, и такие детали как перемена личин главного героя, и капитанский мостик на космическом корабле, чей интерьер напоминает интерьер кораблей «Звездного Пути».

«Спиральный Рукав» Флинна — это восхитительный пастиш классических сюжетов, щедро сдобренный авторской иронией и разбавленный описаниями мультикультурного общества. И по аналогии с жанровым определением «новая космоопера», романы циклы можно было бы классифицировать как «новая старая космоопера».

В завершение следует заметить, что Флинн умело поддерживает интерес читателя. В каждом романе помимо собственно сюжетной интриги наличествуют и метаморфозы протагониста, и новые грани в истории освоения человечеством Спирального рукава. Схожие открытия ждут читателя и в дальнейшем.

А «Река Джима» и вовсе обрывается на самом интересном месте ловким клиффхангером.


Статья написана 14 июля 2014 г. 14:33

В июльском номере "Нового мира" вышла моя рецензия "Спасение утопающих" на биографию Ивана Ефремова авторства Ольги Ерёминой и Николая Смирнова.

Рецензия вышла довольно объемная (под 30 000 знаков) и стремилась даже превратиться в статью, что усилием воль удалось предотвратить. Материал, на мой пристрастный взгляд, получился интересный, важный и актуальный — в той части, которая "почти статья".

Премьера рецензии состоялась в мае на Интерпрессконе, некоторым счастливчикам я даже читал ее вслух и с выражением. И уже есть первый практический и полезный результат от рецензии — организация на Фантассамблее круглого стола по советской фантастике. Надеюсь, последуют и другие.

Так что почитайте, "Спасение" хорошее.


Статья написана 29 декабря 2012 г. 04:07

Томас Пинчон "Радуга тяготения"

«Радуга тяготения» — роман выдающийся и вписавший себя в историю литературы двадцатого века как классика постмодернизма. А также один из тех самых Великих Американских Романов, написать который мечтает каждый автор-американец. Путь книги к русскоязычному читателю занял больше десяти лет, если оптимистично вести отсчет времени с издания на русском языке двух других книг Пинчона: «V.» и «Выкрикивается лот 49», и почти четыре десятилетия с года оригинальной публикации.

На смену идеологическим препонам (хотя «Радуга тяготения» и представляет западное общество в довольно критическом свете, во-первых, такой же свет (в отличие от довольно споро переведенной «Уловки-22» Джозефа Хеллера) падает и по другую сторону капитализма, а во-вторых, сам способ, которым пользуется для этого Пинчон, несовместим с социалистическими представлениями о действительности и реализме) пришли ожидаемые трудности перевода. Пятилетний труд переводчиков, который впору приравнять к профессиональному подвигу, завершен, и теперь дело за читателем. Которому в свою очередь предстоит немало потрудиться.

«Радуга тяготения» — текст сложный и требовательный. Недаром в поисках его верного и полного толкования, поклонники создали специальный wiki-сайт и много лет ведут рассылку, посвященную толкованию (и перетолкованию) сложных мест романа. Подобная талмудистика пинчонитов, пинчоноведов и пинчонофилов обусловлена не только объективно высокой информационной плотностью романа, но и субъективным стремлением автора запутать дело.

В книгах Пинчона конспирология и паранойя идут рука об руку. Вкупе с авторской стратегией репрезентации они окрашивают и жизнь писателя, известного своим затворничеством. Он не дает интервью и не появляется на телевидении, известны лишь несколько его старых фотографий. Даже Владимир Набоков, чьи лекции он вроде бы посещал, не смог вспомнить такого студента. Впрочем, это утверждение столь удачно корреспондирует с тяготением самого Пинчона к незаметности и пребыванию в тени, что любой обладающей его же, пинчоновской подозрительностью и так же склонный к конспирологии увидел бы в этом навязчивом отрицании тайный сговор двух писателей.

Следует иметь в виду и то, что в современном мире для признания писателя затворником ему достаточно не появляется в масс-медиа (которые и констатируют факт затворничества) — подобной позиции на территории б.СССР придерживается Виктор Олегович Пелевин. Между тем, Томас Пинчон может похвастаться (если, разумеется, сочтет это возможным или необходимым) тем, что стал персонажем мультипликационного сериала «Симпсоны», представ перед зрителем в несуразном бумажном пакете на голове — схожий след оставляют за собой вместо идентификационного аватара анонимы, комментирующие Живой Журнал.

«Радуга тяготения» и сама оставила множество следов: без этой книги невозможно представить киберпанка и творчества Гибсона, она инспирировала конспирологический «Маятник Фуко» Умберто Эко, а славный «Криптономикон» Нила Стивенсона рифмуется и перекликается с opus magnum Томаса Пинчона вовсю.

Центральной фигурой романа является фигура ракеты ФАУ-2, обгоняющей звук на пути к смерти и разрушению. Центральным персонажем — Эния Ленитроп, американский военнослужащий, обладающий удивительной эректильной функцией: способностью предугадывать точки попадания ракеты, отмечая их как места своих сексуальных побед (возможно, вымышленных). Центр повествования и его смысл читателю предстоит найти самому.

И Пинчон позаботился одновременно о том, чтобы сделать это было возможно каждому и каждому сделать это было непросто. Повествование распадается на фрагменты, распадающиеся на частицы, распадающиеся на элементы. Оно витиевато и своей траекторией напоминает о мыслях, разбегающихся в уме во время плохо проведенной медитации. В то время как «Улисс» Джеймса Джойса – роман, не менее знаковый и не менее легкий для прочтения (конспирологическое примечание: количество страниц в первых изданиях обоих произведений одинаково), техникой «потока сознания» довел роман как жанр едва ли не до предела субъектности, предлагая читателю проникнуть в сознание Леопольда Блума, чтобы найти ключ к трактовке текста, «Радуга тяготения» помещает этот самый ключ в сознание читателя, понуждая его сложить пазл в соответствии с собственными взглядами и представлениями. Благо деталей для этого Пинчон создает в изобилии – возможно, что и лишние останутся.

Субъектность «Радуги тяготения» вынесена вовне. В книге Пинчон говорит о проективных тестах (к числу таких тестов относится, например, тест Роршаха), которые позволяют выявить структуру личности и мышления тестируемого. Так и читателю предлагается увидеть структуру романа, а значит, в некотором смысле дописать текст, разделив его на цветы и сор, из которого они выросли. Повторюсь, что Пинчон, подобно то ли рачительному хозяину, то ли педантичному и внимательному демиургу, об этой густой насыщенности текста позаботился.

Охота на птиц додо, дрессированные по методе академика Павлова (учение Ивана Петровича играет значительную роль в романе) собаки и даже осьминог по имени Григорий, аргентинские анархисты, планирующие эмигрировать в послевоенную Германию, теории заговора, в который вовлечены правительства и могущественные (а как иначе?) корпорации и многое другое, и многие другие. Шпионские интриги, которые вполне мог бы сочинить Юлиан Семенов, прими он дозу диэтиламида d-лизергиновой кислоты, также известной как ЛСД (кстати, тоже вспоминаемой – но не воспеваемой — в романе), перемежаются водевильными песенками, и текст образует восхитительный пастиш, одновременно лирично-нежный и полный юмора, черного как кожа негров племени гереро, состоящих на службе у нацистов.

Детали, подробности, случайности (а точнее – юнгианские синхронности) — все взаимосвязано. При прочтении романа невольно вспоминается начальная фраза другого романа, созданного в то же десятилетие, «Дэниэла Мартина» Джона Фаулза: «Увидеть всё целиком; иначе — распад и отчаяние».

И один из вопросов, которым задаются персонажи книги, заключается в том, носит ли эта связь предметов и явлений причинно-следственный характер? Положительный ответ превращает способность Ленитропа (а вместе с ним, и поведение человека) в реакцию на стимул, простую и просчитываемую в качестве траектории. А значит, и в объект управления, предполагая возможность контроля с ИХ стороны (таинственные ОНИ – неотъемлемый атрибут любой теории заговора; впрочем, как известно, если вы параноик, это еще не значит, что за вами не наблюдают), что парадоксальным образом ведет к умалению сложности и возрастанию энтропии.

Энтропия, распад – одна из важных тем в творчестве Пинчона (в библиографии которого есть и рассказ с одноименным названием). С этой точки зрения вызывающая сложность романа трактуется как противодействие, сопротивление энтропии.

В нескончаемой череде интерпретаций можно найти и ту, в которой текст является жизнеописанием (неслучайно, главный герой фигурирует в книге и как «младенец Эния») или, поскольку итог любой биографии известен заранее, хроникой умирания.

Полет ракеты становится метафорическим выражением человеческой жизни (кстати, последний свой романный полет ракета знаково совершает с человеком на борту) с ее радостями, тяготами и то ли предсказуемой, то ли неизвестной (пусть и в рамках статистики) траекторией.

ФАУ-2 взлетает, достигает высшей точки и стремительно приближается к месту назначения, обозначаемому печальным словом «конец».





  Подписка

Количество подписчиков: 158

⇑ Наверх