Итак, «Взрыв жизни»...

Он был рожден в глубинах космоса, в ледяных пустошах Облака Оорта. Там, на форпосте человечества, крохотная колония пытается выйти на связь с таинственными пришельцами, живущими в открытом пространстве. Куин Дейн, выросший на маленьком снежном шарике и видевший Солнце лишь далекой искрой и не подозревал, что однажды ему предстоит стать воином в самой важной битве в истории Земли...

Это замечательный роман не только по своему внутреннему содержанию, но и по тому, когда и как он был создан.

Джек Уильямсон — корифей фантастики — был популярным автором еще «золотого века», публиковаться начал и вовсе в конце 1920-х годов. К середине восьмидесятых он уже в преклонном возрасте. И при этом написал не только умный и увлекательный роман, но еще и находящийся на передовом крае тогдашней жанровой повестки. Впрочем, и сейчас книга ничуть не устарела. «Взрыв жизни» вышел в один год с «Нейромантом», но ни за что не скажешь, что далеко не мальчик уже Уильям Гибсон Уильямсону во внуки годится. Настолько много энергии и страсти в романе престарелого писателя.

Больше того, если проблематика, миростроение и антураж классического киберпанка, не то чтобы поблекли, но растворились в нашей актуальной повседневности, то вопросы, поднятые Уильямсоном еще только становятся передовым краем науки и человеческого знания, мы едва начали их всерьез задавать Мирозданию.

«Парадокс Ферми», Великий Фильтр, уникальность и многообразие жизни во Вселенной — фундаментальность и сложность этих проблем буквально в последнюю пару десятилетий стали как следует осознаваться. И тематика эта только усложняется, чем дальше и чем лучше мы вглядываемся в просторы космоса. В романе Уильямсона вся эта гносеологическая и онтологическая сложность отражена более чем адекватно.

Он даже транснептуновый шарообразный объект назвал планетой-карликом более чем за двадцать лет до того, как этот термин был озвучен на мировом астрономическом конгрессе!

А сюжет-то какой! От маленькой колонии на краю системы до пред-Сингулярной Земли, объединенной в планетарную империю потомками Дома Романовых (у всех них хищный нос — наследие Григория Распутина!).

Тут тебе и невероятные сверхразумные расы пришельцев из другой галактики, и космические битвы, и всемогущие киборги — уничтожители целых звездных систем. Невероятно продвинутые биотехнологии, орбитальные архипелаги, космические лифты и апокалипсис мирового масштаба.

И все это пышное великолепие уместилось всего на 270 страницах, а не в многотомной опупее на тысячи страниц, как у нынешних принято. И нигде нет и следа торопливости, скомканности и прочих композиционных косяков. Ведь мастер же писал!

С удовольствием прочту и продолжение дилогии, очень интересно, куда, по мнению Уильямсона, человечество вырулит?

Благое дело делает Андрей Бурцев, став издавать позднего Уильямсона, низкий ему поклон за это! Надеюсь, опубликует его в полном объеме. Оно того стоит!

Молодой дворянин Борис Андреевич Вязовников, поиздержавшись на службе в Санкт-Петербурге, приезжает в родное имение, чтобы наладить хозяйство и сделать его более прибыльным. Там он знакомится с соседом Петром Васильевичем Крупицыным, старше его на несколько лет. Одному в деревне скучать тоскливо, а вдвоем веселее будет. И шла жизнь двух приятелей своим неспешным ходом, пока Крупицину не пришла в голову идея женить своего молодого соседа...

Находясь в ссылке, Иван Сергеевич Тургенев продолжил поиски новых форм, пытаясь отобразить современную ему действительность, что подобно кипящей магме собиралась вырваться из-под мертвого панциря правления Николая Палкина. Засел он было за роман «Два поколения», но дело не пошло, черновики были уничтожены. И вот ровно через год после «Постоялого двора» осенью 1853-го он меньше чем за месяц пишет повесть «Два приятеля». Если в «Постоялом дворе» поиски новых форм носили несколько абстрактный характер, Иван Сергеевич широко загребал, то в «Приятелях» он конкретизировал задачу.

Написал было повесть в совершенно гоголевском духе. И ироничный стиль, и метод — например, показ персонажа через предметы, его окружающие, — и даже сюжет: женитьба и объезд местных уездных помещиков, все это явное влияние Гоголя. Однако, ближе к середине повести и сам Борис Андреевич Вязовников вдруг начинает соотносить себя с Евгением Онегиным, и тон повести меняется с ироничного на элегический, а там и до трагедии рукой подать. Появляются неожиданные персоны отставного моряка Сергея Петровича Барсукова, который своей глубиной и зрелостью резко выламывается из ряда комичных провинциальных пустобрехов, и его дочь Верочка — совершенно непонятная личность.

Тихая, покладистая, послушная, трудолюбивая, сильная, гордая, духовно глубокая, не красивая, но невероятно симпатичная и обаятельная.

Критики и друзья Тургенева (в общем-то это были одни и те же люди, узкий круг передовой дворянской интеллигенции) ничего в ней не поняли. Вязовников — «лишний человек», помещики — сатирические типы, среда заела, народ угнетенный, а вот Вера Барсукова — это что вообще такое? Бледная тень, неудача автора?

А Тургенев просто сильно опережал свое окружение из «передовых людей». Он уже создавал литературу будущего, составившую мировую славу русской классики.

Вера Барсукова — это прототип всех «тургеневских девушек», первый абрис. За ней последуют Лиза Калитина и Елена Стахова, которые в свою очередь воспитают героинь Русского освободительного движения, таких как Вера Засулич и Софья Перовская.

И сам Вязовников — это новый этап в осмыслении типа «лишнего человека». Образ усложняется и лишается всех романтических черт, присущих Евгению Онегину и Григорию Печорину. От него до Рудина рукой подать. И его нелепая гибель, столь сильно смутившая и раздражившая критиков, как бы предвосхищает глубоко трагические финалы тургеневских борцов за светлое будущее.

Форма повести — также маркер рубежности, перехода к новому стилю. То, что русская литература якобы имеет две ветви своего развития — пушкинскую и гоголевскую, это более поздняя придумка. Эпический реализм или сатира с уклоном в гротеск и фантастику — вот перед каким выбором стоят авторы. Но реалисты первого поколения ратовали как раз за синтез этих двух методов. Белинский это декларировал в статьях ,Тургенев воплотил в своих зрелых художественных шедеврах. В «Двух приятелях», он пока ищет способ синтеза. Так что получился некий конструкт — Гоголь в первой половине повести, Пушкин во второй.

Ну и напоследок про наше любимое, трагическое и мучительное «сейчас». Вязовников — это «лишний человек». Так его поняли первые же читатели, еще до публикации повести. Тургенев много внимания уделил этим «лишним» персонам. К концу двадцатого века казалось, что они — приметы давно ушедшей эпохи, седой древности. Слишком бурные социальные потрясения произошли с тех пор, слишком демократизировался общественный уклад, чтобы человек не нашел себе занятие по душе, которому можно отдать все силы, да с большим прибытком.

А не тут-то было. История России — спираль. И вот, как и 170 лет назад, настала для нас пора суровых испытаний. И общество — прежде всего его верхушка и ее преданный электорат — разделилась на два ожесточенно противоборствующих лагеря.

Есть лагерь консерваторов, которые пытаются мучительно придумать ,как бы так победить, а для этого все переменить в свою пользу, чтобы ничего не менялось ,и можно было бы по-прежнему сосать кровь из недр и из народа и «самим царствовать и всем владети».

Есть либералы, мечтающие установить над Россией протекторат Запада, а самим пристроиться при режиме интервентов гауляйтерами и капо, чтобы опять-таки иметь свой гешефт и «крышу».

И битва меж ними идет не на жизнь ,а на смерть.

А есть — о, да! — вдруг появившиеся «лишние люди». Это патриоты, которым больно смотреть на то, что происходит с Россией, больно и страшно за наш народ и его будущее (ну, и за себя и своих детей, конечно, страшно). Эти «лишние патриоты» мешают обоим лагерям, путаются под ногами, взывают к гуманизму, и каким-то идиотским правам, взыскуют какую-то дурацкую Правду. Готовы и отдать все, что имеют (а имеют они немного) на правое дело и самую жизнь отдать (и отдают!) за Отечество и други своя! При этом не имеют они никакой поддержки, никакие владетельные силы — ни явные, ни тайные — за ними не стоят. И судьба их крайне сомнительная, как и их правого дела.

Так что уроки из творчества Тургенева мы можем извлечь самые насущные и актуальные. Этот светлый гений может помочь укрепить дух и волю, так необходимые сейчас всем совестливым людям.

У Ивана Сергеевича Тургенева было потрясающее чувство «Цайтгайста» — Духа времени. Возможно, это результат обучения в германском университете в самую восприимчивую пору жизни — в юности, а может это природный дар, или все вместе.

В середине 1850-х годов Россия подошла к важному рубежу, который будет определять всю дальнейшую ее историю. Назрела потребность в кардинальных переменах, их, может быть даже не осознавая, со страхом и нетерпением ожидали все слои общества. Кто-то противился, кто-то мечтал об оных, но жить дальше в атмосфере тотального подавления любой живой жизни далее было невозможно. И грянуло!

Как всегда на Руси, все одновременно — война с объединенными силами Запада и Востока, смерть старого императора-тирана, глубочайшие экономический, политический и социальный кризисы. Русские люди быструю езду неспроста любят, по-другому не умеют: раз уж запрягли, отчего не погнать?!

Как и всякий русский гений-пророк Иван Сергеевич Тургенев был всегда немного впереди, как горьковский Данко, другим освещая путь. Еще в 1852 году, закончив цикл «Записки охотника», он понимает, что как прежде писать нельзя, «старая манера» исчерпала себя, требуются новые формы, новый стиль. Иначе будет не отобразить грядущих эпохальных событий.

Весной того года в полицейском СИЗО, куда его отправили за некролог Гоголю, он пишет повесть «Муму» с его центральным символом порабощенного русского народа — немым богатырем Герасимом. А осенью, после отправки в ссылку в родное поместье, на лоне русской природы пишется «Постоялый двор».

Это рубежное произведение по всем параметрам — и в форме, и в содержании. Начинается оно как физиологический очерк 1840-х годов об успешном кабатчике-«дворнике», дальше следует следует драматическая схватка двух героев-идеологов, прям как в «великом пятикнижие» Достоевского, а завершается все высоким крещендо символической прозы, которая станет модной только полвека спустя.

Помимо чувства Цайтгайста Тургенев владел еще и потрясающей способностью сливать воедино индивидуально-психологическое, типическое и символическое в своих героях и драматической связи между ними. Взять хотя бы двух центральных персонажей повести, «дворников» Акима и Наума. Тут тебе и мучительный переход России из феодальной формы хозяйственного уклада к капиталистической, и схватка русского правдоискателя и хваткого дельца, и личная драма стареющего мужчины и молодого ухаря-сердцееда.

А все близкие и далекие двух антагонистов! Хищница Кирилловна, столичная штучка Авдотья, сожранный бытовухой тихий интеллигент Ефрем, старик Петрович, который все понимает, но предпочитает не вмешиваться, безвольная помещица-паразитка Лизавета Прохоровна. Какие типы, какие лица!

А невероятная композиция с постоянными скачками таймлайна! Под конец текст приобретает черты настоящего триллера, с внезапными вспышками сверхнасилия. Вообще по атмосфере и структуре повествования эта повесть мне напомнила фильмы Тарантино (даже мотив мести там имеется!), он бы смог сделать отличную экранизацию «Постоялого двора». А написано-то заметим за 160 лет до выхода «Джанго освобожденного» и «Омерзительной восьмерки«!

Невероятный по своей высоте и пафосу символический финал — русский мужик Аким странствует по свету, весь обращенный в грядущее и неизвестно еще сколько ему странствовать и искать правдивой и праведной жизни. До сих пор идет и до сих пор ищет. И что-то конца края его мытарствам не предвидится...

Напоследок не могу пройти мимо острокритической нотки, наличествующей в повести. Даже выдрессированным ЕГЭ школьникам известно, что Тургенев был западником и либералом, представителем высшего слоя и правящей элиты. В «Постоялом дворе» есть только один социально близкий ему персонаж, написанный в крайне негативных, сатирических тонах. Это Лизавета Прохоровна Кунце, хозяйка Акима, владетельная барыня, вершительница судеб подневольного ей быдла. Слабая, безвольная, жадная, трусливая, высокомерная самодурка. Немка по сути своей и русская дрянь по повадкам и замашкам. О России она и вовсе не думает из-за узости кругозора, а на русских людей в общем, и в частности ей глубоко плевать. Все, что ей интересно — личный комфорт и бесконечное приобретательство.

Короче — готовый портрет современного русского западника и либерала. Из верхнего слоя этой публики, из самозванной элитки. Из узкого круга грантожоров и распильщиков госбюджета, а также сонма тех, кто хочет к ним примазаться.

Западник и либерал старой закваски — Тургенев — подобных типов презирал и на дух не выносил. Бичевал и в текстах, и в публичных диспутах. Сам он был не из таковских. Не просто любил Россию, он был Россией — Россией Акимов, Авдотий, Петровичей, Ефремов и тьмы прочих простых людей, взыскующих простой земной правды.

Читайте Тургенева, для души и ума очень полезно!

Хотя это рассказ о космосе, для меня это прежде всего рассказ о путешествии во времени, как время изменяет человека и обстоятельства, конечно.

Я узнал о существовании этого рассказа больше тридцати лет назад. Будучи ребенком, живя в совсем другую эпоху, другой стране, другом мире. А прослушал в новейшем переводе только вчера. Бездна прошедшего времени сделала меня «смуглым и золотоглазым», что твой марсианин. Тот ребенок превратился в Другого. От прошлого остались только покинутые руины. И названия, чуждые на слух.

Брэдбери совершенно точно ухватил. Изменения происходят стремительно под воздействием энтропии, принявшей форму внешних обстоятельств жизни. За пять лет можно превратиться в совершенно иное существо, к сожалению, не всегда в лучшую сторону. Тут марсианам Брэдбери повезло, а большинству землян конца 20 века нет.

При всем при том, что рассказ несет явные признаки определенной эпохи в фантастике — о, эти ракеты, которые собираются в сараях, — тем не менее он жив благодаря полифонии смыслов и эмоциональных состояний, которые испытывает читающий его гуманоид.

Совершенный клаустрофобский рассказ, видимо, в издевку названный «Миллиардолетие».

В 1960-х очень много писали о перенаселении. В те годы повышение производительности труда в сельском хозяйстве вынудило крестьян переселяться в города, где была работа. Впервые в истории человечества городское население превысило размерами сельское. Буржуазным интеллектуалам стало казаться, что люди размножаются, как кролики. Вот вам и повод ля алармизма.

Ан нет! Повышение уровня жизни привело к обратному эффекту — сокращению населения. И настоящее будущее выглядит так. В США большое количество горожан живет в бараках с трех-четырехэтажными нарами, один в один похожих на жилища рабов хлопковых плантаций Юга, в то время как целые кварталы частных домов пустуют после того, как оттуда выгнали неплательщиков по ипотеке. Вот тех самых нынешних обитателей бараков.

Так что Баллард не угадал только с причинами такой скученности, но не с обстановкой. И с психологической точки зрения его текст, как всегда, безупречен. Помыкавшись полжизни по чужим углам, могу это удостоверить.

По нынешним временам удивляет логичность всего происходящего. Начиная с того, как это посреди океана вдруг человек забирается на борт корабля, и до последней строки, действительно гимна жизни и веселья.

И дух пиратский передан удивительно точно, очень похоже на сагу о Джеке Воробье, особенно на вторую, более мрачную часть. Только, конечно, пальма первенства опять у Говарда. Даже канонических фильмов с Эрролом Флинном тогда еще в помине не было.

И ужасы при свете дня у Говарда не менее страшны, чем в кромешных подземельях предыдущей истории о Ксутале. И как же горяча обнаженная и плененная монстром Санча.

Короче, кто не видит варварской красоты и дикарского драйва в этой классической авантюре, бестолку и объяснять. Стивен Эриксон вам в помощь. Вот уж кто умеет накрутить бредовой сложности на ровном месте.

Гениальность писателя определяется обширностью и глубиной открытых и транслируемых им истин, ну и проверяемость их повседневной практикой, конечно, как критерием истинности.

Посему, Чехов — гений. Двадцатилетний дебютант в литературе на пяти страницах описал содержимое 50% сегодняшнего Интернета.

«А я так вижу! А это мое мнение! А ты кто такой, чтобы мне указывать? Ученый? Ну иди в ж... раз такой ученый, не мешай мне самовыражаться!»

Очень актуальное произведение. Половина отзывов к этому рассказу служат сему доказательством.

Только что на эту же тему посмотрел ролик Клима Жукова из цикла «Эпоха интерпретаций», «Торжество мнений». Своеобразный «Ответ ученого соседа». Рекомендую.

П.С. В аннотации к рассказу есть орфографическая ошибка. Тоже в струю нашей темы.

Иногда кажется, что авторы, подобные Маккарти, сгущают краски. Что их мрачное и апокалиптичное вИдение несправедливо, однобоко и мизантропично. Бывают у меня такие приступы идеализма и верхоглядства.

Но вот на работе я вижу каждый день людей, которые не за два миллиона долларов, а за кусок хлеба тебе горло перегрызут, не хуже зомби из «Ходячих». Читаешь отзывы лаборантов на лютый роман Маккарти и думаешь, что поверхостность мышления уничтожит человечество раньше, чем полный экономический коллапс, тотальная война или очередная пандемия.

Не сгущает краски Маккарти и не подслащает пилюлю. Бьет точно в самое сердце и лобные доли мозга, генерирующие когнитивные функции. Отличный стрелок, в отличие от собственного персонажа Ллуэллина Мосса («Мосс, лежащий на столе, был похож на убитого гангстера в морге»).

Ниже на этой странице идет дискуссия — интересный кровавый триллер написал автор или не интересный? Это как же нужно объестся литературных сладостей, чтобы вкус напрочь отбило. Чтобы не видеть, что, например, Стивен Кинг — лучший автор кровавых триллеров — просто младенец в подгузниках и слюнявчике по сравнению с этим колоссом жестокой правды — Маккарти (Я недавно перечитал один из лучших романов Кинга «Темную половину», так что без обиняков сравниваю).

Не писал Маккарти никакого триллера. И задачи такой перед собой не ставил. Он написал парадный портрет капиталистической мир-системы во всем его великолепии. Вот встреча кандидата на выборах со спонсорами в отеле «Хилтон» — это грязное закулисье капитализма. А темная подворотня, где тебе за пару баксов глотку перережут — это его сияющая витрина.

В экранизации «Зова кукушки» Роберта Гилбрейта один «эффективный менеджер» говорит детективу Страйку, что от жизни под мостом нас отделяют два неверно принятых решения. Это близорукая глупость или вранье. Суровый реалист Маккарти считает, что от соснового ящика и двухметровой ямы нас отделяет одна ошибка. И он прав.

В своем жутком романе Маккарти пытался донести до читателей простую мысль (и в этом смысле действительно, философия его проста): мир глобального капитализма — это лагерь уничтожения «Аушвиц-Биркенау» планетарного масштаба, в котором нет охранников-эсесовцев, а есть только заключенные, живущие по принципу «Умри ты сегодня, а я завтра».

Чтобы не прослыть экстремистами, издатели пишут в аннотации, что это притча об алчности. Конечно! Можете себя этим утешать. Но на самом деле это роман о тотальном царстве беспощадного зла. И чем более вы успешны в этом мире, чем эффективнее и адаптивнее, тем больше вы укрепляете это царство, тем больше жестокости и страха поселяете в людских сердцах. В конце концов, Антон Чигур — это портрет наиболее успешного бизнесмена. Он принял все правила игры и полностью в них растворился.

А потом еще удивляются: почему это Маккарти вел затворнический образ жизни, мало общался с прессой, не участвовал в ток-шоу?! Так и представляю себе шоу Опры, где эта сверх-«повесточная» дама спрашивает автора: «Вот у вас есть в романе сцена, где пятнадцатилетней девчонке вышибли мозги ни за что, ни про что. Что эта сцена символизирует?» И как ответишь на такой вопрос в двух словах. Лучше еще один роман написать. «Дорогу», например. Где все интенции «Стариков» доведены до крайнего предела существования человечества. (Тут читатели жалуются, что женские персонажи в романе плохо прописаны. А это призыв автора — включиться читателю в творческую работу. Представьте себе на месте застреленной школьницы свою сестру, дочь ,племянницу, соседку. И вы сразу поймете замысел писателя).

Замысел Маккарти свой реализовал очень хитро, умно и талантливо. Вот он ведет повествование — перестрелка, убийство, погоня, перестрелка, арест, убийство и так далее. И ты думаешь — ну, это мастер показа, никаких идей он не предложит, умных мыслей не выскажет. И тут — раз! Разговор двух стариков и очередной монолог шерифа, где он заявляет: а вы чего хотели? Это страна создана рабовладельцами и массовыми убийцами. Сто пятьдесят лет она ведет хищнические и захватнические войны, уничтожая целые народы и государства. И чем больше было совершено преступлений, тем хуже и гаже становился каждый член общества в этом государстве, тем в более глубокой выгребной яме зла все оставались барахтаться. Тем меньше у нас шансов, что все закончится более-менее сносно. (Один лаборант это назвал — «Антон Чигур уже всех убил ,а шериф все нудит и нудит»). Именно поэтому при всех своих талантах «эффективные менеджеры» и «капитаны бизнеса» братья Коэны обрывают повествование раньше, чем это сделал писатель. Им нужна забористая картинка, а не выводы, которые из нее следуют.

Маккарти более глубок и разносторонен. Он может быть метафизиком, как в «Кровавом меридиане», может сыграть на поле онтологии и гносеологии, как в «Пограничной трилогии», а вот «Старики» — это чистый, как последние слезы Карлы Джины Мосс, застреленной в день похорон матери, социально-политический роман о стране, находящейся на грани глобальной катастрофы. Ведь книга написана после Войн в Заливе и Югославии, после 11 сентября, после вторжения в Ирак. О стране, грань катастрофы перешагнувшей, Маккарти опубликовал роман уже через год. И тут он сыграл на пространстве Откровения.

Напоследок, чтобы снизить регистр, я ударюсь в чистую эстетику и скажу, что книга Маккарти — это невероятный сплав Фолкнера и Хэмингуэя, самого главного и самого влиятельного из писателей 20 века в США. Не только их техник, но и мировоззрений. Фолкнер, который весь в прошлом как становлении настоящего и Хэм, который весь в сиюминутном, мгновенном, репортажном. А оба, как оказалось, были писателями будущего. И Маккарти всем своим творчеством, и не один он, это плодотворно подтвердил.

Он написал одну из самых жутких книг, что я читал в жизни. Ни Достоевский, ни Альфонс де Сад такое создать не смогли бы. Только поэты «после Освенцима» вроде Алеся Адамовича, Вольфганга Кеппена, Уильяма Берроуза, Имре Кертеса, Томаса Пинчона смогли докопаться до самых основ вселенского зла, в котором человек лишь исчезающая песчинка, крупица тьмы.

Был тут у меня давеча диспут на Фантлабе по поводу романа В. Сорокина «Роман». Похоронил, значит, Владимир Георгиевич классическую русскую литературу в своей книжонке. Вообще, в конце прошлого века много таких могильщиков было, которые собственную мимолетность и суетность пытались объяснить глобальными процессами.

А вот Владимир Владимирович еще за шестьдесят лет до этого был таким лютым постмодернистом (когда еще и сам модернизм-то был в зените возможностей), что смотрел намного глубже и глобальней. Он написал роман о том, как умирает сам мир.

То, что «жизнь коротка, искусство долго» тоже мысль не новая. Но Набоков свои «вечные темы» всегда раскрывает уникально. Например, с точки зрения квантовой механики. Ведь он был всегда остро современен в темах и идеях, а почти век назад споры физиков-ядерщиков о структуре мироздания были самым передовым краем науки. Гуманитарий Набоков и тут вставил пару своих веских слов.

Все в книге устроено по законам квантового мира. Принцип неопределенности: непонятно кто есть кто из персонажей и в каком направлении движется его сюжетная арка; парная связанность кукол-квантов (прокурор-адвокат, директор-тюремщик, Марфинька-Эммочка, палач-жертва), телепортация, разделение на параллельные реальности прямо по Хью Эверетту. И доходя до последней глубины — одна из самых безумных квантовых гипотез гласит, что сама Реальность существует только покуда существует Наблюдатель. И да — Бог играет в кости со Вселенной, тут Эйнштейн ошибся, а Набоков нет.

При этом роман для него классический, на две его главные темы: Потусторонность и художник и его место в этом мире. Инструменты стандартные — обнажение приема, шарады, аллюзии, опора на великую классику. Язык как пластичный хрусталь, как эманация духа живого (поэтому-то читая столь великолепную прозу и веришь Набокову, что искусство вечно. Ему декларации об этом не нужны).

Кстати, с Кафкой ничего общего. Ни по темам (за что осужден Цинциннат всем известно), ни по идеям. Тогда было целое поветрие писать книги о неких сюрреальных мирах, вспомнить хоть романы Буццати, Грака, Домаля. Художники не желали смиряться с «восстанием масс» и ужасами «мирового кризиса» вот и сбегали иногда в собственные виртуальные миры. К счастью, для Набокова (в отличие от его маски-Цинцинната) это стало лишь эпизодом. Он остался с нами, прозрачненькими, и продолжил ваять не тряпичных кукол — классиков, а шедевры изящной словесности.

Думал, что ничего смешнее и абсурднее, чем повесть «Нос» Гоголя быть не может. Но некоторые лаборанты меня переубедили. То ли это модный в 21 веке троллинг доверчивых читателей, то ли отзывы искренние, и персонажи Гоголя и впрямь по сию пору живут среди нас, доказывая этим фактом, что классика бессмертна. Ну, и современное буржуазное общество своим тлетворным влиянием на умы хорошенько отметилось.

В самой же действительно золотого стандарта повести хочется отметить характерное для зрелого Гоголя слияние жестокого реализма и высокой поэзии. Российская империя тех времен было очень страшным местом. (Одно описание присутствия в газете чего стоит: «продается девка для прачных и прочих дел, сбежала собака, нашедшему 100 рублей».) Высвеченная гениальным пером поэта эта действительность начинала казаться нестерпимой. Не удивительно, что тогдашние охранители ненавидели вспыхнувший, как новое солнце, русский критический реализм. Сразу признали в нем могильщика обветшавшей империи, коим он и стал. Не зря Николай Бердяев позже причислил Гоголя к «бесам русской революции».

Ну и конечно, величайшая творческая свобода Гоголя, которая видна в каждой строке. Нос, прикинувшийся статским советником! И это в застегнутом на все виц-мундирные пуговицы крепостническом государстве! И повесть полностью состоит из подобных актов неповиновения действительности. Она, как горящее сердце Данко, не дает нам затеряться или оступиться во мраке невежества и духовной мертвечины.

На мой взгляд самая не смешная комедия в истории театра. Если пьеса за почти двести лет активного существования в культуре не утратила не психологической, а социальной и политической актуальности, то тут смешного мало. Как в зубной боли. Или это смех человека за гранью нервного срыва. На месте Гоголя я бы тоже с ума сошел. Столько души и ума, и воли вложить в попытку образумить человечество, а оно размумиться и не собиралось. По неволе заработаешь черную меланхолию.

Об этой комедии, как и прочих произведениях Гоголя тома написаны, и еще будут писаться. Так что любые пять копеек утонут в грудах интеллектуального золота. Моя, например, любимая — это сцена вранья Хлестакова. «Генералы пробовали! Иной подойдет, возьмется — нет, мудрено! Сразу зовут Ивана Александровича!» И Пушкин, и Загоскин видели эту пьесу, то-то наверно животики надорвали от претензий Хлестакова.

Надеюсь, все же наступят времена ,когда в гениальном творении Гоголя останется только правда характеров и отношений между людьми. Глупцы, хвастуны и недотепы, видимо, всегда будут, покуда жив человек. Но воли той, что была при Гоголе и есть сейчас им давать прекратят. А пока остается принимать бессмертного Ревизора как горькую пилюлю, не дающую почивать на лаврах или витать в эмпиреях высокого духа, позволяющую строже относиться к своему поведению, своей душевной работе.

П.С. Больше всего люблю экранизацию Сергея Газарова с Евгением Мироновым и Никитой Михалковым в главных ролях. Да там все великолепны!

Перечитал через три с половиной года. казалось бы срок небольшой, но сколько вместил! Сколько было передумано и перечувствовано... Так что книгу я читал уже другими глазами. Не закрытыми белыми линзами и без щенячьего восторга по всему киберпанковскому.

Тут Зеленый Медведь утверждает, что для Уоттса теория информации и законы термодинамики являются универсальными инструментами, с помощью которых он созидает и разрушает миры. И я с ним согласен. Уоттс человек честный и взыскующий правды. Но как и всякий левак западного толка, имеет хронический недостаток. Считает, что если вооружиться новейшим инструментарием теории позитивизма трендовой в этом модном сезоне, а попросту говоря близорукой механистичностью, то можно разрулить противоречия, много столетий разрушающие человечество. И диалектически пересоздающие его.

В результате он работает только со следствиями. Биосфера уничтожена, злые и алчные корпы правят этой кровавой каруселью хищничества, алчности и грабежа. Наука из мотора человеческой истории превратилась в его могильщика. Институты государственности, что могли бы остановить анархию, практически уничтожены. Человек беззащитен и беспомощен, низведен до состояния муравья в затопляемом паводком муравейнике. Как так получилось, каковы причины Гидровойн и прочей пылевой вакханалии. Нет у него ответа на эти вопросы. Есть кошмарная данность, и все на что способны протагонисты в романе — выжигать последствия напалмом. Пока, видимо, и одной травинки на поверхности планеты не останется.

У Уоттса нет понимания причин происходящего. Во всяком случае, он их не озвучивает. Могу посоветовать три коротких и несравненно более понятных книжки, как раз вскрывающие эти причины. К. Маркс «Гражданская война во Франции», В. Ленин «Империализм как высшая стадия капитализма» и «Государство и революция». Популярные брошюры, которые буквально разжевывают идеи, для озвучивания которых Уоттсу приходится возводить невероятно сложные барочные соборы из своего виртуозного стиля.

Роман все же прекрасен. Тут многие жалуются, что он обрывочен, антипсихологичен, недоработан. Коллеги, читать нужно внимательно! Думать, анализировать. Забросить к чертям метро, попаданцев и магические академии и начать получше разбираться в умной и высокохудожественной литературе.

У книги есть недостатки. Он в худших традициях Нэшнл джиографик и Дискавери может помногу раз разжевывать, то что и с первого раза прекрасно усвоено. Например, кто такие рифтеры, и с какими проблемами они столкнулись. Понятно, что это важно знать персонажам. Но читателю-то это давно известно и скучно опять перечитывать. Недоработка. Его стиль научно-художественный, персонажи ученые и ИТР, они обсуждают проблему на уровне таких компетенций, которых нет у большинства читателей. И следить за многостраничными диалогами, наполненными сложными научными построениями и специфической терминологией, очень утомительно. Там все продумано и драматургически хорошо выстроено, если внимательно читать, но крайне трудно переваривать. Не Иган, конечно, и на том спасибо.

Очень улыбнула концовка. Финальная сцена на Атлантиде. Уоттс всю дорогу громоздил ужасы, а закончил в лучших наивных традициях ранней советской фантастики 1920-30-х годов. От такого финала и Александр Беляев не отказался бы.

В итоге. Роман замечательный, умный, многоидейный, отлично с оговорками написанный. Но имеющий родовые черты и родовые же травмы традиций западной зашоренной интеллектуальности. Как недавно заявил Трамп, США никогда не будут социалистическими. Ну и прекрасно. Будете жить в мире, очень красочно описанном Уоттсом. В нем же и сгинете. А мы несогласные)))

Правильно все-таки, что в итоге Бондарев разделил дилогию на два произведения, а не продолжил печатать одним романом. Без Тишины, конечно, будет не совсем ясна история жизни Константина Корабельникова и его жены Аси, но и не только акценты в этом длящемся произведении смещены с персонажей, а и вопросы выдвинуты другие на первый план. В Тишине изучалось послевоенное советское общество и внутренняя политика государства. Двое — это прежде всего показ становления молодой семьи, интимные отношения, ну и конечно классический ракурс: семья как ячейка общества.

Молодая семья, ожидающая прибавления, подвергается опасности из-за опрометчивого поведения главы этой самой семьи. Кости грозит реальный срок за незаконное хранение оружие, Асе же и вовсе гибель из-за особенностей ее положения и психофизики. И сразу же вылезают все тонкие и сложные моменты их семейной жизни, все их неразрешенные проблемы и не пережитые еще беды. Костя пройдет через все круги внутреннего и внешнего ада, разрешая эту ситуацию, Ася тоже переживет не мало, жаль что Бондарев уделил ей много меньше романного пространства. Это все скучно обсуждать, это нужно читать самому и наслаждаться высоким драматизмом этой великолепной прозы.

И ведь Бондарев не только замечательный художник, но и психолог, социолог, культуролог. Огромная и невероятная жизнь мегаполиса разворачивается перед нами в этом сравнительно небольшом произведении. Ужасы, которые и не снились «директору НТВ», сложнейшие отношения внутри рабочего коллектива, беспощадная давилка государственного Левиафана. Образы и драматургия Бондарева ярки, честны и впечатляющи. И как он свободен, этот якобы задавленный цензурой и начальством советский писатель!

Самая первая сцена романа — три дружинника избивают двух молоденьких геев. О сюжет! А как он проникает в самую сокровенную глубину интимных отношений мужчины и женщины! Большей откровенности не вынес бы прежде всего русский читатель — ханжа, а не сам автор. О как много, много, много интересного в этой небольшой книге!

Заканчивается роман страшной и эпической сценой давки и массовой гибели людей на похоронах Сталина. Читаешь и волосы на голове шевелятся. Какой там Стивен Кинг, эти страницы с писаниями Льва Толстого надо сравнивать.

И для такого матерого человечища пожалели какую-то жалкую Нобелевскую премию!

Замечательная книга одного из лучших советских писателей!

Очень суровая проза о ветеранах, вернувшихся с величайшей войны и оглушенных мирной тишиной. помимо того, что роман написан на высшем уровне, он еще и скомпонован крайне интересно. Первая часть — это большая экспозиция с завязкой. Она описывает новый мир своих героев, событий мало. Ну, демобилизовался офицер, вернулся домой. Отмечает. Обживается в чужом для себя обществе и новой реальности. Находит себе гулящую бабенку в кабаке, дерется, неудачно отмечает новый год. Но эта экспозиция имеет и весьма обширный исторический интерес. Послевоенная Москва во всех своих этнографических и социальных подробностях. Тишинский рынок, ресторан Астория (уже после разборки с Фоксом:), институт, просто улицы, народ веселый, а не до усрачки запуганный МГБ. В общем, интереснейший целый срез реальности.

Основная драма и конфликты — во второй части. Оргпреступность, репрессии, время торжества подлецов, семейные трагедии. Как будто первую часть Толстой написал, а вторую — Достоевский. И тут я не перехваливаю автора, он достойный наследник нашей великой классики. Во всяком случае, уж точно он писатель крупнее, правдивее, морально неизмеримо выше этого кумира, вылепленного из известной субстанции, — литературного власовца Солженицина!

Язык у Бондарева удивительный. Он самой структурой фразы, синтаксисом может показать характер человека и его эмоциональное состояние. Нервно и рвано описывает невротика и взбаломошного типа, округло и многословно — подлеца и мерзавца, сухо — бюрократа и формалиста.

А как у него говорят молодые люди! Я думал, что так мыслить и изъясняться могут только персонажи молодой оттепельной прозы, герои Аксенова, Стругацких, Вампилова. Но вот пожалуйста, оказывается и молодежь сороковых-роковых была также внутренне раскована, смела и жизнерадостна. Тут я склонен доверять Бондареву, опять же, а не перестроечным крикунам и всепропальщикам, очерняющим прошлое и наших предков. Мой дед, ровесник Аси Вохминцевой, сестры Сергея до конца своей долгой жизни (Царствия ему небесного!) использовал те же словечки, обороты и фразы, что и герои Бондарева.

В общем, читать всем любителям нашей прекрасной русской литературы! И тут я опять хочу сказать спасибо отличному культуртрегеру Захару Прилепину, который убедил меня, что Бондарев — замечательный писатель. Это правда!

Это, безусловно, одна из главных книг Прилепина на сегодняшний день. Книга о русском, положительно прекрасном человеке, каким он явился чуть раньше, чем предсказывал Гоголь, правда, не в массовом порядке.

Тут, кстати, и находится ответ на некоторые критики раннего Прилепина — чего собственно хотят Саша Тишин и другие персонажи Захара? А вот этого и хотят, чтобы в России было как можно больше таких людей, как Леонов. Чтобы огромные люди жили в огромной стране и в огромные эпохи. Люди, равновеликие веку. Как Леонов.

Книга это построена как романизированная биография. Прилепин постепенно развертывает внутренний мир своего героя на фоне эпохи, взаимоотношений с современниками, через поступки. Прилепин ставит леонова в наиболее крупные аспекты его времени. Так что книга превращается из частной биографии в исторический роман.

Прилепин этой книгой показал, что он очень умный, честный и значительный писатель. История, политика, глубины человеческой психологии, вера и религия — никакой темы он не боится, обо всем может говорить глубоко и оригинально. Эту книгу можно использовать даже в качестве учебника для начинающего писателя, т.к. Прилепин много внимания уделяет технике художественного творчества.

Один из критиков сразу после публикации биографии Леонова задался вопросом — какой же вывод мы можем сделать из истории жизни классика русской литературы. Да такой же, какой из биографий других великих людей — Ньютона, Достоевского, Ганди. Эта жизнь — своеобразный учебник жизни. Высота, на которую надо ориентироваться. Так что я бы порекомендовал эту книгу прежде всего думающим молодым людям. Красивым, двадцатилетним, только вступающим в жизнь. У Леонова есть чему поучиться. И Прилепин блистательно это показал.

Чистый, как слеза комсомолки, магический реализм, созданный за 25 лет до «Царства земного» Карпентьера. Реальность и волшебство, смешанное в идеальных пропорциях. к тому же история рассказана в сказовом стиле такой безупречности, что хоть сейчас в учебник по стилистике целиком.

Как в «Деревянной королеве» Леонова есть уже весь «Лужин» Набокова, так «Пролом» — это концентрированная версия «Ста лет одиночества». Вплоть до того, что фабула в общих чертах совпадает. Тут даже одного из важнейших персонажей зовут Мельхиседек. А еще можно сравнить «Палую листву» Габо, написанную им в 25 лет, и «Пролом», написанный двадцатитрехлетним Леоновым. Наш-то помощнее будет.

Небольшой поселок, сметенный ветрами истории с лица земли. Не стоит село без праведника. Маркес? Солженицин? Нет — Леонов! И на поколение раньше текст написан. Все читал и думал: а тем ли ребятам Нобелевскую премию дали? То, что Шолохов ее получил, а не Леонов — это какая-то злая шутка небес.

В общем, маст-маст рид всем любителям магического реализма и прекрасной русской литературы. Это шедевр мирового и вневременного уровня.

Спрэг де Камп пишет, что Лавкрафт почти не знал музыки. Тогда этот рассказ еще одно доказательство, что ГФЛ — великий мастер. С помощью слов он сумел передать такую потрясающую музыку сфер, что ее буквально слышишь, проникаешься всеми фибрами. И это в переводе! «Музыки, музыки прежде всего!» — призывал Поль Верлен. И в этом рассказе Лавкрафт на его призыв откликнулся. Когда он отдавался полностью стихии творчества, ГФЛ во истину мог достичь степени гениальности.

Некоторые продолжают упрекать Лавкрафта в том, что он не был Стивеном Кингом, а его персонажи не похожи на настоящих янки. При виде Ктулху и других Космических Мверзей они то в обморок падают, то бегут без оглядки. Вместо того, чтобы полицию вызвать, или открыть пальбу из обоих стволов. На это ГФЛ мог бы словами Достоевского ответить — « я всего лишь реалист в высшем смысле».

Один из лучших военных романов. читанных мной, без всяких скидок на жанр.

Богатая полифония языка, глубокие характеры, захватывающая интрига.

Я вообще-то люблю повышенный градус насилия в искусстве — но только в нем — и этого в книге с избытком.

Письмо сочное и терпкое — гимназистам и кисейным барышням просьба не открывать эту книгу.

Можете быть шокированы. Фраппированы, ввергнуты в краску.

Читать лучше оригинал или адекватный перевод, а не тот пересказ для дошкольников, что готовит Эксмо. Имхо.

Это не реклама, просто вы не узнаете того Аберкромби, которого читают все англоговорящие читатели мира

Лучшая из частей Песни на данный момент. Больше чем из исторических трудов понял о жизни, вере и ментале людей средневековья. Была даже идея написать статью «Экономика геноцида», может и напишу. Недавно в комментах Мартина к сборнику «Башня из пепла» прочитал его сетования о том, что как он ни старался, а фэнтези у него выходит больше похожее на Говарда, чем на Толкина. И слава, как говорится, Богу! Всех толкиновских гоблинов вкупе с Саруманом я с радостью отдам за одну Серсею Ланнистер, да даже за Бешеного Пса Солеварнского.

А сцена финальной схватки Бриенны вообще действует на мозг, как мощный галлюциноген: полное погружение сознания в виртуальный романный мир. Она остается в памяти, как факт собственной биографии.

И еще... ТО, что издается у нас и, видимо, на западе под маркой Черной фэнтези не совсем черное. Вот Мартин и Сапковский — это какой-то книжный холокост. Кровь в жилах леденеет от чтения иных страниц «Божьих воинов» или «Пира Стервятников». Сила таланта!

О названии. Думаю, не зря Мартин назвал книгу Пир для воронов. Эти птицы — символы мудрости, местный аналог е-мейла, хорошо развитая система связи — теперь годны только на то, чтобы жрать трупы, ттысячами усеявшие поля сражений. Цивилизация гибнет, ее инфраструктура рушится, остается лишь мор, глад и пепел. И все это есть в символике названия романа.

Пэнгборн-виллидж — крохотный поселок закрытого типа на западе от Лондона. 25 июня 1988 года там разразилась жуткая трагедия. Ранним утром в течение десяти минут было убито тридцать два взрослых жителя и тринадцать детей пропали без вести. Полиция в тупике. За расследование берется доктор Ричард Гренвил, психолог — консультант МВД.

По закону Пушкина о «странных сближениях» повесть была прочитана посреди всероссийской шумихи вокруг сериала «Слово пацана». Эпоха та же — конец 1980-х, тема та же — молодежная, даже подростковая, преступность. Правда, Балларда привлечь за «романтизацию» не удастся никаким образом. Это очередное его предупреждение с обочины скоростного шоссе в будущее. Он пытается разобраться в проблеме, но оправдывать никого не собирается.

Семья находится в эпицентре его внимания и ее ареал обитания. Если казанские родители обрекли свое потомство на беспризорность и криминал, то английские, яркие представители британского истеблишмента, напротив, повернуты на модернизации и внедрении новейших технологий в семейную жизнь. (Очень яркая деталь. Особо подчеркивается, что у каждого ребенка был собственный персональный компьютер, подключенный к локальной сети, для той эпохи это суперсовременность.) Последствия этого могут быть, как оказалось, самыми катастрофическими. И вот это пророчество Балларда реализуется сейчас на Западе полным ходом.

Плюс местоприбывание. В те времена элитные закрытые поселения для богачей только начали появляться. Расслоение сверхбогатых и прочей публики становилось все более зримым. И вот второе пророчество Балларда ,которое — пока — не реализовывается. А с чего вы решили, спрашивает автор, что высокие заборы со спиралью Бруно вас защитят? Ваше уютное гнездышко может быть взорвано изнутри, так, что и костей не соберете.

В общем, Баллард никогда зря воздух не сотрясает. Как всегда читателю есть о чем много думать над страницами повести.

Поэтому отвешиваю низкий поклон главному энтузиасту издания Балларда в России Сергею Соболеву и переводчику С. Самуйлову за возможность ознакомиться с еще одним произведением любимого автора.

Забавно читать свой собственный отзыв почти шесть лет спустя. Точнее, вызывает приступ ироничного стыда. Размечтался о смелых научных прорывах!

После пандемии и «прививочной» эпопеи. После всех этих разоблачений о биолабораториях, история читается совершенно иными глазами.

Жуткий, надо сказать, рассказ. При полном непонимании функции и процесса сна, люди в белых халатах смело бросаются в бой и превращают трех здоровых умных мужчин в инвалидов. Ради подтверждения истинности собственных фантазий о природе реальности.

На схожую тему рассказал недавно байку астрофизик Владимир Сурдин. Сто без малого лет астрономы строили физико-математические модели других звездных систем, убедительно доказывая, что все они будут схожими с нашей Солнечной. И первая же открытая экзопланета — «горячий Юпитер» — отправила все эти построения в мусорную корзину. Оказалось ,что при моделировании горе-спецы выкидывали кучу параметров. А зачем они нужны, когда и так все ясно?!

Ну, когда астрофизики ошибаются, это прискорбно, но не критично. Урок впрок! А если речь идет о здоровье миллионов, шире — о выживании человечества?!

Ответственность и еще раз ответственность ученых, не только перед истиной, но и и перед всей цивилизацией. Разум слишком хрупкая и редкая вещь во Вселенной, чтоб им так легкомысленно разбрасываться!

Но какой же умница был этот Баллард! В двадцать шесть лет ваять такие глубокомысленные высокохудожественные тексты! Когда столь сильный автор ходит в твоих любимых, то и собственная самооценка невольно повышается. Эго разрастается до размеров гимнастического зала, прямо как у жертв эксперимента в рассказе))

Пламенный привет из «святых девяностых». Суровое было время, судя по всему, даже в благословенной Польше, зато литература не была еще загнана в жесткие рамки формата, и оставался простор для подлинного авторского воображения.

Это самое раннее произведение Гжендовича из тех, что я читал. В тридцать лет он уже был сложившимся мастером. Повесть написана очень мощно, полифонично. От комедии (или трагедии) нравов до сурового хоррора. Впечатление такое, что, на наши деньги, повесть начал Гоголь, а закончил Андрей Столяров. Вообще, больше всего текст напомнил мне наш турбореализм, только без его шизоидности и психодела. Турбореализм, процеженный через Стивена Кинга.

Справедливо говорят, что лучше всего либералы разбираются в деньгах. Вот и Гжендович, взяв в фокус своего внимания суровый финансовый вопрос, очень хорошо разобрал, в деньгах ли счастье или в их количестве.

На примере судьбы «маленького человека» автор хорошо показал, что монетизация человеческого бытия — это прямой путь к гибели. Повесть-предупреждение из эпохи тотального торжества либерализма. Оказалась пророческой.

Только гений может себе позволить так разбрасываться шедеврами. Иван Сергеевич и вовсе не хотел печатать никаких отрывков из неудавшегося романа «Два поколения». Но нужно было поддержать хороших людей, которые затеяли новый журнал «Москвитянин», а под рукой ничего готового не было. При этом он сообщал в письме о своих сомнениях: мол, наверно устарело уже это произведение, точнее отрывок из оного.

Устарело? Хм-м. Я не понимаю, как может устареть текст в котором нет ни одного лишнего слова, а те что есть — каждое — сияет, будто бриллиант. Невероятное сопряжение точнейших частностей, которые собираются в единый грандиозный ансамбль. Это драматургия высшего уровня — Шекспир, Гете, Чехов, такой вот ряд. Как и в своих сценах, Тургенев, практически не используя, слова автора, а все отдав на откуп самим персонажам создает невероятно живые, выпуклые, сочные типы. Которые узнаются, как родные.

Что касается содержания, устарело ли? Прошло 160 лет... Вот у меня крайне многообразный трудовой опыт во множестве сфер экономики (только не в тяжелой промышленности). Я участвовал в сотнях собраний, заседаний и мозговых штурмов. И что такое гнев разъяренного начальства, знаю прекрасно. Зуб даю — Тургенев написал невероятно правдивую картину разноса подчиненных руководством. Я на такую вот психованную самодурку, как Глафира Ивановна в отрывке, два года проработал. Ведрами из нас кровь пила! Все как по писаному. И ведь никак не абстрагируешься и не избежишь, если от подобной гадины твоя жизнь зависит. И Тургенев это тоже очень верно отметил. Любой наглец или нахал будет стоять по стойке смирно и терпеть, как шаловливый приказчик Павел, в рассказе.

Но есть одно различие. Мы привыкли к буржуазным порядкам — капиталист переживает за эффективность вложения своего капитала, за дело, на карту которого он тоже свою жизнь поставил.

Но эта-та кикимора болотная, паразитка Глафира Ивановна, она ведь ни копейи не вложила в свое поместье, пальцем не шевельнула ради дела. Как и все крепостники, получила в наследство землю, дом, хозяйство. И только хапала и жрала в три горла, ничего не отдавая взамен. О ее деятельности автор сообщает в резко сатирических тонах, причем заставляет саму героиниху во всем признаться. Послушать ее планы по хозяйству — маниловщина чистой воды, бред ничего не соображающей кретинки. Собирается свое поместье превратить в образцовое хозяйство мирового значения и управляет им так, будто под ее началом Римская Тетрархия IV века нашей эры.

А реальную работу делают рабы-управители и неугодный родственник по мужу.

И ведь это точнейший портрет матери Тургенева, подумать страшно, что он пережил в детские и юношеские годы. Не удивительно, что он так и не женился, натерпевшись от скудоумной садистской бабенки.

Ничуть ,короче, сей отрывок не устарел, и неизвестно, когда устареет. Разве что при коммунизме, да и то...

Незадолго до смерти Тургенев признался, что в самые темные и мрачные времена его жизни — главной и единственной опорой для него оставался «великий и могучий русский язык».

Читая прозу «Дворянского гнезда» охотно в это веришь. Они крепка как сталь, гибка как Алина Кабаева на спортивной арене, сильна как воля русского воина. И при этом поэтична ,возможно, самая напоенная поэзией русская проза на все времена. Столько у нее характеристик, и казалось бы не совсем сочетаемых, но гений Тургенева сплавляет все их в нерасторжимое и победоносное единство.

Он был гигантом по своему физическому складу и духовным. Поэтому не боялся поднимать самые важные, судьбоносные и терминальные вопросы всегдашней русской жизни.

1859 год. Россия на пороге колоссальных изменений во всех сферах жизни общества, грядут Великие реформы. Нужно было понять, кто сможет осуществить это невиданное со времен Петра Великого грандиозное предприятие. Тургенев в своих романах и повестях производит смотр сил.

«Лишний человек» с сожалением отставлен за слабость характера, философ 1830-х годов гегелевской выучки отвергнут как неисправимый пустозвон и позер. Нужен человек дела. Является из-за границы разочарованный в личной жизни Федор Иванович Лаврецкий и собирается «пахать землю». Но эта самая жизнь готовит ему последнее испытание перед битвой — внезапная любовь к тихой уездной барышне.

Читая свежим взглядом роман, я все никак не мог уяснить, откуда такие восторги по поводу Лизы Калитиной? Бледная, молчаливая, смиренная, тихая. Разве что лицо свежее. Ну, это не велико достоинство для девятнадцати лет. Дворянка, живет на свежем воздухе, хорошо питается.

Как мог в нее втрескаться прожженный питерский бонвиван Паншин, а потом и сумрачный мужик Лаврецкий, которому страстно хочется живого дела, общества живых людей? Как мог в Пушкинской речи сравнивать ее с Татьяной Лариной Достоевский?

Тургенев долго, почти весь роман, держит свою Лизу как бы в тени, пока и на нее не обрушивается внезапная любовь, подвергает испытанию ее характер и заставляет проявить все качества и силы ее души.

И Лизавета Михайловна Калитина оказывается, конечно, «тургеневской девушкой» чистейшей воды. Что означает помимо миленькой внешности и знания тонких манер, стальную волю, высочайший уровень нравственности и глубинное понимание жизни помимо всякого уродующего личность образования и воспитания в крепостническом государстве.

Если Лаврецкий буквально сходит с ума от желания все-таки урвать у судьбы шмат «личного счастья», то Лиза знает, что безнравственно, неправедно поступать нельзя, и точка. При этом самими условиями существования тогдашнего общества герои поставлены в обстоятельства, что самое светлое и возвышенное чувство — духовная близость — возможно только при уступке злу.

И вот эта центральная проблематика романа сегодня — именно сегодня! — резонирует, триггерит, вовлекает в собственную душевную борьбу.

Личное, самодовольное, эгоистическое счастье — путь зла и разрушения, а защищать, отрекаясь от своих самых возвышенных надежд, сберегать приходится общество, к которому у тебя масса вопросов и претензий и которое состоит из, мягко говоря, неприятных тебе людей. Защитить, чтобы затем исправить и переделать в нечто лучшее и достойное высокого звания русского народа.

Тургенев, знавший и нужду, и тюрьму, и ссылку, понимал, что борьба за светлое будущее Родины и ее народа будет жестокой и беспощадной, и ставил перед своими героями, своими согражданами самые высокие цели и подвергает самым жестоким испытаниям.

И судит суровым судом. Все силы Лаврецкого и Лизы ушли на то, чтобы не пойти по пути зла, отречься. Но этого мало. Даже Лаврецкий, который все-таки стал «пахать землю», превратился в крепкого хозяйственника, приходит в выводу о пустоте своей жизни. Когда речь идет о жизни и смерти Отечества поздновато претворять в реальность «теорию малых дел». Нужно совершать невозможное.

Что уж говорить о Лизе, которая похоронила себя заживо. Ее подвиг самоотречения оказался бесплоден, пусть и невероятно возвышен. И Тургенев строго осуждает ее полным молчанием.

И его уроки пошли впрок. Автор «Дворянского гнезда», где так жестко критикуется бесплодное самоотречение, дожил до времени, когда настоящая, из плоти и крови «тургеневская девушка», также отреклась от личного счастья и любви, но во имя освобождения униженного и угнетенного русского народа. Софья Львовна Перовская не в монастырь ушла, чтобы отмолить грехи своего отца, Санкт-Петербургского генерал-губернатора и его присных. Она вместе с товарищами по партии «Народная воля» приговорили к смертной казни главного угнетателя и душителя народа Александра Романова, а потом привели приговор в исполнение.

Перовской Тургенев посвятит одно из последних своих произведений, пронзительное «стихотворение в прозе» «Порог».

Для Тургенева опорой был русский язык. Для нас сейчас такой порой служит «Дворянское гнездо» и другие книги великого русского гения. Он показал, что и в самые темные времена и в самом дурном обществе могут рождаться люди сильные духом и высокой нравственной красоты. И они должны сделать правильный выбор. В этом поможет бессмертная русская классика.

П.С. Роман я почти целиком прослушал в блестящем исполнении Владимира Левашова (Семен Ярмолинец и Владимир Самойлов были мною отвергнуты, как несоответствующие поэтике романа). Горячо рекомендую! Все нюансы и переливы этой божественной прозы чтецом сакцентированы верно и убедительно.

В детстве и юности я Брэдбери не читал, уважал заочно. Зато посмотрел экранизацию этого рассказа в телесерии «Этот фантастический мир!». Фильм произвел на меня, десятилетнего, неизгладимое впечатление. Запомнился на всю жизнь. Тогда вовсю шла «перестроечная разрядка». По телеку, да и в газетах, постоянно говорили о едва-едва предотвращенной угрозе ядерной войны. Я ее очень боялся, она мне снилась по ночам. Так что неудивительно, что история об уничтожении культуры в образе «Моны Лизы» глубоко в душу запала. Я не хотел жить в мире, показанном в фильме и радовался договорам о разоружении.

Как я узнал сегодня, рассказ и написан прекрасно. И он очень точный. Прошло семьдесят лет со дня публикации, и я живу в мире, который описал Брэдбери. Страшно ли это? Ну еще бы. Но... привыкаешь. Искусство старалось, но спасти человечество не смогло. Ненависть оказалась сильнее.

В одном только ошибся мастер слова. Дети первыми становятся жертвами пропаганды саморазрушения, смоотрицания, самоненависти и беспощадной жестокости. Нынешние Томы не так себя ведут. У них память короткая, воспитания, знаний никаких. Они разливают бензин по бутылкам и жгут с наслаждением. Сладострастно уничтожают собственное будущее.

Может быть, этот крохотный рассказ, один из самых главных текстов 20 века. Назидание грядущему пепелищу.

«Каким бы погибельным ни было неравенство сил, Конан-варвар признавал только один вид боя — нападение!»

Очень круто, что именование героя — Конан-варвар — авторское, и возникает оно в самом первом произведении об этом бессмертном герое.

Эта новелла практически во всем превосходит первоначальную версию, разве что характеры главных заговорщиков почти не раскрыты, только указаны их мотивы. Зато во всей красе Тот-амон представлен, и здесь он не свадебный генерал, а тайная сила, которая и оказывается в итоге самой опасной.

Да, в этой истории другая проблематика, чем рассказе о Кулле, но она есть. Это не тупое приключалово. Только эта история мистическая, здесь борьба идет светлых и темных трансцендентных сил. И удивительно, что воин и герой, за плечами которого уже миллион приключений во всех уголках мира, оказывается избранным ,чья главная миссия еще впереди. Неожиданный поворот, который что-то редко встречается в нынешних фэнтези-эпопеях, хотя усталых ветеранов хоть пруд-пруди.

И кстати, нет тут никакого бога-из-машины. Древний жрец-король вызвал Конана в свои чертоги потому, что получил сигнал опасности и начал ей противостоять. У Говарда все логично прописано. Классик, как есть!

Уникальность этого рассказа в том, что это есть — Момент Творения. НЕ в мучительной судороге, а в Большом Взрыве вдохновения рождается новый жанр, который десятилетия спустя захватит внимание всего человечества (даже моя семидесятилетняя тетушка с удовольствием посмотрела Игру престолов и первый сезон Ведьмака!). Сузив метафору до приемлемости, можно сказать, что мы присутствуем в лаборатории алхимика в тот момент, когда он в колбе трансмутирует свинец в золото.

От сказочной фантазии о неведомой Валузии он переходит к псевдоисторическому фэнтези (правда, это вполне себе уровень современных «исторических « фильмов и сериалов), чтобы на слиянии этих направлений найти свою Хайборийскую эру. Да, викинги, сражающиеся с римлянами в нашем прошлом выглядят нелепо, но скользни чуть в бок по «вееру Эверетта», и мы получим вполне себе удачный и увлекательный «Первый закон» Джо Аберкромби.

В том-то и дело, что Говард никакой не номер два, он сооснователь жанра «фэнтези». Достаточно вспомнить того же Аберкромби, Роберта Джордана и Джорджа Мартина, чтобы увидеть, что в их творениях наследие Толкина и Говарда присутствует приблизительно в равных пропорциях.

Тут поругивают «матчасть» рассказа. Я последние шесть лет большую часть досуга уделяю изучению военной истории (когда после многих лет забвения вернулся к чтению фэнтези, захотелось делать это с более фундированных позиций) . Так вот Говард все свои пробивающие доспехи стрелы, колесницы, рассекающие бритвенно острыми косами воинов целыми сотнями, и прочую чушь вычитал из книг по истории, до которых был большой охотник. Кабинетные умники в очках и с седыми бородами навыдумывали ахинеи, основываясь на обрывках информации, а восторженный юный фантазер на это и купился.

Последние лет сорок в в науке военной истории происходит настоящая революция, которая только набирает обороты. Историки, археологи, реконструкторы выдают на гора такие объемы информации, что на ее осмысление еще сотня лет уйдет, а она только прибавляется (одни только раскопки в Узун-дара в Средней Азии или у нас в Судбищах чего стоят!) Легко посмеиваться над едва научившимся читать человеком, когда сам уже тысяч двадцать томов одолел.

Ну так Говард зная намного меньше нашего, с лихвой компенсировал это своим талантом и интеллектом. Его новелла «Короли ночи» ни в каких адвокатах не нуждается, он а предназначена для читателя с отрытым сердцем и ученого исследователя истории литературы.

А описание битвы у него все-тки замечательное вышло! Уж сколько я их прочитал, есть с чем сравнивать!

Начну сразу с козырей, чтобы не рассусоливать на пустом месте, что совсем в духе рассматриваемой книги.

«Темные ущелья» («Тьма оскверняет») входит в число лучших романов Моргана. Наравне с «Рыночными силами», «Пробужденными фуриями» и «Черным человеком». Это беллетристика, которая имеет глубокий философский фундамент и богатую идейную подоплеку. Я рассмотрю только три аспекта романа, которые мне сразу бросились в глаза и показались весьма любопытными.

Первое. Трилогия у Ричарда Моргана получилась чистым «героическим фэнтези». Не «дарк» и не эпик. Как по форме, так и по содержанию. Рассказ сосредоточен на трех персонажах-героях ,которые в составе небольшой группы поддержки меняют жизнь людей к лучшему и бьются с самыми могущественными врагами, что только могут встать на пути человека в любом из миров. А войны, разрушающие целые планеты, и бесчисленные армии сражающихся цивилизаций — только фон, задник и антураж. Это форма. По содержанию персонажи Моргана, что главные, что второстепенные, тоже герои. Они высоконравственные, одухотворенные личности, совершающие подвиги. Или злодейские злодеи с неутолимой тягой к разрушению и уничтожению на своем пути всего доброго и светлого. в них нет морального релятивизма, характерного для модного нынче «темного фэнтези». (Даже Клитрен. Он просто выбрал вначале не ту сторону). Да, они сложные личности ,с противоречиями, но ведь на то Ричард Морган и большой писатель, чтобы рассказывать истории живых настоящих людей, а не кукол деревянных. За ними интересно наблюдать, ими восхищаешься или ужасаешься, но ассоциировать себя с ними не получается.

Но это и не главное. Потому что при всем умении автора создавать живых и ярких персонажей, не в этом его основная задача и не тут бьется главная жилка произведения. Он, по известной метафоре Джорджа Мартина, архитектор, а не садовод. Создание особого мира, в котором будет разворачиваться борьба и судьба идей — основные его пафос и задача.

Моргану удалось создать интереснейшую технофэнтезийную реальность. Многомерную вселенную с различными альтернативными реальностями (совершенно в духе современной космологии и физики), в которой изощренные физические законы и технологии, прямо по завету Кларка, неотличимы от магии и волшебства. Поэтому и герои тут могут совершать свои подвиги — в их руках сосредоточено могущество нескольких цивилизаций, накапливавшееся сотни тысяч лет.

Но и этот богатейший мир не самодостаточен. Это поле битвы идей. Потому что лучшие романы Моргана — идеологические, прямо как у Федора Достоевского. И «Темные ущелья» прежде всего роман политический. Он изучает вопрос, какое устройство человеческого общества наиболее эффективное и гуманистическое.

Я параллельно с романом читал много нашей поэзии первых лет Революции — Маяковский, Есенин, Мариенгоф, Ахматова — поэтому, видимо, так хорошо для меня высветился этот слой. В метафорическом смысле можно вот как «раскидать» соперничающие политические силы в книге. Олдрейны-двенды — это олигархическая власть финансового капитала, долгое время безраздельно владеющая человечеством, управляя им хищнически, жестоко и только в своих узкогрупповых интересах. Даже их происхождение соответствует такой трактовке. Не инопланетяне какие-то, а плоть от плоти, так сказать.

На запрос человека о свободе пришел ответ в виде кириатов — революционной партии троцкистского толка, которая не руководит, и не направляет пассионарный взрыв масс, а пытается управлять и командовать, потому что лучше всех знает как надо жить, и что этой массе нужно. Есть еще и «охранители», любители статуса кво — так называемые боги Темного Двора, — боящиеся «как бы чего не вышло». Как и все охранители, они неизбежно превращаются в простых оппортунистов, действующих себе во благо и двигающихся только по ветру истории. Ричард Морган, отдадим ему должное, очень убедительно критикует как местный олигархат, так и противостоящих им сектантов-революционеров. Также он убедительно опровергает благостные «меньшевистские» мечты полукровки Арчет о поступательной эволюции общества к светлому будущему, показывая, что подобная эволюция очень легко скатывается в дурную бесконечность неразрешимых противоречий.

Свои рецепты эффективных социальных преобразований Ричард Морган не предлагает, но от одного человека, даже очень умного и с дипломом Кембриджа такого ждать, конечно, не стоит. Правильная постановка вопроса о самых сущностных и важных вещах для всего человечества — это уже великое достижение!

И как же много там еще всего, в этой трилогии! Обилье мыслей, половодье чувств, конфликты, невероятные локации и приключения. О самых сложных вещах автор может говорить просто, ясно, доступно. Отличным пластичным и образным языком.

По совокупности достижений Ричард Морган подтверждает, что является одним из лучших современных писателей-фантастов. И даже просто писателей, без жанровых рамок.

Да, я готов к тому, что следующая его книга — судя по отзывам — будет послабее. Но ваять одни шедевры могли всего несколько человек за четыре тысячи лет существования литературы.

А Ричарда Моргана можно рекомендовать всем думающим людям, любителям самой высококлассной литературы.

П.С. И конечно низкий поклон и большая благодарность Наталии Осояну за блестящий перевод этого замечательного романа.

Оказывается за девять лет после прочтения в свежем номере «Если», я забыл насколько это крутая история! Но Уоттс — это Уоттс, титан мысли и мастер пера. Как можно скрутить в пятьдесят страниц вопросы нравственности, естественно-научные загадки, лирическую исповедь и историю борьбы в 10 млрд лет?!

И как же приятно греться в лучах такого таланта!

При этом таланта жестокого, учитывая зверский финал истории. И таланта гуманного, оставляющего лазейку для возможности грядущей победы вселенского Добра.

И ведь чуть Дарвина не сбросили с корабля современности, унесшегося в далекое грядущее. Но лучше не торопиться считать себя умнее гениев прошлого. Старая гвардия способна еще многому нас научить и от много предостеречь.

Это конечно сливки жанра! Столп, на котором стоит и стоять будет литература о Необыкновенном.

Величие классики заключается в том числе и в бесконечной вариативности ее прочтения. Близорукие историки литературы, жившие в конце 20 века, называли Набокова одним из первых постмодернистов. Но вот постмодернизм опал, как омертвевшая шелуха, и нет его как не было, а проза Набокова свежа и цветуща, как и девяносто лет назад! Только ярче сияет, скинув очередной ярлык.

Сейчас Набокова хорошо читать, как пионера в исследовании одного из важнейших вопросов современности. Насколько реальна реальность? Над вопросом этим ныне бьются многие физики, математики, философы, духовные практики. Насущная реальность такова объективно или она такая потому, что наши органы чувств ее так воспринимают? Вселенная — это развернутая во времени и пространстве программа или наличное Бытие истины? Существует ли Создатель?

Шахматы в третьем романе Набокова выступают как метафора, модель, инструмент. Все в неразрывном единстве. Что не может позволить себе наука, с блеском использует искусство. Но помимо особого художественного мира, в своем микрокосме пытающегося смоделировать Макрокосм, нужен был и особый герой, ведь без наблюдателя, «мыслящего тростника», невозможно само наблюдение, анализ и итоговый синтез идей.

Погруженное в текущий момент обыденное сознание плохо воспринимает противоречия и диалектическую динамику развертывающегося континуума. Требуется отстранение, остранение. Мозг изучают по его органическим поражениям. Подоплеки реальности иной раз лучше вскрываются искаженным восприятием. И вот у нас сумасшедший шахматист. Набоков в очередной раз разыгрывает свою любимую, злую и опасную, игру. Шахматы в романе — дело десятое, как в рассказе о цирковом клоуне (Картофельный Эльф) десятым делом оказывается цирк. Это только отправная точка для начала изучения высших контекстов бытия. Искаженная, смещенная работа сознания Лужина позволяет ему отстраниться и увидеть Механизм, скрытые пружины, двигающие Сущее. Он шахматист и для него естественно свои наблюдения и открытия понимать и отражать в шахматных терминах, что Набоков специально много раз подчеркивает. Языковой инструмент (тут писатель обогнал на полвека структуралистов), а не подмена одной системы координат другой.

Несколько раз близкие к Лужину люди пытаются вернуть его в профанную обыденность. Родители, жена, Валентинов, но величие и трагическая судьба Лужина в том, что он слишком ясно видит (со своей шахматной точки сборки) Неправильности бытия, пытается найти выход и обрести высшую защиту сразу в духовном мире, считая физический мир (возможно, справедливо) обманом и ненадежной опорой и терпит крах.

Конечно, Набоков, будучи очень умным и талантливым человеком, осознает ограниченность своих возможностей (где-то когда-то он так и сказал: «мои слабые силы»), поэтому в романе своем он только формулирует точные и страшные вопросы о действительности нас окружающей. Он дает ответ лишь на один вопрос.

В последних, чудовищных по своей жути, строках романа, когда уже ничего нельзя исправить Александр Иванович Лужин понимает, что смерть не выход. Неверный ход, ошибка в защите. На экзистенциальные вызовы реальности нужно отвечать собственным существованием, а не полным и окончательным нигилизмом. В этом великий пафос книги. И Набоков утверждал его всей своей долгой жизнью и обильным многогранным творчеством.

Несколько слов о еще двух аспектах. Набоков любил дурачить своих присяжных критиков. Когда те утверждали, что все его персонажи — заводные марионетки, он послушно соглашался. Возможно даже, с ехидством потирая руки. Большей чуши о подавляющем большинстве героев его книг сказать нельзя. В «Защите Лужина» мы встречаем целую галерею великолепных человеческих типов — Лужин-старший, Валентинов, невеста-жена, теща, тесть, нэпманша. Набоков — отличный портретист. Он даже массовку гостей молодоженов ухитряется превратить в галерею незабываемых персоналий. И, конечно, трагический Александр Иванович. Человек с больной головой и здоровым, чистым сердцем. Любишь его, как родного, сопереживаешь его нескладной жизни, ужасаешься страшному концу.

И еще. Одним из важных персонажей книги является гостья из СССР, мелкобуржуазный выкормыш короткой эпохи НЭПа. Она отвлекла внимание Лужиной и не дала ей вовремя усмотреть опасность. Лужина с нэпманшой пытается вести идеологические споры, даже соответствующую литературу и прессу начинает почитывать, чтобы быть вооруженной. И тут становится понятно, что противопоставить советской идее Набокову нечего. Царскую Россию он ни в грош не ставит (квартира родителей Лужиной), выкрутасы западной демократии в послевоенной Европе ему что нож в горле. Только и остается, что высокомерно поругивать Совдепию, ни в малейшей степени не конкретизируя критику. «А там свободу душат!». Каким образом, чью свободу? Не дает ответа. В этом и беда всех «непредрешенцев», в том числе незабвенного набоковского папаши — не было у них ответа, и у их идеологических потомков, кои правят бал сегодня на нашей бедствующей Родине, его тоже нет и не будет. У Набокова, к счастью, хватало высоты духа не предъявлять к Отечеству материальных претензий. Ну, а идеологически заблуждаться могут даже великие писатели.

Вот, к месту, и еще одна шарада Судьбы, которые так любил отмечать Набоков. Он родился в один день с Лениным, юбилей которого мы сегодня отмечаем, а не с Шекспиром, как он пытался всех уверить.

Послание из будущего, взгляд в Грядущие перспективы, самая мякотка научной фантастики — вот что такое этот рассказ. Очередная панорама Постсингулярности от Райанием, данная с точки зрения собаки, в мире, где, похоже, только животные остались носителями человечности.

В слоях великолепного рассказа есть не только аллюзии к Пиноккио, он вообще пропитан атмосферой американской мультипликации и рефлексии о ней. Потому что при чтении меня не оставляла мысль — а не держал ли хулиганистый Ханну, сочиняя свою историю, закадровый текст Рассказчика из фильма Бойцовский клуб: «Когда верный пес и смелый кот, говорящие голосами кинозвезд, поют песню, что видим на экране мы? Крепкий, вставший...» ну и тд))

Рассказ написан более гладко и ясно, чем Деус экс Хомини. И как можно было не понять, что история эта не о мести, а о любви и верности близким? Ну, некоторым просто не дано. Остается только надеяться на развитие фармакологии для интеллекта.

Помимо прочего (Пинчон — мой любимый автор, гений, гуру, всезнайка, лучший из ныне живущих писателей) эта книга — литературная диковинка. Предтеча киберпанка написал отличный ПОСТкиберпанковский роман. В нем есть все признаки классики жанра — подонки общества и трикстеры-маргиналы сражаются с трансмегакорпорациями, виртуальная реальность и связь как определяющие мир структуры, тотальная власть попкультуры, избыток информации по ширине ленты. А ПОСТ — это жесткопохмельное понимание того, что никакого киберрая не будет, карнавал закончился быстро и возобновился старый-добрый исторический материализм со всей его диалектикой, борьбой и трагедиями, подчас не дарящими никакого катарсиса.

Это еще и роман уникального автора. Пинчон — из самой-пресамой аристократической семьи, хоть и не всемогущей, кондовый ВАСП, и при этом не расист, не социал-шовинист, не юберменш, а напротив — левак-подпольщик, всю жизнь сражающийся в меру своих гигантских сил с мифом 20, а теперь еще и 21 века. Написал еврейский роман, от которого и Сол Беллоу с Филипом Ротом бы не открестились, с полным проникновением в нацкультуру. Плюс с хорошими русскими среди главных персонажей, которые слушают ДДТ и Децла.

Это и настоящий исторический роман. Благодаря скорости современной жизни книга, рассказывающая о событиях двеннадцатилетней давности, вполне себе история. У Пинчона я никаких анахронизмов не заметил.

Ну и конечно бездна глубоких идей и житейских наблюдений. С ними лучше самому знакомиться и переваривать, но вот например. Эрни, отец главной героини Максин, говорит, что раз Интернет — детище американского ВПК эпохи «холодной войны», то в самой его сути заложена жажда гибели всего человечества, а по поводу цифрового рая повторяет пророчество Шигалева из «Бесов» Достоевского — начали с абсолютной свободы и придем к абсолютному рабству.

Единственное мое но к этому роману-собору. Бытие определяет сознание, а потому Пинчон — истый американец. Он не верит в массу, ее энергию, ее историческое творчество. Масса у него в романе либо празднует, либо пасется на пажитях, либо трепещет в ужасе перед Страшным судом истории. Все решают маргиналы, фрики, герои и диверсанты. Пинчон за личностный рост, за индивидуальное преобразование отдельных пионеров будущего, которые и поведут вперед аморфное большинство. Я же больше склоняюсь к истине «Интернационала» — «никто не даст нам избавленья, не бог, не царь и не герой». И еще эта вера и надежда на семейные ценности. Типа, ячейка общества спасет нацию. Но видно же, что «поздний капитализм», который Пинчон и его герои костерят на каждой второй странице книги, семью пожирает на раз. Берет и прокручивает ее на фарш, заменяет на собственные, удобные для своих целей, конструкты. Ми ту, чтоб их.

Не согласен я с аннотацией в том, что легкость книги обманчива. Нет, роман и впрямь самый легкий для восприятия. Все мысли разжеваны, сюжет — крепкий политический и экономический детектив. Написано виртуозно, но после двадцатой страницы кажется, что только так и нужно писать книги. Пинчон — великий мастер прозы и хорошо встраивает читателя в свой мир.

Хотелось еще немного поругать Максима Немцова за мелкие толмаческие закидоны, вроде склонения слова «крав-мага» (а крав-мага, как и дзюдо, самбо и казахша куреш не склоняется. За такое можно и с ноги получить от адептов)), но он столько сделал как культуртрегер, как продвигатель моего любимого Пинчона в России, что нет, не буду. Пусть все косяки останутся на его совести.

Книгу эту могу смело советовать тем, кто Пинчона не читал, но желает ознакомиться. Очень хорошее вступление в мир его бескрайней фантазии и гениальности.

Великий Баллард написал свой второй «достоевский» роман подряд. Узнать приемы ФМД тут не трудно. специфический закрытый социум, герой-идеолог, бес, в центре внимания, а также двигатель всех событий, криминальный, но не детективный сюжет, истерика, пусть и сдержанная, британская, как мотор взаимоотношений.

Казалось бы в «Кокаиновых ночах» ДжГБ мечет молнии в бездельничающий «золотой миллиард», а тут подвергается критике его работящая часть. Парадокс? Ни в коем случае. Проблема тут не в работе, а в том, кто работает и в чем его работа заключается. Баллард пишет о мировом финансовом капитале. И на самом излете безгранично ВТОшных девяностых, когда единый рынок захватил всю планету, он опять заглядывает в следующие пять минут будущего и говорит о том, о чем заговорили только ближе к середине 2010-х годов. Не размахивая красным флагом, Баллард говорит о либеральном фашизме, причем ближе к финалу открытым текстом, все называя своими именами. Он расписывает свою фабулу прямо по определению Георгия Димитрова, что такое фашизм: «Открытая террористическая диктатура наиболее реакционных и наиболее шовинистических кругов финансового капитала». Безграничная свобода, ведущая к безграничному рабству. Достоевский все это разглядел еще в 19 веке. Это шигалевщина.

И тут опять точное предвидение Балларда. Что может помешать наступлению глобального фашизма? Старое-доброе государство, которое к концу девяностых передовые западные идеологи, Фукуяма и Ко, практически похоронили. Но даже отправляясь на свою последнюю миссию, Пол Синклер собирается апеллировать именно к госструктурам, потому что иного защитника у человека-обывателя от фашистской диктатуры нет.

Идеологией и политикой этот богатейший роман, впрочем, не ограничивается. Здесь много очень точных и едких наблюдений о социальной структуре Запада, о человеческих и семейных отношениях, о психологии обывателя, наконец. Например, Баллард забавно показывает, что все, чего могут добиться в Европе страшные русские бандиты — это стать мальчиками для битья у настоящих белых господ или шестерить по маленькому.

Книга просто блестяще написана, читать ее наслаждение. Настоящий топовый Баллард. Нет ощущения, что писал старик. Рассказ адекватен рассказчику, человеку, которому сильно за сорок.

Интересный момент. Книгу эту я купил на распродаже в середине блаженных «нулевых», а прочитал только сейчас. И хорошо. Потому что тогда я бы ничего в ней не понял. Ни ее страсти, ни ее ярости, ни ее идей. Нужен был горький опыт разочарований в заблуждениях молодости, чтобы дорасти до этого романа.

И еще. Книгу эту я начал читать, когда сильно повредил колено и оказался на больничном, как и Пол Синклер. Бывают странные сближения:)

Синдром обманутых ожиданий!

Рассказ этот я жаждал прочесть года четыре, с тех пор, как узнал о его существовании. И все это время, опираясь на слухи, считал, что это история рассказанная Горстом в виде его послания королю Джезалю.

Ничуть не бывало! Это полноценная, мощная, яростная история, рассказанная Джо в тот момент, когда он уже набрал маршевую скорость мастерства, но еще не утомился от баек о Земном Круге.

По форме рассказ выполнен как глава из романа Герои — Потери. ПОВы сменяют друг друга с калейдоскопической скоростью, события видны сразу со всех сторон. Начинаясь как грустная деревенская проза, рассказ обрушивается в кровавую баню, да так споро, что читателю приходится хвататься за шапку, чтоб ветром не унесло.

Короче, это одна из лучших историй мастера Аберкромби. Можно много говорить о представленном тут его фирменном черном и солдатском юморе, мастерстве композиции, цинизме и блестящем умении в нескольких строках показать характер и судьбу человека. А можно просто отдаться на волю прихотливой авторской фантазии и наслаждаться.

Да, это именно тот случай, когда синдром обманутых ожиданий доставляет огромное удовольствие!

П.С. Большое спасибо Мистеру Доброму за его вдохновенный труд по переводу этого отличного текста. Желаю всяческих творческих удач!

Добавлено мудрым утром:)

И все-таки северяне в Земном круге похожи не на викингов, а на германцев — саксов, франков и прочих фризов. Только в этом мире условные римляне из Союза пережили эпоху средневековья на своем острове и в свою очередь вторглись на земли варваров.

Кстати, я долго не мог понять — зачем действительно Союзу вторгаться на эти дикие земли? Этим же вопросом задается один из персонажей рассказа. Мол, тут же нет ничего, кроме грязи. Умные люди объяснили, что колонии нужны не только для грабежа аборигенов, но и как рынки сбыта для товаров самой метрополии. А там и цены можно диктовать и монополизировать все и вся.

В рассказе этом сохранены все достоинства романа Герои и нет его главного недостатка — Баяза. Все-таки лучшее фэнтези, это то, в котором нет ни колдунов, ни академий для юных волшебниц:-))):-)))

Долго не брался за роман, так как в частности смущал его жанр. Детектив? От Пинчона?

И таки да! Именно что детектив, да не простой, а калифорнийский крутой детектив в лучших традициях Рэймонда Чандлера и Росса Макдональда! Но ведь просто Пинчон писать не умеет:) Поэтому это еще и:

- дико смешная комедия нравов (чуть живот не надорвал, пока читал:)

- исторический роман о Калифорнии образца 1970 года

- новая параноидальная одиссея от непревзойденного авторитета в теории заговоров

- глубоко философский роман о судьбе как отдельного человека, так и человечества

- пронзительная лав-стори

- энциклопедия американской наркокультуры

И многое-многое другое.

Еще раз убедился, что Пинчон один из талантливейших прозаиков современности и совершенно точно умнейший из них.

Сейчас подумал, что его роман, как и другие, похож на самурайский меч великого мастера. Казалось бы — ну железяка для рубки мяса. Острая и сбалансированная — чего еще надо?! Но кузнечная и сталеплавильная техника его изготовления настолько утонченна и изощренна, что превращает обычный тесак в шедевр искусства.

Так и этот роман — мировой шедевр в обертке лихо закрученного детективчика об убийствах на пляже!

О великий и ужасный Леонов! Тысячеликий, как Протей. В этот раз он поведал нам страшную сказку из эпохи военного коммунизма. История гибели одного интеллигента, интеллектуала, соли земли. Для этого Леонов облачился в маскарадный костюм гоголевско-булгаковского толка с деталями достоевщины и платоновских косноязычных арабесок. «Мелкий» в названии — это не «маленький» и не мелочный. В России идет колоссальный эксперимент по перековки человека в Юберменша и все, что не подлежит изменению будет уничтожено. тут даже ЧК не понадобится. Сам ход обстоятельств играет будущему на руку — голод, холод, безумие. В повести представлен целый паноптикум «мелких людей», участь которых неизменно трагична. Особенный мрачный пафос произведения я вижу в том, что представителей будущего в повести нет вовсе. Они только декларируются.

Для въедливости отмечу, что свою чудовищную историю об эксперименте над живыми существами Леонов написал за два года до булгаковского «Собачьего сердца». Кстати, и главные герои в обоих книгах ученые-зоологи. Только у Леонова профессор объект опыта, а не демиург.

Если я не ошибаюсь, Пелевин приложил руку к некоторым переводам Лавкрафта «в начале славных дел». Во всяком случае его рассказ «Тхаги» я сразу вспомнил, когда читал лавкрафтовского «Пса». Идейно и сюжетно рассказы очень похожи. Т.е. ГФЛ продолжает подпитывать и самую актуальнейшую литературу. Гигант, что и говорить. А здесь еще он выступил и как мастер лаконичного рисунка прозы.

Чисто технически — наиболее мастеровито написанный роман Дика из мною прочитанных. К тому же роман сделан так, что не возможно оторваться. Увлекательнее любых фантастических приключений. Обретя Великого Визионера, литература потеряла крупного мастера мэйнстрима. Зато по прочтении стало понятно, что лучшие страницы Человека в Высоком замке и Помутнения не на пустом месте взялись.

Интересно, что будучи в фантастике одним из флагманов американской Новой волны, в мэйнстриме Дик следует строгим канонам реализма. А ведь это время расцвета литературы «черного юмора» и прочих опытов постмодернизма.

Роман фабульно и атмосферой что ли почему-то напомнил «немецкие» романы В.Сирина — Король, дама, валет и Камера обскура. Особенно это касается трагической фигуры обманутого мужчины — Чарли Хьюма.

И вот еще что удивило. В предисловии сказано, что по окончании работы над книгой Дик женился на прототипе Фэй Хьюм. Ну не знаю... Связать свою жизнь с такой матерой психопаткой, зная о ней все наперед, это мазохизм какой-то чистой воды. Годов жизни Дику это явно не прибавило.

Шедевр!

Прочитал подряд этот рассказ и Специалиста. Специалист тоже хороший рассказ. Но это типичное НФ постгибсоновской эпохи. То есть, что сделал бы из мира будущего Хайнлайн живи и твори он в наше время. Желтокарточный же человек встраивается в другой ряд. Первая ассоциация — а значит самая верная — которая пришла на ум — Чехов. Такие его рассказы, как Гусев, Мужики, В овраге. История о гибели патриархального, в смысле предыдущего, уклада жизни, и попытка людей выжить в новых, более жестоких для них, условиях. Понятно, что как у Чехова не получилось — ведь он гений, гений именно ХУДОЖЕСТВЕННОЙ прозы. Но и само приближение. само направление движения творчества Бачигалупи вызывает огромный респект. Конечно, это лучший его рассказ, шедевры как пирожки не пекутся, но все же мы должны быть автору и за этот единичный случай благодарны.

Это один из редких образцов НФ-прозы, не приправленной динамичной фабулой и острым сюжетом. Бачигалупи показывает — ТАК тоже можно, и можно сделать отлично! Такие тексты не на Хьюго, а на премию О.Генри выдвигать надо.

Маст рид для всех любителей просто отличной прозы.

Космической фантастики в свое время прочитал довольно много — и нашей и западной. Так что относительно широкий кругозор имею. И вот что хочу сказать относительно всей космонавтики Лема: НИГДЕ и НИ У КОГО я не встречал такой потрясающей способности создавать атмосферу чужого мира, как у пана Лема. Так, что мурашки по коже и жуть берет от неизвестности. Это относится и к Эдему, Солярис, Непобедимому и т.д. Именно в Астронавтах он начал эту деятельность.

Подростки — народ циничный, и падкий на всякое непотребство. Году эдак в 1991-ом читал я антологию из серии ЗФ ,кажется, «Лалангамену». И там в послесловии автор-составитель приводил отрицательный пример плохой фантастики. Мол ,есть такой рассказ про мир после ядерной войны авторства некоего Харлана Эллисона, далее следовал краткий пересказ «Парня и его пса» и удрученный вывод: вот какое бывает циничное и антигуманное НФ, не то что у замечательных человеколюбивых авторов нашего сборника! Плевать мне было на этих дурацких гуманных добреньких писак, а вот циничный постъядер от неизвестного автора прочитать очень хотелось!

А вот взрослые люди ленивы и не любопытны. Лет двадцать как я мог прочитать эту повесть Эллисона, да все откладывал до особого случая — мало ли зачетных книжек на белом свете?

Честно говоря, таких как эта повестуха — мало! Великолепный образчик постапокалиптики. История, герои, локации, атмосфера — все просто сочится жизнью! Не тонкая французская кухня, а кусок мяса на костре изжаренный, но как дьявольски вкусно! (Потянуло меня на съестные метафоры после чтения последней страницы)) Сейчас так не делают. Нынче Стеллы-Джейн спасают человечество, но не путем размножения, а приучая к строгой дисциплине и повиновению всяких там Виков и Клыков.

Ту еще перевод очень важен. Я читал версию Михаила Кондратьева. Посмотрел еще вариант Андрея Бурцева. У него хороший текст ,но чересчур литературный. Вик там больше напоминает не парня ,выросшего среди радиоактивных руин, а позднесоветского пионера, коим и я был когда-то. А М. Кондратьев отличную работу проделал ,похоже ,оторвался по полной ,как и автор ,когда сочинял повесть. И коллеги его старания оценили. Небьюла в этом случае как никогда заслуженна!

Жаль у Харлана Эллисона далеко не все тексты на таком уровне сделаны. Но и за сделанное низкий поклон и вечная благодарная память.

П.С. А ,вспомнил! Особый случай для чтения повести таки наступил. Действие в ней разворачивается в 2024 году! Есть с чем сравнить предсказания автора. Не так уж он в прогнозах и ошибся...

Итак, я добрался до экватора. И даже не хочется говорить «уф-ф». Напротив, тот случай, когда с аппетитом смотришь на оставшиеся тома и думаешь — жаль, что все в этом мире заканчивается, даже жизнь. Что уж о прекрасных книгах говорить!

Мрачноватая мысль? Так сам роман настраивает на минорный лад. Градус жестокости у Джордана повышается с каждым томом. Теперь уже он не чурается и расчлененки, почище какого-нибудь Аберкромби будет. От некоторых сцен кровь холодеет, уж на что всяких книжек начитался, но тут сила таланта. Умеет так подать, что никакой читательский опыт не спасает.

К счастью, как талантливый и опытный художник Роберт Джордан хорошо понимает, что Танатос всегда уравновешивается Эросом. (Может, этому его Сага о Конане научила?) Сексуализация в КВ также идет по нарастающей. В этом томе за нее в основном Мэт отдувался, но и прочие старались не отставать. Даже недотрога Ранд вынужден отмечать всюду окружающие его женские прелести)) Видимо, в присутствии постоянной смертельной опасности чувства очень обостряются. И герои каждый день живут так, будто он последний.

И это отражается на их внутреннем мире, что отлично показано автором. Как уже было отмечено, персонажи постоянно развиваются. Причем стремительно — на поле боя иначе нельзя, просто погибнешь. В этом томе наиболее ярко это было показано в случае с Найнив, она испытала аж два мощных душевных перелома в считанные дни. Тут чья угодно психика сломаться может, а она молодцом — держится! Начинает меньше раздражать и вызывает большее к себе уважение. И показано это не в лоб, а тонко, с широкой палитрой чувств и переживаний.

Поэтому странно выслушивать сетования о «замедлении темпа» в произведении. Действие происходит в течении десяти дней, а сколько всего с героями приключилось! Сколько душевных и физических сил требуют чуть ли не каждые сутки их бытия. Посмотрел бы я на читателя с уютного дивана в такой ситуации — многие ли сами бы выдержали подобные испытания?! Последние два года дают на это отрицательный ответ.

Вот и Роберт Джордан пишет не про приключения в драке с Темнейшим, а про жизнь огромного континента на переломе эпох. Поэтому требуется большой объем. Джордж Мартин считает, что эпопея Джордана перевернула мир фэнтези. Так и есть. По сравнению с КВ, ПЛИО — просто семейно-бытовой роман на фоне Гражданской войны. Все равно, что сравнить «Войну и мир» с «Белой гвардией».

Да к тому же Роберт Джордан бесконечно талантлив. Пишет так, что читаешь с удовольствием на самом деле очень сложный текст, и совсем не утомляешься. А когда понимаешь, какой объем внимания и интеллект был у автора, это поражает больше, чем любые эпические картины его собственной истории.

Так что можно предъявить только мелкие эгоистические придирки со стороны читателя. Да, некоторые сцены скомканы. (Особенно обидно за финальную битву). Есть схематизм в описании психофизики персонажей (поправление юбок). Но масштаб истории, ее невероятно сложная архитектура и сонм ярких и совершенно разных персонажей настолько потрясает воображение, что мелкие недочеты кажутся только едва видными пятнами на Солнце.

В который раз пообещаю себе поскорей возвратиться к этому великому эпосу, интерес к которому с каждым томом только возрастает.

А лучше так.

Март 1945 года, Иллирия (консенсус между Венгрией, Румынией и Болгарией) ввиду приближения Красной Армии оккупирована Вермахтом. Бывшего подпольщика Уго Барина выпускают из тюрьмы. Он пытается связаться с товарищами по Трудовой партии. Просит дать ему ответственное задание. Но ему не доверяют, хотя одно ответственное задание он уже выполнил — ликвидировал партийца-отступника Хёдерера. Теперь ему предстоит пройти последнее испытание на лояльность...

Давненько я не читал экзистенциалистских пьес, или политических, или старика Сартра. А тут сразу три в одном флаконе! И результат оправдывает ожидания.

Аннотация к сборнику в серии «Эксклюзивная классика» гласит, что «пьесы Сартра, входящие в эту книгу, часто называют «программными произведениями экзистенциализма», однако это, пожалуй, преуменьшение — ведь трудно себе представить степень влияния, которое они оказали и по-прежнему продолжают оказывать на мировосприятие молодых интеллектуалов всего мира.»

Конечно, редакции серии виднее, ведь в ней выходят книги Маркса, Ленина, Троцкого и других философов с мировым влиянием. Однако мне лично почти что глубоко начхать на «молодых интеллектуалов» всего мира. В последние годы, даже десятилетия они показали себя не на высоте положения. Скорее с каждым эпохальным событием они больше, кажется, соотносятся со стадом баранов до степени неразличимости.

А вот НАШИ дела меня волнуют очень сильно! И для НАС пьеса Сартра имеет сегодня очень важное значение.

Написана она семьдесят пять лет назад и была остро актуальна. Ведь как раз тогда в странах Восточной Европы после запредельно кровавой битвы с нацизмом шла беспощадная политическая борьба, в результате которой бывшие диктаторские и фашистские сателлиты Третьего рейха превращались в «страны народной демократии».

И Сартр ставит ребром и жестко самые насущные вопросы дня о методах, целях и смысле борьбы. Как конкретные, так и более общие, философского свойства — могут ли трудящиеся вступать в коалицию с буржуазией ради блага всего народа? Оправдано ли политическое убийство? Можно ли творить праведную политику «грязными руками»?

Ну и конечно проговариваются его излюбленные идеи — «важно не желание, а действие», человек состоит из определений его другими людьми и борьбы с этими определениями.

При этом Сартр не только блестяще разбирался в политике — как теоретик и как практик — но и драматургом был отменным, так что вопросы — философские и политические — не в виде деклараций представлены, а в развертывании острого драматического конфликта.

Разрешается этот конфликт просто и сурово. Белоручки и изнеженные интеллигентики, пестующие свое раздувшееся эго, неспособны добиться освобождения человека от угнетения другим человеком. Но даже они понимают законы текущей борьбы:

«Уго. ...У нас разные мнения.

Жессика. И людей, у которых другие мнения, нужно убивать?

Уго. Иногда приходится.

Жессика. Но почему ты выбрал мнения Луи и Ольги?

Уго. Потому что они правильные.»

К вопросу о сегодняшних дискуссиях по поводу «у каждого своя правда».

В общем и ситуация, в которую попал народ России, и вопросы, перед нами стоящие, очень созвучны этой давней пьесе Сартра. Вот на что бы «Театру.док» и другим единичным патриотическим площадкам обратить свое внимание. Блестящий и глубокий материал. Эх, не за красивые глаза и не за стерильность и безобидность писаний раньше Нобелевскую премию по литературе вручали!

Этим рассказом Харлан Эллисон завершил свою великую антологию «Опасные видения», определившую развитие жанра на следующие сорок лет. И особо отметил ,что это его сознательный выбор. Ибо рассказ гениальный, как и его автор.

Это сказано в предисловии к рассказу, и можно было бы усомниться таким дифирамбам. Но за последние две недели я прочитал три повести Дилэни, написанные им во второй половине шестидесятых, и в целом был согласен с именитым автором-составителем.

А потом прочитал рассказ. За полночь, перед сном.

Божечки! Молодой гений берет мозг читателя в свои нежные руки, а потом выбрасывает его в космос! Мозг, а не всего читателя. Тело мое осталось на бренном диване, таращиться в бесконечность.

Лет за сорок до того, как это стало модно, Дилэни в своих текстах описывал Постсингулярное человечество, и так правдоподобно, что в это веришь даже в наши пресыщенные подобными дефинициями дни, когда слово постгуманизм уже стало чуть ли не ругательством. Когда Дилэни говорит, что человечество может жить на просторах Галактики и даже дальше, ему веришь безусловно. Как будто он сам там побывал и рассказывает теперь об увиденном.

Но он прекрасно понимал высокую цену такого гиперболического взлета. В чем смысл названия рассказа? А ведь оно исполнено скрытого трагизма. Эпиграф ко всему сборнику с тем же названием все разъясняет.

Это вопль Лота, видимо ,только что овдовевшего. (Так и представляю его рядом с соляным столпом).

Да, и Гоморра была уничтожена вместе с Содомом. И некуда больше вернуться, ибо родной дом утрачен навсегда, вместе с обжитым миром. И придется все строить с нуля на новом месте. Человечеству суждено заплатить горькую цену сиротства и бесприютности за шаг, сделанный за дальний горизонт Ойкумены.

И конечно этот рассказ, как зерно, несет в себе весь будущий постмодернизм НФ рубежа тысячелетий. Я когда-то боготворил Уильяма Гибсона как автора-фантаста, и он весь уже тут есть — стиль, образы, построение сюжета и т.п.

Невероятно пронзительная и фундаментально прекрасная история об одном сверхчеловеке.

Продолжаю знакомство с переводными новинками тридцатилетней давности.

Если в ту далекую пору я не прочитал этот роман по какой-то нелепой случайности, ибо имел в двух экземплярах, то двадцать последних лет я не брался за него вполне сознательно. Возьмешь бывало пухлый том из двухтомника ,изданного АСТ, — а не почитать ли нам, господа, «Вавилон-17» — нет, мудрено. Лингвистическая фантастика, ё-мое! Это, ну, как Грег Иган заставляет читателя вместо чтения заниматься интегральным и тензорным вычислением, так и Дилэни засадит нас за спряжение глаголов и синтаксический разбор предложений. Мне этого и на работе хватает, спасибо — не надо!

А вот и нет!

Второй раз я повелся на дурацкий ярлык, навешанный высоколобым сообществом. Я пять лет не брался за «Посольский город» Мьевиля — ибо лингвистическая фантастика! — а это оказался крутейший эпик про крушение инопланетной цивилизации и мрачный постап в дальнем космосе.

Так и роман Дилэни совсем не то, что его рекламная кампания обещает. Поймите меня правильно — я большой любитель заумной высоколобой классики. Для души читаю Томаса Пинчона, Пруст с Джойсом лежат на прикроватной тумбочке для вечернего лампового чтения.

Но фантастику я люблю крутую. Чтобы шарашило. Чтоб завораживала и открывала горизонты до самых дальних далей космоса.

И роман Сэмюэля Дилэни именно такой. Освоено пять галактик, два союза из семи разнопланетных рас ведут тотальную межзвездную войну на уничтожение. Этим меня сразу автор и выкупил. Суровым описанием нации, живущей в блокаде из-за объявленной ей тотальной войны. А также описанием жестоких испытаний, которым подверглось человечество. Резонирует до печенок.

Но это космоопера нового типа, может, первая в своем роде. И война здесь увидена с точки зрения лингвиста и поэта. Да еще и капитана корабля. И когда Ридра Вон с помощью лингвистики решает одновременно задачу по космонавигации и делает открытие в расшифровке инопланетного языка — это была вторая убойная подача автора! Невозможно не полюбить такую виртуозную игру.

Это нейтронной плотности текст. Столько невероятных героев, сюжетных планов, фабульных ходов на единицу текста — немыслимо! Шпионы, мутанты, киборги-убийцы, пираты, Захватчики, грабители банков, призраки: Вселенная — место контрастов!

А какие шикарные космические битвы, основанные то на психиатрии, то на строительстве.

При этом главные фишки романа — лингвистику и гносеологию — автор ни на миг не забывает, но невероятно умело вплетает их в сюжет и общую философию книги.

Это настоящая жанровая революция. Когда в раньшие времена «Новую Волну» корили: мол, «она схлынула», так это было скороспелое суждение членов секты «конца истории». Культурные волны — они такие: опадают, а потом вновь вырастают и поднимают все корабли на своем гребне. Она еще много раз обогатит жанр, буде в этом найдется необходимость.

По большому счету мне не хватило в книге субъективного взгляда на ментальную битву в финале, что и названо, видимо, многими лаборантами его скомканностью. Нужно было сделать его в стиле финала фильма «Джонни-мнемоник», когда Киану Ривз погружается в глубины собственного разума и именно там одерживает победу. Что сказать, Уильям Гибсон читал Сэмюэля Дилэни крайне внимательно и дожал тему, которую обозначил отец-основатель. В искусстве часто бывает, что кто-то пасует, а кто-то, приняв подачу, забивает победный гол.

Напоследок. Из этого безусловного шедевра можно извлечь и еще один важнейший моральный и эстетический урок. Ридра Вон стала великим и всегалактически известным поэтом потому, что во время жесточайшей войны сумела говорить с людьми о том, что их волнует больше всего, о самом больном, дорогом и любимом у каждого человека. У нас же сегодня просто толпы рифмачей, которые, сидя в теплой и темной норке, лелеют Страшную Травму своего обиженного Эго и за каким-то бесом считают себя при этом совестью нации. Ридра Вон и Александр Пушкин с этим бы категорически не согласились.

П.С. Низкий поклон Д. Базиджи за новый замечательный перевод этого прекрасного романа.

Возможно, это лучший и точно — самый необходимый роман Тургенева для нас сегодня. Шесть лет назад, когда сам находился в полном идейном раздрае, я читал этот роман совсем другими глазами. Он весь устремлен в будущее, полон радостными надеждами и верой в позитивные изменения на нашей великой Родине. Нужно самому иметь веру размером хотя бы с горчичное зерно, чтобы правильно понять автора и его замысел.

В романе есть и трагедия «лишнего человека» (отец Берсенева и частично он сам), драма праздности (скульптор Шубин), конфликт отцов и детей (Елена и ее родители), но все это затенено центральным сияющим образом, вокруг которого, как вокруг светила обращаются прочие персонажи и их взаимоотношения — Еленой Стаховой.

Это эталонная «тургеневская девушка». Высокая, стройная, со смуглой кожей, ясными серыми глазами и острым подбородком, с русой косой до пояса. Главное же в ней — непреклонная воля, глубокий ум, всечеловеческая душа и высочайший уровень нравственности. Это, конечно, Россия. Не только ее грядущее, но и ее вечное становление. Кажется, только смерть ее может остановить, но она перешагивает через смерть и идет дальше в неведомое, но прекрасное. В финале — сцены в Венеции — Тургенев очень ясно показывает, что никакие достижения западной культуры и цивилизации не равны ей, она все это принимает, усваивает и духовно перерастает, оставляя умирающее европейское прошлое позади. У нее есть цель и эта цель святая. «Освободить свою Родину... Эти слова даже говорить страшно, так велико они звучат!» — восклицает Елена.

И самое главное, сегодня мы можем ответить на финальный вопрос скульптора Шубина, обращенный к «черноземной мощи» Увару Ивановичу: «Будут ли в России настоящие люди?» (Или только были, можем добавить мы, — Горький, Ленин, Жуков, Гагарин). И будут, и есть.

И именно эти настоящие люди вселяют надежду на грядущее светлое завтра. Потому что задачи только усложнились за истекшие полтора века. Из-за трагедий, ошибок и преступлений, совершенных недостойными детьми России. Есть, и такие, и даже много таких. Теперь необходимо не только завоевать будущее, но и сберечь великое прошлое, которое Тургеневу казалось нашим естественным достоянием. Ан нет. Мы лишь звено в цепи поколений, и без прошедших звеньев, она вся рассыплется.

Так что горьким упреком звучат сегодня слова ученого Берсенева: «Он (Инсаров) двенадцать лет прожил в Киеве, поэтому так хорошо говорит по-русски».

Тургенев написал боевой роман, яростный и прекрасный. Это опора наша, кладезь для черпания сил в трудах наших, направленных на созидание.

П.С. Книгу прослушал в исполнении Ивана Литвинова. Очень хорошо! Рекомендую ,пусть и не горячо))

Настоящий канонический гимн бесконечности человеческого развития и Звездной Экспансии ради бескрайнего Светлого будущего. Фактически Катехизис. Критики этого рассказа не желают понять, что это написано в жанре религиозного гимна, со своей, конечно, спецификой, и начинают подсчитывать убытки, понесенные банковским счетом нового колониста. Это о высших сферах человеческого духа, о смысле жизни написано.

Но ,как практичный американец, Брэдбери не забывает и о материальном базисе. У колонистов все хорошо — работа, занятия, устроенное личное будущее -все это в наличии. Но этим-то не должно дело ограничиваться — прямым текстом заявляет главный герой. Сиюминутное без вечного теряет смысл.

И этот пафосный и якобы «наивный» рассказ как раз очень актуален именно в наше время. Жадные барыги, захватившие власть в мире, как раз и думать забыли о завтрашнем дне, о стратегиях развития. Только собственная мошна и рост нулей на счетах ,котировки акций одни в башке остались. Забыли мечтать и теряют теперь последнее. Много им прибытка принес упоротый меркантилизм, что теперь вынуждены друг дружку грабить, собственных же бывших подельников, чтобы хоть еще день протянуть на вершине пищевой пирамиды. А перспектива только одна и осталась — весьма скорый карачун! Еще и нас всех за собой утянуть постараются.

Ну и кто в итоге оказался наивный дурак — смелый мечтатель Брэдбери (который все прекрасно понимал — почитайте его апокалиптические рассказы!) или эти «гении эффективности», которые довели до полного банкротства себя и общества, которыми заправляли?

Под конец Говард дописался о стегозавров)) Понятно, почему ему поднадоело фэнтези и хотелось чего-то более родного-вестернового)). Но в защиту Мастера (если он в ней нуждается) можно сказать, что и тут у него фантазия четко соотносится с логикой. Да, динозавр, но пробужденный из окаменелостей могучими колдунами.

Здесь я больше хочу не восхвалять данную повесть, а встать на защиту ее ранней версии «Сумерки Ксутала». Почему мы должны карандашный набросок парашютиста, сделанный Леонардо, отвергать в пользу его «Тайной вечери»? Понятно, что произведения разного масштаба, но не разной ценности. У гениев даже помарки на полях дороже для человечества, чем многотомная опупея графомана и ремесленника.

Мне например начало «Ксутала», где Конан и случайно захваченная им рабыня Натала, — последние из уничтоженного войска и находятся на краю гибели, эстетически дороже наглой авантюристки Валерии и Конана, который погнался за ней на юг от нечего делать. И сама Натала, робкая, но крепкая, с открытой душой, которую не изгадили годы страданий в рабстве, по-человечески ближе «сильной и независимой» Валерии (но как точно Говард предсказал и показал этот тип стервозной дряни, которым нам теперь глаза намыливают из каждого утюга).

И несчастная извращенка Талис, жертва жестоких обстоятельств, которую сожрал невообразимый монстр, намного интереснее бессмертной психопатки Тасцелы, которую прирезали, как портовую шлюху.

Да, за два года Роберт Говард сильно вырос как мастер созданного им самим жанра (это и по описаниям Ксухотла видно и по сценам массовой резни), к тому же объем произведений, который он мог теперь себе позволить как топовый автор, вехи его большого пути, так же самоценны, как, к сожалению, слишком быстрый итог его творчества.

»- Почему они не соберутся и не убьют демонов? — спросила она.

- С мечами против колдовства?»

1934 год, леди и джентльмены, а чеканная формула уже произнесена! Сам Конан еще сомневается, потому что революция жанра происходит в пылу кровавой битвы. Но именно так и бед он всегда поступать, а за ним и сонмы прочих героев «Меча и магии». Потому что все эти колдовские битвы, когда «старички патлатые руками машут», как в киноэпосе Питера Джексона, это школа для очкастых мальчиков. Настоящая мужская работа — честная сталь и неукротимый дух против коварства и темных знаний.

А если серьезно — это, конечно, шедевр ураганного экшена. В нем нет серьезной философии (разве что вот: женщина может погубить мужчину, а может сделать из него героя), зато много политики, привет Джордж Мартин!

Удивительно ,что когда я ровно тридцать лет назад купил книгу «Конан-варвар», я увлекся поначалу, но сломался именно на этой повести (бросил на моменте, когда Конан и Жасмина бегут из горной деревни на черном скакуне), и только два года спустя романы Роберта Джордана вернули мне любовь к этому герою, а потом Говард, конечно, занял свое законное место владыки)) Какими только извилистыми путями не ведут наше сердце литературные пристрастия....

Я уже несколько лет «всем, имеющим уши», рассказывал о том, какой великий писатель Маккарти. И тут «Азбука», наконец, издает всю «Пограничную трилогию» в «правильном» типографском оформлении, как ее задумывал автор. Это был повод перечитать книги любимого автора, ведь любовь нужно поддерживать делами, а не только рассказами о ней.

Что ж, при повторном обращении роман ничуть не теряет своей мощи воздействия на душу и ум. Даже наоборот, я меньше своего восхищенного внимания уделял внешней стороне прозы автора — стиль, образы, поэтический дух, сколько смотрел вглубь того, что собственно сообщает своим романом автор, его мировоззрение, миросозерцание.

Он, безусловно, метафизик реального. И метафизика у него негативная. Вот как он это делает.

Вскоре после начала романа два юных ковбоя отправляются в дальний путь на Юг, и по ходу дела устраиваются на ночлег:

«Джон-Грейди лежал, завернувшись в одеяло, и смотрел на узкий серпик месяца, зацепившийся за горный хребет. В сине-черном небе Плеяды устремлялись вверх, в ту самую всепоглощающую тьму, что правит миром, и тянули за собой и бриллиант Ориона, и ожерелье Кассиопеи. Плеяды двигались по фосфоресцирующему мраку, как гигантский бредень. Джон-Грейди лежал, слушая, как сопят его спутники, и созерцая дикую природу вокруг и неведомые дали в самом себе».

Вот так — всепоглощающая тьма, что правит миром. Это — зло, оно словно «темная материя» пронизывает нашу реальность и в его поле тяготения и приходится существовать и мучиться всему живому. Заметьте, еще до открытия и широкого распространения новейших идей о физике мироздания, художник со своей сверхчувственной интуицией понял, как дела на свете делаются. С такой могущественной силой, что формирует галактики и скопления галактик, спорить, конечно, бессмысленно. И никакой Бог или вера в него помочь не могут. Сатирический образ из финала романа — радиопастор, который благословляет скотину без наложения рук, а воскресить присланных ему по почте покойников не может, более чем характерен для раскрытия авторской позиции.

Возможен только свободный выбор, но и он не несет никакого облегчения уготованных «всякой плоти» страданий. Можно не соглашаться с Маккарти (я не могу), но нельзя не восхититься его мужественному и требовательному вглядыванию во мрак «неведомых далей» человеческой души.

Один из его выводов оставляет Маккарти среди моих любимых авторов ,пусть и с некоторым расхождением позиций. На протяжении всего романа он не устает показывать, что зло, страдание и жестокость очень четко разделяет людей по классовому признаку. Словно существует некоторый имущественный ценз в принятии и неприятии зла, жестокости ,страдания. От испытаний сердце богатых людей, привыкших и жаждущих неги и комфорта, только ожесточаются. Что умная сеньорита Альфонсина, что горячая юная красотка Алехандра, которая

не выдерживают испытания любовью, испытания злом-под-солнцем. А вот бедняки ,стойко перенося свои неизбывные страдания, остаются за редким исключением гуманными, отзывчивыми людьми. С радостью окажут помощь и поддержку в меру своих ничтожных социальных сил: накормят усталого путника, поделятся последним одеялом в зимних горах, угостят сигаретой замордованного арестанта. Есть исключения, но именно гуманизм повседневности бедных людей, а Джон-Грейди Коул один из них, и от его щедрости и доброты щемит сердце и согревается душа, и позволяет нашему миру продолжать свой бесконечный полет через бесконечный мрак Вселенной.

Вера в душу простого человека, подкрепленная фактами и требовательной совестью художника, оставляет Маккарти среди моих любимых писателей.