облако тэгов
Возвращаясь к источникам
В 1999 году практически одновременно на киноэкраны выходят три фильма о виртуальной реальности: «Экзистенция», «Тринадцатый этаж» и первая «Матрица». Первые два были целиком построены на парадоксе, который в художественной практике называется mise en abyme, или принцип рекурсии. Он состоит во вложении друг в друга нескольких уровней изображаемого: картина в картине, рассказ в рассказе, сон во сне, компьютерная игра в компьютерной игре, реальность в реальности. Принцип настолько не нов, что встречается уже в «Рамаяне», однако на экране, надо признать, весьма эффектен. Мог ли он быть основой для «Матрицы»? Многие после просмотра М1 ожидали, что и реальность Сиона окажется «липовой», а финал М2, где Нео силой воли останавливает стражей, как будто бы подтверждал их догадки, но это ложный след. Вачовски несомненно знали о производстве фильма «Тринадцатый этаж», наверняка были знакомы с его сценарием или, по крайней мере, с литературным первоисточником — книгой Дэниэла Ф. Галуйе «Simulacron-3», вышедшей в 1964 году (и экранизированной еще в 1973-м Райнером Фассбиндером как «Мир на проводе»). Две прозрачные цитаты, которые они вставили в М1, недвусмысленно свидетельствуют: «Матрица» могла быть рекурсией, если бы творческие амбиции ее авторов не поднимались выше «Тринадцатого этажа», и тогда наше исследование, начавшись с мизанбима, им бы и завершилось — но, к счастью, это не так (1).
Одним из общепризнанных источников идей и образов «Матрицы», что логично, считается киберпанк. Поскольку его эстетика достаточно стереотипна, проведем лишь пару параллелей. В романе основателя этого жанра Уильяма Гибсона «Нейромант» (1984) для обозначения киберпространства уже используется слово «матрица», а главными героями являются подпольный хакер Кейс и его боевая подруга Молли, так напоминающая Тринити. Похожая парочка действует и в известном романе Нила Стивенсона «Лавина» (1992), где ей приходится защищать не только трехмерную виртуальную «Метавселенную», но и обычную реальность от «информационного метавируса», который грозит обоим мирам. Пожалуй, метавирус — довольно удачное описание того, во что превратилась «программа Смит», заразившая Матрицу и нашедшая проход в реальность Сиона и мира машин. И все же Смит далеко не только и не просто вирус, как будет ясно в дальнейшем. Также, говоря о киберпанке, нельзя не упомянуть его гениального предтечу Филипа К. Дика, который во множестве своих рассказов и романов — назову хотя бы «Убик», «Око небесное», «Распалась связь времен» — испытывал на прочность реальное и виртуальное, субъективное и объективное, сознательное и бессознательное. Время от времени мы будем обращаться к творчеству Дика, памятуя, однако, что его запутанные, декадентские, инфицированные хаосом и распадом тексты сами требуют немалых усилий по толкованию и расшифровке.
Кто всегда стремится к ясности, так это ученые. Их идеи, повлиявшие на «Матрицу», можно проследить вплоть до 1960-х годов, когда «пионер компьютеростроения» Конрад Цузе и «цифровой гуру» Эдвард Фредкин всерьез принялись обсуждать вероятность того, что все мы живем в компьютерной симуляции (2). Впоследствии к их позиции присоединились такие известные физики и философы, как Франк Типлер, Ник Бостром и Юрген Шмидхубер. Сложилось даже направление цифровой философии, использующее теорию клеточных автоматов для объяснения как физического бытия, так и сознания (3). Превосходной иллюстрацией подобных концепций служит роман Грега Игана «Город Перестановок» (1994), где практически стирается грань между «реальным» и симулированным мирами, между запрограммированными и «настоящими» персонажами. Эти темы важны и для «Матрицы», но трилогия, как мы увидим далее, подходит к ним совсем с другой стороны.
Удивительно, но один первоисточник «Матрицы» указан в ней, что называется, «прямым текстом». В самом начале М1 Нео берет в руки книгу Жана Бодрийяра «Симулякры и симуляции» (1981), где хранит незаконные диски, и открывает ее на главе «О нигилизме». Чуть позже, разоблачая перед Нео Матрицу, Морфеус фактически цитирует Бодрийяра, говоря о «пустыне реальности». Чем эта книга привлекла Вачовски, нетрудно понять, читая, например, такие пассажи: «Мир и все мы живьем попали в симуляцию... в фальшиво-призрачное нечто», «Это мир идентифицированный, проанализированный, а затем искусственно воскрешенный под видом реального, мир симуляции, галлюцинации истины» (4). Да и Бодрийяр со своей стороны наводит мостки к сближению, когда пишет о трех видах симулякров в научной фантастике: имитационные (жанр утопии), проективные (классическая НФ о космосе и роботах) и, наконец, симуляционные (кибернетические), параллели к которым он пока не может подобрать (понятно, ведь киберпанк еще не изобретен!), но о которых весьма прозорливо говорит, что «лишь они могут заинтересовать нас по-настоящему» (5).
Но не обманемся этим видимым сходством: Вачовски — антибодрийяристы. Собственно, сам французский философ и раскусил их, когда после выхода М2 прямо заявил: «Они заблуждаются!» (6). Ведь Бодрийяр считал, что ситуация такова, что у нас нет уже никакого (даже подпольного) доступа к реальному, мы тотально погружены в гиперреальное — симуляцию «без оригинала и реальности», не скрывающую никаких подлинных смыслов, потому что никаких смыслов больше нет. Все, что нам остается, это исчезнуть; одержимость таким исчезанием он и зовет нигилизмом (7). Ситуация, прямо скажем, невозможная для команды «Навуходоносора», тем более для Нео, для которого подлинная реальность открылась в виде всепроникающего света, а подлинный смысл родился в акте самопознания и жертвенности. Причем же здесь «Симулякры и симуляции» и на какой нигилизм намекают нам режиссеры? Мы еще будем говорить о том, насколько обманчивым оказывается первый фильм, насколько переосмысливают каждый его кадр вторая и третья части, но ситуацию с нигилизмом следует прояснить уже сейчас. Для этого нужно, в полном соответствии с экранным образом, вырезать в книге Бодрийяра «дыру», дабы обнаружить того, к кому контрабандно она отсылает, — а именно Фридриха Ницше. В черновиках, относящихся к осени 1887 года, автор концепции философского нигилизма пишет о двух его видах: пассивном, характеризующемся истощением и упадком духа, и активном, естественном, как признаке силы и «мощи духа» (8). В первом случае мы легко узнаем пессимизм и «меланхолию» Бодрийяра, суть же второго отнюдь не в тотальном отрицании, тем более исчезании — но только лишь в переоценке, изменении перспективы взгляда! Нео, как явствует из всей трилогии, не ниспровергатель Матрицы, не сокрушитель ее серверов, его миссия куда труднее и… вернее. Он переосмысливает Матрицу, находит ей место в более сложной схеме, встраивая ее необходимым звеном в тот путь, который сам же и прошел. Конечно, об этой схеме и этом пути непременно будет обстоятельный разговор.
Что еще нам осталось сделать в этой главе — отдать должное Карлосу Кастанеде. Я бы не удивился, увидев его сочинения на полке Нео. Ведь совпадения поразительные. Отчасти это связано с тем, что и Вачовски, и Кастанеда эксплуатируют одну и ту же гностическую парадигму (очень влиятельную сегодня), которую мы вскоре обсудим, но и в прямом заимствовании я практически уверен. Книги Кастанеды издавались с 1968 по 1998 год — это как раз время становления Вачовски (годы рождения 1965 и 1967) и как личностей, и как режиссеров. Сам Кастанеда умер в 1998-м — М1 могла бы быть ему оммажем. Да, собственно, так и есть.
Согласно эзотерическому учению дона Хуана, мир твердых и обособленных объектов вокруг — это лишь видимость. В действительности вселенная состоит из сплошной энергии — энергетических волокон, или нитей, чьи подвижные сгустки образуют живых существ. (Метафизика «Матрицы» чуть сложнее: как мы помним, Нео сначала научился распознавать обитателей Матрицы как цифровые паттерны, и только в М3 обрел настоящее виденье световой природы бытия.) Люди, способные непосредственно воспринимать эту энергию, называются магами; благодаря прямому взаимодействию с мировой энергией они умеют делать невероятные вещи, например летать. Несмотря на то что Кастанеда характеризует их как «людей знания», главное в них — это непреклонная воля, ставшая реальной силой. Свои способности они используют в двух направлениях: во-первых, полностью порывая с «человеческой матрицей», которая штампует нас как заготовки на конвейере, и двигаясь в сторону бесконечной свободы самовыражения; во-вторых, сражаясь за свою независимость против хищных «неорганических существ».
Впервые понятие «неорганических существ» появилось в книге «Огонь изнутри» (1984). Дон Хуан говорит, что вселенная полна «сущностей, имеющих осознание, но не имеющих тела» (именно таковы программы в «Матрице»). Маги взаимодействуют с этими сущностями, дружат или враждуют с ними, а после смерти сами превращаются в «очень своеобразные, высокоскоростные неорганические существа, способные на колоссальные маневры восприятия» (крайне важный намек, который мы еще вспомним). Среди этих сущностей выделяется особая раса хищников — «летунов», которая властвует над ничего не подозревающим человечеством. «Много веков назад они сокрушили нас, сделав слабыми, уязвимыми и покорными» (9). Теперь мы для них — энергетическая пища, и они буквально «разводят нас, как мы разводим цыплят». Чтобы люди не бунтовали, летуны наделили нас своим разумом и своими ценностями, взращивая в нас эгоцентризм, самодовольство, алчность и страх. Полностью одолеть их невозможно, но можно избавиться от их влияния с помощью различных практик осознавания и внимания, решающей из которых является «прыжок в бездну»… и возвращение (10).
Как мы видим, путь Нео — это путь кастанедовского мага. Так же как ученик дона Хуана, Нео получает знания, учится контролировать разум и использовать волю. Он много сражается с программами, даже дружественными, такими как Сераф, ибо «неорганические существа никому не позволят пройти без настоящего сражения» (11). Так он становится «нагвалем» — магическим лидером, способным прямо видеть энергию вселенной. И наконец решается на «прыжок в бездну»… Единственная причина, по которой мы не проводим достаточно детального сравнения «Матрицы» и метафизики Кастанеды, заключается в том, что обе они явственно отсылают к более древним и чистым традициям, к рассмотрению которых мы сейчас и перейдем.
-------------------------
(1) И вот эти цитаты. 1) В номере 1313 отеля «Лафайет» Нео впервые встречается с Морфеусом и выбирает красную пилюлю; обычно первые цифры гостиничных номеров указывают на этаж, вторые — на комнату. 2) Сайфер в разговоре с агентом Смитом, поедая тот самый «иудин» бифштекс, произносит знаковую фразу «Счастье в неведенье» (Ignorance is bliss), в точности повторяя слова одного из главных персонажей «Тринадцатого этажа». Sapienti sat.
(2) Грин Б. Скрытая реальность: Параллельные миры и глубинные законы космоса. — М., 2013. С. 301.
(3) См., например, книги Сета Ллойда «Программируя Вселенную» и др.
(4) Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. — М., 2015. С. 16.
(5) Там же. С. 171.
(6) Интервью «Нувель обсерватер», 19 июня 2003 г. // http://old.russ.ru/culture/cinema/2003092...
(7) Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. С. 211. — В этом он, кстати, следует за Лаканом, еще раньше заявлявшим, что реальность находится за пределами языка и потому недостижима для нас. Находится — верно, но так ли уж недостижима?
(8) Ницше Ф. Полное собрание сочинений. Т. 12. — М., 2005. С. 323–325.
(9) Кастанеда К. Активная сторона бесконечности.
(10) Краткое, но систематическое изложение доктрины Кастанеды дано в: Бакусев В. М. Лестница в бездну: Ницше и европейская психическая матрица. — М., 2012. — Мы еще будем обращаться к этой книге, пока же отметим такой немаловажный факт, что здесь Кастанеду изучает профессиональный философ, на фоне Ницше, Хайдеггера и других крупных фигур, без всяких скидок на «эзотерику» и «нью-эйдж».
(11) Кастанеда К. Искусство сновидения. Ср. слова Серафа: «Человека можно узнать только в бою».
