Джек Вэнс «Дердейн»

С творчеством Джека Вэнса я познакомился совсем недавно. Виднейший представитель «золотого века» американской фантастики, Вэнс был не в чести у советской цензуры, и русскоязычный читатель только начинает знакомство с его наследием.

Признаться, казусы такого рода (ну, представим, что мы только сейчас с удивлением узнали, что был Азимов, Шекли или Желязны) — казусы такого рода сами по себе вызывают интерес: оказывается, в картинке, которую мы считали целой, не хватает пазла — или даже большого блока пазлов. Конечно, ум вынужден оценивать новенький пазл «от общего к частному»: поначалу кажется, что и лишний он, и без него картинка была лучше и понятней, и... Потом начинаешь находить параллели: ага, вот тут у Вэнса — как у Андерсона, вот тут — как у Герберта. Обратная связь.

И только потом приходит в голову: а может, это у Андерсона и у Герберта — как у Вэнса?

Трилогия «Дердейн» масштабна, как и многие опусы Вэнса: три увесистых тома по четыре сотни страниц каждый. Сурьезно. Пускаясь в такое странствие, читатель ожидает от автора некоторых гарантий: автор обязуется, во-первых, довести читателя до конца пути (удержать его внимание), а во-вторых, доказать, что путь не был проделан впустую (оставить устойчивое послевкусие по окончанию пути).

Литература выработала традиционные приемы и для того, и для другого. Вэнс, однако, пользуется ими так небрежно, что я сразу насторожился. Каких-нибудь первые две сотни страниц — и десятки новых персонажей, образов, сюжетных линий, а к ним — еще и десятки комментариев (в сносках и без), с педантичностью энциклопедии громоздящих в вашем мозгу новые и новые детали вымышленного мира...

Скажу честно: я бы испугался и бросил чтение, если бы не язык. Это первая скрепа, которой автор удерживает читателя на начальных порах. Как бы текст ни грозился расползтись — но точный, чеканный язык крепко удерживает его в восприятии. Анархия текста, если она есть, всегда слышна и в языке. У Вэнса язык в каждом предложении и в каждой фразе гарантирует порядок, и читатель верит этой гарантии, распространяя ее и на целое — пока заочно.

Дальше в лес — больше дров. Ружья, которые то ли выстрелят, то ли нет, тонут в новых и новых деталях инопланетного мира. Однако у Вэнса вместо традиционных приемов удержания внимания есть свой, особенный прием — вторая скрепа текста. Это пространственная композиция трилогии.

Вся необъятная панорама Дердейна, вся мешанина событий, персонажей и сведений развивается по концентрическому принципу: пространство текста непрерывно и последовательно расширяется. В начале — дом, где родился главный герой; далее — пространство, окружающее его дом; далее — замкнутый мир общины, в которой он рос; далее — размыкание мира вовне, в странствия по стране, которая раскрывается все шире и шире, пока не охватывается целиком; далее — выход в соседнюю, враждебную страну, потом — на соседний, неосвоенный континент, потом — в другую цивилизацию, в космос, на другую планету... Каждый новый том трилогии — новый уровень мира.

Самое удивительное, что все ружья, утонувшие под спудом необъятного текста, рано или поздно все-таки стреляют. Все сюжетные линии замыкаются — не остается ни одного вопроса, ни одного недоумения. Все точки над і расставлены.

На мой взгляд, «Дердейн» не только восполняет важную лакуну в нашем представлении об американской фантастике. Это новаторский текст, в котором автор смело меняет традиционный принцип удержания избранных сюжетных линий на принцип расширения пространства текста. Это позволяет ему отказаться от экономии материала и щедро творить свой мир во всем богатстве своего неистощимого воображения. Вэнс создает модель Дердейна почти в натуральную величину.

Рискованный обмен — но автор торжествует успех! Я читал «Дердейн» с неослабевающим вниманием. Вэнс заманивает читателя в глубины своего мира — все дальше, шире, объемней, — и я шел за ним, как одурманенный, забывая анализировать и критиковать.

Чего и вам желаю.

Отдельно хочу отметить замечательный перевод Александра Фета. Не имея возможности сравнить с оригиналом/другими переводами (если они есть), вижу, однако, что переводчик проделал большую и вдумчивую работу.

На самом краю обжитого человеком Космоса, сферы Гаеан, плывет забытая всеми планета Дердейн, где нашли себе прибежище и необъятное поле для социальных экспериментов всякого рода изгои, религиозные фанатики, социопаты, упрямые консерваторы и не менее упрямые бунтари. Здесь они получили возможность реализовать все свои бредовые фантазии по части общественного и экономического устройства, проверить на практике любые религиозные, нравственные или философские идеи, которые только могут прийти в голову. И что же у них получилось?

А получился странный, лоскутный мир, где каждая небольшая провинция живет по своим собственным внутренним законам, не влезая в дела других, но худо-бедно все же сосуществуя с соседями, поскольку в какой-то момент все вместе ради того, чтобы не поубивать друг друга, решили отказаться от личных свобод в пользу безопасности и дешевизны.

Как все же искусно Вэнс плетет разноцветное полотно Дердейна: никаких длинных описаний, ничего явного — здесь фраза, тут поступок, небольшой абзац. Маленький эпизод порой рассказывает больше об истории, мифологии, логике поступков целых народов, делая романы этнографически более достоверными чем, если бы мы держали в руках научный труд о жизни Дердейна.

А полотно, сотканное Вэнсом, поистине масштабно, и каждая ниточка в нем важна — будь то маленькая секта Хилитов, летающие герцоги Паласадры, работорговцы Караза или космические пираты Кхахеи. Вместе они сплетаются в яркое, завораживающее полотно, на котором постепенно проступает единый рисунок.

Все три романа с первого взгляда разные по своему содержанию и композиции. «Аноме» с его медленно развивающимся действием, множеством деталей, более этнографический, чем приключенческий. «Бравая вольница», порой становящийся почти боевиком с политическими интригами, сражениями с захватчиками и инопланетными загадками. И «Асутры» с его тайнами галактической политики, почти невозможным путешествием и такой же невозможной победой, и неожиданным финалом, который перечеркивает уже устоявшееся мнение обо всем происходившем на протяжении трех романов.

Но все истории — маленькие и большие — объединяет одно. В той или иной мере все они рассказывают о свободе, как внутреннем состоянии человека, и самых разных формах, которые принимает несвобода, и которые существуют независимо от нас, даже если мы сами и отрицаем их наличие или влияние. Да и вообще, нужна ли эта свобода, если за нее требуется платить более высокую цену, чем за тихое и безопасное существование? Ответа, кстати, в романах нет. Есть только позиция обывателя, рассуждающего, что лучше: дешевое послушание или разорительная независимость.

И вообще можно ли быть полностью свободным в таком сложном мире, владеть всем объемом нужной информации, чтобы говорить о независимости своих решений или непредвзятом подходе. Хотя бы наш герой Гастель Этцвейн более свободен, чем все вместе взятые жители Дердейна. Он может мыслить самостоятельно, на него не давят авторитеты, он может опираться на собственный опыт и сведения, добытые лично. Но вот оказывается, что правда, добытая Гастелем в тяжелых испытаниях — лишь маленький кусочек огромной мозаики сферы Гаена.

Тут очень хочется вспомнить о таком неприятном герое, как земной историк Ифнесс — вэнсовский вариант Прогрессора, который то появляется на сцене, активно вмешиваясь в действие, то отстраняется в самый ответственный момент, то вообще исчезает на неопределенное время, оставляя прочих героев разбираться с множеством проблем в одиночку, когда помощь землянина жизненно необходима, бесконечно жалуется на какие-то мелкие интриги, восхваляет свой ум и знания. Этот герой вызывает раздражение, отрицание, возмущение: разве таким должен быть носитель цивилизации и древней культуры? А ведь он почти идеальный Прогрессор: дарящий нуждающемуся даже не удочку вместо рыбы, а условия эту удочку сделать самому, не предоставляющий готовые знания, а создающий возможности для принятия самостоятельных решений, не унижающий подопечных удушливой опекой и морализаторством, не заставляющий жителей Дердейна следовать по избранному небожителями пути, а признающий их право на собственную историю и собственные ошибки. Он не водит за руку подопечных, не окружает их заботой, не дарит знаний и не облегчает жизнь. Напротив, он эту жизнь всячески усложняет неприятными вопросами и поступками.

И жаль, так жаль, что столь примечательный цикл пока остается вне поля зрения большинства читателей, тем более, что современных, или кому больше нравится — неустаревающих, идей — хоть отбавляй. Его бы, Вэнса, слова, да в уши нынешним политикам и прочим власть имущим. И потому так хочется заинтересовать некоторых из пытливых читателей, кто любит не только форму, но и содержание, историей планеты Дердейн, плывущей на самом краю обжитого человеком Космоса.

Дердейн — очень странный цикл, который для меня оказался этаким сборником контрастов. Начало первой книги, Аноме, с ходу окунает в мир Дердейна, изобилуя старомодной занудной дотошностью, чем, собственно, и подкупает. Куча выдуманной терминологии, которую нужно читать в словарике в конце книги; очень необычная картина мира, которая отходит от привычных канонов. Если бы не легкость языка, то текст бы, пожалуй, требовал вгрызаться в себя, чтобы устаканить в голове фантазию Вэнса. Но очень скоро обнаруживаешь, что в ногу с легкостью описания идет и поверхостность, и дыры в придуманном сеттинге.

Так уж выходит, что приключения героя, Этцвейна, скорее обескураживают, чем увлекают. Не имея никакого жизненного опыта он умудряется вляпываться в проблемы по самые ноздри и, пусть и не без посторонней помощи, успешно их решать. Хотя должно происходить ровно наоборот. И этот диссонанс терзает тебя весь цикл. Да, герой. Да, помогают. Да, везет. Но, черт возьми, слишком уж много условностей требуется, чтобы все эти похождения Этцвейна, смогли пройти. Хочется буквально кричать «Не верю!».

И что самое странное, не смотря на все вышеперечисленное читается цикл налегке и с умеренным интересом. Все-таки, различные ахульфы и цветопись подкупают.

Я застрял на самом излюбленном на фантлабе споре по поводу зарубежных переводных произведений — «виноват ли переводчик, что так плохо читалось и т.д.»?

Сейчас я примерно в таком же положении. Автор, Вэнс, с которым я только начал свое книжно-литературное знакомство, уже успел если и не порадовать, то по крайней мере не разочаровать меня «Планетой Т'шай», где оригинальные идеи действительно смогли выручить несколько шаблонно выстроенный в целом роман. В данном же случаи никакие интересные описания планеты, ее обществ и культур в трилогии «Дердейн» не спасли оную от моей оценки в шесть баллов.

В чем заключается мое недовольство? В отличие от уже названной «Планеты...», данный цикл-роман было уже не интересно читать примерно с середины первой части, а во второй я уж совсем впал в уныние и тоску смертельную и, добравшись до третьей части, принял нелегкое для себя решение, к которому прибегаю я крайне редко — вообще забросить прочтение книги.

Каюсь, читал любительский перевод, но сразу же гневаться не переводчика — смысл? Может, виноват-то и не он, просто не мое произведение, неинтересный (ДЛЯ МЕНЯ) сюжет. Так или иначе шесть баллов свои я уже выставил. Попробую подойти к автору в следующий раз с другими книгами.