Иэн Бэнкс «Игрок»

«Игрока» я закончила больше месяца назад, читаю следующую книгу цикла, но сознание никак не хочет абстрагироваться от этой и перевернуть последнюю страницу. Что, в общем, не было ожидаемо, поскольку «Игрок» не производит впечатление чего-то неимоверно значимого, казалось бы — прочитал, закрыл, выдохнул и читай спокойно дальше. Тем не менее, так не получается; мои отношения с этой книгой повисли в ожидании завершения и надо сказать, это напрягает.

Изначально у меня не было намерения писать по ней рецензию, но, видно, придется — авось отпустит.

Думаю, все заметили, насколько неудачно переведено название. Мало того, что напоминает о Достоевском, совсем не к месту и не ко времени, но и совершенно ошибочно сосредотачивает внимание на субъекте действия, вместо того, чтобы равномерно распределить внимание между субъектом и его способом жизни, как это обозначает аутентичное название. Именно способ жизни как увлекательной игры, знание правил и огромное, но не бесконечное многообразие позицией внутри этих правил, беспечальность и азарт создает атмосферу книги и сконцентрированно в английском назавнии. Не переведено и этим упущено важное.

Ну да ладно, едем дальше. Есть тут один нюанс, обозначив который, рискую быть подверженной остракизму. Собственно, еще «Вспомни о Флэбе» вызвало у меня сильнейшее чувство узнавания, но «Игрок» произвел впечатление полного, глубокого и абсолютно идеализированного описания современной Европы. То есть я не воспринимаю Культуру как утопию, но однозначно как идеал развития лучшего, что мы имеем в Европе сейчас и особенно с точки зрения конца восьмидесятых, когда это лучшее было совсем хорошим.

Не поймите меня превратно, но также, как узнаваемо космопорт во «Вспомни о Флэбе» повторяет европейские большие аэропорты в измененном масштабе, так и фон сексуальной свободы «Игрока» абсолютно точно копирует стиль жизни интеллектуальной европейской элиты — не всех, разумеется, не всех! но очень и очень многих — в котором спокойное приятие и знание себя, именно в смысле своих потребностей и их нюансов органически сочетается с таким же спокойным, доброжелательным и открытым приятием чужих способов сексуального поведения. Что, открою секрет полишинеля, для определенной группы европейцев, довольно-таки обширной, является своеобразным кодом узнавания и идентификации.

Очень говорящий фон, но надо выйти из контекста русской культуры и встать на позиции культуры Старого Света, чтобы провести аналогию между сексуальной открытостью и прогрессом, — что исключительно европейское явление, уже в америке акценты стоят иначе.

В целом, весь способ жизни людей Культуры повторяет образ жизни интеллектуальной элиты, насколько мне повезло с ней столкнуться — интересная творческая работа с подчеркнуто серьезным к ней отношением — но не как в советской утопии, а на манер средневековых европейских гильдий, — полное чувство защищенности системой, смесь сибаритства и безразличия к накоплению; железное здоровье и никакой ксенофобии; городские праздники и приятные собеседники; даже пейзажи и дизайн помещений несут отпечаток лучшего, что мы встречаем в современности, смесь живой зелени, текущей воды, старого дерева, камня и живого огня, ничего фантастического, все знакомо и любимо, только размах другой.

Интрига и напряжение случаются, когда человек такой западной, удобной, красивой и человеколюбивой культуры (здесь с маленькой буквы) сталкивается с культурой тоталитарной и азиатской, с ее варварской роскошью, железобетонными условностями и безграничной нищетой вместе с еще более безграничной незащищенностью.

Как сказал один мой знакомый, вернувшись из свадебного путешествия в Кению — никогда, никогда больше не поеду в такую страну, это было ужасно. Видеть, как живут люди, не имея примитивных удобств и базовых прав и понимать, что ты не можешь ничего сделать, — сказал он, — это страшная травма.

Не могу знать, хотел ли Бэнкс сказать именно это или нет, но вот так я прочла. Увидела внутренний конфликт европейца при столкновении с тоталитарной культурой, стремление проникнуть в нее и содрогание при этом проникновении, и одновременно любовное выписывание лучшего, что предлагает и обеспечивает европейская цивилизация, написанное с такой нежностью, как если бы это было описание родного двора с его старыми липами, песочницей, старухами и котами, только в космических и вековых масштабах.

Ни сама игра, ни политические манипуляции на фоне разворачивающихся картин ежедневности уже не впечатляют. Да и с Гессе параллели не нахожу, в «Игре в биссер» все бесплотно, значительно, спекулятивно, в «Игроке» — ровно наоборот.

И ничего больше сказать по этому поводу не могу.

Игра в крестики-нолики подразумевает всего двадцать семь вариантов комбинаций.

Правила игры в шахматы позволяют сделать на стандартной доске сорок три тысячи различных ходов.

Современный человек живёт на планете где семь миллиардов индивидуумов группируются в двести государствах. Люди живут по установленным социологическим законам, и это тоже можно рассматривать как сложную игру с невероятным числом комбинаций.

Физика нашей вселенной сам состоит из набора законов и правил, что является с определенной точки зрения тоже игрой.

В такой системе мнить себя мастером Игр — опасная самонадеянность, выкрутиться из которой невозможно.

Если «Инверсии» — это бэнксовские «Трудно быть богом», то «Играющего в игры» можно назвать в известном смысле его «Жуком в муравейнике». Именно в том смысле, что здесь показано, как может поступить предположительно близкое к идеалу общество с одним из своих граждан, если это покажется обществу необходимым для исполнения своих сверхцелей.

Чем дальше читаю ,,Культуру'', тем больше она меня увлекает и приводит в восторг фантазия Автора, создавшего цикл, объединённого не одним или несколькими главными персонажами – главный персонаж здесь сама Культура, её основа, проявления, цели. И, конечно же, её жители, люди и разумы. И, казалось бы, уже никто не сможет меня так поразить, как сильный, надеющийся только на себя, оплативший свои принципы кровью Хорза или такой общительный и свободный Бэр Генар–Хафун.

Но вот появился Игрок – Жерно Гурдже. Человек, который знает про Игру практически всё и любую партию может довести до победного финала. Одержав победу он ликует. Для него это лучше любви, лучше секса, лучше любого секретирования. Только в это мгновение он чувствует себя живым. И однажды возникает предложение, от которого невозможно отказаться. Игра, которая по воле общества становится реальностью. Главная её установка заключается в том, что игра и жизнь это одно и то же. И общество Империи настолько проникнуто идеей игры, что, считая игру жизнью, они сами и делают её жизнью. Она пронизывает всё: весь уклад жизни, политику, мышление, науку, она управляет формирует, изменяет, подчиняет. Её правила и законы – это основа жизни Империи. По другому, возможно, Империя вообще бы не существовала. Азад — эта самая игра — являлась той силой, что удерживает империю от распада. В такой Игре–Жизни Гурдже никогда не приходилось участвовать.

Он будет счастлив, ослеплён, его уверенность и мастерство будет расти от партии к партии, он будет действовать в полную свою силу до поры до времени, не подозревая и не предполагая, что сам является главной частью Великой Игры и его используют с обеих сторон. С его ,, помощью'' и Культура и Империя стремятся решить свои задачи. Империя хочет быть счастливой и намеревается добиться этого с помощью Гурдже, убедив империю, что Культура — пшик, ничего не стоит, она всё делает не так и культурианцев легко унизить. А Культура – для неё не важно, что Гурдже бросили туда как разменную пешку в игре, прекрасно понимая, что сломают ему жизнь. Ей тоже важно, используя Гурдже, получть своё. И сам Гурдже вряд ли когда–нибудь оправится от этого многолетнего путешествия, от этой Игры, от всего, с чем он столкнулся, что увидел, в чём участвовал, от сравнения жизни Империи и Культуры.

Роман начинается коротким абзацем, в котором скрыта практически вся основная его идея. И после следует виртуозно описанное повестование, в котором присутствует бездна великолепных идей, потрясающая картина гениально продуманного мира, замечательные персонажи, которых хочется разгадать, острый сюжет и интрига. Всё вместе это демонстрирует историю, которая начинается со сражения, которое на самом деле не сражение, и заканчивается игрой, которая на самом деле не игра.

У героя романа Гурдже, действительно, было все, что только может пожелать себе человек. Он родился и жил в мире, где нет бедных и богатых, а любые материальные блага доступны для каждого, нет болезней и боли, нет национальной розни, преступности, войн, нетерпимости, религиозного фанатизма — все эти ужасы отошли в прошлое. Зато здесь есть великолепные орбитальные города, возможность путешествовать в любую точку Космоса быстрее света, переделывать планеты, манипулировать гравитацией, пространством и временем — почти божественное могущество. В этом мире Культуры можно овладеть любым видом искусства, получить любое удовольствие... Есть все и чего-то не хватает, заставляя вглядываться в ночное небо или обычный огонь в камине, искать и не находить момент высшего наслаждения, когда что-то значимое сделано именно тобой, а не многочисленными роботами-советчиками.

Для Гурдже в этом мире технологий, науки, искусства есть только Игра. Он сыграл во все известные Игры Космоса, во всех достиг вершин мастерства и больше не находит в них радости и наслаждения. Пока не представляется возможность сыграть в самую захватывающую Игру Вселенной, которая вовсе и не Игра, а сама Жизнь.

Вся книга построена на контрастах. Размеренно текущая, контролируемая жизнь Культуры, безопасная и почти бессобытийная. И полная опасностей, жестокости, бурлящая и непредсказуемая жизнь Империи. Даже в мелочах — спокойная вечеринка Культуры с ребячливыми проказами и полная страсти и сексуальности оргия в Империи. Даже в Игре — контраст, противоположность. Спокойная, выверенная, поставленная под жесткий эмоциональный контроль игра одних и полная драматизма, риска, реальной, а не выдуманной опасности, других. Два мира, два пути, два подхода к решению одних и тех же проблем. Один, который называем, цивилизованным, и другой — отдающий первобытной дикостью и страстью.

В сущности, роман о современном развитии общества. Культура, как прообраз того, к чему стремится человек — спокойная, безопасная, высокотехнологичная, управляемая — к чему идет западная цивилизация. Империя — то, что мы видим вокруг себя — коррупция, разгул преступности, войны, фанатизм, ужасающая бедность одних и бесстыдное богатство других. Два мощных противника, ведущих нескончаемый спор, игру, в которой один переставляет свои фигуры, грубо и жестко подгоняя их в нужном направлении, другой — деликатно, легким прикосновением, передвигая на задуманные позиции, внушая ложные надежду и веру. Но и в том и другом случае в проигрыше остаются люди, оказывающиеся лишь пешками в руках Игроков, вершащих политику.

Но если бы все было так просто — черно-белое — был бы это хороший, но всего лишь один из многих не менее крепких социально-философских романов. Но в нем есть и второй, и третий, и четвертый слои — сколько хватит Вам настроя на их отыскание и разработку. Хотя бы вот это. Один из малозаметных эпизодов, когда игрокам предлагается изложить свои жизненные принципы и верования и главный герой не может этого сделать, передоверив машинам составить свой морально-этический кодекс. Или контрастная сцена — итог целой жизни и Игры: Император, принимающий решение, глядя на приближающийся пожар, и Главный герой, вглядывающийся в снежную ночь и плачущий над горской праха, который был когда-то его противником. Или насмешливые комментарии неизвестного рассказчика, ехидные, обидные, презрительные или сочувствующие, и пугающая правда, стоящая за этими анонимными высказываниями. Это как настоящая Игра, где образы, символы, цвета, ощущения значат не меньше, чем холодный расчет, ранг и весомость фигур. И во всем этом не меньше масштабности, чем в гигантских космических картинах «Вспомни о Флебе», просто все перенесено из материального в область чувственного восприятия.

И в конце этого пространственного отзыва скажу: читалось быстро, легко, сюжет захватывал и не давал расслабиться. Отличный баланс философии, социальных проблем, психологии и приключения с обязательными интригами, тайными операциями спецслужб, перестрелками и глобальными катаклизмами, с небольшой ноткой эротики и тревожащим финалом. С первой частью цикла книга не связана ни сюжетом, ни временем , история завершена и не предполагает дальнейшего развития именно этого эпизода из жизни Культуры, так что можно читать, как отдельное и самостоятельное произведение.

«Игрок», возможно, самая личная книга из всего условного цикла, известного читателям как «Культура». Конечно, героями любой культурианской кнгиги всегда были люди — или, вернее сказать, гуманоиды, ну да не будем ударяться в формальности, вы знаете, что я имею в виду. Так вот, героями всегда становились одиночки, индивиды, но именно здесь, в одной из двух книг, описывающих прямые столкновения Культуры с иной цивилизацией, имеется некий непривычно грубый акт прогрессорства, агрессивное, тёмное начало, так несвойственное гедонистической ассимилирующей Культуре.

Да, Культура — сообщество манипуляторов (и этот факт иногда заставляет задуматься о душевном здоровье Разумов — да и кто я такой, чтобы о них рассжудать, конечно, но мы знаем, что манипулирование наиболее свойственно личностям психопатическим, и с принятием сего утверждения истинный облик Культуры может пугать). Велик соблазн предаться мысли о яростном неприятии старым хиппи Бэнксом, сжёгшим как-то свой паспорт, любых форм немаскированного контроля, подчинения и через это пугающим нас варварскими картинами Империи («времён упадка», шепчет мне внутренний Гиббон). Собственно, отрицание иерархии и является одним из постулатов, на которых стоит фантазия о Культуре — наряду с ловким, изящным разрешением пугающей даже такого прозорливца, как Виндж, концепции фазового перехода и игривым продолжением одного из законов робототехники Азимова. Вот они — три слона Культуры, и именно в Игроке их силуэты рисуются наиболее отчётливо.

...но я не думаю, что Игрока стоит трактовать с таких вот рациональных позиций, как бы ни хотелось разыграть карту отказа совершить поступок по приказу, но свершения его же с удовольствием, восхищаясь тому, как ловко вами кто-то управлял.

Сейчас мне кажется, что Игрок — это роман о моральном законе, который сам свободен от любой морали, эдакая идея. Собственно, автономник говорит Гурдже о том, что «одним ледниковым периодом меньше» — и они были бы первыми. А, значит, азад, который является отражением марейна, точно так же мог стать главенствующим моральным законом, которому удивлялись бы мудрецы и, в конце концов, мог так же торжествовать победу. Суть не важна, важно право первородства, которое нельзя продать за всю чечевичную похлёбку мира.

Хотя, думаю, куда ближе к истине предположение, что это скорее очередной грустный и щемящий роман об одиноком герое, который оказывается орудием схватки богов по воле судьбы, а потом, пройдя чрез все испытания, возвращается домой или возносится на небеса. Игрок вообще очень похож на Властелина Колец вплоть до финальной схватки и её антуража, вплоть до того, что Гурдже выбрасывает кольца.

Вот только Фродо стал героем. А вот Гурдже, будучи носителем кольца, оказался Сэмом, а его истинный Сэм и был Фродо.

А вовсе не библиотечный автономник.

Печальная, величественная книга, сильно выбивающаяся из цикла, но, наверное, поэтому служащая бриллиантом в этом восхитительном и недостижимом созвездии.

Хех, давно я не получал такого удовольствия от книги. Я очень люблю «Игру в бисер», а тут — вот она, только более мрачная и агрессивная. Если у Гессе Игра — это форменный побег от реальности, то у Бэнкса социальщиной и политикой Игра откровенно пропитана насквозь. А еще вспомнились рассуждения Юдковски о невозможности для НФ-писателя отобразить мысли гения (в произведениях типа «Цветов для Элджернона» или «Понимай»). Как описать думанье того, кто умнее тебя? Читатель в таких случаях сталкивается с чем-то превосходящим их — читателя и автора — понимание. Так же и с Играми. Одно дело, когда вопросы политики решаются на шахматном поле, и совсем другое — когда Игра сама по себе есть нечто необъяснимое, хотя Бэнкс под конец и замечает, что это, мол, игра игр, объединившая в себе все уже известные игры. Ага, известные Культуре, а не нам с вами. Сингулярность — дитя коммунизма и истины: она где-то рядом, бродит по Европе. Поди пойми этих постчеловеков. Приедут, развалят империю — и обратно к себе, заниматься своим постсексом. Хотя, конечно, очень интересно наблюдать, как в процессе Игры герой меняется. Ну, знаете, если долго смотреть в бездну, то с сознанием начинают происходить всякие забавные штуки, особенно если организм сам по себе наркоту вырабатывает.

Роман «Игрок» производит впечатление. Впечатление неуловимого узнавания. Впечатление удивления от Бэнкса. Пытаясь читать сериал о Культуре в рекомендуемой квази-хронологической последовательности, после лихого боевика «Вспомни о Флебе», после дурацких ужимок «Эксцессии», и занудства «Последнего слова техники», встретить такую книгу было настоящим потрясением.

Я никогда не считал себя игроком (а тем более Игроком), увлечение компьютерными играми мне чуждо, даже карты навевают на меня тоску: могу справиться с «дураком», но родной деберц кажется скучным и сложным. Нет, конечно, не могу назвать себя девственником в плане игр. Ну там, лото в детстве с бабушкой, затем пластиковый «Морской бой» (ах, как тарахтели эти шарики!), шахматы в пионерлагере (второе место по лагерю!), затем «Менеджер» в конце восьмидесятых (кто-то ещё это помнит?)…

Глядя на современные интернет-магазины, специализирующиеся на настольных играх, думаешь: а почему никто ещё не выпустил настольную игру по мотивам Азада, что там с авторскими правами?

И еще вопрос, который почему то волнует меня: а насколько игрок был сам автор, Иэн Бэнкс? Очевидно, это вопрос из серии: а переживал ли автор эротического романа … ну, то что он описывает, все эти… опыты, скажем так?

В этой книге Вам не встретятся ни космические битвы, ни астрофизические загадки. Величайший игрок Гурдже отправляется в путешествие, сначала среди звезд, а потом на игровом поле, чтобы сыграть в Игру, будучи участником другой Игры. Роман раскрывает, точнее, препарирует психологию игроков, их взаимодействие с миром, друг с другом, и с Игрой. В отличии от секса, настоящая Игра для истинных Игроков – это больше, чем просто жизнь, а поражение – это не маленькая смерть. А Выгорание. Опустошение…

Еще одна стержневая идея – исследование природы власти, и хотя некоторые моменты выглядят довольно спорно, иногда балансируя на грани пропаганды, построенная автором Империя выглядит и живой, и узнаваемой (хоть на Запад взгляни, хоть на Восток). А сама Культура, даже будучи противоположностью Империи, в своем параноидальном увлечении прогрессорством, зачастую выглядит как её отражение.

Казалось бы, в книге затрагиваются давно известные истины, что наша жизнь – игра, что язык – отражение цивилизации, и что быть свободным от общества невозможно. Но, тот как все это описано, точнее, обыграно автором, доставило мне настоящее удовольствие.

Как и другие книги Бэнкса, этот роман мною воспринимается мрачным и печальным, сдержанным, как сам Гурдже, хоть и не чуждым юмору без излишней нарочитости. Роман идеально выверен автором, до последнего слова, как идеально выстроенная Игра. И даже финал, сначала воспринимающийся немного неуместным из-за авантюрно-шпионских ноток, изящно закрывается на последних страницах.

Несмотря на очевидную несхожесть сюжета, две книги ассоциируются у меня с этим романом – «Пиковая дама» Пушкина и «Полковнику никто не пишет» Маркеса. Но не одноимённый роман Достоевского, никак не он. Ибо Гурдже лишен азарта в смысле жажды наживы, и азарт его есть жажда жизни и познания, и когда он узнает, что на самом деле … впрочем, не буду пересказывать!

По прочтении романа «Игрок», возвращаюсь к вопросу, а был ли Бэнкс игроком, я прихожу к выводу, что скорее нет, чем да. И совсем не хочу знать это точно…

… Больше тридцати лет назад, в пионерлагере, финальный матч в шахматы, вокруг собрались человек тридцать, сорок… я их и слышу, и не слышу одновременно… они – как ширма, как флёр. Фигуры скользят в потных пальцах, надежда сменяется отчаянием, все холодеет внутри в жаркий полдень, я проигрываю, второе место, встаю, иду куда-то… А все-таки, как хорошо, что это был не Азад, а я играл не с Никозаром!

Уже давненько читывал я романы из цикла «Культура» Бэнкса, но в связи с тем, что ни единого отзыва о любом из произведений данного цикла до сих пор не оставил, а так же по причине последней довольно приятной новости о переиздании и новых переводах его, решил объединить пробудившиеся воспоминания в единое мнение как о саге в целом, так и о романе «Игрок» в частности.

Все произведения из цикла можно поделить на две группы, по месту действия и авторского замысла происходящих там событий. Так что первый кластер романов у нас — это взгляд на саму Культуру со стороны инопланетянина и/или культурианина на него, при том же взгляд этот подтверждается описываемыми там событиями («Экцессия», «Последнее слово...» и «Вспомни о Флебе», в принципе). Второй включает в себя те произведения, где сюжет почти всегда разворачивается вне Культуры, а основная цель происходящего показать некоторые важные события и процессы из вселенной цикла в целом («Материя», например). Данный роман, несмотря на наличие двух плацдармов-арен событий, безусловно, относится к первой группе, включая в себя элементы второй как фон, прекрасно показывая от лица культурианца Культуру.

Итак, Культура — это анархо-гедонистическая цивилизация (скорее сообщество, сразу несколько цивилизаций), расположенная во Млечном Пути и опережающая земной двадцатый, да и двадцать первый века по технологическому развитию на восемь тысячелетий. Культура — это мир после технологической сингулярности, где машины давно достигли стадии разумности и имеют права равные во всем биологическим обитателям «культурных» хабитатов и колец. По-этому переход разума из биологического тела в машинное, наоборот, изменение его формы во все, что угодно, сексуальные контакты с кем и чем и как угодно — дела обычные и чисто бытовые. Менять пол хоть пять раз на дню (ладно, загнул, там тоже есть свои ограничения) — такая же обыкновенность. Так что с правами и свободами, а так же с достаточностью, сравнимой с утопией или долгожданным Золотым веком, у граждан Культуры все хорошо. Занимайтесь чем УГОДНО, как УГОДНО, для чего УГОДНО. Культура — территория абсолютной свободы, которая никогда на Земле не сможет быть реализована, да еще и с утопично-коммунистическими условиями существования.

Даже писанных законов в Культуре не существует — лишь формальные правила по мелочи, вроде «убивать не стоит» (а если и так вышло, то переживать не стоит — от этого ваше существование никак не изменится). В ней нет никакой централизации, правительств и законодательств — дела средней важности решаются на сетевых форумах и голосованиях, но а все остальное в рамках космических масштабов находится в руках, то есть «в руках» огромных компьютерных ИИ/ИР и ОО — Особого Отдела.

Именно с деятельностью и целями ОО, их сопоставлению со всей остальной, «гражданской» Культурой, пробиваются множественные аналогии и сравнения как с событиями из реального мира, так и из миров литературных. Конечно, в голову сразу приходит «Мир Полудня» Стругацких, где есть не анархичная и гедонистическая, но вполне самодостаточная система с двумя КОМКОНАМи и Институтом Экспериментальной Истории (пусть между вселенными Бэнкса и Стругацких есть пропасть различий, но деятельность организаций, упомянутых выше, так же широко дискуссионная среди фэнов). Разумеется, не обходится без насильной демократизации от Штатов, хотя деятельность ОО сравнима с любой другой подобной ей структуре в нашей истории на вооружение у мощной идеологии.

Именно ОО и вызывает-то больше всего споров и чувства неоднозначности. Конечно, этого добивался сам автор — показать Культуру с разных сторон, рассказать и видеть ее от лиц противников и согласных и не показывать своего отношения к ней (выбор «за Культуру или против?» всегда остается за читателем, за что Бэнксу спасибо). По факту, это нечто гораздо большее чем любые разведовательные департаменты Земли. ОО занимается прогрессорской деятельностью, склоняя мирными способами или насильственными (обычно руками группировок «варваров» из «космической глубинки») менее развитые цивилизации на путь «окультуривания» и постепенного слияния с единой Культурой, унифицированным сообществом гуманоидных видов и машин. Но ОО есть не только мощный орган экспансии и усиления влияния Культуры, но и ее мозг, ее власть в океане анархии и развлечений, которое координирует развитие этого колосса. Более того, не только за «некультурными» следят ООшники; намеки на массовую слежку, ну, или за более узкую за самыми одаренными культурианцами, есть как в «Игроке», так и в «Материи». Есть средства, есть цели, так что почему бы и нет.

И подобный род занятий ОО мог бы не удовлетворять кого угодно в подобном свободном обществе, но свобода Культуры гораздо, гораздо более всего, что может быть известно человеку. Такая свобода действий жизни позволяет как можно дальше отдалить все общество этого космического не-государства от власти, давая такую же полноту свободы, только для других занятий, уже самому ОО.

Разумеется, в подобном порядке в море абсолютнейшего беспорядка окажутся недовольные, желающие большего, чем обычное прожигание жизни, полной достатке и удовольствий. Но и на это у ОО, основы Культуры, значит, и у самой Культуры, есть ответ — «бери и убирайся» либо в само ОО, либо куда глаза и гипернавигаторы глядят. Отличный способ пополнение рядов неординарными и талантливыми личностями и отсеивания недовольных или не желающих проявить свою неординарность и талантливость на пользу Культуре.

Главный герой «Игрока», Жерно Гурдже, личность, стоящая между той, не побоюсь этого словосочетания, биологической массой, которая является большинством в Культуре, и теми, кто чем-то одарен и/или недоволен и желает это как-то использовать и реализовывать. Он считает себя обычным гражданином и мало как выделяет, только поставить знак «равно» между ним и другими, обычными культурианами, они сами не способны. Гурдже — гениальный игрок, Игрок В Игры. В любые их разновидности, где есть азарт, риск и борьба с судьбой и за удачу. И везде он в них побеждает. Зато побед в обычной жизни у него мало — друзей немногочисленно что среди машин, что среди людей, а его любимая девушка все дальше от него отстраняется в порыве непонимания сути Жерно. А суть его проста — он человек. Человек, который был бы обычным в нашем обществе, на Земле, но сильно выделяющийся в любом обиталище Культуры. И особенный он не в своем таланте в играх, а в вещах, обыденных для нас: он хочет обычной жизни, одной любимой девушки, одного любимого дела, спокойной жизни. Как ни странно, но в цивилизации самых обширных возможностей для реализации и свобод у главного героя найти себя так и не получилось.

В основные события роман Гурдже впутывается далеко не по своей воле, но происходит это на общем фоне разрыва отношений с Йей и постепенного остывания к играм (уже почти во всех он одержал верх). Так или иначе, но в итоге он оказывается главной персоной в миссии ОО, направленной на «мягкое» свержение порядков в Империи Азад — космического государства за краем Млечного Пути, в одном из Магеллановых Облаков. Там ему предстоит сыграть в хорошо продуманную Бэнксом игру, соответствующую наименованию и типу этой империи.

Империя Азад, конечно, представлена «во всей красе» — Иену удался образ жуткого тоталитарного, секситского, шовинистичексого и милитаристического государства, практикующего ксено-сексуальные погромы на перифирии и внутри своих пределов для утехи партийной элиты... Правда, там нет никакой партии, ну, да ладно. Просто мог бы Бэнкс и не так стараться с очернением азадианской диктатуры. Все-таки можно было придать меньше темных тонов, оставить Империю Азад темно-серой, дабы усилить главную «фишку» романа — дуализм, возможность читательского выбора акцентов.

Тем не менее, все события, похождения и путешествия Гурдже среди азидианцев описаны на ура, и скромная, если можно так выразиться, концовка, самое-то для истории об обычном человеке, маленьком и великом в своей сути. Обычная жизнь, наполненная и великим, и обыденным, обычная любовь, наполненная и расставаниями, и схождениями, и обычная смерть, без всяких искусственных раев Культуры и присоединения к Сублимированным.

Гурдже — это пример того, как сохранить человечность в цивилизации, потерявшей человеческое лицо. Даже в своем подчинении инструкциям ОО он проявил настоящую решительность, свое мнение. Так что Гурдже можно назвать не только настоящим человеком, но и настоящим мужчиной. Ну, вспоминается что-то мне этот отрывок:

Но пример Гурдже — единичный. Как я уже упомянул, остальным остается малое — либо присоединиться к ОО, либо уйти. Мало кому удается сохранить свое мнение и претворить свои идеи в жизнь.

Так почему же Культура и ОО идут на все это? Отчего глобальное отупление население, отнятие у него способности здраво мыслить и иметь адекватные цели, слежка за гражданами наводит на воспоминания от прочтения «451 градуса...» Брэдбери и «1984» Оруэлла? Зачем это Культуре?

Да потому, что Культура, как упоминал один современный деятель культуры (бывает) «империя, которая, если остановит свой рост, обязательно погибнет». Культура, управляемая в реальности ИРами с четкими программами, не может остановиться. Не может она и продолжить свое развитие к Сублимации — переходу к новой формации существования, что является итогом существования большинства таких же развитых сообществ, как Культура, ведь это приведет к тому, что она исчезнет в реальном мире и не сможет дальше расти. Нет, Культура — нечто уникальное и новое во вселенной, разработанной Бэнксом. Территория безграничной свободы с постоянным и бесконечным ростом, когда-то эта структура поглотит всю переходящую в Сублимацию галактику, а потом, чего глядишь, и всю Вселенную. Ну а что тогда будет? Нет, я не о ее гражданах, которые к тому времени потеряют все остатки человеческого, свойственного гуманоидным видам и не только. Я о том, а что будет с самой Культурой, которой уже некуда будет расти?

От прочитанного произведения остался в огромном восторге! В процессе чтения полностью погружаешься в мир зозданный писателем, оказываешься на месте главного героя.Очень захватывающее произведение, советую!

Блистательная история о том, как мастер игр сам оказывается фишкой в игре жестокой настолько, насколько может придумать Бэнкс. А в этой грани его таланта вроде бы сомневаться не приходится.

мне понравилось, как мужик из состояния праздного гедониста попал в настоящую жизнь, постепенно прозрел, вернулся обратно домой и успокоился. И все это на фоне умопомрачительной Бэнксовской вселенной...

Да, нарисованная картина далёкого будущего, в котором будут жить потомки человечества, не оставляет равнодушным. Роман оставляет после прочтения романтическое мечтательное послевкусие...

Это действительно ИГРА. Тема сравнения игры и жизни в литературе не нова. Но! Давно я уже не читал такой интересной, с нарастающим динамизмом и с философским подтекстом фантастической книги. 9 только за концовку. В жизни все иначе. Но! Наверное это все-таки игра.

Немножко скорректировав свои первоначальные замечания в адрес переводчика, все же не одобряю выбор названия. Достоевщины со слезинками маленьких чудовищ у Бэнкса нет и близко, а забавную тавтологию передать транслейтор не сподобился. Впрочем, так уж, наверное, и поведется.

Книга интересна прежде всего тем, что в ней описан единственный (на данный момент) случай контакта Культуры с внегалактической цивилизацией — Азадианская империя контролирует часть Малого Магелланова Облака. Сообразно с такой задачей, Гурдже, величайшему геймеру Культуры

Это очень медленная, ироничная и философская вещь. Своеобразный аналог «Игры в бисер» Германа Гессе или «Квадратов шахматного города» Джона Браннера, правда, сработанный на недостижимом для реалистической прозы уровне.

Все социальное устройство Азадианской империи отражает квалификацию тех или иных индивидов в специальной игре, которая так и называется — Азад. Слово это труднопереводимо на марейнский, а тем более на английский или русский, и может означать как компьютерную систему или биотехнологический механизм, так и вообще сколько-нибудь сложное сочетание естественных или искусственных элементов.

Гурдже поставил перед собой амбициозную задачу стать первым иномирцем, преуспевшим в ней. Для Контакта и Особых Обстоятельств его миссия интересна еще и потому, что имперская бюрократизированная социальная структура расценивается учеными Культуры как чрезвычайно редкое в космических масштабах явление. После Идиранского конфликта, в ходе которого была уничтожена идиранская джихадистская теократия, с другими имперскими космоцивилизациями Культура еще не встречалась.

И тем более не воевала, хотя за кулисами азадианско-культурной дипломатии клубятся тучи.

Бэнкс намеренно не акцентирует внимание на подробном описании правил Игры, на ее место, в принципе, можно подставить любую из достаточно сложных игр Восточной Азии на Земле, например го или маджонг, масштабированную с учетом многотысячелетнего космического опыта.

Истинная цель игры неясна даже Императору, который, как жрец из Золотой рощи Фрезера, проводит большую часть своей жизни в попытках отстоять завоеванный титул, но в конце концов обречен погибнуть после поединка с очередным соперником. Гибель — не метафорическое понятие, одержимость игрой как более гибким и удобным в обращении эквивалентом Realpolitik достигла в Империи такого уровня, что современные реалити-шоу по сравнению с азадианскими телепередачами покажутся трансляцией из пансиона для благородных девиц.

Пожалуй, так могла бы выглядеть Осиная Фабрика с чердака безумного Фрэнка, надстроенная до уровней космической цивилизации с сохранением фрактального самоподобия.

Гурдже — фактор хаоса, способный развалить всю эту наделенную своеобразной гармонией структуру. Уже за счет одного того обстоятельства, что его личностная психоматрица несет неизгладимый отпечаток родного анархо-либертарианского социума, неизбывно враждебного Империи, поскольку победитель получает право перекроить имперское общественное устройство в согласии со своими принципами. По крайней мере, эта возможность задекларирована. Однако может ли быть так, что сама игра играет игроками?

Роман может читаться независимо от остальных книг цикла. Отсылки к нему имеются в «Эксцессии» и «Последнем слове техники» — например, прочитав «Игрока», вы поймете,

Действие книги происходит в 2083 году, то есть на четыре года раньше «Материи» и на семь лет раньше «Выбора оружия», но на семнадцать лет позже «Эксцессии».

И да, как и в случае «Материи» с «Чертой прикрытия», книжку полезно читать до самого-самого конца.