Александр Львович Соболев «Грифоны охраняют лиру»

Дебют, да и вся первая половина романа — прекрасны. « Если существует специальный орган читателя, реагирующий на удовольствие...»- писал в рецензии некогда Набоков. Соболев осознанно сделал оммаж « Дару» с его пародийными сценами, поисками отца. Прекрасный слог, на редкость плотная и изобретательная словесная вязь, в которой нет- нет и кроме Сирина то Сологуб маякнет, а то и автор « капустного гекзаметра». Из еще очевидных источников вдохновения — особенно в части сюжетов отцовых рассказов — еще и Крыжановский. Все славно и неспешно.

Со смерти Зайца ( ненужной и немотивированной) сюжет пошел под откос и стало скучновато. И спиритический сеанс не ахти, а уж дальнейший путь в деревеньку и встреча с отцом попросту неинтересно и неизобретательно сделаны. Последней третью откровенно разочарован.

По мелочам: всякие инвективы в адрес типа либеральной тусовки нетонки и плоски, анекдот про « зачэм гризли, застрэлили» тоже не из тонких. Местами напоминало не столь классиков первой половины а Крусанова ( что, конечно, тоже неплохо).

Резюме: здорово начал, а потом все хуже. Блистательный стилист, но дебют то художественный в полтинник. Будем ждать следующего романа

Бог сохраняет все, особенно слова

«незнаемый отец мыслился ему кем-то вроде если не ровесника, то старшего брата, вроде улучшенной версии самого Никодима, его идеальным двойником — в некотором роде, воплощением подростковой мечты о себе самом — остроумном, тонком, не теряющем изящества.»

Это как эйфория начала влюбленности: бабочки где солнечное сплетение, пузырьки шампанского под кожей, блаженная истома, беспричинная улыбка — когда встречаешь совсем свою книгу. Понимаю, не всякий подвержен особой синестезии, напрямую связывающей чтение с выработкой эндорфинов и допаминов. Кому-то другому словесная филигрань просто понравится. Третий оценит ее с точки зрения специалиста: длина абзаца, соотношение количества глаголов с числом эпитетов на квадратный дециметр текста, метафоричность и аллюзивность. Четвертый любой художественный текст воспринимает нагромождением слов, ведущих к цели нарочито окольной тропой.

У каждого по-своему, нормально, многообразие обеспечивает миру непрерывность существования. Что до Александра Соболева, ему почитателей достанет и без вовлеченности в процесс широких читательских масс. Хотя почему бы нет, этот дебютный роман не только тотчас номинирован был на престижные литературные премии Большую книгу и Ясную поляну, но снискал удивительно много серьезных, умных, зрелых отзывов от критиков и читателей.

И это тоже нормально, как учит Боэций, подобие стремится к подобию. Такой уж автор, к сонму поклонников его путевых заметок и рассказов об архивных изысканиях в ЖЖ, и я много лет принадлежу. Регулярно не читаю, у меня на него грандиозные планы в дальнейшем — мечтаю расцветить старость отложенным удовольствием перечитывания блога lucas_v_leyden.

О чем «Грифоны охраняют лиру»? Все очень просто, о поисках отца. Телемахида менее популярна, чем Одиссея, но по сути, каждый когда-то оказывался в роли Телемаха. Так уж мы, люди, устроены, всякому нужен отец. Даже тому, кто внешне благополучен и успел разменять третий десяток, как герой романа Никодим. Почему такое странное имя? Нормальное, просто мода на исконное, которая у нас отозвалась появлением Варвар и Елисеев, в реальности книги породила Никодимов.

В конституционно-монархической России пятидесятых прошлого века, где в семнадцатом победили не большевики, и все вернулось на круги своя с незначительными изменениями, вносимыми прогрессом: дореволюционные названия московских улиц, патрулируемых городовым, герой заканчивает Поливановскую гимназию, где всего за год до его выпуска введено совместное обучение. Но реформа орфографии имела место и Гумилевская станция метро у дома Никодима.

Россия этой реальности не знала ужасов Гражданской, сталинизма и Великой Отечественной. Больше того, даже и индустриализация в ней словно бы откатилась с позиций, занятых к 1913. Во всяком случае, пролетариев мы здесь не встретим, тогда как пейзан во множестве. Какой-то непрописанный мир получается. Что с того, хватило же Набокову в «Аде» смутно намеченного деления на Эстотию и Тартарию.

Набоковском влияние, явственно ощутит в романе всякий, оно, в самом деле, таково, что не заметить нельзя. Хотя традиция затейливой словесной вязи в русской литературе восходит к Гоголю, Булгакову, Грину, отзывается узнаванием в аксеновском «Острове Крыме», «Транквилиуме» Лазарчука, быковском «Остромове», «Саде» Степновой. Но да, связь с творчеством ВВ у «Грифонов» теснее и глубже только стилистической.

Там все сцеплено, как руки «в замок»: лужинские шахматы, и погоня за Зайцем — вспомним, кто переводил Алису- Аню; едкий саркастичный юмор энтомологического сравнения во время эфира на радио (хотя, хм, не с бабочкой), эмигрантская тоска Кинбота, множество литературных сюжетов Сабастьяна Найта и безнадежный поиск отца из Дара.

Не вторично и не стилизация, Соболев так пишет, рассказывает ли об альпинистском маршруте в Пиренеях, о велопробеге в Лапландии или о поисках дома, где жил ныне забытый поэт — музе, вдохновлявшей одного мастера, случается слетать на плечо другого. И все там понятно. Человек искал отца, он его нашел.

Прежде всего очень хороший русский язык, полновесная фраза, набоковская ирония и литературоцентричность, множество отсылок и аллюзий, сюжет вторичен, но при желании можно вычитать многое вплоть до посмертного существования.