Кир Булычев «Падчерица эпохи»

Чувствую большой соблазн заявить, что «Падчерицу эпохи» Кир Булычев писал не для публикации. Это как раз тот самый случай, когда сам факт существования текста для автора важнее, чем то, напечатают книгу или она так и останется в рукописи. Такие книги пишутся для себя самого.

Рукописи горят. Машинопись первого варианта «Падчерицы эпохи» сгорела, когда дачу Булычева подожгли какие-то пьяные подонки. Через несколько лет Булычев написал ту же работу заново.

В 1944 году школьник Игорь Можейко прочитал первый сборник рассказов ученого и писателя Ивана Ефремова, и с тех пор любовь к настоящей, умной и живой фантастике не покидала его. Он тоже стал ученым и писателем, стал знаменит и любим читателями. Он был талантлив, он был невероятно трудолюбив, он вливался в каждую свою новую книгу, и его книги становились талантливы и трудолюбивы, потому что никогда не уставали нас радовать и учить — конечно, только тех, кто хотел радоваться и учиться.

И еще — он был независим и не умел «шагать в ногу». Десятилетия прошли после выхода его первой книги, а Кир Булычев так и не счел нужным вступить в Союз Писателей СССР. Дошло до смешного — его выбрали председателем совета СП по приключенческой и фантастической литературе, хотя он даже не был членом Союза! Он был откровенно нужен Союзу Писателей — но ему самому Союз Писателей был не нужен.

Впрочем, он был членом Союза кинематографистов — организации, конечно, тоже по обычаю тех времен малоприятной, но, видимо, малоприятной в приемлемых для Булычева рамках. В отличие от литературы, кино — вид творчества в принципе коллективный, а не индивидуальный. Держа «в узде» всех кинематографистов вообще, Союз не покушался на свободу конкретного сценариста Кира Булычева.

Прочитав «Падчерицу эпохи», я начал гораздо яснее понимать, как и почему он обрел гениальную привычку быть свободным.

Его книга — популярное историко-культурное исследование советской фантастики 1920-1940-х годов, как раз той эпохи, которая предшествовала выходу первого сборника Ивана Ефремова. Булычев поднял и проработал малодоступный литературный материал, соотнес его с историческими событиями, дал ему оценку — и при этом не пытался оставаться бесстрастным ученым. Он был пристрастен, потому что изучал то время и то пространство, которое во многом определило его собственную биографию. Это было его до-детство, которое многократным эхом ложится на начало человеческой жизни.

«Падчерица эпохи» — это горькие наблюдения за планомерным уничтожением литературной и творческой культуры в первые послереволюционные десятилетия. Фантастическая, полувыдуманная, двоемысленная реальность, которую лепили партийные идеологи через газетные публикации и сервильную литературу, не терпела конкуренции и вытесняла настоящую творческую фантастику. Булгакова в 1920-30-е годы наказывали даже за реалистические постановки его пьес, а уж фантастика его была «непроходной» по определению. Уехал и умер в эмиграции Замятин. Практически замолчали классики отечественной фантастики Алексей Толстой и Илья Эренбург. Александр Беляев писал большей частью бесцветные и идеологически выдержанные пустышки...

Кир Булычев внимательно отслеживает, как изменялся на протяжении предвоенных лет «литературный климат» в стране. К тогдашним писателям он относится эпически сурово — его оценки часто беспощадны, и выражений он почти не выбирает. Конечно, понять людей той эпохи можно и нужно: те, кто не сдались Молоху, просто погибли, остальные — сломались. Как и всякий другой, Булычев имеет безусловное право давать им собственную нравственную оценку. Не судить — приговоров он не выносит, — но и не деликатничать. Хотя бы для компенсации благодушности «традиционного» отечественного литературоведения, которое тщательно воспевало именно художественное молчание сдавшихся и сломавшихся...

При этом Кир Булычев оценивает как литературные, так и жизненные деяния своих героев. Классическое комплиментарное литературоведение, конечно, всего этого не заметит, а если заметит, то будет только злобно отбулькиваться. Возразить-то по существу нечего: Булычев отлично знает материал, а все остальное — его личная оценка, с которой спорить бессмысленно и которую можно только принять к сведению.

Во многом благодаря такому личностному подходу «Падчерица эпохи» читается с таким ощущением, как будто беседуешь с человеком — честным, раздраженным, распахнутым, нервным, порывистым, увлекающимся. Слушая его, постоянно хочется что-то добавить, возразить, вставить реплику, но тут же понимаешь, что интереснее помолчать и послушать еще...

Это было написано в первую очередь для него самого. Он искал корни и причины окружающей его человеческой несвободы. Он ясно понимал, что конвоируемая оттепель и управляемая демократия — это лишь химеры, которыми люди прикрывают неумение быть свободными.

И точно так же он понимал, что корни не выдернуть, причины не уничтожить. Их можно только преодолеть.

Именно этому он и учил нас своими книгами. Всю жизнь.

Данное произведение оставила у меня двойственное впечатление. С одной стороны, читать об истории отечественной фантастики всегда интересно, но от антисоветского пафоса временами подташнивало. Сейчас уже как-то не к месту весь этот яд. Заинтересовала периодизация фантастики 1930—1941 годов, с выделением периодов «военной утопии» и «чистой научной фантастики». «Падчерицу эпохи» необходимо читать и сопоставлять с «Мифами о советской фантастике» Первушина.

P. S. Я читал 150-страничную статью в сборнике «Путешествие Алисы» 2011 года.

Роскошная вещь! Особенно, когда он пишет о реалиях времени. Так светло, с такой любовью писать о больном! Больше ни у кого не встречала такого подхода. Собственно в этом — весь Булычев. С неизменной ироничной улыбкой, ласковым взглядом, невероятно мудрый и светлый. Редкий человек. И редкая статья.

Всем читать, да! :appl::pray:

Золушкой назвал советскую фантастику ещё А. Р. Беляев. Такой она и оставалась в неофициальной «союзсовписовской» табели о рангах, — где-то на самых нижних ступенях иерархической лестницы, — рядом с поэзией начинающих, стишатами для детей, и т. п. Не удивительно, что связной истории русской и советской фантастики нет до сих пор.

Тем большую ценность представляют подобные «Падчерице эпохи» работы, — жаль только, что их все можно пересчитать по пальцам одной руки... Обращает внимание, что эта работа не включена даже в серию Полн. с/с автора. (Кир Булычёв. «Отцы-Основатели» — Русское пространство) Почему?

Отличное произведение! Игорь Можейко пишет с профессионализмом историка и писателя-фантаста. Забытые и запрещенные произведения рассматривает под необычными углами зрения. Сейчас, конечно читать не актуально, да и вообще мои личные взгляды изменились. Пожил при капитализме. Как выяснилось свобода прессы-то здесь дутая, поэтому расстройство автора по поводу свободы слова уже не трогает.

Читать только с точки зрения литературоведения и библиографии.

Кир Булычев в популярной форме рассказывает о судьбах советской фантастики в 20-40-е годы прошлого века. Изложение подчинено авторской концепции, суть которой в том, что фантастику как ту Золушку шпыняли сильные мира сего и только в послевоенное время, она выросла окрепла и расцвела, попав на бал читательского внимания и благосклонности власть предержащих. Читается с большим интересом. Другое дело, что не всегда готов согласиться с автором. Для того же Алексея Толстого фантастика была скорее интересной возможностью попробовать себя в новом жанре, чем делом всей жизни. «Хождение по мукам» и «Пётр Первый» — вот те книги, которые будут читать и через сотни лет. А «Аэлита» и в меньшей степени «Гиперболоид...» уже сейчас воспринимаются скорее как памятники своей эпохе, хотя и очень качественно созданные. Про существование «военных утопий» узнал только из этой книги. Читать не доводилось и понятно почему. Хотелось бы, конечно, чтобы автор подробнее остановился на самых известных книгах того времени, провёл сравнения с творчеством иностранных авторов. Собственно, книга написана так увлекательно, что я её прочитал за вечер. А тема настолько объёмна и интересна, что остаётся только сожалеть, что Кир Булычев ушёл от нас так рано. Его взгляд, взгляд настоящего Мастера на творчество других творцов уникален. Это не тот случай, когда человек подаётся в критики, потому что не умеет писать сам.

Подводя итоги, эта та самая книга, которую настоятельно советую прочитать каждому думающему любителю жанра. Ведь именно такие люди и регистрируются на Фантлабе по идее.

Какой мрачный текст. Вроде набора эпитафий. Или — выписок из историй болезни, причём — из глубин онкологического корпуса, где-нибудь на отшибе цивилизации, с обшарпанными стенами и рваными матрасами в застарелых пятнах.

Безрадостно, беспросветно, бессмысленно убого и не менее бессмысленно приспособленчески бездарно. Кладбище. Старое деревенское кладбище. Идей, замыслов, стремлений и страстей, обезображенных перед смертью ересью эзопова языка, низостью соглашательства и подлостью идеологических уступок.

Зачем он это издал? Для чего?

Надо полагать для того, чтобы нам всем было невыносимо стыдно — у кого остались силы сопереживать этому маразму, канувшему в Лету