Мариам Петросян «Дом, в котором…»

Впечатления сильнейшие. Пару последних недель жила книгой, буквально дышала ею. И как теперь – когда дочитана последняя страница – продолжать дышать, не очень понятно. Все, что прочитано раньше, померкло и поблекло, впечатления выцвели и побледнели. Все читательские планы на ближайшую (и не очень) перспективу отложены на неопределенный срок. Смогу ли (и захочу ли) переключиться на что-нибудь другое, и, если да, то как много времени пройдет прежде, чем книга отпустит? Есть ощущение, что немало…

Кто-то скажет – тяжелый случай. Соглашусь, в моем уже довольно зрелом возрасте так по-детски болеть книгой даже как-то неприлично. Но оказалось (для меня самой это открытие!), что ребенок во мне все еще жив. Почему-то слова роятся в голове хаотичным пчелиным роем, упорно не желая выстраиваться в связные фразы. Эмоции захлестывают, говорить хочется сплошными междометиями. Мне странно, что есть люди, которые бросили читать на середине. Мне тем более странно, что есть люди, дочитавшие до конца и сказавшие, что книга ни о чем. НИ О ЧЕМ?! Да кем нужно быть, чтоб такое заявить? Роман затрагивает так много тем, поднимает так много вопросов, он о целом мире, он обо всем…

Дом. Интернат для детей-инвалидов. Что такое этот Дом? Что за странное и страшное существо (Божество? Мир? Вселенная?), живущее по своим собственным законам и правилам? Как действуют эти правила, и кто их придумал? Попавшему сюда впервые никто ничего объяснять не будет, ты либо поймешь сам – и тогда ты свой, либо не поймешь – и тогда своим ты никогда не станешь. События, описанные в книге, охватывают последний год перед выпуском воспитанников интерната. Понятно, что выпуск – это символ. Символ взросления. Конечно, в жизни нет определенной границы, переступив которую мы из ребенка превращаемся во взрослого, но это не важно. Важно то, что мы при этом переживаем – и страх перед новым миром, чужим, неизвестным и враждебным, и малодушное желание остаться там, где все знакомое и уютно-привычное, и необходимость делать выбор, такой непростой и важный.

Наверное, Дом – это детство, а изнанка Дома – чудеса, в которые мы верим, будучи детьми. Но вот мы выросли, Дома больше нет, он разрушен, и лишь немногим удалось сохранить, пронеся сквозь время, способность возвращаться к руинам и видеть на их месте Сказку.

На что еще хочется обратить внимание, так это на персонажи. Все нешаблонные, неоднозначные, харизматичные. Сфинкс и Слепой, Лорд и Хранитель времени Табаки, Ангел Македонский, Курильщик, Черный, Горбач – отныне и навсегда вы поселились в моем сердце.

Перечитала свой отзыв – батюшки! Сплошные восторги и сумбур. Собралась уже было редактировать, но передумала. Может быть позже, когда перечитаю роман, на свет появится что-то более адекватное, а пока пусть остается как есть, ведь все это – от души.

Особенность. В романе нет чётко выстроенной основной сюжетной линии. Вместо этого здесь зарисовки из жизни обитателей Дома. Стоит просто принять это как данность и не ожидать привычной завязки, развития и кульминации.

Из плюсов:

Читается легко; вызывает положительные эмоции и чувство умиления. Считаю, что по жизни я малосентиментален, но в книге порядком трогательных моментов, а некоторая недосказанность и домысливание несказанного напрямую придают оттенок загадочности.

Нравится, что автор (как и сами обитатели Дома) не сильно акцентируют внимание на том, что они инвалиды. Не дразнят друг друга, группы формируются не по видам инвалидности, а по другим критериям, завязанным скорее на личных качествах и характере.

из минусов:

Cлишком длинная. Если бы не аудиокнига, сам бы я её не осилил. Кажется, без особых последствий можно было сократить книгу по крайней мере на четверть.

Примерно треть прочитанного просто проскакивает мимо понимания, оставляя чувство недоумения. Само настроение книги не располагает к скрупулёзному её анализу, поэтому я просто перестал задаваться вопросами мотивации персонажей, причин происходящих вещей где-то к середине, а просто плыл по течению. Так что тут либо сразу читать всё конспектируя желая разобраться во всём досконально, либо перечитывать по многу раз. Оба варианта для многочисленных фанатов, к которым я, скорее, не принадлежу.

Великолепно. Смело могу сказать, что верил каждому слову.

Атмосфера была создана просто потрясающая, на неё здесь работает абсолютно всё. И, наверное, это и есть самый главный барьер для читателя — если этой атмосферой не проникнуться, то книге предложить будет попросту нечего. А вот если это удастся, то его будет ждать поразительно глубокая и затягивающая история.

Дом, его история, разные стороны его настоящего — всё это читатель собирает по кусочкам, и получившийся результат стоит всех усилий — настолько он выглядит правдоподобным. Даже персонажи — все они живые — и ощутимо разные. Их интерпретация событий, их взгляды на происходящее и на жизнь в целом, всё оно пересекается и переплетается в такой изящный клубок, что распутываешь его страница за страницей, теряя счёт времени. Даже ощущение осторожного «а вдруг правда?» из времён санаторных приключений в детстве передано настолько точно, что действительно пробивает.

Однозначно рекомендую к прочтению.

История об эскапизме, разросшемся в целом сообществе до мистической величины. Раскрывают тему два мотива: вопрос свободы физически ограниченного человека и чувство чуждости по отношению к себе, окружающим и миру в целом.

Книга определенно не для всех, о чем и говорят противоречивые оценки отзывов. Отсутствие привычно четкой сюжетной линии и условность описываемых событий людей дотошных и прагматичных могут заставить страдать. Логика описанного автором мира раскрывается обрывочно, часто полунамеками, и хотя она существует, читатель может утонуть в куче вопросов без ответов. С другой стороны, такой стиль написания делает мир и персонажей живыми, подчиненными самим себе, а не логике повествования, что в литературе скорее редкость и однозначно является одним из главных достоинств романа.

Еще один плюс «Дом, в котором…» для меня открылся во второе прочтение. В первый раз я находила больше общего с одними героями и сопереживала им, во второй раз — совсем с другими. Оценка, впрочем, осталась прежней.

Вид этих толп и этого терзанья

Так упоил мои глаза, что мне

Хотелось плакать, не тая страданья.

«Зачем твой взор прикован к глубине?

Чего ты ищешь, — мне сказал Вергилий, —

Среди калек на этом скорбном дне?»

Данте Алигьери «Божественная комедия»

Часть 1.

Дом этот — страшное и, к счастью, несуществующее место. Конечно, счастливыми людьми обитателей таких мест назвать трудно, но их места обитания всё же специализированные детские учреждения, а вовсе не зоопарки, подобные описанному Мариам Петросян*. От настоящего зоопарка Дом существенно отличается лишь частотой производимых в зоопарке уборок. В остальном же...Птицы (в т. ч. Фазаны, Филин и Конь, тоже птица, однако) и Псы, Крысы и Бандерлоги, Шакал Табаки (аллергия на часы, непревзойдённый трепач, в обращении с едой наиболее близок к обыкновенной свинье, способной, правда, наизусть цитировать «Илиаду» и даже У. Б. Йейтса**) и Стервятник, Волк (вызывающий наибольшее сочувствие по многим причинам, одна из них — ему там не место, лечили бы в обычной больнице, остался бы в живых, а другая — очень уж он умный, по человечески умный, а не как дьяволёнок Табаки) и Три Поросёнка (Ниф, Наф и Нуф) и, наконец, царящий в этом мире Слепой удав, пожирающий мышей живьём и отрыгивающий на подушку их шерсть***. Правильнее было бы называть это место не зоопарком, а просто джунглями, ведь в зоопарках звери не ходят друг к другу в гости, а тут полно незапирающихся клеток и всё к услугам несчастных детей, начиная от кофе, сигарет и презервативов и кончая наркотой и спиртом.

Воспитатели Дома — отдельная песня. Судя по эпизоду с Вонючкиными посылками, это сборище придурков, которые не понимают самых простых вещей — надо вскрыть, проверить и отдать, а не устраивать на пустом месте грандиозный балаган. На один ход вперёд не просчитывают эти специалисты с педагогическим, вероятно, образованием. Единственным нормальным среди них поначалу кажется Ральф, но и тот из-за собственных амбиций, действуя, как ему кажется, из лучших побуждений, хорошенько заложив за галстук (да и плохо он, как выяснилось, знает, на что способна зоопарковая общественность, особенно Слепой), доводит дело до гибели другой воспитательницы. Легко при этом отделавшись полученным от Слепого фингалом, а мог бы и без глаза остаться. А ведь совсем немного времени прошло с той ночи, когда Фитиль чуть не вырезал ему глаз бритвой. Опасная это профессия — воспитатель. Начинает складываться традиция — что ни выпуск, то труп воспитателя, неважно, реален этот труп или он находится в преображённом виде в мистическом лесу из чьих-то сновидений. Читатель же ещё раз припомнит, какой субстанцией вымощена дорога в ад.

Есть в книге и элементы реальности, например, воспитатель по кличке Лось (встречаются, и не так уж редко и в наше время такие ловцы детских душ, макаренки и викниксоры), а ещё машины на стоянке перед Домом, принадлежащие работникам интернатской столовой. И вот это: «В Доме полно здоровых, у которых в бумагах значатся страшные вещи. И таких, у кого записано не то, что есть на самом деле.» Есть в Доме парочка вполне реальных воспитанников, которые должны представлять огромную ценность для КГБ — это читающая за сотню метров по губам Русалка и Македонский, способный по собственному желанию телепатически убить кого угодно, не оставив ни малейший улики даже для патологоанатома. На правду похожа больница при интернате, врачи которой делают невозможное, ставя на ноги таких уникумов, как Мертвец, Смерть и Волк. Автор, ничего не понимая в медицине и уж тем более в детской патанатомиии, придумывает какие-то несуществующие болезни, подводя и сюда мистическую базу, как в случае с неизвестным науке заболеванием Кузнечика, из-за которого он становится сначала Тутмосиком, а потом Сфинксом. Эта болезнь, отдалённо напоминающая синдром преждевременного старения, в действительности никакого отношения к нему не имеет. Это же надо умудриться, столько лет работая над книгой ни слова правды не написать о тех причинах, которые, собственно говоря, и приводят детей в подобные места на всё детство. Насколько такая правда была бы интересней и полезней присутствующего в книге передоза всяких чудес! Как туда попал, например, Фокусник, маленький мальчик, а уже талантливый артист, играющий на нескольких музыкальных инструментах? Ну и в целом всё написанное безусловно не что иное, как оскорбление (редкое сочетание оскорбления с литературным шедевром) воспитанников и воспитателей подобных интернатов. И поэтому книга обязательно должна быть в их библиотеках, чтобы дети понимали, какими их могут представлять обитатели Наружности, благодаря отдельным пишущим о них талантливым обывателям, пытающимся скомпенсировать недостаток правдивости толстым слоем мистики.

Почему же тогда такая высокая оценка? На этот вопрос убедительного ответа у меня нет. Есть неубедительный. Очень уж сильно всё меняет эпилог, остроумный и полный неожиданностей. Например, появление у Сфинкса, ставшего детским психологом (!), слепого воспитанника. Цель Сфинкса — «исправить кое-какие ошибки одного хорошего человека»; ясно, что хороший человек — Лось. Это замечательно. Другое достижение Автора — удивительное возвращение на трёх последних страницах к первой интермедии. Вонючка встречает Кузнечика салютом — Шакал знает, что в Доме появился Сфинкс. Шакал — вечный путешественник во времени, он так и будет крутиться в Доме, переходить из одного Дома в другой, и никогда не появится в Наружности, потому что жить в мире, где тесно от часов он не может. Есть в эпилоге и другие приятные и даже счастливые моменты.**** Но, тем не менее, счастье — хорошо, а правда — лучше.

Хочу обратить внимание читателей на один из отзывов, написанный так, как это мог бы сделать Шакал («ну раз вы так, то мы этак» — цитата не точная). Это отзыв VAI от 24.11.2010 г.

*) Судя по её биографии, эта книга написана по чьим-то воспоминаниям, приправленным изрядной долей фантазии. Что-то подобное написано было когда-то Геродотом о жителях далёких стран, где он никогда не бывал.

**) Этот автор есть далеко не в каждой библиотеке. В Доме библиотека, очевидно, очень хорошая, но чувствуется некоторый перекос в сторону Махабхараты, Шекспира, Диккенса, Кэрролла, Киплинга, Ричарда Баха, Андерсена, Мэлори (его читает Горбач по совету Волка, у которого этот автор один из любимых) и т. п. в ущерб русской классике — никто из воспитанников как будто и понятия не имеет о Пушкине, Толстом, Чехове, Лескове или Гончарове. На русские народные сказки нет и намёка, дети о таком явлении и слыхом не слыхивали (см. PS2). Дело, очевидно, в том, что эта несуществующая, как и весь Дом, библиотека подобрана Автором «Дома...» и отражает, к сожалению (русофобия?), её личные вкусы.

***) Справедливости ради надо сказать, что там не только зверьё всякое водится. Среди Крыс есть Гибрид и Викинг, среди Псов — Рикша и Гном. Есть ещё Пышка, ставший Соломоном (тоже из Крысиной стаи). И т. д. Но они всё равно Псы и Крысы. Встречаются и весьма далёкие от зоопарка кликухи: Помпей, Череп, Хромой (с этим персонажем связан один замечательный эпизод, сильно сближающий всё описанное с реальностью, — Хромой пытается отучить малявку Рекса, впоследствии Стервятника, мучить животных; но эта картина настоящего практического воспитания в книге, к сожалению, только одна), Лорд, Русалка, Бедуинка, Валет (бывший Фокусник), Длинная Габи (пример вообще нереальной воспитанницы, как продукта деятельности тупого воспитательского коллектива; мне она показалась олицетворением проституции, ожившим персонажем Фелисьена Ропса, и не так ли думает о ней Сфинкс? Посмотрите ещё раз одну из интереснейших глав — «Василиски»).

****) Сказочное могущество Слепого проявляется в том, что он предоставляет Ральфу возможность искупить вину перед известной старой ведьмой. Ральф должен помочь маленькой белобрысой девочке прожить вторую жизнь. Ральф соглашается и принимает свою «последнюю пожизненную должность». Всё это красиво, но мне по прежнему кажется, что тема этого романа не допускает решения в жанре магического реализма.

PS. Одно замечание, которое многим покажется мелочью. Любящий поумничать Сфинкс однажды, хихикая, говорит, что Лорд поживает как любимый бурундук святого Франциска. Это означает, что Лорд жизнью доволен, но причём здесь бурундук? Франциск любил всяких животных, птиц и даже пойманных рыб отпускал обратно (но ни одна не заговорила с ним, из чего можно сделать вывод, что этот святой не имеет отношения к нашему Емеле); отпустив как-то на волю пойманного зайчонка, Франциск стал со временем святым покровителем зайцев (об этом упоминает и Честертон). О бурундуках в житии св. Франциска нет ни слова. Кто-то тут перепутал зайца с бурундуком, вот только кто — сама Мариам Петросян или Сфинкс?

Вывод — книгу было бы интереснее читать, если бы она была с комментариями. Например, почему книга переведена на македонский язык? Потому, что кличка (неизвестно, откуда взявшаяся, да и кличка ли это?) одного из главных героев Македонский? Или были другие причины? Много ли современной русскоязычной литературы переводится на македонский, на котором говорят не более полутора миллионов человек?

PS2. Это примечание к примечанию, написано через неделю после отзыва. Продолжая размышлять на темы, связанные с Домом, решил, что нужно объяснить, почему я уверен, что дело происходит в России (СССР)*. Автор прикладывает массу усилий, чтобы создать у читателя впечатление заграницы вокруг Дома. Оставить безрукого маленького мальчика и чемодан на безлюдной улице можно только за границей. Особняк дедушки, доставшийся в наследство Стервятнику, — тоже, вроде бы, не Россия (но м. б. одна из республик СССР). Настоящее имя и фамилия Курильщика прямо указывают на Германию или Австрию, но и в СССР такие встречаются. Альбом репродукций Босха в то время было почти невозможно достать в СССР, но в Доме он есть, и безусловно оказывает нужное докторам из Могильника влияние на детей с красными полосками в личном деле (очевидно, развивает воображение). Наличие среди преподавателей такого оригинала, как Мастодонт, в России просто исключено, трудно представить такое и на Западе. Что хотела сказать этим персонажем Мариам Петросян? Может быть, ответ есть в последнем издании книги. Возможно ли длительное проживание на дереве одного из выпускников? Тоже спорный вопрос, скорее всего, нет, но при таком воспитательском контингенте нет ничего невозможного. Из мира музыки в книге встречается ещё Лакримоза и Мадригал Генриха VIII, что тоже как-то не помогает представить вокруг Дома Россию прошлого века. Есть лишь одна зацепка, которая сводит к нулю все попытки Автора сбить читателя с толку. Думаю, это сделано сознательно. Кто догадается, пусть возьмёт с полки пирожок. В столовой на требование строгой работницы сообщить фамилию Курильщик кричит ей в ответ: «Раскольников!». Это не заграница, а точно Россия, потому что «удовлетворённо кивнув, женщина скрывается в дверях столовой» и ещё потому, что будь это не в России, Курильщик не назвался бы русской фамилией. Представился бы Уленшпигелем или уж на худой конец Румпельштильцхеном. В Европе выбор тоже не маленький.

*) Время действия довольно точно указано — семидесятые, начало восьмидесятых. На это указывают упоминания Лед Зеппелин (кто-то из старших объясняет Кузнечику, почему дирижабль свинцовый) и Игги Попа.

Часть 2.

Первая часть моих заметок об этой книге была посвящена довольно таки очевидным, лежащим на поверхности вопросам, в ней поставленным. Именно вопросам, ответов в книге нет, нет даже намёков на них. Этакие наблюдения фенолога и ничего больше. Теперь несколько слов о том, что скрыто Автором, не знаю — сознательно скрыто или не получилось написать, потому что слишком тяжело. В основном книга рассказывает о мальчиках и какими они стали через несколько лет. Маленьких девочек в книге нет*; жили они в другой части Дома, малыши ими не интересовались. Когда Автор переносит читателя в год последнего (предстоящего) выпуска, оказывается, что в Доме многое изменилось. В разделе «Курильщик. Некоторые преимущества спортивной обуви» сообщается, что «в библиотеке занимаются девушки», а «в выходные там собираются картёжники». Последнее говорит кое-что о роли библиотеки в образовании воспитанников, но сейчас речь не об этом. А о том, что в разделе «Курильщик. Взаимопонимание белых ворон» (это примерно на 200 страниц вперёд) встречается фраза «А девушки общей библиотекой не пользовались» (вроде бы пользовались когда-то, давно). Так пользовались или не пользовались? Или там две библиотеки? Получается, что у девушек не только столовая отдельная, но и библиотека, и школьные уроки тоже проходят отдельно. За многие годы работы над книгой Автор так и не пришла к единому вИдению порядков Дома, но что ещё хуже она даже не знает, сколько в его женской половине спален (!), т. е. плохо представляет план этого учреждения. На общем собрании воспитателей Крестная утверждает, что спален там тринадцать, но уже через семь строк (не страниц) она же уточняет, что спален четырёхместных девять и шестиместных пять. Так они там считают (или это Мариам Петросян не в ладах с арифметикой?). При этом Крестная замечает Шерифу, не знающему количества девушек в Доме, что «стыдно не знать элементарных вещей о месте, где вы работаете не первый год». По моему, тут не Шерифа упрекать надо, а того, кто всю книгу «устроил» так, что каждая мелочь в повествовании имеет большое, иногда очень большое, значение. Но я отвлёкся.**

Так о чём же не получилось, о чём — тяжело? Да, о девушках, конечно. Их там среди действующих лиц не очень много (а всего около пятидесяти, точное число не сообщается). Некоторые проходят в коротких эпизодах. Это, например, девчонка с невероятным прозвищем Стёкла (тут только выясняется, что буква Ё в типографии существует, просто Автор употребляет её по своему усмотрению; в слове Крёстная можно обойтись и без неё). Именно так — множественное число от слова стекло. Табаки в её лице прозевал подходящую ему по характеру подругу, ничего уже не исправить — её забирают в Наружность. В другом коротком эпизоде мы встречаем Химеру, страшненькую, но очень умную девушку, у которой вроде бы всё на месте, т.е. непонятно, почему она в Доме (но это часто не понятно, в смысле в отношении многих героев книги). Есть пара эпизодов с участием Бедуинки, которую одна из воспитательниц называет «сексуально озабоченной коровой». Даже в душах ЭТИХ несчастных девочек Автор не пытается высветить ни одного уголка. Что им делать, кому они нужны, что творится в их головах? Но есть в Доме персонаж, о котором не то что писать в книге, думать даже страшно. Это почти незаметная Кошатница, за которой присматривают её соседки по комнате Русалка и Рыжая (и немного Крыса, часто и надолго уходящая в Наружность). Что делать девушке, не имеющей рук (да и всё ли в порядке у неё с ногами? почему она называет себя обрубком?)? Котов дрессировать? Этим она и занимается, добиваясь таких успехов, что и Куклачёв позавидовал бы. Парень без рук или ног, может ещё на что-то рассчитывать. Сфинкса любит замечательная девушка Русалка. Рыжей нравится сильный и красивый Лорд, а что он на коляске, с этим жить можно. Лэри и Спица самая благополучная пара, через много лет Курильщик дарит картину (не свою, его живопись слишком специфична) к свадьбе их старшей дочери. Но бывший Бандерлог Лэри и Спица вообще не инвалиды. И не они одни такие, кто-то был здоров изначально, кто-то (как девочка Муха) преодолел последствия полученной в детстве психической травмы. Но, как сложится жизнь у девушек-инвалидов, таких, как Кукла, Бедуинка, Кошатница? Тут и магический реализм бессилен, и у Автора книги не нашлось слов ни для описания чувств этих девушек, ни тем более их судеб, в конце этих туннелей света нет.

В заключение, ещё немного арифметики. Такая сцена есть в книге. Вместе с Кошатницей и её тремя котами в спальне находятся Рыжая, Крыса и Русалка. Рыжая начинает рассказывать о дне, проведённом на мужской половине Дома. Авторская ремарка такова: «Они смотрели пристально, не шевелясь. За дверью самозабвенно вскрикивал телевизор. Десять пар глаз, считая котов».

Комментарии излишни. Даже и при «изумительном» стиле не мешало бы иногда просматривать написанное.

*) Исключение — Рыжая в Могильнике, её знакомство с Кузнечиком.

**) Вообще при этом повышенном внимании к деталям надо особенно тщательно проверять буквально каждое слово, чтобы не возникало у читателя вопросов, на первый взгляд кажущихся дурацкими. Вот один из таких. Лорд и Сфинкс, очевидно, друзья (Чёрный просто не всё понимает). Лорд в Доме два года и три месяца. И он не знает, что Сфинкс не всегда был лысым. Я не верю, что такое возможно, ведь это не тайна и историю Сфинкса знают все.

Только через несколько лет смогла сформулировать для себя отношение к этой книгe.

«Дом, в котором» действительно необычный сильный роман, новая классика. Но очень «не для всех». Многие читатели стали преданными фанатами, частью фандома, но многие не смогли дочитать или бросили в начале и вообще не поняли, что это было и зачем. Про таких говорят, что Дом их «не впустил».

Если бывают люди, которых Дом не пускает и те, которых впускает надолго, то я побывала там гостем. Я люблю большие неторопливые романы со всесторонним раскрытием темы. Я читала в схожем с героями возрасте, мне близки их чувства, отсылки и символика текста. Но я не люблю замкнутые пространства, закрытые субкультуры и камерные истории. Заглянула, с большим интересом изучила, прониклась всяческими положительными чувствами и ушла. Двинулась дальше. И никакого «кусочка себя» или что-то вроде того не оставила. Обычное дело, книга поправилась, но не зацепила, но немного неловко с романом, который казалось все вокруг обожают всем сердцем либо напрочь отрицают.

Как и писала, есть отличный альтернативный финал — фанфик «За порогом Дома» авторства Пеннивайз.

дело в том, что в оригинале Петросян кому смогла сделала «хорошо», Спящим — вернули тела в Изнанке, взрослому Сфинксу — мелкого Слепого без Лосячего обожания, а мелкому Сфинксу-Кузнечику — заботливого вонючку-Табаки плюс Встречу с конфетти

Однако мелкий Слепой — совсем не тот, который прошел со Сфинксом огонь и воду и который с ним на равных. Это как Кей Дач получил в конце всех книг не Артура Кертиса, а Томми Арано

А Слепой который в Лесу — одинокий и без Сфинкса как без какой-то части себя

К тому в изнанке у него нет Крысы с помолвочным кольцом и перспектив активной половой жизни и душевных отношений)))

При этом уже где-то с 2-3 главы 1 книги у меня Кузнечик четко ассоциировался с Генкой Кузнечиком(!) О как! Крапивина просто так не вытравишь и не забудешь.

Курильщик — должен быть крут, как тот самый Курильщик из Секретных материалов, а Крыса — это конечно же кто-то из Крыс, который разбойничали вместе с Цири

Сфинкс — это конечно же «Египтянин» группы «Пикник» и Кречмер- герой Никополя.

Слепой у меня ассоциируется с Хозяином дорог и проводником отсюда Лукьяненко

Как видите, как бы ни старалась автор придать персонажам черты уникальности, загадочности и проч. «характерности» герои затмеваются другими персонажами с похожими именами, внешностью и поведением.

Как-то недостаточно оригинально и полно Петросян их прописала.

а Табаки у меня ожидался не Хранителем времени, а подпевалой и мерзким предателем и трусом, как у банд из Сандалика или Колыбельная для брата

Сложно писать отзыв на такую книгу... 10 баллов — это минимальная оценка, которую я могла бы поставить. Книга меня увлекла, захватила и не отпускает. Хотя может это Дом впустил меня и стал местом, которое мучительно было покидать и куда хочется вернуться. Я прекрасно понимаю, что испытывал Седой по возвращении.. Я, если бы могла, поступила так же.

Дом не всем нравится, не все его понимают, но он стОит того, чтобы на него обратили внимание.

А если серьезно, то я согласна — книга местами и даже многими не соответствует литературным законам (неким законам, о которых у меня есть интуитивное представление). Многие истории не имеют начала и резко обрываются, о многих героях ничего не известно, даже сама автор не всегда знает, что с ними происходило, книга задает много вопросов, но дает крайне мало ответов, внешний вид героев возможно вводит в замешательство, все ли ружья на стене выстреливают?

Однако... История крайне реалистична. Читатель как будто становится новичком, ему приходится погружаться в сонм героев, пытаться их запомнить — их имена, внешность, кто-то становится его другом и он проникается симпатией, кто-то проходит мимо и в памяти не остается четкого образа, и конечно же новичок не узнает всей предыстории. Он видит лишь последнюю сцену и по ней пытается реконструировать весь спектакль. Это очень жизненная ситуация — социальная адаптация, поиск своего места в сложившемся социуме.

Что касается инвалидности, то Дом является прибежищем для разных людей: тех, кто не может ходить, людей с эпилепсией, сирот, Русалок. В таком контексте инвалидность не существует в нашем обычном понимании, это скорее что-то наподобие особенностей у людей икс или марвеловских героев. Между Сфинксом и Мистик принципиальной разницы нет. Мистик могла бы запросто оказаться в Доме. Она в некотором смысле одна из них, «домашних».

Эту книгу нужно читать не так как другие, нужно быть морально готовым к тому, что Дом — настоящий хозяин, он может повернуться к читателю глухой стеной и всё, что останется делать — это пройти вдоль по улице и оставить это место позади.

Эта книга из тех, о которых завороженно причитают, округляя глаза: «Там такое! Такое!», а что «такое», объяснить не могут — и это, чёрт возьми, действует! Начинаешь присматриваться, накручивать себя надеждами, заранее выбирать эпитеты, которыми будешь объяснять своё потрясение. Начинаешь читать — смакуешь, потом глотаешь, потом давишься... а потом чувствуешь себя преданным и растоптанным.

Что за хрень? Кто все эти люди? Почему всё так запущено? Что вообще происходит? И происходит ли вообще что-нибудь? Ах да, это же магический реализм в особо безответственной форме, где любую несостыковку можно свести к формуле: «Я художник, я так вижу!» А, может, нет никакой магии? Просто запущенные подростки, употребляющие разные вещества и накручивающие друг другу массовые психозы. А клички? Казалось бы, спасение! Нет тебе нудных Х-язычных имён и национальных пафосов! Но увы — логика присвоения этих кличек большинству героев настолько туманна, что в героях начинаешь путаться практически сразу (я вот даже Сфинкса и Лорда почему-то долго путал). Нужно время, чтобы уяснить, что: Шакал и Табаки — один и тот же человек, Фазаны и Птицы — это две разные формальные группы, а Логи — вообще не группа, просто сборище единомышленников. Далее, Крыса — это и любой представитель второй группы, и девушка из женской части дома, и, собственно, грызун. Ну, и о том, что некоторые герои со времён прошлого выпуска сменили свои клички (как вообще этот сакральный процесс происходил?), тоже догадываешься не сразу. Зато какой калейдоскоп образов, иносказаний, недомолвок и тягостных дум! Чувствуешь себя стеной Дома, на которой понацарапали сообщений для своих, для чужих и для тебя — и это три отдельные категории. В какой-то момент всерьёз думаешь бросить и, возможно, даже бросаешь, вымываешься и уходишь в закат свободным человеком.

Или понимаешь, что не можешь оторваться. Книга подавляет рацио, привязывает к себе, подчиняет, размазывает по своим стенам и... внезапно начинает подходить к концу: «Наружность — нет, не надо, чёрт, что же делать? Если даже Лося в прошлый раз...» К счастью, конец подкрадывается неспешно, побуждая смаковать, тревожиться, задавать вопросы, сжимать руки в кулаки, дабы пальцы случайно не открыли последнюю страницу... где-то, конечно, разочаровываться, где-то дочитывать со скорбной миной... а дочитав, еще долго сидеть в прострации, после чего гуглить: Кто на самом деле Табаки? А Русалка? А Македонский куда? А Ральф? Некоторым, судя по отзывам, даже непонятно, куда делся Кузнечик:) А может быть, кто-то понял вообще всё?

Итого: «Дом, в котором...» — тяжёлый наркотик и одновременно лекарство от эмоционального высыхания. Однако употреблять его следует с осторожностью даже в качестве эскапизма. Мой разум выдержал, но не факт, что это правило. В целом понравилось, но перечитывать не хочется. Хочется, чтобы автор или фанаты создали что-то вроде Вукипедии, где можно спокойно и чётко почитать обо всех туманных моментах. Но фанаты едва ли на такое пойдут, потому что для этого нужен сухой разум.

С другой стороны, приятно, что такая томная глыба, увлекающая, поощряющая фанарт и фанфикшн, к тому же неплохо переводимая, есть и в русскоязычной литературе.

Полотно, на котором был лес,

В котором был дом, в котором жил я,

Который не спал в ожидании чудес,

Сгорело до тла, как седая ветла

За краем села на Ивана-Купала...

/А. Литвинов/

О чем эта книга? В двух словах и не рассказать. Прежде всего она о Доме. Он стоит среди района новостроек, который сейчас называют«расчёски», но помнит те времена, когда город не обступал его вплотную, а на встречу к нему приходилось ездить. Сейчас дом хотят снести. Он серый и старый, он не вписывается в ландшафт... Да, по правде говоря, никто и не хочет, чтобы он вписался. Дом неудобен. Прежде всего своей памятью.

В доме живут дети. Точнее — Дом — это интернат для детей-инвалидов. Детей с ограниченными возможностями. Только узнаешь ты об этом в самом начале книги, но потом эта информация отходит на второй план, ведь у автора не было замысла давить на жалость, взывать к ответственности.

С детьми мы встечаемся в самом начале их последнего учебного года. Последнего года в Доме. Так уж здесь заведено, что выпускные случаются не раньше, чем через 7 лет. И каждый выпускной оставляет не столько предчувствие радостного выхода в большой мир, сколько горечь потери, расставания и утраты.

Целый год мы живем с ними в их мире, в котором нет места Наружности, то есть нашему с вами большому миру здоровых людей. Мы учимся, дружим, рассказываем Сказки и складываем песни. Мы взрослеем. Мы готовимся перерезать спасительную пуповину связи дуг с другом и нашим Домом. Покинуть рай, как уже было однажды при нашем рождении. Только в первый раз нам нашлось место — Дом, а после расставания с ним — врядли.

На самом деле под словами «живем в Их мире», подразумевается, что у них он НЕ Наш. Они живут закрытой системой с собственной экологией, теологией, нравственностью. Они не просто отдалены от нас забором интерната... Мало ли интернатов в мире! Вот, Гарри Поттера хоть вспомним! Нет, они отделены от нас порогом «полноценности». А это в разы крепче и выше стена, чем любые заборы. Их система замкнута сама на себе. Но мы не наблюдаем за ними через линзу микроскопа, как ученый, изучающий новый вид бактерии или вируса. Мы живем с ними. Проживаем их истории в разном времени и от разных лиц. Понимаем, что одни и те же события совершенно по-разному трактуются лидерами этого микрокосма, серединой и аутсайдерами. Представляете! В группе лиц, от которых мы стыдливо отводим глаза или, наоборот, восхищено-патерналистски гладким по головке, подразумевая, по сути, собственную полноценность как великое досижение, а свою доброту — небывалой щедростью, так вот в этой группе тоже есть аутсайдеры!

Итак, о персонажах. В доме фигурируют четыре стаи (не семьи, не банды, не прайда) — Фазаны, Крысы, Птицы и Четвертая (раньше она была Чумными Дохляками, да как-то свернулась к номеру жилой коматы). У каждой статьи есть Вожак. И есть Вожак Вожаков, а значит и всех стай, который, к тому же, говорит от имени самого Дома и выражает его волю. Есть еще пятая стая — учителя. Их вожак — Директор. Только эта стая собрана не по принципу схожести, кровности (не родственности), а волей случая, поэтому она не устойчива к внешним событиям, многоголоса, раздроблена.

Повествование начинается от лица члена первой, образцово-показательной, группы — Фазанов, который позволил себе одеть обувь «не по уставу» — красные кроссовки, которые привлекают внимание к ногам и тем самым подчеркивают их недостаток. Первая состоит исключительно из колясочников («колясников», как фигурирует в тексте). Это Курильщик. Он — аутсайдер. Его изгоняют из первой. В четвёртой он оказывается случайно — волей администраторского случая и «здесь посвободнне». Он не смог проникнуться атмосферой дома, сродниться с его стенами и жильцами. О таких говорят «Дом не принял», поэтому его слова кажутся фантастичными, а тон — брюзжаще-раздраженным.

Курильшиком «окрестил» его другой человек — так принято в Доме. Вожак четвертой. Сфинкс. От его лица тоже приведено много страниц книги. Через него мы знакомимся и с историей Дома. Интермедией. Там он носит имя Кузнечика, что в целом отмечает его особенность — у него нет рук, но прыгучие ноги и боевые пятки. Лучший друг Сфинкса, главный защитник, опора, брат — Слепой. Он и есть вожак вожаков. Его имя не меняется со временем. Не потому, что сам он не растет. Просто другого имени ему не подберешь. (Таких персонажей в книге мало, но тем важнее их целостность и органичность, постигнутая еще в самом детстве, когда личность только начинает формироваться).

Вообще все имена в доме «говорящие», это и понятно, клички за просто так не дают. Все для меня понятны и логичны. Одна будоражит — Ральф — Р Первый. Это имя, но оно не является настоящим именем этого учителя. Это буква и номер, что еще для него унизительнее. Меня лично имя Ральф постоянно толкало к его тезке из «Поющих в терновнике». Пастырь, призванный стеречь детские души (пожизненно, как окажется впоследствии). А, может, это реинкарнация Омона Ра? Или Ромула и Рема? И все же к священнику больше склоняюсь — черный костюм, сухопарая внешность.

Есть еще один товарищ — очень харизматичный и явно любимый автором — Шакал Табаки. Его голос звучит в книге вторым, после Курильщика. Он не вожак Дома, не вожак своей стаи. Он — духовный лидер. Персонаж крайне забавный — лопоухий, вихрастый, китчливый в одежде... Один из немногих, чье имя состоит из двух слов, и оба несут яркую эмоциональную окраску. И это не говоря о том, что сам персонаж, по мере взросления, пришел к этому имени от детского «погоняла» Вонючка... И далеко не за запах получил это прозвище!

Все они живут в интернате. Доме, в котором жизнь и нет ни одной лишней комнаты. Есть серые стены с фасада и угол, который встречает посетителей и жильцов. «Вначале ты разобьешься об угол, а затем можешь входить». Есть кабинет директора. Столовая. Спортзал. Три библиотеки. Вечно ремонтируемый бассейн. Учебные комнаты и спальни.

Улица и первый этаж, как место соприкосновения с Наружностью. Второй этаж — жилой. Живой. С разрисованными стенами. Вечной возьней, не прекращается даже в ночное время. И местом начала всех интересных разговоров и событий — Кофейником. Третий — зона преподавателей-небожителей. Здесь есть даже свой сторож, который охраняет третий этаж от ученического вторжения... Или учеников от всплесков педагогического порыва?

Есть Могильник — пристроенный уже после строительства основного здания. Во времена монахини Анны. Но уже достаточно давно, чтобы сростись с организмом дома, вплестись в его мифологию.

Архитектура романа, как и архитектура самого Дома — многослойна. Первая глава полностью ведется от лица Курильщика и фиксируется его вниманием и пониманием, иногда перебиваясь вставками из прошлого. Вторая глава — «Шакалиный восьмидневник» — разбавляет повествование Курильщика вдохновенными эпосами Табаки с примесью голосов других героев... Хотя, это кто еще кого разбавляет! Здесь набирается оборот перед оглушительной третьей частью, в которой чередование сознаний можно сравнить разве что со звучанием симфонического оркестра — то по одному, то все разом с разной тональностью и ритмом. Очень впечатляющий прием! Красивый и сильный!

Если говорить о цветовоспринятии романа, то слова ныне живущих в Домене учеников мелькают цветными картинками, сопровождаясь гоготом и цокотом, производимыми Логами (стая без комнаты. И еще одно говорящее названиее — Логи — логос — слово — главные распространители новостей среди жильцов дома). Интермедии — сепия с плавным переходом картинок и грустной музыкой флейты, которая в современном мире, как эхо, повторяет Горбач, поселившийся на дереве. Последняя часть — калейдоскоп. Мелькание лиц, красок и монохрома, темпов, эмоций. Особенно в самом конце — эпилоге — 20 лет спустя. Он приведен от лица разных героев и открывает, как же сложились их жизни. Как-то... Я даже не удивилась, что лучше всех получилось устроиться у Курильщика — Эрика Циммермана — единственного, чье настоящее имя упоминается в книге.

В целом, мне роман понравился. Не на столько, чтобы я хотела оказаться в Доме, ведь это означало бы инвалидность. Но как мир, очень даже! В нем, как в ядерном реакторе, показано, что полностью отторгнутый и расщепленный обществом индивид может собраться по кусочкам в нового и сильного человека. В личность. Что сила не в деньгах, не в правде, не в дружбе, не в добре и зле. Эта новая личность над всеми этими понятиями. И это не «порча генофонда», как отзывается о воспитанниках один из учредителей. Это — новый генофонд. Пока в совершенно изолированной среде, но это только пока. И хоть роман не нес четких назидательных идей, он о том, как происходит взросление, не формулировал новых постулатов нравственности и этики, кое-что написано здесь красной строкой. Путь твой не обязан быть линеен. Сущность может отличаться от внешности, и это не хорошо и не плохо. Костры нужно разжигать даже для тех, кто совсем об этом не просит.

Чтение этой книги — занятие, сопряженное с большим риском. Может обойтись и без последствий (и, судя по предыдущим отзывам, таковых немало). Значит, эта книга не из твоих.

Но в противном случае происходит нечто, сопоставимое с мистическим опытом. Книгу не просто читаешь — в ней живешь. Жить в ней, как и в том самом Доме, страшно и поначалу очень неуютно. Но, подобно обитателям Дома, не желающим и боящимся выходить из него в наружность, покидать эту книгу вовсе не хочется, а закрывать последнюю страницу — очень грустно. Сразу же возникает желание вернуться. А со временем начинаешь понимать, что тебя уже никогда так и не отпустит окончательно, подобно тому, как Дом не желал отпускать некоторых своих обитателей.

Книга из тех, которые или выстреливают читателю прямо в мозг и оставляют там куски себя, или не выстреливают вообще. Что-то определенное должно быть у человека в голове или в левой пятке, и в зависимости от этого история или пойдет-понесет, или останется просто буковками.

Сначала просто читаешь. И задаешься нормальными вопросами вроде «И где во всем этом родители детишков?» или «Да как оно так функционирует?». А потом вдруг понимаешь, что уже не читаешь, а находишься во всем этом, и функционирует оно ровно так, как должно, и всё становится очень понятно, даже если не понятно почти ничего.

Очень долго я подозревала, что на самом деле нет никакого Дома и никаких героев, есть только образы, проекции, воплощения.

Впрочем, одно другого не исключает!

Как бы там ни было, говорить, что вещь ни о чем — довольно странно. Это история о самоидентификации. О выборе, об изменении себя и реальности вокруг себя после того, как выбор сделан.

Просто в данном случае суть не в том, О ЧЕМ история, о чем эти персонажи и т.д. – суть в том, КАК это сделано. Поэтому никакие формулировки не дают представления о том, что внутри, и любой короткий пересказ будет звучать плоско и скучно. Нужно брать и читать, этот роман либо однозначно заходит, либо категорически нет.

*замогильным шепотом*

Потому что он сам как Дом: или пускает в себя, или нет.

Эзотерический шедевр. Одно из тех произведений, которые будут жить своей собственной жизнью. Самая сильная книга из всех.... Вообще, самая сильная книга. Я уже говорил, что писать отзывы на подобные романы очень сложно. Во-первых, из-за того, что этот роман не просто «роман». И это совсем не роман о детях-калеках. Да и у кого поднимется язык назвать калекой Сфинкса или Слепого? Конечно, у многих героев есть физические дефекты, но сами они настолько целостны, гармоничны, самодостаточны, что «здоровые» люди, вроде Акулы, родителей Македонского и Крысы, отца Курильщика (человека, по всей видимости, во всех отношениях замечательного), кажутся на их фоне неполноценными. Почему я назвал эту книгу «эзотерическим шедевром»? В ней неистовой пляской переплетаются реальность и ирреальность, многогранные пласты смыслов и намеков. Но, делать попытки классифицировать их по степени «глубины», «осмысленности» или руководствуясь какими-либо другими критериями, я считаю делом лишенным смысла. Это нужно воспринимать все сразу, не пытаясь расчленять, не ища ответа на вопрос «Что же здесь на самом деле хотел сказать автор?».

Я не люблю перечитывать книги. Единственные романы, которые я перечитываю не испытывая скуки, отвращения и других негативных эмоций, можно пересчитать по пальцам. Книги Кастанеды, «Мастер и Маргарита» Булгакова. И, теперь я понял, что однажды снова возьмусь за «Дом, в котором...». Сразу скажу, что, хотя книга о детях и подростках, написана она не для детей и не для подростков. Не для каждого взрослого. Я, будь на то моя воля, вообще запретил бы ее читать некоторым людям, потому что их маленький мирок она может просто расколоть вдребезги.

Многие тайны «Дома...» так и остались неразрешенными.

Ах да, самое главное достоинство книги: во время ее чтения возрождается давно позабытая вера в чудеса. Та самая вера из детства, которую мы потеряли в процессе «взросления». И, все же, радует, что не навсегда потеряли...

Жесточайше депресивный бред — оптимистам жизнерадостным читать можно — для выравнивания и более реалистичного взгляда на жизнь, остальным, во избежание, суициидальных наклоностей противопоказанно !

Какого чёрта, мне, любителю позитивно тупой фантастики — выдает это в рекомендациях , хоть убейте нипойму !

Дом... Вот уж загадочное место, где то тут, то там творятся удивительные вещи. Где реальность так тесно переплетается с вымыслом, что стороннему наблюдателю очень сложно отличить одно от другого. Хотя нет, загадочным его делают обитатели. Ведь это именно они приписывают самым обычным, на первый взгляд, местам, забавные, таинственные или даже ужасающие свойства.

Сюжет знакомит читателей с жизнью подростков-инвалидов в интернате, где царят свои обычаи и законы, где живущие там играют свои роли и по своим правилам, далеко не всегда понятным людям за пределами Дома. Курильщик, инвалид-колясочник, ссорится со своей группой (которую в Доме называют Фазанами) и его переводят в другую, где он открывает для себя совершенно иную жизнь, иную сторону общения с обитателями дома. Параллельно читатель знакомится и с прочими обитателями интерната. Узнает, что всех — даже директора — зовут только по кличке. Узнает, что сейчас в Доме пять групп старших воспитанников. Первая — Фазаны, примерная группа колясочников, в которой все сконцентрированы на учёбе и здоровье и далеки от жизни остальных обитателей Дома. Вторая группа — Крысы, обладатели немыслимых причёсок, шумные и вспыльчивые, у них всегда с собой ножи или бритвы. Ученики третьей группы, Птицы, постоянно носят траур в память об умершем брате-близнеце их предводителя Стервятника, выращивают растения в горшках. В четвертой группе, не имеющей своего названия, лидером является Слепой, он же считается вожаком всего Дома. Пятой группы в Доме нет; пятую и шестую комнату в виду своей многочисленности занимает Шестая группа — Псы: они ходят в кожаных ошейниках.

Повествование ведется так, что с первых страниц не совсем все понимаешь и пытаешься вникнуть, что там такое творится, о чем они вообще говорят и что все это значит. Но постепенно дела начинают проясняться. Люблю такое повествование, когда автор не считает читателей законченными идиотами и не разжевывает все ситуации по три раза.

Периодически текст повествования прерывается этакими флешбэками, историями из прошлого, названными «интермедия». Их тоже очень интересно читать и узнавать что-то новое о тех, кто сейчас в Доме имеет свой авторитет и влияние, а когда-то сам был новичком, которого шпыняли другие. Интересно читать о тех, кого сейчас среди обитателей дома нет. Ведь в настоящем воспитанники интерната практически никогда не упоминают ушедших (это не только умершие физически — для них и те, кто покинул стены Дома, также считается умершим), разе что Фазаны всегда помнят таких, да Птицы.

«Никогда не встречал Ральф на стенах клички умерших, о них не говорили, их вещи уничтожали или делили между собой. Закрывали дыру — так это называлось. Ночь поминального плача, и за человеком стирались все следы, на стенах в первую очередь. То же происходило и с покинувшими пределы Дома. Они были убеждены в неотвратимости конца, ожидавшего их в наружности»

Дочитала. Перечитала. Все еще под впечатлением, многое надо осмыслить и осознать. Книга так до конца и не раскрыла все свои секреты — то ли так и должно быть, то ли подсказок в ней достаточно и надо просто догадаться самому. Что ж, у меня пока не выходит. Я так и не понимаю, как действуют Прыгуны, как и куда можно пройти самому и провести других?

Но не это главное. Главное, ощущение от книги. Меня до сих пор поражает отношение воспитанников Дома к своим. Ведь все они практически отказники, не нужны своим родственникам. Все они так называемые «трудные подростки», у них действительно не примерное поведение и не мягкие характеры. Часто они сами себе на уме, и их действия не понятные обычным людям. Но удивительно, какая у них взаимопомощь среди своих. Ты колясник, не можешь ходить и делать уйму стандартных процедур — даже помыться толком. Другие ребята из твоей комнаты, кто в состоянии, без каких-либо вопросов помогут принять тебе душ, помогут спуститься или забраться по лестнице в случае чего, перетащат тебя на подоконник, довезут куда надо. Их даже просить не надо. И никто не чувствует себя после этого в неоплатном долгу за такую помощь. Все словно так и должно быть.

Есть очень много сцен и моментов, слов и персонажей, о которых хотелось бы поговорить. Обсудить. Но если писать все тут, то это займет слишком много места (И так вышло на удивление объемно). Мне просто необходимо, чтобы кто-то прочитал этот роман С: