Стив Эриксон «Дни между станциями»

Изумительная книга, после которой вы изменитесь — если, конечно, будете просто читать историю, а не искать там отражения собственных фантазмов, магических реализмов и прочего. Эриксон всегда пишет об одном — о страдании; о том, что одни люди делают с другими людьми — и делает это пронзительнее сотен и тысяч малополезных людей, воображающих себя писателями. Страдание — константа; прочее — лишь антураж, частности, не более.

«Не моя...»

Таким было первое впечатление от прочтения этой книги.

Причем этой фразой можно охарактеризовать не только мое отношение к этому роману, но и лаконично описать его сюжет, мысли и переживания, на которых он зиждется.

И вроде бы есть что-то умопомрачительное в этих фантастических, иллюзорных наслоениях реальности и сюрреалистического, медленно, но неуклонно гибнущего от сближения с луной мира; есть что-то знакомое, трогательное в этих абсурдных скитаниях, сомнениях, поисках замкнутых в беспамятстве, интуитивно тянущихся друг ко другу родственных душ персонажей, также, как есть вера в обоснованность жестокой искренности их выбора и поступков в некоторых ключевых, судьбоносных моментах, но... чего-то не хватает — быть может знаний, позволяющих понять и оценить по достоинству аллюзии и скрытые намеки (особенно в истории с кинематографом), а может терпения, чтобы простить автора за несуразную, излишне нарочитую претенциозность?..

В итоге противоречивые впечатления — с одной стороны мне очень близки многие кажущиеся нелепыми и надуманными, но, как это ни странно, имеющими место быть и в нашей реальности переживания и сомнения Лорен и Мишеля, с другой — подавляющая часть сюрреалистического, доходящего местами до психоделического психологизма и событийного антуража мне больше мешала, чем можно было не заметить.

К тому же разочарование от многозначительно недосказанного усугубилось трагичностью развязки (сам удивился, насколько я желал счастливого конца)). Моя сентиментальность жаждет отомщенья, а потому совет мой: «это — не читать!»

P.S.

Быть может когда-нибудь я вернусь к этой книге и она раскроется мне лучше, но не скоро и вообще навряд ли...

Чтобы проникнуться духом магического реализма, понять его отличия от мистики и постмодернизма, лучше всего почитать латиноамериканских авторов — Маркеса и Борхеса. Вот уж кто умеет создавать шедевры данного направления! Что до Эриксона, то он, похоже, решил доказать, что и в США есть мастера, умеющие соединять реальность и магию в один гремучий коктейль с неповторимым вкусом. Влияние Маркеса на Эриксона заметно даже без очков — вот только маркесовские приёмы в описании жизни американцев не катят, нет, совсем не катят. В «европейской», «исторической» части романа, где главным героем становится кинорежиссёр Адольф Сарр, они как-то уместнее, они срастаются с текстом, а в остальных частях — отваливаются от него. В целом, после «Ста лет одиночества» это произведение едва ли может поразить хоть чем-то, скорее, оно вызывает желание побыстрее окончить чтение — и взяться за Маркеса. Но иные критики оценили его довольно высоко, так что, возможно, что-то не состыковалось лично у меня.

Данная книга редкостный образец отъявленного вторичного письма. Удивительно, как автор смог натолкать в роман столько штампов и глупых, абсолютно вторичных элементов. Вся атмосфера от первой до последней строчки сводится к «гоневу» в прямом смысле этого слова. Этот бред не покидает с первой до последней строки. Стиль настолько шаблонен, что возникает чувство, будто читаешь хрестоматию по литературе 80-х. Особого внимания заслуживают логические нестыковки, рояли в кустах и «нагнетание страстей»:abuse: Глупо, безвкусно и очень вторично.

роман фальшив от первой до последней строчки. поразительно, как можно умудриться не взять ни одной ноты, не слажав. Лав стори подобрана в корзине компьютера пишущей для домохозяек графоманки.

Весь мистицизм автора — фабричной штамповки, в нем нет визионерства не то, что Борхеса, даже Гессе.

Герои — обученные речи манекены. Амнезия, незнакомец с тяжелым прошлым, романтическая ненормальность главных действующих лиц... — это пошлятина даже для середины 80-х годов, когда книга была выпущена.

Средненькая «Явилось в полночь море» по сравнению с этим — просто пик творчества. Избегать!

Романы американского писателя и кинокритика Стива Эриксона сложно подогнать под рамки какого-либо жанра, их куда легче соотносить с магическим реализмом или сюрреализмом, где фантастические элементы присутствуют как бы сами собой, являются неотъемлемой частью реальности, или же попадаются на пути героев в виде чудес и странностей. Одной из ярких черт являются апоколиптические элементы, выраженные в глобальных переменах, на которых Эриксон, однако, не акцентируется. Так перед читателем рисуются картины чрезмерно холодной зимы в Париже, где жители жгут на кострах оставшееся у них имущество, лишь бы только согреться, а Лос-Анджелес заносит песчаными бурями; чего стоят одни лунные мосты, возведенные жителями для непонятных целей, или гигантская стена, окружающая поля Канзаса, или каналы Венеции, где во время засух проводятся велогонки. Такие фантастические перемены встречаются во всех книгах автора вместе со сквозными персонажами, намекая на единство мира.

Акцент же делается на человеческих взаимоотношениях. Их Эриксон рассматривает, как череду зависимостей, чем и объясняет наиболее нелогичные поступки героев. Сюжет «Дней между станциями», дебютного романа Эриксона, изрезан многочисленными ретроспективами и отступлениями, но в его центре размещен любовный треугольник – Лорен, ее муж велогонщик и, собственно, главный герой Мишель Сарр, не так давно потерявший память и мечтающий заполнить пробелы. История последнего играет самую значительную роль, а отправную точку возьмет она с последней июньской ночи девятнадцатого столетия, когда его деда вместе с братом-близнецом малышами оставили на лестнице у причала. В ту ночь их судьбы навсегда разойдутся. Один из них – Адольф – вырастет, пройдет первую мировую и станет кинорежиссером, посвятив жизнь одному-единственному фильму — «Смерти Марата». Охватывающая почти век история обрастет новыми героями и неожиданными находками. Эриксон останавливается на каждой интересной детали и не пренебрегает отступлениями, чтобы рассказать о каждом, даже третьестепенном герое, и в этом стиль американца близок к стилю Габриэля Гарсиа Маркеса, оказавшего большое влияние на писателя. Из лоскутков и обрывков складывается столетняя история, в которой уже не так и важно, кого из двух выберет Лорен, и узнает ли Мишель правду о своем прошлом.

Если судить об антиутопичной линии, то здесь она используется для того, чтобы показать, насколько непрочна человеческая цивилизация и как простое долговременное отключение света может пробудить в человеке первобытные инстинкты. Что уж говорить о сильных морозах или песчаной буре, в которых привычный мир преображается в хаотичное, жуткое, но по-своему впечатляющее зрелище. Более того, я скажу, что этот роман один из лучших примеров, воспевающих Прекрасное: здесь нет напыщенности, нет смакования красоты, напротив, местами все очень грязно и рутинно, но именно во всем этом можно найти волшебные моменты, ведь в жизни каждого человека, сколь одинок или немощен он бы ни был, есть прекрасные моменты, те, ради которых стоит жить; пусть их мало, но именно они и есть те самые станции, а остальное лишь долгие дни между ними.

Кинематограф в творчестве Эриксона присутствует постоянно, как и другие виды искусства. Дело в том, что мать Стива была театральной актрисой, а отец – фотографом, поэтому, в сфере такого влияния книги Эриксона странны для литературы, тем не менее, преображают реальность, рисуя незабываемые образы. Он использует приемы, которые больше свойственны артхаусному кино или концептуальным направлениям в художественном искусстве, перекладывая их на книжный язык. Несмотря на обилие имен собственных, открытую сексуальную тему, мелодраматичность, амнезию, и прочих тем мейнстрима, к коему автор, безусловно, принадлежит, остается ощущение прикосновения к чему-то намного большему, ощущается выход за рамки не просто одного направления, а всей литературы в целом.

Итог: экзистенциальная сюрреалистическая драма, воздействующая в первую очередь на чувства, а потому, даже если после прочтения будет не совсем ясна логика, в сердце останется глубокий след, а с ним и повод еще раз взяться за это неповторимое произведение.

Прочла... и два часа просидела в кресле, робко прижимая к себе разваливающееся на страницы некачественное издание. в душе зазвенела какая-то неведомая дооселе струна — тихо и тонко, но отчетливо. Без сомнения, эриксон в свои 35 создал удивительной красоты роман, поражающий совей зрелостью. Да, чуть-чуть шероховатый, да, непонятный, но та атмосфера, что полнит книги Маркеса и Борхеса, цветет здесь пышным цветом, заставляя... хоть на час, хоть на минуту почувствовать себя на пути между станциями