Михаил Веллер «Моё дело»

Наглость, конечно, второе счастье. На протяжении всей биографии несчастный Веллер горестно повествовал как окружающие бездари не допускали его, чемпиона и первое перо страны, к печати и ништякам, полагающимся писателям. Но все равно заставил весь мир себя читать, особенно, рассказы, отшлифованные как ни у кого другого. Доказательством признания своего таланта он считал хорошие тиражи шальных девяностых, где все решал рубль покупателя. Ага, правда, немножко талантом не дотянул до Донцовой или серии Stalker, но там, наверное, над словом работали ещё тщательнее.

Вообще, претензии Веллера к поганой Советской власти полностью не понятны. Она ему абсолютна не мешала жить, как он хотел. Дала бесплатное образование, причем, он сам отмечал, что любой его студенческий каприз (вроде изучения опального Гумилева) решался без вопросов. Не требовала пополнения налоговой мошны, хоть, по утверждению Веллера, доносили на его регулярно. Закрыла глаза на махинации с квартирой, не принуждала к отработке, например, учителем. Кстати, работать Веллер патологически не хотел. Учителем — тяжко, кочегаром — не комильфо. Лучше полу-бомжевать, потом укоряя непонятно кого, что клянчил копейки на чай и ломоть хлеба. Кстати, вахтовые работы почему-то Веллер не презирал, хотя пасти овец и подносить кирпичи для постройки колхозного хлева где-то в Средней Азии вряд ли отличалось по сути, чем сторожить по ночам детский сад в Ленинграде. Может, вопрос в количестве неучтенных государством денег, которые вахтой получить куда проще, чем зарплатой? Тогда не надо садиться в позу гордого орла, что презренная работа помешала бы его литературному творчеству.

Кстати, упомянутые рассказы, которые десять лет рожал Веллер, люди особо и не рвались и не рвутся читать. В отличие от баек-легенд и коммерчески сваяных похождений майора Звягина. И особых литературных троп Веллер этими достаточно популярными книгами не открыл. По сути, он такой же Трифонов или Леонов , которых он презирает, только в других локациях. У тех был бюрократический социализм, у Веллера начальная коммерциализация. И вряд ли через пятьдесят лет о нем будут говорить, как о Пушкине, которому от Веллера в его «лекциях» досталось по самое не балуйся.

А с точки зрения художественного произведения — это вагонная литература. Очень легко читается в метро. И ночами о проблемах рогаток литературных журналов не думается.

Прочитал «Моё дело» Веллера. Наглая, конечно, книжка, как и многое у Миши. Уже начиная с названия, которое проассоциировалось у меня и с детской малоприличной поговоркой, и с «Майн кампф». Это что-то вроде автобиографического описания до выхода первой книжки. С ярко выраженной неприязнью других авторов. Редкие исключения, когда он о ком-то говорит более-менее уважительно (как о Стругацких, например), это лишь исключения, подтверждающие правило.

Очень подробно пишет, как до изнеможения работал над рассказами. Удивительный пример, как за три недели написал черновик повести на 140 страниц, а в следующие опять же три недели «отжал» этот текст до одной страницы с четвертью!

Я посмотрел (это рассказ «Лодочка») и совершенно не понял, что тут делать шесть недель. Там в одном абзаце говорится о том, как он нашёл бумажный кораблик, расправил его... и на целую страницу выписки с оборванными словами чьей-то автобиографии. Даты, должности, награды... Да, забавно. Но есть ли это образец работы над текстом? Две страницы описания того, как он работал над этим рассказом, пожалуй, всё-таки интереснее, чем сам рассказ.

Вот тут есть забавное противоречие. Одни, как Веллер (или, скажем, Жарковский), всё ставят на язык повествования. Другие, как, например, Никитин, нарочито плюют на язык и стилистику, гонят сюжет. Истина, мне кажется, всё-таки посередине: в книжке важно всё – и язык, и сюжет, и идея, и характеры. А ещё чтоб было интересно ведь!

И ещё подумалось: а своего языка Веллер всё-таки не создал. Как и многие, кто очень тщательно работает над текстом. Это, наверное, вообще исключение и редкость дивная. Я подумал и назову совсем немного авторов, которые создали свой язык: Бабель, Зощенко, Грин, Платонов, Шефнер... Кто ещё? В поэзии Хлебников и, может быть, Маяковский, но в поэзии я не разбираюсь, лучше промолчу.

Это произведение потрясло меня до глубины души. «Мое дело» может перевернуть с ног на голову многие ваши представления о жизни и отношении к ней, о писательском ремесле. Ничего общего с теми веселыми юмористическими произведениями, по которым Веллера знает вся страна. По большей части это автобиография с огромным количеством собственных мыслей и комментариев автора. Никогда не представлял, что стать писателем (разумеется, при наличии таланта) было так сложно. Не просто писателем, а писателем с большой буквы. Михаил Веллер раскрыл свой путь к успеху, но многие ли смогут по нему пройти?

Автор имел все основания назвать книгу «Моя борьба». Потому что это и есть история борьбы отдельно взятого индивидума за право состояться в советской системе.

Веллер рассказал о своём пути и своей борьбе. В 25 лет — первые литературные опыты, в 35 — первая книга. Между этими событиями не десять лет, между ними пропасть, наполненная рухнувшими надеждами и потерянной верой в человечество. Он рассылал рукописи по редакциям и получал в ответ кукиши, выслушивал поучения от людей, которых презирал за непрофессионализм и коекакерство. Он имел все основания думать, что состоялся как профессионал почти сразу, а ему предлагали посидеть за партой с пэтэушниками. Десять лет бился головой о стену, перебивался случайными заработками, и работал, работал, работал.

И ведь победил! Пробил-таки головой стену! Таллин был соседней с Ленинградом камерой, однако режим вместо усиленного общий, и за три года книга состоялась. Пусть прошёлся по ней редактор, пусть из запланированных 16 тысяч тиража вышло всего четыре, пусть вымотали душу местные классики — это была победа. Человек переиграл равнодушную и дряхлеющую, но по-прежнему зловещую машину.

Будучи той самой свиньёй, перед которой писатель безуспешно метал бисер, остаюсь при мнении, что, мягко говоря, переоценивает Михаил Иосифович свой талант и достижения на ниве короткой новеллы. Иначе придётся признать, что все вокруг слепцы были, нет? И Борис Стругацкий, и Самуил Лурье, и прочие люди, собаку в литературе съевшие и знающие, что по чём и где лежит, читали веллеровские рассказы, и хвалили, но при том от восторга кипятком не писали. Да и не рассказы составляют нынешнюю славу писателя Михаила Веллера.

Но! Именно за прущую через край уверенность в своих силах, за осознание своей значимости я Веллера и уважаю. Потому что в литературу только так и надо приходить — что бы быть первым, что бы писать лучше Гоголя, Толстого (любого), Кафки, Булгакова. Когда-то советские полуклассики Бакланов и Астафьев в разные годы высказались почти одинаково, вроде того что бедные-бедные читатели вынуждены читать наше дерьмо вместо Пушкина и Толстого. Думаю, что писателю не стоит таким слогом говорить о своей работе. Иначе непонятен сам смысл выбора профессии.