Рэй Брэдбери «Вино из одуванчиков»

Перед нами довольно необычное произведение, передающее полный спектр детского мироощущения, восприятия, взросления и, конечно же, ностальгии по детству, которая не может не хлынуть на взрослого читателя потоком воспоминаний и ассоциаций. Казалось бы, несколько строк, написанных о лете, о горячих досках бабушкиного крыльца, обжигающих детские пятки, или о душистой траве, окружающей летние пейзажи, способны вызвать столько эмоций буквально за долю секунды. И в этом стоит отдать должное таланту автора, который практически постоянно находит невероятно точные красочные метафоры и обороты речи, чтобы передать то самое нужное летнее настроение и пробудить память.

Но вряд ли можно назвать такое чтение легким и увлекательным, ведь в этих небольших историях нет ничего необычного. Некоторые сюжеты банальны и тривиальны по своей сути и важности, некоторые способны увлечь подачей и интригой происходящего, но всё равно так или иначе все они пропитаны густой и яркой атмосферой, которой невозможно не проникнуться. Она буквально сквозит в каждом слове и предложении — атмосфера яркого зеленого лета, именно того, беззаботного и полного событий прямиком из нашего детства. Даже с учетом того, что у нас разная культура, разные страны и разное время, — впечатления о детстве, отпечатанные на подкорке головного мозга, могут быть схожи и даже во многом.

Наверное, одним из основных минусов произведения можно назвать отсутствие целостного сюжета, как такового. Все таки это больше сборник рассказов, написанных в разное время, на разные темы и про разных персонажей, пусть и объединенных глобально одной идеей и некоторыми постоянными героями. Попытка создать из разных историй одну — в данном случае задумка больше неудачная, чем наоборот. Некоторыми героями не успеваешь проникнуться, некоторые нужны только для галочки, а про некоторых хочется продолжения. Поэтому такая разрозненная структура, хоть и построенная последовательно в хронологическом порядке, обретает качества необязательности, несерьезности и скоротечности.

Иногда мне буквально приходилось продираться сквозь текст, так как я не понимал важности данной истории для всей книги в целом. Некоторые сюжеты мне вообще показались лишними. Но зачастую некоторые главы меня реально увлекали. Историю про неприкаянного я бы вообще сделал одной из центральных, развил бы тему более детально и придал бы значимости, добавил бы интриги, таинственности и детектива. Но пострадала бы от этого бесподобная и уникальная атмосфера, увы, не знаю, возможно, именно поэтому автор создал именно то, что создал. И, наверное, это тоже правильно, так как такая особенная подача и антураж — редкие спутники глубоких и проникновенных произведений.

В общем и целом я нисколько не усомнился в таланте Бредбери — он способен заставить поверить в отраженные на экране или начертанные на бумаге слова, пробудить память и ощутить как будто реальные запахи, вкусы и цвета. Именно эта особенность делает данное произведение уникальным. И сколько бы трудным не далось мне чтение, я всё равно сумел понять и поймать ту пронизывающую грусть Дугласа Сполдинга (одного из главных героев книги), когда он понял, что лето закончилось. Нужная атмосфера — это одна из ключевых свойств хорошей истории, но тем не менее кроме неё должно быть что-то ещё.

Я до сих пор помню день, когда впервые осознал, что когда-нибудь умру. Помню ярко и отчётливо, так, как будто это было вчера. Это откровение не из тех, которые приходят как результат долгих размышлений и изысканий. Просто однажды, в самый обычный день ты гуляешь по парку, маленький и беззаботный. Утром был дождь, и теперь в лужах на аллеях играют лучи солнца, пуская по поверхности воды маленькие радуги и зайчики. На скамейках сидят мамы с колясками и влюблённые парочки, на солнышке греются лоснящиеся оранжевые кошки, воздух свеж и ничто не предвещает беды. А ты вдруг понимаешь — настанет день, и по-прежнему будет светить солнце, люди будут рождаться и жить, любить и радоваться всему вокруг, гладить кошек и любоваться сверкающими на солнце каплями воды на свежей траве. Всё это никуда не денется и будет вечно. А вот тебя — не будет. Мир не остановится, планета не перестанет крутиться, не заметит, что стала на двадцать один грамм легче. Не помню, плакал ли я потом, помню только, как понял вдруг, что умерший парой лет тому назад дед больше не вернётся, что смерть — навсегда.

С тех пор я стал старше и, смею надеяться, хоть чуточку умнее. Но всё равно боялся смерти. Жизнь представлялась мне постоянным неостановимым падением навстречу тёмной пугающей бездне, откуда нет возврата. А самое страшное в том, что всё светлое и доброе, что было в твоей жизни, недолговечно и недоступно. Целая вселенная твоих воспоминаний и чувств умрёт с тобой. Сенека однажды сказал: «Большая часть смерти уже наступила: то время, что за нами, — в её владении». Было время, когда слова мудреца казались мне единственной возможной истиной.

Книга Рэя стала для меня глотком свежего воздуха, спасательным кругом, лучом света. Трудно подобрать неизбитое, достаточно живое и яркое сравнение, чтобы выразить, чем для меня является этот роман. Герой переживает всё то же, что и я когда-то. Кажется, старина Рэй читает в сердцах людей с той же лёгкостью, с какой мы читаем утреннюю газету. Мастер аккуратно и бережно, с ласковой нежностью хирурга берёт в ладошки твою душу, чуть подышав, хорошенько оттирает её от царапин и пятен, тоски и грусти. И вот ты вновь способен дышать, как когда-то, жить без страха перед неизбежным. Не нужно омрачать лето своей жизни пустыми тревогами, не нужно гнаться за призраком прекрасного, но чужого счастья. Каждый день жизни наполнен маленькими чудесами. Потёртые теннисные туфли, и трамвай, и зелёная электрическая машина, и игры с друзьями, и вино из одуванчиков, и пожелтевшие от времени фотографии, и улыбка матери. Ты, конечно, умрешь, рано или поздно, так или иначе. Но ведь это не повод лишать себя всех этих сокровищ. Однажды поняв, что жив, осознав себя живым, стоит ли думать о смерти? Однажды тебя не станет, но останется солнце, и трамвай, и ноябрьский дождь, и мальчишки будут бегать по улицам в волшебных теннисных туфлях. Не нужно думать, что утратишь всё это. Каждый прожитый от всего сердца день, каждая улыбка, каждый вздох делают тебя частью мира. Только вообрази: смех и слёзы, восторг и грусть, первая любовь и первое расставание с другом, всё лучшее, что есть в тебе становится частью этого мироздания. Эта частичка тебя не умрёт и будет жить вечно, покуда светит солнце. Как-то в одном скучном учебнике я вычитал, что в каждом нашем вдохе есть несколько молекул из предсмертного выдоха Цезаря. Вот и подумай — где-то, когда-то молодой и глупый ещё малыш будет дышать тем же воздухом, что и ты. Это ли не счастье?

Мне не хватает слов, чтобы описать всё великолепие этого Романа. Это превыше слов, больше самых красочных эпитетов, несравнимо прекраснее всего, что мне дано выразить. Благодаря этой книге я понял, что, в сущности, самое сложное — это вовсе не сама смерть, а мгновенное, как гром посреди сияющего лета, осознание собственной недолговечности перед вселенной. Люди, просто переживите это, прочувствуйте хорошенько и оставьте в прошлом, как старые изношенные туфли. И дальше всё будет хорошо, и с каждым днём всё лучше. Вы только верьте. И улыбайтесь.

Одна из загадок этой повести — это адресат. Кому адресовано это послание Брэдбери? Десяти-двенадцатилетнему мальчику? Подростку 14-15 лет? А может быть юноше от 16 и до 21? Или взрослому молодому человеку? Но, может быть, мы ошибаемся и книга предназначена только людям среднего и старшего возраста — родителям и дедушкам-бабушкам? Где проходит возрастная граница, которая отделит «своего» читателя этой повести от «не своего»?

А ведь вопрос совсем не праздный. Потому что первый раз я читал «Вино...» в юношеском возрасте, а потом уже примерно каждое десятилетие своей жизни перечитывал (впрочем, возрастной диапазон между 50 и 60, кажется, прошёл без Гринтауна №1). И ни единого разу ни в каком возрастном слое не умалилось отношение к этой повести и не размылись смыслы этого послания Брэдбери, отправленного им из лета 1928 года вперёд, в Настоящее и Будущее...

Вообще мне думается, что эта книга не является попыткой выстроить мостик между старым и малым поколениями (такие мнения иногда встречал в реале). А самое главное — это обращение автора к тому внутреннему «Я» читателя, которое — многомерное, многофигурное и многоликое — находится внутри каждого из нас. Потому что, меняясь с течением времени, наши предыдущие «Я» никуда не деваются и уж тем более не умирают. А просто уходят внутрь нас, где терпеливо и ожидающе покоятся, в надежде, что рано или поздно, но они понадобятся своему владельцу — тому, чьим предыдущим естеством они были.

Многие скажут, что человек меняется постепенно и постоянно, что «Я»-вчерашний не тождествен «Я»-сегодняшнему и т.д. Однако мне кажется, что всё-таки изменения происходят как бы ступенчато: идёт некий период накопления мелких событий и появления-накопления нового опыта, а потом скачкообразно под воздействием того или иного обстоятельства человек переходит на новую ступеньку своего «Я»-состояния.

И именно вот такие новые «Я» и сохраняются и фиксируются в каждом из нас. И именно такие наши «Я» по мере изменения перестают быть актуальными и уходят в тень наших новых состояний — мы взрослеем, накапливаем Опыт, Умения, Навыки и Знания, а тот предыдущий «Я», которым был я до этого, остаётся где-то там в недрах моего тела и моего мозга и моей личности.

Именно о таких моментах и идёт речь в книге, именно к ним, к этим нашим внутренним составляющим и обращена книга. И именно они, эти наши предыдущие Тольки и Саньки, Томы и Дженни, Жаки, Мадлен и Гансы, и заставляют нас читать эту книгу Рэя Брэдбери взахлёб и с судорожными перебивками в дыхании — потому что эта повесть о них и для них.

Но и непременно для нас, неважно, сколько нам сейчас лет и как далеко мы ушли от своего 11 — 12-летия и от своего собственного лета 1928 года. И где-то там во Вселенной непременно есть кладовая, где хранится на полках разлитое в бутылки из под кетчупа одуванчиковое вино нашего лета «1928 года».

Каждый день в одной бутылочке.

Найди её, эту свою кладовую, открой бутылочку и сделай глоток...

Рэй Брэдбери — потрясающий фантаст. Нет, не так. Гениальный фантаст. Уже за «Марсианские хроники» ему можно поставить памятник. Определённо он один из тех людей, которые в глазах широкой публики возвели фантастику в ранг «большой литературы». И, конечно же, можно всей душой полюбить Брэдбери-фантаста. Он этого заслуживает. Но можно и не полюбить — на это есть полное право.

А вот не полюбить такого Брэдбери, каким он предстал в «Вине из одуванчиков» мне кажется невозможно. Вполне допускаю, что во мне говорит юношеский максимализм и категоричность. Пусть. Пусть это будет восторженный, превозносящий отзыв. «Вино» этого заслуживает. Тем более для меня это прямо-таки сакральная книга. Ведь прочитана она была сразу после смерти Мастера и, пожалуй, сложно было найти более подходящее «поминальное» произведение.

Это очень мудрая книга. Хотя, если присмотреться, в ней ведь ничего особенного и не написано. Жизнь такая какая она есть. Обыденная? Нет. Волшебная? Именно. В каждом окружающем нас предмете, в каждой мелочи, в каждом буднем дне сокрыта своя извечная магия, свой смысл.

Почему-то каждый раз, заглядывая в эту книгу, я нахожу для себя что-то новое, какие-то ответы на вопросы, давно интересующие меня. Может мудрость в простом? Может жизнь на нашей планете, в маленьком городке не менее интересна, чем на Марсе? Именно в «Вине» Брэдбери вдруг открылся мне очень реально и ярко. Именно тут я увидел, как он видит жизнь и других людей. Именно тут он вступает в диалог с читателем, водит его по улицам Гринтауна, дарит ему свои детские воспоминания и впечатления и приглашает сопоставить со своими. И они сопоставляются! Здесь каждый найдёт что-то своё, у каждого найдётся точка соприкосновения с этой книгой. У кого-то это бабушка и кухня, у кого-то собирание ягоды в лесу, у кого-то жуткий овраг, в котором так весело было играть в прятки. У меня это трамваи.

Эта книга — шанс окунуться в детство, увидеть мир, снова так, как тогда, чистыми незамутнёнными глазами. И это будет самый объективный взгляд на вещи.

Помимо философичности этот роман ещё и замечательно атмосферен. Чувствуешь, как греет солнце, как легко ногам в новых кедах, как холодеет сердце в тёмном овраге, дышишь ароматом лета, вкушаешь терпкое сладкое вино и понимаешь: вот оно счастье. Не в космосе, не в выдуманных мирах, а здесь, рядом с нами.

И такое ощущение возникает, что книгу эту писал просто очень взрослый ребёнок, здесь нет ни капли наигранности или фальши, настолько это всё правдиво и по-настоящему. Просто телом этот ребёнок вырос, коэффицент интеллекта увеличился, а душа осталась прежней.

Кто-то скажет, что это вовсе не его детство, а детство американского мальчика. Но Брэдбери писал не об этом. Он писал о том, что важно и волнующе на всём Земном шаре. Эти несколько новелл не имеют государственных границ, они трогают за струны души любого человека, где бы он не находился в Гринтауне или Мехико-Сити.

«Вино из одуванчиков»- книга, в которой мастерство Брэдбери видно особенно ярко. Только он мог раскрасить знакомый нам мир такими яркими красками. Только он мог сделать такие банальные истории, такими пронзительными и такими глубокими.

Итог: In vino veritas! В этой книге просто обязана быть истина.

Оценка 10 из 10

P.S. А ведь несколько месяцев назад, этим же числом Рэй Брэдбери и умер. Вот оно как совпало. Наверно поэтому отзыв получился корявеньким. Хотя, думаю, вы поймёте расчувствовавшегося почитателя творчества Мастера.

Посмотрите в глаза вихрастого мальчугана или смешной девчонки лет эдак восьми. Посмотрите — и задумайтесь: а что они сегодня познали о мире, в котором живут ещё так недолго? В таком возрасте день редко обходится без открытий, хотя бы маленьких, почти не заметных, и уж конечно совсем не важных для таких серьёзных взрослых дяденек и тётенек, как мы с вами.

А может быть сегодня — именно ТОТ день. День, когда приходит осознание себя. День, когда жизнь вдруг взрывается всеми своими цветами и ослепляет на миг, а когда приходишь в чувство — начинаешь вдруг дышать полной грудью, прыгать, смеяться, а в голове — одна мысль: я — не просто я; я — ЖИВУ!

Или сегодня — ДРУГОЙ день. Когда вдруг останавливаешься на полушаге, умолкаешь на полуслове, бросаешь любое дело, что миг назад занимало всё твоё существо и беспомощным взором оглядываешь такие привычные вещи вокруг, ставшие вмиг ненужными и бесполезными, и приходит страшное понимание: я — смертен! Настанет время, и в мире не станет самого важного, что в нём было во все времена — меня. И негде искать помощи и спасения, ибо закон жизни, познанный мной, не приемлет исключений. Так будет. И с этим познанием предстоит жить дальше.

Но разве даже это страшное открытие, однажды сделанное каждым, способно остановить бег жизни?

Тяжелые мысли проходят. О, да, они остаются где-то там, на самом дне души, они готовы вновь заполнить наш ум, но ведь мы созданы не для вечной скорби. Мы созданы для счастья!

И несёт нас по волнам жизни наша Машина Счастья. Каждому она видится по-своему. У кого-то — машет крылами, у другого имеет гордую корабельную осанку, у третьего — окрашена цветом ночи или яркого полдня, синевой моря или снежной белизной, а форму имеет совсем уж невообразимую... Наполнена она тишиной или любимой музыкой, плеском волн или детскими голосами... На каждой Машине кроме нас — люди, которых мы любим; они помогают нам вести Машину, но (вот странно!) им она кажется своей собственной и выглядит порой совсем не так, как наша.

И ещё есть Машина Времени. У неё нет тумблеров, кнопок и циферблатов. Зато она может перенести нас в любой момент момент существования мира. Именно так!Ведь мир существует, пока живёт человек. И все ушедшие ранее тоже существуют в этом мире.

Это очень хорошая Машина. Она называется память.

Она способна вернуть нас и в самое счастливое время жизни — детство. Время, когда мы ещё не взвалили на себя тяжёлый груз забот и тревог, когда точно знали, что всё в мире делится на хорошее и плохое и одно легко отличить от другого, что родители — самые сильные и умные люди на свете и могут всё, что существует волшебство, а сказочные герои — реальны, что добро всегда побеждает зло.

Это время самых длинных и весёлых дней, самых таинственных и волшебных ночей, самых ярких восходов и красивых закатов, самых вкусных зелёных яблок и самой тёплой морской или речной воды. И даже воспоминание о самых сильных детских страхах вызовет у нас теперь улыбку. Чаще — грустную, ибо теперь-то мы знаем, чего надо бояться в этом мире по-настоящему...

Да, цель человека в жизни — именно счастье. Счастье любить. Счастье творить добро — или творить добро для счастья. Не ломайте свою Машину Счастья ложью и фальшью, это не сделает счастливее никого и никогда.

Испейте «Вина из одуванчиков» прямо сейчас. Почувствуйте эту сладость на своей душе и вспомните радостные времена детства. Вспомните свои открытия мира.

Эта книга — и о вас.

Имя «Рэй Брэдбери» должно стоять в словарях в качестве антонима слову «лаконизм». Серьёзно, такое чувство, будто книгу эту он писал на спор: «Спорим, смогу написать так, чтоб на тонну слов будет приходилось два грамма смысла».

Большинство персонажей — очень неприятные личности. Взять хотя бы историю про машину счастья. Лео Ауфман построил эту самую машину, посадил в в неё жену. Та огорчилась — машина показала ей всякие интересные места, в которых ей ужасно хотелось бы побывать. Увы, несчастная женщина понимает, что никогда не отправится ни в Париж, ни в Лондон, потому что вся её судьба — штопать носки детям и мужу. Что делает Лео Ауфман, этот великолепный муж? Ломает машину и рассказывает всем, что, мол, «машина счастья существует уже тысячи лет, и это семья! Вау, смотрите, как мы тут все счастливы!»

Ау, мужик, очнись. Тебе, может, и хорошо, но твоя жена явно несчастна. Свози её, блин, если не в Париж, то хотя бы в Йеллоустоунский парк. Ну или, если ты такой крутой изобретатель, построй машину, которая поможет ей носки зашивать. Но уж точно не делай вид, будто всё в порядкею

И дальше всё примерно то же самое. Либо я что-то не понимаю, либо...

Кто-то называет книгу «гимном детству и лету», но я даже с этим согласиться не могу. Дети тут ведут себя совсем не как дети (нет, спортивные туфли — совсем не предел мечтаний для подростка). Ну а старики... Такое чувство, будто по мнению автора, пожилой человек должен добровольно алезть в гроб и жить исключительно воспоминаниями о прошлом.

И ладно, если б все эти противоречивые штуки были интересно описаны! Но нет. «Вино из одуванчиков» — это целый ураган слов, большинство из которых — абсолютные пустышки. Автор создаёт интересные ситуации и извлекает из них самую банальную и скучную мораль из всех возможных.

Так уж вышло, что «Вино из одуванчиков» стала у меня следующей книгой после Улисса. Ощущения, конечно, специфичные. Лёгкое дежавю, сравнимое с чтением Калипсо после Протея, если вы понимаете о чем я.

Когда-то я услышал интересный отзыв об этой книге. «Мне не понравилось, в моем детстве такого не было». Смею предположить, что это работает не так. Например, в моем детстве не было необитаемого острова, но Повелителя  Мух я прочитал и мне понравилось.

«Вино» хорошая книга. В ней, может, есть что-то лишнее, но читать ее приятно. О ней не думаешь, когда идёшь из дома на работу и обратно, но когда берешь в руки — погружаешься.

Романом бы я это, конечно, не назвал. Имена и локация не придают цельности. Особенно понравился рассказ Экзорцизм.

Поначалу чтение давалось с трудом. Слишком много метафор, что я не особо люблю. Да и факт «сшитости» из разномастных рассказов, бросался в глаза и раздражал поначалу. Но после сотой страницы, всё пошло как по маслу. Привыкнув к стилю написания, начал погружаться в атмосферу и вникать в глубь проблем, поднимаемых автором. И после каждой главы, с мыслями «какую-же следующую летнюю историю мне поведают герои?» — я продолжал чтение взахлёб.

Итог. Произведение классное, хвалят не зря. Многие проблемы актуальны и по сей день.

«Вино из одуванчиков» — роман-настроение. Удовольствие от прочтения прямо пропорционально тому, насколько быстро и ловко сумеешь запрыгнуть в проходящий мимо состав чувственного повествования. А вот я так и осталась стоять на перроне. На меня пахнуло терпким запахом вина, повеяло зноем от раскаленной солнцем земли, взгляд зацепился за гирлянды одуванчиков и приятные улыбки пассажиров поезда... Но все это не смогло меня захватить, потому что не было моим, личным.

Автор предлагает окунуться в уютную атмосферу провинциального городка 1928 года, вспомнить, как здорово было собирать одуванчики, есть мороженное, бросать монетки в старинные автоматы и радоваться нескончаемой летней поре. Вот только лето моего детства было совсем иным. О мороженном, кинотеатре и магазинных обновках не приходилось и мечтать, поскольку каникулы я проводила у бабушки в деревне, расположенной в совершенно глухом углу. Для меня лето Брэдбери чересчур цивилизованное и одомашненное, где заброшенность таится лишь в дальнем углу, боится подступающего прогресса. В нем слишком многолюдно. Автор предлагает погрустить о теплом уютном прошлом, подмятом бездушным развитием, а я грущу о том труде и росте, что оказались позабытыми и напрасными. У Брэдбери лето вкуса вина из одуванчиков, а у меня — только что сорванных огурцов со свежим медом. И то, и другое — овеществленные кусочки солнечного света, но у каждого из них свои собственные, совершенно не похожие друг на друга вкус, настроение и чувство.

Не срослись отношения с персонажами. Не по душе мне все эти дети с глазами стариков и старики с глазами детей. Я очень хорошо помню, что любуясь цветами и деревьями в детстве, всегда воспринимала их как должное. Сознательно созерцать природу как постоянное и вечно меняющееся чудо я научилась лишь во взрослом возрасте. И тогда же сакральная аура лета охватила для меня весь год, и я стала наслаждаться сменой времен года, самолично принимая участие в сезонных ритуалах. Детское время слишком длинное для этого. Еще я отлично помню, как идя от подруги домой поздним вечером в темноте, держа в одной руке палку, а в другой — зажигалку, отчаянно боясь зверей и монстров из леса, этот ужас вытеснил все другие чувства и мысли. А стоять на краю жуткого оврага и размышлять о тщетности бытия... Ну не верю я ни этим непомерно рассудочным детям, ни нарочито мудрым взрослым, все они кажутся искусственными.

Большинство микро-рассказов о друзьях и соседях, встроенных в повествование, не заинтересовали. История о машине счастья выглядит блекло и невыразительно по сравнению с шикарным раскрытием этой же темы у Станислава Лема в последних сказках роботов о Трурле и Клапауцие. Происшествия с клубом «Жимолость» и Душегубом показались откровенно лишними. Вообще все эти рассказы полны столь личных воспоминаний и мыслей, что напоминают фотоальбомы, показываемые в гостях. Остается только вежливо улыбаться и кивать, дожидаясь окончания потока чужих воспоминаний. Так же истории из жизни обитателей Гринтауна сбивают общее ностальгическое настроение, царящее в начале, и возвращается оно лишь под конец. Но финальный эпизод о бабушке, кулинарии и тете Розе вызвал у меня совсем не те чувства, которые предполагалось. Я понимаю, что это такое торжество старых традиций и обычаев над новыми, пусть и более удобными, но ситуация выписана очень уж по-детски. Ну не верится мне, что весь секрет вкусной пищи скрывался в старых банках и всеобщем беспорядке. Я с уважением отношусь к людям, которые способны приготовить вкусное блюдо из того, что имеется в холодильнике, поскольку сама всегда нуждаюсь в тщательном планировании и расчете. Но тогда такой человек должен быть способен без проблем сориентироваться в новом порядке вещей. А тут... Было жаль бабушку, ежедневно готовившую еду для оравы гостей, и стыдно за дюжину взрослых людей, не способных позаботиться о себе, и потому отправляющихся спать голодными.

Я с облегчением вздохнула, когда последний вагон поезда лета Брэдбери скрылся в дали, и, наконец, можно было встрепенуться и пойти дальше. Немного жаль, что действительной теплоте, скрывающейся среди страниц этой книги, не нашлось места у меня в душе. Все время прослушивания постоянно приходилось делать короткие перерывы на что-то иное, поскольку чувства, навеваемые романом, не были родными и вскоре начинали тяготить. Не разделяю желания вернутся в светлую пору детства, вероятно, потому, что сейчас я счастливее, чем тогда. Не разделяю и прочих вздохов по прошлому, ах, нет ничего лучше дум во время стрижки газона. Кто-то другой может добавить, что нет более подходящего занятия для размышлений, чем стирка белья на камнях в реке, стрижка овец вручную, вырезание собственной ложки к обеду или разделывание туши собственноручно пойманного оленя. Но глядите-ка, люди отказались от огромного количества теплых ламповых дел и промыслов, а небо до сих пор не упало на землю! В общем, пора для вина из одуванчиков для меня уже прошла или пока не настала, а сейчас все не то — не то время, не тот возраст, не то настроение.

Очень понравилось исполнение Степана Старчикова. Приятный тембр голоса и грамотная речь. Музыка, звуки природы и эффекты подобраны отлично, и по громкости отлично оттеняют читаемый текст.

«Интересно, интересно жить, Ингер. Сколько страха и красоты! А от смеха иногда помираешь! Плакать же — стыдно.»

Александр Грин «Дьявол Оранжевых Вод».

Роман начинается с важнейшего события в жизни двенадцатилетнего мальчика. Дуглас Сполдинг впервые осознаёт, что он живой. Возможно, если бы младший брат Дугласа Том, без причины набросившийся на него в лесу, не заехал ему по зубам, это знание пришло бы к Дугласу позже, но всё равно пришло бы, все дети так или иначе приходят к этому открытию; но куда интереснее в этом эпизоде поведение десятилетнего Тома. Не следует ли этого мальчика показать психиатру? Отец, который всё видел, только смеётся. Так начинается предпоследнее для семьи Сполдингов счастливое лето. В октябре следующего года страна начнёт затяжной прыжок в пропасть экономического кризиса, и одному богу известно, как переживут его герои романа. Но пока до этого ещё далеко, и только страшная жара в середине лета 1928 года (Дуглас едва не умер от солнечного удара) напоминает, что в любой момент может разразиться гроза.

Бессмысленная драка в начале не единственная странность в этом сильно перехваленном романе. Удивляет полное отсутствие негров в городе с населением 26 тысяч 349 человек*. Они там, конечно, есть, но Автор их сознательно в упор не видит даже глазами детей, почему-то не желая касаться расовой проблемы. Нет у него желания портить чёрными мазками картину, напоминающую радостные и яркие пейзажи импрессионистов. Или такая вот мелочь, как домашние животные. В доме Сполдингов есть собака (ни породы, ни клички), до которой мальчикам нет никакого дела, и вообще в городе нет животных, кроме бездомных собак и лошади мистера Джонаса, попавшего в Гринтаун определённо из мира сказок Андерсена. Неужели Автор не знал о той огромной роли, которую играет в воспитании общение детей с домашними животными? И да, скорее всего, не знал, как не знал и о том, какую роль играет в жизни маленьких городков США церковь. Не может такого быть, чтобы у постели умирающей 90-летней женщины не присутствовал священник, но тем не менее его там нет. Не может быть и того, что в населённом пункте, расположенном на берегу большого озера, никто не ловил рыбу с лодки, каковое занятие, называемое рыбалкой, не могло остаться без внимания со стороны мальчишек, а ведь они в сущности не занимаются всё лето почти ничем, кроме бесконечной беготни с воплями по всему городку и редких разговоров со стариками.

А разве не странно выглядит удивительная напряжёнка в городе по части красивых девушек? Самой красивой считается тридцатитрёхлетняя (!) Лавиния Неббс, реальный кандидат в старые девы, а её подруга, которая могла бы с Лавинией конкурировать, только что найдена в овраге, задушенная маньяком. Но эти общегородские мелочи ничто в сравнении со странностями отдельных персонажей романа. Вот какой совет даёт находящаяся в здравом уме при отличной памяти 95-и летняя мисс Лумис журналисту Уильяму Форестеру (своей только что найденной родственной душе), снимающему комнату в доме Сполдингов, — «... постарайтесь умереть, пока вам не исполнилось пятьдесят.» Понять её можно, ведь она упустила в своей жизни главное — любовь, но на основании какого расчёта она желает этому хорошему человеку ранней смерти? Ведь совпасть во времени в будущей жизни можно только случайно. Или по воле бога, в которого они оба не верят.

Ещё более странным кажется главный одуванчиковый винодел и по совместительству глава семьи Сполдингов, который в романе называется исключительно дедушкой**. Предварительно необходимо сообщить читателям то, чего не удосужился сделать Автор. А именно кто такая тётя Роза. Элементарные соображения приводят к выводу, что это сестра матери братьев Дугласа и Тома и что она не приходится дочерью дедушке и бабушке. Когда тётя Роза внезапно разрушает царящую в доме идиллию***, которая держится главным образом на сверхъестественном кулинарном таланте бабушки (один из немногих элементов фантастики в романе****; как бабушка справляется, совершенно непонятно, она умудряется ещё и подметать и мыть пол на веранде, невестка ей помогает, но очень мало), этот замечательный дедушка инициирует совершенно хамское выдворение бедной доброй женщины из дома прямо на железнодорожный вокзал. Хорошо ещё, что о билете на поезд позаботился. А ведь не нужно быть даже трёх пядей во лбу, не говоря уже о семи, чтобы придумать другой, более человеческий способ улаживания конфликта. В связи с этим инцидентом начинает казаться, что дедушка работает в типографии отнюдь не наборщиком или грузчиком, а едва ли не её владельцем. Есть намёк в романе, что и сын дедушки (отец Тома и Дугласа) тоже человек в городе далеко не последний. Семья очень богатая, что ясно уже из сервировки стола (сплошное серебро) и количества едоков за столом, где кроме кучи родственников присутствуют ещё и мимоходом упомянутые нахлебники (!). И сразу после отъезда тёти Розы в ночь с субботы на воскресенье дедушка откалывает ещё одну выдающуюся шутку. В благодарность за возвращение вышеупомянутой идиллии он преподносит бабушке большой и тяжёлый том Шекспира из домашней (!) библиотеки (бабушка вряд ли знала про этот том, ей последние сорок лет не до библиотеки, вся её жизнь прошла на кухне) со словами: «Бабушка, сделай милость, приготовь нам завтра [на самом деле сегодня, т. к. дело происходит в половине четвёртого ночи — примечание моё] на ужин эту превосходную книгу. Я уверен, завтра в сумерки, когда она попадёт на обеденный стол, она станет нежной, сочной, поджаристой и мягкой, как грудка осеннего фазана». Бабушка приняла дар и заплакала от радости. Юмор Брэдбери здесь, возможно, в том, что, по его мнению (и мнению дедушки), из Шекспира можно приготовить любое блюдо, если талант повара равен таланту этого гения. Здесь дедушка слегка реабилитирует себя в глазах читателей, но лишь слегка, поскольку даже шекспировского уровня юмор не может отменить тот факт, что дедушка, мягко говоря, не джентльмен. Пример для внуков, однако. И в один из пасмурных зимних дней, распивая вместе с дедушкой очередную бутылочку вина из одуванчиков, Дуглас скажет — а ведь это тот самый день, когда мы выпроводили на выход с вещами нашу дорогую тётушку Розу....

Всё, что до сего дня написано об этой книге, это только общие слова о счастливом детстве, о мудрых и необычных стариках и волшебных свойствах вина из одуванчиков. Но всё это лежит на поверхности, хотя, конечно, придаёт книге вполне естественное очарование. Особенно если не помнить, в какой благополучной стране живут братья Сполдинги, в стране, где всего-навсего год назад таким же одуванчиковым летом (23 августа 1927 г.) в штате Массачусетс были посажены на электрический стул двое невиновных рабочих (суд присяжных состоял из таких же обывателей, какими населён Гринтаун). Роман Брэдбери многослойный, и кое о чём, не сразу заметном, я уже рассказал. И вот ещё некоторые интересные детали. Во-первых, стакан лимонада. Это тот эпизод, где сначала в доме Лавинии кто-то откашлялся в темноте у неё за спиной, после чего на следующий день из её дома был вынесен труп мужчины, заколотого ножницами. Так вот, стакана там, где видит его Лавиния (на столе на веранде) не должно было быть. Перед уходом из дома в кино Лавиния пила лимонад из высокого фужера (см. ниже) и оставила его на столе. А вернувшись из кино, увидела стакан. Но осознать, что из этого следует, не успела, хоть и начала понемногу догадываться. Из этого стакана мог пить лимонад только тот, кто прятался в доме Лавинии, задушив Элизабет Рэмсел и надеясь, что Лавиния не пойдёт ночью домой через овраг. И это мог быть только Душегуб. Мальчишки же убедили себя, что убитый кто-то другой, в противном случае всё лето полетело бы вверх тормашками, ведь при живом Душегубе гулять по городу ночью гораздо интереснее.

Правду знает только самый умный — Том. Действительно, по ходу повествования не остаётся сомнений в умственном превосходстве Тома над старшим братом. Это замечает и журналист Форестер, который рассказывает историю своих отношений с мисс Лумис именно Тому, а не Дугласу, который присутствовал при их знакомстве в аптеке и принёс журналисту весть о смерти этой женщины.*****

Во-вторых, книги пересылаются по почте без упаковки. Это просто поражает воображение того, кто часто (да и редко тоже) отправляет и получает книги почтой. Как же аккуратны и честны должны быть в США почтовые работники и перевозчики почты! Хотите — верьте, хотите — проверьте. Может быть, это так же верно, как и сообщаемая на следующей странице скорость движения земли (напечатано с маленькой буквы) — «шестьдесят триллионов миль в секунду».

Есть в романе и другие загадки. Например, история с наездом зелёной машины на мистера Куотермейна, чему оказался свидетелем вездесущий Дуглас Сполдинг (кстати, отлично изображённый в 1967 году Юло Соостером). Есть основания утверждать, что этот мистер остался в живых, а вот то, что зелёная машина — электромобиль (это в 1928 году), вызывает большие сомнения и отсылает любознательного читателя к истории этого вида транспорта.

Остаётся объяснить, почему судьба Дугласа (только его, не Тома) не кажется мне благополучной, хотя продавец обуви мистер Сэндерсон не согласился бы со мной. «Чтобы стать мужчинами, мальчишки должны странствовать, всегда, всю жизнь странствовать.» Хорошая мысль, правильная. Но, если в представлении Дугласа к школе тянется тропа «заросшая, капризная, извилистая», «а та, прямая как стрела, — к субботним утренникам, где показывают ковбойские фильмы», то какие же предстоят ему странствия? Те, которые больше напоминают бродяжничество? Настоящие странствия доступны только хорошо образованному человеку и только для такого человека они имеют смысл. Надеюсь, эта мысль тоже понятна.

Можно ещё долго говорить об этой, несомненно выдающейся книге (за «кадром» остались такие любопытные личности, как умершая этим летом 90-летняя прабабушка, чинившая велосипеды и ремонтировавшая черепичную крышу каждый апрель, полковник Фрилей, забывший, на чьей стороне он воевал в Гражданскую войну (!), мистер Джонас с его лечебным воздухом в бутылках, более чудодейственным, чем вино из одуванчиков ...) но сказанного достаточно, чтобы те, кто её ещё не читал, поставили бы жирную птицу напротив её названия. Но, пожалуйста, не очень жирную! Есть по крайней мере ещё две команды, которым Гринтаунские мальчики проигрывают — это команда Тимура Гараева и команда Тома Сойера.

Несколько замечаний по переводу.

Высокий фужер — это в переводе Кабалевской. В переводе Оганяна в обоих случаях — стакан, что вообще обессмысливает интригу. Стакан был, стакан и остался, чего же тогда испугалась Лавиния, увидев его?

Далее: в переводе Оганяна за столом у Сполдингов сидят не нахлебники, а постояльцы, что неправдоподобно. Чего ради эта большая семья станет обедать вместе с постояльцами (квартиросъёмщиками по нашему) т. е. полностью чужими людьми?

Если добавить к этому то, что у Оганяна прозвище маньяка не Душегуб, а Неприкаянный (что за чушь? чем Душегуб не устраивал?!), то напрашивается мысль — как мало нужно затратить усилий переводчику, чтобы превратить давно уже известное читателям произведение в нечто другое, просто таки вынудив читателя обратиться к оригиналу даже при плохом знании английского.

*) Автор приводит эту цифру, разумеется, не на полном серьёзе. Это выглядит как данные на какой-то конкретный день, поскольку в романе количество жителей города постоянно только уменьшается. О городе Гринтауне кроме численности населения и того, что он выдуман Автором, известно совсем мало. Пожалуй, только то, что он находится на берегу озера Мичиган в 80 милях от города Милуоки (штат Висконсин), чего категорически не может быть, т. к. в этом случае он (Гринтаун) оказался бы на территории Чикаго. И ещё — там растут персики, арбузы и виноград, что не удивительно, ведь штат Иллинойс находится на широте Азербайджана.

**) Имена Брэдбери дал только детям и второстепенным членам этой семьи. Это недействующее лицо дядя Берт, тётя Роза и некий Лео, о котором вообще ничего не известно кроме того, что это не изобретатель Машины Счастья, тоже Лео, но не Сполдинг, а Ауфман.

***) Почему сестра не предупредила Розу, что кухня это табу, Автор не говорит, но легко догадаться, что просто не успела, т. к. не ожидала подобного. Случившееся было огромным неприятным сюрпризом для всех, даже для дедушки.

****) Ещё один такой элемент — Машина Счастья Лео Ауфмана, которая очень быстро перегрелась и за ненадобностью сгорела. Оказывается для счастья никакая машина не нужна, счастье — оно в родном доме, любящей жене и замечательных детях. Ну и ещё упоминавшийся выше адерсеновский персонаж мистер Джонас.

*****) Форестер, естественно, не может открыть Тому тайну голубого конверта, мальчик всё же слишком мал для столь низких истин. У читателя же не остаётся никаких сомнений в том, что в письме мисс Лумис сообщила Уильяму о том, что завещала ему своё немалое состояние, а, судя по тому, что она занималась благотворительностью, оно таки и в самом деле вполне приличное. У неё ведь нет наследников и это была её последняя благотворительная акция. Ничего другого тут просто не может быть. И ещё, хочется думать, она написала, что пошутила, пожелав ему недолгой жизни. Ведь она и в самом деле пошутила. Кончалось же письмо просьбой почаще заказывать лимонное с ванилью.

Всё-таки мне кажется, Форестер обманул, конечно не преследуя корыстных целей, несчастную мисс Лумис. Будь он в самом деле таким романтиком, каким ей представился, разве сидел бы он в 31 год в редакции третьесортной провинциальной газетёнки, да ещё в такой жуткой дыре как Гринтаун? Талантливому журналисту, а к мнению мисс Лумис невозможно не прислушаться, открыты все пути. Не верится что-то в его желание подставляться под пули ночью в Марокко.

«Я и правда живой. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню».

В какой-то момент мальчишка — ребёнок, вдруг понимает, что он Живой...

Кончики пальцев касаются лёгких травинок, нос вдыхает запах лесного разноцветья, кожа ощущает дуновение ароматного июньского ветерка, уши слышат еле ощутимое стрекотание кузнечиков в окружающей зелени, глаза, привыкнув к солнечному свету, вбирают в себя спокойное и нежное буйство красок по настоящему прекрасной природы.

И тогда ты чувствуешь: Я — Живу!!! Я чувствую, я существую, я...

...То, чего люди не понимают... Какое это счастье, что мы — живые...

Но вслед за ним приходит и иное понимание. Ты чувствуешь свою собственную жизнь. Но... Ты начинаешь чувствовать и её движение. Понимать, что это лето отличается от предыдущих, и что иные будут совсем другими...

Мир меняется. Уже не будет ходить трамвай до твоей школы, перезваниваясь колокольцами, лучший друг уедет в другой город, покинув твоё бытие, бросив тебя одного... и люди, которых ты считал незыблемыми и вечными, которые были частью тебя, оказывается, должны уйти туда, откуда никто не возвращается.

Следовательно... Следовательно, если мир меняется, меняешься и ты.

А если ты меняешься, значит ты рано или поздно... умрёшь.

Не станет новых лёгких теннисных туфель, почти не касающихся земли, не будет запаха свежескошенной травы, не будет даже пряного запаха вина из одуванчиков, которое сохраняет дух из Тех Самых времён...

Для сосущего ощущения одиночества ещё рано. Но придёт и оно. Но уже позже, позже...

Вот так ребёнок, маленькое, сотканное из доброты и жестокости существо, становится Человеком. Детство — это когда ты не понимаешь, что когда-нибудь будешь другим. А истинная старость — когда ты не помнишь, что такое быть молодым. Точнее — каково не быть стариком.

И ведь Рэй Брэдбери не призывает нас к возвращению в то лето, когда мы были беззаботными и не осознавали собственного бытия.

Одуванчик, весёлый жёлтый цветок, несущий радость, никогда не станет прежним, он станет лёгким пуховым облаком, и разлетится по ветру, дав жизнь новым россыпям солнцеликих соцветий. Можно лишь закупорить их аромат в бутылку, и вбирать иногда этот запах, возвращаясь на время туда, куда тебе больше дороги нет.

Наверное, это книга всё же не совсем о детстве. Она о том, что жизнь движется, меняется и переходит из одного в другое. Ты был ребёнком, ты взрослый, и ты будешь стариком. Это нормально, это и есть жизнь. Но никогда — никогда! — нельзя выбрасывать из себя образы Я-Другого, и помнить, что ты — живой...

Нежно люблю Брэдбери. Но «Вино из одуванчиков» — главное разочарование в его творчестве. Вот честно, уже на половине книги с нетерпением ждал окончания и не надеялся столкнуться с привычным для произведений Брэдбери очарованием. Роман, конечно, содержит немало любопытных мыслей, многое можно разбирать на цитаты, но... скучно как-то. Не цепляет эмоционально. Напоминает какое-то копошение, малозначащую суету. Да, идея романа понятна. И смысла в нём заложено предостаточно. Тем не менее, он (смысл) какой-то очевидный, слишком лежащий на поверхности. Не заставляет задумываться и/или вести размышления уже после прочтения.

Книга наивна. Если это напоминание взрослым о «волшебности» детского мироощущения и взгляда на жизнь, то оно плоское, что ли. Если это ностальгия о детстве, когда и небо голубее, и трава зеленее, и лето солнечнее, то удивляет жанровый формат, выбранный для реализации этой ностальгии. И это не детская литература. А если и так, то далеко не лучший её образец.

Книга состоит из нескольких историй, объединённых единым местоположением (город Гринтаун) и героями, которые так или иначе присутствуют в каждой из историй в главных или второстепенных ролях. Брэдбери славится именно как мастер короткой формы. Поэтому считаю, что лучше бы эти истории были отдельными рассказами. В виде романа эти истории выглядят просто как хроника малоинтересных событий.

Ах, как жаль, что любая книга кончается.

И немного жалко, что прочёл её сейчас, летом.

Всё, что описывается в книге, вызывает такое щемящее чувство ностальгии, что иногда не выдерживаешь и откладываешь чтение, сидя и вспоминая — а какое было оно, твоё лето, когда ты ещё был ребёнком.

Чудесная книга, чудесные описания.

Должно быть, это моё вино из одуванчиков.

Иной раз, прочитав замечательную книгу, думаешь: «Ну как же так, где же я раньше был, почему эта книга не встретилась мне прежде?! Ведь это шедевр, шедевр!..» И нет-нет да закрадётся мысль, что всё как раз таки случилось своевременно: всё шло своим чередом, впитывалось соразмерно получаемым знаниям, раскладывалось по полочкам согласно нравственному развитию, и пришло, наконец, то время, когда этот шедевр мог впитаться ТАК, как должен был, улёгся ТУДА, куда следовало, и ты сам не пожалел, что не знал эту книгу ранее, а обрадовался, что наконец-то нашёл её.

Все знают – и поклонники Рэя Брэдбери, и непоклонники, и даже просто проходящие мимо читатели, – что «Вино из одуванчиков» написано на основе биографических воспоминаний автора. И хотя сам городок Гринтаун, в котором происходят действия, выдуман, главный герой в определённом смысле является аллюзией на самого Брэдбери (недаром второе имя писателя и имя главного героя романа совпадают). Это всё делает роман таким… понятным. И близким.

Говорят, «Вино…» – это лето, запечатанное в переплёт. Говорят, это воспоминания о детстве, что сладким сном спят в глубине каждого из нас. Говорят, что в его строках заключена причина, по которой люди любят июнь, июль и август, а также летние веранды, качели и лимонад. Что ж, я подписываюсь под каждым словом. И вот что скажу ещё: если раньше я думала, что эта книга о детях, то теперь, прочитавши, я думаю, что она о взрослых, которые когда-то были детьми.

В центре повествования – братья Дуглас и Том Сполдинги, юные и впечатлительные ребята, впитывающие события каждого летнего дня, как губки. С ними читатель познает не только свет тёплых дней, но и тьму холодных. Да, вот почему этот роман нельзя просто взять и назвать детским: в нём умирают. Несколько раз умирают. Но смерть преподносится не как трагедия (хотя и трагедия тоже), а как наполняющее один из дней лета событие, странное и неуютное. И да, ребята будут не только веселиться. Они станут грустить, злиться, бояться, даже воровать! Боитесь, что вас ждёт унылая социалка? Это же Брэдбери, здесь всё мягче перины (даже мораль)!

Лето, да, это лето. От самого первого дня, когда по мановению руки главного героя городок встаёт ото сна, и до самого последнего, когда с веранды убирают подвесные качели, – каждая строка, каждая глава дышит летом: жаром горячих дней, прохладой дождливых ночей, путешествиями во времени и памяти, стремительным бегом в новых теннисных туфлях, опасными тенями оврага, обретениями покоя, бабушкиными обедами, последним заездом последнего трамвая….

Это самое лучшее лето. С печалями, весельем, улыбками и слезами, приключениями и болезнями, такое длинное и такое стремительное, самое запоминающееся.

Безоговорочная рекомендация.

Книга на все времена.

P.S. Действительно, есть в романе что-то общее с «Годом призраков» Джеффри Форда. Настроение поиска и утраты, пожалуй.

+10

«Вино из одуванчиков – пойманное и закупоренное в бутылки лето.»

Почему так? У подавляющего большинства людей с детством ассоциируется именно лето, а не весна, что наверное было бы логичнее. Впрочем, о логике забудьте. Эту старую и нудную даму Брэдбери не пустил даже на порог своего романа. Почему одуванчики? Потому что они красивы, ярки, многочисленны. Галдящая ватага ребят, искренне радующаяся погожему деньку, очень похожа на зелёную лужайку с этими цветами. Потому что неприхотливы и могут пробиваться даже сквозь асфальт и камни. Так дети могут иметь счастливое детство даже в лачуге бедняка, нужно лишь немного любви, которая согревала бы их, как согревает одуванчики солнце. Потому что быстро превращаются в белые купола семян и развеиваются ветром. Так детство, каким бы длинным оно не казалось изнутри, на самом деле быстро проходит и сменяется юностью, молодостью, зрелостью...

«Взрослые и дети – два разных народа, вот почему они всегда воюют между собой. Смотрите, они совсем не такие, как мы. Смотрите, мы совсем не такие, как они. Разные народы – «и друг друга они не поймут». Но есть на свете люди помнящие, понимающие, чувствующие эту грань между детьми и взрослыми, которую так легко перейти в одну сторону, но невозможно вернуться. Таков сам Брэдбери — проводник, парламентёр, если угодно — мнемон. В своей книге он дарит читателю возможность вернуться в мир детства, ощутить его сердцем и разумом ребёнка, каким был он сам много лет назад.

Дети иначе смотрят на мир. Многие вещи, важные для взрослых, кажутся им абсурдными и напротив, то что для них важнее всего на свете, часто вовсе не замечается старшим поколением. Дуглас увидел в магазине новый теннисные летние туфли и понял, что ничего нужнее для него нет в целом мире. Это не предмет роскоши и не для хвастовства, они для другого: «Ищи друзей, расшвыривай врагов! Вот девиз легких как пух волшебных туфель. Мир бежит слишком быстро? Хочешь его догнать? Хочешь всегда быть проворней всех? Тогда заведи себе волшебные туфли! Туфли, легкие как пух!» И сразу смутно вспоминается что-то такое своё, про купленные родителями «чешки» или про сандалии, которые возможно были для меня тем же, чем для Дуга его туфли, но я этого уже почти не помню и тем более не ощущаю, а вот Брэдбери помнит и заставляет вспоминать меня.

О многом шепчутся одуванчики. Об осознании собственной смертности — Дугас вдруг осознаёт, что раз люди умирают не только в книгах, раз может умереть близкий человек, то значит и он тоже... смертен. Что же, кто сказал, что в вине подчас не может быть горьковатых тонов? О том, что дети иначе чувствую мир, время и пространство. О способности ребёнка видеть чудо в обыденных вещах. Взрослый знает, что за поворотом дороги ничего интересного нет. Ребёнок уверен в обратном. Взрослый не считает Машину Счастья возможной, но дети совершенно точно знают, что ничего невозможного нет, а значит машина будет построена. В букете этого удивительного вина есть и мудрость старости и беззаботность юности, бесшабашность молодости, материализовавшийся страх, который обычно клубится в углу тёмной комнаты, одиночество, которое может застигнуть любого, дружба и связанное с ней чувство разочарования и потери, есть частичка волшебства, но только такого, которое бабушка создаёт собственными руками, священнодействуя на своей кухне.

Он, конечно, колдун. Просто переставляя слова со строчки на строчку и дирижируя предложениями, такого достигнуть было нельзя. Каждая глава, каждая новелла из романа — это глоток вина из одуванчиков, которое разлили из бутылки, что хранилась в подвале дома Сполдингов. Есть книги для души, а эта книга — сама душа, открытая нараспашку её обладателем, человеком, однажды понявшем: «А хорошо, что он решил жить!»