Артур Мейчен «Великий Бог Пан»

«Великий бог Пан» Артура Мейчена — объединив, сплавив — но не в эклектику невнятного текста, а именно в Прозу, — элементы фантастики и мифа, «заложил фундамент» (конечно не целиком, а подарив нам один из краеугольных камней) такого жанра, как хоррор (выпрыгнув вместе с сюжетом из апокрифов античного мифологического пространства, заблудившегося во времени, уже в литературу с очень определенными координатами «здесь и сейчас»), из которого Лавкрафт, как кажется, выкристаллизовал, «почерпнул»:

1. основное понятие «фигуры умолчания» — причин невыразимого ужаса, которые совершенно не зачем «живописать», визуализировать, а заострить все внимание на губительные и необратимые последствия восприятия этой причины «за занавеской»...

2. создание нагнетающей атмосферы невыразимого ужаса, «газовой атаки», когда это Облако неопознанного и необъяснимого, парализующего и почти беспричинного ужаса (который, как тень на закате, всё растёт, ширится, набухает и сгущается, пока навсегда не сольётся с Мраком: ведь тень, завтра — это уже совсем другая история...), незримо клубясь, ползёт, заползая, как щупальца на все этажи и во все комнаты сознания, и подвалы подсознания...

3. основание кульминации на «эффекте вакуумной бомбы» — подрыва расползшегося «газового Облака» в тот самый момент, когда оно занимает самый оптимальный для создания максимального разрушающего эффекта объем и пока концентрация ужасного ещё способна к подрыву (очень зыбкая пограничная ситуация, как положение неустойчивого равновесия — или сюжет сорвется в предписанный автором восторг пике, или свалится в безвольный плоский штопор, уже губительный для автора...)

4. «комплекс Дедала» — герой, как правило, в силу необузданного любопытства, как тяги к чему-то ещё непознанному или запретному, сакральному, неведомому, делает необратимые шаги (мастерит деревянную корову-ложе для Пассифаи), что и ввергает впоследствии всё и вся в ужасные блуждания по лабиринту Минотавра, предопределяя все причинно-следственные цепочки...

5. струю «детективного расследования» — разбиение истории на логически связанные главки, подводящие (или сознательно уводящие) к разгадке, в стиле Эдгара По, Стивенсона (почти в одно время с Мейченом стал публиковаться и другой Артур — Конан Дойль)...

6. «чужие», чуждые, в нашем мире, вернее набеги на наш мир их «опричников»...

7. интеллект...

В обращении Мейчена к античной мифологии ничего странного — были и проводники этой мифологии и её артефактов в Англию — римские легионы.

А, что до самого Пана — Врубель нарисовал его портрет, расплатившись рассудком...

Я очень люблю творчество Стивена Кинга. А Стивен Кинг очень любит повесть «Великий бог Пан», о чем он неоднократно упоминал в комментариях к своим книгам. Замечательный рассказ «N.» написан Мастером под впечатлением от этой книги, в посвящении к не менее замечательному роману «Возрождение» Кинг пишет: «И Артуру Мейчену, чья повесть «Великий бог Пан» не дает мне покоя всю жизнь.»

Разумеется, повесть Мейчена не могла не привлечь мое внимание. Я прочитала ее довольно давно, и... Не вдохновилась совершенно. Перед тем как писать эту рецензию, я решила дать повести второй шанс (поскольку мало что помнила о прочитанном, что уже характеризует произведение не с самой хорошей стороны). Шанс с треском провалился. Основная претензия у меня одна. Весь «ужас» в «Великом боге Пане» выражен следующим образом (прямые цитаты):

1) «...до моих ушей доносился ее прекрасный голос, говорящий о таких вещах, которые даже сейчас я не смею произносить шепотом в самую глухую ночь, хотя бы я был в центре пустыни...»

2) (персонаж читает историю девушки, попавшей в леденящую кровь историю, суть которой нам вот-вот должны раскрыть, однако...)

«Рэчел рассказала ей дикую историю. Она поведала…»

Кларк с грохотом захлопнул книгу и повернул свое кресло в сторону камина. Когда однажды вечером доктор Филлипс сидел как раз в этом кресле и рассказывал свою историю, Кларк остановил его чуть позже именно этого момента повествования. Он прервал его слова судорожным возгласом отвращения. «Боже мой, — вскричал он, — подумайте, о чем вы говорите! Это же столь невероятно, столь чудовищно! Такие явления не могут существовать».

3) «У него защемило сердце, побелели губы и по его вискам, как вода, заструился холодный пот. Он отбросил бумагу.

«Заберите это, Вилльерс, никогда не упоминайте об этом снова. Неужели вы сделаны из камня?»

И так далее, и тому подобное. То есть никаких ужасов нам не описывают, а описывают только то, как все вокруг от этих неописуемых кошмаров сходят с ума, кончают жизнь самоубийством, умирают от шока и прочая, и прочая. Нет, я, конечно, понимаю, почему эта книга нравится Стивену Кингу. Его фантазия, несомненно, в тысячу раз превосходит мою, и он-то себе сам может досочинять необходимые ужасы (что он, в общем-то, и сделал в «Возрождении»), но с моим, не настолько богатым, воображением хотелось бы читать сам ужас, а не то, что «есть ужасно ужасный ужасающий кошмар, но в чем он заключается, представьте, пожалуйста, сами».

Что касается сюжета: над простой бедной девушкой провели эксперимент, пытаясь расширить границы ее сознания до немыслимой доселе глубины, после чего она тронулась умом. Спустя N-ное количество лет в городе появляется таинственная незнакомка, после столкновения с которой люди начинают сходить с ума направо и налево и вешаться. Заправляет всем этим безобразием так называемый «Великий бог Пан», который в моем представлении получился похожим на древнегреческого толстячка-сатира.

В общем и целом, любителям ужасов (с богатой фантазией) для общего развития прочитать можно. Также справедливо заметить, что (возможно) для времени, когда была написана эта книга, она стала неким прорывом в жанре хоррора. Кинг-то вон какие произведения под впечатлением от нее накатал. Но я в третий раз стопроцентно перечитывать не буду, да и особых впечатлений эта повесть в моей душе не оставила.

«Великий бог Пан», на мой взгляд, является не слишком удачным литературным экспериментом в ранний период творчества Артура Мейчена. Особенно заметно это сейчас, с позиции XXI века. Идея с хирургическим вмешательством, возымевшим более чем причудливый эффект, выглядит, по меньшей мере, наивно, если не сказать — нелепо. Последующие «ужасные» истории (результат связей некоей «демонической» женщины с некоторым числом мужчин) совершенно не трогают. Разве что в развязке происходит нечто завораживающее [цитирую: «Многократно повторяясь, этот процесс у меня на глазах создавал человека. Я видел, как первичная форма перетекает от мужского пола к женскому, отделяя себя от себя, а затем вновь воссоединяясь. Потом я видел, как тело возвращалось назад к звериному облику, из которого оно раньше вышло, и то, что прежде возносилось на уровень совершенства, низвергалось в пропасти, вплоть до исходной глубины всего сущего. Изначальные основы жизни, создававшие организм, все время сохранялись, в то время как внешняя форма непрестанно менялась»]. Но этого слишком мало, чтобы создать более или менее ощутимое впечатление.

Кроме того, повесть написана очень тяжелым языком; я утверждаю это не голословно, а на основании собственного опыта перевода этого произведения. Могу сравнить с личной практикой переводов рассказов Лавкрафта — там было ощущение легкого плавного скольжения, здесь же я словно кое-как полз.

При всем моем огромном уважении к Артуру Мейчену не могу высоко оценить эту повесть, хотя все же не жалею, что один раз прочел ее.

Очень гладко написано, очень быстро читается – на этом плюсы для меня кончаются. Тема и манера ее подачи естественным образом устарела. События описаны обиняками — кто-то что-то издали видел, кто-то кому-то что-то сказал или написал. Такое себе умозрительное расследование праздного джентльмена, у которого зуд по части мистики и непотребства.

Радостные аристократы скорбно мрут из-за знакомства с мадам Бомон, которая в ранней юности, а то и детстве имела туманного вида сношения с Дьяволом. Весь смысл и подробности – из-за чего весь сыр-бор – вся малина осталась за пределами повествования. Мы имеем лишь обертку истории. Ну, так мне как читателю этого мало. Есть начало, середина и конец, а начинки как таковой нет. Застывшие в диком ужасе лица – на этом все. Они увидели что-то и содрогнулись, а потом наложили на себя руки. А что увидели-то? Великого Пана? И чем занималась мадам Бомон? Чего такого жуткого она там практиковала, что мужиков со свету сживала? Дрожите пуритане!!! Бу!!!

К слову надо сказать, что если бы благородные джентльмены не маялись скукой и периодически не подогревались алкоголем, то и на приключеньку бы их не тянуло. Так что виноваты в летальном исходе не дьявольские женщины, а банальный алкоголь. Да и о Пане я тут ничего не узнал. А хотелось, вообще-то.

Можно держать эту повесть за классику, но по нынешним бесстыжим временам – это просто бестолковая ересь. Изображено мило, но на поверку – уныло.

В современном варианте все это выглядело бы так: «Мама, мой парень – Сатана!», и вереница жутко прикольных смайликов.

Все началось с безответственного эксперимента одного придурошного энтузиаста. Затем стоило жизни многим людям, повергло в шок большой город. И превратилось в одно из основополагающих произведений литературы ужасов 20 века.

Повесть многогранна, и ее можно рассматривать как ужастик (столкновение с неведомым злом, о котором больше говортя, чем видят), или мистический детектив (поиски таинственной женщины, о которой герой узнал от своего сокурсника). или философскую драму с примесью готики (автор поднимает довольно сложные вопросы).

Не сказал бы, что это дегкое чтение, но интересное и завораживающее. Пока читаешь, тени по углам комнаты начинают отплясывать зловещий танец

Артур Мейчен — не только писатель, блестящий стилист, но и мистик; Мейчен состоял в Герметическом ордене Золотой Зари под девизом «Avallaunius» («Аваллонец»). Это о нем сказано: «Литературный поденщик, газетный репортер и автор рассказов, без которых любая антология английской прозы нашего века выглядит неполной, студент‑недоучка и знаток средневековых рукописей, адепт Черных искусств и добродетельный христианин, сторонник Высокой Церкви – все перечисленные ипостаси непостижимым образом слились в этом загадочном человеке.»

Кстати, мистер Кроули (опять же слава, но на сей раз слава уже товарисчу Оззи!) — в то время еще будущий черный маг — имел честь состоять в этом же Ордене, наряду с Уильямом Батлером Йетсом.

А сейчас микро-ода всем читающим предисловия, послесловия и комментарии к произведениям, а пишущим всё это — слава во веки веков!

Спасибо Лавкрафту, написавшему о «Великом боге Пане» в статье “Сверхъестественный ужас в литературе”, а также Стивену Кингу, назвавшему произведение «едва ли не лучшей книгой ужасов«! Ваше слово, товарищ Лавкрафт! “Очарование этого повествования трудно передать. Никто еще не описывал беспредельный ужас, которым пронизаны все от первого до последнего параграфы, как мистер Мэкен, постепенно раскрывающий смысл своих намеков и наблюдений».

И вновь к Мейчену. В поисках своего света в душе, он за кругом тривиальности жизни нашел путь к Черному Граалю, к вызывающей дрожь ужаса инфернальности — и именно об этих аспектах зла сие произведение.

К Мейченовскому Пану не стоит относться как к веселому божеству древних греков, всегда готовому и чару поднять, и шутку отколоть, и даму ублажить. Мейченовский Пан — Бог Великих Глубин или Бездны, вызывающий панический (sic!) ужас.

Произведения Артура Мейчена об инфернальной трагичности — в принципе, единственные в своем роде — и определили в какой-то степени эпохальный этап в истории развития жанра. Трудно с этим не соглситься, сохраняя объективность.

Да, и напоследок я скажу: «Жаждущие натуралистических описаний ужасов мистики, черных ритуалов, шабашей и оргий юных грешниц — Вам в иную степь.»

Джентльмены в панике

«O pan ! Io Pan !

Io Pan ! Io Pan ! Pan Pan ! Pan,

I am a man»

Когда несколько авторов независимо указывают на какое-то произведение, на него стоит обратить внимание.

Небольшая повесть Мейчена — один из столпов мировой художественной эзотерики.

Пикантности добавляет то, что перевёл «Пана» на русский господин Егазаров, один из духовных отцов Пелевина, много дальше, чем Виктор Олегович, ушедший по эзотерическим тропам. В «SOSущем» Егазарова Пан играл свою роль.

Кроули, в том числе под влиянием книги, написал гимн «Ио Пан»; Стивен Кинг называет данную повесть «лучшей историей ужасов, из всех, написанных на английском языке»; Лавкрафт канонизировал её; Борхес тоже уважал эту вещь Мейчена.

Начинается классически. Да и как может начинаться повесть, написанная в 1894 году.

Безумный учёный взахлёб рассказывает своему другу о дивном новом мире, раскрывающимся перед каждым, подвергнувшимся небольшой краниальной операции, «микроскопическому изменению в ячейках коры мозга».

Спустя годы в Лондоне появляется роковая красавица, после встречи с которой чинные джентльмены без раздумий лезут в петлю с выражением ужаса на лице.

Мозаичная картина детективного расследования. Один собирает факты о проявлениях дьявола; другой любит шататься по неспокойным ночным улицам.

Постепенно картина проясняется — в женщину вроде как вселился Пан-дьявол, и она занимается со своими поклонниками неким развратом.

Ну что я хочу сказать. То, что джентльмены все сплошь холостяки, то, какие нравы царили в Лондоне девятнадцатого века и то, как неадекватно сэры реагировали на, всего лишь, по всей видимости, разнузданный секс, заставляет задуматься о их мизогинии, вызванной латентным и не очень гомосексуализмом.

В итоге один из них самым банальным образом разбирается с возмутительницей спокойствия. Сцена гибели наиболее приближена к тому, что условно можно назвать боди-хоррором. Остальное же повествование состоит сплошь из фигур умолчания, захлопывания книг на самом интересном месте и обсуждения между собой, но не с читателем, неких фривольных картинок.

Читается легко и быстро. Осилил примерно за час-полтора.

Из тех вещей, что читать надо только ради того, чтобы лучше понимать культурно-литературный западный код. Нервы пощекотать не получится. Но и скучно не будет.

7(ХОРОШО)

Читал в одноименном сборнике издательства «Миф» 1993 года.

Титульная повесть читается тяжело, раздражает недосказанностью, «неописуемым» и умалчиваемым. Многие детали, как и почти во всех ранних мистических триллерах носят сугубо декоративный характер. Концовка предсказуемо никакая. Хоть это и дебют Макена, и чуть ли не первый триллер в литературе, считаю, что Лавкрафт и Кинг переоценили это произведение – ничего гениального не узрел.

Ну и до кучи что касается остального содержания сборника, то особо нечего сказать:

«Белые люди» вообще еле дочитал, хотя это считается чуть ли не лучшим у автора. «Свет», «Отшельник» и «Пирамида» понравились уже немного больше. А из рассказов стоит выделить только «Исчезнувший клуб» — хоть он (как и все остальное) лишен сюжета и ответов, но доставил удовольствие.

Читал по совету Кинга, честно говоря совсем не понравилось, думал будет что-то в духе Лавкрафта, но на самом деле и близко до НР не дотягивает, совсем не страшно когда читал, не знаю что в нем Кинг интересного нашел.

Сюжет очень предсказуемый и банальный. С другой стороны, от отвечает своему времени. Вообще у Мейкена очень хорошие описания природы, окружающей среды. Это сглаживает предсказуемость сюжета.

Почитал отзывы и убедился что если бы современные люди каким-то образом попали в викторианскую Англию, их бы приняли не за людей, а за каких-то фейри. Не только из-за «волшебных» гаджетов и странной внешности, но и из-за взглядов на мир. Которые могли бы показаться не вполне человеческими.

На современный взгляд сюжет банальный, и главный вопрос «что эта девица могла такого показать своим мужьям, чего я еще в интернете не видел?».

Да, повесть не очень хорошо «сохранилась», но надо отдать должное Мейчену. Если бы повесть не строилась на умолчаниях, она бы сохранилась еще хуже. А сейчас у нее остается какой-то потенциал.

По-моему, Хелен Воган — прекрасный персонаж для «викторианских капустников» типа «Лиги замечательных джентльменов» или Penny Dreaful. Ничем не хуже чем Дориан Грей или Доктор Джекил.

Понять, в конце концов, что он имеет в виду. Расширение: разобраться, что имеет в виду Кинг, говоря об Артуре Мейчене и «Великом боге Пане», как о писателе и произведении, вдохновивших на «Revivil». Роман дочитан и то, что прежде определяла для себя, как лавкрафтовские мотивы в произведениях любимых писателей, полной мерой представлено в нем. Ну, вы понимаете: иные миры, населенные опасными и безжалостными тварями, стремятся прорваться в спокойный и уютный наш. Изломанная геометрия, искаженное пространство, цветовые перверсии, неожиданные и пугающие метаморфозы знакомых вещей.

И есть кто-то, по случайности, невежеству, самонадеянности или напротив — взыскуя знаний, на которые человеку замахиваться не след, отворяющий этому дверь, Дверь — так правильно. Всякий раз, столкнувшись с таким, для себя маркировала, как «реверанс Лавкрафту». Не в восторге, но если любимый автор хочет рассказать о том — послушаю. У Кинга, однако, есть полезная, очень девья привычка (Дева — в смысле принадлежности по солнечному знаку), в преди- и послесловиях к своим книгам пояснять, откуда пришла идея. И отчего-то именно то, что четко определяла для себя, как лавкрафтиану (рассказ его «Н» или тот же «Revivil»), относит к «Пану» в качестве источника.

Мы обычно не читаем рекомендованного, правда ведь? Даже рекомендацию кого-то, глубоко симпатичного. В лучшем случае делаем себе заметку, взглянуть по возможности. Исключения: совет исходит от человека, которого хочешь понять; совет исходит от человека, который, как ты считаешь, помогает тебе понять саму себя. Второй вариант сработал-таки вчера с Мейченом, взялась. Н-ну, я его уже читала. Давно и сколько-нибудь заслуживающим интереса, не сочла.

Более рафминированно и упорядоченно, чем у Лавкрафта. Страсти-мордасти из иного мира не прут, как тесто из кадушки. Точечный впрыск. В одну отдельно взятую девушку, неосторожно позволившую произвести над собой рискованный эксперимент, подселяется что-то чуждое. Собственно, о ней теперь можно забыть «моск» съеден, табула раса в плане социального поведения и осмысленности поступков. Но у бесчеловечного эксперимента был свидетель. В силу природного интереса к подобного рода вещам оказавшийся рядом. А затем, не имеющий сил забыть виденное совершенно, невольный летописец последствий.

Все — не покидая истеблишмента, в высшей степени отстраненно и утонченно. Даже рассказ о деревенском детстве загадочной Эллен и связанными с тем промежутком времени двумя трагедиями, не выходит за рамки. Самое вопиющее — рассказ мальчика о случайно подсмотренных «играх» юной героини со «странным голым человеком». Так напугавших, что после наступает необратимая интеллектуальная деградация. Его и всех жальче. Дальнейшие жертвы приобщения к играм взрослеющей героини со своим неизменным партнером, сочувствия не вызывают.

От чего-то смутного отшатываются они там в ужасе. За каким-то перепугом массово и добровольно уходят из жизни через повешение. Что уж было такого, что могло так оттолкнуть человека со средствами, имеющего склонность к исследованию городского дна, чего не мог наблюдать или испытать без участия языческого демона? В мире, где так велик разрыв уровня благосостояния между имущими и неимущими, любой каприз можно исполнить посредством финансового впрыска.

А пляски голых леди и джентльменов под луной в полях и лугах должны представлять собой зрелище чуть смешное, довольно стыдное и в целом малоэстетичное. Не пугать до полусмерти. В этом, видно, и фишка. Кинг сумел разглядеть в произведении Мейчена, чего не увидела бесчувственная (или должным образом не настроенная на восприятие таких блоков информации) я. И трансформировать, переплавить через свое восприятие, отдав читателю. В том виде, какой способен потрясти. Но представление теперь имею. Укрепившись в мысли о необходимости существования разных интерпретаций.

Ну такое. Как говорится, воображение богаче зрения, вот и представляйте что тут ужасного сами, дорогие читатели. Наверно для своего времени было свежо, сейчас не заходит.