Вера Камша занимается писательской деятельностью сравнительно недолго, тем не менее, она уже смогла добиться большой популярности. И подобный успех вполне заслужен, так как “Хроники Арции”, пока являющиеся единственным крупным произведением Веры, стали по-настоящему ярким событием в мире российского фэнтези. Естественно, мы не могли не воспользоваться возможностью пообщаться с Верой.

Успех “Хроник Арции” и любовь читателей объясняются множеством причин. Однако в первую очередь стоит отметить яркий авторский мир (о котором “Мир фантастики” рассказывал в феврале) и неординарных персонажей. С вопроса о героях и начался наш разговор с писательницей.

В отличие от большинства авторов фэнтези, вы не боитесь часто и в больших количествах убивать персонажей романов, даже ключевых. Неужели вам их не жалко?

Жалко, и еще как. Более того, я ужасно злюсь на писателей, которые убивают и мучают полюбившихся мне героев. После смерти Неда Старка (Джордж Мартин, “Песнь Льда и Пламени”) я неделю ходила больная, да и на Алексея Пехова за Элла очень обиделась. А если серьезно, то мои герои умирают потому, что я ориентируюсь на земную историю, а в ней очень много крови и горечи.

В реальности, если израненный человек из последних сил бросается на превосходящего противника, он, как правило, погибает. Как Луи де Клермон граф де Бюсси или Ричард III. В реальности даже самые сильные и умные люди ошибаются, поддаются на провокации, защищают ненужные рубежи, становятся жертвами покушений, берутся не за свое дело, идут на казнь, и никакого “в последний миг” не случается.

Голову герцога Йорка в шутовской короне прибили к воротам его родного города, Генрих IV погиб от кинжала Равальяка, Багратиона добило известие о взятии Москвы, Колчака бросили под лед Ангары. От этого никуда не денешься. Нельзя вытащить Гастелло из воронки и эвакуировать на случайно пролетавшем мимо самолете. То есть, конечно, в книге все можно, но выглядеть это будет по-идиотски.

Я пишу, если можно так выразиться, историческое фэнтези. Как бы мне ни хотелось стащить персонажа с эшафота, приделать ему отрубленную голову или без потерь вывести из проигранной битвы отряд героев, я должна думать о реалистичности подобной развязки.

Оговорюсь — в жизни случаются вещи совершенно невероятные и необъяснимые, прочитав про которые в фантастическом романе, не отягощенные историческими познаниями читатели хором возопят: “Не верим!”. Взять хотя бы марш Яна Собесского на помощь осажденной Вене. Перенеси его в какое-нибудь Земноводье, и услышишь совершенно логичное заявление, что гоблины (в нашем случае — турки) не могут быть такими дураками, и автор нагло подыгрывает эльфам (полякам). Вот и приходится “подправлять” историю ради вероятности, как я делала в “Доводе королей”, расписывая сражение у Мелового прохода. Взять за основу его исторический аналог (битву при Барнете) у меня рука не поднялась — по всем законам стратегии и тактики братья Йорки должны были проиграть Уорвику, а они победили.

Не секрет, что у многих из ваших героев есть реальные исторические прототипы. Самый яркий пример — Александр Тагэре, написанный с английского короля Ричарда III. А есть ли среди ваших героев те, которых вы писали со своих знакомых?

Один из случаев проникновения реального человека в мои фантазии — это ответ на любезность Алексея Пехова, помянувшего меня во “Вьюге теней”. Я ответила ему тем же в “Красном на красном”.

Мне как журналисту приходится иметь дело с самыми разными людьми, да и знакомых хватает, кое-какие наблюдения потом перекочевывают в книги. Это — как приправа к блюду. Есть персонаж, который должен сделать то-то и то-то, но схему нужно превратить в живого человека, расписать, как он разговаривает, смеется, ходит, какие у него привычки и любимые словечки. Вот и наделяешь короля или герцога манерами и внешностью реального человека, хотя по характеру или по судьбе они не имеют ничего общего.

Бывает и обратная ситуация — я никого конкретно не имею в виду, а читатели указывают, с кого и почему списан персонаж...

Стоит ли ожидать появления в других ваших книгах героев, похожих на знаменитых исторических деятелей?

Будут ли точные портреты, не знаю, все может быть, но пока не предвидится. В Кэртианском цикле нет ни одного героя, у которого был бы конкретный прототип. Получился некий винегрет, в котором можно выискать что-то от Маргариты Валуа, что-то от кардинала Ришелье, что-то от генерала Ермолова, что-то

от Толстого-Американца, что-то от ныне живущих людей, как известных, так и не очень.

Знаете ли вы, начиная писать книгу, что должно произойти с героями? Есть ли у вас четкий план? Как вы решаете, кому жить, а кому умереть?

Тут важно происхождение героя. Если он пришел из земной истории, то ему, чаще всего, придется умирать так же, как его прототипу. Судьбы Шарля, Эдмона, Филиппа, Жоффруа Тагэре и Рауля ре Фло были предопределены судьбами Ричарда Йорка старшего, Эдмунда Йорка, Джорджа Кларенса, Эдуарда IV, Уорвика Делателя Королей.

Про Ричарда III я уже говорила неоднократно. “Кровь заката” и “Довод королей” выросли из давнего детского желания, чтобы “все было не так, как было”. Вот я и создала таррского двойника Ричарда. Когда я начинала книгу, то твердо знала, что свой Босворт он переживет и в конце победит. А вот как это произойдет, прояснялось по мере написания книги.

Что до придуманных персонажей, то планы на их счет у меня имеются, но герои соглашаются со мной далеко не всегда. Рене Аррой, Шандер Гардани, Базиль Гризье выжили вопреки моим замыслам, а Эмзар, Астени и Стефан Ямбор погибли. Надо полагать, мне назло.

Какие книги и авторы более всего повлияли на ваше мировоззрение и, соответственно, на ваше творчество?

За фэнтези я взялась очень поздно, так что мое мировоззрение формировалось другими книгами. Это была поэзия Лермонтова, Гумилева, Алексея Константиновича Толстого, Георгия Иванова, Гарсия Лорки, песни Высоцкого, Городницкого, Галича, Окуджавы, труды Тарле, мемуары героев 1812 года. В школе я взахлеб зачитывалась авантюрно-историческими романами, в первую очередь Дюма, Сенкевичем, Вальтером Скоттом и Газой Гардони, перечитала всю обязательную классику, пришла к выводу, что за редким исключением это совершенно не мое, заболела Булгаковым, утонула в Станюковиче, Соболеве, Колбасьеве, Германе, Симонове, Богомолове, вновь ударилась в военные мемуары, после чего ринулась в классический детектив.

В институте никаких открытий не случилось. Я самонадеянно решила, что мои литературные америки уже открыты, но на пятом курсе мне попалась “Дочь времени” Джозефины Тей, вернувшая меня в войну Роз и напомнившая мне девиз современных защитников Ричарда Йорка — “репутация человека стоит того, чтоб за нее драться, сколько бы лет ни прошло, и сколько бы лжи ни было сказано и написано”. Позже этот принцип толкнул меня в инициативную группу, занимающуюся реабилитацией выдающегося полярного исследователя и флотоводца Александра Васильевича Колчака, но это, как говорится, совсем другая история.

Что до литературных переживаний, то лет через пять после Тей случился Перумов. Меня послали взять у него интервью, я по долгу службы через силу (это была первая книга фэнтези в моей жизни!) взялась за “Гибель Богов”, и заболела жанром вообще и Перумовым в частности, ну, а последним моим великим открытием стала “Песнь Льда и Пламени” Джорджа Мартина.

Следите ли вы за выходом книг других писателей фэнтези; если да, то кого бы вы могли отметить?

Разумеется, слежу. Все слежу и слежу за Джорджем Мартином, а он все пишет и пишет “Пир ворон”. Из других писателей жду новых работ Сапковского, Робин Хобб и Кейт Якоби. Из наших — Перумова и Пехова.

Многие поклонники фантастики и фэнтези увлекаются настольными и компьютерными играми. А вы когда-нибудь пробовали в них играть?

Нет, потому что я человек жутко слабовольный и увлекающийся. Если попробую, наверняка втянусь и на полгода заброшу все дела. Но карты к настольным играм рассматривать люблю (имеются в виду коллекционные карточные игры. — Ред.), особенно к тем, что сделаны по мотивам любимого мной Мартина (“A Game of Thrones CCG”). Боюсь, рано или поздно не удержусь и сыграю.

А как вы относитесь к таким увлекающимся людям и ролевикам?

Ко всем увлекающимся людям я очень хорошо отношусь. Я сама увлекающаяся. Другое дело, что хобби не должно перерастать в манию и, тем более, в агрессию. Любая игра и любое увлечение хороши, пока человек адекватно воспринимает реальность.

Если человек вообразит себя эльфом, возьмет деревянный меч, затаится в темном подъезде и с воплем: “За Гондор и род Исилдура” на кого-то набросится, его нужно лечить. Если он примется жечь не нравящиеся ему книги, его нужно унять.

Это, конечно, крайности, но совсем недавно во время литературной игры по мотивам “Хроник Арции” произошел занятный инцидент. Одна девушка “вела” персонажа, который собрался жениться по расчету и вытянуть из тестя-маршала титул, поместье и деньги. “Наездник” тестя его устами с солдатской прямотой охарактеризовал “облико морале” “зятя”. Девушка приняла это на свой счет и жутко обиделась. Но игра — это игра, а жизнь — это жизнь, смешивать их нельзя...

Смотрите ли вы фантастические фильмы; возможно, им удалось оказать какое-то влияние на ваше творчество? Какие-нибудь из них особо запомнились?

На меня влияли не столько фантастические фильмы, сколько исторические. Такие, как трилогия Ежи Гофмана по романам Генрика Сенкевича или всевозможные экранизации Дюма. Но это не мешает мне быть поклонницей “Звездных войн”. Правда, меня раздражает Люк Скайуокер (ну не люблю героев подобного типа!). Недавно я была совершенно очарована “Пиратами Карибского моря”: такого изящного балансирования между романтикой и пародией я не припомню. Был чудесный фильм “Леди Ястреб”, хотя в нем все-таки больше от историко-авантюрного жанра, чем от фэнтези.

Если говорить про “Властелина колец”, то у меня к этому фильму сложное отношение. Там есть гениальные находки и потрясающие сцены, но есть и откровенные глупости и натяжки. Очень раздражает слезопролитие героев по любому поводу. Создается впечатление, что над сценарием поработал булгаковский Шервинский, где можно и где нельзя повставлявший свое коронное “...и прослезился”.

Больше всего меня проняло появление и гибель эльфов в “Двух крепостях” и линия Фарамира в “Возвращении короля” — разговор с отцом, уход обреченного отряда из города и бессмысленная, ненужная атака под хоббитскую песню. Зря, кстати, ее перевели на русский, в английском варианте она производит более сильное впечатление. Можно десять тысяч раз говорить о неисторичности, нереальности, надуманности этой сцены, но лично меня она пробирает до костей. Для меня фильмы Джексона ценны тем, что в них есть надрыв, ощущение неопределенности. Нет изначальной, заданной уверенности в том, что Добро победит Зло, поставит на колени и добьет выстрелом в затылок. Отсюда и сопереживание героям, тревога за них.

Как вы думаете, какое будущее ждет фэнтези в России? Будут ли у нас фантастические проекты столь же популярны, как на Западе?

А мне кажется, у нас уже не хуже, чем “у них”. Я не очень хорошо представляю, какими тиражами выходят книги на Западе, но думаю, что 170-тысячный стартовый тираж второй “Войны Мага” Перумова произведет впечатление и там.

Очевидно, что популярность книги зависит в немалой степени от оформления; как вы можете оценить оформление ваших книг?

Мне крупно повезло с художником. Роман Папсуев — большой ценитель фантастики и фэнтези. К слову сказать, он и сам пишет очень интересные вещи. Прежде чем браться за оформление, Роман читает книгу и переворачивает груду литературы по эпохам, в которых живут и действуют герои. Папсуев будет предлагать вариант за вариантом, пока мы оба не будем удовлетворены результатом. Иногда мы спорим, не без этого, причем часто прав оказывается не автор, а художник.

“Хроники Арции” еще не закончены, выход последней книги отложен, а вы работаете над новым проектом. С чем это связано?

Все немного не так. “Хроники” я не бросала. Просто, будучи журналистом, я привыкла работать сразу над несколькими темами. “Дикий ветер” благополучно пишется параллельно с новым Кэртианским циклом, шутливой повестью о вражде Верхней Моралии с Нижней, и текущими статьями. Другое дело, что заключительная книга цикла требует особой тщательности.

Нужно связать множество линий, ответить на все вопросы и поставить окончательную и бесповоротную точку. Книжка получается очень толстой, больше “Башни ярости”, но, думаю, до конца года или даже раньше я ее закончу.

Думаю, не ошибусь, предположив, что многим будет интересно чуть больше узнать о вашей новой книге, “Красное на красном”. И в первую очередь — об отличиях от “Хроник”. Не могли бы вы рассказать немного о своем новом произведении?

Идея “Красного на красном” возникла совершенно неожиданно во время работы над “Доводом королей”. Я не хотела за нее браться, но герои имели на сей счет собственное мнение и вынудили меня с ним считаться. Я начала записывать их похождения, и к окончанию “Башни ярости” первые две книги “КНК” были вчерне готовы. В марте выходит первая, а месяца через три — вторая.

Что до отличий от арцийского цикла... Видимо, это “разовость” “Красного на красном”. Это не хроники, где действие растягивается на века. События “Красного на красном” занимают около трех лет. Несмотря на то, что будет три тома, их можно смело считать единой книгой, просто очень толстой.

Мир, в котором происходит действие, называется Кэртианой, а страна — Талигом. Если говорить об историческом антураже, то больше всего это подходит на Западную Европу 16-17 веков, если туда добавить магию. Впрочем, сначала она почти не проявляется — людям не до старых сказок.

В Кэртиане нет ни эльфов, ни драконов, ни гномов, ни хоббитов. Только люди. Уже изобретен порох и бумага, вовсю применяется артиллерия, герои плетут интриги, воюют, фехтуют, режутся в карты, лазают в окна к дамам и не задумываются о том, какие тайны хранит прошлое. Тем не менее, кое-кто, то ли самый умный, то ли самый глупый, решил копнуть поглубже, в результате все идет вразнос...

***

Ну что ж, нам остается только пожелать Вере дальнейших творческих успехов. А сами будем с нетерпением ожидать “Красное на красном” и “Дикий ветер”.