Памяти любимого читателя

Он написал мне как-то перед Новым годом: от души покритиковав Веллера, мы вспомнили добрым словом Довлатова и плавно погрузились в питерскую прозу. После этого он пару раз подколол меня насчет специфических тем моих статей (особенно дались ему Винни-пух и ван Зайчик), и перекидывание парой-другой едких фраз вошло у нас в привычку. А потом — письма стали длиннее, и первоначальное деление на меня — «писателя» и его — читателя сошло на нет.

Леонид Бутяков очень любил фэнтэзи. В этом жанре он написал несколько романов, большинство из которых было опубликовано издательством «Азбука». Узнав об этом, я отшутилась, сказав, что я, мол, не по этой части и так и не удосужилась что-нибудь прочесть. Но мой скепсис его совсем не задел, и мы продолжали переписываться. Литература, театр, просто жизнь – нам всегда находилось, о чем поговорить. Помню, он рассказывал мне, как во время учебы в литинституте сочинял стихи в стиле Льюиса Кэрролла, называл их «бутявками» и с успехом «гастролировал» по детским утренникам:

Манмазейка Малмалека,

трандыхаться не ходи

в те краюхи, где Грозека

крандыётся на пути!

Эта злюкая Грозека

обожает по утрам

уплетавать малмалеков,

тилишликая: «Хам-Гам!»...

ну и т. д. с концовкой:

Лучше слухаться Малеку

и на свете долдыхасть,

чем в Грозекину пузеку

раньше времени попасть!

Неожиданно письма прекратились, но недавно он опять вышел на связь, и в одном из последних писем мельком обронил, что заболел гриппом. Отвечая ему тогда, я была крайне занята собой — недавно поступила на искусствоведческий и спешила поделиться впечатлениями от начавшихся занятий, а в конце бросила дурашливое: «Хватит грипповать уже!» Это, посланное утром, письмо Леонид уже не увидел. Он умер накануне вечером, 20 февраля — по всей видимости, отказали легкие. «Вероятно, спонтанный пневмоторакс», — написала мне на следующий день Аня, его дочь. Некоторые из его писем у меня сохранились — безусловно, это — личное, но этот отрывок все же процитирую:

«Здравствуйте, Алина!

Относительно “Поляны кентавров”... Для меня вся история этого романа оказалась “мистической” (более удачного эпитета я так и не подобрал) по целому ряду причин. Судите сами.

Его изначальный сюжет мне приснился. Сон был очень ярким, цветным, но не слишком запутанным. В этом сне я почему-то был художником, который ночью при свете луны писал маслом лесную поляну. Неожиданно появились лошади, затем они превратились в кентавров, которые меня заметили и... затоптали копытами. Проснувшись, я даже не стал его записывать. Но покоя не было? и через несколько дней я решил-таки сделать из этого сна небольшой фантастический рассказ. Неожиданно рассказ стал превращаться в нечто более крупное и замысловатое. Писалось на едином дыхании, еженощно (а я тогда работал электромонтажником на заводе, жил в коммуналке, вставал на работу в 6 утра под звуки гимна Александрова, как в армии). Когда поставил последнюю точку, вышел на улицу — подышать свежим воздухом... и потерял сознание от дикой боли в груди. Очнулся в больнице. Диагноз: спонтанный пневмоторакс (отключилось правое легкое) из-за нервного и физического переутомления. Во время операции другая неожиданность — остановка сердца (не выдержал наркоза), клиническая смерть. Кстати, с тех пор я уверен в существовании “жизни после смерти”, поскольку сам прошел через это...»