Наследник из Купавны


  Наследник из Купавны

© Александр Робертович Штильмарк


О своем отце, авторе знаменитого романа «Наследник из Калькутты», рассказывает читателям «МО» главный редактор журнала «Православный набат» Александр Штильмарк

Знаменитый роман писался на зоне, а соавтором романиста стал «вор в законе».

— Александр Робертович, ваш отец известен, прежде всего, как автор книги «Наследник из Калькутты» – приключенческого романа для юношества, совершенно светлого и жизнеутверждающего. Я сам зачитывался этим романом в детские и юношеские годы. И лишь потом я узнал, что Штильмарк – это не какой-нибудь там средневековый европеец типа Саббатини или Дефо, а наш современник, советский человек. Затем мне стало известно и то, что ваш отец писал эту книгу, будучи узником сталинского лагеря. Как все это происходило, какова тайна написания романа в лагерных условиях. Ведь для того, чтобы сочинить такую книгу, надо обладать энциклопедическими знаниями о том времени и о той местности…

— В это трудно поверить, но отец этими знаниями как раз и обладал. Когда отца посадили, ему было 35 лет. Это был конец 44 года.

— Что ему инкриминировали?

— Антисоветскую агитацию и пропаганду. За бытовой анекдот, в котором говорилось, что автомобиль «Виллис» – хорошая машина.

— Ваш отец воевал?

— С начала войны он попал на фронт. Прошел всю ленинградскую блокаду. Командовал сначала взводом, а потом и ротой разведки. Был несколько раз ранен. После тяжелого ранения и контузии, его отправили в тыл. Вылечили с грехом пополам. После чего он в Ташкенте преподавал топографию в военном училище, а потом его взяли в Москву, в Генеральный штаб. Там он занимал подполковничью должность, работая так называемой «указкой». Это когда собирался на совещание высший генералитет, и он с указкой возле карты показывал сводку военных действий. В то время Берия старался внедрить в Генеральный штаб своих людей. Это был его излюбленный прием: дискредитировать сотрудника Генштаба, арестовать его, а на освободившееся место рекомендовать своего «засланного казачка». Мой отец был арестован по личному указу Берии. Его посадили на 10 лет.

— Расскажите, как ваш отец сидел в лагере?

— Это было несколько лагерей на севере Красноярского края. Если бы он работал на общих лесоповальных и дорожных работах, то не выжил бы. Его спасло то, что он был не только хорошим топографом, и нормировщиком. Он гнал гениальную туфту, натягивая заключенным вместо, скажем, 30 процентов выработки, все 100. Если бы этого не было, многие просто не выжили бы.

— А когда он начал писать роман?

— Началось все с того, что он вечерами рассказывал заключенным истории. Как тогда это называлось – «толкал романА». Отец был рассказчик совершенно потрясающий. Его можно было слушать часами. Он выдумывал невероятные жалостливые истории, над которыми могли всплакнуть даже отъявленные уголовники — бандиты и убийцы. Это был театр одного актера. Предложение написать роман поступило от одного из самых жутких воров. Причем не просто вора, а от так называемого ссученного вора. В то время воры делились на две категории: «в законе» и «ссученных». И между ними шла борьба не на жизнь, а на смерть. Ссученный вор – это тот, который отошел от воровских законов и начал сотрудничать с лагерной администрацией. Были сучьи зоны и воровские зоны. И если два вора из того или иного клана вдруг попадали в один лагерь, то резня бывала страшная. И вот однажды главный ссученный вор зоны Василевский приглашает отца к себе, и предлагает написать «рОман», обещая создать ему все необходимые для этого условия.

— А раньше ваш отец писал книги?

— До войны он работал журналистом, но прозу не писал никогда. Василевский, прочитав его личное дело, видимо, решил, что журналист и романист – одно и то же. Плюс слава отца, как рассказчика. В то время Василевский имел в зоне колоссальную власть. Его боялись больше, чем лагерное начальство. Он не работал. У него была своя комната с обстановкой… На это предложение отец, конечно, согласился. Его освободили от работы, отвели ему закуток в бане, снабдили карандашами, ручками и чернилами. Он целыми днями там сидел и при свете свечи (потом появилась керосиновая лампа) писал роман. Условия были тяжелейшими: постоянный голод, холод...

— Откуда же он черпал знания о костюмах, нравах, именах и географических названиях 18 века?

— Действительно, это поразительно! Более того, он же нарисовал карту мира того времени. Потом ее сверяли с реальной: один к одному! Откуда это в тайге?!

— А как он сам это объяснял?

— Он же еще при царе родился (1909 год) и успел поучиться в гимназии, которая оставалась таковой и несколько лет после революции. Его воспитывали русские гувернантки. Он был очень образованный человек, просто энциклопедических знаний. Таких людей сейчас нет.

— Штильмарк – необычная фамилия. А из какой семьи ваш отец?

— Он родился в дворянской семье. По отцу его предки – шведы, которые приехали в Россию 400 лет назад и имели отношение к роду шведского короля Улафа VI. Родители отца, мои бабушка и дедушка, были лютеранами. Еще до революции, будучи маленьким мальчиком, Роберт познакомился с православным священником, и захотел креститься в Церкви. Родители разрешили. Они и сами склонялись к православию, соблюдали посты, но креститься не успели из за революции. Дед был царским офицером, отказался служить в Красной армии и был расстрелян как «враг народа»…

— Сколько же времени вашему отцу понадобилось для написания книги?

— Всего полтора года, что также можно отнести к чуду. Ведь это огромный, толстый роман с множеством сюжетных линий…

— Значит, первыми читателями были зэки?

— Да. Их оценка была потрясающая. Потому что кроме зэков-уголовников, которые просто слушали, открывши рот, были другие зэки – литературоведы, театральные критики. Они дали высочайшую оценку роману, как художественному произведению. Читали все, разумеется, рукопись. Но рукопись качественную. Одного из художников Василевский заставил каллиграфическим почерком переписать книгу в двух экземплярах.

— А зачем все это нужно было затевать Василевскому?

— Он хотел стать единоличным автором романа, посвятить его Сталину и отослать вождю народов с тем расчетом, что тот его амнистирует. И хотя с отцом была такая договоренность об авторстве, но кто-то ему подсказал, или он сам догадался, что такого свидетеля оставлять нельзя. Для этого он решил уничтожить настоящего автора, подкупив для убийства воров. И произошло совершенно уникальное событие: бандиты ослушались свое воровское «начальство». Они собрались. Не было ни одного уголовника, который бы выступил за убийство отца. В завершение сходки слово взял один авторитетный вор, который сказал следующее: «Я тоже – онанист», — (он хотел сказать «гуманист»), — «я тоже люблю культуру хавать». Было решено романиста не убивать, но и деньги Василевскому не отдавать. И они это дело пропили. Уже потом Василевскому подсказали, что Сталин ему, неграмотному, не поверит, что это он написал. И вор решил взять моего отца в соавторы. В итоге первые два издания вышли за авторством Штильмарка и Василевского.

— А когда окончился срок вашего отца?

— В начале 50-х. Потом еще было несколько лет ссылки в Красноярском крае. Там он познакомился с моей мамой. Мама приехала туда в составе этнографической экспедиции. Ей было около 30-ти, а отцу – 45 лет. Они полюбили друг друга и стали жить вместе. В итоге маму, за связь с заключенным, выгнали из аспирантуры. Тем более, что сама она – тоже из «бывших», то есть из неблагонадежного для советской власти рода бояр Савеловых, давшего России Патриарха Иоакима (в миру – Иван Савелов), предпоследнего русского первосвятителя перед Синодом. Кстати, в Можайском Лужецком монастыре есть трехъярусная шатровая колокольня, которая была устроена около 1692 года как раз при содействии святейшего Патриарха Иоакима. В палатке нижнего ее яруса было погребено несколько представителей рода Савеловых — жертвователей монастыря и сродников Патриарха Иоакима. Несмотря на то, что надгробия Савеловых не сохранились, здесь сейчас устроена поминальная часовня... Итак, в 1953 году у отца и мамы родилась моя старшая сестра, а через год – я.

— Как сложилась судьба вашей семьи после освобождения отца?

— Мы поехали в Москву и остановились у брата отца, у которого была комната в подвале. Потом отец на гонорары от «Наследника» купил в подмосковной Купавне полдома. Там родился мой младший брат.

— А Василевский уже не появлялся на горизонте?

— Пару раз он приезжал в Купавну, они с отцом запирались и о чем-то серьезно говорили «за жись». Помню, отец становился буквально зеленый после этих встреч. В 1968 году Василевский умудрился угнать железнодорожный состав кровельного железа, чтобы потом попробовать его «толкнуть». За это его посадили. Из зоны он писал отцу письма, в которых пугал, что натравит на него Костю Санитара и Федю Экскаваторщика, если он не вышлет ему посылочки. Эти два типчика были совершенно жуткими маньяками-убийцами. Но обошлось.

— А как восторжествовала справедливость относительно авторства?

— В издательстве «Детгиз» каким-то образом (впрочем, это было немудрено) просекли, что Василевский автором быть не мог, и подали на него в суд. На суде вор не стал отпираться: «Да, я не писал, но условия создал». Следующее издание вышло миллионным тиражом в издательстве «Правда» — уже под авторством одного Штильмарка. Но это случилось только в конце 80-х. Весь этот тираж был тут же раскуплен. Сейчас «Наследника» в магазине вы не увидите.

— Чем занимался ваш отец на воле?

— Литературным творчеством. Совершенно незаслуженно забыта его «Повесть о страннике российском», ничуть не менее авантюрная, чем «Наследник из Калькутты». Прекрасная приключенческая воспитывающая литература. Повесть построена на реальных событиях путешествия русского купца 18 века, который много десятков лет находился в путешествии по заморским странам. Эта книга издавалась один раз при советской власти и один раз в период перестройки. В ней отец, безусловно, верующий человек, умудрился выписать патриотический образ священника – это в то время, когда были в разгаре жуткие хрущевские гонения на Церковь! А взять его повесть «Горсть света» – о судьбе России через судьбу конкретного человека. Это уже принципиально другая литература, нежели «Наследник из Калькутты», по-настоящему православная. Советским читателем эта книга читалась бы упойно. Но вот тем поколением, которое выбрало продвинутое пиво, она читаться, конечно, не будет… А еще отец написал повести «Пассажир последнего рейса», «Крылатый пленник», а также уникальное исследование о русских монастырях и храмах – «Образы России».

— Ваша семья жила на гонорары отца?

— Да. Но, честно говоря, хватало с трудом, так как отец издавался мало. И потому он очень много выступал на творческих вечерах – 2-3 раза в неделю. Рассказчиком он был исключительным, и потому его очень хорошо встречали. За каждое выступление платили по 12 рублей. Вспоминая то время, я хочу сказать, что Купавна до сих пор для меня осталась этаким теплым гнездышком, островком детского безмятежного счастья... К сожалению, в начале 70-х отец с мамой развелись. Он женился на другой, и в 1974 году у них родилась дочка, моя младшая сестра. Отцу тогда было 65 лет.

— Крепкий был мужчина…

— Это в нашем роду наследственное. Я тоже старше своей жены почти на 20 лет, она 73-го года рождения. У нас трое детишек. И еще один ребенок у меня от первого брака. Так что это в нашем роду наследственное. Да, организм у отца был могучим. Ведь первый инфаркт у него был в 1967 году. И после этого он прожил целых 18 лет! А сколько бы еще успел пожить и написать, если бы не ранения и лагерь…

Беседовал Андрей ПОЛЫНСКИЙ

 

источник: Можайское обозрение


⇑ Наверх