Раз в год я читаю роман Дона Делилло. В этом году – «Весы».

Когда начинал чтение, недоумевал, зачем мне эта книга, кроме интереса к автору, роман ведь повествует об американском внутряке – об убийстве президента Джона Кеннеди, а меня американский внутряк перестал привлекать в последнее время (теперь увлечен внутряком российским). Но затем история меня захватила, поскольку на примере американских частностей Дон Делилло рассказывает об общих проблемах места человека и государства в истории. Хорошая книга, ни капли не постмодернистская, скорее добротный мейнстрим с небольшими дозами модернистских техник.

Дисклеймер: далее следует анализ текста, поэтому в нем есть спойлеры.

Культ секретности

Если в «Белом шуме» Делилло бичевал рядового американца за культ потребления, то в «Весах» бичует государство за культ секретности. У государства, конечно, есть объективная потребность в засекречивании довольно большого спектра своих действий, но эта практика воспитывает целую субкультуру фанатиков секретных операций, для которых гостайна самоценна. Эти фанатики стремятся наделать побольше гостайн на ровном месте и спрятать побольше информации от соседних структур и собственного руководства.

В результате госуправление превращается в хаос, когда никто не имеет не то что полной информации о секретных операциях ФСБ, ЦРУ, АНБ и кто там еще, но даже непротиворечивого кусочка общей картины. В книге есть отставной аналитик Николас Брэнч, который по заданию куратора с самого верха ЦРУ составляет факты об убийстве Кеннеди в единое целое, и к концу романа он приходит к выводу, что даже при наличии всего-всего, что присылают по его запросам, закончить расследование он не в состоянии – все равно чего-то явно не хватает.

Кеннеди убили спецслужбы

Именно культ секретности Делилло обвиняет в убийстве американского президента. Инициатором преступления становится отставной ЦРУшник Уин Эверетт, патологический лжец, которого отправили из спецслужб из-за того, что он при всем желании не смог удержаться от вранья на полиграфе. Эверетт – образцовый помешанный на секретных операциях силовик. После года в отставке в его мозгу рождается идея заговора с целью имитации – только имитации! – убийства Кеннеди.

По замыслу сумасшедшего покушение при расследовании выведет спецслужбы на Фиделя Кастро и побудит Вашингтон еще раз попытаться свергнуть кубинский революционный режим (одна попытка в заливе Свиней в 1961 году обернулась пшиком). Для этой цели он собирает других силовиков, по разным причинам заинтересованных в обратном перевороте на Кубе, и ищет человека, на которого можно будет безопасно свалить покушение, оставшись в тени.

Роль случайной личности в истории

Таким человеком, как вы можете догадаться, становится Ли Харви Освальд. Около половины книги посвящено биографии Освальда: тяжелое детство, увлечение марксизмом, служба в армии в Японии, бегство в СССР, скучная жизнь в Минске, возвращение в США, попадание в сети заговорщиков, путь к убийству Кеннеди, убийство, смерть от руки Джека Руби. На примере Освальда Делилло показывает (и в одном эпизоде проговаривает прямыми словами) роль совпадений и случайностей в мировой истории.

Освальд, довольно глупый и дикий молодой человек, буквально был рожден и воспитан для того, чтобы убить президента, Вся его жизнь – хотя паренек просто мечется в случайные стороны, не зная, куда лучше пристроить свою беспокойную и бестолковую голову – будто по некой высшей воле построилась так, что он не мог не оказаться в Далласе 22 ноября с винтовкой, нацеленной на голову президента. Он даже устроился – случайно! – на работу в здание, откуда на президентский кортеж открывался отличный вид.

Теория управляемого хаоса

С другой стороны, Делилло подчеркивает, что у случайностей есть дирижеры. Безупречный для заговора Эверетта Освальд существовал в США просто по закону больших чисел: не так уж мало в Штатах туповатых бедняков, есть порядочная группа сочувствующих Фиделю Кастро и коммунистам, некоторые ездили в СССР, некоторые покушались на жизни американских политиков, так что хотя бы в ком-то одном все нужные фанатикам секретности характеристики должны были сойтись.

Но сам по себе Освальд никогда бы не убил президента – ему бы не хватило ни мозгов, ни дисциплины организовать такое преступление. Ему помогли те самые любители заговоров и типа-хитрых политических многоходовок. В «Весах» Ли Харви Освальд – всего лишь инструмент в руках потерявших берега спецслужб, причем кривой и малополезный инструмент: в романе он только ранил Кеннеди и сенатора Конналли, потому что почти не умел стрелять, несмотря на службу в армии.

Практика неуправляемого хаоса

Рассказывая, кто же на самом деле убил Кеннеди, Делилло выносит приговор американской государственной системе: культ секретности, необходимой для лучшего управления госслужащими, делает госслужащих неуправляемыми. Один из привлеченных к заговору Эверетта силовиков Ти-Джей Макки, до крайности разочарованный провалом атаки в заливе Свиней, решает использовать эвереттовскую схему для собственного заговора в заговоре: убить Кеннеди на самом деле.

Здесь еще изображен конфликт между офисными крысами и полевыми агентами: хитрят-придумывают-подделывают документы люди вроде Уина Эверетта, а всю грязную работу приходится делать людям вроде Ти-Джея Макки и его ребят. Офисные крысы разок уже подставили Макки и его ребят, и теперь полевой агент решает взять историю в свои руки. Он уходит на дно, создавая видимость, что заговор провален, затем дожимает Освальда на покушение, в то время как голову Кеннеди разносит один из рекрутированных Макки кубинцев.

Бесплодие заговоров

В отличие от Николаса Брэнча, у читателя «Весов» есть полная картина события (в послесловии Делилло подчеркивает, что это и есть задача исторического романа), и по ее восприятии возникает вопрос – а на что, собственно, изначально рассчитывали заговорщики, если сами они лжецы-хитрецы? Как Уин Эверетт мог искать «доверенных людей» в своей среде, если и он сам, и все его окружение гораздо обманывать и утаивать данные без всякого повода?

Ответ – рассчитывали многослойно обхитрить и подставить «доверенных людей» и не дать им обхитрить и подставить себя. Но в такой игре ради игры, в которую в 50-60-х превратилась работа спецслужб в США, невозможно стать победителем, если действуешь не в одиночку, как Макки, – а в одиночку покушение на президента не организуешь. То есть идея устроить политическую провокацию ради свержения Фиделя Кастро была изначально обречена на провал. Заговор просто не мог сработать так, как задумывалось.

Итого

Резюмируя, скажу, что книга сильная, поднимает серьезные темы о работе государства, прочитал не зря. Что заметно выделяет Делилло из группы как-бы-постмодернистов – это человечное отношение к персонажам. Он дает много места в книге матери Освальда, находит время, чтобы обрисовать семейные отношения заговорщиков (с ударной деталью, что маленькая дочь Эверетта считает своих родителей ненастоящими), подробно рассказывает не только об Освальде, но и о его убийце Джеке Руби, отмечает проблемы юдофобии в США.

Сюжет многофигурный, поначалу может быть немного сложно разбираться в персонажах, но тут никак иначе нельзя рассказать историю, ведь она посвящена всем-всем-всем, кто так или иначе приложил руку к смерти Кеннеди, вплоть до итальянской мафии. Если вам интересна американская история, рекомендую к чтению.

Роман «Белый шум» – это наиболее важная для литературного процесса работа Дона Делилло. До его публикации в январе 1985 года писатель был известен только в очень узких кругах, а «Белый шум» обеспечил ему широкую известность, влияние на умы молодого поколения писателей и в довесок премию National Book Award for Fiction. Последующие хиты «Весы» об убийстве Кеннеди и «Мао II» о психологии толпы и терроризме закрепили реноме Делилло как успешного автора серьезных книг о современной Америке, но прорыв из культа в популярность состоялся именно на «Белом шуме». На, надо сказать, довольно смешной (но не скатывающейся в сатирический гротеск) и простой истории о тяжелых проблемах рядовых американцев, у которых все хорошо.

С одной стороны, история «Белого шума» – это рассказ профессора Джека Глэдни о его жизни, его семье и его работе в университете города Блэксмит где-то в американской глубинке. Джеку чуть-чуть за 50, он счастлив в пятом браке, от предыдущих четырех у него четверо детей (двое живут с ним), у его жены Бабетты от двух предыдущих браков трое детей (двое живут с ней). У Джека необычная специализация – он исследователь Гитлера, создатель первой в США кафедры гитлероведения, а в остальном он обычный американец среднего класса. Непыльная работа и уважение коллег, денежный достаток, молодая позитивная жена, умные самостоятельные дети, мягкий климат и чистый воздух, крепкое здоровье – не жизнь, а сказка. Даже непонятно, что можно поведать о таком персонаже, если у него все есть.

С другой стороны, история «Белого шума» – это картина спокойных американских 80-х. С конца Второй мировой войны прошло 40 лет, США прожили эти годы довольно бурно, включая и маккартизм, и Карибский кризис, и убийство Кеннеди, и Вьетнамскую войну, и запрещение расовой дискриминации, и контркультурную революцию, и Уотергейтский скандал, и экономический кризис конца 70-х. Но вот в 1980 году на президентских выборах Рейган побеждает Картера и «приносит утро в Америку» вместе с успешной «рейганомикой». США будто возвращаются в стабильные 50-е, только всего-всего стало намного больше, а закладывавшиеся после войны тренды общества потребления превратились в традиции, на которых выросло два поколения. Опять же, сказочное время: работа есть, в магазинах можно купить что угодно, со внутренними и внешними потрясениями пока перерыв, страной руководят вменяемые люди. Так о чем же здесь рассказывать?

Очевидно, о том, что становится видно в покое и слышно в тишине. Дон Делилло намеренно выбирает идиллическое время, идиллическое место и идиллического героя на максимальном отдалении от каких бы то ни было тревог, чтобы обнажить цивилизационный фон американской жизни и дать ему оценку, установить, все ли в этом фоне в пределах нормы или что-то превышает допустимые дозы. Видимо, поэтому книга и стала бестселлером: она раскрывает малозаметные, но принципиальные проблемы современности, показывая, каким не вполне полезным для здоровья разума и тела временем были 80-е. Вроде бы Блэксмит показан как рай земной, настоящая американская утопия, но если приглядеться и вдуматься, то скорее он похож на Страну Развлечений из «Пиноккио» Карло Коллоди.

Культ потребления

Что же такое вредное для человека обнаруживает Дон Деллило в рейгановской Америке? Прежде всего, потребительство. В обществе развитого капитализма, где обеспечены все свободы, смысл жизни сужен до «Заработал? Потрать!» (потому что экономике требуется спрос), и безмятежный Блэксмит нужен автору как раз для того, чтобы показать, насколько эта установка вошла в плоть и кровь американцев. Джек не просто не задумывается над тем, что потребительство, возможно, вещь не вполне здоровая, но получает от него подлинное удовольствие. Главный герой – активно рефлексирующая натура, он очень много думает о себе и об обществе, но в его мыслях не находится места даже для смутного ощущения, что культ потребления вообще-то навязан ему извне корпорациями, которым нужно сбывать продукт, чтобы жить.

Напротив, приобретение не очень нужных и совсем не нужных товаров кажется Джеку не только естественной потребностью, но святым долгом американца, облагораживающим человека ритуалом, наполненным эстетическими и даже религиозными смыслами. Каждый магазин – это храм потребления, большой торговый центр – священный город, где можно найти конфессию на любой вкус: еда, одежда, бытовая техника, развлечения и т. д. Эстетизация и фетишизация акта покупки закономерно выхолащивает его содержание: важен не предмет (ведь он не нужен) и даже не обладание им (ведь дома таких вещей и так навалом), а сам процесс его поиска и выбора. Чтение потребителем данных на упаковке товара по силе чувств равно чтению Евангелия истым христианином, а оплата на кассе подобна жертве богам экономики, причем желанной и приятной жертве. Когда Джеку скучно или плохо, он идет в магазин, и там обретает счастье, как и другие члены его семьи, и прочие жители Блэксмита.

Культ информации

Культ потребления, превративший покупку товаров в самоценное явление, а американцев в страстных шопоголиков, закономерно породил вторую тяжелую проблему: культ информации. Если потребительство – это новая американская религия, то ее нужно проповедовать, и вы сами понимаете, что в 80-х являлось главной кафедрой для служителей культа. Телевидение. За 14 лет до Пелевина и 15 лет до Бегбедера Делилло подчеркивает, что ТВ существует только ради рекламы, а весь контент в промежутках между рекламными блоками служит единственной цели удержания зрителя у экрана. Но глубокомысленный профессор Джек Глэдни не осознает и этого. Так же, как тягу к покупкам ради покупок, он принимает тягу к просмотру телепрограмм за естественный собственный интерес к жизни. ТВ ведь рассказывает столько любопытного и полезного, а человеку нужно знать так много, чтобы быть современным.

Жители идиллической глубинки оказываются наиболее подверженными воздействию телевидения, поскольку в их стабильной безопасной жизни попросту ничего не происходит, а ТВ предлагает им самые горячие и острые сюжеты. В результате скучающие провинциалы превращаются в зависимых от новостей и шоу телеманов, жадных потребителей новейшего наркотика XX века – информации. Приобретение знаний эстетизируется и фетишизируется по той же схеме, что и приобретение товаров: конкретные факты не имеют ни малейшего значения, поскольку почти все они не применимы к реальной жизни в Блэксмите, значим сам процесс их получения из телевизора, а также из радио и газет. Однако между предметами и данными все же есть одно различие, которое делает культ информации куда более опасным, чем культ потребления: купленная лишняя вещь просто лежит где-то в доме, в то время как лишние знания застревают в голове и хаотически влияют на поведение.

Телевидение превращает американцев в ходячие энциклопедии ерунды и чуши. Во-первых, они ничего не узнают о мире из телевизора на самом деле, потому что информация усваивается бессистемно, случайными обрывками вроде «в космосе холодно», которым противоречат другие случайные обрывки вроде «на солнце жарко». Во-вторых, одной фактурой эфир не заполнишь, и телеканалы (вместе с радио и газетами) забивают головы откровенными выдумками, вроде НЛО и общения с духами умерших знаменитостей. В результате люди не умеют отличить правду от лжи, потому что экранное время у них примерно одинаковое. Жители Блэксмита, впрочем, вовсе не испытывают потребности в различении фактов и фейков, для них главное – причащение к big data через маленький домашний храм информации. Получается, здесь тоже Джек и другие подыгрывают корпорациям: их программируют через телеэкран, а они и рады, просят добавки, и чтоб новости были пострашнее.

Однако плохо усваивается не вся информация, а только та, которая нужна для привлечения зрителя; что же касается центрального продукта телевидения – рекламы – то она вбивается в американские мозги твердо. Регулярно повторяющиеся ролики, зарифмованные короткие слоганы, звук повышенной громкости – и вот реклама становится чем-то вроде микропластика для психики. Когда потребитель приходит, например, в храм продуктов питания, его сознание взрывается десятками названий брендов, и он переходит от полки к полке, испытывая счастье узнавания. В остальное время бренды роятся у него в голове в режиме ожидания, прорываются сквозь ассоциации в разговорах, бормочутся во сне. Мир «Белого шума» – это не мир людей, а мир торговых марок, люди в нем нужны только как среда обитания информационных паразитов: посмотреть рекламу, заучить облик и имя товара, найти товар, отдать за товар деньги, повторить.

Потому и возникает ассоциация со Страной Развлечений из «Пиноккио». Жители Блэксмита находятся в постоянном круговороте развлечений, так как после несложной хорошо оплачиваемой работы у них остается много сил, много времени и много денег, но ни малейшей идеи, чем заняться. Дети и взрослые в таком обществе уравниваются: с одной стороны, людям некуда и незачем взрослеть, поэтому тот же авторитетный профессор истории Джек Глэдни в свои 50+ мало чем отличается по развитию от своего 14-летнего сына Генриха Герхардта, с другой стороны, дети лучше приспособлены к культам потребительства и информации, поскольку впитали их с молоком матери, а для старшего поколения культы скорее сравнимы с первым иностранным языком, вытеснившим родной. Поэтому еще одна ассоциация – Неверленд Джеймса Мэтью Барри, только блэксмитские Питеры Пэны не участвуют в приключениях лично, а наблюдают за ними по телевизору.

Деградация

Культ информации приводит к третьей и четвертой проблемам американских 80-х. Третья проблема – резкое падение качества знаний, что в первую очередь проявляется в университетах. Делилло изображает коллег Джека Глэдни как отъявленных бездельников и недалеких людей, преподающих студентам сверхузкие предметы, например, историю Джеймса Дина. Место работы Джека – большой liberal arts college, но в романе нет ни одного упоминания о курсах по глобальным вопросам ни гуманитарного, ни естественнонаучного знания, учебная программа состоит сплошь из мелкотемья об отдельных попкультурных феноменах. Эксперты по ерунде учат студентов уважать ерунду, вычищая из них молодежный протест против общества ерунды.

Неудивительно, что авторитет Глэдни в академической среде на высоте. Еще бы, он занимается такой значимой исторической фигурой, как Адольф Гитлер. Но на самом деле Джек – такой же бездельник, как и его коллеги, с единственным отличием в том, что он первым догадался застолбить более престижную тему, чем очередная поп-звезда. «Гитлеровед» даже не знает немецкий язык и «изучает» свой предмет не по оригинальным документам, а по монографиям других американских ученых. Кроме того, главный герой романа никак не осмысляет роль лидера нацизма в истории, его интересует все то же мелкотемье: что ел фюрер нацистской Германии, где спал, как провел молодость. Билл Колер из «Тоннеля» Уильяма Гэсса хотя бы был настоящим историком, которого действительно беспокоили фундаментальные проблемы исторической науки, а Джек Глэдни занимается откровенной профанацией, ведь для него это просто очередная игрушка.

Следствием падения качества знаний на фоне технического прогресса (правда, неясно, кто в таком обществе может двигать технический прогресс) является третий культ – культ технологий. Косвенно он уже присутствовал в культе информации через волшебные радио- и телеящики, непонятно как передающие звук и картинку того, что происходит за тысячи километров, но с развитием IT и проникновением компьютеров в жизнь простых американцев третий культ обретает самостоятельность. Компьютер – штука еще более магическая, чем телевизор, поскольку он не транслирует человеческие сообщения, а создает собственные, то есть принимает решения, в том числе о судьбе человека. И если магазин – это церковь потребления, а ТВ – домашний храм информации, то компьютер – это оракул, проводник воли богов. Скажет компьютер, что Джек скоро умрет – Джек начнет умирать.

(Надо отметить, что в 80-х волшебство компьютеров ощущалось сильнее, чем сейчас, из-за неразвитых оболочек операционных систем. MS-DOS – это пустой черный экран с командной строкой, через которую взаимодействовать с магической разумной коробкой могут только специально обученные люди, закономерно воспринимаемые как цифровые шаманы)

Дереализация

Четвертая проблема – дереализация общества. Товарно удовлетворенные и информационно опьяненные люди перестают воспринимать окружающую реальность как реальность. Они смотрят вокруг себя и видят еще одну телепередачу. Физический предмет становится изображением предмета, и человек тут не исключение, а событие – моделью события. Поэтому проживание чего-то важного делится на две стадии: пока оно соответствует зрительским привычкам, оно вызывает удовольствие, но как только происходит нарушение зоны зрительского комфорта, возникает разочарование вместе с желанием «переключить программу». Характерный пример – пожар: Джек и Генрих с наслаждением смотрят на то, как горит и рушится дом, как из него выходит и погибает объятая пламенем старушка, видя в этой маленькой, но реальной трагедии очаровательную эстетику хорошо сделанного текста, но затем начинает вонять горелой синтетикой, и зеваки непритворно расстраиваются, что им так нагло мешают смотреть живое шоу.

Есть и обратный эффект: когда с людьми случается нечто телевизионное, например, жесткая посадка самолета, они требуют, чтобы СМИ проявили к ним внимание, потому что они ощущают, что побыли актерами в постановке или жертвами в новостях, и теперь заслуживают попасть в телевизор и быть транслированными в эфире. Сам по себе личный опыт не имеет ценности, если его не показывают по ТВ. Власти мыслят сходным образом, так что крупные реальные катастрофы вроде «воздушно-токсического явления» во второй части «Белого шума» воспринимаются не сами по себе, а как возможность проверить и улучшить модель реагирования на крупные реальные катастрофы. Жители Блэксмита, которые должны быть тяжело травмированы вторжением в их спокойную жизнь техногенной аварии, относятся к ней как к приключению и с удовольствием соглашаются после этого отрабатывать сходные происшествия на учениях. Слово, схема, картинка, любые обработанные данные в мире романа первостепенны, а реальность вторична.

Самый популярный пример подмены предмета его знаком в «Белом шуме» – это «Самый фотографируемый амбар в Америке». Сила знака, выделившего непримечательный амбар из ряда других и сделавшего его туристической достопримечательностью, такова, что сам по себе амбар, по замечанию Джека, попросту невозможно увидеть. Глядя на предмет, люди видят не сам предмет, а сообщенное ему свойство, и сами же поддерживают это свойство, продолжая его фотографировать. Но это скорее анекдотический момент в сравнении с тем, что власть знака над вещью делает с людьми. В той же истории «воздушно-токсического явления» симптомы отравления ядовитым веществом зависят не от влияния этого вещества на человеческий организм, а от сообщений по радио. Если сказали, что у пострадавших рвота, у них будет рвота. Сказали, что дежавю, будет дежавю. Сказали, что выкидыш, появляются вопросы, как это воспроизвести, но можно быть уверенным, что тело что-то похожее постарается изобразить.

Немного «Фауста» Гете

В пределе все четыре американских проблемы – культ потребления, культ информации, деградация знаний и дереализация общества – воплощены в двух фаустианских персонажах: приезжем преподавателе Марри Джее Сискинде и мигранте Вилли Минке. Марри – это американский Мефистофель. Он восторгается магазинами и телевидением, проповедует их «экстрасенсорную силу» студентам и коллегам и хочет открыть в университете курс Элвиса Пресли. Профессор Джек Глэдни оказывается его Фаустом, так как Марри прицепляется к главному герою и постоянно рассказывает тому, как прекрасны товары и данные, профанация науки и власть знака, а затем и вовсе подталкивает беднягу к тяжкому преступлению. Фауст из Глэдни, естественно, никакой, поскольку знаменитую фразу «Мгновенье! Прекрасно ты, продлись, постой!» он готов кричать ежедневно по любому поводу, так ему хорошо жить.

Вилли Минк – это американский Гомункул. Мигрант, выучивший английский язык по телевизору и разговаривающий ворохом бессвязных цитат из реклам и познавательных передач, практически лишенный самостоятельного сознания и вовсе не отличающий реальность от картинки на экране, тем не менее он проник в секретные разработки новейших медицинских препаратов и под видом ученого-фармаколога наладил личную жизнь, обменивая доступ к тестированию лекарств на секс. Еще Вилли Минка можно сравнить с Маугли: из традиционного общества некой страны третьего мира он попал в дикие товарно-информационные американские джунгли, где был воспитан торговыми марками, и посмотрите, во что они его превратили. Когда Джек говорит ему «Град пуль!», Минку уверен, что в него на самом деле стреляют, настолько в его психике, полностью построенной на трех культах, сильна власть знака.

Смерть

Традиционно «Белый шум» называют романом о страхе смерти. Мысли о реальности, неизбежности и близости собственной смерти занимают очень большую долю размышлений Джека Глэдни и его жены Бабетты, и боязнь смерти действительно подается как центральная проблема главного героя. Собственно, название романа взято из сравнения Джеком ощущения, что он обязательно умрет, с белым шумом, который не исчезает даже в полной тишине. Вот есть громкие события где-то далеко, их гром доносится до Джека из телевизора, вот его обыденная, иногда немного шумная, но в целом размеренная и тихая жизнь, а вот ужасающий и неумолкающий фон всего этого – приближение гибели с каждым годом, каждым днем, каждой секундой. Гибели незаслуженной, потому что Джек не сделал ничего плохого, но все равно будет однажды казнен и перестанет существовать.

Однако, на мой взгляд, эта тема второстепенна по отношению к четырем американским проблемам, она их только оттеняет. Сходство «Белого шума» со «Смертью Ивана Ильича» Льва Толстого, где страх смерти и ее приближение являются центром истории, только внешнее, поскольку в романе Делилло это не более чем сюжетный двигатель, мотивирующий поведение персонажей. В мире романа страх смерти — это досадное, утомительное несовершенство американской Страны Развлечений, препятствие на пути потребителя товаров и информации к стопроцентному счастью. Да, герои думают о смерти и не хотят умирать, но даже к этому столь принципиальному для существования человека вопросу они не могут отнестись серьезно. Они не пытаются переосмыслить свою жизнь в свете ее конечности, они просто хотят, чтобы этот страх как-нибудь рассосался.

Парадоксальным (ли?) образом страх смерти в «Белом шуме» оказывается единственной надеждой на спасение. Ничто, кроме него, не способно бороться за человеческий разум с потребительством, телевизором, профанацией и дереализацией, этими четырьмя всадниками американского постмодернистского апокалипсиса, превращающими людей в счастливые станки по переработке денег в большие деньги. Джек Глэдни – не более чем жалкий наркоман, мечтающий о вечном приходе, и если бы не страх смерти, как человек он закончился бы давным-давно. Страх держит его крепко, не дает забываться среди продуктовых полок и телепрограмм, постоянно капает ему на мозг: “Джек, ты же все равно умрешь, сделай уже со своей жизнью что-нибудь нормальное, будь человеком, а не кормом для паразитов!”, а что Джек? Джек мечтает о волшебной таблетке, которая заглушит этот белый шум.

***

Дон Делилло не раз подчеркивал, что писатель обязан противостоять Системе, обязан обличать действия государства и корпораций, раскрывать читателю глаза на то, как им управляют через культуру потребления и отупляющие развлечения. «Белый шум» представляет его творческую позицию в наиболее яркой, сжатой и прямой форме: большая часть откровений о четырех проблемах дается через диалоги Джека Глэдни с семьей и коллегами и через его внутренние диалоги, можно сказать, американцы в романе устраивают сеансы саморазоблачения, события регулярно подаются через юмор, так что текст читается довольно легко и с интересом, если делать скидку на время действия: все-таки в наши дни маркетплейсов и соцсетей магазинно-телевизорные 80-е немного отдают каменным веком, а герои выглядят как новички, восторгающиеся тем, что уже порядком наскучило нам.

Возможных названий у романа было довольно много, например, «Американская книга мертвых», «Психические данные», «Ультрасоник» и даже «Майн кампф». Но в итоге, на мой взгляд, было выбрано самое удачное, ведь сама книга выполняет ту же функцию белого шума подлинной реальности в жизни читателя, что и страх смерти в жизни ее персонажей: «Белый шум» проливает свет на искусственно созданную вокруг человека «операционную оболочку», с которой он принужден взаимодействовать вместо действительности, и предлагает что-то уже с этим сделать, как-то выбраться наружу, как минимум перестать принимать чужую выгоду за свои интересы. Хотя бы через memento mori.

Миниатюрный шедевр. Эпитафия, написанная по живому трупу. Очень хорошо, что приговор вынесен одним из лучших писателей Америки в самом сердце мировой империи финансового капитала.

Путь мультимиллиардера Пэкера — это путь в никуда. И иже с ними.

Ну а как написано-то! Это вычурно — да, но я лично обожаю такую вычурность. Но самое главное, что она не самоцель, не игра заигравшегося тапера. Ведь это роман о разрушение целого мира, точнее мир-системы. Поэтому и написан он с нарушением синтаксиса и почти разгромленной грамматикой. Люди так не говорят — правильно, потому что и «герои» книги не люди, а функции, детали системы, которая распадается, пожирая саму себя. Как страшный и беспощадный питон, который может проглотить и начать переваривать собственный хвост.

Некоторые посчитали, что в книге и фильме событий мало. На самом дел история набита событиями по завязку. Постоянная смена локаций и персонажей, массовые сцены просто блеск! Центральные эпизоды — это, конечно, эпизод скоротечного восстания и похороны. Особенно мне понравилась погребальная процессия рэпера-исламиста Братухи Феска. Это вообще миниатюрный сюрреалистический эпос. Картина прекрасная и ужасающая, сразу мне напомнившая описания Рима времен Нерона. Тот же невиданный масштаб гротескового распада.

И, конечно, невероятный по своей жути и виртуозности финал. Особенно симптоматично, что разобраться с новым императором мира Делилло поручил представителю люмпенизированного среднего класса. Очередной креакл, которому указали на его подлинное место в мире хищнического империализма.

А в мире этом, который стремительно несется к своему катастрофическому финалу, нет такого понятия как победитель. Нет успешного личностного прорыва в пустые небеса квантового бессмертия. Кто не верит, может спросить Дерипаску, что значит быть успешным капитаном бизнеса и держать бога за бороду?

Кстати, я не считаю, что роман Делилло как-то отменяет Американского психопата Эллиса. Во-первых, описаны разные эпохи — торжества и начала упадка либерального неоконсерватизма. Да и задачи авторы перед собой ставили разные. Эллис саркастический критик невыносимого статус-кво, а Делилло могильщик сгнивающей и омерзительно воняющей системы. Конечно, Делилло сильнее и мастеровитее Эллиса как прозаик. Так что ж, если жил на свете Пушкин, другим теперь и стихи на русском языке писать нельзя?

В качестве вступления представлю слоган романа, каким я его вижу, и который содержит в себе значительную часть смысла произведения:

Ноль К — «нулевой» роман о «нулевой» температуре. И несмотря на кажущуюся негативную окраску слогана, он почти не является негативным. Но к слогану я вернусь чуть после того, как роман получит ещё несколько характеристик.

Ноль К написан стариком (Дону Делилло на момент написания романа было 80 лет) и о стариках, коими, несмотря на их зачастую далеко не старческий возраст по своей сути являются все персонажи. Все персонажи романа, если можно так сказать, изжились, они уже не видят смысла жизни, да и вообще сколь нибудь реальных целей, все они — глубокие старики, все они потенциальные клиенты Ноль К.

Если многие литературные произведения можно сравнить с рекой, которая течет и разветвляется, меняет скорость своего течения, и то замирает, то бурно стремится вперёд, рекой которая таит в своих заводях много тайн, рекой, течение которой мы не видим дальше очередного поворота на ее пути, Ноль К напротив по своей «динамике» развития событий и их абсолютной предсказуемости, полной статичности персонажей и сюжета, напоминает кристалл, молекулы которого, практически не перемещаются относительно друг друга, не видоизменяются, а лишь немного колеблются, не меняя картину в целом. И ещё, этот кристалл мутный, и это единственное, что мешает нам с первых страниц сказать, что мы уже все поняли, и больше говорить не о чем. Сквозь статичную и прозрачную сеть персонажей и сюжета проглядывают разрозненные части того, что впаяно в кристалл. Если «растопить» кристалл Ноль К, слить получившую «воду», то в сухом остатке мы получим едва ли короткий рассказ, а скорее даже мини-рассказ.

На мой взгляд, сам роман-рассказ содержит в себе свою же копию. Речь о самом комплексе проекта Ноль К, который предоставляет собой совершенно однородное и безликое многоуровневое подземелье, в котором множество одинаковых коридоров и множество дверей, выкрашенных в почти одинаковые цвета, за абсолютным большинством из которых ничего нет. В этом смысле Ноль К очень мне напомнил работы американского же художника-минималиста Дональда Джадда, с его башнями, или если угодно стопками бесполезных одинаковых «полок». Очень советую посмотреть на них. Дональд Джадд стремился к созданию «нулевого» объекта искусства, коим в его понимании являлись эти «специальные объекты», так вот на мой взгляд, Дону Делилло удалось создать подобное работам Джадда «нулевое» литературное произведение. Весь смысл работ Джадда скрывается не в самих «полках», а в пустоте между ними, в том ритме, что эти пустоты создают, так и у Делилло, персонажи и события романа, это полки, а то, о чем автор лишь призрачно намекает и есть смысл и цель создания романа-рассказа. Главное в Ноль К — это то, чего там нет. Таким образом Ноль К, не нулевой, а как бы нулевой роман.

Итак, вырисовалось то, почему в моем слогане для романа, я называю его «нулевым». Теперь несколько слов о том, почему это ещё и роман о нулевой температуре. Само название Ноль К отсылает нас к абсолютному и недостижимому нулю температур, нулю кельвинов, 0° К. Метод криогенной заморозки, который становится технологической базой для проекта Ноль К, стремится на время приблизить температуру тела к абсолютному нулю и к этому же абсолютному нулю температур, то есть по сути к полной неподвижности всего стремится и сам роман. Стремится, не значит достигает. И таким образом сам роман не имеет нулевую температуру, он лишь стремится к ней, и потому он о «нулевой» температуре.

И в завершение: стоило ли продолжать мой отзыв после объявления слогана, или уже в нем содержалась вся суть? Этот же вопрос стоит себе задать тому, кто начинает читать роман-рассказ. Ноль К это яркий пример современного американского минималистского искусства. Это произведение не лишено глубины и своеобразной красоты, заключающихся в самой манере автора излагать, в том, о чем он НЕ говорит, но при этом совершенно не зазорно, на мой взгляд, не дочитать этот роман, ведь если вы не являетесь почитателем минимализма, для вас он будет обозрим, предсказуем и понятен с первых страниц и совершенно не обязательно перелистывать последнюю страницу, чтобы увидеть Ноль К целиком.

Моя оценка этому «нулевому» роману однако далеко не ноль, целых 6 из 10.

О, ужас. Так долго я еще не боролся с отдельно взятой книгой. Не имею привычки бросать читать начатую уже книгу, но в этот раз я был как никогда к этому близок. Очень неудачное произведение, которое по идее должно заставить задуматься о серьезных вещах таких как свобода человека в выборе пути своей жизни и вечную тему бессмертия человеческого разума. Но получается опус о том, как люди мучаются в этом мире вместо того, чтобы просто жить.

Странный опус — фантастический роман почти без фантастики, а точнее, просто попытка психологического и отчасти социального анализа того, что может нам подарить фантастика в самое ближайшее время. Авторский вывод, по мне, довольно пессимистичен: ничего, кроме депривации, для тех, кто к ним не готов, новые фантастические технологии не принесут. И особенно ничего хорошего не получат те люди, свято верящие в мифические вещи типа тех, о коих один из героев сказал так: «если не умереть в конце, то зачем же вообще жить?» На что давным-давно Станислав Лем ответил просто и ясно: «люди не хотят жить вечно — они просто не хотят умирать». Таки да — люди не хотят умирать, просто жить не умеют, и от этого все проблемы. А вовсе не от новых технологий. Отдельно нельзя не отметить поразительную ясность мысли и слога для 80-летнего автора — увы, в искусстве масса примеров, когда некогда даровитые художники впадают в маразм задолго до восьмидесяти.

Первый опыт знакомства с Делилло и не сильно вдохновляющий. Роман мне показался очень скучным, предложенная версия покушения на Кеннеди — достаточно стандартной. Возможно, Стоун и учитывал этот роман, но, в общем JFK основан ровно на той же версии и смотревший картину не узнает ничего нового. мытарства Освальда плюс Руби, Томми Ли Джонс( то есть Клей), Ферри и навязшие в зубах персонажи из окружения. Ровный динамичный ритм автор держал всю дорогу и по факту при всей событийности сцен ярких не выписал. Все персонажи, включая и Освальда, одинаково неинтересны. Стилистически без изысков, оригинального угла зрения не предложено, в эмоциональном плане холостой роман. Формально это что-то вроде политического камерного детектива с давно известным финалом, но по качеству уступает лучшим образцам. Ладно, нафантазировал насчет шпионажа Освальда в период нахождения в России, но коль скоро это совсем не связано с покушением, то для чего?

Теракт 11 сентября в Нью Йорке показан через глубоко личные переживания небольшой группы американцев. Событие такого масштаба не может не оставить, по мнению автора, следа в сознании, должно повлиять на повседневную жизнь людей. Поверим талантливому автору, он лучше знает граждан своей страны. Если бы роман был о европейцах можно было бы поспорить. Начало и конец истории соединяются в единое целое. Роман словно закольцован. Мысли героев тоже постоянно ходят по кругу, вновь и вновь возращаясь к теракту. Это несколько затрудняет чтение, но если попасть в ритм, создаёт дополнительный интерес. Несмотря на камерность повествования, ряд эпизодов потрясает. Марш по лестнице, дети смотрящие в окно и ждущие не прилетят ли ещё самолёты несущие смерть и несколько других. В общем нелёгкий для чтения, но достаточно интересный роман, к тому же затрагивающий главный нерв современности.

Бездушное произведение. Соглашусь с Апдайком «непонятно, зачем тратить время на такого героя, как Пэкер, не только не вызывающего никакого сочувствия, но и практически даже не проявляющего никаких признаков человеческого». Стерильно обо всем сразу и про похороны, и про кризис, и про богатство от которого никакого толку.

В целом, книга очень странная. Такое тягучее и тяжелое произведение в 150 страниц.

Книга, безусловно, экспериментальная и трудночитаемая, но здесь важно как минимум то, что ее автор воплощает борьбу против тотального капитализма, исходящую именно от американца. В «Космополисе» много литературных наворотов, которые делают книгу несколько вычурной, взять хотя бы диалоги Эрика со своим убийцей. Здесь долгие философские копания в стиле почти Достоевского, хотя и написанные на принципиально другом языке, смотрятся очень странно и чуждо, а главное, совершенно противоестественно, особенно когда Эрик стреляет себе в ладонь. Но, с другой стороны, очень емко выписан сам тип персонажа вроде Эрика — молодого и развращенного миллиардера, ищущего чем бы еще развлечься и начинающего уже в 28 лет фантазировать о бессмертии. Это человек без ценностей и без целей, он прожигает жизнь и очень тонко чувствует угрозу своему благополучию уже со стороны простого течения времени. Также в заслугу Делилло может быть зачислена попытка создать образ человека с постмодернистским мировоззрением, что пока лучше всего разработано скорее в философии, чем в художественной литературе. Делилло делает первые наброски к обществу тотального капитализма, в которое мы вступаем. Общество, в котором протест становится частью капиталистической системы. И здесь совершенно неважно, до или перед кризисом была написана книга. Важно, что ее проблематика будет становиться все более и более актуальной. Тем более актуальной, чем более весомым будет становиться роль виртуальных капиталов и как следствие виртуальной жизни.

Вообще-то эта книга докризисная, и никакие обличения в игре на политических умонастроениях Америки времен движения #OccupyWallStreet ей не повредят. Крепкая американская роуд-стори, ограниченная одним островом одного мегаполиса, который, между прочим, не имеет никакого официального статуса и даже столицей своего штата не является. Это не мешает ему быть центром евроатлантического мира, а экзистенции миллиардера в романе Делилло — довольно точным соответствием гаданию Хагена из Тронье по плавучести капеллана в «Песне о Нибелунгах».

Если, решив проверить, жив ты или мертв, ты получаешь второй из этих вариантов, не исключено, что другие об этом все равно не узнают. Надежная система вполне может быть создана из ненадежных элементов.

Рекомендуется тем, кому понравились «Волхв» Джона Фаулза в его кинематографической инкарнации («Игра» Дэвида Финчера), «Вавилон» Алехандро Гонсалеса Иньярриту и «Заверенная копия» Аббаса Киаростами (да, в экранизации «Космополиса» тоже занята великая Бинош).

Не рекомендуется тем, кто млеет от «Американского психопата». После Делилло от гротесково-трэшовых обличений капитализма суконным языком бездаря Эллиса будете плеваться, как от пакетного винца за 100 руб после бутылки Eiswein.

Бессмысленная ерунда.

Только этим словосочетанием я смог охарактеризовать роман. Тема заезженна и избита. Корпорации, деньги, социальное неравенство, насилие и жестокость, прикрытые якобы философской нудятиной, свобода от всего и тому подобное.

Прочитал на фоне приближающейся экранизации. На фильм всё равно схожу, хоть и актёры подобраны неудачно.

Весьма странный и неровный роман, для писателя такого уровня, как Делилло. Роман рассказывается про главную американскую трагедию 11 сентября от лица одного из пострадавших — Кейта Ньюдекера. Клерк выбирается из готовой развалиться башни, и весь в ссадинах, вместо больницы, отправляется к своей бывшей жене. Его жена, Лиана, не решается его выгнать и оставляет жить у себя. Кейт посещает свою прежнюю квартиру на Манхеттене, но он уже не может там оставаться, его мучают воспоминания об играх в покер с друзьями которые погибли при теракте. Несмотря на то, что отношения с бывшей женой начинают налаживаться, он заводит интрижку с другой пострадавшей от падения башен — Флоренс, с которой он вспоминает аварию. Еще был интересный случай с детьми, которые, в страхе перед терактами, играют в игру «Кто первый высмотрит в небе самолет с террористом Биллом Аденом (Бен Ладеном) на борту».

В общем первая половина романа довольно хорошо написана, но во второй части Делилло, кажется, потерял суть произведения, и начал рассказывать, как Кейт играл в покер в раличных казино Лас Вегаса. Про свою тещу, которая болеет Альцгеймером и начинает терять рассудок. Про любовника тещи, который зарабатывает продажей ворованного антиквариата. Также появляется артист, который прям на улицах города изображает людей, падающих из горящих башен. Вообщем какая-то тягомотина, которая слабо связана с первой частью романа.

Параллельная сюжетная линия, в которой появляется террорист-смертник, готовый похитить самолет и совершить теракт в Нью-Йорке, тоже немного разочаровала. Автор не дает ни положительных ни отрицательных оценок террористу, и мотивы его тоже не ясны. Зачем его тогда было вводить в сюжет — непонятно.

Получился такой себе средний американский романчик. Я бы не рекомендовал начинать с него знакомство с автором.