Ознакомился я наконец с творчеством Робертсона Дэвиса, классика канадской литературы второй половины 20 века. Изначально меня привлекла диковинная обложка,

обещающая что-то магическое и даже мифологическое.

Более года «Дептфордская трилогия» всплывала то там, то тут. И вот я дошёл до чтения первого романа, найдя себе хорошую компанию в одном книжном чате.

И вот первый роман окончен!

Кратко: мне весьма понравилось, но могло бы быть лучше.

Подробнее:

С самого начала «Пятого персонажа» я ловил вайбы горячо любимой «Любовницы…😇» Дж.Фаулза. И как канадская альтернатива Фаулзу Дэвидсон мной и рассматривается. И в этом вся беда.

Вроде очень много схожего, но бледнее как-то. Попробую по пунктам, без особенных спойлеров:

• Странная второстепенная героиня, выпадающая из норм современного ей социума, но являющаяся «краеугольным камнем», о который спотыкается главный герой. Простите уж мои топорные евангельские аллюзии, но …

• как и у Фаулза,

у Дэвиса много заигрываний с темой религиозности и мистицизма. Здесь это более теологично, что хорошо, но не так изящно.

• В каком-то момент ещё начинают торчать уши Юнга, но как-то еле заметно. Скорее намёк, что кролик в шляпе есть, хотя его и не видно.

В «Волхве» Фаулза юнгианство много ярче используется, а здесь лишь лёгкий отзвук, дающий автору лишний раз подчеркнуть свою глубокую эрудицию и глубокомысленность.

А вот несколько раз мелькает Фрейд со своими бананами и это было хорошо.

Даже жаль, что мало.

Осмелюсь предположить, что Дэвис более рационален и аналитичен, потому ему лучше удалась бы ставка на фрейдизм, а не юнгианство.

• Автор ломает повествование своей отстранённостью и оговорками. Но здесь это мне скорее мешало, хотя и были моменты очень крутых саркастичных замечаний и подтруниваний автора над самим собой. Но чаще всего это лишь создавало дистанцию между миром романа и мной.

Да и главный герой чем дальше, тем сильнее давал волю своим дедовским интонациям.

В «Любовнице…» Фаулза игра автора с читателем создаёт напряжением между абсолютно поглощающей правдивостью истории и ироничной деконструкцией этой самой истории.

Может показаться, что я пеняю Дэвидсу то, что он не Фаулз. Да, так и есть!

«Пятый персонаж» очень хороший роман. Он интересный, умный и красивый. Здесь много о религии и это показано разнообразно, хорошо и без пропаганды чего-либо.

НО читается это все как дженерик Фаулза.

В первой половине книги появляется ещё классное ощущение, что это канадская версия «Форрест Гампа» на материале первой половины двадцатого века.

Но в каком-то момент приходит понимание посредственности того, что рассказывается.

Да, вроде круто и даже волшебно. Но в конце концов это история заурядного человека, который не может сам себе признаться в собственной заурядности.

И тут я понимаю, что именно об этом роман.

Пятый персонаж — не играет главную роль, но скрепляет между собой действия главных персонажей, неся на себе механику драматургии.

Роман начинается с того, что главный герой выходит на пенсию без особого почета, а сам текст романа — это огромное письмо к директору школы, где работал сам герой. Это письмо — мемуары, в которых он пытается поведать о том, какую же необыкновенную жизнь он прожил.

Множество разных интересных событий, но при этом замкнутость в одних и тех же сценариях, сфокусированных на одних и тех же людях, адресующий к происшедшем в детстве, о чем рассказано на первых страницах.

Несмотря на весь авантюрных двух книги, но на послевкусие оставлен суровый холод кальвинизма с его абсолютным предопределением.

Может это послевкусие и есть главный посыл автора?

А мое разочарование — это закономерное разочарование ребёнка, которому фокусник объяснил в чем механика его фокуса?

Возможно!

И тогда этот роман ещё глубже, чем кажется. Но потрясающим мою личность его назвать нельзя.

Поэтому ставлю ему 9 из 10 и бегу читать следующий роман этой трилогии.

Of course I understand that the love in the literature and the love in live are one, and that the intelligent reader must bring his own experiense to suppliment the experiense of the novel he holds on his hand,

Robertson Davies «The Cunning Man»

Я, конечно, понимаю, что любовь в литературе и любовь в жизни не одно и то же. И что умный читатель дополнит собственным опытом содержание романа, который он держит в руках.

Робертсон Дэвис «Хитрец»

Вторая книга «Торонтовской трилогии» и последняя, написанная Дэвисом. Большая часть творческого наследия писателя аккумулирована в трех трилогиях, у нас знают две — «Дэпфортскую» (по названию небольшого канадского городка) и «Корнишскую» (по имени героев саги — Корнишей). Первая, ранняя, «Салтертонская» на русский язык не переводилась. Завершить четвертое трехкнижие писателю не удалось и потому тоже вряд ли познакомимся в обозримом будущем.

«The Cuning Man» содержит шараду уже в названии. Буквальный перевод — «Хитрый человек» мало что скажет о герое, господине положительном, симпатичном и приятном во всех отношениях. Попытки поиска альтернативных значений ведут к «ловкачу», «пройдохе», «лисьей хитрости» и «змеиному коварству». Здесь, пожалуй, сделаю закладку для памяти. А объяснение найдется в тексте романа. Эта идиома использовалась в деревенской жизни для обозначения местечкового умника,человека опытного, много знающего и умеющего дать интуитивно правильный совет. Среднее между пройдохой и мудрецом.

Такой он и есть, доктор Джонатан Хуло из Торонто. Выросший на краю света — железнодорожная станция Сью Лукаут, где и поезда почти не останавливаются. Сын начальника станции Отец, мать, священник, доктор (изрядный любитель заложить за воротник) — вот и все белые в его окружении. Остальные индейцы, потому что это резервация. И когда мальчик заболевает скарлатиной, мама приказывает всей индейской прислуге покинуть дом, потому что зараза может перекинуться на местных, вовсе не имеющих иммунитета. И выхаживает сына сама. Только это не очень помогает. Как и визиты пьяницы-доктора, впрочем.

Помощь, когда уж кажется, что мальчонка не выкарабкается, приходит от местной шаманки. В благодарность за заботу о своем народе, она устанавливает палатку в центре двора и камлает ночь напролет. И как-то странно получается, что маму у постели больного сына смаривает крепкий сон. А мальчик, который метался в жару несколько дней подряд и обессилел так, что руки поднять не мог бы, встает с постели, подходит к окну и видит яркое свечение изнутри палатки, а потом она начинает ходить ходуном, почти плясать. После он уже ничего не помнил, потому что потерял сознание. Наутро Джона нашли крепко спящим на полу у окна, слабым, но с нормальной температурой. Дальнейшее выздоровление было вопросом времени.

Этот случай определил выбор будущей профессии. Дальше Торонто, Колледж Святого Духа (Душок — на сленге учащихся и преподавателей), друзья: Чарли, он пойдет по религиозной части и Гилл (станет издателем, а его сын — герой первой книги этой трилогии — крестным рассказчика). Преподаватели, особо стоит сказать о сквозном персонаже Дэвиса, профессоре Дунстане Рамзи. Система узаконенного рабства, характерная для закрытых учебных заведений, своего рода дедовщина, от которой так страшно страдал Шелли, но люди не столь трепетной душевной организации неплохо приспосабливаются (можно в конце концов и в воду, которую подаешь «господину» плюнуть и оду его любимой девушке, написанную от его лица, так мудрено закрутить, что вместо горячих объятий тому достанется плюха).

Врачебная практика, война, самый хвостик Второй Мировой, ранение, госпиталь, возвращение в Канаду, создание собственной клиники. Любовь, интрижки, работа. И вечный поиск универсального алгоритма, который позволяет исцелять не болезнь, но больного. Метода, которым владели великие Гипократ, Гален. ибн Сина. Излечивать не препаратами, но комплексным воздействием, зрить в корень. В книге много такого, что откровенно смущало меня — рассказы о делах прихода и паствы, и церковных реалиях. Дэвис всегда уделяет много внимания религии, здесь же герой даже живет и практикует в непосредственом соседстве с Церковью св. Марии Магдалины и завязка сюжета — интервью, которое он дает молодой журналистке Эсмеральде Гиллмартин (да-да, той самой из-за которой погиб его крестник, я же говорю, что у Дэвиса сплетены тугие клубки).

Но много такого. что приводит меня в восторг и находит горячий отклик. Те самые чудесные исцеления и рассуждения о запахе изо рта — что он может сказать о человеке. И конечно, литература. У Хулло своя теория, согласно которой многие сюжетные коллизии большинства литературных произведений объясняются скрытыми заболеваниями героев. Следить за его расследованиями безумно интересно может еще потому, что я невольно классифицирую характер и поведение героев книги. которую читаю, с точки зрения астрологии: натал, транзит, синастрия. Я очень хорошо понимаю его, мы живем во время, когда узкая специализация, не оправдав возлагавшихся надежд, уступает место универсальному знанию.

Книга чудесная и ради нее стоило продираться сквозь английский. Ах да, возвращаясь к давешней закладке. Змеиная мудрость (не коварство), Змеи на кадуцее — древний символ медицины.

До Робертсона Дэвиса моя Канада на литературной карте мира приблизительно равнялась Албании или Гвинее Биссау. Он жил в Канаде и был гением, если не способным в одиночку составить конкуренцию сотням писателей сопредельного государства, то уж точно — избавить свою безнадежно провинциальную родину от статуса белого пятна. Я узнала о нем два года назад с «Мятежными ангелами» — могла бы чуть раньше, потому что «Азбука-Классика» начала издание «Корнишской трилогии» в 2012. Обмерла, пораженная величием, влюбилась насмерть, прочла все, переведенное на русский, земной поклон Татьяне Боровиковой, перевод под стать оригиналу. И стала читать на английском.

Дэвис отдавал предпочтение трилогиям. Первая Салтертонская и три ее романа: «Tempest Tost», «Leaven of Mаlise», «A Mixiture of Frailties» у нас совсем не знают. «Депфортская» (по названию маленького канадского городка Депфорт) и «Корнишская» (о семье Корнишей) уже известны и любимы; но была еще четвертая Торонтовская. Та, которую не успел закончить. И «Murther&walking spirits' первый ее роман. Неидентифицируемое «murther' в заглавии — архаичное написание для 'murder' (убийство). Таким образом, название можно перевести. как «Убийство и блуждающие духи».

Сюжет приводит на память «Тихий уголок» (A Fine and Private Place) Питера Бигля: человек погибает по вине жены и обращается после смерти в призрак. Но это только поначалу. Успешный издатель Дэвид Гилмартин возвращается из поездки, застает жену с любовником; в приступе панического страха перед ситуацией, которая только в анекдотах бывает смешной, тот хватает свою пижонскую трость и убивает мужа. Новых лиц нет: красавица Эсме ведущий журналист в издании мужа, ее любовник Снуффер — колумнист и критик там же. Дело решают представить, как нападение грабителя, влезшего через балкон (семнадцатый этаж, хм) и дальнейшего разбирательства удается избежать. Кремация, похороны, а Гилмартин не видит перед собой никакого сияющего туннеля, болтается между небом и землей.

Сопровождая убийцу на открытии кинофестиваля. который тот освещает по долгу службы. Фестиваль в Торонто, да будет вам известно — единственный в мире, на котором награды присуждаются не высоколобым жюри, но зрительским голосованием. Хотя к нашему роману это не имеет отношения. Ну, хотя бы потому, что Гил будет смотреть совсем другое кино. Перед ним развернутся сцены жизни предков: от далеких — времен Войны за независимость и Бостонского чаепития до приблизительно недавних — юности отца.

Мне трудно судить о художественных достоинствах романа, все-таки английский мой далек от совершенства, а Дэвис автор весьма интеллектуальный и словарь, которым он пользуется, не дает расслабиться. Но это касается чувств и мыслей героев. Событийный план динамичен и ярок, а самая моя любимая история из показанных герою на этом странном фестивале — бегство вдовы английского офицера пра-пра-пра...бабки Анны с тремя детьми на каноэ из Бостона в Торонто.

Знакомое каждому, кому довелось родиться в СССР, крушение империи, слом привычных отношений, резкая потеря в статусе, финансовом благополучии и главное — перспективах. Дочь богатого купца голландского происхождения, Анна делает вполне достойную партию, выйдя за майора британской армии, кто же мог предположить, что начнется революция, муж погибнет, а она и дети станут персонами нон-грата. К тому же, финансы семьи окажуться замороженными без надежды когда-нибудь добраться до них. И вот она действует.

С тем немногим, что удается спасти, спасибо происхождению, голландская диаспора и в среде банкиров влияние имеет. Распродает потихоньку то, что можно обратить в деньги, зашивает золотые доллары в одежду — а это многие килограммы и надо просто учиться ходить с этой дополнительной тяжестью, не вызывая подозрений. А еще учиться грести и часами сидеть неподвижно, потому что в лодке придется именно так.. Покупает каноэ и с погодками сыном, дочерью пятнадцати и шестнадцати лет, и с младшей одиннадцатилетней болезненной дочкой отправляется в Канаду.

Отчего не сели на корабль? Оттого, что все их знакомые, которые пытались воспользоваться этим цивилизованным путем отступления, были ободраны таможенниками и солдатами до нитки. она, знаете ли, думает о том будущем, которое им придется начать на новом месте респектабельными людьми или белой швалью и склоняется к мысли, что стоит на время отказаться от комфорта. Они не представляют уровня сложностей, с которыми придется столкнуться. Грязь, паразиты, страх, холод, часто голод и лошадиные дозы лауданума, которыми пичкают младшую — у девочки все время болят зубы.

Но они добираются, цыганский табор оборванцев вваливается в кабинет владельца магазина — брата Анны. А через несколько лет у них собственное семейное дело, более успешное даже, чем у дядюшки. Ах да, так что с Гилом? Н-ну он получил многие полезные уроки, оказывается способность к обучению не оставляет людей и за гробом. И узнал кое-что, что послужит ему утешением. Критики и публика приняли роман прохладно, их право. А мне нравится. Я уже следующий читаю The Cunning man — Хитрец

Они женаты совсем недолго, когда мама мужа, не благоволившая к невестке (распространенная ситуация. не так ли?) умирает. Нет, никаких сюрпризов и, тем более, криминала. Миссис Бриджтауэр была очень больна, о такой смерти говорят: «после продолжительной и тяжелой болезни», никаких толков она не вызовет в принципе. Толки пойдут, когда будет оглашено завещание. Потому что сын, который считал себя единственным наследником, хотя как о богатом человеке никогда о себе не думал, окажется:

1. Вовсе не наследником, вернее — ему причитается по завещанию сто долларов (канадский дешевле американского, если что, хотя в 58-м, когда писалась книга. стоил подороже, чем нынче);

2. Мог бы стать невероятным богачом, не случись особого маминого распоряжения. Потому что старая дама сберегла и грамотно инвестировала как собственное наследство, так и полученное от мужа — в общем, там миллионы;

3. Но ничего из этого Солли не достанется, ибо по смерти mrs B. учреждается особый фонд, который станет финансировать обучение молодого дарования, выбранного распорядителями Фонда (в числе который сын). Стипендиат станет получать лучшее из возможных образование, покуда у молодой четы не родится сын (!). который будет назван Соломоном . Он-то и станет наследником. Родители назначаются опекунами и получают преимущественное право (обязанность?) жить в доме, который никогда не будет им принадлежать,

Как вам? Ну да, об усопших хорошо или ничего, потому воздержимся. Однако жизнь продолжается и надо выбрать бенефицианта. Коим, коей становится девица Моника Галл, которая солировала в хоре на похоронах учредительницы. Голос у нее не то, чтобы колоссальный, но чистый и тембра необычного, и как-то по-особому берет за душу. Она-то и поедет в Лондон обучаться вокалу у лучших профессоров. Что можно сказать о девушке: милая, воспитана в религиозной семье, имеет старшую сестру, любит «Данс макабр» Сен-Санса. О чем она никогда никому не говорит — Моника слышит музыку. Всегда, везде, при любых обстоятельствах. Что-то вроде фоновых слуховых галлюцинаций, род духовидения, о котором лучше молчать, чтобы не сойти за помешанную.

А дальше будет о жизни маленькой одаренной пуританки в чужой стране, о соблазнах большого города и разгульной богемной жизни, которых мудрая Моника пригубит самую малость, не испачкав губ. И о первой любви. И о деньгах, которые энергия, а значит, посредством правильного приложения, можно сдвигать горы, можно создавать оперу, а можно хоронить близкого человека, не пожелавшего отправиться в больницу из глупого предубеждения. В общем, ее любимая музыка недаром «Пляска смерти», в хорошей книге ружье не обязательно стреляет в пятом акте, оно может и просто висеть на стене, но события исподволь выстроятся в соответствии с фактом его наличия. Смертей будет еще три: матери Моники, первого младенца Соломона и его жены Вероники (теперь она называет себя не Пёрл предпочла второе имя) и молодого композитора, возлюбленного Моники.

А закончится все хорошо (да и могло ли быть иначе). На выходе имеем одного здорового младенца Соломона, одну одаренную певицу и одну оперу, о которой говорят, как о гениальной. Немало? Так может быть не так неправа была свекровь, коли из смеси многих слабостей вышла сила? А у меня больше не осталось непрочитанных романов Робертсона Дэвиса, грустно. Но теперь весь он со мной и во мне — радостно.

Ich bin ein Teil von jener Kraft, Die Böses will und Gutes schafft.

Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно творит добро.

Вторая часть Салтертонской трилогии, первого цикла романов канадца Робертсона Дэвиса, тяготевшего к трехкнижиям. Два более поздних принесут ему мировую славу, о первом даже английская Вика упоминает вскользь, русская вовсе ничего не говорит. Но знаменитые Депфортская и Корнишская трилогии — ее естественное продолжение. Не самым изящным способом обыгрывая название, которое можно буквально перевести. как «закваска порока» или более привычной русскому слуху идиомой «злое семя» — из салтертонской вышло все, написанное Дэвисом после, как из сильного вышло сладкое в старой загадке. И семя не было злым, а закваска порочной.

Итак, Салтертон, канадский провинциальный городок, при первом взгляде на который наблюдатель думает, что попал в старые добрые времена. При втором и третьем укрепляется во мнении. Жизнь тут словно законсервировалась: чопорное общество, университетская профессура, приходская община. Для культур-мультур летний театр и домашнее музицирование. Ах, ну да, есть ещё своя газета, освещающая в меру беспристрастно события городской жизни Evening Bellman — Вечерний Глашатай. И вдруг — вопиющий случай: издание публикует анонс о помолвке Пёрл, дочери профессора Вамбрейса и молодого Соломона (более известного как Солли) Бриджтауера, свадьба-де состоится 31 ноября в Кафедральном соборе.

Нет, проблема не в том, что помолвку оглашают через газету — в западном мире это привычная практика. Но в том, что молодые люди и не думали ни о чем подобном. Да они едва знакомы. Ну как, в маленьком городе представители одной социальной среды поневоле знают друг друга. И в постановке шекспировской «Бури» («Tempest Tost») летним театром оба принимали участие, Пёрл даже на роли Миранды. Да только влюблен Солли давно, прочно и безнадежно в другую девушку, Гризельду Вебстер — первую красавицу городка и по совместительству самую богатую наследницу, ныне путешествующую по миру.

Все это с самого начала выглядит как чья-то нумная злая шутка (опубликовано в Хеллоуинн, дата свадьбы назначена на несуществующий день). Но семьи, которые так вольно связал неведомый охальник, в давней вражде и профессор даже устраивает скандал издателю Беллмана, требуя публичных извинений с посыпанием повинной головы пеплом: «три дня подряд на первой полосе». Получая ответ, что вины газеты тут нет, но сообщение об ошибке мы опубликуем мелким шрифтом на страничке анонсов. Салтертон бурлит пересудами, ситуация обрастает подробностями: частью забавными, частью возмутительными, а Солли и Пёрл поневоле проводят значительное время в обществе друг друга. Ну, складывайте два и два.

Совершенно неожиданно, самый забавный, порой уморительно смешной роман Дэвиса. Обычно он не склонен баловать своего читателя юмористическими ситуациями. Извечное противостояние фрейдизма и юнгианства, в котором автор стоит на позициях последнего, здесь выливается в в рассуждения об эдиповом комплексе применительно к женщине и совершенно убийственном сюжете, который органист Кобблер дарит Солли, но это я сохранила в цитатах и пересказывать не стоит. Тем более, что к нашей, в целом совершенно пристойной, истории, отношения не имеет.

А что же у нас? Все хорошо, что хорошо кончается. И иногда, вопреки поговорке, из худого семени вырастают добрые плоды. А потому что «Бог в своих небесах и в порядке мир»

О ЛОЖКЕ ЖЕРТВЕННОГО ВИНА.

Заглавия книг Робертсона Дэвиса — часто идиомы, которые естественно берутся англоязычным читателем, но совершенно неподъемны простой смертной вроде меня. «Tempest Tost» — первый роман Салтертонской трилогии не исключение. Tempest tost не принадлежит к числу выражений. которым легко подобрать точный русский аналог: нечто среднее между «из огня. да в полымя» и «бедному Ванечке все камушки» с неуловимым оттенком «бури в стакане». Или как из китайской «Книги перемен» : «Молния пугает за сотни верст, но она не опрокинет и ложки жертвенного вина».

Хотя «The Tempest» — это еще и «Буря», шекспировская пьеса. которую назначил к постановке местный летний театр. Салтертон хотя и небольшой городок, но колледж в нем имеется, как и понятие о культуре. Вот есть собственный театр, частично на содержании богатейшего горожанина профессора Вебстера (географически на территории его особняка), частично из городского бюджета. И не какие-нибудь там затрапезные водевильчики ставим, а замахнемся на Вильяма нашего Шекспира! Да не на «Виндзорских насмешниц» или «Много шума из ничего» , а поставим-ка мы «Бурю». А «Буря» среди шекспировского наследия на особом месте.

С одной стороны в пьесе ничего не происходит: некогда лишенный престола вероломством родного брата правитель Просперо, коротает дни на необитаемом острове в обществе прекрасной дочери Миранды, уродливого слуги Калибана и духа воздуха Ариэля, которого спас когда-то в обмен на обет служить себе. Просперо маг, стихии повинуются ему и когда двенадцать лет спустя вблизи острова оказывается корабль иноземного правителя с предателем-братом на борту, вызывает бурю. Судно терпит крушение, пассажиры выброшены на берег. Удобный случай восстановить справедливость, а заодно уж устроить судьбу любимой дочери. Потому что на борту корабля красавец Фердинанд, сын неаполитанского короля. Вот и все: справедливость торжествует, два молодых сердца находят друг друга, все поют и танцуют. Однако исследователи считают «Бурю» наиболее сложным и таинственным из шекспировых произведений и даже называют пьесу его духовным завещанием.

Но неоднозначность и лишь видимая простота выбранной драмы не пугает энтузиастов. Распределены роли, не обходится без интриг и шантажа — преподаватель математики и по совместительству казначей театра Гектор Макилрейв угрожает оставить пост, если не получит роли Просперо и... довольствуется Калибаном. А Миранда достается вовсе не ослепительно прекрасной дочери мецената Гризельде, но скромной профессорской дочери Пёрл Вембрейс. Гризельда будет Ариэль и в нее влюбятся все мужчины, но сильнее всех сердцеед Роджер Тассет (сын Крепыша и любимец Рабиндраната Тагора, проездом в Калькутту, только сегодня); друг детства Соломон Бриджтауэр (Солли) и тот самый казначей-математик, учитель сорока лет без денег и без серьезных перспектив (маленький человечек).

Ставит пьесу известная в прошлом актриса Валентина из местных, но давно обосновавшаяся в Нью-Йорке и приведенная в родные палестины необходимостью вступить в права наследования дедушкиным домом со всем скарбом. Там будет и аукцион со многими переживаниями, также приводящими на память бессмертную дилогию Ильфа-Петрова. и первый бал молодой дебютантки («Война и Мир» Наташа); и муки ревности, и попытка суицида и невыносимое счастье жить. просто жить. Пережив потерпевшие крушение любовные иллюзии, как занятную. но глупую блажь.

Робертсон Дэвис стоит каждой потраченной на неудобное английское чтение минуты.

Литературная гениальность Робертсона Дэвиса, очевидная с начальной книги «Корнишской трилогии», которая явилась и моим первым знакомством с писателем, ошеломила до: «Такого не может быть, потому что не может быть никогда». Канадец, о котором прежде ничего не слышала, да не ошибусь ведь, если скажу, что мало кто слышал (есть обойма имен, которые на слуху, хотя никем не читаны). Этот человек внезапно оказался едва ли не самой монументальной фигурой современной мировой словесности. Не заигрывая с читателем модными темами (тройка: инцест, педофилия, наркотический трип), а с критикой — постпост-, пост- и просто модернистскими структурными экспериментами.

Крепкий многофигурный роман, безупречный композиционно, с яркими интересными героями, внятной интригой (многими интригами, завязанными сложносочиненным узлом); действие в академической среде, без малейшего ощущения романа на производственную тему; Дэвис потрясающий популяризатор, но знания подаются так уважительно к читателю, которого словно бы приглашают принять участие в замысловатой интеллектуальной игре, что уровнем вызываемого интереса это конкурирует с интригой. И во всем ощущается такой толстоевский масштаб без нудности первого и мучительных терзаний второго, что: «остановился, пораженный Божьим чудом наблюдатель...»

Ненадолго, читательское потрясение погнало к первой книге «Дэпфортской трилогии» и снова то же — он гений с уникальным в современном мире даром говорить о малых мира сего так, что слушаешь, не отрываясь. И он рассказывает о вещах, далеких от читателя, как кольца Сатурна (в «Мятежных ангелах» Рабле и «оживление» старых музыкальных инструментов, в «Пятом персонаже» агиография) так, что это сущностно проникает в душу. И он может говорить о темных семейных тайнах спокойно, без надрыва и биения себя в грудь. И он верит в Бога, даже не так, Бог присутствует в его книгах, не утомляя читателя диспутами о собственном существовании или ужасающими эпифаниями Он просто стоит за всем и пронизывает все.

Космогонию Робертсона Дэвиса стоит рассмотреть подробнее, далекая от ортодоксальности, она допускает существование языческих богов, ангелов и даймонов, незримо стоящих за плечом избранных персонажей. А еще чистилища, где пребывают посмертно талантливые люди, не сумевшие при жизни реализовать полной мерой своего таланта. До тех пор, пока не найдется кто-то, кто поможет завершению их земной работы. Это может быть даже просто человек, прочитавший книгу забытого писателя и оставивший отзыв на нее. В подобной ситуации оказывается автор народно-любимого «Щелкунчика» Эрнест Теодор Амадей Гофман (персонажи романа пользуются аббревиатурой ЭТАГ, не вижу причины не сделать этого тоже).

Двигателем сюжета третьей книги трилогии о Френсисе Корнише становится опера, недописанная Гофманом, заявку на получение гранта для завершения которой подает молодой композитор Хюльда Шнакенбург («Зовите меня Шнак», совершенная социопатка с задатками музыкального гения). Как, вы не знали, что ЭТАГ писал музыку и даже недурная «Ундина», его пера ставится на оперных сценах мира? Я тоже, как не знала и того, что «Амадей» к четверке имен он добавил сам в честь, правильно, Моцарта, перед которым благоговел. Неоконченный труд — опера о Короле Артуре, рабочее название: «Артур или великодушный рогоносец» (историю с Гвиневрой и Ланцелотом все помнят).

Итак, работа над оперой завертелась, а насколько непростое это дело — дописать и поставить на современной сцене оперу, аутентичную новаторским устремлениям начала XIX века, вам расскажут на страницах романа и сделают это интересно (по другому автор просто не умеет) и со знанием дела. Потому что эту кухню Дэвис отлично знал изнутри, ему довелось написать либретто к двум операм. Вообще, знаете, мало кто из ныне (и прежде) живущих писателей обладает этим замечательным свойством — говорить о том, что знаешь, Робертсон Дэвис принадлежит к драгоценному меньшинству. А то, что говорит о многом, лишь подтверждает уникальность сочетания в нем блестящей образованности, широты и литературного гения.

По сути, он проводит читателя в «Корнишской трилогии» через закулисье многих видов изящных искусств: словесность и музыка («Мятежные ангелы»); живопись, фотография («Что в костях заложено»); опера, театр («Лира Орфея»). А еще объясняет законы движения финансов в мире науки и искусства, разительно отличающиеся от тех, по которым функционирует мир, населяемый большинством читателей. И эзотерика: таро, астрология. И объясняет, как принимать многие вещи, с которыми непросто бывает смириться — такая мягкая, интеллигентная и пронизанная любовью психотерапия. Не «глаголом жечь», но помогать разместиться в мире более комфортно для себя и без вреда для мира.

И еще одно замечательное свойство Дэвиса-романиста. Он приводит к логическому завершению все, нет, только представьте, аб-со-лют-но все! линии начатые в романах. Причем завершением той, что начинает первую книгу трилогии (наследство Френсиса Корниша) является финал третьей — идеальное попадание в цель. И еще — он придерживается мягко феминистских, столь любезных моему сердцу, воззрений. И еще — он бывает очень смешным. Закончу тем, чем начала: Робертсон Дэвис был гений.

Так случилось, что совсем другая книга и совсем другая музыка притянулись нынче утром из глубин памяти. Знакомая девочка без восторга отозвалась о новой семейной саге Рубиной и вспомнила, как люблю ее «Солнечную сторону», как насыщен для меня многими смыслами «Синдром Петрушки». И вспомнила, как искала, читая, «Минорный свинг» Джанго Рейнхарда, потому что раз и вскользь упомянутое музыкальное произведение — это одно, а ставшее лейтмотивом романа, который читаешь, совсем другое. И нужно иметь о нем представление, если желаешь ритмически правильно организовать восприятие. И как половина ссылок, выскочивших по запросу, вели на сайты «очень для взрослых», прежде озадачив, после насмешив. Что возьмешь с робота — на слово «свинг» реагирует, как на поиск возможности обменяться партнерами.

Но название и автор не мгновенно в памяти возникли, прежде музыкальная тема, как ритмичное биение птицы изнутри груди, пониже горла, выше солнечного сплетения. Музыка, которая теперь внутри, цыганский джаз. Цыганский? А, ну да, все в жизни ассоциации не случайны. Джанго Рейнхард — цыган из сменивших кочевой образ жизни на оседлый и остепенившихся и переставший играть цыганскую музыку. Нет, по иным, чем у героини «Мятежных ангелов» причинам. Он сильно пострадал во время пожара и на левой руке два только пальца рабочих остались, а брат принес в больницу гитару, вместо привычного банджо и парень начал восстанавливаться, играя на ней джаз с поражающим медперсонал упорством.

У «Ангелов» другой музыкальный фон — Венгерские рапсодии Листа, а именно пятнадцатая, со звучащим в разных вариациях Маршем Ракоци. На которой, помните, сломалась Мария Магдалена Феотоки во время концерта, куда приглашена была Артуром Корнишем. И плакала беззвучно, но совершенно навзрыд. А потому что кровь, дети, это не вода и не одежда, которую можно надеть, выгулять и повесить после в шкаф до следующего подходящего случая. Кровь и все поколения предков с тобой и в тебе, где бы ты ни был, чем бы ни занимался. И куда бы ни шел, повсюду несешь с собой не только крону, что на виду, но корни, которые в глубине. Однако они именно и составляют ту твою часть, что не отнимется ни при каких обстоятельствах. Ту, что питает и поддерживает изнутри.

«Мятежные ангелы» — в очень большой мере книга о соотношении массовых долей корня и кроны в человеке, о внутренних глубинных побудительных мотивах, управляющих нашим поведением в куда большей мере, чем представляем себе и склонны когда-нибудь признаться. Кровь, слизь и экскременты — все, от чего презрительно отворачивается дочиста отмытая благоухающая парфюмерными отдушками шампуней, гелей и стиральных порошков культура общества потребления. Донельзя рафинированный, на порядок больше моего понимающий в таких областях изящного, о каких и представления не имею, Робертсон Дэвис бестрепетной рукой гения смешивает на страницах первого романа корнишской трилогии вещи, современным сознанием воспринимаемые как «суть несовместное».

Три квартиры почившего в бозе Френсиса Корниша, под завязку забитые произведениями искусства: живопись, скульптура, книжные раритеты, рукописи (в том числе нотные автографы великих композиторов; как вы не знали, что собственноручная запись партитуры может не в меньшей мере, чем картина или пасхальное яйцо работы Фаберже быть предметом вожделения коллекционера?). И Ози Фроутс, занимающийся исследованием испражнений, строящий собственную психофизиологическую классификацию человеческих типов, основываясь на длине и особенностях содержимого кишечника. И потрясающе красивые, похожие на ювелирные произведения срезы образцов дерьма под микроскопом.

Магазинная воровка, обряжающаяся для своих вояжей в порыпаное мешковатое пальто со многими внутренними карманами; тетка, набившая респектабельный дом в истеблишментном столичном районе под завязку копеечными жильцами; женщина, после смерти мужа сбросившая с себя самое воспоминание о европейской культуре. И виртуозная скрипачка, женщина-маг, скрипичный доктор, которому в обстановке строжайшей секретности препоручают для восстановления волшебного звучания лучшие смычковые инструменты, созданные на протяжение веков человеческими руками. Друзья ее, великие музыканты, признающие в ней равную и в чем-то превосходящую. И основной ингредиент магических манипуляций, как, не помните? Экстра-класса навоз от призовых ипподромных скакунов (бешеных денег, между прочим, стоящий).

Мерзавец и охальник Паралбейн, алкаш, торчок, гомик, монах-расстрига, неряха, уродец и вонючка. Автор чудовищно занудного романа,объемом и удобоворимостью сопоставимым с силикатным кирпичом, к тому ж. Потрясающе острый, яркий, всеобъемлющий интеллект. Блеск эрудиции, если не служащий оправданием дьявольской его гордыне, то в значительной мере ее объясняющий. И таков весь роман — сочетание утонченной изысканной учености с площадной культурой, весь в духе Рабле и Парацельса и каббалистических алхимических поисков философского камня. Который каждый из героев находит для себя к финалу.

Джанго Рейнхардт,с которого начала, стал основателем джазового направления «джаз-мануш» — цыганского джаза. Героиня книги Мария тоже перестает отрицать свои корни, принимает их, вплавляя в рафинированность ученой академической дамы и супруги банкира миллионера древнюю дикую кровь. От чего всего больше становится. А это главное — чтобы мир добром прибывал. Не находите?

Полгода назад книжное пространство взорвала «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары горькая,больная, тяжёлая книга. С мальчиком, многократно становившимся объектом сексуальных преступлений, в центре повествования. Вопреки обстоятельствам, герой получает образование, обретает дружбу, любовь, всеобщее уважение, богатство, почет. Чтобы остаться на всю жизнь искалеченным, как физически, так и морально. Неспособным адекватно ответить на предлагаемую ему любовь, не сумевшим простить и принять себя. Несчастным.

Это взгляд на жизнь, который можно условно назвать фрейдистским: психотравма , нанесенная в детстве, практически не имеет шансов быть до конца изжитой, оставляя мучительный гандикап без срока давности у имевшего несчастье пережить. Помочь мог бы психолог, но для этого нужно прежде исповедаться в происшедшем, а как быть, если воспоминания столь мучительны, что пациент не может преодолеть болевой порог и выпустить себя из темницы прошлого? Нет ответа.

Я с великим уважением к венскому гению, но взгляда на жизнь придерживаюсь юнгианского: есть океан общественного бессознательного, хранящий «все образы, всех былей отпечатки», иными словами мифологические архетипы , сколько их есть у человечества (основных на диво немного, вариантов без счета). Вот из этого-то океана или колодца происходятсценарии всего, чему суждено случиться с нами в жизни.

Чаще всего незначительные для окружающих, но исполненные эпохальной значимости для нас, проживающих их. В редких случаях героические, жертвенные, мученические. В особых -сочетающие то и другое. Об этом может быть очень интересно читать или слушать, но не приведи Господь воплотить.

И теперь главное: мир архетипов формировался в дремучие времена дикости и так уж устроен, что по большей части находит приемлемыми чудовищные, на взгляд современного человека, преступления. Не оправдывает и не признает естественными, но принимает возможность пройти через; пережить, стать жертвой чего то страшного и остаться жить. Не утратить внутренней целостности, достоинства и самоуважения. «Мир чудес» Робертсона Дэвиса — это та же история, взгляд с юнгианской точки зрения.

Ребёнок, до которого никому нет дела, кроме помешанного на религии отца, а внимание, уделяемое детям религиозными фанатиками — товар специфического сорта, без которого им лучше бы обойтись. Сумасшедшая мать совершила что-то постыдно непристойное, за что весь городок ненавидит её, а отец держит на привязи. Дети насмехаются над мальчиком, дразня «сыном блудницы», особенность местного диалекта такова, что фонема «у» заменяется на «я» ( в оригинале, разумеется иначе: «whore» -«huur», но Робертсону Дэвису очень повезло с русским переводом Григория Крылова).

Итак, малец, никогда не знавший ласки и нежности, но обладающий задатками огромного таланта, впервые в жизни оказывается в месте, где дар может раскрыться и в обществе человека, в совершенстве владеющего искусством, которому он и мечтать не смеет научиться. Заслужив внимание этого человека. Он украл у отца деньги, чтобы попасть сюда и страшится наказания. А кумир насилует ребенка в вонючем сортире прямо тут, на ярмарке. Как вам такая ситуация?

Не хочу сказать, что «Маленькая жизнь» и история Джуда вторичны, что с того, что «Мир чудес» написан тридцатью годами раньше, я уже говорила: основных вариантов сценария на диво немного. Скорее напротив, важно диаметрально различие в способе осмысления одного сценария. Там и тут похищенный растлённый мальчик, которого долго и нещадно после эксплуатируют. В обеих книгах выросший герой добивается многого. Разница в том, что один (фрейдов взгляд на вещи) несет свой портативный ад, как улитка домик всю оставшуюся жизнь; а второй (юнгов: ты — совокупность всех составляющих твоей личности, всех сценариев, которые тебе суждено разыграть, но ни один из них не властен над тобою всем) оставляет его за спиной.

Я не могла не затронуть этого аспекта, завершая знакомство с «Дэпфортской трилогией», заключительный роман которой много интереснее, глубже, ярче, весомее одной этой жуткой истории и говорить о нем можно бесконечно (как обо всем, написанном Дэвисом). Только, понимаете, заглавие«Мир чудес» — не дань саркастической иронии. Мир исполнен чудес, странных, страшных, прекрасных. И в итоге он даст тебе те, которые сам ты более всего расположен взять у него. Аллилуйя!

Странно, почему книга названа «Мантикора», а не «Медведь»? То есть, Робертсон Дэвис, с присущей всему, что он делает, тщательной аккуратностью, разъясняет внешние особенности диковиного мифического зверя : тело льва, человеческая голова и хвост, на конце которого смертоносный ядовитый шип. И робкое возражение героя, что мол никогда о такой твари слыхом не слыхивал, его психоаналитик отметает с царственной снисходительностью: Все мы черпаем образы из колодца общественного бессознательного наполнявшегося задолго до нашего рождения сотнями поколений предков и на подкорке у каждого записан весь мифический бестиарий в полном объёме, потому не парься, ты есть Мантикора («Я есть Груб»).

Простите, не удержалась от ерничанья и бесцеремонной отсылки к последнему марвеловскому антишедевру, уж очень примитивной и вторичной показалась книга в сравнении с привычным уже у автора изяществом и ёмкостью. Особенно после самодостаточного, сложного, горького, и безупречно логичного «Пятого персонажа». Первую книгу «Дептфорской трилогии» прочла два года назад, а впечатление от неё до сих пор не отпускает. Как он мог создать картину настолько масштабную, достоверную психологически, эталонно безупречную с точки зрения мотивации поступков и одновременно роман, который держит внимание с первой до последней страницы.

Понимаете, невольно ждёшь, что продолжение будет не хуже. А оно оказывается бледной копией второй книги «Корнишской трилогии», «Что в костях заложено», только персонаж вполовину не так хорош, как Френсис Корниш. «Богатые тоже плачут» Без того, что позволило бы мне любить, жалеть и сопереживать герою остаётся сомнительным умозаключением и не более.

В здешнем герое Дэвиде Стомптоне нет обаяния Френсиса Корниша, нет света его творческого дара и начисто отсутствует страдательный залог, окрашивающий даже заурядную историю ничем не примечательной личности состраданием.

У Корниша уродливый идиот брат Френсис Первый (семейный скелет в шкафу), он был объектом травли в детстве, а еще рисунки в покойницкой морга — его практика рисовальщика. Была горькая история неразделенной любви и водевильная для всех, кроме того, кому суждено служить в ситуации козлом отпущения — женитьбы на женщине, беременной от соперника. И трагическая потеря той единственной, кто, не соответствуя стандартам романтической возлюбленной, предъявляемым социумом, могла тем не менее «сделать его счастие». И у Корниша потрясающей красоты поступок с «Браком в Канне»: творческий акт, искупление, самоотречение.

Но я отклонилась от темы, о любимом говорить приятно, о том, что не затронуло твоего ума и сердца — скучно. Дэвид Стомпптон и его сестрица, и папаша, и психоаналитик — нет. Личность анализанта не вызывает симпатии, сны кажутся притянутыми за уши для иллюстрации совершенно определенных идей, страдания сильно преувеличенными, а его одержимость блестящей личностью отца — глупой. И на солнце бывают пятна и у литературных гениев случаются провальные книги. Эта одна из таких.

А почему медведь? Ну, потому что все детство мальчик Дэви спал с плюшевым медведем. И потому что именно в пещеру первобытных людей, чьим тотемом был медведь, приводит его Лизл, и потому, что до смерти напуганный звуком, который показался ему медвежьим ревом, он становится жертвой медвежьей (sorry) болезни. И потому что медведь, несмотря на имидж добродушного увальня, дядюшки Михайла Потапыча — на деле чрезвычайно опасный и коварный хищник. По сути, выбор этой твари, был бы более трезвым и реальным взглядом на героя вместо мантикоры, вынесенной в заглавие. Дело в том, что я по сути юнгианка и абсолютно убеждена в существовании океана общественного бессознательного, откуда все мы черпаем свое. Просто в этот раз Дэвису не повезло зачерпнуть не совсем то.

Знаете, что такое «эффект бабочки»? Первое, что приходит в голову — бредберивский рассказ «И грянул гром», неосторожно сошедший с тропы и раздавивший бабочку в эпохе динозавров хроновояжер, который находит свой мир до неузнаваемости измененным, вернувшись. И это не совсем та ассоциация. Потому что всё несколько сложнее, термин введен математиком и метеорологом Эдвардом Лоренцем для иллюстрации чувствительности хаотических систем к малым воздействиям: так бабочка, взмахивающая крыльями в Айове через сложную цепь взаимозависимых последствий вызывает наводнение во время сезона дождей в Индонезии.

Терри Пратчетт в неподражаемой своей манере обыгрывает это в «Мелких богах», но как ни напрягала мозговые извилины, уразуметь полной мерой не сумела. Впрочем, сути аттрактора Лоренца тоже не уловила, для понимания некоторых вещей необходим определенный склад ума и наличие фундаментальной подготовки. Но если совсем честно, серьезно не отношусь и в большей степени склонна полагать, что мир — саморегулирующаяся система со способностью нивелировать последствия вмешательства. Ну, то есть, убийство Гитлера до начала Второй Мировой, буде таковое случилось, вывело бы из строя одного тирана, но роль его неминуемо взял бы на себя другой, возможно худший.

И чему быть, того не миновать, а чему не быть — не случится, разойдется кругами по воде, как ни подталкивай. Что тоже ошибочная точка зрения, истина посередине: должным образом подготовленные, обустроенные и энергетически поддержанные изменения имеют таки шанс влиять на общую картину. А отдельные события, последствия которых нарастают снежным комом и грозят обратиться в лавину, лишь на взгляд непосвященного служат причинами. На самом деле — поводы, катализаторы, спусковые крючки заряженных пистолетов. В мире, движущемся собственным, непостигаемым малым человеческим разумением, путем. В соответствие с еще менее возможным к постижению замыслом Творца относительно него.

А теперь расскажите об этом мальчишке одиннадцати лет, в жизнь которого навсегда вошла женщина, десятью годами старше. Беременная жена баптистского священника. В канадском поселке, где на пятьсот человек населения, пять церквей различных конфессий. В начале прошлого века. Подростку, уклонившемуся от снежка, что бросал в него приятель. И снежок попал в голову жены Преподобного. Спровоцировав преждевременные роды. И ребеночек родился недоношенным, а в поселке без роддома и собственной больницы даже, да 1908 году, да зимой, вытащить дитя, которому еще больше двух месяцев в утробе положено находиться — это подвиг.

Который берет на себя мама мальчика. Нет, она просто соседка. Доброй души и твердых моральных принципов женщина, крепко стоящая на ногах. Не просто стоящая — одна из тех, чьим попечением мир движется в правильном направлении. Так сама она знает и так считают все вокруг. А бедняжка Мэри Демпстер так и не вышла до конца из сумеречного помрачения, в который ввергнута была неожиданным ударом. А от мужа ее, преподобного Амасы, толку вовсе никакого, только и мог, что плюхнуться на колени, да молиться о том, чтобы Бог забрал душу жены и младенца в светлое царствие небесное (ну не дурак ли!).

А младенец оказался боец и оклемался с максимальной помощью мамы мальчика ценой того, что собственная ее семья на долгие месяцы лишена была заботы и попечения матери и жены. Он еще себя покажет! Но то позже, много позже. А пока жизнь канадской провинции будет разворачиваться перед глазами, неспешно и эпически. Тоже нашла, где эпичности искать, деревня на окраине мира! Ну, тут вы неправы, Кухулин и Белый Бык — величайший, вон, мировой эпос, а копни поглубже, о чем там речь? То-то же.

И будет течь сквозь это место время, прежде неспешно, как бывает в детстве и юности, после ускорится, потом вовсе галопом понесется, вовлекая рассказчика и связанных с ним людей в события героические и забавные, трагичные и комические; и местом действия нечувствительно станет весь уже мир. Хотя Канада, разумеется Дэмпфорд, Альфа и Омега, начало и конец и к финалу все возвращается на круги своя, подтверждая постулат о единстве времени и места действия. Да и ту, на первых страницах от лица альтер эго своего высказанную автором мысль что каждый маленький мальчишка — это концентрированный, туго запакованный мужчина, каким он станет позже. Юноша-молодой и зрелый мужчина-пожилой человек-старик.

Человек как носитель собственного архетипа: больше, чем изначально в тебя положено и не возьмется ниоткуда. Но раскрыть это по ходу жизни — ой, какой великий труд. Потому что тысяча томов Британской Энциклопедии на одной махонькой флешке или целые эвересты, упрятанные внутрь единственного камня, что друг-соперник закатал когда-то вовнутрь снежка, от которого ты уклонился. В одном изначально существовал великий финансист денди и сноб. В другом — грандиозный иллюзионист, почти маг. В третьем — замечательно талантливый агиограф (не знаете, что такое агиография? Это наука, изучающая жития святых) и писатель.

И была женщина, слабоумная святая, побиваемая камнями блудница; и чудесное воскрешение одного мальчика; и возвращение в мир живых из совсем уж невозможных сумеречных блужданий другого; и обращение закоренелого безбожника; и все время опаздывающие ко встрече с отцами (роль которых берут на себя здесь матери большей частью) блудными сыновьями. И еще десятки, сотни мифологических аллюзий, которые хочется взять в руки и любоваться. как безупречного плетения кружевом. Ни в коем случае не пытаясь распутать-расплести. Здешние путеводные нити Ариадны не за тем, чтобы в глупые пустые клубки их сматывать. Следуй за причудливым арабеском узора и дивись как пронизана ткань мироздания сверкающими нитями силы. На этом маленьком кусочке тебе показали. А дальше — имеющий глаза, видит больше.

Правило двух книг, всегда применяю его, когда знакомлюсь с новым писателем, который кажется интересным или нравится, или то и другое. Робертсон Дэвис, канадец с окладистой толстовско-дарвиновой бородой не просто показался интересным или понравился, но поразил в самое сердце позапрошлым летом, когда его «Мятежные ангелы» открыли, доселе мне неизвестную, великую канадскую литературу

Встреча с гением, как яркая вспышка в ночи или гром в тишине, перетрясает все твоё естество, эмоций много: поверх всего радостное удивление как могла не знать? И жадность золотоискателя, наткнувшегося на жилу. И желание тут же непременно осчастливить своим открытием мир: вы не знали, я тоже не знала, но теперь я вам расскажу и будет нам счастье.

Он гений, а что не взял Нобеля, на которого номинировался — то стечение обстоятельств и может быть отчасти демонстрация некоего печального и неотвратимого закона, согласно которому лучшие не получают признание, которого заслуживают, при жизни. Ах да, о правиле двух книг, разумеется, схватила тотчас же второй роман, им оказался «Пятый персонаж» — первая часть на сей раз Дептфорской трилогии (мастер тяготеет к монументальным формам) и с ровно тем же результатом — счастливой ошеломленности — он невообразимо хорош. Он совершенство.

Потом отступилась надолго. Н-ну, потому что иногда для счастья достаточно сознавать себя владельцем немыслимых сокровищ, которые ждут своего часа, чтобы осветить сиянием твою жизнь, не обязательно набрасываться, как оголодавший на еду. Вот и пришло время второй книги Корнишской трилогии, романа с неуютным названием «Что в костях заложено».

Сюжетообразующее событие то же, что в «Мятежных ангелах» — кончина знаменитого коллекционера предметов искусства Френсиса Корниша. В первой книге трое душеприказчиков этого баснословно, как выясняется, богатого человека, не лишенного авантюрной жилки (как же, жилки, жилы, станового хребта) распутывают дивной красоты ребус с автографом Франсуа Рабле в лучших традициях Имени Розы. Вторая — по сути биография Корниша («а теперь давайте рассказывайте, как дошли до жизни такой»).

Собственно, Френсис Корниш — Дядюшка Скрудж робертсондэвисовскрй литературной вселенной, одинокий бездетный богач, посвятивший жизнь более или менее успешному отражению атак общественности на коллекцию своих чудес и диковин. Общественность обычно имеет написанным на знамени: «Искусство принадлежит народу!», не имея намерений сколько-нибудь адекватно оплачивать творцу его труд.

А человек, вознамерившийся утаить — отчасти тать. И вообще, какой то несимпатичный. Да к тому же не слишком блестящий (при таких то деньжищах) , ни о ком не заботится — ни котёнка, ни ребёнка. И что то ещё в нем, слабоуловимое, но мутно аферистическое. А вот не взять ли этого человека, да не попробовать ли разглядеть, что у него в костях заложено.

Поражаясь, насколько незащищенной и наполненной страданиями может быть жизнь ребёнка из богатой семьи, которого иначе, чем любимчиком Фортуны и назвать не подумаешь. Как одинок путь человека, ищущего свое предназначение, какую суровую школу приходится ему пройти, в каких неожиданных местах и у каких неподходящих людей находить сочувствие. И каких, еще более неподходящих, одаривать своим. Нет, это не книга о том, что богатые тоже плачут. Скорее о том, как важно быть человеком, независимо от толщины кошелька и преимуществ, даруемых происхождением. И снобизма блестящего интеллекта. отточенного элитным образованием. И превосходства таланта над обывателями, которого не можешь не ощущать.

Эрудит и энциклопедист в области агиографии и классической живописи, Дэвис дарит читателю подлинно интеллектуальное наслаждение романом, балансирующим на грани семейного, исторического, плутовского, шпионского, книги по истории, искусству, истории искусства, религии, истории религии и эзотерике. Об астрологии хотелось бы пару слов дополнительно. Майстер* к ней с большим уважением, хотя как человек, не чуждый этой науки (или искусства), удрученно констатирую, что точность интерпретаций оставляет желать лучшего. Но это претензия из серии тех, что работники железной дороги могли бы предъявить к «Анне Карениной». Засим, закончу.

* «Майстер» — так подмастерье немецкого или голландского художника должен был именовать Учителя. Так в пору ученичества обращался Френсии Корниш к Танкреду Сарацини и до такого звания был повышен им после написания «Брака в Кане»

Поначалу я разделяла восторги читателей, оставивших здесь отзывы. Слог автора хорош, образы получаются яркими, а повороты сюжета порой шокирующими. Автор мягко стелет, чтобы потом внезапно ошарашить читателя физиологическими подробностями или еще какой неожиданной деталью. Я заметила для себя, что эти «неожиданности» копятся во мне чувством гадливости, и, чем дальше, тем сложнее возвращаться к книге, чтобы узнать развязку. Вероятно, это тоже мастерство — так пронять читателя. Но что-то во мне не дает поставить высокую оценку этому мастерству. И не дает хорошо относиться и сопереживать ни одному главному герою, кроме бесконечной обиды за двух женщин, которых они «мучили» и использовали.

На мой скромный взгляд, это книга , лучшее из того , что написал замечательный канадский писатель. И дептфордская, и данная трилогия очень хороши, но мне кажется, что именно в этом романе автор наиболее искренен.

Сюжетно — очень нехитрая вещица, о жизни в провинциальном канадском городке с молодости до седин респектабельного врача, да о его культурном окружении. Мастерство юморесок, искуственных диалогов на высоте и главное достоинство. Продукт исключительно изящной словесности. Милые диалоги на бытовве, околорелигиозные да медицинские темы.

» Кто то сказал, что Господь любит простецов, раз создал их так много.

- Но бледных спирохет Он создал еще больше,- возразил Эванс.- Следуя твоей логике Господь любит сифилис гораздо больше чем простецов».

После первой части (Пятый персонаж) с предвкушением приступил к «Мантикоре». Увы, но экскурсы Дэвида (сына Боя Стонтона) ни на йоту читателя не приближают к главной интриги эпопеи и не подбрасывают интригующих ответвлений, фактов и мыслей. В целом это каша психоанализа на основе теорий Юнга в которой мы найдем частицу своего «Я».

Чтение книги весьма похоже на бег во сне (аспект которого, кажется и в книге упоминается). Бег на месте, несмотря на большие усилия.

Вероятно это и был главный посыл автора к читателю, не знаю. Сама личность Дэвида несмотря на самоанализ не стала для меня яснее. На протяжении всех страниц он прозрачен и аморфен — ясные черты сохранили только люди вокруг него. Отец, мать, сестра и даже детская влюбленность. Дэвид принимает от психоаналитика несколько проекций, одна из которых становится (на мой взгляд высосанной из пальца), мантикорой.

Вероятно я упустил за высоким слогом автора и педантичным (практически научным), изложением фактов жизни главного героя с точки зрения психиатрии и социума что-то главное для себя, но на свой счет не стремлюсь принимать данное упущение. Ведь это задача автора, не так ли?)

Если Пятый персонаж вовлек меня водоворотом именно простотой слога и достаточно широким взглядом на происходящее вещи, то Мантикора разочаровывает своей сутью и изложением. Будто писал другой человек. Или писал, будучи одержимым неким духом, который вселился в него.

Трилогию закончу и возможно что поделюсь мыслями по «Миру чудес», но чувство что меня обманул Айзенгрим, сделав подтасовку, не покидает меня.

Ничего ни в сердце ни в голове после прочитанного не осталось.

То ли меня обманули, то ли время у меня украли.

После всего того странного и непонятного что случилось в финале «Пятого персонажа», Дэвид, сын Боя Стонтона, стремглав убегает в Цюрих на лечение. С физическим здоровьем у Дэвида все в порядке, но вот с психологическим… Дэвиду назначают психоаналитика — Иоганну фон Галлер.

Весь роман – это длительный процесс лечения Дэвида у Иоганны. Это долгий, обстоятельный разговор доктора и пациента, воспоминания Дэвида о смерти отца, о своем детстве и юности, о друзьях и недругах, это записи воспоминаний Дэвида и его снов, мыслей, переживаний. Книга – это жизнеописание Дэвида, рассказанное им самим.

Первое, что бросается в глаза, это отношение Дэвида к фигуре своего отца. В «Пятом персонаже» читатель уже встречал Боя Стонтона и видел его глазами Данстана Рамзи, друга-недруга Стонтона. И там, где Рамзи видел гнильцу в сияющем Бое, Дэвид видит идеал мужчины – успешный, богатый, знаменитый, властный. Дэвид с отчаянной сыновьей любовью оправдывает любые поступки отца. Можно невзлюбить человека, про которого говорят лишь хорошее, которым восторгаются, и на которого равняются? Еще как можно!

Дэвид рассказывает о всей кутерьме с похоронами отца; о своем, вполне счастливом, но ограниченном богатством, детстве; о своей первой любви, которая превратила человека в символ; о первом, и единственном, сексуальном опыте; о попытке найти корни рода Стонтонов; о смерти матери и Данстане Рамзи. И к каждому из этих, и множества других, эпизодов приложил руку отец Дэвида: ты слишком богат, чтобы играть с другими детьми; развлекись со своей «еврейской штучкой» и иди дальше; вот опытная дама, а я, пожалуй, вас оставлю; Стонтоны не могут быть родом из простолюдинов; etc. Бой Стонтон, во славе своей, портил жизнь всем близким, и не очень, людям, не замечая этого.

В финальной части Дэвид встречает Данстана Рамзи, Магнуса Айзенгрима и Лизелотту Негели, знакомых читателю по предыдущему роману. Но раскроют ли они тайну смерти Боя Стонтона? Увы, все ограничивается множественными намеками. Важно ли это для Дэвида? Не особо – Дэвид, пройдя курс лечения меняется, находит силы посмотреть правде в глаза и разобраться в себе.

На первый взгляд в книге почти ничего не происходит – два человека беседуют друг с другом. Но здесь заключена целая человеческая жизнь, целый мир в ореховой скорлупке.

Философский роман, несмотря на формальную принадлежность к мистическому жанру. Дух Коннора Гилмартина (попросту Гила) обретает способность существования после смерти тела, однако ожидать иных сверхъестественных чудес в этой книге не приходится.

Сей изъятый из жизни образ сорокачетырехлетнего мужчины второй половины двадцатого века наблюдает за жизнью своих предков, начиная со времён войны за независимость США, от Нью-Йорка до Канады, с параллельным повествованием об Уэльсе. И в принципе, пока дело не доходит до двадцатого века действие в основном преобладает над размышлизмами. Но к сожалению этих самых рассуждений, при всей их органичности, слишком много, не меньше трети текста.

В результате, роман превратился в нравоучительную проповедь, что мне лично вовсе не понравилось. По моему мнению, книга — отнюдь не для всех, в большей степени вероятно это женский роман в традиционном понимании этого термина, хотя зерна исторической информации о быте Нового времени, церкви Джона Весли, а также определенный юмор тоже имеют место быть.

Занятным образом вторая книга «Корнишской трилогии» пересеклась с недавно прочитанным «Страдающим Средневековьем». Дэвис пишет о художниках, реставраторах, искусствоведах, которые в первую очередь интересуются творчеством старых мастеров и, как следствие, много рассуждают о смыслах, которые те вкладывали в свои картины. Научно-популярная книга российских авторов тоже посвящена этой теме, и она помогла мне лучше понять некоторые пассажи в вымышленной истории, написанной Дэвисом: место Иосифа на иконах и картинах с библейскими сюжетами, влияние алхимиков на творчество современных им художников, изобразительное искусство католиков и протестантов и т. п..

Стоит отметить, что и герои Дэвиса дают читателю-неспециалисту возможность по-новому взглянуть на изобразительное искусство. Интересны их рассуждения о том, что же рисуют современные художники, или где проходит грань между реставрацией, подделкой и имитацией.

А еще этот роман перекликается со второй книгой другой трилогии автора — «Дептфордской». Здесь тоже главный герой ищет свою аниму, разные действующие лица ведут речь об архетипах и Матерях.

«Что в костях заложено» написана с определенной долей юмора. И речь не только о том, что рассказ якобы ведут ангел и даймон (именно даймон, а не еще один ангел, как ошибочно указано в аннотации), вставляя по ходу свои комментарии. Характеристики основных и второстепенных действующих лиц, описание мест и событий даются с иронией, которую невозможно не заметить. И при этом в романе немало драматичных и даже трагичных эпизодов.

В целом к сожалению все недостатки, указанные в предыдущих отзывах имеют место быть. И вообще автора даже можно обвинить в графомании. Потому что я, например, не получил ответа на главный вопрос — а зачем всё это написано? Ведь всё о чём написано в книге не даёт ни на шаг приблизиться к ответу на вопрос — «кто убил Боя Стонтона?» Я думаю, что автор даже и не собирался открывать завесу, а просто держал читателя в напряжении, чтобы подогревать интерес к книге.

А по факту известный адвокат-алкоголик просто уезжает в Швейцарию, чтобы погрязнуть там в тайнах психоанализа, вспоминая историю своей жизни.

Конечно у романа есть и положительные стороны, например, много интересных наблюдений, отражающих глубокий жизненный опыт автора и вообще добротная насыщенная проза. Да, и интересно видеть как уже в те времена психоаналитики всех стран разводили своих богатых клиентов на деньги за разговоры ни о чём. Типа надо вспомнить своё детство и проблемы решатся.

Я вот читал роман в ожидании, что что-то всё-таки произойдёт, особенно это чувство усилилось к концу книги. Я думал, что как в первой части трилогии, автор приберег самое интересное на конец книги, что заставит кардинально поменять мнение о прочитанном и взглянуть на всё под другим углом. Или же, что Мантикора (в смысле мифический персонаж) как-то ещё проявит себя и книга хотя бы оправдает своё название. Ждал даже когда оставалось дочитать всего две строчки. Но нет. Ничего так и не произошло. Хотя закончилось всё опять тем же злополучным камнем, как и в первой части. Только на этот раз главный герой просто швыряет его в пропасть и, таким образом, как бы освобождается от своих насущных проблем, конечно же не без помощи доктора психоаналитики.

Но в целом на этом авторе я крест ставить не собираюсь, а буду дальше знакомиться с другими его произведениями.

Чудесная книга — вот, что хочется сказать про «Что в костях заложено» Робертсона Дэвиса. Фактически, это вторая часть Корнишской трилогии, но, по сути, ее прекрасно можно читать отдельно — связь с первым томом есть, но не слишком важная.

Если сюжет «Мятежных ангелов» развивался в небольшой отрезок времени, а действующих персонажей было сразу несколько, то в «Костях» все куда глобальнее, но при этом концентрированнее. Теперь главный герой только один, зато сюжет — вся его жизнь.

Пересказывать историю Фрэнсиса Корниша нет смысла, можно только сказать, что она весьма интересная и заскучать не дает. Но это не главная особенность книги (как и вообще творчества Робертсона Дэвиса). А главное — это замечательный текст, который будто бы струится по страницам и читается невероятно легко; прекрасные диалоги и тонкий юмор; множество интересных идей и размышлений автора на всяческие темы, но особенно — на тему искусства во всем его многообразии.

Множество раз, читая эту книгу, я лез в сеть и рассматривал картины, которые упоминаются в романе. Если честно, после «Что в костях заложено» даже самому рисовать захотелось.

На обложке книги есть такая цитата, которая бьет прямо в точку: «Этот роман — изысканная пища для ума и отменное развлечение для чувств». Так и есть, лучше не скажешь.

В предыдущем отзыве указано, что в тексте очень много внимания уделяется истории семьи Фрэнсиса и знакомству его родителей. Мол, аж половина книги. В реальности вся эта история занимает ровно 40 страниц. Из 463. Специально проверил. Дальше — только Фрэнсис как центр повествования. Хотя и про его родителей читать было интересно, так что это не так важно.

Робертсон Дэвис не особо на слуху у русскоязычных читателей, что жаль, потому что на самом деле он очень хорош. Как в умении написать цельную, логичную и интересную историю, так и в ее духовном наполнении и потрясающем исполнении. Читаешь и наслаждаешься. Но он из тех авторов, которых нужно читать с перерывом — иначе можно получить передоз.

В остальном — все прекрасно.

Жизнь любого Человека, который хоть чего-нибудь стоит, — непрерывная аллегория (Джон Китс)

Тот самый случай, когда если пытаешься оценивать каждую отдельную книгу трилогии последовательно по мере их прочтения, то результат оказывается менее совпадающим с истинной ценностью всего цикла. Так, в моём случае, книга первая получила в послечтении оценку в 4,5 (по школьному курсу), вторая провалилась на целый балл, и третья вновь поднялась к изначальным 4,5. Казалось бы, сложи всё вместе, раздели на три и получишь искомую оценку всей трилогии (несложная арифметика утверждает что это будет 4,166), однако на самом деле ставлю всему циклу твёрдые четыре с половиной (т.е. здесь это 9) и нисколько не сомневаюсь в этом своём праве проигнорировать математику Пифагора и воспользоваться Лобачевским. На самом деле всё это только потому, что неверен сам подход к попытке раздельный оценки каждого томика. Ибо перед нами не просто единая книга, а некий литературный триптих (или, если брать музыкальную аналогию, то литературная симфония — я помню, что классическая симфония, как правило, состоит из четырёх частей, но ведь у нас всё-таки литература). И точно так же, как триптих является единой живописной сущностью и сутью, так же и наша трилогия может (и должна) рассматриваться как нечто единое и целое.

Итак, что же мы имеем в лице этого цикла? Трудно и наверное невозможно исчерпывающе и однозначно ответить на этот сакраментальный вопрос. Слишком много всего намешано здесь, в каждом томике по отдельности и во всей триединой книге в целом.

Боговерчество и богоборчество — да, конечно, обе стороны религиозного смысла здесь живут и процветают. Причём не в прямолинейном их исполнении, а исподволь, на вторых смысловых планах, на оттенках основных тонов.

Культурология в самом широком смысле, но и одновременно с конкретностями по нескольким культурологическим направлениям. Коротенько и конспективно: Франсуа Рабле и его влияние на развитие культуры; живопись вообще как таковая и вполне конкретных направлений и временных пластов; особенности цыган как народности с погружениями в разные нюансы их верований и образа жизни; оперное искусство (с делением на создание либретто и на написание музыкальной основы) как таковое и с некоторыми частностями; творческий портрет некоего ЭТАГа (ладно, не будем изображать из себя высокомерных и напыщенных — Эрнста Теодора Амадея Гофмана) — правда портрет этот подан в весьма своеобразной манере, как из уст участников творческого процесса (продолжателей и вершителей музыкального творения Гофмана), так и от самого мастера, правда уже из глубин чистилища...

Кроме этого мы приобщимся к нюансам любовно-лирических, романтических и вместе с тем вполне реалистических отношений между мужчинами и женщинами, а также и в других менее распространённых сочетаниях (М—М и Ж—Ж); попытаемся проникнуться особенностями человеческих психотипов и хоть немного в них разобраться. И конечно же станем свидетелями нескольких криминально-драматических и комедийно-трагических происшествий и событий — жизнь любого мало-мальски значимого человека всегда представляет собой смесь комедии и драмы. И в этом смысле нас порадуют (и поогорчают) не только судьбы главных героев трилогии (Артура и Марии — всё-таки именно они находятся в центре нашего внимания), но также и родителей обоих персонажей, и их родных и близких, а также друзей и просто знакомых, но ещё и всяких полуслучайных личностей, оказавшихся на страницах трилогии неведомо как и тем не менее оставивших в ней вполне заметный след. Не минует нас и тема войны, а также шпионско-разведчицких будней...

Как вы уже поняли, если стараться вспоминать и как-то формулировать весь перечень затронутых в трилогии тем и смыслов, то этот список может занять довольно большой объём. Но это перечисление и вообще лишено всякого здравого смысла — прежде всего потому, что будучи выдернуты из содержательно-смыслового контекста эти указания на то или иное остаются только лишь словами, перестают работать вглубь.

И потому можно попробовать обозначить главное — как мне кажется, в этом триедином романе Дэвис старался подвести читателя к осознанию и пониманию самой простой вещи: люди всегда и везде остаются прежде всего просто людьми. Вне зависимости от того, кем они являются — художниками или композиторами, шпионами или разведчиками, домовладельцами или студентами. Все они (и мы все тоже) живут самой простой обыденной жизнью обыкновенного человека — дружат и ссорятся, влюбляются и совершают измены, предают и сквернословят, выпивают и развратничают, едят и ходят в туалет. Но есть ещё и другая сторона жизни, опять-таки каждого человека (и нас с вами, каждого) — мы что-то творим и создаём, пишем картины и создаём музыку, играем в театрах и занимаемся художественной фотографией, мастерим кукол и шьём платья из ситца (которые «следует шить»). Т.е. есть мухи и есть котлеты. И не нужно их смешивать. И оценивать человека по выпитому и съеденному — не нужно. Лучше — по сотворённому!

PS Вопрос: как вы думаете, когда Мария

Это мир, в котором секс занимает не первое, не второе и даже, может быть, не третье место

И наконец в третьей книге мы вновь оказываемся в старой доброй компании с Марией Феотоки, Артуром Корнишем и всей остальной честной командой. Почему командой? А просто как иначе назвать людей, объединённых одним общим делом и являющихся по сути единомышленниками. А это общее дело — попытка закончить недописанную оперу почившего в бозе композитора Э. Гофмана, дружески именуемого некоторыми героями романа аббревиатурным сокращением ЭТАГ.

Как известно, любая опера состоит из музыкальной части и ещё и из либретто. И если либретистом выбирается-назначается-соглашается быть наш старый знакомый Симон Даркур, то для музыкально-мелодических дел приглашается молодая и весьма экстравагантная особа Хюльда Шнакенбург (дружески — Шнак). Вот такая завязка с этой оперой. Правда в качестве третьей, наблюдающей, стороны в романе выводится и сам мастер — Э.Т.А.Г.Гофман, наблюдающий за всем процессом из бездны чистилища, в которой он оказался по высшей воле как раз из-за неоконченности своего оперного замысла.

Поскольку опера называется «Артур Британский, или Великодушный рогоносец», то Робертсон Дэвис совершенно умышленно пользуется второй частью названия и вносит в супружеский мир Артура и Марии некую вводную, лишая Артура возможности стать отцом. И вот тут уже начинаются чудеса в решете, т. е. некий сомнительный поступок со стороны Марии и возникает дилемма, что со всей этой ситуацией делать — и беременность не скроешь, и главное, как к этому относиться и Артуру и всем остальным и прочим. И решение подсказывает как раз опера, над которой работают наши герои.

Помимо этой интриги есть ещё и другие интриги и интрижки, например с участием Шнак и её преподавателя Гуниллы, или появление некоего Кроттеля, заявившего себя как сына покойного Парлабейна и предъявившего права на книгу, написанную Парлабейном, или же ситуация с родителями и родственниками Марии — тут и пожар, и гадание мамуси на картах таро, а ещё интриги с тайной картины Фрэнсиса Корниша и вокруг её владельцев — в общем, автор припас для читателей множество хитросплетений сюжета и взаимоотношений.

Как всё это дело в конце-концов завершилось и чем всё закончилось — всё будет хорошо!

Главное — читать/слушать было интересно (тем более, что в качестве чтеца вновь выступал Кирсанов).

Ремарка на всякий случай: нужно иметь ввиду, что все три части трилогии тесно между собой связаны. И потому читать всё это дело нужно непременно по порядку.

Но, боже мой, какая скука… Вздыхать, и думать про себя: Когда же чёрт возьмёт тебя? (А. Пушкин)

А вот книга вторая оказалась куда как скучнее. Не целиком, конечно, были всё-таки некоторые достаточно интересные места и ситуации. Однако довольно часто ловил себя на том, что то подсчитывал количество оставшихся для прослушивания файлов (поскольку «читал» аудиокнигу), то отвлекался от того, что произносит чтец, то невольно судорожно зевал — в общем, налицо были все признаки того, что мой организм скучал. И я вместе с ним. И даже то, что в качестве рассказчиков выступали две вполне инфернальные персоны, ситуацию не разбавило и не украсило.

Практически половина всего объёма книги заняла история родителей Фрэнсиса Корниша, начиная от девичества его матери и, соответственно, довольно молодых ещё лет его отца, а затем вся некоротенькая история их знакомства, сватовства и всего прочего сугубо семейного и взаимоотношенческого — рождение первенца и затем второго, финансово-денежно-хозяйственные дела и прочее и прочее и прочее. И видимо у автора не получилось всё вот это хозяйство изложить ярко и красочно (отсюда и скука). Всё было столь детальненько и подробненько, что иногда до оскомины.

Ну, а вторая половина естественно оказалась посвящена самому главному герою всей трилогии — Фрэнсису Корнишу. Причём опять-таки всё неравномерно — львиная доля выпала на юношеские годы нашего героя и на период его молодости (хотя конечно же всё именно тогда и закладывается). А вот после его тридцатилетия повествование погнали экспрессом — замелькали годы и десятилетия, пока к концу книги мы не добрались до описания благородной кончины.

Содержание расписывать нет нужды, ибо в аннотации сумели кратко изложить всё. Что ж, может третья книга цикла будет поинтереснее?..

Их «душные» университеты

На самом деле, вся эта обозначенная в аннотации и как бы запущенная в тексте романа возня вокруг и около так называемого наследства почившего в бозе Фрэнсиса Корниша, для автора только повод погрузиться самому (и прихватить с собой и нашего брата читателя) в атмосферу некоего университета, сотрудники и друзья которого и стали главными действующими лицами этого романа, первого в трилогии. И в самом деле, мы никак не можем чётко назвать главного героя книги, её основного персонажа. Просто потому, что сама структура романа нам не позволит это сделать.

Весь текст книги поделен на разделы, каждый из которых имеет своего рассказчика, который в этот момент одновременно и является главным героем. По крайней мере создаётся такое впечатление, потому что рассказ ведётся от первого лица и соответственно как бы изнутри личности этого человека. Разделы эти чередуются по мере чтения, соответственно меняются и главные герои, и меняются и темы повествования.

И тематический диапазон, затронутый Р. Дэвисом в этом романе, чрезвычайно широк — точно так же, как широки, глубоки и разносторонни интересы каждого рассказчика. То мы погружаемся в особенности личности и творчества Франсуа Рабле (и вместе с героями романа узнаём новые неожиданные черты его личности), то проходим своеобразный психологический лекторий по психотипизации человека (и заодно освежаем и пополняем свой багаж знаний по этой теме), потом вдруг насыщаемся деталями научных исследований испражнений человека, а то вдруг погружаемся в глубины и нюансы цыган как народности, а то становимся участниками поистине детективного характера происшествий и насильственно-таинственных смертей.

Не упускает автор возможности пригласить читателя и, так сказать, на любовное ложе (любовь и секс — гремучая смесь!) — конечно, не в прямом значении этого выражения, однако какие-то личные эмоционально-чувственные, весьма интимные и порой порочные тайны многих наших героев мы точно узнаем и чему-то посочувствуем, над чем-то посмеёмся, а что-то с негодованием отвергнем.

И конечно же мы побываем на университетской вечеринке — только не студенческой, а профессорско-преподавательской, и станем свидетелями и практически участниками многих научных и не очень научных разговоров людей этого круга друг с другом (и, как это водится на вечеринках, наслушаемся всякой всячины), а также на званом ужине в цыганской семье — вообще отдельная тема.

И даже брачное торжество не минует читателей своим красочным действом.

И всё это вовсе не отменяет сам процесс систематизации и каталогизации наследного богатства Ф. Корниша и дальнейшее распределение всего унаследованного по принадлежности: что-то отойдёт университету, что-то в разные другие важные места, а какие-то конкретные вещи попадут в руки тех людей, кого указал покойный в своём завещании.

Не знаю, то ли сказалось участие в чтении книге (её начитке в аудиоформат) актёра Кирсанова, то ли и впрямь по энергетике книги совпадают, однако довольно быстро возникла ассоциация с тетралогией Карлоса Руиса Сафона «Кладбище забытых книг», которую тоже начитывал Кирсанов. И это скорее положительный оттенок общего впечатления, которое оставили после себя «Мятежные ангелы».

Однако по окончании чтения явно проявился некий провис в ощущениях полноты и законченности всего действа — в общем, книга явно не закончена и однозначно приглашает нас к чтению книги второй. Куда мы и отправимся без промедления.

История жизни славного мальчишки из маленького канадского городка Дептфорд послужила основой первого романа «Пятый персонаж» из знаменитой одноименной Дептфордской трилогии известного канадского писателя и драматурга Робертсона Дэвиса.

У каждого из нас есть в душе свой Дептфорд, он может быть мал и уютен как милая канадская деревенька или небольшой поселок в Карелии, а может быть вездесущ и огромен как Нью-Йорк или Шанхай, но какой бы он ни был, именно он оставляет навсегда память о себе в нашем сердце и нашей душе. Именно здесь происходят первые обиды, первые успехи, а порой и первая любовь и первая вражда.

Дэвис так мастерски описывает Дептфорд, что каждый читающий наверняка найдет в нем отголоски своей малой родины, при этом это описание не делает город живым и одушевленным, напротив город живет сам по себе и Робертсон мастерски его фотографирует словами, абзацами, главами своего романа.

Перед глазами читателя проходит большая половина двадцатого века, богатая событиями, которые будут помнить долго: это и великая депрессия, и первая и вторая мировые войны, и многое другое. Но все это служит лишь интерьером для жизнеописания одного молодого человека, который, относясь с добротой и любовью ко всем окружающим, напрочь забыл о себе, что и привело к тому, что в шестьдесят лет они оказался наедине с собой и историей своей жизни, которую есть кому рассказать, есть с кем обсудить, но это все равно не те люди, которых хочется видеть рядом, чувствовать рядом, ощущать рядом.

Почти весь роман читается легко и быстро, Дэвис несомненно умеет в полной мере управлять словом. На некоторых страницах тебя словно несет вперед на всех парусах. На некоторых ты останавливаешься, чтобы задуматься, перечитать, вновь вникнуть в смысл того, что хочет сказать автор. Единственная капля дегтя в бочке меда –это религиозные отвлечения, которых в третьей четверти книги становится, для взгляд Кабаши, слишком много. Но, с другой стороны, этот недостаток еще большое подчеркивает великолепие всего остального текста и всей истории, так умело и грамотно рассказанной автором.

Вердикт: читать и наслаждаться всем, кто не чурается современной зарубежной прозы в одном из наиболее мастерских ее исполнений.

Автор — замечательный рассказчик. История жизни, описанная в этой книге, рассказана легко, непринужденно и интересно. Мне понравился стиль изложения. Я с удовольствием слушала и читала эту книгу. Но...

А к чему всё это было? Конечно, судьба героя была мне интересна, конечно, здесь упомянуто множество жизненных проблем (отцы и дети, любовь и брак, профессиональная деятельность и увлечение, ставшее еще более важным, профессиональным и успешным, чем основная работа, нравственный выбор — это просто на каждом шагу, как и происходит в реальной жизни).

Но ведь всё это — предсмертная исповедь учителя директору колледжа, написанная в силу того, что заметка в школьной газете показалась этому учителю оскорбительной, ведь она показывала его жизнь заурядной, а его жизнь таковой вовсе не была. И вот это настолько шито белыми нитками, на мой взгляд. Слишком уж откровенная история, чтобы доверять ее своему бывшему начальнику, с которым ничего близкого в отношениях никогда не было. Тем более, что наш герой вообще был откровенен за всю жизнь лишь с единицами людей либо потому, что они из него как-то хитро выпытывали его биографию, либо потому, что их мнение могло быть полезно для него. Да и зачем все эти подробности самому директору? В общем, эта откровенность мистера Рамзи для меня совершенно абсурдна.

И главный вопрос, который ставили перед Рамзи слушатели его судьбы, так и остался, на мой взгляд, без ответа: кем же для него была миссис Демпстер?

Вот в связи со всем этим книгу эту я могу назвать исключительно литературой хоть и хорошего качества, но в чистом виде развлекательного характера. Книга для отдыха.

Театральная изнанка, или Милости просим в закулисье

Как-то у меня по оценкам «Дептфордская трилогия» прошла сверху вниз — от твёрдой пятёрки, выставленной первой книге, через 4,5 для второй и к уверенной четвёрке книги третьей. Т.е. если взять за некий образ книгам этой трилогии небольшое созвездие, то всё-таки α (альфой) будет «Пятый персонаж», а этот роман будет уже γ (гаммой). Чего-то мне в этой гамме не хватило, каких-то ноток недоставало в ней до полного гармоничного аккорда.

Хотя нельзя сказать, что книга неинтересная. Вроде персонажи совершенно особенные, начиная с заглавного мага и волшебника сцены Айзенгрима и заканчивая последними второразрядными актёрами из небольшой лондонской труппы, с которой Магнус разъезжал в турне по Канаде. Личности как колоритные, так и совершенно отвратные мелькают на страницах романа: сначала это актёры ярмарочного балаганчика, затем уже труппа маленького театрика, а потом и киносъёмочная группа. Мелькают и в любом случае не оставляют читателя в равнодушии.

И про событийный ряд не скажешь, что однообразно-утомителен. С первых происшествий в жизни десятилетнего мальца нагнетается атмосфера тёмного карнавала (спасибо Брэдбери за образ). Правда карнавал этот в романе Дэвиса совсем не брэдберивского толка. А просто парнишка и в самом деле попадает в

Вторая половина книги переносит нас в

И уже в эпилоге романа мы наконец возвращаемся к загадке одной странной и необычной смерти, загаданной нам ещё в романе первом.

Наверное третьей книге просто не хватило энергетики, было ощущение некоторой вялости, что ли — потому и оценка такая. А может быть прошло слишком много времени после прочтения двух предыдущих книг цикла...

Эта одна из тех редких книг, где в потенциале есть все для развития сюжета, но его нет. А от романа невозможно оторваться. Всех героев объединяет лишь фигура богатого коллекционера Фрэнсиса Корниша, который, по иронии судьбы и автора, умирает перед началом книги.

Вся книга основана на двойственности: невинность и опыт, научное познание мира и магическое, добро и зло. Тяжела она, судьба мятежных ангелов (отличная метафора, кстати). С одной стороны, описан университетский мир со всеми его причудами и нелепостями. Это, безусловно, пародия, но сколько в ней правды. А с другой – цыганские обычаи, средневековые мыслители, идеи Рабле и Парацельса. Много разговоров об искусстве, науке, различных мифах, а также (не)возможности понять и принять самого себя, не бояться себя. Насколько мы современны и в то же время одержимы какими-то внутренними древними течениями, темными желаниями, ритуалами, смысл которых можем и не понимать?

Мне показалось интересным, что практически все герои избегают чего-то в себе.

Ну и Парлабейн. Неприятный тип. Интеллект, закрученный на пустоте, с отсутствием этики, мысли, силы, но помешанный на идее собственной значимости.

Безусловно, эта книга не для всех. Она для тех, кто любит погружаться в какой-то мир, узнавать его в подробностях, для кого психологизм и объемные персонажи, в которых порой узнаешь себя, важнее закрученного сюжета. Если в прозе Умберто Эко средневековье постоянно заглядывает через плечо, то здесь оно предстает как эхо, тихий, но неминуемый отголосок идей, чувств и поступков каждого человека. Как справедливо сказано в книге, университет – порождение средневековья и таким и остается. А Робертсон Дэвис – большая умница. Начало Корнишской трилогии, дамы и господа.

«Мятежные ангелы» Робертсона Дэвиса открывают «Корнишскую трилогию», но, как оказалось, открывают вполне самостоятельно, по окончании откланявшись и не выходя на бис. Иными словами, если вам нужен лёгкий, ни к чему не обязывающий роман с остроумными диалогами и колоритными персонажами, то он перед вами.

Аннотация обещает нам столкновение разномастных лиц, так или иначе причастных к наследству мецената и коллекционера Фрэнсиса Корниша: тут вам и священник, и профессор, и бывших монах, и бизнесмен, и, конечно, женский персонаж, имеющий отношение к цыганам. С такой аннотацией ждёшь тайн и их раскрытий, а ещё грызни из-за наследства, но ничего этого нет в «Мятежных ангелах». Есть поименованные люди, а также университет, где все они работают, и этого оказалось достаточно, чтобы сварганить роман. Нет, Дэвис, конечно, нашпиговал свою работу цитатами из святых писаний, но мудрёней от этого книга не стала. Он чуть ли не в каждой главе кунал читателя в прорубь времени то одного научного деятеля, то другого, однако умнее я от прочтения «Ангелов» не сделалась. Все эти кивки Парацельсу, Рабле и прочим, а также прикосновение к цыганской тематике призваны подсветить образы персонажей, сделать их объёмными и занимательными. Уж к чему к чему, а к героям у меня претензий нет! Отличная работа проделана Дэвисом ровно с каждым, и ни один не повторяет другого хоть в чём-то. И хотя героиня, которую в аннотации сделали чуть ли не коварной соблазнительницей, называет мятежными ангелами только двоих из героев, я бы присвоила это «почётное» звание каждому из компашки.

Роман выстроен по принципу параллельных линий, но сюжетными я бы их не назвала, скорее – персонажными. Происходят не события, а люди, знаете ли. Разбираются мотивы их поступков, бросается взгляд в их детство и недалёкое прошлое. Немного обсуждается университет как средоточие умов. А с наследством всё что-то никак и никак. Дэвис явно ставил не на него.

А на что же тогда? О чём вообще роман? О том ли, что людям свойственно терять лежащее под носом? О том ли, что происхождение может как калечить, так и лечить душу? Уж не о том ли он, что в каждом из нас живёт тот самый ребёнок, которого любили или не любили родители?

Если Дэвис и хотел сделать акцент на этих философских вопросах, то он сделал это так походя, что я лично не могу присвоить роману ни звание психологического, ни звание хоть сколько-нибудь калорийного произведения. В нём как бы всё есть, но от этого всего не толстеешь. И все его персонажные линии завершены (ну и хворая сюжетная тоже), то есть тянуться в следующие романы трилогии как бы нечему. И Дэвис то острит, то становится серьёзным (но сквозь улыбку), и читаются «Мятежные ангелы» легко и быстро. Идеальный слог, симпатичные герои, разбавленная философия — и вот как после такого не рекомендовать его на выходные, в отпуск, в поезд, а?

+8

Исповедь Медных голов

Мое знакомство с жителями Дептфорда начиналось чрезвычайно приятно: перед глазами разворачивалось бытие маленького провинциального поселения, в котором каждый обитатель и его дела всегда находятся на виду. Так же мне очень импонировал главный герой, Данстэбл (Данстан) Рамзи, преодолевавший возникающие перед ним проблемы и трудности без потоков жалоб и хныканья. Автору отлично удалось передать захолустные нравы и терзания подросткового возраста, и я искренне наслаждалась повествованием.

К сожалению, благодать семейной саги продолжалась лишь первую треть книги, после наше пребывание в Дептфорде подходит к концу. Второстепенные персонажи оттесняются на дальний план, и затем Денни плывет к финалу в гордом одиночестве. Весь сюжет отдается на откуп переплетению трех судеб уроженцев заглавного городка, а течение времени чувствуется все меньше: Первая и Вторая мировые войны, послевоенное время и последующие десятилетия проходят пунктиром, пока смена эпох не перестает ощущаться вообще. Порой попадаются любопытные акценты и приметы быта, но их крайне мало, и роман из исторического русла все глубже погружается в пучины собственной внутренней реальности.

Тем не менее, чтение я продолжала с удовольствием, чему способствовало обаяние Рамзи, занятные типажи, непринужденное философствование и ненавязчивый мистический флер. Интерес не ослабевал до тех пор, пока непосредственно перед финалом сюжет неожиданно не вильнул в сторону классического детектива. Эта метаморфоза мне страшно не понравилась, поскольку терпеть не могу сюжетов с четко очерченным горизонтом событий, и сильно испортила впечатление от всей книги. Тут я осознала, что в следующих томах автор будет рассказывать все ту же историю, но уже от лица двух других вершин основного треугольника, Перси Бойда (Боя) Стонтона и Пола Демпстера (Магнуса Айзенгрима), участия которых фатально не доставало в «Пятом персонаже».

Увы, моя догадка оказалась почти верна: в «Мантикоре» нас ждет встреча с сыном Боя Стонтона, Дэвидом. По инерции заинтересованность в происходящем сперва еще сохранялась, но вскоре начала спадать, пока не исчезла окончательно. Рутина психоанализа скучна, даже когда терапия проводится профессиональным психологом Флорой Шрайбер с Сивиллой, страдающей множественным расщеплением личности. Что уж говорить о разложении по полочкам сознания вымышленного и вполне нормального индивидуума, чьим лечением занимается совершенно невыразительный выдуманный же врач? До кучи психотерапия идет как по маслу с ровной чередой необходимых кризисов и вовремя появляющихся снов, увенчиваясь внезапным столкновением на улице с нужным человеком (таковых случайностей происходит чересчур много даже за шестьдесят лет книжного времени). И если непосредственные воспоминания Дэвида еще способны хоть немного увлечь внутренней динамикой, то стоячее болото обсуждения тех или иных аспектов его личности по ходу рассказа все более утомляли.

Заключительный роман, «Мир чудес», в полной мере наделен все теми же недостатками, что и предыдущий, только вместо погружения в дебри юнгианской терминологии паузы между воспоминаниями Магнуса Айзенгрима заполнены пустопорожним трепом между киношниками, Рамзи и Лизл, партнершей великого мага. Последний, кстати, напрочь лишен харизмы, а это верная смерть для подобного персонажа. Начинаясь с беспрестанных страданий, биография Пола Демпстера слишком уж соплива, хоть и не скатывается в откровенное нытье. А по-настоящему занимательное прошлое Лизл раскрывается торопливо, вскользь, и его просто не успеваешь прочувствовать. Бытие циркачей утомляет читателя так же быстро, как и самого героя, а действительно интересных деталей крайне мало. Очарования же старинных механических игрушек и общей ауры романтизма явно недостаточно, чтобы вытащить на себе терпящее бедствие шапито. Показательно, что из-за ошибки в нумерации файлов моей аудиокниги вскоре после начала произошел скачек сразу на вторую часть, и я довольно долго не замечала подмены: все одни и те же балаганные и театральные кулисы в минувшем и однотипные разговоры в настоящем.

В целом трилогию объединяет общая стилистика, что оказалось бы положительным качеством, если бы рассказ шел от третьего лица. Но мы имеем трех разных рассказчиков, говорящих от своего имени, и манера изложения у всей троицы абсолютно одинаковая, что особенно бросается в глаза, когда в «Мире чудес» появляются вкрапления биографий, поведанных еще двумя людьми. Конечно, общность интонаций легко объясняется тем, что первый и третий роман являются записками Рамзи, а второй — дневником младшего Стонтона, ученика Данстана, перенявшего его «ясный стиль» письма, но хоть какая-то разница в выражении мыслей должна наблюдаться даже в этом случае.

Да и сама композиция цикла выглядит нескладно. Последовательная, а не параллельная структура критично снижает общий градус напряженности. Альтернативный взгляд на события не добавляет интереса, поскольку мы уже знаем, как все произошло доподлинно и сложилось дальше. Множество второстепенных нитей оказываются оборванными, а то и попросту неразвитыми. Второй и третий тома, хотя содержательно они и заполняют сюжетные лакуны, не способны компенсировать ощущения тягостной незавершенности «Пятого персонажа» и давящей необязательности «Мантикоры» и «Мира чудес», и потому становятся ненужными довесками к уже законченной истории. Действующие лица так же не пришлись мне по душе. Да, все они обладают уникальными личностными чертами, привязанностями и антипатиями, но в них не чувствовалось подлинной жизни. Что Данстан, что Дэвид, что Магнус равно похожи на ту самую Медную голову Роджера Бэкона: двигаются, говорят, мыслят, но все это лишь искусная механика и сплошная имитация. А Бой Стонтон так и остался для меня дырой в виде профиля человека. Видимо, отчасти именно это стало причиной, по которой меня нисколько не заинтриговала его смерть, а уж резоны и мотивы, приведшие к этой гибели, и вовсе показались смехотворными и неубедительными.

При этом я не могу сказать, что книга слаба и никудышна. Нет, она написана действительно хорошо, порой встречаются примечательные и сочные подробности, хотя пару раз попадаются и орангутаны с хвостом. В тексте присутствуют как единичные философские рассуждения, так и охватывающий весь цикл концепция поисков себя, любви и бога. Но эти идеи, переплетаясь по ходу повествования, превратились в самоцель, и потому не нашли во мне отклика, как и «Дептфордская трилогия» вообще.

Аудиокнигу слушала в исполнении Ирины Ерисановой, читающей в своей обычной манере, вполне подходящей для этой трилогии. Если бы не пара сомнительных ударений, придраться было бы совсем не к чему.

Книга — просто путеводитель для самообразования. Буду перечитывать в обнимку с Гуглом. В первый раз так сделать помешала читательская горячка — что же там за поворотом, и это при самом простом сюжете. Еще — детали, которые ставят все с ног на голову, потом обратно, а потом заявляют, что все это — «лишь» иллюзион.

Беря в руки современный роман, ждёшь усложнённой формы. Игры со временем и пространством, многочисленных рассказчиков, перебивающих друг друга, взгляд со всех сторон на одно и то же, амбивалентность, вставки, врезки и всё такое. В этом, сравнительно недавно написанном, романе ничего такого нет. Он подчёркнуто старомоден. Спокойное размеренное повествование от одного лица, 60 лет в хронологическом порядке. Узкий круг персонажей. Всё чинно и пристойно. Но супермодерновая изощрённость легко может наскучить уже на третьей странице, а эта книга держит в напряжении с начала до конца. Прямо с названия.

«Пятый персонаж» тянет за собой, такие не слишком лестные ассоциации, как пятое колесо телеги и пятая ненужная нога собаки. Ясно, что это второстепенный и не особенно важный персонаж. Но по ходу повествования пятый персонаж всё более и более раскрывается, и становится всё важней. Если присмотреться к жизни, в ней все персонажи главные, а второстепенна их нумерация. Не знаю каким номером в писательской табели о рангах идёт Дэвис Робертсон, канадский писатель, о котором раньше к своему стыду я не знал, но эта интересная и умная книга стала для меня радостной неожиданностью, а сам писатель настоящим открытием.

Как давно вы в последний раз проходили курс психоанализа? Ну, или хотя бы присутствовали на сеансе?

Вы уверены, что анатомически точно и досконально знаете все семейные внутришкафные скелеты?

А наше собственное детство — как часто нам обманчиво кажется, что мы помним его во всех деталях и подробностях — столь же часто, сколь наоборот мы уверены в том, что ничегошеньки не помним из своего машинково-кукольного и автоматно-медсестёрского, казако-разбойничьего и попа загоняльского периода.

А вы точно уверены, что знаете своих дедушек и бабушек, не говоря уже о пра- и пра-пра-? И легко можете хотя бы на карте-глобусе указать местонахождение своей вотчины и родового гнезда?

А что мы представляем сами, какими истинными мы являемся на самом деле, что в нас главное, а что наносное и нарочито выставленное арьергардное или аванпостное?

Чтение этой книги позволит читателю самому задать себе эти и разные другие вопросы, а может понудит подойти к зеркалу и вглядеться, наконец, в того незнакомца с обманчиво примелькавшейся мордуленцией, который так долго скрывался внутри того, кого вы считаете собой. Потому что пора, пора наконец узнать самоё себя...

PS Не скажу, что проходил какой-то похожий психоаналитический курс, но внутри некоей относительно длительной психологической практической схемы был и знаю, что дело это не всегда приятное, но зато потом живёшь с полным ощущением обновления, перезагрузки, апгрейда и реконструкции. И оно того стОит!

Чудненько. Образчик забавного развлекательного умного чтива, прямо дух если не Гофмана, то уж Уайлда и Честертона точно витает в этой книжке. Забавно. что именно канадец выступает патентованным наследником британской юмористической манеры. Собственно, более всего это похоже на «Южный ветер» Дугласа. Или на Терри Пратчетта для богатых. Более нерационального и пустякового романа, наверное, трудно и написать, но это тот случай, когда во главу углу поставлен принцип бесполезности всякого искусства. Дэвис, пожалуй, самый недооцененный из больших авторов 20 века. Может быть, из-за отсутствия надувания щек и заведомой позиции сказочника. Уж точно на голову выше скучной и факультативной Монро. «Лира Орфея», помимо всего, еще и производственный роман о постановке оперы силами фриков. Мне вот эта трилогия глянулась даже и поболее Депфордской» ( в обоих, к слову, случаях, второй роман слабее и более утилитарен)

Оценка этой книги по ходу чтения менялась несколько раз. Начиная от примерно 4,5 за первые две главы, потом скатилась до 3 в центре повествования, и вспыхнула Новой звездой в последней коротенькой главке. Перевернувшей всё с ног на голову. Поменявшей саму суть и сам смысл повествования. Превратившей книгу из простого мелодраматического бытописательного жанра в совершенно другой, острый и многими любимый (специально не буду писать во что превратилось содержание дабы сохранить интригу для любопытствующего читателя!). И эта пятизвёздочная оценка так и останется у книги.

Хотя и в самом деле сначала почти ничто не предвещало такой судьбы у этого небольшого романа. Сельская канадская Америка начала XX века. Маленький городок, простые нравы, простые люди, главный герой совсем ещё мальчишка школьного возраста. И другие жители городка, живущие своей полусонной полувялой жизнью. Пока однажды одно скандальное происшествие с женой баптистского священника не всколыхнуло общественное мнение. И не соединило навсегда судьбы этой женщины и нашего будущего героя.

В романе прослеживается его жизнь на протяжении десятилетий вплоть до конца 60-х. Вместе в ним мы вырастаем, участвуем в Первой Мировой, работаем и живём, и вместе в ним же ищем разгадку некоторых странных и едва ли не мистических происшествий, которым он был свидетелем и непосредственным участником. Параллельно неторопливо раскручиваются судьбы его земляков и однокашников, друзей и приятельниц, и читать всё это совсем не скучно, хотя и не захлёбисто. Но автор видимо тонко чувствует читательский настрой и энергетику книги, потому что не особо рассусоливая приводит всё повествование к острому и совершенно неожиданному и непредсказуемому финалу.

Твёрдое пять! И столь же решительное и твёрдое намерение прочитать оставшиеся две книги этой Дептфордской трилогии.

В последнее время мне везет на книги, богатые атмосферой, но бедные событиями.

Здесь чудесно, правда. Колорит старинного колледжа вообще притягателен, а уж тем более — когда колледж построен в готическом стиле и самим своим обликом намекает на романтическое средневековье. В романе Робертсона Дэвиса студенты — немножко ваганты, преподаватели — немножко маги и алхимики, а временами даже мятежные ангелы. В романе много западной университетской традиции — именно западной, восходящей к семи свободным искусствам, и схоластике, и кабинету Фауста. Остроумные наблюдения автора над университетской жизнью доставляли мне массу удовольствия. Так что я мурлыкала себе под нос то «Гаудеамус», то «Девять кубков», наслаждалась экскурсией по «Душку» (для непосвященных — колледж св. Иоанна и св. Духа) и не задумывалась о сюжете. Что-то происходит — и ладно. И потом, я наконец выяснила, как римские весталки умудрялись носить воду в решете, да и не только это. Такой пир разума стоит ценить хотя бы за редкость.

А еще в романе много — чего? Культуры телесного низа? Так уж получилось, что параллельно «Мятежным ангелам» я читала знаменитый труд Бахтина о творчестве Рабле. Тема Рабле из романа и Рабле из монографии причудливо переплетались в моем сознании, и то, что в другое время я сочла бы скабрезностью, прошло так, как и задумывал автор — под флагом раблезианства. Хотя вообще-то я такого не люблю. Канадский Панург в образе Парлабейна прилагается.

Сюжет? Ах, да, правда, сюжет... Я о нем почти забыла. Только машинально отмечала про себя: вот уже позади четверть книги... половина... а обещанного ажиотажа вокруг наследства Корниша все нет и нет! Но могу подбодрить терпеливого читателя: самое интересное происходит ближе к концу книги.

Несколько слов хочется сказать и о переводе. Не перевелись еще переводчики на Руси! Т. Боровикова умудрилась сохранить все — и восхитительный, чуть вычурный язык Дэвиса; и богатейшую его эрудицию; и остроумие. Низкий ей поклон.

Неровная книга, первая половина которой мне не нравилась совсем. Затянутая история формирования семьи, зачатия героя, его обучеения в школе рассказана автором вполне квалифицировано, но без изюминки. Диалоги даймона и ангела мне как не нравились вначале, так видятся излишними и в оконцовке. Начиная с четвертой части в ходе пошли блистательные «английские» диалоги, через которые книга совершенно преобразилась. Право, беседы бесцвветного Фрэнсииса с его наставником-реставратором, женой, любовницей и несостоявшимся любовником видятся мне самостоятельным и главным украшшением книги. Сравнительно с ними история блужданий в предвоенном мире околоискуственников и раздела имущества в дальнейшем видятся добротными, но не аховскими. Автор взял за основу бледного центрального персонажа, как бы подвел социальную основу под его вялость, но от этого Фрэнсис интересней не стал. Наблюдать за его окружением куднейа как интересней. По фаакту у меня ощущения от романа как от ужина, в котором вино было прекрасным, а собственно все остальное достаточно пресным. Ужжин был в самом респектабельном из возможных ресторанов. Недооцененность рассказчика Р.Д., которому ( все мои суждения) Джон Ирвинг или Пол Остер в этом компоненте и в подметки не годятся, удивляет.

Совершенно английская по духу, темам и стилистике книжка, пусть написанная канадцем. Собственно канадских реалий так мало. место действия — университет — замкнут и обособлен, так что вещица универсалистская. Занятно, но и сюжет и расстановка сил и синопсис ну словно вышли из под пера Айрис Мердок и я совершенно живо представляю ужас, который она создала бы из исходных данных о вожделеющих работниках ВУЗа, полуцыганке и предсказаниях, самоубийстве гедониста и прочих сюжетных извивах. Но вот пример легкого и светлого таланта : дивный рассказчик Робертсон Дэвис и из спорных ингридиентов сварил занятную и забавную развлекательную солянку, главным украшением которой стали диалоги умников. Канадец наследует традицию Уайлда и Во, Нормана Дугласа и Олдоса Хаксли относительно необязательности и обаяния изящного трепа на другие темы. С чувством юмора — в отличие от Мердок — у автора все в порядке, запоминающиеся спичи и обаятельные гедонисты присутствуют в обилии. Прекрасное необременительное качественное развлечение, без большого эмоционального потенциала, но изящное.

Закончил читать эту книгу в январе. На дворе – конец марта, и я ловлю себя на мысли, что совершенно не помню подробностей прочитанного. Читая книгу, никак не мог не задаваться вопросом – зачем это написано. Ниже – мои домыслы на эту тему.

У меня создалось впечатление, что, заканчивая предыдущую книгу трилогии, Робертсон Дэвис (кстати, просветите меня – Дэвис – это имя или фамилия?) понимал, что пора заканчивать, но заканчивать у него – все никак не получалось. Вот он и начал писать вторую книгу. Особо не понимая, зачем он это делает и что хочет сказать, автор взялся пересказывать ту же историю, которую он уже написал в первой книге трилогии, только сместив точку зрения – теперь в роли рассказчика выступает сын Боя Стонтона.

Как и в первой книге, завязка этой – тоже неуклюжа. Автор укладывает рассказчика на обе лопатки – на кушетку психоаналитика. И, в таком положении, заставляет рассказывать его свою историю. Причем мотивы, по которым герой решился на «сдачу» асам психоаналитики, мне представляются весьма малоубедительными для преуспевающего адвоката. Впрочем, кто их знает, этих канадцев…

Мне не удалось разделить тех восторгов, которые я читал об этой книге. Да, книга неплоха. Но – не более того. Основное наполнение книги – история одного школьного учителя. Рассказанная аккуратно, хорошим языком, но, тем не менее, рассказанная довольно скучно.

Что покоробило сразу, на первых же страницах – невнятица завязки. Повод, по которому школьный учитель берется за перо, дабы рассказать историю всей своей жизни (и кому – директору своей школы, т.е. – своему непосредственному начальнику!) более чем мелок для столь умудренного опытом человека – заметка, посвященная ему, в школьной многотиражке. Заметка – на страничку, описание жизни – на 600 страниц с гаком. Это даже не из пушки по воробьям, а из пушки – по микробам.

Впрочем, в книге есть немало и хороших сторон.

1) Своеобразный мягкий юмор книги.

2) Интересное хобби главного героя – он собирает по всему миру сведения о святых.

3) Ряд интересных второстепенных героев.

Приступая к следующему тому трилогии испытываю легкое беспокойство, но, в тоже время, и надежду.

По прошествии трилогии в целом и последнего роман, в частности, прихожу к мнению, что Дэвис в этой трилогии явил собой аватару Честертона с соответствующиим вниманием к религиозности, моральной и нравственной проблематике( без дидактизма), оформленном в интригующую форму. Собственно говоря, детективная загадка трилогии оборачивается пшиком — стороннего злого умысла не обнаружено, каждый сам себе судья. «Мир чудес» очень добротен в части производственного романа о заднике цирка и становлении фокусника, но едва ли в этой части он непревзойден — роман Голда точно лучше с этой стороны. Как и Честертон Дэвис заведомо старомоден, придает большое значение композиции, избегает рваного монтажа и острых диалогов. По существу книга — причудливая взязь сменяющих друг друга монологов, вступление все новых тональностей в непрерывную мелодию. Организация материала с изобличением скелетов в шкафу, полифония взглядов на одни и те же события — сильная сторона книги. Следует все же отметить, что со времен Честертона много что произошло и работа в его стиле и манере ( как и в стиле и манере Р.Л.Стивенсона) при обращении к современному материалу очевидно ведет к определенной искуственности и архаичности. Дэвис словно бы избежал влияния крупнейших модернистов века, его рассуждения о двойственной природе всякого человека со ссылкой на Доктора Джекилла и Хайда мало чем принципиально отличны от викторианских зарисовок на ту же тему. Интересный случай — именно не стилизация под старину, а использование старинных благородных инструментариев при изложении современной истории. Меня изящество, искусность и ажурность конструкций первого и третьего романов в сочетании ввпечатлили. Второй роман — совершенно лишний в трилогии, и сам по себе и в сочетании выпадает, не говоря о том, что сыну Боя в третьей книге места не нашлось. Полагаю, что дилогия более удачна в плане организационном.

Знаете, второй роман еще больше убедил меня в достоинствах Дэвиса-рассказчика, поскольку вторая из рассказанных в рамках трилогии история и вовсе никчемушна. Не могу не отдать должное сложной технической задаче, поставленной автором: занимательно, без занудства и объемно воспроизвести в виде диалога психоаналитические юнгианские сеансы между рассказчиком и врачом. Вот уж точно не припомню ни одной нескучной книги, в которой психоаналитические диалоги не казались бы очень скучными и либо излишне наукоемкими, либо вульгарными. Дэвис, конечно, жульничает, активно подсовывая как по заказу рассказчику необходимые сны, соответствие его психологического опыта схемам, так что рассказчик выглядит эдаким эталонным испытуемым с не шибко интересным прошлым — так, впечатлительный юнец, куда там до Пруста. Женщина-собеседник остается пустым местом и кроме профессиональных навыков по прочтении о ней мнение не складывается. Эмоциональных и интеллектуальных открытий книга не несет и сама по себе и как вторая часть триптиха — к рассказанной Рамзи истории мало что значимого добавлено, парадоксального взгляда на события « с другой стороны», редукции выстроенной картины в дебюте нет и в помине. Для каких целей, например, Дэвис подробно излагает сюжет планируемой к постановке оперы Мендельсона — при том, что постановка не несет никакой смысловой и событийной нагрузки, я так и не понял — а подобных завитушек в книге есть еще парочка. Необязательность книги еще и в том что такая история могла быть рассказана от лица сестры повествователя, или няньки, или кого угодно — ни на шаг к разгадке интриги об обстоятельствах смерти Боя роман не приближает. Вроде и роман выстроен по прочтении Юнга, и автор старается изо всех сил, и даже непроизвольное испражнение в узкой пещере есть — а ощущение легковесности, лайтового демократического отношения к читателю не оставляло.

Роман обрывается на полуслове и вроде как неловко оценивать его как самодостаточную вещь, но с другой стороны объемистый роман не может рассматриваться и в качестве единственно лишь завязки трилогии. Не исключаю, что по прочтении трилогии в целом, оценку придется подкорректировать в ту или иную сторону. По первости обращает внимание, что Дэвис — искусный рассказчик, именно, что излагатель сюжетной истории, относящийся к направлению Р.Л.Стивенсона. Сказочником и рассказчиком принято считать Диккенса, но Диккенс в большей степени миротворец, неспешный, с тщательным прописыванием своих кукол, нагромождением ответвлений и боковых линий, а вот именно Стивенсон задал иные критерии рассказа, основанные на энергичном ритме, отсеивании второстепенного, отсутствии тяги в большому психологизму, барочности. Салман Рушди и Джон Ирвинг из этого же направления. В Дэвисе очень чувствуются англосаксонские литературные традиции — чувство меры, хороший вкус, композиция — все на высоком уровне. Сама же рассказанная история мне показалась не соответствующей талантам рассказчика, не особо интересной и лишенной кульминации, крепких проходных запоминающихся сцен и реприз, коль скоро автор и заглавием и расстановкой фигур претендует на определенную театральность. Собственно все то, из чего можно было выжать больше деталей, эмоций и нюансов — участие в войне, неоднозначность святой-безумной, закулисье и фантасмагоричность мира фокусника — излагается ровно, бесцветно и на голубом глазу, история же с камушком кажется мне ну такой пустяшной, что оснований для психологических потрясений вполне себе здравомыслящей троицы ну никак не вижу. Вот и получается, что про фокусников лучше написали Голд и Прист, а сдержанную ироничную прозу в том числе и про современных неканоничных католиков писали Ивлин Во( с которым у Дэвиса сходства больше, чем с остальными) и Грэм Грин ( чей роман про конец любовной связи явился источником вдохновения части романа, связанной со святостью селянки). Во всей книге есть одна яркая и ударная сцена — объяснения и драки между повествователем и швейцаркой, а более ничего сравнимого с ней по достоинству я и не обнаружил. Занятным представляется подача материала через «неучастника событий» и эмоционального статиста, собственно зеркальный инструментарий «пятого персонажа», однако и в этом направлении есть куда как более значимые книги с тем же приемом — Исигуро вполне мог бы озаглавить свой роман про английского дворецкого аналогичным образом, несколько подверстав композиционно под остальных четверых участников событий.

Каким-то самым непостижимым образом в непроходимых дебрях литературы всплыло имя Робертсона Дэвиса и его книги. Даже удивительно, что я ничего о нём не слышала, а ведь я люблю такую литературу – неторопливую, вдумчивую, с подробностями жизни, с чувством долга, с загадками, с героями, на первый взгляд, совершенно простыми и обыкновенными, но с характером и их ненавязчивой психологической проработкой. Всё это в полной мере живописно отразилось для меня в первой книге «Депфордской трилогии» «Пятый персонаж».

Устами Данстана Рамзи Автор рассказывает историю маленького городка, где все знают друг о друге практически всё, где каждый поступок подробно обсуждается и потом по нему выносится приговор. Жизнь в таком городке подчиняет, делает похожим, если не удалось из него вырваться и однозначно оставляет след и влияет на дальнейшую жизнь, если всё же покинул его. Ведь город – это не только дома, дороги и предприятия, это, в первую очередь, люди – большие и маленькие.

В таком маленьком городке произошло, казалось бы, совершенно незначительное событие, но оно колоссальным образом сказалось на будущем трёх мальчиков. Один из них, Данстан, единственный, который знал истинную причину происшедшего, чувствовал вину и ответственность всю жизнь; он хотел быть с этим честным до конца, но не мог избавиться от сожалений, что эта честность слишком дорого ему обходится, он сам возложил на себя обязательства и не мог вырваться из их плена. Это он – Пятый персонаж, он держит нити истории героев в своих руках, он знает тайну и в какой-то момент, обязательно её открывает и тем самым, вновь влияет на судьбу героев и эта книга – его исповедь. Здесь он рассказывает о своём детстве, о дружбе, о войне, о чувстве долга, об ошибках, о вере, о святых, научному исследованию которых посвятил свою жизнь – его жизнь была насыщенной и интересной. Всё это вытекло из одного маленького поступка, а ему хватило детской наивности обратить на него серьёзное внимание и удержать в памяти, и взрослой ответственности, чтобы не стать слепым фанатиком случая, а всё же прожить насыщенную жизнь.

Другой же, Бой, шёл с детства по жизни широко, мощно, не оглядываясь, подчиняя себе всё, всех и каждого, брал от жизни то, что хотел и даже не подозревал, что именно его рука и его намерение были главным фактором и роковым случаем детского проступка. Он даже и не помнил, что стал одной из главных причин изменения жизни третьего мальчика – Пола Демпстера. Бой относится к тем людям, которые забывают многие свои поступки, а особенно те из них, которые плохо согласуются с избранным ими образом. А Пол знал только, что это он виноват во всех переменах в своей семье, виноват в том, что родился. Но не знал почему виноват. Не знал, пока в один момент Пятый персонаж не снял бремя вины со своих плеч – тогда случилось что-то невообразимое.

Эта книга про случай и неслучайности, про совпадение и провидение, про судьбу и выбор – именно это в полной мере отразилось на жизнях трёх мальчиков – они стали как бы дваждырожденными. Они отринули свои начала и стали чем-то таким, чего их родители никак не могли предугадать. Они нашли призвание, известность, популярность – каждый по-своему и каждый в своей области, каждому есть чего печалиться и есть чему гордиться, есть чему радоваться и есть о чём сожалеть. Но судьба настигает своего персонажа, иногда совсем неожиданно – и Автор окончанием первой книги это ярко демонстрирует. Финал переворачивает всё и делает из простого повествования жизни героев нечто значительно большее. А для того, чтобы понять всю историю досконально, нужно обратиться к следующим книгам цикла, которые раскроют подробную жизнь двух других героев и ответят на все вопросы.

Книга читается неожиданно легко, даже рассуждения о вере, о религии в жизни, об исследовании героем деяний святых – читаются очень увлекательно. Автор наделил историю интригой и захватывающим сюжетом, мастерски проработал характеры героев, благодаря чему они выглядят живыми и реальными. Чудесная, талантливая, умная, чистая и великолепная книга.

Замечательная трилогия.

Интересно, кому дали в тот год Нобелевку, если Дэвису она не досталась? Наверное, какому-нибудь очередному диссиденту за поливание грязью своей страны. Надо посмотреть.

Дэвис — для меня большое открытие. Когда я случайно прочел Дептфордскую трилогию, я был очень удивлен, что такой замечательный писатель столь мало известен.

После Корнишской — не удивлен, но лишь потому, что ее только что издали.

Читается с наслаждением. Нужно это делать не спеша, с толком, смакуя каждый эпизод. Как всегда у Дэвиса, все время обнаруживаются какие-то двойные смыслы в происходящем. Вроде все просто и понятно, ан нет — не так все это было!

Фантастики в сюжете совсем нет, скорее легкий налет мистики. Но при этом так увлекательно!

Любителям Нила Стивенсона, Олди — читать обязательно! Но только целиком — по частям замысел не проявляется в своей полноте!

Поклонникам Долгорукого Ричарда и прочих «майоров Пупкиных против махайродов» — просьба не беспокоиться....

Хочется очень долго и сильно ругаться. Чёртова уйма персонажей в романе присутствуют чисто номинально и непонятно, зачем вообще нужны. Поголовно все говорят цитатами из интересных Дэвису авторов, здоровенными такими кусками, притом на неродных для них языках. Нет, я всё понимаю, учёные люди, элита нации и прочее. Но зачем тут вообще сюжет, а? Под банальную историю о супружеской измене Дэвис подводит десятки надуманных отсылок к легендам о Короле Артуре, приплетает сюда неоконченную оперу Гофмана и самого писателя, берётся долго и нудно морализаторствовать на предмет духовной свободы, великодушия, зова искусства и прочей метафизики. По дороге последовательно забывают Холлиера, Ерко, Уолли Кроттеля, Пенни, вообще саму оперу, которая тут на самом деле только для красоты. Всё это благолепие очень хорошо смотрелось бы в контексте монографии или сборника эссе по философии искусства, но в рамках романа смотрится неуместно и чужеродно. Это ладно, это я ещё переживу, но тут Дэвис делает страшное — начинает учить нас, как жить. Здравая рациональная система этики с высоты авторского величия объявляется мещанской и «котомурровской», а вместо этого на уши несчастным читателям вешаются тонны высокохудожественной и написанной восхитительным языком лапши, которая от этого лапшой быть ни на минуту не перестаёт. Довольно высокую итоговую оценку оправдывает разве что красота отдельных сцен да юмор, который у Дэвиса неизменно хорош. Но вообще финалом трилогии я разочарован, тем более что де-факто развязка большинства сюжетных линий отсутствует.

Забегая немного вперёд и имея в виду ещё и третью часть трилогии, скажу, что это — самая интересная и цельная треть корнишского эпоса. Всё же на коротких временных отрезках, да ещё и при множестве персонажей Дэвис как-то сбивается, бросает сюжетные линии на полпути, оставляет за бортом толпы второстепенных персонажей. Выстраданные и вымечтанные богословские и искусствоведческие концепции автору явно милее, их хочется рассказать вот прямо здесь и сейчас, а сюжет и герои тут нужны постольку поскольку. Ещё после первой части я заметил для себя, что наилучшим образом таланты Дэвиса как рассказчика проявляются в жизнеописаниях героев — Марии и особенно Парлабейна. И поэтому как раз вот от этого тома, представляющего по большому счёту подробную биографию Фрэнсиса Корниша, я и ожидал самого интересного. И ожидания мои полностью сбылись.

Здесь Даркур, Мария, Артур и прочие оказываются отодвинуты в сторону, а в центре внимания — жизнь дядюшки Фрэнсиса, который на поверку оказался гораздо более интересной личностью, чем можно было предполагать по первой части. Талантливый художник и искусствовед, подделыватель картин и шпион, человек, в жизни которого причудливо смешались сразу несколько религий, ученик великого мастера, преданный возлюбленный, богач и эксцентрик. Словом, как раз такой персонаж, в историю которого все любимые мотивы Дэвиса укладываются как нельзя более уместо и аккуратно. Рассуждения о потусторонней силе и подлинном смысле живописи и творчества вообще здесь не переходят той опасной границы, за которой начинается бессмысленное нагромождение красивостей ради красивостей. Если попробовать подыскать подходящую метафору, то идейное наполнение первой части — что-то вроде плюща. Буйное, яркое, но стремительно и неотвратимо расползающееся в разные стороны. Ни смысла, ни развития, ни направления. Здесь же, во второй книге, история Корниша-старшего служит своеобразной основой, нитью, на которую нанизаны бусины-идеи. И всё сразу встаёт на свои места, находя подтверждение в реальном мире и реальной жизни.

Сама по себе история также хороша, сюжет закручен не очень стремительно, но гармонично и как нельзя лучше отражает эволюцию героя, развитие его личности. Получив материальное воплощение, символизм первой части лишь выиграл в ясности и красоте. Не сказал бы всё же, что книга действительно замечательна, но это нескучное и умное чтение, пусть и слегка наивное.

Это — первая часть трилогии, и этим все сказано. Тот, кто читал «Дептфордскую трилогию» должны были бы уже понять фирменный робертсоновский прием — первая часть дает общую картину, вводит персонажей, рассказывает вроде бы несложную, хотя и интересную историю.

Теперь вторая книга должна с луковицы снять первый слой и показать, что все значительно сложнее и глубже, чем казалось. А третья часть — снять следующий слой и расставить все по своим местам.

Лично я — в восторге. Отличный язык, отличные персонажи (одна мама главной героини чего стоит!), интересный сюжет, а главное — твердая уверенность в том, что «все не так просто, как на самом деле!». (В этом отношении напоминает «Янтарные хроники» Желязны — там тоже снимается послойно — первый роман вроде бы автономен, потом вместе со вторым они создают целое (полотно становится шире), потом 5 книг — снова цельная картинка, но уже совсем не такая, как изначально, потом — уже все 10.)

Так и должно быть. Не продолжения одного и того же, с тиражированием похожих приключений одних и тех же героев, а цельная композиция, где все подчинено единому плану. Поэтому оценивать романы по отдельности — бессмысленно. Читать отдельно можно, но только чтобы насладиться языком и персонажами. Общий замысел при этом теряется и отдельные ходы могут показаться излишними, но все они — то самое ружье на стене. Только выстрелят не сразу....

Одна сплошная виньетка, красивая, вычурная, но не особенно богатая на события или идеи. Дэвис очень мило вышучивает скептиков и философов вообще, иронично и живо рассказывает об особенностях университетской жизни и о странностях людей науки, краем захватывает и тему искусства, ради которой, если верить аннотации, всё и затевалось. Мелькнут на страницах книги и Рабле, и Парацельс, и Агриппа и даже Гермес Трисмегист. Но это всё так, антуража ради. Никакого мистического триллера и загадок древних рукописей не будет, как впрочем и каких-то неожиданных философских идей. Чуток доморощенного, но очень симпатичного богословия, вводный курс «скептицизм за пять минут», сакраментальное «always be yourself». Весь роман, от и до, Дэвис растекается мыслью по древу. Но чёрт побери, как он это делает! Кажется, старина Роб может говорить вообще о чём угодно, всё равно читателю будет интересно до дрожи в коленках. Именно в качестве рассказчика талант автора неоспорим, и особенно ярко это проявляется в биографиях героев. Это извиняет и слабенький сюжет, и повисшие в воздухе сюжетные линии, вообще всё. Мастерство рассказывать истории да персонажи, ценные не столько тем, что они что-то там делают и говорят, сколько характерами. Холлиер, Даркур, Мария, Артур и особенно Парлабейн, покоритель заоблачных вершин трагикомизма. Вот вроде бы и раздражал он меня всю дорогу, и поделом ему, но всё же жалко. Теряюсь в догадках, на чём вообще могут держаться остальные части без братца Джона. Так что продолжение прочту непременно, хоть и не могу сказать, что этот роман понравился полностью и безоговорочно.