Потрясающий финал Горестной оды ошеломил, две последние строки — как выстрел из двустволки.

«Прогрохотал поезд» в Тульчине августовским вечером. Я трижды в недоумении рассматривал карту — поезд где? До ближайшей железной дороги десять километров, как минимум. Ну чтобы вообще было слышно, не невозможно — всякие бывают особенности местности. Но чтобы реально прогрохотал?

Продвинутые творцы вообще-то переносят действие в вымышленный город, когда лениво заботиться о топографической правдоподобности.

Галича сейчас воспринимают как барда-сатирика с явным привкусом антисоветчины, а ведь он писал и такие песни и был в ту пору вполне успешным литератором, которого обошли стороной все сталинские репрессии. «Комсомольская песня» помнится в основном благодаря музыке Соловьёва-Седого, а сам текст, как мне кажется, поэтической ценностью не обладает.

Сценарий конечно не читал, но фильм хороший. Вполне соответствует времени окончания «оттепели». Возможно редактирование фильма ухудшило впечатление от его просмотра. но то что авторы отошли от Гриновского текста нисколько не ухудшает впечатления от фильма. Смотрел в кинотеатре сразу по выходу на экраны. Тексты песен не очень хороши, поэтому не запомнились.

Сменилась эпоха, теперь ситуация, описанная в песне, непредставима. Теперь кажется, что песня — отрывок из чудовищной антиутопии, из нелепого гротеска, но нет, нецеломудренное поведение, действительно, со всеми подробностями могло быть разобрано на партийном собрании.

За то, что теперь это невозможно, за то, что теперь мое... целомудрие волнует только моих родственников и лечащих врачей, я очень благодарна, то ли Горбачеву, то ли самой судьбе. Да и «свободу Африки» сейчас никто на совещании обсуждать не будет.

Зато в США супружеская измена президента Клинтона разбиралась на суде со всеми анатомическими подробностями.

В одном герой песни ведет себя не совсем, как было принято в СССР, он запасается справкой «из диспансера нервного». Средний советский человек вряд ли пошел бы сам или отвел бы близких в психоневрологический диспансер. Слово «псих» было одним из самых страшных оскорблений. И сколько людей мучились, но не позорили себя и семью обращением в ПНД. Сколько было самоубийств среди тех, кто героически пытался терпеть, и тех, кому близкие не дозволяли позорить семью.

Больше всего мне этот 16-ти минутный мультфильм (найти его в сети в открытом доступе — не проблема) вызвал ассоциацию с лучшими образцами рекламных плакатов 50-х годов. Не таких, бьющих тупо в лоб как «Летайте самолётами аэрофлота!» (можно подумать, что был выбор летать другими самолётами), а что-то типа завлекалок влияния (почти нынешнее нейро-лингвистическое прогаммирование) «Всем попробовать пора бы как вкусны и нежны крабы!».

Вот и этот мультфильм — изящный образчик пролеткультовского агитпрома. Может быть это и несколько не относящиеся к 1962 году термины — но суть мультфильма и самого сценария они характеризуют наиболее точно. С одной стороны — это, конечно, агитка, но агитка, сделанная очень поэтически и мастерски. И при этом стихи Галича (написанные им «под Маяковского» и служащие логическими переходами от одного отрывка из Маяковского к другому его отрывку) столь изящно вплетены Галичем (уже как автором сценария) в общую структуру текста — что практически и невозможно сходу сказать где ещё Маяковский, а где уже Галич.

Наверное в этом стихотворении наиболее ярко проявилось умение Галича (умение это, впрочем, в той или иной мере было присуще очень многим людям в СССР) говорить эзоповым языком. Ведь совершенно вроде бы на первый взгляд невинный (и, главное, — вполне укладывающийся в советскую идеологию) текст Галича о восстании декабристов 14 декабря 1825 года — когда писалось стихотворение любой мало-мальски понимающий человек однозначно воспринимал «на злобу дня». Даже те, кто и не слышал (о, великая мощь советской цензуры) о «Демонстрации семерых» на Красной площади 25 августа 1968 г. против ввода советских войск в Чехословакию — совершенно чётко понимали, что означают строки: «Все земные печали — / Были в этом краю... / Вот и платим молчаньем / За причастность свою! <...> И всё так же, не проще, / Век наш пробует нас: / Можешь выйти на площадь? / Смеешь выйти на площадь / В тот назначенный час?!»

Эта, на первый взгляд достаточно «шутовская» песня, исполнявшаяся на мотив «Марсельезы» (как говорил сам Галич: «песня невинная, но на очень неприличный мотив»), — на самом деле в реальной жизни Галича была неким почти мистическим триллером. Страна жила в ожидании Юбилея Октября и начинался очередной виток «компании против инакомыслящих». С мая 1967 года на посту председателя КГБ Юрий Андропов, 17 июля по решению Политбюро ЦК КПСС было создано 5-е управление КГБ...

Галич, прекрасно помня убийство Михоэлса, которое было представлено властями именно как «автокатастрофа», всерьёз опасался за свою жизнь, но, несмотря ни на собственные страхи, ни на советы друзей — тем не менее отказался от «бегства из Москвы», а написал, как сам потом говорил, «песню-оберег»... К счастью оберег помог противостоять галичевскому опыту «печальной футурологии».

Песня написана Галичем в 1966 году, а 19 мая 1967 года Семичастного на посту председателя КГБ сменяет Юрий Андропов, который сразу же занялся восстановлением былой мощи карательных органов. Уже 3 июля он направил в ЦК КПСС записку, где предлагает создать в КГБ самостоятельные управления, которые должны заниматься «организацией контрразведывательной работы по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». В результате 17 июля по решению Политбюро ЦК КПСС было создано 5-е управление КГБ, которое и вошло в историю жестокими репрессиями против инакомыслящих.

В песне фантастически ярко нарисовано запредельное всемогущество власти, способной проникать даже в мысли граждан. Как тут не вспомнить о том, что Галич говорил будто но владеет даром «печальной футурологии».

Хоть Александр Галич и говорил, что песня эта является своего рода политическим манифестом — для «манифеста» у неё слишком открытый и неопределённый финал. Но вот совсем недавно я совершенно неожиданно на просторах сети обнаружил, что, оказывается, у песни есть «вольное развитие сюжета», написанное неизвестным автором и представляющее вполне логичное для сюжета завершение:

«Чернила?» -, спросил я, и подписал, / И чёрт поразился аж!

И руку мне долго в передней жал... / Шептал мне: «Теперь ты наш!»

Ах как мне хотелось, чтоб он смолчал, / Чтоб просто покинул дом,

Но он мне всё руку в передней жал, / Как будто бы дело в нём...

А «дело» упало в его саквояж / На самое, сука, дно...

И я осознал, что теперь я «наш» / И, впрочем, уже давно...

В окошке застыл, побелев фонарь, — / Чёрт в спешке надел сюртук

И тихо сказал: «А ты всё-таки тварь — / Наш новый, надёжный друг»

Сюжет повести «Генеральная репетиция» строится на рассказе Александра Галича о попытке поставить пьесу «Матросская тишина» в Театре-студии МХАТа. Но непосредственно само действо для чиновничьей комиссии, происходившее в практически пустом зрительном зале при «представлении» уже фактически обречённого на запрет спектакля, — это лишь сюжетный стержень повести. Вокруг же этого стержня: огромный пласт воспоминаний Александра Галича о всей своей предшествующей жизни — от раннего детства и до начала 60-х годов.

Вот и получается, что название читается гораздо шире... И что фактически всю свою жизнь до начала «не одобряемого» песенного творчества Галич видит как некую «генеральную репетицию» всей своей дальнейшей жизни. И что, несмотря на авторское определение «повесть» — это фактически даже не произведение мемуарного жанра, а настоящая исповедь поэта, уже понимающего, что дни его на Родине сочтены.

Вот уж действительно: талантливый человек — талантлив во всём! И очень странно, что серьёзную прозу Галич стал писать столь поздно, — а ведь это практически уровень Зощенко и Бабеля. И «декорации» Одессы рубежа 1960/70-х годов беспроигрышны, а уж тема-то...

Надо сказать, что несмотря на то что роман «Блошиный рынок» имеет авторский подзаголовок «Почти фантастический, но не научный роман» — фантастической составляющей (в нашем понимании) в романе никакой нет. Да и какие такие уж действительно фантастические события могут происходить в городе, если его обыватели воспринимают даже пудовые гири из чистого золота как просто подфартившую им обыденность ))).

Но вот описываемые автором вполне вроде бы реалистичные бытовые обстоятельства действия — если и не фантастичны, то в высочайшей степени нереальны по самой своей сути. Вот уж где стало воистину верно бессмертное чеховское: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».