Рассказ И. Ефремова «Встреча над Тускаророй» (1943) — грёза на тему погружения. Действие рассказа происходит на грузовом корабле, попавшем в серьёзную переделку в северной части Тихого океана, на акватории прямо над гигантским желобом Тускаророй. Теперь этот желоб на картах называется Курильским.
Прелюдия рассказа: описание ведется от лица старшего помощника капитана. Шторм колотил судно всю ночь, и старпом отчаянно устал за последние сутки. Он проспал всю ночь и проснулся за полчаса до вахты. Лежа ещё в постели, рассказчик постепенно погружается в сладкую негу, предшествующую скорой необходимости вставать и идти на ночную вахту. Он описывает свою каюту – как замкнутое, уютное пространство, напоенное ароматом горячего какао, которое старпом только что выпил, и запахом ароматного табака – он только что закурил трубку. Ему приходит в голову мысль: «Профессия моряка увлекла меня прежде всего тем, что оставляла мне так много времени на размышления, к которым я всегда был склонен». То есть, море, словно машина-амплификатор, способствующая расширению, разрастанию способности героя рассказа к грёзам. Присутствие моря помогает динамике природной склонности героя к грезе. Разрастание грёз, в которое погружаешься с головой.
Завязка сюжета связана с травматическим переживанием: на корабле всегда стук исправного мотора сообщает уверенность и связность жизни на борту. И вдруг разговаривающие герои слышат страшный треск и вслед за этим – тишина вместо шума из машинного отсека. Фантазия о спокойствии, о неге, о мощной силе мотора разрушена самым безжалостным образом. Естественно, сразу нарушается и герметическое спокойствие закупоренного пространства каюты. Здесь ещё только что двое мирно обсуждали текущие дела, а рассказчик успевал ещё предаться грёзе о том, как после вахты он вернётся к ещё одному наслаждению для своего динамического воображения — «интересной книге», ждущей его на столике. Ныне оба героя переживают страх и мгновенно покидают каюту, спеша узнать, в чем дело.
Оказывается, корабль налетел на какое-то подводное препятствие. Но как это может быть, если ни о каком рифе не может быть речи – под килем судна гигантская океаническая впадина, Тускарора – «глубочайшая пучина океана». Тематика пучины, глубины, темной и манящей, видимо, хранящей тайну, начинает набирать силу. Обследование судна показало, что оно налетело на старинный парусный корабль, затонувший много лет назад, и дрейфующий у поверхности воды многие десятилетия. Рассказчик восхищается деловитостью, жизненностью водолазов, оказавшихся на корабле в качестве пассажиров, а сейчас понадобившихся для организации спасения. Эстетика водолазания, погружения в пугающую бездну, начинает резонировать с грёзой о глубинах океана. Вся команда смотрит на водолаза «как на вестника из неизвестной страны». Водолаз не фантазмирует – он работает, он трудится, он разбирается в своем ремесле и исследует то, что иным остается только воображать. Он трудится там, где другие грезят. Его глаза – «веселые и слегка озорные».
«Борт корабля висит над восьмикилометровой бездной» — говорит сам себе герой рассказа. Его пугает и притягивает эта бездна. Ещё глядя на нее с борта он воображает погибший корабль, намертво спаявшийся с живым судном, как некую тень, дающую богатую пищу фантазии: «Мне показалось, что в лучах поднявшегося над горизонтом солнца под кораблем смутно очерчивается какая-то темная масса». Капитан знает о том, что герой-рассказчик «интересуется историей и особенно историей парусных кораблей». Погружение в историю и погружение в море, и вместе — погружение в грёзу – вот желанное триединство. Чтобы спасти корабль, необходим ещё один водолаз. Герой принимает решение: «А что если мне спуститься?» Рассказчик вызывается добровольцем – он «вспомнил о своем небольшом водолазном опыте». Кажется, что этот опыт он имел словно во сне. Герой хочет отделиться от корабельной массы, как он наслаждается негой замкнутого, изолированного помещения каюты, с интересной книгой в руках, погруженный в свои фантазии, так сейчас ему выпал шанс замкнуться в костюм водолаза. Когда это происходит, он с удовольствием констатирует: «Надетый шлем как-то сразу отделил меня от привычного мира».
Погрузившись в море, герой продолжает всё глубже погружаться в свои грёзы: «Я скорее угадал, чем увидел трехмачтовый корабль». Герои-водолазы ищут вход в каюту корабля. Корабль над водой и корабль под водой образуют отражение друг друга. Над водой, в своей каюте, герой грезил о тайнах глубин. Здесь, под водой, в зеркальной каюте, таком же изолированном пространстве, герой хочет найти эту тайну. Вот герой у цели: «Вход в каюту, которая, возможно, хранит тайну корабля». У корабля должна быть тайна, как у всякого объекта влечения и грёзы. Герой уже не слышит своих товарищей оставшихся за бортом, он всецело погружен в стихию таинственного. Он словно во сне: в телефоне водолазного костюма рассказчика настойчиво звучит обеспокоенный его молчанием голос члена команды, но герой погружен в свои сны, и с трудом возвращается к реалиям мира над водой.
Путешествие героя по затонувшему кораблю – это проекция его сна, поиск потерянного и спрятанного предмета. Этот предмет символизирует какую-то психологическую травму, заставляющую героя чуждаться мира, и погружаться в свои фантазии. Сон о спрятанном предмете разветвляется, как в зеркале, в котором отражено новое зеркало: возникает динамика образа клада, чего-то скрывающего и скрытого. Море – это большой ларец с чудесами. Море скрывает корабль. Корабль – это меньший по объему ларец с чудесами. Он скрывает ещё меньший объем – замурованную каюту. В каюте – ещё меньший объём – ларец. В ларце, как мы потом увидим, — ещё меньшая ёмкость – закрытая наглухо оловянная банка. Герой попадает в каюту затопленного корабля и находит искомый сундук – корабль не мог оставаться без тайны. Водолаз-коллега в это время находит в каюке ещё «два небольших ящика» — таким образом, тайна утраивается, ещё раз амплифицируясь в динамике мире грез и еще раз отражается в зеркалах.
«О дальнейшем я вряд ли сумею рассказать сколько-нибудь связно и подробно» — признается герой. Главное – это сон о корабле и найденном на нем ящике. Тем не мене, герой и его коллега благополучно заложили подрывные устройства в старый корабль, а позже был успешно произведен подрыв. Таящая для живого корабля опасность была устранена.
Герой при погружении испытывает желание проникнуть на корабль. На самом затонувшем корабле он производит разрушение и вообще является причиной смерти старого корабля, который изначально грозит гибелью ему самому. На борту судна его воображение направлено на пространство внизу, на погибшем корабле он тоскует по свету надводного мира и стремится вверх. Эмоция разрушения – это и желание выбраться с погибшего корабля, и мазохистская тяга к саморазрушению, построение образа себя как погребенного заживо.
Описание всплытия героя и гибели старого судна рисует схему инверсивной динамики воображения. «Блеск поверхности моря был неожидан и радостен». Динамика – снизу вверх, к радости, спасению, жизни. Отдается приказ – и заряды, оставленные на борту старого судна, взрываются, и герой даёт волю своему воображению: он «с неприятным чувством какого-то совершенного мной убийства представил себе, что судно, так долго странствовавшее после своей гибели, сопротивляясь времени и океану, сейчас медленно погружается в глубочайшую стихию». Теперь герой переживает не подъем, а упадок: «ощущение сильного нервного подъема, владевшее мною все время, ослабло, а затем и вовсе исчезло». Динамика вверху вниз – падение корабля в бездну, упадок сил, страдание.
Вся ситуация с катастрофой кончается погружением уставшего героя в крепкий сон без сновидений. Интересно, как рассказчик описывает «колыхание солнечных бликов и черноту трюма», попеременно возникающие перед его мысленным взором перед погружением в сон. Здесь видна чистая абстрактная машина всякой грёзы: свет и открытое пространство наверху и тьма и замкнутое пространство внизу.
Кульминация рассказа: чтение найденной в каюте погибшего корабля рукописи. История, море и грёза хранят на своем дне тайну, которую, как кажется, никогда не достичь. «Дно ларца всегда для нас недоступно», заметил Жан-Пьер Ришар (Г. Башляр. Поэтика пространства. М., РОССПЭН», 2004. С. 87). Искомая тайна – это текст, испорченный сыростью, не читаемый до конца, сохраняющий свою таинственность, и с трудом подвергающийся дешифровке. Это указывает на амнезию и бегство главного героя от знания о своем собственном бессознательном. Все находки героев перечисляются: это судовой журнал корабля, совершенно погибший, это секстант, на котром можно прочитать выгравированное сообщение о том, что смастерил «механик Даниэль (фамилию рассказчик забыл) в Глазго, 1784» и искомая рукопись. Она сохранилась потому что содержалась в герметичной металлической банке.
Схема достижения текста найденной рукописи приобретает такой вид: воображение героя → грёза → погружение → текст. И мы погружаемся в реальность воображаемого второго порядка по отношению к реальности воображаемого первого порядка – слою, где обитают герои рассказа, моряки судна Коминтерн».
Содержание рукописи – это текст мертвеца. Голос мертвого, описывающего некий сюжет, которую можно интерпретировать как систему знаков сна главного героя. Эфраим (замечу отсылку имени Эфраим к имени Ефремов, фамилия происходит от русского произношения имени Эфраим) Джессельтон, капитан потонувшего корабля «Святая Анна», описывает обстоятельство гибели судна и своё предсмертное существование в замкнутой каюте, которая вот-вот будет затоплена пребывающей водой. Образ умирающего, пишущего текст капитана, находящегося в замкнутом смертельном пространстве дает новую пищу воображению, динамизирует ранее никак не дававших о себе знать персонажей рассказа. Так один из персонажей, ранее безмолвный механик, говорит: «Представляете, как он писал это при тусклом свете старинного фонаря, запертый в погибающем корабле». Эти грёзы переплетаются с размышлениями о том, почему остов корабля мог быть найден так далеко от места гибели, южной Африки, у Курил: мощное воображение капитана легко осуществило связь этого маршрута с картой морских течений.
При чтении рукописи погибшего мы находим основной мифопоэтический образ рассказа – эликсир жизни. Самая глубинная, самая тайная часть фантазии героя – фантазия о существующей в пучине океана живой воде. Пучина – это смерть. Но в смерти скрывается жизнь. Мертвец-расказчик в своем тексте описывает свою страсть к естествоиспытаниям – промер морских глубин было его страстью. Как и герой-рассказчик, капитан 18 века испытывал страсть к изучению морской пучины, страсть к погружению в мир воображаемого и погружению в материальную стихию океана. При взятии проб воды с глубин океана ему посчастливилось найти некую странную субстанцию – «её удельный вес был довольно велик – тяжелее обычной морской воды», она обладает свойством заживлять раны и давать необыкновенный прилив сил. Характерна сцена добычи этой «живой воды» — описывается амбивалентный образ — устройство по получению пробы «массивный металлический цилиндр», по описанию, — при проведении замера наносит сильную рану моряку, но содержащаяся в батометре «вода» способствует чудесно скорому заживлению раны. Этот образ описывает жизненную силу, то есть сексуальную энергию главного героя.
В качестве иллюстрации – картина Сальвадора Дали «Корабль» (1943), созданная в том же году, что и анализируемый рассказ.
цитировать
свернуть ветку
