Завершаем публикацию студии «Олди и компания» (Роскон-2011).
Часть 7, заключительная: «К гадалке не ходи...»
КУРИЦА ИЛИ ЯЙЦО?
Вопрос. Недавно мне попался интересный спор о том, что первично: идея произведения или исполнение. Там приводились такие примеры: допустим, красивая, оригинальная, свежая идея, но исполнение страдает. Пример — «Парк Юрского периода». И, с другой стороны, прекрасное исполнение, но идея уже встречалась много-много раз — «Ромео и Джульетта». И пытались выяснить, что первично.
Ладыженский. А какая в «Юрском периоде» такая вот новая свежая идея?
Реплика. Ну, динозавры…
Ладыженский. А разве мы не путаем в данном случае идею и фантастическое допущение? Динозавр — это допущение: представим, что мы смогли вырастить динозавра. А идея там совсем другая.
Реплика. Фантастику читают инфантильные люди, пишут инфантильные люди…
Ладыженский. Во многом -- правда. Есть ряд исключений. Но, в принципе, фантастика стала литературой для инфантилов.
Громов. Именно не для подростков, а для взрослых инфантильных людей.
Ладыженский. У нас изменился читатель за десять лет. Тот читатель, который читал фантастику в девяносто втором, в большинстве ушел в мэйнстрим. Он читает ТУ фантастику — Пелевина, Крусанова, Толстую, Рубину, Славникову, Быкова, Липскерова… И читает с удовольствием. У той фантастики есть одно достоинство. Есть и ряд недостатков, но достоинство большое: она качественно написана. Это музыканты, которые «до» с «ми» не путают. Когда читаешь Рубину, понимаешь: да, мастер.
Реплика. То есть, недостаток фантастики в том, что тема превалирует над языком?
Ладыженский. Ф-допущение над идеей. У нас считается, что идея — это динозавр.
Реплика. Читатель говорит: «Какой замечательный сюжет, и мне все равно, каким там языком написано…»
Ладыженский. Да! Это декларируется. Как написано — не важно.
Реплика. А писатели отвечают на спрос… И чем же измеряется критерий мастерства — тиражами, языком, успехом, признанием у людей?
Ладыженский. А давайте с другой стороны зайдем. Возьмем, к примеру, семинары по каратэ. Там есть семинары по ремеслу, а есть по мастерству. И на этот пускают с одними поясами, а на тот -- с другими поясами. И решаются разные задачи. Одному говорят: коленка вот так, бедро повернулось, приложение, рычаг, плечо силы. Другому говорят: вход в атаку, тактические решения, маневр. Третьему – методика преподавания. Разные задачи, разные техники. В нашей сфере мы перепутали ремесло и мастерство. Вот все, о чем мы сейчас говорим, это ремесло. Для этого не надо быть мастером. А мы считаем, что это мастерство. Ничего подобного. Мастерство — это совершенно другие разговоры.
Реплика. Насколько я понимаю, изначально должна быть идея. А все остальное — это антураж. Почему на Западе называют всю литературу «фикшн»? У них есть «документальная» и «фантастика».
Ладыженский. Вымысел.
Громов. К примеру, если бы вы задавали вопросы из области мастерства -- мы бы, наверное, отвечали значительно более осторожно и местами путано. Потому что тут есть сложные нюансы, которые и для нас не вполне понятны, которыми мы не владеем. А если владеем, интуитивно научились пользоваться – не всегда можем алгоритмизировать и формально передать другому. Допустим, зашел бы разговор о различной акцентировке идеи произведения в разных эпизодах, из-за чего смещается точка зрения автора и точка зрения восприятия читателя… Если здесь поставить один акцент -- идея, скажем, будет звучать более гуманистично. Поставить другой – идея прозвучит очень жестко. Не надо переписывать произведение -- буквально две строчки меняются, и все поворачивается другой стороной. Несколько слов — и акценты уже меняются. Вот это, мы считаем, уровень мастерства.
Ладыженский. У Есикавы есть роман о Миямото Мусаси, у нас в переводе он назывался «Десять меченосцев». И там есть чудесный эпизод. Известный японский фехтовальщик, каллиграф, скульптор, поэт и так далее, Миямото Мусаси, идет в замок к одному даймё — князю — потому что тот великий учитель фехтования, и Мусаси хочет с ним познакомиться. А он бедный ронин, самурай без хозяина. Он приходит, а там слуги внизу, тоже самураи, для хозяина пионы срезают — поставить букет. Мусаси не пускают к господину. Ну, понятно, что наш брат-фантаст уже бы написал, как тот прорубается через всех врагов…
Громов. Всех убил, один остался.
Ладыженский. Мусаси в книге говорит: не пустите — и ладно. Выхватил меч, срубил растущий пион и ушел. Подняли этот пион, добавили в букет… Князь рассматривает пионы, и вдруг начинает смотреть место среза на стебле. И говорит: это не вы резали. Они говорят: да, какой-то идиот пришел… А зачем он пришел? — Хотел с вами познакомиться. Он фехтовальщик, но бедный, бесхозный, мы его прогнали. Князь: вы прогнали ТАКОГО МАСТЕРА?! Этот эпизод стоит двадцати поединков. Мастер по срезу понял, кто приходил.
Реплика. У Такеши Китано был интересный момент в «Затойчи». Стоят самурай и слепец с палочкой. Самурай хватается за меч, пытается достать его из ножен. Слепец делает маленький шаг вперед так, что рукоять меча упирается самураю в грудь. Он ничего не сделал. Наш бы его порубил…
Ладыженский. Да! Он просто показал дистанцию!
Реплика. А для многих красивее, когда он рубить начинает. Я был в шоке от этого маленького эпизодика.
Ладыженский. Эпизод блестящий. Все видели «Семь самураев»? Помните, там великого фехтовальщика вызвал на поединок некий хам, а главный герой с молодым самураем смотрят сбоку. И вот противники встали. Стоят, стоят… Один не выдержал, изменил стойку. Главный герой на него смотрит и говорит: «Безумец». Все, поединок закончился. Уже рубка никому не интересна. Мастер увидел: мертвец стоит.
К ГАДАЛКЕ НЕ ХОДИ…
Вопрос. Сейчас фантастика пишется инфантилами для инфантилов. Во многом. А вы не можете предположить, что будет, скажем, лет через пять? Куда заведет этот процесс, когда картонные персонажи в картонном лесу скачут…
Громов. Мы не очень любим предполагать будущее. С 99-процентной вероятностью попадешь пальцем в небо. Мы не футурологи. Но если экстраполировать ситуацию, я вижу два возможных варианта развития событий. Вариант номер один: в обозримом будущем -- в течение пяти лет -- шарахнет серьезный кризис перепроизводства текстов.
Ладыженский. Он уже шарахнул.
Громов. Да, он уже начался, но он сильно обострится. Дело в том, что бесконечно понижать тиражи нельзя. Есть порог окупаемости. Сейчас книг стало больше, а удельный тираж -- меньше. И он продолжает падать. До какого-то момента он еще может сокращаться, но потом его сокращать станет уже просто некуда. И начнут отваливаться целые пласты направлений рынка, и конкретные авторы, и конкретные серии... Естественно, это не значит, что те, кто останутся, смогут потирать руки с радостью -- типа, «все, что осталось, будет наше». У них будут проблемы, только меньше. Они не отвалятся, но у них будет меньше изданий, меньше тиражей.
После этого часть читателей, у которых отвалилась та литература, которую они до сих пор читали -- стала нерентабельной -- уйдут даже не из фантастики, а из чтения! В компьютерные игры, фильмы, аниме; в другие развлечения интерактивные. Либо им придется переключаться на что-то другое. Скорее всего, будет и то, и другое сразу — часть отвалится, часть «перевоспитается». Что на этом вырастет, сказать очень трудно. Хотелось бы надеяться, что часть фантастики, которую я люблю и ценю, вернет себе утраченные позиции. Хотя я оптимист, но не настолько. Может быть, частично вернет, но не так сильно, как хотелось бы. А потом не исключено, что эта часть просто перестанет называться фантастикой… Нет, фантдопущения никуда не денутся. Но она мигрирует туда, где сейчас находится Пелевин, Крусанов, Быков энд компани. И примкнет к ним, а тут останется только «настоящая фантастика» — бегалки-стрелялки.
Если этот кризис все-таки не шарахнет окончательно, если его переборют – будет первый вариант, только более мягкий. Разделение уже произошло, просто оно не настолько ярко выражено. Но самое обидное, что бренд «фантастика» сейчас в основном захватили представители литературно-развлекательной индустрии. Иногда даже очень качественно сделанные образцы, но…
Можно вспомнить и другую крайность. Я имею в виду товарищей из мэйнстрима. С их колокольни все мы, собравшиеся на «РОСКОНе» — это всё одинаково нечитабельно, и не литература. Без всяких дефиниций.
Реплика. Раньше фантастика была достоянием интеллигенции, теперь фантастика считается достоянием быдла.
Ладыженский. Я когда-то сказал обидную вещь. Ряд коллег обиделся, но я готов повторить. Писатели-фантасты за пять-шесть лет с 95-го по 2001-й сделали все возможное, чтобы фантастика стала знаком качества. Я говорю о периоде, когда начали фантастов активно издавать. Вспомните, кто издавался в этот период! Фантастика стала издаваться в приличных обложках (вспомните жуткие обложки 90-х), по фантастике стали защищаться диссертации. Дело пошло на взлет. Следующие десять лет сделали все возможное, чтобы это прекратилось. Результат налицо. Обложки дрянные, дядьки с мечами, тетки в бронелифчиках; диссертаций маловато. Редко-редко что-то мелькнет. Тут недавно Василий Владимирский сказал: «Олди очень романтичны, когда они защищают позиции традиционной литературы. Но это же, мол, безнадежно, она же проиграла спор литературе развлекательной!» Не дождетесь, как в том анекдоте. Я практик, я на стороне самой жизнеспособной твари. Так вот, традиционная литература доказала свою жизнеспособность. Она жива уже не первый век. А все остальное приходит и уходит, и каждый раз считается, что ОНО победило.
Громов. На данном конкретном этапе — да. Но потом победители куда-то деваются. Это как Китай, который кто только не завоевывал. В итоге Китай до сих пор стоит уже которую тысячу лет, а где все эти завоеватели?! Чжурчжени с маньчжурами?!
Ладыженский. Поэтому мы считаем, что наша ниша удобная. Нам там тепло.
Громов. С другой стороны, если хоть как-то эту нишу не защищать и не обозначать свою позицию — перед коллегами стыдно, что ли. Перед собой стыдно.
цитировать