Русская фантастика сегодня и


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «bort1412» > Русская фантастика сегодня и завтра - опрос по итогам Роскона
Поиск статьи:
   расширенный поиск »

Русская фантастика сегодня и завтра — опрос по итогам Роскона

Статья написана 10 мая 2017 г. 15:11

Сразу после Роскона я по заданию одного сайта опросил писателей и членов оргкомитетов литературных премий — спрашивал об итогах Роскона и тенденциях в фантастике. Ответы сайт так и не использовал почему-то, поэтому я решил свести их в один материал и выложить там, где он может быть интересен.

Читаем, что думают о судьбах русской фантастики Юрий Бурносов, Вадим Панов, Дмитрий Казаков, Михаил Тырин, Владимир Ларионов, Милослав Князев и Александр Конторович.

Как любая крупная конференция, «Роскон» — отражение тенденций в фантастике. Какие из них Вы считаете основными? Что сейчас определяет развитие российской фантастики?

Юрий Бурносов: Основные тенденции, разумеется — востребованность сугубо коммерческой фатастики. Я понимаю, что тут сыграли свою роль и пиратские библиотеки, и много что еще, но результат налицо: сейчас на коне этакие «донцовы от фантастики», и это, мне кажется, надолго. Я не буду судить, хорошо это или же плохо. В конце концов, люди это покупают и читают, ну и на здоровье. Но я в последние несколько лет преимущественно читаю переводную литературу.

Дмитрий Казаков: Я не согласен с такой постановкой вопроса.

«Роскон» — отражение тенденций в фэндоме, то есть в сообществе любителей фантастики, и уже опосредованно – отражение тенденций в фэндоме.

Тенденция сейчас такая – фантастика разбилась на два направления, на «массовую», рассчитанную на читателя, желающего отдохнуть и не парить мозги, и на «элитную», для взыскательного потребителя. Не зря я взял слова в скобки, ибо это условные наименования.

И там и там работают профи, есть хорошие на мой вкус тексты.

Насчет «развития российской фантастики» — я бы сказал, что его нет, что мы стагнируем.

И из-за экономических факторов, и из-за многих других... отлично описали ситуацию коллеги Олди в своей статье «Четыре всадника апокалипсиса».

Итоги «Роскона» в целом вкус массового читателя отражают в небольшой степени, ибо массовый читатель – это десятки тысяч человек, а на «Роскон» ездит пара сотен.

С премиями остальных конов ситуация такая же.

К массовому читателю относится лишь премия «Фантаст года», ибо она вручается чисто математически – за тиражи.

Вадим Панов: Так получилось, что именно «Роскон» с первого дня и до сих пор наиболее точно отражает происходящие в российской фантастике процессы. Не всегда вовремя, но в последние годы по наградам «Роскона» можно составить «кривую» читательских предпочтений, а самым точным «барометром фантастической погоды» служит, безусловно, премия «Фантаст года», вручаемая автору наибольшего совокупного тиража. В этом году награда отыскала Елену Звездную, лидера направления «романтическое фентези», а значит, именно ее читатели играют сейчас определяющую роль. В советские времена читателями были «молодые специалисты», зачитывавшиеся на работе книжками Стругацких, теперь предпочтения сменились. Это жизнь, она не стоит на месте.

Александр Конторович: — Боевая, сказочная, лит-РПГ и ромфант. Что сейчас определяет развитие российской фантастики? Возможность быть изданным и прочитанным. Увы, теперь это доступно не всем…

Милослав Князев: Знаете, мы наверное дожили до того дня, когда эти тенденции определяют не власти, не средства массовой информации, не издатели или авторы, а те, кто по сути и должен — читатели. Хорошо это или плохо — большой вопрос. В любом случае не бывает неправильных читателей, бывают ненужные им книги. Ведь читатель без книги как-нибудь перетерпит, а книга, которую не прочитали — сферический конь в вакууме. Её как бы и нет. И если раньше читателей пытались «воспитывать», то теперь уже не получится. Просто потому, что у них появилась свобода выбора. Не понравилась одна книга? Взял другую. Нет подходящей? Кликнул мышью и нашёл в интернете.

Владимир Ларионов: Безусловно, «Роскон» — это зеркало отечественной фантастики. Малость кривое, не без этого. «Роскон»  показывает, что отечественная фантастика есть. «Роскон» ярко демонстрирует, что в российской фантастике преобладают и востребованы развлекательные направления.

В первую очередь – девичье романтическое фэнтези.

Во вторую – «фантастическая история», т.е., история, которую создаёт сонм «попаданцев», засылаемых в прошлое  сонмом авторов. Российского читателя захлёстнул вал «попаданческой» фантастики. Шторм, инициированный ещё в начале девяностых чередой добротных и достаточно многоплановых романов ушедшего от нас в прошлом году Василия Звягинцева, не стихает. Это не «Роскон» показал, это я и так знаю.

В третью очередь  – магическое фэнтези разнообразного извода.

Что определяет развитие фантастики? Давайте уточним, на всякий случай, что мы говорим о литературной фантастике. Не о  кинематографе или компьютерных играх. Вопрос можно трактовать двояко, в зависимости от его прочтения. Допустим, российская фантастика развивается.  Влияет ли её развитие на что-нибудь? Не особо. На умы большинства россиян влияние фантастики пренебрежительно малО.

А что определяет развитие фантастики как таковой, т. е., что влияет на саму фантастику? Ответ простой – жизнь. Ситуация в стране, положение в науке, в образовании. Отношение людей к чтению. Почему, например, так популярно перекраивание прошлого России с помощью засылки в него «казачков» из настоящего? Думаю, виноваты не только издатели, приучившие читателя к определённому формату, к однообразной жвачке, произведённой по шаблону. Объяснение в том, что часть отечественных читателей (молодых и не очень) буквально жаждет хоть каких-нибудь побед, пусть это будут даже выдуманные виктории в придуманном прошлом.

Побед-то у нас  маловато, а воинственности –  хоть отбавляй…

Михаил Тырин: — Достаточно взглянуть на победителей, и четко видна тенденция – фантастика становится сортированным продуктом. Таким же, как лимонад или кефир. Витаминизированная фантастика, обезжиренная фантастика, диетическая фантастика, постная фантастика. Нисколько не умаляю талант лауреатов Роскона, речь лишь о тенденциях.  

Я не заметил никакого развития за последние 20 лет. Современный молодой автор умеет писать интереснее и живее, чем, например, Ефремов или Казанцев, но не умеет глубже, умнее, значимее.

Насколько итоги «Роскона» и других российских премий отражают вкусы читателей?

Юрий Бурносов: Как и любые литературные премии, литературные премии в России не отражают ровным счетом ничего. Где-то это случайность, где-то — протест, где-то — в самом деле условно демократический выбор, где-то — тонкий расчет, интриги-скандалы, козни организаторов...  Но в целом никаких выводов из очередного вручения делать я бы не стал. Хотя, грешен, на последние Росконовские награды сам повелся и поначалу несколько возмутился. А зачем, в самом деле?

Вадим Панов: Часто, но не всегда.

Александр Конторович: Думаю, что отражают весьма относительно. Что недостоверно — уверен на 90%. Читателей на Росконе не так-то уж и много и в, основном, это люди, которые туда приезжают давно. И имеют свои устоявшиеся предпочтения и любимых авторов.

Милослав Князев: Итоги любого конвента прежде всего отражают вкусы его посетителей, там где голосуют все участники, или вкусы комиссии, где решения принимаются узким кругом лиц. Соответственно, чем больше посетителей и чем больше у них возможностей влиять на решение, тем более такая премия совпадает со вкусами читателей в целом. Из всех известных мне литературных конвентов РосКон к этому ближе всего.

Владимир Ларионов: В какой-то мере отражают. Но любое голосование субъективно, как субъективен любой человеческий выбор. Даже если победителя определяет жюри – и тут от субъективизма никуда не денешься. Прибора, который умел бы беспристрастно оценивать качество литературного произведения, не существует, пресловутая Mensura Zoili, придуманная  Акутагавой, всё ещё не изобретена.

Как проходит голосование участников конвентов, вы и без меня знаете… Голосуют за всем приятных людей, часто даже не открывая написанных ими книжек. Но тем и хорошо фантастическое сообщество, что существуют разные премии,  с разными способами определения победителей. Например, на «Интерпрессконе» тоже голосуют участники конференции, но голосуют они, выбирая свои предпочтения из номинационного списка, который заранее составили «специально обученные люди» – номинаторы. Чтобы совсем уж не было стыдно за какого-нибудь «внезапного» лауреата. Кстати, на том же «Росконе» вручается премия «Фантаст года» — за тиражи. Участники и организаторы здесь ни при чём, к результату они отношения не имеют. Чистая математика, как раз вполне объективно отражающая вкусы читателей.

Михаил Тырин: — Здесь нет строгого соответствия. Некоторые премии даются профессионалами, другие читателями. Если не ошибаюсь, «Фантаст года» — премия за высокие тиражи – вот и отражение вкусов.

Есть мнение, что в 90-е российская фантастика умерла, когда «почила в бозе» школа советской фантастики. Вы согласны?

Юрий Бурносов: Российская фантастика, конечно, не умерла, она в реанимации, и даже не в  состоянии клинической смерти, так что горевать рано. Тем более в таком состоянии она довольно давно, но никак не с 90-х. Это как раз было прекрасное время, когда появилось множество интересных и самобытных авторов. В том числе сохранивших все то хорошее, что было в советской фантастической школе. Умирание началось где-то после 2005 года — я не литературовед и не критик, но для себя почему-то определил это примерно так.

Дмитрий Казаков: Нет, не думаю. Восемьсот книг в номинации «Роскона» — в этом году. Какая же это смерть?

Правда это жизнь не совсем такая, какой ее видели многие... отсюда и стенания.

Вадим Панов: Советская фантастика «почила в бозе» несколько раньше, почти без боя уступив читателей девятому валу переводной литературы, хлынувшей на нас в начале девяностых годов. Далеко не все те книги (и это еще мягко сказано) были шедеврами, и далеко не все шедевры, которые мы читали, оказались достойно переведены. То были странные времена, но именно тогда появилась российская фантастика: с одной стороны — наследница советской школы, с другой — внимательно изучившая тот литературный пласт, который по разным причинам был недоступен раньше. Российская фантастика получилась самобытной, и совершила то, на что оказалась неспособна советская — вытеснила из сердец читателей переводные книги.

Александр Конторович: — Не согласен. Российская фантастика есть и прекрасно себя чувствует.

Милослав Князев: Какую же тогда фантастику мы читаем теперь? Естественная смена поколений — вовсе не смерть. Были авторы, пишущие интересно, вне зависимости от темы и «школы». Были твёрдые профессионалы, способные писать на любую тему, которая интересна издателям-читателям. Если надо про трактор чуть лучше чем «Белорус», напишут про трактор, если нужен космический боевик, будет боевик. Тем, кто не смог или не захотел пришли на смену новые авторы, которым новые темы оказались ближе. Позже вслед за космическими сражениями на страницы пробрались эльфийские принцессы в кольчужных бикини и капсулы погружения в виртуальную реальность.

Владимир Ларионов: Российская фантастика существует. Как бы некоторые сегодняшние авторы не старались сделать свои произведения мультиуниверсальными, пригодными к употреблению на любом языке и в любой стране. От истории и реалий России никуда не денешься. Эти реалии не могут не влиять на творчество отечественных фантастов. Хороших фантастов.

И школа российской фантастики есть, пусть даже нет в живых Учителей (Ивана Ефремова, братьев Стругацких, Владимира Михайлова, Кира Булычёва и других). Их книги остались. Когда-то Достоевский сказал, что нет ничего фантастичнее действительности. Просто нужно  уметь оглядеться и правильно увидеть. К сожалению, у многих современных отечественных фантастов нет развития, нет той поразительной творческой эволюции, которую мы видим, например, знакомясь с произведениями Аркадия и Бориса Стругацких. Нынешние застряли в каком-то Дне сурка… Удручает и низкое качество текстов некоторых современных молодых авторов. Даже если они пытаются о чём-то интересном рассказать, читать это невозможно. Фантастику СССР в этом отношении, конечно, защищал мощный институт советской редактуры.

Есть ли своя, российская фантастика, то, что называется «школа». В чем ее отличие от других школ, в первую очередь, американской?

Юрий Бурносов: Отличие в том, что у нас меньше сюжетов делалось по жанровым стандартам. То есть там, где американский фантаст сделал бы так, наш непременно делал этак (я сейчас говорю про хороших, нормальных авторов). Нынче, к сожалению, все наоборот, нужные штампы тщательно просчитаны, собраны и использованы. Рядом с героем обязательно будет вертеться героиня, к примеру. Помню, когда мы с Витей Косенковым в свое время написали «Зеркало Иблиса», кто-то сильно удивился — как так, в книге нет женских персонажей!

Так что теперешняя фантастика как раз американизирована. И это следствие не только литературной экспансии, а еще и экспансии кинематографической. Скажем, отечественный хоррор — это почти всегда пересказ сотни раз виденных ужастиков категории «Б».

Я молчу, конечно, про сугубо родных наших попаданцев, тут мы впереди всей планеты, но это уже скорее патология, а не литература.

Дмитрий Казаков: Насчет «школы» мне судить трудно, я не могу оценивать явление, не имея возможности охватить его целиком... а 800 книг за год прочесть тяжеловато.

Александр Конторович: — Эта тема уже понималась не раз. Американская фантастика, если коротко, это описание пути ОДНОГО человека к вершине успеха. По трупам или по головам — все равно. Российская же, более социально ориентирована и чаще описывает человека среди ему подобных. Даже если это история одного героя — то и там он действует чаще совместно с другими людьми.

Милослав Князев: Очень хорошо, что слово «школа» вы поставили в кавычки. Всегда с большим подозрением относился к данному термину и понятию. Собралась узкая группа избранных и назначила другую группу. Теперь кто пишет так — школа. К счастью новые технологии позволяют читать то, что нравится, а не что пытаются навязать разные группы.

Михаил Тырин: — Ничего не знаю про «школы фантастики», и не думаю, что они вообще нужны. Автору нужна обычная литературная школа – грамотный язык, образный взгляд на мир, общая эрудиция, чувство меры и т.д.  А фантастика – это просто метод, один из способов мышления. Недаром ведь замечено, что когда мейнстримовский автор, даже заслуженный, пытается писать фантастику, у него получается наивняк. Примеров масса – от Айтматова до Акунина. Пример Толстого – скорее исключение.

Какие книги сегодня интересны читателю? Какие темы?

Юрий Бурносов: Если судить по тиражам — те, над которыми не нужно думать. Чтиво в метро, в дорогу, написанное максимально просто.

Дмитрий Казаков: Если судить по тиражам, то читателям интересен Сергей Лукьяненко и интересен «ромфант».

Плюс не стареет фантастическая классика, те же «Цветы для Элджернона» или «1984» продаются хорошими тиражами.

Определенный спрос есть на «патриотическую» фантастику, правда патриотизм видят все по-разному, кто как возвращение Российской империи, кто как новый СССР...

Александр Конторович: — Боевая — всегда найдёт своего читателя. Лит-РПГ — тоже, но там требовательность читателя ниже, её читает народ, который привык к «клиповому» мышлению. Ромфант — там требования вообще самые низкие — и таких людей много. А вот «вперед, к звёздам» — увы, «просела» очень сильно, и это совсем не радует.

Михаил Тырин: — Об этом лучше спросить у читателя. Я этим вопросом никогда не озадачивался и делал то, что мне самому хотелось делать.

Какое ближайшее будущее сегодня рисует «фантастика ближнего прицела» (т.е. та, где события происходят в недалёком будущем, либо в наше время — с небольшими фант. допущениями) ?

Юрий Бурносов: Не могу сказать, что я большой специалист — как я выше заметил, я просто читаю довольно мало современной российской фантастики. По тому, что попадалось или советовали — ничего хорошего нас не ждет. Или вирус, или инопланетяне всех поработят и станут есть помаленьку, или Америка нападет, или мы на Америку нападем... Не то чтобы я против, просто констатирую факт.

Дмитрий Казаков: А самое разное, вариантов масса, можно выбрать любой по вкусу.

Разве что выбирать придется скорее всего из негативных веток развития, разного рода постапокалипсиса: зомби, нашествие чужаков, экологическая катастрофа, ядерная война...

Позитив почти не просматривается, и я коллег за это не виню. Сам его не вижу.

Вадим Панов: Основные «магистрали» ближайшего будущего давно известны и тогда же описаны: это война, мир или некая глобальная катастрофа — пандемия, врезающийся в Землю астероид, глобальное потепление или похолодание. В силу понятных причин, наиболее вероятными вариантами будущего являются первые два, а если говорить обо мне, то хочется мира, потому что война красива лишь в дорогостоящих боевиках 3D и совершенно отвратительна в реальности. Мир тоже может быть разным: мир успешной экспансии человека на другие планеты, как у Сергея Павлова в «Лунной радуге», или пресыщенный, дошедший до «последнего смартфона» мир потребления в «Анклавах». К сожалению, безумная жажда власти и золота либеральных глобалистов, вряд ли приведет человечество к светлому будущему советского мечтателя.

Александр Конторович: — Увы, ничего хорошего она не рисует — предпосылок к этому никаких нет. Учимся собирать автомат Калашникова…

Милослав Князев: Когда почти все мечтали стать космонавтами, фантастика ближнего прицела отправляла читателя на Марс и Венеру или даже в экспедицию к Альфе Центавра. Когда читали о монголо-татарском иге, многие мечтали встретить орду с пулемётом. Не там ли лежат корни попаданческой фантастики? Сейчас люди мечтают о новой модели телефона. Не удивительно, что в ближнем прицеле оказались капсулы с полным погружением в виртуальную реальность, то есть в те самые игрушки, которые стоят на многих телефонах.

Владимир Ларионов: Современная «фантастика ближнего прицела» обычно занимается вещами, связанными с развитием информационных и коммуникационных технологий, обыгрывает приключения в виртуальной реальности. Я бы предпочёл, чтобы отечественные фантасты не уходили в виртуальность, не «улучшали» безвозвратно ушедшее прошлое, а больше внимания  уделяли вызовам будущего. Чтобы фантасты попробовали ответить на вопрос: «Куда мы идём?» Чтобы они подумали о возможных вариантах грядущего и описали это грядущее с достоверным оптимизмом.

Михаил Тырин: — Скажу честно, я теперь читаю мало фантастики, поэтому всех направлений не вижу. Сам же, как автор, вижу будущее, где правящий класс делает все, чтобы максимально контролировать плебс. Кормит, следит, поощряет, наказывает, удерживает в уздечке любыми способами, в том числе с помощью достижений науки и техники. Мир делится на загончики, огражденные проволокой под током, где мы мирно пасемся.

Научная фантастика всегда отчасти моделировала основные направления развития человечества. Есть ли такие «магистрали» в современной российской фантастике?  Какие они?

Юрий Бурносов: Насколько я понимаю, у нас сейчас нет научной фантастики, так откуда магистрали? Нет, мне показывали несколько книг, которые принято хвалить, якобы это такая «новая НФ», «наконец-то прорыв», но я там ничего достойного внимания не нашел. В том числе не нашел и НФ.

Дмитрий Казаков: Ответить на этот вопрос может тот, кто читает всю отечественную НФ.

Я к таким людям не отношусь.

У нас есть интересные НФ-авторы, но вычленить «магистрали» в их творчестве мне сложно.

Александр Конторович: — Есть. Стремительно растёт количество поклонников «клипового» мышления, народу реально лень думать — требуют предварительно всё тщательно разжёвывать. Меняется сам подход к получению информации. Скорость ее получения в настоящее время этому, увы, способствует — народ к такому привык. Из прочих пока ничего, столь явно выраженного, пока назвать не могу.

Милослав Князев: Разве? Скорее угадывала. Учёные же потом в лучшем случае использовали придуманные фантастами термины для названия своих изобретений. Поскольку сам я пишу больше фэнтези, то предугадывать не возьмусь.

На «Росконе» проводилась шуточная битва женской и мужской фантастики. Кто победил? И чем отличается мужская фантастика от женской?

Юрий Бурносов: Даже не в курсе. Специально смотреть не полез, но думаю, что женская фантастика. Их больше, и авторов, и аудитория, и они сплоченнее, хотя казалось бы. Если ошибся — значит, я не прав ))

Про, так сказать, количественные отличия я сказал. Качественные — в том, что мужская фантастика всегда серьезнее, тщательнее, честнее, что ли. Это если в среднем некий срез взять. Вот сейчас авторессы на меня обидятся, но хороших фантасток не только я, а любой вспомнит навскидку пять. Ну, десять. С мужчинами-фантастами все же дела обстоят куда лучше, там серьезный выбор есть, на все вкусы. Опять же простите, если кого обидел, как говорит Володя Березин.

Дмитрий Казаков: Победила дружба.

В идеале мужская от женской не отличается ничем – кто назовет Урсулу ле Гуин автором книг для женщин или Фрэнка Херберта автором книг мужской фантастики?

На уровне современной российской фантастики – это четкое разделение по сериям, есть серии для девушек, это ромфант, есть для мужуков – это всякого рода фантбоевики.

Но умение писать не зависит от пола автора вообще никак.

Вадим Панов: Победила, как обычно, дружба, однако дискуссия получилась интересной, насыщенной и даже — иногда, — резкой. Романтическое фентези «зверь» для нас новый, немного неожиданный, но все мы прекрасно понимаем, что после «Сумерек» и «Всех оттенков черного», истории «безумных чувств» обязательно примерят на себя костюмы магов и прекрасных принцев. Ведь по сути, романтическая фантастика есть сказка, а сказки тяготеют к необычному антуражу.

Александр Конторович: — За явным численным перевесом — женская. Голосов оказалось больше, как впрочем, и участниц дискуссии. «Мужская» — более конкретная и точная в описании событий, более логичная и стройная. «Женская» же, крайне импульсивная, оперирует больше чувствами и возвышенными идеями, на опускаясь до таких мелочей. В подробности там обычно не вдаются, и какая-либо детализация встречается разве что в описании внешнего вида и мыслей героини, нежели в действиях и обстановке.

Милослав Князев:  я присутствовал  на большей части этой битвы, но ближе к концу ненадолго вышел и пропустил самое главное. Однако девушки мне потом рассказали, что победили именно они. Ну а отличия в мечтах. Женщины пишут о том, о чём мечтают девочки, а мужчины, соответственно, описывают мечты мальчиков. Заметьте, я специально сказал о чём, а не для кого. Женщины часто читают мужскую фантастику, как и мужчины женскую.

Влияет ли на фантастику развитие высоких технологий, если, да, как?

Юрий Бурносов: Не настолько, насколько кажется. Они влияли во времена паровозов, дирижаблей, аэропланов, потом — освоения космоса, ядерной энергии, далее с компьютерными технологиями был всплеск, с клонированием. Сейчас ничего такого эпохального не предвидится, потому и влияние увяло. Ну, искусственный интеллект. Ну, Илон Маск чего-то запустил, или не запустил. Такое впечатление, что беспроводные наушники от Эппл вызывают куда больший интерес, но на фантастику они не особо влияют.

Дмитрий Казаков: Развитие технологий на фантастику влияет, ибо фантасты неизбежно описывают технологии в своих текстах, и нынешние авторы могут писать о том, что Лем со Стругацкими представить не могли.

Вадим Панов: Тут как раз та ситуация, когда фантасты еще могут говорить: «А мы это предсказывали! А мы об этом писали! А вы еще этого не придумали!» Технологии, естественно, не поспевают за фантазией, но глядя на то, какой темп взяли некоторые научные направления, я не удивлюсь, если вскоре окажется, что «в железе» воспроизведено все, что выдумали писатели, и нам, фантазерам, придется грызть карандаши, в попытке изобрести нечто новое и невообразимое.

Александр Конторович: — Да, и тому свидетельством снижение тиражей. И в области е-книг, к сожалению, хвастаться нечем — пираты цветут и пахнут. А борьба с ними зачастую имеет место лишь на бумаге. Я сам немало времени потратил, чтобы найти себе такого литагента, чтобы отслеживал ещё и эти вещи. Нашел — и берегу! Да и немыслимый вал графомании, которая захлестнула весь интернет, тоже очень сильно влияет на работу. Глядя на то, как некоторые авторы-скорописы ваяют свои «нетленки» у многих, по-настоящему серьёзных авторов просто руки порою опускаются! За этими скорописами попросту не угнаться — те по пять-шесть книг в год легко выдают. Нимало не заботясь о качестве и содержании. Хуже всего, что некоторые такие вещи (просто по закону больших чисел) попадают и в печать! Да, они редко куда-то уходят дальше мусорной корзины после первого же прочтения — но они есть! Такому скоропису можно заплатить копейки, да и отбросить потом в сторону за ненадобностью. План по выпуску книг выполнен, какая-то прибыль получена… зачем тогда ждать человека, который пишет по одной книге в год?

Милослав Князев: На этот вопрос я ответил выше. Новые технологии влияют на наши мечты, а они в свою очередь на фантастику.

Михаил Тырин: — В современности – довольно слабо. Первый полет в космос повлиял, ядерная физика повлияла, а сейчас нет фундаментальных открытий. Тем не менее, фантастика изучает, как цифровые технологии меняют социум. Этому посвящен, например, британский сериал «Черное зеркало». Но в отечественной книжной массе решающим фактором остается меч или автомат Калашникова, а не сотовый телефон.



Тэги: Роскон


1000
просмотры





  Комментарии


Ссылка на сообщение10 мая 2017 г. 17:55
Изо всех высказавшихся мне ближе всего позиция Ларионова. Практически на 100%.
свернуть ветку
 


Ссылка на сообщение11 мая 2017 г. 10:21
Ларионов очень трезво и разумно судит, согласен.


⇑ Наверх