Рассказ одного из самых заметных мастеров «серебряного века» Фёдора Сологуба (1863-1927) Тени (1896), публиковавшийся также под названиями «Свет и тени», «Тени и свет».
Творчеству Сологуба вообще свойственна болезненность: семейно-бытовая история мальчика, который увлёкся книжкой о примитивном театре теней и стал плохо учиться в школе, записанная тёмным пером мастера, превращается в мрачный социальный рассказ о бесцельной трате жизни, эскапизме, попытке спрятаться в собственном мирке и невозможности из него выйти («везде стены»). Рассказ тяготеющий к хоррору. Теневые фигуры предстают щупальцами извечной тьмы, пиявками, вытягивающими из людей жизнь и надежду.
И безумие кажется желанным и блаженным.
Рассказ включался в антологии «мистики серебряного века», хотя к мистике он имеет лишь косвенное отношение. Но описания теней и ощущение безысходности заставляют вспомнить о «Двойной тени» Кларка Эштона Смита. Во всяком случае, у меня история Сологуба вызвала эмоциональные ассоциации именно с этим выдающимся рассказом.
цитата
Мама прошлась несколько раз по комнате. Она заметила, что за нею на полу движется ее тень, и — странное дело! — первый раз в жизни ей сделалось неловко от этой тени. Мысль о том, что есть тень, беспрестанно приходила ей в голову,- но Евгения Степановна почему-то боялась этой мысли и даже старалась не глядеть на теньА тень ползла за нею и дразнила ее. Евгения Степановна пыталась думать о другом,- напрасно.
Она внезапно остановилась, бледная, взволнованная.
— Ну, тень, тень! — воскликнула она вслух, со странным раздражением топая ногами,- ну что же из того? что же?
И вдруг сразу сообразила, что глупо так кричать и топать ногами, и притихла.
Она подошла к зеркалу. Ее лицо было бледнее обыкновенного, и губы ее дрожали испуганной злобой.
«Нервы,- подумала она,- надо взять себя в руки»
Традиционно — мой фан-арт (точнее — эскиз для фан-арта).
«Тень является как бы душой всех вещей, проекцией их глубокой внутренней сути, проявлением скрытых значений» (С. Грабинский).
Рассказ Елены Щетининой, современного российского писателя-фантаста и критика, Лягушка прожорливое брюшко (2016).
Рассказ опубликован в антологии «Самая страшная книга 2017», а затем в антологии «Самая страшная книга: Лучшее».
Если депрессивный Сологуб превратил в кошмар историю о нерадивом ученике — Носов или Драгунский написали бы на эту тему весёлые повести о пионерах, помогающих товарищу встать на путь исправления, — то Щетинину вдохновила на жуткий рассказ строчка из детской песенки.
Недавно я писал о «Веерном отключении» Алексея Провоторова. Рассказ Щетининой — ещё один прекрасный пример «хоррора спальных районов», «хоррора квартирного». Ужас таится в самых обыденных вещах и действиях. События в таких произведениях происходят на ограниченном пространстве — «ареной» становятся знакомые всем типовые «двушки», «трёшки» и «однушки», детские площадки, однообразные дворы спальных районов (уже только в этом однообразии скрываются семена хоррора) и автору остаётся только бросить все силы на создание атмосферы. Жуткий рассказ. Тревога за ребёнка перерастает в паранойю и оборачивается неожиданным финалом.
цитата
И тут раздался звонок.Громкий, особенно в тишине крепко спящего дома, он истошно трещал, визжал и переливался.
– Те-е-е-етьли-и-и-ис! – захныкал за спиной невесть откуда появившийся Кирюша.
Он стоял, закрыв уши руками, и раскачивался из стороны в сторону.
– Те-е-етьли-и-ис, голове бо-о-о-обольно!
– Сейчас… – растерянно забормотала Алиса, оглядываясь по сторонам. – Сейчас-сейчас…
Всю стену рядом с входной дверью закрывал самодельный шкаф-купе, сделанный, видимо, еще в нищие девяностые каким-то местным умельцем. Именно оттуда и доносилась разрывающая голову трель звонка.
Алиса притащила из кухни шаткий колченогий табурет и вскарабкалась на него. С трудом удерживая равновесие, она стала выкидывать с антресолей пустые обувные коробки, какие-то тряпки, старые резиновые перчатки – весь тот мусор, что копится годами до первого же переезда, затем любовно пакуется «на всякий случай» и в итоге остается единственным, что достигает нового места жительства без потерь.
Наконец она добралась до дребезжащей (казалось, что та даже ходит ходуном) белой коробочки и, вцепившись, рванула на себя. Трель захлебнулась, из распотрошенной дырки в стене расщеперились разноцветные проводки.
– Ну вот и все, – тяжело дыша, сказала Алиса Кирюше. Сама она не очень верила этим словам, но упорно повторила: – Ну вот и все.
Тот отнял руки от ушей и улыбнулся.
– Ура! – тоненько пропел он. – Тетьлис, вы победили его!
– Давай-давай, – она легонько подтолкнула его к комнате. – Иди ложись спать.
Обнимая мирно посапывающего Кирюшу, она прислушивалась к звукам за дверью. Что-то шуршало там, в полумраке. Шуршало негромко, отрывисто, с паузами.
Только под утро она поняла, что это было.
Кто-то упорно продолжал нажимать на кнопку теперь уже немого звонка.
цитировать
свернуть ветку
рад, что интересно
