Сегодня — «Полтава» (около)юбилейного 1948 года. Художник — К.Рудаков.
Даю библиографическое описание из каталога-справочника:
Дополнение к библиографии: тираж 50 тыс. экз., цена 7 руб. 80 коп.
Полностью отсканированная книга в свободном доступе выложена на сайте РГДБ: https://arch.rgdb.ru/xmlui/handle/1234567....
Художник на Фантлабе есть (https://fantlab.ru/art1508). Книга теперь на сайте есть (https://fantlab.ru/edition253883).
Книга претендует на то, чтобы считаться подарочным изданием. Есть оформление, которое делал не Рудаков, а другой художник.
Вот элементы этого оформления. Посредственно, что тут ещё сказать.
С Рудаковым мы неоднократно встречались в связи с «Евгением Онегиным» (тут, тут и тут). Там чётко различались до- и послевоенный периоды в творчестве художника. «Полтава» — период послевоенный. Сюита иллюстраций производит неоднозначное впечатление. Как-то не по душе художнику эта история.
Рудаков — мастер портрета. В завязке поэмы (Песнь первая) он в основном в портретах отражает характер персонажей: Мария, Мазепа, Кочубей, Пётр (портрет Петра с фронтисписа в этот ряд добавил). А уж по характеру можно предугадать будущие поступки персонажей.
Для сюжетных картинок Рудаков избирает те же эпизоды, что и многие другое иллюстраторы: Бегство Марии и Гонец к царю. Эти картинки у Рудакова особого впечатления не производят: о чём-то он другом думает, сюжет формально отрисовывает.
Разговор Марии с Мазепой тоже многие иллюстраторы отображают. Но они почти всегда рисуют две первые стадии разговора: упрёки Марии и/или признание Мазепы в сепаратизме. А было ещё и окончание разговора: Мазепа допытывается у Марии, кого она выберет в случае чего — его или семью (отца Марии в это время пытают в застенках по соседству). Мария вынуждена сделать выбор в пользу Мазепы. Вот Рудаков, видимо, эту третью стадию разговора изображает, когда Мазепа ломает волю Марии. Тем самым, тема украинского сепаратизма у Рудакова отражения не получает — художник и здесь ушёл в психологию личных отношений героев.
Ещё одна сцена, традиционная для иллюстрирования. И снова Рудаков её формально отображает.
Ничего не понимаю! Одна картинка с Петром на фоне движущихся колонн — это вся военная линия у Рудакова. Мы-то «Полтаву» как жизнеутверждающую повесть воспринимаем благодаря описанию военного триумфа Петра. Графически здесь надо изображать ликующего русского царя, болезненного шведского короля, ну и «швед, русский — колет, рубит, режет». А вот Рудаков не хочет всего этого рисовать, тем самым отказывая мрачноватой поэме в каком-либо проблеске.
Опять сцена традиционная, нарисована без блеска.
Всё то же самое...
Да, Рудакова занимал в «Полтаве» другой вопрос. Царь Пётр на обложке и на фронтисписе — значит, его художник назначил главным героем поэмы. Это не редкость для иллюстраторов. Но все рисуют в этом случае царя-триумфатора. А Рудаков рисует другого царя. В тексте Третьей песни у художника дан ещё один портрет Петра. И вот этот портрет всё объясняет.
Из всей сюиты иллюстраций к «Полтаве» этот портрет самый тиражируемый. Точнее, только его и вспоминают из всей сюиты. Портрет Петра из Третьей песни — очень сильная иллюстрация. И необычная для «Полтавы». Поэтому его часто приводят для контраста с другими прочтениями поэмы.
Все портреты немного разные, рисовал их Рудаков без конца (обозначен даже в одном случае 1949 год, т.е. Рудаков продолжал совершенствовать рисунок уже после выхода книги). Но концепция не меняется. Пётр измученный, нервный и, пожалуй, немного безумный — это маньяк (одержим одной идеей, какова бы эта идея ни была). Пётр-истукан. Образ страшноватый и притягательный.
Возможно, этот портрет Петра — вершина Рудакова-портретиста. Немаловажно ещё и то, что Рудаков в этом случае шёл против господствующего в позднее сталинское время (да и потом тоже) культа Петра Первого как безгрешного политика и человека.
Понятно, что все прочие картинки к «Полтаве» только отвлекали художника от образа Петра — Рудаков сам, наверное, стал немного одержим своей манией. В общем, у Рудакова получилась очень слабая сюита в целом и гениальный рисунок с Петром, который один выразил оригинальное для нашей графики прочтение «Полтавы» как тягостной и беспросветной повести о безжалостном времени в эпоху великого царя.