Фокин А. А. Образы коммунистического будущего у власти и населения СССР на рубеже 50-60-х гг. XХ века (2007)

Данная вещь была мною замечена в далеком уже 2013 году на сайте Ассоциации футурологов (как раз тогда на ресурсе была опубликована моя статья о технокоммунизме). Заинтересовало название и краткая информация об, очевидно, капитальном исследовании. Прежде всего, заинтриговали три чудесных слова «образы коммунистического будущего», а также тот факт, что затрагивался период рубежа 1950-х – 1960-х. Именно в это неполное десятилетие в силу ряда причин бытовал некий культ прогресса, гуманистического оптимизма и освоения космоса (кстати, не только в СССР, но и на Западе, хотя со своими особенностями). Ко всем прочему мне импонирует эстетика тех лет. Скачав файл, я время от времени вспоминал о нем, но до ознакомления в силу обстоятельств руки не доходили почти семь лет. И вот, время пришло.

Автор – кандидат исторических наук, преподает в Челябинском госуниверситете, имеет свой сайт, известен благодаря интервью, роликам на ютубе и другим сетевым материалам. На основе диссертации им была опубликована книга с немного измененным названием «Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950-1960-х годов (2017), а также с десяток статей так или иначе связанных с заявленной темой. Он также является автором викистатей о мобилизационной экономике и Третьей программе КПСС, в которых развиваются тезисы диссертации.

Даже не сформулирую точно, что субъективно ожидалось от этой кандидатской, — наверное, какая-то теоретическая основа или хотя бы научные, исторические параллели с темой собственных поисков в области научной фантастики, футурологии и философии по теме коммунистической утопии. Что было найдено в этом исследовании, и соответствовало ли все это ожиданиям? Попробуем разобраться.

Книга посвящена Третьей Программе КПСС, принятой в 1961 году на ХХІІ съезде партии. Именно этот документ нередко воспринимается как наиболее утопический нехудожественный текст в истории СССР. Первая программа РСДРП была составлена еще до 1917 года вторая – вскоре после него; оба документа отражали план взятия власти и строительства нового государства. Как указывает автор, до 1960-х годов составление нового программного документа было подготовлено всем ходом партийного развития и если бы не война, подобный артефакт эпохи мог возникнуть еще в 1940-х. В представлении Фокина конец 1950-х – начало 1960-х – это своеобразный аналог 1920-х с его ожиданиями коммунизма, который «не за горами»; эти два периода противопоставляются «государственническим» периодам сталинизма и брежневского застоя. Если для первых доминантными были «утопические» темы, мобилизационные мотивы и, соответственно, программные документы партии довлели над Конституцией СССР, во время же вторых все носило противоположную направленность.

Итак, условные хронологические рамки – от 1956 (знаменитый ХХ съезд партии) до 1964 года (отстранение Н. С. Хрущева от власти). Территориальные рамки еще более условны (Европейская часть РСФСР), так как речь, прежде всего, идет обо всем СССР, как общественно-историческом феномене.

Фокин рассматривает историю создания Третьей Программы КПСС, а также останавливается на самом ХХІІ съезде. Именно этот документ предполагался быть основой новой Конституции СССР 1964 года, которая по известным причинам так и не была принята. В целом, говоря об образе «властного» коммунизма, представлении о нем сверху, автор с задачей справился. На основе источников довольно обстоятельно разобрано, как же хотели построить коммунизм к 1980 году и чего ожидали от населения в этой связи. Определенное внимание уделено 12 советским заповедям – «Моральному кодексу строителя коммунизма», который стал составной частью Третьей Программы.

Анализировать Третью программу как исторический источник автор начинает из самого понятия «коммунизм». Очевидно, Фокин не посчитал нужным всерьез разобраться в основополагающем для своей диссертации понятии. Четких описаний будущего мироустройства у классиков марксизма действительно нет (никто из них не желал скатываться в утопическое мечтательство), однако ограничение своих поисков цитированием или пересказом пары известных мест у Ленина (в основном из «Государства и революции»), Маркса с Энгельсом, незаслуженно большое внимание, уделенное изыскам Сталина, выглядит явным поверхностным моветоном. Делая обзор о дефиниции коммунизма просто необходимо было указать по-настоящему важное место из «Немецкой идеологии». Коммунизм — это «не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние». Согласно Марксу коммунизм представляется не как обычная формация (!), а как глобальное движение, поэтапно устраняющая противоречия, которые достались ему от предыдущих формаций к подлинно человеческому, обобществленному общению, не опосредованному производственными отношениями. Коммунизм, как движение к обратному отвоеванию подлинно человеческой сущности, искаженной классовым обществом, сам по себе не является целью человеческого развития или формой бытия. Это движение стремится к освобождению «человека в человеке». Коммунизм («практический гуманизм») ведет к положительному гуманизму, к подлинно человеческой жизни и отталкивается сам от себя, уже не будучи противопоставлением снятию частной собственности. Именно тогда гуманизм перестает быть абстрактно-нравственной категорией и становится реальной практикой человеколюбия и потребностью взаимного бытия (это уже из «Экономическо-философских рукописей 1844 года»). Ну да ладно, не буду никого грузить махровым диаматом, скажу лишь, что из-за фактического отказа от анализа основы основ, Фокин нередко всерьез ретранслирует ошибочные обывательские стереотипы о коммунизме, как конечном пункте развития истории и об «идеальном обществе без противоречий».

Не обходит автор и тему художественного восприятия коммунизма в этот период. Речь прежде всего о научной фантастике. И тут снова разочарование – немногословные рассуждения о «Туманности Андромеды» Ефремова, упоминание о творчестве Стругацких и… все. Фокин лишь немного подсластил пилюлю тем, что назвал ряд некоторых неизвестных для меня авторов.

Не понравилась упрощенная трактовка образа космонавта в искусстве и агитпропе СССР («некий супермен»). Катастрофически мало места уделено теме освоения космоса, ее восприятия населением.

Образы коммунизма среди населения анализируются на основе писем, поступавших в редакции СМИ того времени с целью внесения своих предложений по поводу текста Программы. К этому разделу в принципе замечаний нет, довольно интересный и информативный материал.

Далее автор исследует феномен упрощенного, потребительского понимания коммунизма. Это когда во фразе «От каждого по способностям, каждому по потребностям» игнорируется первая часть и подчеркивается вторая. Очевидно, с целью разъяснить понимание многими советскими людьми коммунизма как изобилия, анализируется такой неожиданный источник как «Книга о вкусной и здоровой пище» (в рассматриваемый период вышло два издания).

Рассматривается еще одна нетрадиционная в данном контексте тема — юмор и отражение в нем образа коммунизма. Вызывает, однако, недоумение тот факт, что за бортом исследования остался целый пласт более важных аспектов, без которых сформировать полное представление об образах коммунизма невозможно. Нет анализа, т.н. коммунистической архитектуры, изобразительного искусства (например, всем известных советских мозаичных панно с соответствующими сюжетами), темы спорта (формирование всесторонне развитого коммунистического человека), изобретательства и технического творчества (тут, думаю, связь понятна), интернационализма, мира и т.п.; о плакатном искусстве вспоминается вскользь и лишь в связи с отражением в нем тематики Третьей Программы.

Но больше всего вопросов вызвал последний подраздел, где анализируется такой «исторический источник», как анекдоты. Во-первых, сомнительна целесообразность наличия подобных источников в историческом, а не филологическом исследовании. Во-вторых, мы не можем быть уверены в хронологическом соответствии рассматриваемому периоду анекдотов (матерные частушки в работе тоже наличествуют), собранных и изданные уже в наше время. В-третьих, невосприятие (я не говорю сейчас о негативном образе) коммунизма как такового, которое присутствует в части анекдотов, вообще выходит за рамки темы исследования. Ведь речь об образах, а не о безОбразии.

Даже приводя такую источниковую базу, автор нередко манипулирует в своих выводах:

цитата

«Что нового внес Хрущев в научный коммунизм? — Мягкий знак после "з"»

Последний из приведенных анекдотов представляется наиболее концептуальным, поскольку основой его являются особенности речи Н.С. Хрущева: в этом «мягком знаке» сконцентрирована вся ирония по отношению к коммунизму, который в устах его главного «строителя» превращается в «коммунизьм».

«Концептуальный» вывод Фокина сделан о самом коммунизме, в то время, как анекдот очевидным образом лишь иронически обыгрывал отсутствие теоретических новаций от Никиты Хрущева.

Хоть книжка по мотивам этой диссертации и получила премию от фонда Михаила Прохорова, явной тенденциозности или необъективности автор, по крайней мере, в диссертации, не высказывает. Есть, правда, время от времени появляющаяся своеобразная междустрочная ирония или попытки ее как-то проявить, а также переключение от темы скепсиса по отношению к возможности построения коммунизма в 20-летний период на тему скепсиса к коммунизму как таковому. Ну и «метафизические отступления», «эсхатологические трактовки», «социально-психологические вставки», которые не совсем к месту при рассмотрении подобной темы.

Итог. Для общего развития читабельно и даже познавательно, но со своей ложкой дегтя. Автору есть еще куда расти в научном плане и что исследовать. К сожалению, многие проблемы, связанные с темой, остались нераскрытыми или только намеченными.