Четыре поэта — четыре стиха

<tr>

<td>

</td>

<td>

</td>

<td>

</td>

</tr>

<tr>

<td>

The footfalls of the parting Myrmidons

And countercries of leaguer and of town

Are hushed behind her as the silks drop down;

Alone she stands and wonderingly cons

Heads circleted with gold or helmed with bronze;

Higher her eyes, from crown to loftier crown,

Creep, till they fall, nigh blasted, at the frown

Of Argos,—throned in his pavilions,

And mid his captains wrathfully aware

How the plague smites the host, how by the sea

Beyond the ships, with vengeful prayer and oath,

Rages the young Achilles; of whose wrath,

Innocent, ignorant, a captive, she

Sees but the dropped staff on the voided chair.

</td>

<td>

</td>

<td>

Мирмидоняне скрылись за спиной,

Шум города и лагеря умолк,

Когда за нею опустился шёлк.

Она одна стоит... Пред нею — строй

Людей; на головах у них блестит —

То злато с бронзой. Взгляд на этот полк

Она стремит всё выше — главный волк

Среди других царём шатра сидит.

Хоть в окруженьи полководцев, он

Всё знает: к войску уж пришла чума;

Смельчак и молодой герой Ахилл

Пришёл во гнев, с проклятьем возопил.

Ей невдомёк — ведь пленница сама

Лишь видит посох, брошенный на трон.

</td>

</tr>

</table>

<tr>

<td>

Roland is dead, Cuchulain's crest is low,

The battered war-rear wastes and turns to rust,

And Helen's eyes and Iseult's lips are dust

And dust the shoulders and the breasts of snow.

The faerie people from our woods are gone,

No Dryads have I found in all our trees,

No Triton blows his horn about our seas

And Arthur sleeps far hence in Avalon.

The ancient songs they wither as the grass

And waste as doth a garment waxen old,

All poets have been fools who thought to mould

A monument more durable than brass.

For these decay: but not for that decays

The yearning, high, rebellious spirit of man

That never rested yet since life began

From striving with red Nature and her ways.

Now in the filth of war, the baresark shout

Of battle, it is vexed. And yet so oft

Out of the deeps, of old, it rose aloft

That they who watch the ages may not doubt.

Though often bruised, oft broken by the rod,

Yet, like the phoenix, from each fiery bed

Higher the stricken spirit lifts its head

And higher-till the beast become a god.

</td>

<td>

</td>

<td>

Роланд уж мёртв, Кухулин также пал,

Сам дух войны повержен до сих пор;

Изольды губы и Елены взор

Померкли, и огонь из них пропал.

В лесах не стало фей, дриад уж нет

Среди дерев; не вострубит Тритон

Над нашими морями. Авалон

Далёко — спит Артур там много лет.

Травою вянут древние стихи

И тлеют, словно старое тряпьё.

Все те поэты — просто дурачьё,

Кто памятник мечтал свой возвести.

Ведь вянет всё, но человечья суть

Не просто увяданья ждёт — она

Ведёт с тех пор, как в мире рождена,

Борьбу с Природой, чтоб найти свой путь.

Везде война, и в битвах слышен клич

Берсеркеров. Природа, между тем,

Частенько восстаёт: напомнить всем,

Какой в её руках хранится бич.

Хватает же Природе и потерь,

Но фениксом из пламени встаёт.

Главу всё выше, выше вознесёт,

Пока не сделается богом зверь.

</td>

</tr>

</table>

<tr>

<td>

(To Gene Day)

The road was narrow: rocky, rough terrain.

The car in front lurched on. The shadows fell

Across its path. The moon began to wane.

The trees looked like lost souls exiled from hell.

There was no way to pass the other car.

The road did not have space for two abreast.

Our lights were dim, and did not carry far

As we drove toward the town of Devil's Nest.

The weary miles went by. My Model T

Choked once or twice as though its trip was through.

I wondered how much longer it would be

Before we reached a town long overdue.

And then I saw an open space ahead.

I gave my car the gas to gather speed

So I could get to town and go to bed

To find the sleep for which I had such need.

I did not sleep that night, or nights to come,

Nor have I been that road for fifty years:

I passed the car, then drank a pint of rum

As I raced on to try to kill my fears.

There was no one inside the other car—

Only two hands, both severed at the wrists,

Had held the road through jolt and bump and jar:

Only two hands, two ghastly bleeding fists.

</td>

<td>

</td>

<td>

(Джину Дэю [2])

Узка дорога — каменный проезд.

Неспешно впереди машина шла.

Луна за тучи скрылась — тень окрест.

Деревья адская укрыла мгла.

Машину предо мной не обойти,

Здесь всё же не разъехаться вдвоём.

Светили наши фары тускло. Мы

Стремились в город Дьяволов Притон.

Минули мили. Мой автомобиль

Споткнулся раза два иль три, совсем

Заглохнуть будто он теперь решил.

Где город? — вдаль глядел я между тем.

Свободное пространство! Жму на газ,

Ускорить чтоб автомобиля бег.

Вот-вот объеду этого сейчас,

А дальше город — там найду ночлег!

Той ночью — и не счесть ночей ещё! —

Не спал я. Той дорогой не ходил

С полвека. Только обогнал его,

И в городе страх в роме утопил.

В машине, что я обошёл в пути, —

Всё пусто. Та картина мозг прожгла:

Лежали на баранке кулаки —

С отрубленных запястий кровь текла.

</td>

</tr>

</table>

<tr>

<td>

Cool, your hair drifts like water,

As you move in this ancient sunrise dance

Which began with the first girl at the first well,

Her arms and yours like the necks of swans,

Twining the red pitcher.

This is how I shall remember you all my life.

This clear crystal daybreak thing,

After the night's sharing, the lamp, the dark,

The shelter of love.

So, in the wine-press of battle,

Trampled into a strong drink for death,

So in the marshes, and the bitter places,

In the rusty tents,

Hungry and thirsty, far from all wells,

And afraid,

So in pain and loss, so in dying, if some god wills it,

I will remember you, and your floating hair,

Turning and smiling, you, lifting the red pitcher from the well,

Like a dream not vanished with sleeping.

You must not weep now

That the charm of ivory you are pressing into my palm

Is too little.

It was so simple for you to give me something beautiful

To carry forward to the world's end.

It was so simple for you to give me something beautiful.

</td>

<td>

</td>

<td>

Твои волосы как вода,

Когда кружишь в древнем танце восхода,

Что начат был первой девой у колодца

Первого, а руки её и твои

Оплели красный кувшин.

Так и помнить буду тебя всю жизнь мою.

Чистый хрустальный рассвет

После атаки ночи, лампы, тьмы —

В укрытье любви.

Такую тебя, в сраженьи,

Почти что превращённую,

Как виноград в вино под прессом

Превращается; такую —

В болотах и старых шатрах,

Жаждущую,

Во страхе от боли, потери; коль только

Бог захочет, запомню тебя и улыбку

Твою; тебя, которая тянет кувшин из колодца, —

Как сон, что не исчезнет в яви.

Не плачь же теперь,

Что чары твоей белой ладони в руке моей

Столь малы.

Тебе так просто было подарить мне красоту,

На край света чтобы унести.

Тебе так просто было подарить мне красоту...

</td>

</tr>

</table>