 |
|
Минск: Совершенно мерзкий, если говорить о сюжете, никчёмный рассказ, написанный в очень живой, раскованной манере, очевидно, с целью хоть как-то прикрыть, приукрасить дебилизм происходящего. Описано специфическое развлечение учеников медицинского колледжа — откармливание клеща (кликуха Чак Берри, сокращённо Чакбер), снятого с собачьего уха, до размеров арбуза. Никакого отношения к фантастике рассказ не имеет, это «чистейший» реализм*. Сам Маккалоу называет историю клеща правдивой, и это заявление кажется серьёзным, как вообще всё авторское послесловие. Составитель пытается объяснить в предисловии свой выбор этого автора для антологии: «...У него есть литературное чутьё, отточенное до поэтического совершенства ...». Но тут же следует плохо скрытое извинение перед читателями: «Поскольку это будет первая публикация Маккалоу в издании для широкой публики, то я наверное, проявляю чрезмерную самонадеянность, объявляя его таким уж чудесным и поразительным.» Эллисон даёт Маккалоу следующую краткую характеристику: «Поэт, разнорабочий, эстет, музыковед, писатель, безцемц**.» Прочитав рассказ, читатель вне всяких сомнений согласится с последним определением, а прочитав прилагаемую к предисловию автобиографию Маккалоу, все остальные определения сочтёт неоправданными преувеличениями, кроме, разве только, слова «эстет». Вот пример (с сохранением, естественно, особенностей перевода).
«... я никак не мог найти пару для Чакбера — достаточно большую или хотя бы приличную; я по два раза на дню осматривал всех собак. Весна — это как раз период размножения хорошо, и Чакбер, казалось, был довольно похотлив, но его давления никто выдержать не мог. Мы собрали и откармливали для него десяток подходящих особей, но время подходило к концу.»
Ещё пример (предыдущая цитата испорчена цензором, но пусть остаётся).
«В 5:00 июньским утром Орфей вспрыгивает на кровать с воем и стуком — а я всё ещё пьян и на манер Ли По мочусь из заднего окна на головы прожорливым болванам. Милая Кейт и ложный рассвет. Позади Морфей («Толстяк») — сплошная грязь, зловоние и гора жира.»
Это начало рассказа. Пояснений ноль. Кто такая Кейт (в дальнейшем никакой Кейт нет), что такое ложный рассвет, почему Морфей переводится (?) словом Толстяк, кто такой Ли По, о каких прожорливых болванах идёт речь... А ведь прочитано только 4 строки. Позже выясняется, что Орфей и Морфей — собаки. Подводит автора эта деланая слишком раскованная манера повествования. А составителю сборника она импонирует. Чем?
Тут спорить трудно — эстет он и в Африке эстет, а уж в Америке тем более. Если бы таких рассказов в антологии было хотя бы два а не один, я бы усомнился в справедливости её премирования Хьюго в 1972-м году и Локусом в 1973-м. А кому-то ведь и одного может хватить.
*) Слово чистейший пишу в кавычках, т. к. история в буквальном смысле довольно грязная.
**) Это слово — вклад работников (разнорабочих) типографии издательства «Подсолнечник», вклад достойный рассказа. Из предыдущего и последующего текста можно догадаться, что это означает «безумец».
цитировать