Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк или Отвратительно притягательное путешествие.
Нью-Кробюзон – не самый лучший для жизни город. Город, будто воплотивший ночные кошмары всех разумных. Бездонная клоака, гигантская свалка, наполненная миазмами, болезнями, паразитами, безжалостной милицией, продажными властями и наглым криминалом. Но даже в таких условиях живут люди. И не совсем люди. И совсем не люди.
Гротескные переделанные, хепри-жуки, водяные с русалками и человекоподобные кактусы. Эти и другие расы копошатся в грязи Нью-Кробюзона, занимаясь своими, обычными делами. Жизнь не сахар? Ничего, ведь есть места в этом безумном мире, где она еще хуже.
Ученый Айзек Дэн дер Гримнебулин получает самый сложный вызов своей жизни – вернуть гаруде, человеку-птице, утратившему крылья, возможность летать.
Его возлюбленная из хепри, Лин, создающая причудливые фигуры из цветной слюны, берется за заказ для серьезного криминального авторитета.
Журналистка Дерхан, помимо работы в официальной прессе, трудится на подпольную, запрещенную властью газетенку.
Казалось бы, между этими обычными событиями ничего общего, и они не могут всерьез повлиять ни на что кроме судеб непосредственных участников.
Но что если так лишь казалось?
Британец Чайна Том Мьевиль с самого детства был обречен «хотеть странного». Родители-хиппи (отсюда имя China — Китай), много книг. И писать начал рано. В 13 лет опубликован его первый рассказ. Потом — работа в Египте и Зимбабве, учеба в Кембридже и Оксфорде.
Мьевиль даже умудрился влезть в политику в качестве члена Британской социалистической рабочей партии.
Но известен он отнюдь не из-за своих «левых» взглядов, а благодаря принадлежности к авторам, получившим имя «Новые странные». Писателям, пытающимся спасти фэнтези «из тисков коммерции и жанровых клише эпигонов Толкина».
И конечно, благодаря романам коих у нашего сегодняшнего героя насчитывается уже 10 штук.
«Вокзал потерянных снов» — второй роман Чайны, открывший цикл «Нью-Кробюзон» и собравший обширный урожай премий и номинаций, среди которых Лучшая книга года (НФ/фэнтези) по версии SF сайта, Премия Артура Кларка и Британская премия фэнтези.
Роман интересный, но довольно специфичный.
В первую очередь надо быть готовым к тому, что мир Мьевиля чертовски депрессивен.
Не знаю, держал ли Чайна в уме при создании Нью-Кробюзона какой-то реальный город, но если да, то этот самый город автор ненавидит люто и всей душой.
Описание Нью-Кробюзона буквально сочится нечистотами, грязью, мусором, болезнями, нищетой и безнадегой.
С первых страниц автор погружает читателя в этот убойный раствор, и чтобы не бросить книгу после первой сотни страниц, нужно обладать крепким желудком и стойкой психикой.
Плюс добавляют в блюдо остроты описания межрасовых сексуальных утех между человеком и хепри. Бедные несчастные Вачовски, усердно пытавшиеся эпатировать публику гомосексуальными связями в «Восьмом чувстве». Им бы откровенно не помешало взять пару уроков у Мьевиля.
К счастью, эпатаж не являлся основной целью Чайны.
Он хотел поговорить с читателем, пережившим начало книги, о другом.
О расизме и его преодолении. Любви, которой покорны не только все возрасты, но и любые разумные существа, невзирая на внешний вид. Смелых научных теориях и ответственности ученого. Преодолении невозможного. Самореализации творца. Стремлении к прекрасному и вечном томлении бескрылых. Социальном обустройстве. Политике и борьбе за свои права. Преступлении и наказании.
Именно для этих бесед автор выдумал такой неаппетитный, но одновременно завораживающий и убойный инструмент, как Нью-Кробюзон.
Инструмент, застывший на грани между твердой НФ, фентези и стимпанком.
Вот вам расовое многообразие жителей города. Рыхлые водяные, способные очень вольно обходиться с родной стихией. Жукоподобные хепри, создатели нового вида искусства, раса, чьи самцы полностью лишены разума. Брутальные и мощные человеко-кактусы, находящиеся в с особых отношениях с солнечной энергией. Гордые люди-птицы гаруды. Все имеют человеческие черты. Никто не воспринимается равными среди настоящих гомо сапиенс.
Вот вам переделанные, экс-люди, искалеченные биочародеями. Вот ученые, совершающие великие и страшные открытия. Вот роботы, странные механизмы, перфокарты, вычислительные машины и кремниевые пистолеты. Вот политики, милицейский спецназ, забастовщики и штрейкбрехеры. Вот омерзительные рукохваты и машинный разум.
Вот интересная магия, металлические или биочародеи, шаманы-водяные, неведомые или загадочные существа и дипломатические отношения с Адом.
Вот вам городские клоаки и гетто. А вот районы богачей, ученые кварталы, центр власти — парламент, милицейские башни, воздушные монорельсы, железные дороги и масса вокзалов.
Все сплетается в один живущий, любящий, кайфующий, страдающий, умирающий, совокупляющийся и испражняющийся клубок под названием Нью-Кробюзон.
А с середины книги, будто решив озаботиться, чтобы уже почти родной и многое переживший с автором читатель не заскучал, Чайна щедро плескает в варево экшена и саспенса. Высоко взвинчивая уровень интриги, соединяя многие разбросанные по тексту зацепки, переводя камерную историю в разряд влияющих на судьбы тысяч и тысяч живущих.
И начинается практически безнадежная борьба. Борьба, требующая запредельных усилий, и непредставимых союзов. Борьба с тем, чего боится сама Преисподняя.
И, конечно же, автор не мыслит своего текста без фантасмагории, гротеска, сюрреализма.
Изломанных тел, отравленных мыслей, украденных сновидений, мировой паутины и Пляшущих Безумных Богов.
Ведь не зря же Мьевиль стал одним из основателей пресловутой группы «Новые странные», и позиционирует себя врагом утешительного, комфортного фэнтези.
Да уж, о комфорте на время пребывания в Нью-Кробюзоне действительно придется позабыть.
Эрго. Специфический по атмосфере, но небезынтересный по духу проект на стыке многих жанров. Стоит учитывать, что особо положительных эмоций вы от визита в Нью-Кробюзон не получите. Но оторваться от этого мерзковатого, местами отвратного, но живого мира, будет весьма сложно.
Начать можно с любого места: в этом заключена красота пути, в этом его суть.
Каждый писатель хочет написать своего «Моби Дика». Не каждый может. Чайна Мьевиль смог. И написал он его в жанре подросткового романа взросления, который наполнил классической моралью, обильно сдобрив её головокружительными приключениями, придумав, вдобавок ко всему яркий, необычный мир. Рельсоморье. Морской мир, в котором роль воды исполняют рельсы (бесконечные стальные кружева, опутавшие всю земную поверхность), судов – поезда (бесчисленное множество которых – от паровых кротобоев до рабовладельческих рельсовых галер — бороздят паутину путей), китов – кротуроды (и другие чудища, обитающие в зыбучей земле).
Это мы снимся рельсам. Рельсы не снятся нам.
Название романа – ещё до того момента, как вы приступили к чтению – может всколыхнуть в голове целый ворох ассоциаций. Слово «рельсы» глубоко, имеет много смыслов и огромный культурный бэкграунд. Книги (от «Анны Карениной» до «Жёлтой стрелы»), фильмы (начиная с самого первого «Прибытия поезда…»), песни (перечисление «поездатых» песен одного только русского рока займёт не одну страницу, а ведь это лишь малая часть мировой музыки) – рельсы, с момента их изобретения, магистралью проходят через всю культуру. Но, несмотря на это, такого мира, который был создан Мьевилем, больше не существует нигде.
…видел знаменитые флатографии мужчин и женщин, стоящих на громоздящихся до неба останках своих философий…
Подросткам кажется, что им хочется, чтобы их считали взрослыми, но на самом деле им хочется, чтобы с ними всего лишь считались. Каково это – быть взрослым – ещё не известно. Некоторые (если не сказать многие), так и не узнают этого, даже прожив всю жизнь. Эти выжившие из детства престарелые, сразу же перешедшие в маразматическую старость, так и не вступившие в зрелость (речь не о половой, а о психологической), пытаются убедить весь мир, что на самом деле никто не догадывается, каково это быть взрослым, все до смерти остаются малыми детьми. Это не так. Самый большой секрет бытия в том, что умение оставаться ребёнком и ответственность взрослого – не являются взаимоисключающими явлениями, это две стороны одной монеты, а подростковая крикливость, вычурность, надсадность и прочие «перегибы на местах» – то самое ребро, которое разделяет аверс с реверсом, и которое нужно перейти, чтобы сделать свою жизнь полной. Иногда на этом Рубиконе люди ломаются, останавливаются в развитии (перестают быть Хомо Сапиенсами, превращаясь в Хомо Овощи, например, в капусту). Проходят года, а они так и остаются «клубнями на грядке». Им уже никогда не быть детьми (со светлыми и чистыми помыслами), но и взрослыми (готовыми взять ответственность на себя) тоже не стать – потерянное поколение. Поколение, не читавшее нужных книг. Касательно «Рельс», кстати, автор обозначил «нужных» писателей в благодарностях: я в огромном долгу перед таким количеством писателей и художников, что перечислить здесь их всех нет никакой возможности, однако для этой книги наиболее существенными оказались влияния Джоан Айкен, Джона Антробуса, Одри старшей и младшей(кто-нибудь знает, кто это? — прим. e_bath), Кэтрин Бестерман, Люси Лейн Клиффорд, Даниэля Дефо, Ф. Теннисона Джесса, Эриха Кастнера, Урсулы ле Гуин, Джона Лестера, Пенелопы Лайвли, Германа Мелвилла, Спайка Миллигана, Чарльза Платта, Роберта Льюиса Стивенсона и братьев Стругацких(повесть «Пикник на обочине» Мьевиль практически дословно цитирует в тексте).
Вы знаете, как философии осторожны. Как неуловимы их значения. Они не любят, когда их разбирают по косточкам.
Мьевиль объединил в одну книгу не объединяемое. Будучи стопроцентно постмодернистским произведением, роман «Рельсы», в то же время, проповедует гуманистические ценности – семью, дружбу, любовь. Главный герой, Шэм Суурап, юнга на поезде-кротобое, подобно своим знаменитым предшественникам (героям произведений Стивенсона и Верна, Лондона и Дефо) исполнен любви к Человеку с большой буквы. Его искренне удивляет злоба и корысть, расстраивает ложь, выводит из себя бесчестие и подлость. И он не один такой: прожжённые кротобойцы, стреляные искатели утиля (добывающие, приводящие к товарному виду и продающие древний мусор — компьютеры, айпады, флэшки, прочую высокотехнологическую рухлядь), бывалые капитаны – галерея персонажей, пёстра и живописна, но, в то же время, монолитна в своей правильности. На густонаселённый роман нашлось всего парочка подлецов – очень маленький процент гнильцы, исключение, которое лишь подтверждает правило.
Свою философию я упустила. Так лучше уж пойти охотиться на чужую, чем не иметь вообще никакой.
Интересно вскрыта автором тема философии, которая, наверное, впервые в литературе была материализована. В романе своей Философией должен обладать каждый легендарный капитан (помимо персонажа Германа Мелвилла, тут сразу же приходят на ум и «Два капитана» Каверина, и три капитана Кира Булычёва, и капитаны Нового времени – от Блада и Смоллетта до Гленарвана и Немо). Философия — это Белый кит, за которым ведёт свою команду Ахав, это, Кротурод Цвета Слоновой Кости, преследуемый капитаном Напхи, женщиной, которая будет покруче многих мужчин. Философия — это и Идея фикс, и Рок, и Судьба, и Отец, и Сын, и Святой Дух, в живом воплощении, за которыми можно гнаться, которых можно настигнуть/познать, которыми можно проникнуться. О философии в подростковой литературе, вообще, говорят нечасто, а так поэтично – и вовсе никогда.
У ангелов тысячи разных дел. Для каждого — свое обличье. Инженеры в мастерских самого господа бога для каждой задачи стараются особо. Не каждый человек может похвастаться тем, что его изготовили по таким же индивидуальным и досконально проработанным чертежам.
Главным графическим символом романа является амперсанд, символ &. С самого начала до конца романа союз «и» в тексте обозначается данной фигурной загогулиной, в 33-й главе этому даётся объяснение, пространной цитатой которого я позволю себе закончить рассказ о книге:
"Было время, когда человек не выстраивал слова так, как это делаем сейчас мы — письменно, на странице. Было время, когда слово & писалось при помощи нескольких букв. Теперь это кажется безумием. Но так оно было, & ничего с этим не поделаешь.
С тех пор человечество встало на рельсы, & они сделали нас тем, что мы есть, — рельсоходной расой. Пути рельсоморья ведут куда угодно, но только не по кратчайшей из пункта «А» в пункт «Б». Нет, они петляют, скрещиваются, закручиваются спиралями & возвращают поезда назад по собственным следам.
Так какое еще слово могло стать лучшим символом рельсоморья, разделяющего & объединяющего города & земли, чем «&»? Куда еще ведут нас пути, как не туда, & туда, & туда, & обратно? & что яснее воплощает возвратное движение поездов, нежели единый росчерк пера в союзе «&»?”
Рельсоморье. Обширные пространства отравленной земли, покрытые сетью стальных рельсов и деревянных шпал. Колеи, соединяющие времена и страны, проложены во всех направлениях, куда ни глянь. Они уходят в вечность. Но с острова на остров ходят слухи, что где-то за горизонтом есть выход туда, где нет рельсов, туда, где находится Рай, преисполненный богатств… И именно он, Шэмус ап Суурап, помощник доктора на поезде-кротобое «Мидас», находит ключ к разгадке этой тайны. Но сможет ли он добраться до края Рельсоморья, прежде чем пираты и рельсовый флот доберутся до него?
Перед нами история юноши, стоящего на крыше локомотива и возглавляющего целую колесную армаду: парусные тележки, кротобойный состав и даже сальважирская проходческая машина. Вот он едва сдерживает волнение, нетерпеливо высматривая следы друзей, которым грозит опасность...
Но мы начали слишком рано. Прелесть историй заключается в том, что рассказчик сам решает, где прозвенит колокол отправления, а где поезд повествования замедлит ход и подойдет к перрону. Поэтому сдадим назад туда, где гигантский крот едва не заманил своих преследователей в смертельную древнюю ловушку. Еще назад, туда, где гремел бой между пиратами и манихийским бронепоездом. Туда, где мальчишка обнаружил в руинах разбитого поезда крохотный фрагмент утиля. Еще дальше. Вот! Это история Шэма, юного помощника поездного доктора, и она начинается с его первого рейса на кротобое.
Море рельсов растекается от горизонта до горизонта, вливаясь во впадины, расступаясь вокруг островов и континентов, перепрыгивая мостами через провалы, и наполнено ритмами без устали мчащихся поездов. Драгндрагун — поют колеса мчащегося за добычей кротобоя, на высокой скорости колеса вопят — радагадан, а по мерзлым рельсам — шеккачашек. А если оторвать взгляд от рельс, шпал и виднеющейся между ними смертельно опасной земли — грязной, отравленной, населенной хищными созданиями, лениво проследить за уносящимися ввысь нагорьями и пиками вершин, то взору откроется низкое лохматое небо, за токсичными желтыми облаками мелькнут обитающие на большой высоте чудища. Но вернемся к земле, к рельсам.
Обратившись в "Рельсах" к подростковому жанру, как и в "Нон-Лон-Доне", Мьевиль в своей фирменной манере пародирует, иронизирует, высмеивает и отражает сложившиеся штампы, устои и символы. Подтрунивает "философиями" над одержимостью гонки в "Моби Дике". Отсылает к "Пикнику на обочине" Стругацких сальважирами — охотниками за утилем, в том числе и высотным, то есть выброшенным на орбите визитерами из иных миров. Издевается над робинзонадой Дефо. Отдает дань уважения приключенческим романам Стивенсона — как отдельными сюжетными поворотами, так и общей атмосферой, увлекательной, задорной и по-юному искренней. Но приключение немыслимо без тайны, героя и путешествия!
У кажущегося бескрайним рельсоморья есть конец, утверждают легенды. Есть Рай, где обитают духи всех богатств. Поэтому за сведения об этом месте готовы убивать многие — от манихийских военных до одиночек-авантюристов. В отличие от большинства своих сверстников, Шэм понятия не имеет, к чему у него имеются склонности. Тщетно перепробовав многие занятия, он так и не выяснил, чего жаждет его душа. Слишком задумчивый, неуклюжий и любящий безделье, Шэм размышляет о стезе сальважира, полной странствий, древних руин и загадок утиля. Впрочем, кто сказал, что для этого обязательно быть сальважиром? Ведь когда ты невольно окажешься вовлечен в погоню за сведениями о крае рельсоморья, то в пути повидаешь далекие уголки и затерянные земли, а в финале, быть может, даже найдешь свое призвание.
Стоит отметить, что роман получился чрезвычайно атмосферным за счет необычных декораций, включающих в себя проработанную мифологию, теологию, биосферу и технические детали. Антураж оказался достаточно диковинным, чтобы, затаив дух, следить за фантазией Мьевиля, и достаточно сложным, вычурным, чтобы не придираться к условностям. Автор регулярно делает небольшие лирические отступления, охотно иронизирует над героями и читателем, неизменно сохраняя доброту и благожелательность. И конечно, Мьевилю не удалось обойтись без традиционных шпилек в адрес капитализма и корпораций.
Итог:антуражное и атмосферное путешествие по рельсам классических приключений.
Извините, слегка затянул с ответами на предыдущие посты и с очередной рецензией. В стране у нас сейчас всё непросто... если буду тормозить с комментариями, не обессудьте. Но -- продолжим. В рамках "Книги года 2013" выкладываю ещё одну рецензию.
China Miéville. The City & the City Роман Год издания на языке оригинала: 2009 Переводчик: Г.Яропольский Издательство: ЭКСМО, 2013 Серия: New Fiction 448 стр., 5 000 экз. Многие века два города — Бещель и Уль-Кома — существовали на одной и той же территории. Перетекали один в другой, переплетались улицами, сростались домами. Разные языки, разные культуры — но единое стремление не-видеть тех, кто находится не в твоём городе. Не создавать бреши — нарушения воображаемой целостности места, в котором ты живёшь. И вот Тьядор Борлу, инспектор из Отряда особо опасных преступлений, начинает расследовать убивство, совершённое по ту сторону границы, — и понимает, что оказался причастен к жуткой, древней тайне...
Не секрет, что центральный образ в творчестве Чайны Мьевиля — город, причём город причудливый и фантастический. Даже описывая свой родной Лондон, Мьевиль показывает нам изнаночный, фантасмагорический его вариант. И эти _Чайна-тауны_ запоминаются надолго — даже если сами его произведения оказываются не лишены недостатков. Роман с простым и интригующим названием «Город и город» — это типичная мьевилевская книга. Вместе с тем, любителям причудливых урбанистических пейзажей в новом топосе будет неуютно: здесь два города, Бещель и Уль-Кома, скорее хороши как идея, нет в них нью-кробюзонской красочности и сумасшедшинки, нет и пряной, манящей атмосферы Лондона из «Крысиного короля» и «Кракена». Но идея, повторюсь, шикарна. Когда-то давно два города разделились, и с тех пор горожане вынуждены поддерживать такое размежевание. Причём поддерживать буквально: не замечая того, что происходит у них под боком, не-глядя, уворачиваясь от встречных прохожих и автомобилей, переступая через тех, кто в этот момент находится не в их городе. Звучит вычурно и надуманно, однако ситуация отыграна Мьевилем правдоподобно: он показывает в динамике, как живут и развиваются оба города в течение многих лет, создаёт местную мифологию, демонстрирует, как с помощью походки, одежды, жестов жители учатся с детства не нарушать запреты. Наконец, воссоздаёт некое подобие двух местных языков... Бещель культурологически привязан к восточной Европе, Уль-Кома — к одной из исламских стран, но оба — суть одно. И когда бещельский инспектор понимает, что ввязался в расследование убийства, связанного с обоими городами!.. — о, думаешь, какие конфликты вспыхнут, какие противоречия обнажатся!.. Но — к своему всё более возрастающему изумлению — по мере чтения я убедился, что имею дело с обычным, в общем-то, фантастическим детективом. В меру атмосферным, в меру динамичным — однако не претендующим на что-либо большее. За рубежом «Город и город» сравнивали то с Кафкой, то с Оруэллом, но беда в том, что Мьевиль даже не пытается играть на их уровне. Использованное им фантастическое допущение вроде бы сулит читателю роман проблемный, социальный, — а в итоге не используется вовсе. Все хитрости, связанные с Бещелем, Уль-Комой и таинственной организацией Брешь, которая устраняет разрывы-бреши между городами, — все они оказываются, по большому счёту, эквилибристикой, трюками. Антуражем, который не работает на идею произведения. Вообще создаётся впечатление, что образ разделённых городов и основная интрига, связанная с убийством девушки, существуют как Бещель и Уль-Кома. Каждая разворачивается в сюжете отдельно от другой и, в принципе, с лёгкостью вычленяется. Как только понимаешь это, видишь и другое: по сути, Мьевиль пишет свою версию «Маятника Фуко». Согласитесь, через тридцать лет после того, как это сделал Умберто Эко, читатель вправе ожидать несколько большего. Вместе с тем нельзя не признать, что читается «Город и город» не без интереса. Мир прописан довольно любопытный, сюжет то и дело совершает неожиданные повороты, герои ведут себя в рамках назначенных ролей... В конце концов, отчего бы господину Мьевилю и не развлечь благородных донов просто занимательной историей? В нашем случае, правда, нужно приготовиться ещё к одному нюансу. Русский перевод романа — уж не для большего ли вживления в материал? — напоминает милицейский протокол: он полон канцеляритов, оборотцев наподобие «когда она расслабится в смерти, мы узнаем ее лучше» и проч. Да, «Город и город» — книга не лучшая, но зачем же с ней так-то?!.. Поклонников Мьевиля хочется успокоить: после этого романа Чайна написал уже известного нам «Кракена» — книгу значительно более цельную и сильную. А затем последовали «Посольский город» и «Рельсовое море», которые читатели хвалят почти единогласно. Что до русских переводов, то говорят, что «Посольский город» уже не за горами, а там и «Море» подоспеет.
* Как ни странно, именно «Город и город» — самое премированное произведение Чайны Мьевиля. Всемирная премия фэнтези, Премия Британской ассоциации научной фантастики, Премия Артура Ч. Кларка, «Локус» и «Хьюго», и даже польская премия «SFinks» за лучший зарубежный роман года, выпущенный на польском. ЦИТАТЫ: * – Сомневаюсь, чтобы Ностина радовало отдавать профессиональный долг проститутке, но он, как видите, не жалуется, – сказал я. * До меня донесся аромат какой-то чрезвычайно пахучей уличной еды. Он становился все более главным кандидатом на запах Уль-Комы. * После мгновений смятения, когда, должно быть, на ум к ним явилась мысль о попытке удрать, но была преодолена, пятеро человек, находившихся в доме, собрались на кухне, где сидели, не глядя на нас, на шатких стульях, куда усадил их Дхатт. (Опубликовано в "Мире фантастики") Владимир Пузий PS. Как помнят читатели моей колонки, больше цитат из "Города и города" можно прочесть здесь.
Далее в тексте речь пойдет, вероятнее всего, не о романе "Вокзал потерянных снов" Мьевиля, а о совместном творчестве Мьевиля-Акимовой-Корчагина. Не то, чтоб я не доверял переводчикам, наоборот, в отзывах на странице романа перевод весьма хвалят, но так уж сложилось, что часть ответственности всегда остается на переводчике. Чтобы более-менее объективно разделить ответственности обозначу, что ответственность за сюжетные ходы, структуру повествования — лежит на Мьевиле, а за конкретный вариант изложения — описания, диалоги — где-то пополам.
Роман написал в 2000 году, и, наверное, мало найдется на сайте людей, с ним не знакомых, потому некого не должны напугать спойлеры. Потому что они будут, да.
О вокзале потерянных снов
Роман называется "Вокзал на затерянной улице". Русский заголовок — вольности перевода и издателя. Хотя название красивое, все-таки акценты оно смещает и не в пользу произведения.
Роман начинается с приезда гаруды в город и завершается монологом преданного гаруды. Поэтому справедливо полагать, что ключевая заложенная автором в романе мысль, связана именно с бескрылым персонажем. Коротко эту мысль можно сформулировать так:
есть такие поступки, которые не должны прощаться, и есть такие преступления, в отношении которых не может быть амнистии; причем понимание этого принципа справедливости должно быть заложено гораздо глубже, чем законодательство или нормы морали, клановой верности или дружбы
Гаруда Ягорек совершил поступок такого рода, но захотел получить амнистию: возвращение способности летать в данном случае — полное прощение, снятие наказания. Отметим также, что гаруда не раскаянием пытается вернуть себе небо, а отыскивает окружной путь — хитрость, кудесника, который в обход небесной кары вернет ему отобранное самим небом.
Именно это его стремление становится отправной точкой всех произошедших далее событий. Ягарек толкает Айзека, предлагая ему решить научную задачу. Айзек становится соучастником, поскольку прекрасно знает, что произошедшее с Ягореком — кара за поступок. Айзек тянет своих друзей — Пиджина, добывающего личинку "М", Дэвида и Лубламая, Лин, которая без Айзека просто доделала бы скульптуру Попурри и осталась бы жива, и Дерхан, которая без нападения мотыльков продолжала бы печатать "бродягу". Начатое одним гарудой начинает лавинообразно расползаться, наподобие кризисной энергии, с которой возился Айзек и которую пытался приручить. И в конец концов все силы персонажей оказываются направлены ЛИШЬ на то, чтобы исправить содеянное. Через многочисленные страдания и жертвы они лишь достигают своего самого начального положения. Айзек оказывается перед выбором: помогать ли Ягареку, а Ягарек по прежнему остается бескрылым.
Для раскрытия же этой сюжетной петли автор создает миг Бас-Лаг, город Нью-Кробюзон со всеми его частями и придатками, несколько рас, кучу монстров и все остальное.
дальше много букв
О фантазии Мьевиля
Автора принято хвалить, в первую очередь, за его фантазию, позволившую создать такой колоритный город, выдумать такое количество оригинальных рас, мест, событий, религий и пр. Тут мне хотелось бы сделать пару замечаний. Для меня роман почти сразу превратился не в удовольствие от фантазии автора, а в игру "угадай, где ты это видел", и-таки в сухом остатке обнаружилось все. Хотя нельзя не признать, что от оригинальной основы местами осталось крайне мало, все-таки роман по большей части представляет смешение штампов. А смешение штампов и фантазия — вещи не одного порядка.
Приведу некоторые примеры:
Во-первых, с самого первого описания реки и прибытия гаруды, мне в голову пришел Анк-Морпорк только без юмора, а какой-то уж сильно напряженный и серьезный, и оттого более скучный.
Во-вторых, в сюжет удачно или не очень автор постарался "воткнуть" ВСЕ городские легенды, ВСЕХ персонажей массовой литературы и паче кинематографа: в разных эпизодах мы встретим вампиров, Джека Потрошителя, героя в маске, зомби, чужих и хищников, переодетых полицейских шпионов, демонов и др.
Посмотрим на картинку. Кадр, может быть, не самый удачный, поэтому вкратце приведу описание происходящего. Концовка экранизации "Оно" по Кингу 1990 г. Герои сражаются с пауком-пришельцем, у которого тоже есть пара рук с пальчиками, как у Ткача. Кроме того, когда он подставил героям свое сияющее "брюшко" — все они остолбенели, потеряв волю.
Вообще "сияющий" паук из Оно — первое, что вспомнилось мне при встрече с Ткачом, однако сам "архетип" более чем известен (1950-1999):
Далее Мотыльки.
цитата
Мотра (яп. モスラ Мосура?) — персонаж японских фильмов и комиксов, вымышленная гигантская бабочка, монстр кайдзю, хранитель планеты Земля, один из самых известных врагов Годзиллы...
Мотра откладывает одно яйцо, которое бдительно охраняет. Иногда из яйца вылупляется не одна, а две личинки, обе уже готовые к самостоятельной жизни. Личинка умеет хорошо плавать. Взрослая Мотра постоянно наблюдает за гусеницами и в случае угрозы для них готова пожертвовать жизнью...
Мотра выпускает жёлтые ядовитые чешуйки со своих крыльев (без них она не может летать); в фильмах эпохи Хейсэй стреляет жёлтыми лучами из усиков и тепловыми лучами из глаз, может летать в космическом пространстве, нейтрализует тепловой луч Годзиллы и лечит других монстров своей энергией...
(с) Википедия
Линейка фильмов о Моттре — 1964 (Годзилла против Мотры) — 1992 (Возвращение динозавра). В последней картине появляется злая версия бабочки Мотры — Баттра. После 2000 года Мотра и Баттра снова появились в позднейших картинах.
О превращении людей, путем стирания их разума (в версии Мьевиля — съедания) читаем у Лема:
цитата
— Как бы полная потеря памяти. Впечатление именно такое, — говорил нейрофизиолог.
...
— Амнезия. Но исключительная. Он утратил не только память, но и речь, способность писать, читать... Это даже больше, чем амнезия, это полный распад, уничтожение личности. От нее не осталось ничего, кроме самых примитивных рефлексов. Он может ходить и есть, но только в том случае, если пищу всунуть ему в рот. Берет, но...
— Он видит и слышит?
— Да. Наверняка. Но не понимает того, что видит. Не отличает людей от предметов.
— Рефлексы?
— В норме. Это повреждение центральное.
— Центральное?
— Да, мозговое. Как будто полностью стерты все следы памяти.
— Значит, тот человек с "Кондора"?..
— Да. Теперь я в этом уверен. Это то же самое.
— Однажды я видел нечто подобное... — совсем тихо, почти шепотом сказал астрогатор. Он смотрел на Рохана, но не обращал на него никакого внимания. — Это было в пространстве...
— А, знаю! Как мне не пришло в голову! — возбужденно воскликнул нейрофизиолог. — Амнезия после магнитного удара, так?
...
— Одним словом, если бы Кертелен всунул голову между полюсами гигантского электромагнита?..
...
— Но там не было никакого магнита, никакой машины, кроме проржавевших обломков, ничего, только промытые водой овраги, гравий, песок...
— И пещеры, — мягко, словно безразлично, добавил Хорпах.
— И пещеры... Неужели вы думаете, что кто-то его затащил в такую пещеру, что там есть магнит, — нет, ведь такое...
Вообще, появление Лема закономерно. Вспомнить хотя бы все эпизоды с Советом конструкций.
Ну и напоследок, рукохваты.
цитата
Лицехват (англ. facehugger) — подвижное паукообразное существо, имеющее восемь длинных суставчатых конечностей и ещё более длинный мускулистый хвост, который предназначен для перемещения, захвата будущего носителя и удержания тела лицехвата возле ротового отверстия жертвы, а также небольшого удушения жертвы, если она начнёт сопротивляться.
Плюс "Кукловоды" Хайнлайна.
Второе замечание касается рас. Итак здесь описаны люди, хепри, водяные (похожие на лягушек), какты (разумные кактусы), гаруды и др. Не хочу замахиваться на разнообразие рас в целом. Отмечу только заметный антропоцентризм, проявленный автором при создании обитателей Бас-Лага.
Про эволюционную необоснованность появления человеческих тел у жуков в отзывах упоминали. Меня же более вгрустнуло то, что берясь создавать новые расы, якобы оригинальные, автор все равно скатывается в груди-соски-пенисы. Как будто у разумных растений или эволюционировавших земноводных не может быть иной физиологии.
цитата
Снаружи, в городе, какты женского пола носили широкие бесформенные платья, вроде простыней, здесь же, в Оранжерее, обходились белыми, бежевыми и серовато-коричневыми набедренными повязками, в точности как мужчины. Груди у них были побольше, чем у мужчин, с темно-зелеными сосками. Время от времени Ягареку попадалась на глаза женщина, прижимающая к груди ребенка, а тому нипочем ранки от материнских шипов.
В таком случае грош цена авторской фантазии, если автор придумал разумный велосипед, у которого при ближайшем рассмотрении есть рот, руки-ноги, молочные железы и половые органы, работающие по человеческому образу и подобию. К слову, какты Мьевиля в своих домах умудряются сидеть и лежать. Но особенно я плакал, когда "пенис" обнаружился у Мотыльков.
цитата
Она совокупилась со всеми. Когда двое вдруг превращались в одну страшно мечущуюся тварь, остальные нетерпеливо ждали своей очереди. Трое, ставшие самцами, ощущали, как оттягиваются и корчатся органические складки, раскрываются животы и впервые появляются пенисы. Они шарили лапами, канатами из мускульной ткани, костяными зубцами; точно так же вела себя и самка, тянула навстречу сложное переплетение конечностей, хватала чужие, влекла к себе.
_
UPD. Вопрос снимается. Слово пенис по отношению к половым органам насекомых употребляется. Чаще всего имеется в виду эдеагус. Хотя биологически пенис — часть эдеагуса. Происходит от лат. Penis — хвост.
_
Ляпы
Не копаясь глубоко и тщательно, упомяну лишь то, что бросилось в глаза.
Вот здесь любопытное место. Сцена подавления демонстрации
цитата
Они очень быстро нашли цели в серых миазмах. Позади этих милиционеров стоял офицер с приметными серебристыми эполетами капитан-чудотворца, он что-то бормотал — быстро и невнятно. Затем коснулся висков каждого стрелка, рывком убирая руки. Глаза под масками увлажнились и очистились, теперь дым был не помеха милиционерам, они превосходно видели в других диапазонах спектра.
К сожалению, что это за маски, и в каких диапазонах спектра могут видеть милиционеры, из этого эпизода не ясно. Между тем создается впечатление, что у милиции есть какие-то маски-очки вроде приборов ночного видения. Если бы у них действительно было такое оборудование — борьба с мотыльками, возможно, была б не такой уж безнадежной.
Вот еще пара эпизодов:
цитата
Я всего себя мобилизовал на поиски агрессоров. Я копил и анализировал любые сведения, обыскивал все места, сравнивал поступающие данные, систематизировал их. Обработал кадры, сделанные камерами, и информацию, снятую с чужих вычислительных машин
и позже, в последней главе
цитата
То и дело они оглядывались на ходу, стараясь все фиксировать, словно не глаза у них, а камеры.
Если из первого эпизода не ясно одиночные кадры делает камера или снимает "видео", то во втором случае очевидно имеются в виду устройства непрерывной съемки, скажем, с частотой хотя бы 1 кадр/сек. Ну и учтем возможности конструкций, которые способны перемещаться, свободно ориентируясь в пространстве.
Так-с, а это уже технология, которая позволяет "глядеть" на Мотыльков, не глядя. Если такая технология возможна, а мы только что видели, что она есть и используется, то шлемы с зеркалами — какая-то ерунда. Да даже шлемы со шторками: раскрывающимися два-три раза в секунду — уже выход.
Теперь посмотрим на сами шлемы с зеркалами, в которых большую часть времени герои сражаются. В таком шлеме необходимо идти задом наперед либо идти вперед, видя при этом то, что происходит за спиной. Прицеливаться и стрелять, если придется, необходимо назад, тыкать ножом или махать хлыстом — задом наперед.
Смотрим по тексту, глава 50.
цитата
Три зеркальных шлема — один он надел. Второй взяла себе Дерхан, третий передала Ягареку...
Айзек опустился на корточки перед грудой вещей и занялся приготовлениями.
Голова его покачивалась под тяжестью шлема. Он соединил два вычислителя, получилась мощная сеть. Затем приступил к гораздо более сложной задаче сборке остального хлама в работоспособный контур.
Ребята, как? Подносил к затылку и за спиной соединял? Или наклонялся затылком вниз и работал с руками за спиной???
цитата
Айзек воткнул штырьки в гнезда, соединив кризисную машину с динамо и устройствами для преобразования загадочной энергии в другую, не менее загадочную, форму. Вскоре по всей тесной площадке раскинулась импровизированная цепь.
Напоследок он вынул из мешка невзрачную самодельную коробочку из черной жести, величиной с туфлю. Взялся за конец кабеля, того, что уходил к огромной сети, созданной прихожанами на полосе длиной в две мили, от вокзала до огромного тайного разума, царившего на свалке Грисского меандра. Айзек быстро распрямил концы жил у среза и воткнул их в гнезда черной коробочки и посмотрел на Дерхан, которая следила за его движениями, держа пистолет направленным на Андрея.
И это все в шлеме с зеркалами перед глазами. Потом он жонглирует перфокартами, колдует над прерывателем и машиной, потом завязывается перестрелка с милиционерами и так далее.
В общем-то, ВСЕ эпизоды, где главные герои, обычные не тренированные люди действуют, одев на себя зеркальные шлемы, это "эпик фейл".
Еще любопытный эпизод. Глава 44. Путешествие по тоннелю к логову мотыльков
цитата
Когда Седрах справился со своей задачей, Айзек, встал и бросил Ягареку концы шлангов.
— Каждый длиной двадцать пять — тридцать футов. Держи, пока не натянутся, а потом двигайся следом, давая небольшую слабину, чтобы мы могли ползти. Понятно?
...
Айзек ничего не сказал. Он слышал, как сзади тяжело дышит, кряхтит Седрах. Два человека не могли увеличивать дистанцию больше чем на пять футов, потому что их шлемы соединены проводами с одной машиной.
Вот этакой конструкцией, да еще в зеркальных шлемах они перемещаются (ползут) по тоннелю к логову.
цитата
В кромешной тьме было легко заметить слабейший проблеск. Айзек понял, что продвигается к источнику света. Вот показался впереди серый овал. Что-то надавило Айзеку на грудь. Он вздрогнул всем телом, но затем разглядел пальцы из припоя и темный корпус конструкции. Шепотом велел Седраху остановиться.
Напоминаю, в зеркальных шлемах, то есть задом-наперед. Проблеск "замечается" в зеркале, серый овал на самом деле "сзади", раз он показался, а не ошупался. Пальцы из припоя в темноте он снова разглядывает через зеркало.
цитата
Конструкция обратилась к Айзеку с помощью неловких, резких, размашистых жестов. Она показывала вверх, на двух своих товарок, задержавшихся на краю видимого отрезка туннеля, там, где он под острым углом сворачивал кверху.
Айзек знаками объяснил Седраху, что надо ждать, и почти бесшумно двинулся вперед. Из желудка по нервам расползался ледяной ужас. Айзек дышал глубоко и медленно переставлял конечности. Дюйм за дюймом пробирался он вперед и наконец почувствовал, как кожа покрывается мурашками под снопом рассеянного света. Здесь туннель упирался в кирпичную стену пятифутовой высоты, справа и слева были такие же стены. Айзек поднял голову и увидел потолок.
...
Айзек трижды сглотнул и шепотом приказал себе не раскисать. Повернулся спиной к кирпичной стене. Увидел Седраха, тот наблюдал, стоя на четвереньках; лицо было напряженное. Айзек посмотрел в зеркала, дернул за свой шланг, что извивался по туннелю и исчезал в глубине здания, отводя предательские мысли. Затем Айзек начал очень медленно подниматься.
Вопрос: можно ли было проделать все это, имея ограничение в 5 футов между ним и Седрахом?
Вообще, техническая составляющая в романе хромает на обе ноги.
цитата
В то утро возле доков Паутинного дерева оглушительный крик приветствовал зарю. Всю ночь там работали докеры-водяные: копали, черпали, ровняли, расчищали. Удаляли многие тонны желированной влаги. Когда взошло солнце, из мутной пучины Большого Вара они появились сотнями и сразу приступили к делу. Зачерпывали широченными ладонями речную воду и отбрасывали в сторону. С воплями, с веселым кваканьем добрались до последнего слоя мутного студня в прорытом через реку рве. Его ширина превышала пятьдесят футов, длина достигала восьмисот. Огромная просека — от берега до берега. По краям были оставлены узкие водяные перемычки, а также на дне, чтобы не запруживалась река.
Что произойдет с руслом, если вытворить такое?
Течение никто не отменял, и даже если закупорки не произойдет благодаря перемычкам, падение напора и уровня воды после "рва" (как и его рост до) обеспечено.
Наконец, совершенный эпик-фейл это попытки описать самозарождение разума и работу кризисной машины. Ничего более беспомощного я в жизни не встречал. И возникает у меня резонное вопрос-удивление: ЗАЧЕМ пихать в текст подробности, будучи дилетантом, не проконсультировавшись по элементарным моментам? Для кого? С какой целью?
Стиль и сюжет
Из минусов.
Язык однообразен (проблема автора или перевода — не знаю). Одни и те же описания города повторяются из части в часть, из главы в главу. И каждый раз автор не может ограничиться одним-двумя словами и начинает подробно все повторять. Утомляет. Однообразие языка выражается хотя бы в том, что Мотыльки снова и снова высасывают жителей "досуха". Как будто после первого раза это не стало очевидным.
Неудачные обороты вроде
цитата
метазаводной механизм
сейчас же в крошеных метабрызгах содержался эрогенный, овигенный сок.
Метафазные поршни давили, толкали, прогоняли отмеренные порции короткоживущей энергии
прыгал по нитям метареальности
цитата
Мета- (с греч. μετά- — между, после, через), часть сложных слов, обозначающая абстрагированность, обобщённость, промежуточность, следование за чем-либо, переход к чему-либо другому, перемену состояния, превращение (например, метагалактика, метацентр).
В древнегреческом языке предлог μετά (metá) и приставка μετα- имеет значения: «после», «следующее», «за», а также «через», «между».
Мета-заводной, мета-брызги, мета-фазные — это как?
Или такие
цитата
легкая тревога накатила квазифизической инерцией
Она усваивается в квазипсихической форме.
Картина квазисмерти Барбайл еще не потускнела в памяти
затрещала от напряжения, отправляя на выход сложные заряды квазивольтажа.
через слои материи и квазиматерии
цитата
Квази-
Значение
1) при добавлении к существительным образует существительные со значением ложности или мнимости того, что названо мотивирующим именем существительным ◆ герой → квазигерой, искусство → квазиискусство, наука → квазинаука, прогресс → квазипрогресс
2) при добавлении к прилагательным образует прилагательные со значением признака, который характеризуется ложностью или мнимостью качества, названного мотивирующим словом ◆ научный → квазинаучный, судебный → квазисудебный
Квази-вольтаж, квази-материя, квази-психический — это как?
Герои таковы, что сопереживать не удается никому. Так, эпизодически. Но в целом, от начала и до самого конца остается совершенно неважно и неинтересно, что с ними будет. Любопытен только Ткач, это отмечают все без исключения читатели, и не в последнюю очередь, полагаю, тем, что отличается от остальных персонажей. Более загадочен, менее предсказуем.
Вот еще эпизод, который я не стал включать в раздел ляпов:
цитата
— Яг, — мягко сказал Айзек, — мы не используем вихревой поток. Ты, наверное, думаешь: «Но ведь и молоток может послужить орудием убийства». Что, не так? «Воды речные могут выйти из берегов и унести тысячи жизней, а могут вращать турбины». Да? Поверь мне, как человеку, который всегда считал Вихревой поток ужасно заманчивой штукой, — это не инструмент. Это не молоток и даже не вода… Вихревой поток не поддается контролю. Выкинь его из головы раз и навсегда. На кризисной энергии держится вся физика. Вихревой поток же не имеет к физике никакого отношения. Он ни к чему не имеет отношения. Это… это совершенно патологическая сила. Мы не знаем, откуда она берется, почему она возникает и куда направлена. Мы ничего не можем сказать о ней. Никаким правилам она не подчиняется. Ты не можешь обуздать ее. Конечно, можешь попробовать, но скоро увидишь, что из этого получится… Нельзя играть с ней, нельзя ей доверять, нельзя понять ее. Она никому не подвластна.
Монолог Айзека о вихревом потоке. Хороший, эмоциональный. Только это не монолог ученого — журналиста, редактора газеты иии издательства, кого угодно, — не ученого. Пример из реальности: после взрыва в Хиросиме какому-то ученому предлагают поработать над идеей атомной электростанции. Все. Занавес. Айзек не аргументирует, что нужно обеспечить безопасность, что нужны серьезные теоретические проработки. Нет. Он просто говорит: мы не будем связываться с атомной энергией, потому что опасно, чертовски опасно.
Из плюсов.
Мне понравилась социальная сторона романа: расизм, полицейский режим, коррупция, криминал, забастовки, силовые методы борьбы с оппозицией и др. — все это нет-нет да и проскальзывает в реалиях современных мегаполисов, да и вообще в жизни.
Мне понравилось также, что большинство сюжетных линий, прямо-таки плодящихся по ходу развития, все-таки находят логическое завершение.
Концовка романа выглядит логично, но слабо. Градус напряжения, заданный борьбой с мотыльками, драматизм, связанный с гибелью многих людей, травмой Лин, и общим плачевным состоянием героев оказывается несравним с претензиями, которые предъявляет Айзеку прилетевшая гаруда. Возникает диссонанс, который не позволяет до конца поверить в поступок Айзека. Тот Айзек, которого мы весь роман наблюдали вряд ли поступил бы именно так: ушел не поговорив с Ягареком и тп
Есть тут и неясность, автором раскрытая не до конца. При первой встрече гаруда говорит
цитата
— Кто это сделал? — переведя дыхание, спросил Айзек.
Прежде чем ответить, Ягарек долго молчал.
— Я… я это сделал.
Сначала Айзек подумал, что ослышался.
— Что ты имеешь в виду? Как, черт возьми, ты мог?..
— Я сам наложил на себя наказание. — Ягарек перешел на крик. — Это справедливо. Я сам это сделал.
А в финале мы узнаем:
цитата
Приговор стаи был единодушным. Я не стал отрицать обвинения. Не скажу, что такая идея не приходила мне в голову. Просто глубокое отвращение к себе заставило от нее отказаться.
Я принял свою кару как должное.
Так все-таки "сам" или..?
И еще большая проблема романа в том, что выйдя за пределы мелких страданий, автор сам себя лишил выразительных средств, которые позволили б ему вводить в роман страдания крупные и запредельные. На фоне тысяч смертей одного персонажа становится не жалко, на фоне тысяч мучеников — страдания, даже самые жестокие, одного героя — не трогают с должной силой.
Сюжет оставался вялотекущим примерно до тридцатой главы, то есть первая половина книги — неинтересна в принципе, потом сюжет начинает стремительно закручиваться, но автор не пользуется этим, а наоборот, в иных эпизодах "спускает пары", искусственно сбивая динамику и отвлекая читателя. Драматические эпизоды связанные со второстепенными персонажами — Дэвидом, Барбайл, Седраха и др. затушевывают неприятности главных персонажей. В общем, несбалансировано.
Резюме
Примерно с середины романа у меня в голове стало выкристаллизовываться сравнение-резюме: тот же Симмонс, только в профиль.
Сходство с Симмонсом для меня заключается в наличии в стилистике обоих авторов трех ингредиентов:
1) многословие,
2) фантазия, которая выражается в сваливании в кучу исходного материала (что попадется) с последующей обработкой напильником, чтобы не торчали углы,
3) смакование на грани "фола", когда, кажется, еще чуть-чуть и написанное вообще станет глупостью.
Вот, к примеру, атака на Айзека в лаборатории:
цитата
Стоявшие на улице милиционеры оправились от растерянности и устремились в дверной проем. Лемюэль рывком опрокинул на бок громадный стол Дэвида и опустился за этим импровизированным щитом на корточки, взвел курки двух длинных пистолетов. Дерхан бросилась к нему в импровизированное укрытие. Ягарек зашипел и попятился от лестницы, чтобы не быть на виду у милиции.
Одним стремительным движением Айзек крутанулся на триста шестьдесят градусов, ухватив с лабораторного стола две громадные стеклянные бутыли с бесцветной жидкостью, и запустил их через перила, точно гранаты, в нападающих. Первые трое ворвавшихся уже поднялись на ноги, и тут на них обрушились стеклянный град и химический дождь.
Одна бутыль разбилась о шлем милиционера, и тот снова рухнул на пол, обливаясь кровью. Стеклянное крошево отлетело от доспехов двух других, не причинив вреда, но через секунду эти двое заорали благим матом — едкие вещества просочились под маски и въелись в мягкие ткани лица.
Мы помним, что в подавлении демонстрации применялись газовые гранаты. И милиционеры не пострадали. Нет, это, очевидно, не так эффектно, как использовать "жаломет" и получить на выходе кучу трупов.
О том, что через рот к мозгу добраться труднее, чем через глаза, в отзывах упоминалось.
Однако, при всем моем прохладном отношении к творчеству американского затворника, Мьевиль мне понравился еще меньше. В любом случае три эти составляющие творческого метода, ни каждая сама по себе, ни их сумма в моем понимании не являются доказательством литературного таланта своего носителя.
Оценка — 7.
Знакомиться с дальнейшим творчеством автора желания не имею: нет достаточно свободного времени на продукт с таким низким выходом.
UPD.
У читателей могло создаться впечатление, что я занудно выискивал в тексте нестыковки, а потом долго и мучительно все это излагал. На изложение действительно какое-то время ушло. Что касается "выискивания" — поясню: я слушаю аудиокниги. Какой бы ни был темп чтения, он все равно медленнее, чем если бы я читал глазами. Нет возможности пролистать занудные фрагменты, то есть книга досконально "прочитывается" от начала до конца. Каждое слово и каждый сюжетный ход можно рассмотреть, поставить на паузу, обдумать. Чаще всего я слушаю в транспорте, закрываю глаза и пытаюсь представить кино-по-книге. Например, я мысленно надеваю на воображаемого героя зеркальный шлем, описанный автором, примеряю на себя, прикидываю, что я в нем мог бы сделать, а что нет. Тем временем книга продолжается, происходят какие-то события, и если реконструкция начинает хромать, то в кино вносятся поправки. В какой-то момент поправки уже не спасают из-за совершенной невозможности представить то, о чем говорится в тексте. Такие эпизоды неприязненно откладываются. Как-то так.