Рецензии на фантастические книги

В прошлом году на книжных прилавках появился сборник хоррор-произведений Роберта И. Говарда «Безымянные культы», о котором я уже писал. Книга получилась весьма удачной — на русском не было сборников «страшных» историй техасца достаточно давно. И хотя всё, что оказалось под обложкой, мы уже читали, причём некоторые вещи — ещё в начале 1990-х годов, книга имела успех. Такой успех, который позволил выпустить сборник-продолжение.

Итак, «Боги Бал-Сагота» Роберта И. Говарда.

Большинство произведений в жанре ужасов — самых важных, самых замечательных — конечно, уже вышло в сборнике «Безымянные культы». Но в области «тёмной» литературы техасский писатель был постоянно, это заметно практически в любом его тексте (за исключением явно юмористических и иронических произведений и даже целых циклов — о Брекенридже Элкинсе и Стиве Костигане, например). Во всяком случае, даже тот самый пресловутый Конан то и дело встречается со всякими кошмарами былых эпох, вдруг вылезшими из тёмных нор. Есть, однако, в наследии техасца и более явные, заметные ужасы и триллеры.

Из них и был составлен сборник «Боги Бал-Сагота», логичное продолжение первой книги.

Костяком томика стали триллеры и детективы, которым, в отличие от более стандартных хоррор-историй Говарда, всегда как-то уделялось меньше внимания. Тем не менее, и тут есть свои жемчужины, заслуживающие большей популярности, чем сейчас. Но начнём по порядку.

Как и в случае с «Безымянными культами», «Богов Бал-Сагота» открывает корпус новелл в жанре фэнтези с ощутимыми элементами мистики и ужаса. Два рассказа из этих четырёх относятся к героическим циклам, ещё один имеет самое прямое касательство к пиктской теме. Итак, это: «Сад страха», «Дом Арабу», «Павший народ», «Боги Бал-Сагота». Последняя из перечисленных историй, пожалуй, наименее «страшная», но за счёт того что в ней представлен Гол-горот — самый важный вклад Говарда в пантеон «Мифов Ктулху», — она пришлась в сборнике (названном, кстати, в её честь) весьма кстати. А самый, наверное, необычный рассказ из четырёх фэнтези-историй — «Дом Арабу», с которым связано много интересного. Об этом тексте также рассказала в своей статье переводчица.

Иллюстрация Грэга Стэйплза к рассказу «Дом Арабу».

За фэнтези следуют африканские рассказы, так непохожие один на другой. «Волчья голова» служит прямым продолжением новеллы «В лесу Виллефэр» и повествует о приключениях де Монтура на одном из ранчо белых людей где-то на Чёрном континенте. А вот «Голос Энлиля» — совершенно о другом, о затерянной в глубинах Восточной Африки цивилизации и её устрашающем артефакте. Такие темы Говард тоже очень любил.

Иллюстрация Грэга Стэйплза к рассказу «Волчья голова».

Чуть особняком стоит следующий рассказ — «Прикосновение смерти». Это хоррор, для техасца не вполне обычный, ведь писатель больше любил мистические «страшилки». В данном же произведении ужас имеет психологическую основу — подобного рода вещей у Говарда мало. «Ужас из кургана», «Человек на земле» и «Мёртвые помнят» относятся к условному циклу «Сверхъестественный Юго-Запад», над которым «техасский мечтатель» работал, будучи уже состоявшимся писателем — наверное, по этой причине в данном цикле много достойных, пугающих произведений. Все три вышеперечисленные истории имеют местом действия американский Юг, правда, сюжеты их различны. В первой новелле Говард представил вампира, по поводу которого первые читатели возмущались: как это так писатель сумел исковеркать образ классического кровососа? Второй и третий рассказы посвящёны мести, которая сильнее смерти.

Иллюстрация Грега Стэйплза к рассказу «Человек на земле».

Далее следуют два рассказа-«мостика» от хорроров к триллерам. Если «Чёрная гончая смерти» — это скорее всё же хоррор с добавкой триллера, то «Чёрный ветер воет» — наоборот. Оба произведения повествуют о тайных сектах, но по-разному; действие обоих разворачивается в тёмных сосновых лесах — эти декорации Говард весьма любил. И третий «чёрный» рассказ — по сути своей тоже является неким переходом: он соединяет предшествующие триллеры с последующими детективами. В «Чёрных когтях» слышны африканские мотивы, есть убийство, расследование и нестандартный оборотень. Этот рассказ как детектив, прямо скажем, не самый удачный. Однако после него в книге следуют произведения о Стиве Харрисоне, в которых Говард раскрылся как детективщик в полной мере.

Иллюстрация Грега Стэйплза к рассказу «Прикосновение смерти».

«Техасский мечтатель» сам говорил, что жанр детектива ему не близок; писать подобные произведения он стал по настоянию своего литературного агента Отиса Клайна. Как бы то ни было, но «Кладбищенские крысы» ему, несомненно, удались. Мрачная атмосферная история с интересной загадкой и целыми полчищами красноглазых кровожадных грызунов — эта вещь вполне достойна того, чтобы войти в «золотой фонд» Говарда. Привлекают внимание и «Клыки алчности» за счёт описания дьявольских ритуалов негритянского населения Юга США. Несколько попроще будут «Отмеченные в Чёрной книге» и «Роковые зубы», в которых главенствует так называемая «жёлтая угроза»: злобные китайцы и другие выходцы с Востока не дадут Харрисону спокойно отдохнуть!

Иллюстрация Курта Парди к рассказу «Кладбищенские крысы».

Завершает книгу короткий роман (или повесть) «Костяное лицо», главным героем которого является Стив Костиган — но не тот самый моряк-боксёр с «Морячки»! Этот текст, самый крупный, кстати, из опубликованных в ранний период творчества Говарда, тоже посвящён «жёлтой угрозе». По мнению некоторых исследователей, антагонист романа имеет общие черты с главным злодеем рассказов о Стиве Харрисоне «Повелитель мёртвых» (отсутствует в рассматриваемом сборнике) и «Отмеченные в Чёрной книге». Ну, а то, что образ Костяного лица вдохновлён зловещим доктором Фу Манчи, давно уже широко известный факт.

Иллюстрация Глена Орбика к роману «Костяное лицо».

Итак, что же мы имеем в итоге? Лучшие хоррор-истории Говарда собраны в «Безымянных культах», лучшие триллеры и детективы — в «Богах Бал-Сагота». И та, и другая книга «приправлены» мрачными фэнтезийными историями. И что, это всё «тёмное», чем можно поживиться у техасского писателя? Безусловно, нет! Во-первых, Стив Харрисон ещё не «добит», кроме того, у писателя есть и другой детективный цикл. Во-вторых, не охвачены некоторые внецикловые рассказы, как имеющие определённую известность даже в среде русскоязычных читателей (например, «Беспокойные воды» или «Хижина с призраками»), так и практически неизвестные даже в англоязычном мире (например, «Чёрная земля» или «Змеящиеся лианы»). Ну, о сплаве фэнтези + хоррор можно и вовсе не говорить: этого у Говарда много. А если вспомнить незаконченное, то третий сборник в продолжение «Безымянных культов» и «Богов Бал-Сагота» вполне можно насобирать!

И в заключение — о переводах. Прежде всего, стоит отметить, что оригинальные тексты, с которых и делалось переложение на русский, сверены с последними изданиями Говарда в США. В частности, в рассказе «Роковые зубы», как это и было задумано изначально техасским писателем, действует Стив Харрисон, а не Брок Роллинс (такое имя персонажу в силу некоторых причин дали в журнале, где произведение впервые увидело свет). В «Доме Арабу» наконец восстановлена справедливость, и некий встречавшийся в прежних переводах «аргайв» совершенно логично стал «аргивянином»; также отказались и от неправильного «Эрейбу». Та же история с «Голосом Энлиля»: в старом переводе фигурировал неведомый «Эль-Лиль» на пару с «сумерианцами»; в рассматриваемом сборнике — соответственно «Энлиль» и «шумеры». В «Костяном лице» восстановлены все эпиграфы, чего не было в старом переводе. А в «Клыках алчности» убраны названия глав, как это, по-видимому, и было у самого Говарда.

Таким образом, сборник «Боги Бал-Сагота» получился не хуже предыдущего собрания ужасов авторства Роберта И. Говарда. Притом это всё же несколько другая книга: если в «Безымянных культах» упор был сделан на классический хоррор, то здесь основное содержание — триллеры и детективы. И в увлекательности они ничем не хуже давно известных, можно сказать, знаменитых вещей!

В качестве финальной точки приведём цитату известного говардоведа, автора многих материалов о писателе, в том числе «Краткой биографии Роберта И. Говарда»:

Ужасы Говарда выделяются тем, что он никогда не пытается опираться на штампы, стереотипных чудовищ или другие признаки жанра. Даже если он использовал оборотней, вампиров или зомби, то придавал им особый оттенок, делавший их уникальными. И конечно, раз уж речь идёт о Роберте И. Говарде, его персонажи встречали ужасы с чистой отвагой и чаще всего побеждали. Ещё одна особенность его творчества состоит в том, что он насыщает всё эмоциями — даже неживой мир словно пылает страстью, и Говард будто говорит, что мир по-настоящему пытается вас убить — вас лично!

Расти Бёрк

---

В оформлении статьи использованы иллюстрации Грега Стэйплза, созданные для сборника «The Horror Stories of Robert E. Howard», а также работы других художников.

Маг и его Ученик: вдвоем против Обетованного, или Кто тут в Небожители крайний?

Хьервард. Искорка в костре Сферы Миров. Родина эльфов и альвов, древесных и горных гномов, троллей и кобольдов, гаррид, хеддов и гоблинов. И, конечно же, людей. Смелых ярлов и танов, вольнолюбивых баронов и бондов, знающих цену деньгам торговцев.

Мир, полный ошеломляющих красот и кошмарных ужасов. Обычный мир, коих тысячи.

Мир, где родился на свет тан Хаген. Человек, без которого хитроумная задумка Хедина не имела шансов на воплощение.

Десять веков Истинный Маг Хедин, Познавший Тьму, ждал, пока закончится изгнание, наложенное на него Советом Поколения. Пока он сможет взять Зерно Судьбы Ученика, назначенного ему Предвечными, из Шара Жребия. Будущего величайшего воина, полководца и правителя. Того, с чьей помощью Хедин собрался осуществить давно лелеемый план. План, способный изменить судьбы не только смертных и Магов, но и самих Богов.

Спустя пару десятков лет после рождения Хагена, ставшего за это время отменным бойцом и предводителем воинов, время пришло.

И устремились дружинники Хагена к столице Хранимого Королевства, залога Магов перед Молодыми Богами. И двинулись рати его противников к берегам острова Хединсея, вновь ставшего оплотом мятежного Мага. И застонал эфир под напором заклинаний, используемых как врагами Хедина, так и самим Познавшим Тьму. И закачались весы Равновесия, не зная, на чью сторону они склонятся через несколько часов.

Николай Даниилович Перумов вырвался на фантастический небосклон в 1993 году с дилогией (позднее трилогией) «Кольцо тьмы». Роман был написан еще в 1989 году, и переносил читателя в Средиземье Толкиена, 300 лет спустя после Войны Кольца. Фэндом буквально порвало. Равнодушных не было. Часть толкиенистов исходила ядом, по поводу «жирования на костях Профессора», другая с удовольствием вылавливая блох, отдавала должное талантливому автору.

«Кольцо тьмы» действительно стало событием. Перумову удалось прочувствовать дух мира Толкиена и показать его более приземленную и менее романтическую сторону. Все бы хорошо, но великолепно начав роман, Перумов не удержался. После того, что автор сделал со Средиземьем в конце, он был просто обязан на нем жениться, или отправиться за решетку за надругательство над чужим миром с отягощающими обстоятельствами.

Ну да это все лирика, а фактаж в том, что получив имя после «литературной игры» на чужом поле, Перумов показал, что и сам в состоянии создавать нетривиальные миры. Более двух десятков книг общим тиражом более четырех миллионов экземпляров стали зримым подтверждением его мастерству.

«Гибель Богов» (впервые издана в 1994) стала первой полностью самостоятельной книгой Перумова. Оригинальный мир (даже Сфера миров), как потом выяснится непосредственно связанный с нашей Землей, многочисленные и качественно проработанные системы магии, удалой размах и затягивающий сюжет.

Номинировал Николай Караев: Как всякая хорошая фантастика только прикидывается фантастикой (но делает это хорошо), так и кафкианская антиутопия Дмитрия Захарова лишь маскируется под таковую. Замкнутый сам на себя мир российских государственных корпораций, сражающихся за производство удивительного полупроводника, арсенида голландия, оказывается населен людьми, более чем похожими на нас – нас из настоящего, недавнего прошлого и, как ни жаль, обозримого будущего. В этом романе есть все атрибуты фантастического триллера: от всесильных спецслужб до таинственных террористов, от послушных винтиков условно киберпанковских вертикалей власти до оживленных кукол, ждущих своего мессию, – но главное в «Кластере» не это, и даже не мастерская полифония, незаметно и неумолимо затягивающая читателя в мутные бездны корпоративной вселенной. Главное, на взгляд номинатора, то, что «Кластер» не столько создает свой собственный мир, сколько открывает нам глаза на имеющийся. Постепенно проступает карта лабиринта, в котором, как водится, почти все маршруты заканчиваются тупиками – не потому, что мы такие уж плохие люди, а потому, что «раньше у нас было время, теперь у нас есть дела», потому что чаще комфортнее уйти оттуда, где надо бы не забыть остаться, потому что иногда уютнее предать и забыть. Но кто-то, может быть, и прорвется к звездам, из которых идет снег.

ОТЗЫВЫ ЖЮРИ

Андрей Василевский:

цитата

В книге — два слоя: там, где про Медведя Семена, Жирафа Русю, оловянных и др. — замечательно; там, где про человеков — скучно и, кажется, уже читано. Убрать бы этих хомо сапиенсов на задворки повествования, какая славная повесть могла бы получиться (меньшего, конечно, объема).

Валерий Иванченко:

цитата

Пиарщик-оппозиционер и плюшевый медведь против режима и корпораций, трагедия.

Не очень складно придуманная и сбивчиво изложенная история – с конкуренцией инновационных ведомств, чиновниками, революционерами, воровством, шпионажем, эстрадной певичкой и разумными куклами.

У пиарщика российской корпорации «Микрон» пошла чёрная полоса. На организованном им концерте случается непонятный идеологический теракт в сопровождении стрельбы и паники. Его снимают с должности и ссылают в архивный подвал. Тем временем игрушечный медведь, пытается вывести своих друзей (жирафа, зайцев, щенка) из соседнего подвала, где вот-вот произойдёт конец света. Игрушки, наделённые сознанием, были созданы ещё в 90-е годы в ходе экспериментов с волшебным веществом арсенидом. Потом тему закрыли, но создания остались жить в подземельях заброшенных лабораторий. На них открыта охота, поскольку заключённый в них арсенид страшная ценность. Пиарщик, рискуя свободой и жизнью, погружается в корпоративные тайны, связывается с фейковым подпольем, заводит роман с певицей и решает во что бы то ни стало спасти доверчивых мелких существ. Всё оказывается не так просто, кругом предательство, он бежит в Америку вместе с медведем, потеряв его друзей по дороге, но и Америка не спасает.

Захаров – писатель не бесталанный, но не особо умелый. У него то и дело сбоит стиль, слов избыточно много, но все неточные, и, главное, не получается вовлечь читателя в текст и в придуманный мир. Персонажи либо неприятны, либо безразличны, история тоже оставляет равнодушным, слишком много гротеска, слишком надуманной она кажется.

Разумеется, всё это вкусовые претензии. Ведь прошлогодний «Репродуктор» многим понравился, а «Кластер» поинтересней и заметно сильнее. Ну, страннейший и ходульный сюжет. И что? У нас ведь фантастика, социальная.

Находка с живыми куклами при всей видимой нелепости оказывается ловким ходом. На фоне бессмысленного мира, населённого отталкивающими персонажами, маленький медведь Семён сияет как светоч активного гуманизма. Тут есть момент наглой эксплуатации, но автор искренне любит своего медведя не за пушистость, а за стойкость и чистоту помыслов, и мы тоже не сможем не полюбить.

И всё же две трети или даже три четверти всей истории кажется, что Захаров весьма расплывчато представляет, о чём собственно рассказывает и что хочет сказать. Сюжетные ходы путаются и рвутся, роман выглядит кладбищем благих пожеланий. Сатира выходит беззубой, переживания – неубедительными, остросюжетность – натянутой, мысли – наивными. Перелом происходит лишь ближе к финалу, когда заканчиваются кривые подводки, а из тумана запутанной экспозиции проступают очертания драмы. Похоже, что только в конце автор определяется как с жанром, так и с высказыванием. Обречённая искренность – вот, оказывается, о чём речь. Жестокость творца, отважное бессилие твари. Женщины – суки, только игрушки не предают. Россия ни к чему не способна, ей бы красть, да детей своих жрать. Капитализм – дерьмо, революция не лучше. Может не глубоко, зато выстрадано. И главное – ударные развязки на месте. Читатель вознаграждён за упорство и уходит довольным.

Константин Мильчин:

цитата

Офисная антиутопия в сочетании с критикой режима и власти. Захаров как писатель совершенствуется, но ему, безусловно, стоит внимательнее относится к словообразованию.

Константин Фрумкин:

цитата

Из всех представленных на конкурс работ «Кластер» — пожалуй, самый актуальный. И актуальный он не только потому, что написан про почти современную Россию и ее хозяев, но и потому, что вдохновлен очень важными «обертонами» нашей общественной жизни — обертонами, которые вроде бы всем доступны, но почему-то редко достигают слуха авторов остросюжетных повествований — даже «политических» и «актуальных».

Итак, российские госкорпорации соревнуются за то, кто первый отчитается, что наладил производство некоего полупроводника. Беда в том, что на самом деле делать полупроводники никто не умеет, деньги на их производство украдены, а отчитаться о проделанной работы можно только теми материалами, которые когда-то СССР купил в Японии.

Проблема лишь в том, что из этих материалов сделаны живые игрушки — мишки, щенки и солдатики. А значит, отчитаться о распиленных средствах можно только переловив и уничтожив этих беспомощных живых существ.

Получается грандиозная метафора всей нашей «политической экономии». Невозможность заняться созидательным, высокотехнологическим трудом побуждает нашу власть заменить его трудом по уничтожению и мучению своих беззащитных подданных — попытаться извлечь дивиденды из их уничтожения, бросить их в топку прогресса, буквально на их костях построить замену недостающих высоких технологий. Метафора прозрачная — тем более что охота за игрушками происходит в бункере, на строительстве которого некогда погибло немало сталинских зэков. Попытка компенсировать очевидной жестокостью свое бесплодие.

В результате — необычный ход — отношение к игрушке предстает как нравственный ориентир.

И сколь грандиозна асимметрия сюжета: на одном конце госкорпорации тратят миллиарды, гоняют спецагентов и льют кровь только для того, чтобы удачно имитировать свою нужность и маскировать бесполезность — на другом конце одно частное лицо жертвует своей жизнью, чтобы спасти одного плюшевого медведя.

При этом экстремисты, стремящиеся разрушить царство госкорпораций, не лучше их, ибо пытаются сделать из игрушек бомбы. Экстремисты — это те, кто некогда получил советский, отечественный полупроводник, и теперь возомнил себя богом и ненавидит имитационный мир госкорпораций. Ностальгия по советскому созиданию оборачивается мечтой о бомбе.

Что еще сказать о романе Захарова? Стиль его прост, и ничему не мешает.

Звучащая в романе тема волчьих нравов в среде офисного планктона вторична и была разработана во многих других литературных текстах, начиная с романов Сергея Минаева.

Роман нельзя назвать выдающимся, но он несомненно может понравиться.

Я надеюсь, что Дмитрий Захаров продолжит писать.

Галина Юзефович:

цитата

Во-первых, огромный шаг вперед по сравнению с прошлогодним «Репродуктором», а во-вторых, роман, в котором герои по-настоящему живые и их жалко. История про разумных игрушек перекликается с историей разумных медведей из прошлого романа, но отработана на принципиально ином уровне – гораздо тоньше и уместнее. Другое дело, что Захаров почему-то все время пытается писать кафкианско-абсурдистскую сатиру на российскую бюрократию, которая у него выходит утомительно однообразной – не смешной, не страшной, не злой, а какой-то совершенно серой и безликой – под стать описываемому объекту: трудно было удержаться, чтобы не пролистывать «сатирические» страницы. Мне кажется, что если бы в романе осталась только одна линия, связанная со спасением игрушек, он бы от этого очень сильно выиграл. Ну, и к концовке есть кое-какие вопросы: все плохо, это понятно, и плохо более или менее везде, но этой суховатой констатации как-то явно не хватает для мощного финального стаккато.

Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.

Номинировал Владимир Борисов: Это фантастика ближнего прицела. Редчайший для нашего времени вид научной фантастики, требующий определённой смелости и хорошего знания современных технологических новшеств. Хотя номинируется лишь одно произведение — повесть «Московские каникулы», представляет интерес весь сборник Елены Клещенко «Файлы Сергея Островски». Форма фантастического детектива не должна скрыть от читателя главное, что интересует автора: возникновение совершенно новых этических проблем, вызываемых быстрым проникновением в наш мир вещей и явлений, из фантастики переходящих в реальность. Всё это ждёт нас «за поворотом, в глубине», к этому нужно готовиться, это нужно осознавать, это нужно осмысливать и учиться в этом жить. Потому что жить по-старому не получится, отсидеться в уголке не удастся. «Хищные вещи века» вторгаются и внедряются в наше пространство незаметно, но стремительно и затрагивают всех.

ОТЗЫВЫ ЖЮРИ

Андрей Василевский:

цитата

Ну что ж… детективная деятельность в условиях несколько расширенных технологических возможностей по сравнению с настоящим моментом (то есть близкое будущее). После сериала «Черное зеркало» (Black Mirror, 2011-2016) читать это уже не занимательно. Между тем, занимательность — это единственная мотивировка для обращения к таким текстам, почти лишенным художественных, психологических и философских достоинств/измерений. Поэтому всю книгу — «Файлы Сергея Островски» — я читать не буду. Возможно, зря.

Валерий Иванченко:

цитата

Елена Клещенко, научный журналист и редактор, написала серию научно-детективных историй из не очень отдалённого будущего (не пропадать же профессиональным знаниям и умениям). В этой серии действует один сквозной персонаж: русский американец – полицейский, затем частный сыщик. В разных историях он для раскрытия преступлений пользуется методами футуристической криминалистики (вроде детальной расшифровки ДНК, например), мотивы и способы совершения преступлений связаны со всякими идеями из передовых областей науки. В одном рассказе сыщик даже ведёт расследование на обитаемой лунной базе. На премию номинирована маленькая повесть «Московские каникулы» — не очень закрученная, но, может быть, самая литературная.

Действие повести разворачивается на подмосковной даче, и явных примет будущего здесь почти нет. Вся фантастичность сводится к выдуманному способу лечения болезни Альцгеймера – компьютерному интеллектуальному протезу. Это изобретение задаёт некоторые параметры предполагаемого преступления, расследование же приходится вести по старинке. Расследование совершенно частное и проводимое к тому же в ограниченном кругу съехавшихся родственников. Хотя за пределами дачи царит высокотехнологический капитализм, в замкнутом мирке повести мы погружаемся в забытую атмосферу советского детектива.

Советский детектив был любим за остросюжетность, нарушающую привычный и приевшийся быт. Важными приметами его были психологизм, узнаваемая типажность и чёткость нравственных ориентиров. Советский сыщик был идеалом, образцом человека, борющегося с недостатками старого мира и своими собственными несовершенствами ради общего будущего. В повести Клещенко главный герой идеален вдвойне – ведь он прибыл в милую, но несколько затхлую Россию из самой передовой Америки. Прибыл, чтобы наказать зло, спасти дядюшку, произвести впечатление на кузину. Несмотря на некоторые сложности адаптации, особого труда ему эта миссия не доставит, с его-то опытом защиты закона среди прожжёных капиталистов.

С психологичностью в повести не так чтобы сильно здорово, но детектив вышел крепкий и даже не женский, без всякой романтической лабуды, свойственной Устиновым и Дашковым. Профессиональную состоятельность автор показала на пять, создав чтение достойное, грамотное, хотя и без всяких достоинств сверх намеченных в техзадании. Читать это нет совершенно никакой необходимости, пока вас не волнует перспектива болезни Альцгеймера.

Константин Мильчин:

цитата

Смесь детектива и фантастики с добавлением некоторого количества умных слов, сложных девайсов и попыткой выйти на международный уровень. За заодно на философско-футуристический. В итоге получается российская адаптация «Черного зеркала» с актерами из сериала «Ментовские войны».

Артём Рондарев:

цитата

В повести за образец взят старомодный английский детектив, с большой семьей, живущей в большом доме, откуда пропадает человек, ворохом подозреваемых, сложными семейными отношениями и единством места и действия, которое, кстати, происходит в России, куда герой, связанный узами родства с описанной семьей, приехал погостить. Повествование обладает некоторым морализаторским потенциалом, и недаром две фамилии писателей, возникающие тут в речах и мыслях героев, — это Достоевский и Честертон.

В силу жанровых особенностей о сюжете я почти совсем не буду говорить. Речь тут идет о розыске людей, который главный герой осуществляет, преимущественно прибегая к помощи интернета и разнообразных гаджетов; действие, судя по всему, разворачивается в каком-то недалеком будущем, в котором успели появится некоторые технические и электронные новинки, однако по сравнению с нашим временем все они не производят впечатления какого-то особенного технологического прорыва, и в этом состоит первая проблема: не вполне понятно, на каком основании повесть отнесена к фантастическому жанру. Да, тут есть взлетающие автомобили и какие-то хитрые подслушивающие устройства, но никакой принципиально иной проблематики они в повествовании не вносят; да, сюжет строится вокруг технологий, на данный момент недоступных, но, опять-таки, после непродолжительного раздумья эти технологии можно заменить на нечто уже существующее, и сюжет от этого никак не пострадает. Думать, что фантастика – это такой жанр, где много разнообразных устройств и «не все как у нас» — значит, полагать его чем-то вроде «реализма с гаджетами», то есть, строго говоря, уничтожать все эндемичные фантастике проблематики и в довольно большом числе случаев просто свести ее к графомании: Стругацкие писали определенно менее искусным стилем, чем Бунин, но любят их не за это.

Другая проблема тоже связана с гаджетами и жанром, но она в каком-то смысле прямо противоположна первой: классический детектив (а повесть прямо в него метит) нельзя написать в будущем, только в настоящем или прошлом, просто оттого, что функция читателя в детективном жанре принципиально отличается от функции читателя любых других жанров. Как гласит второе правило «Десяти заповедей детектива» Рональда Нокса, «Никакие сверхъестественные или ненатуральные силы не допускаются»; в детективе же, который происходит в будущем, этих сил всегда пруд пруди, ибо, как известно, при определенном уровне технического развития техника становится неотличима от магии: устройства, которые умеют делать то, что в наше мире не умеет делать еще ничто, появляются из кармана с ловкостью фокуса, и не вполне понятно, в чем тут роль читателя, который в детективе, как ни крути, — обязательный соучастник событий, ибо, собственно, детективная загадка всегда предлагается автором как повод для состязания с читательской проницательностью. Как читатель может догадаться, что одно непонятное устройство отключается с помощью другого непонятного устройства, которое внезапно оказывается у героя в сумке, и сделать из этого какие-то выводы? Разумеется, никак. Таким образом, автор обретает роль демиурга, который не обязан ни перед кем отчитываться, и тебе остаётся только гадать: задумывалось ли применение этого непонятного девайса при сочинении сюжета или автор просто достал его из шляпы, когда понял, что сам забрел в тупик? То есть, честно ли написана задача, или же в нее по мере попыток ее решить на ходу подбрасываются все новые и новые условия?

Если же отвлечься от этих претензий (на мой взгляд, правда, весьма существенных), то читается это все довольно увлекательно и написано достаточно внятным языком; тем не менее, даже несмотря на внятность языка, названные выше проблемы приводят к тому, что у тебя в итоге возникает ощущение авторского превосходства над тобой: автор настолько лучше экипирован знанием происходящего, чем ты, что ты постепенно теряешь нить и принимаешься путаться в героях (выписанных довольно стереотипно), их аргументах (которые часто ссылаются на вещи, о которых у тебя нет никакой возможности узнать) и в сюжете в целом, — до той степени, что хочется вернуться на несколько страниц раньше и перечитать, с чего же все-таки все началось.

Константин Фрумкин:

цитата

Приятный классический детектив. При этом очень тщательно продуманы черты недалекого будущего. Они правдоподобны, им веришь, все так и будет: примерно так же, как сегодня, но с такси на воздушной подушке, автомобилями, возвращающимися домой на автопилоте, и лабораториями, по ДНК рисующими портрет человека. Однако все же это не более чем детектив. Никаких дополнительных измерений и новых горизонтов в тексте не проглядывает.

Лично мне чтение «Московских каникул» несколько затрудняло повышенное внимание автора к одежде, прическам и занавескам — всем этим милым трикотажно-текстильным деталям. Но это отнюдь не недостаток, а может быть даже и достоинство повести.

Галина Юзефович:

цитата

Преувеличенно традиционный, словно бы аккуратно выпиленный по типовому шаблону герметичный детектив с одним-единственным фантастическим допущением. Интрига выстроена на честную четверку; герой (американец русского происхождения, приехавший на историческую родину навестить родню) выглядит идеальным суперменом без человеческих свойств; локейшн, в котором происходит действие (классическая постсоветская дача), производит впечатление плоской и минималистичной декорации, нарочито лишенной каких бы то ни было узнаваемых теплых деталей. Диалоги – как будто автор только что закончил какие-то онлайновые курсы по creative writing’у. Словом, старательный и ученический блочно-панельный опус – не плохой и не хороший, но в целом совершенно не обязательный.

Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.

Подземная модель социума, или 50 оттенков жизни

Еще три года назад шериф Холстон был абсолютно счастливым человеком. Нужная работа по поддержанию закона. Любимая жена Эллисон. И даже выигрыш в лотерею, позволяющий завести ребенка.

А потом внезапно все закончилось.

Эллисон, его Эллисон захотела выйти наружу.

В этом явно была виновата проклятая информация, которую она восстанавливала, работая со старыми серверами. Оказалось, что известное им восстание было не единственным. И данные на компьютерах стерли не обязательно бунтовщики.

Именно эта проклятая информация заставила ее сказать, что все они видят снаружи — ненастоящее. И отважиться на то, что никто не делал по своей воле уже сотни лет — выбраться из Бункера.

Джульетта, один из лучших техников за последнее десятилетие, также была счастлива у себя на Глубине, возясь с машинами, от которых зависели тысячи жизней. И вовсе не собиралась подниматься на верхние этажи, и занимать хоть какие начальственные должности. Но мэр Джанс умела уговаривать.

Оказалось наверху все гораздо сложнее, и начальник Ай-Ти отдела Бернард Холланд мало того, что изрядно амбициозен и метит на кресло мэра. Вдобавок он скрывает чертовски важную информацию о происходящем снаружи.

И готов за нее убивать.

Американец Хью Хауи с детства мечтал стать писателем. В школе даже начал свою первую большую книгу. Однако потом мальчик подрос, и идею писательства подзабросил. Изрядно попутешествовал, причем на своей яхте, разок чуть не ставшей для него могилой. Поработал капитаном уже чужой яхты, в одном из своих круизов встретив очаровательную девушку Эмбер, вскоре ставшую его женой. Семейная жизнь заставила покончить с морскими путешествиями, заставив заняться более спокойными делами.

Поднакопив впечатлений, Хью вернулся к писательскому ремеслу, в 2011 получив реальную отдачу от своих трудов.

Первая часть его трилогии «Бункер» была включена в топ 100 книг на Amazon и получила несколько номинаций читательской премии Goodreads Choice Award. А также массу восторженных отзывов от журналистов, критиков и коллег по цеху.

Постапокалиптической литературы на нашем веку появились уж многие десятки (а то и сотни) экземпляров. Но «Бункер» Хауи выгодно отличается от них одной немаловажной деталью.

Тайной и интригой. Практически с самого начала читателю ясно, что все не так просто, и производственным романом, описывающим тяжелое будущее человечества, дело не ограничится (да и человечества, кроме жителей бункера мы тут не увидим). С первых страниц автор дразнит наше любопытство намеками, упоминаниями и недоговорками.

Остроты в блюдо добавляют герои, находящиеся практически в том же (если не хуже) состоянии тягостного недоумения, что и читатель. Ведь протагонисты, прожившие в Бункере всю жизнь, и не особо задумывавшимися о внешнем мире, вдруг оказываются по уши в океане лжи. Точнее понимают, что всю жизнь именно в нем и барахтались.

А благодаря тому, что персонажи вышли у Хью весьма качественными и располагающими к сопереживанию, поймем это и мы.

Холстон, нормальный, хороший мужик, крепкий и надежный, любящий и любимый, не гений мысли и не философ. Плывущий по течению, как подавляющее большинство из нас, не особо задумывающийся об отвлеченных вещах. Так, скорее всего и закончивший бы свою жизнь в кресле шерифа (а то и мэра), если бы не жена.

Эллисон, которую нам почти не покажут, натура абсолютно другого склада. Умна, причем в техническом смысле тоже. Мечтательна, жаждет большего, несколько авантюристична. Натура, способная разом поставить все на одну единственную карту.

А насколько пронзительной и щемящей вышла история невоплощенной любви мэра и помощника шерифа! А их путешествие на глубину, будто поход двуединого Орфея, ищущего часть себя — свою пропавшую Эвридику. И что самое главное — нашедшего, и почти выведшего из Аида.