Калейдоскоп фантастики

Завтра исполнится девять дней со дня смерти АНДРЕЯ ДМИТРИЕВИЧА БАЛАБУХИ, моего старшего товарища. От нас ушел один из патриархов российской фантастики, любимый учитель, собрат по перу и добрый друг. Нам всем будет его очень не хватать.

Балабуха всегда поражал и восхищал меня как эталон литератора-многостаночника. Андрей Дмитриевич одинаково успешно писал фантастическую прозу и исторические исследования, статьи о фантастике и поэзию, предисловия и послесловия к сборникам, афоризмы, эссе и байки, комментарии к фантастике и толстенным справочникам. А еще он вел передачи на радио, занимался переводами и редактурой, преподавательской деятельностью на литературных курсах и воспитывал молодых писателей на созданной им Студии. Вдобавок он много лет возглавлял секцию научно-фантастической литературы Союза писателей Санкт-Петербурга, где сумел создать атмосферу предельной доброжелательности и товарищества. И этот список далеко не полон…

На прощании много людей вспоминали Андрея Дмитриевича и благодарили за участие, которое он принял в их литературной судьбе. И чаще других с прощальным словом обращались к Балабухе его ученики по литературным курсам и Студии. Студия молодых писателей была его начинанием, его любимым детищем долгие десятилетия. Шутка сказать: она была создана им вместе с литературоведом Анатолием Федоровичем Бритиковым в далеком 1983 году и прожила тридцать семь сезонов, пока не приостановила свою работу весной 2020 года. Сейчас мы надеемся перезапустить ее — уже как Студию имени Андрея Балабухи.

Через нашу Студию, по моим подсчетам, прошло около сотни молодых (зачастую по литературному стажу, а не по возрасту) литераторов. Немалая их часть состоялись как профессиональные писатели, многие были приняты в творческие союзы, что лишний доказывает высокий уровень их творчества. Поколения студийцев естественным образом сменялись. Сегодня от самого первого состава остался лишь один человек — Елена Ворон. Но благодаря руководству Андрея Дмитриевича сохранялась преемственность, продолжали жить традиции Студии.

Сам я пришел на Студию в конце 1995 года, позднее стал ее старостой, а в 2003 году получил предложение Балабухи поработать соруководителем. Мне есть что сказать о Студии, но я хочу предоставить слово самому Андрею Дмитриевичу Балабухе, ибо никто лучше создателя не может рассказать о своем творении. Вдобавок я убежден, что всем нам будет очень важно и нужно еще раз послушать живой голос ушедшего от нас Мастера.

20 июня 2014 года корреспондент интернет-журнала «Питерbook» Елена Уланова взяла у Балабухи интервью. Затем оно было опубликовано на сайте журнала под названием

В начале июня на площадке арт-проекта «Жук» состоялось последнее занятие тридцатого юбилейного сезона одной из старейших литературных студий Петербурга, возглавляемой писателями Андреем Балабухой и Леонидом Смирновым. Об истории создания и развития студии, о знаменитых студийцах и принципах работы литературного объединения мы поговорили с его руководителем — прозаиком, публицистом, переводчиком и поэтом Андреем Дмитриевичем Балабухой.

— Как появилась Литературная студия и как вы стали ее руководителем?

— Я бы сказал, случайно. Правда, как тут не вспомнить бессмертное высказывание Александра Дюма-отца: «Случайность — это резервный фонд Господа Бога»? Если случайно возникшее творческое сообщество живет уже три десятка лет и умирать пока никоим образом не намерено, значит, в рождении его была некая закономерность… Но это так, между прочим.

А теперь — к фактам. Идея родилась в 1983 году у Александра Сидоровича, бывшего в ту пору председателем городского клуба любителей фантастики «Миф XX», который собирался во Дворце молодежи. Ему пришло в голову, что прекрасным дополнением к деятельности КЛФ послужит создание при нем литературного объединения. С тем он ко мне и обратился.

У меня тут же возникло два сомнения. Во-первых, не хотелось создавать впечатления, будто мы претендуем на какую бы то ни было конкуренцию с наработавшим уже за десять лет немалый авторитет семинаром Бориса Натановича Стругацкого, из состава которого я вышел в 1979 году. Во-вторых, я тогда еще не был членом Союза писателей, всего лишь состоя в Профессиональной группе писателей при Ленинградском отделении Литфонда (прекрасная, кстати, была организация!), а руководить любой творческой мастерской в те времена можно было, лишь обладая полноценным членским статусом. С первым пунктом разобрался сам Сидорович, договорившись со Стругацким: литобъединение при КЛФ — это, мол, так, детский сад, рассада, причем отборные ростки со временем можно будет пересадить и в благодатную почву семинара… Со вторым сомнением оказалось еще проще: мой добрый друг и соавтор литературовед Анатолий Федорович Бритиков взялся возглавить Сидоровичево детище, сделав меня своим соруководителем, что формально было уже вполне допустимо. Да и пара из нас получилась отличная, друг друга с полуслова понимающая и, благодаря несхожести иных взглядов, взаимодополняющая. Но это я забегаю вперед.

А пока, как водится: сказано — сделано. Студия родилась. И первые годы именовалась Студией молодых фантастов. Это уже много позже стало понятно, что не фантастикой единой в большинстве своем студийцы живы, и естественным образом пришло нынешнее название — Литературная студия.

Поначалу собиралось около полутора десятков человек. Преимущественно это и впрямь был детский сад, следа в литературе не оставивший. Но я счастлив, что с первого дня в Студии появилась — и остается с нами поныне — Елена Ворон, ныне признанная писательница, член Союза писателей Санкт-Петербурга, которую я очень ценю. Был среди первых и Леонид Резник, очень неплохо дебютировавший, но потом, после переезда в Израиль, как-то мало-помалу исчезнувший с литературного горизонта.

1 — Андрей Балабуха в Доме писателя (рядом Галина Усова, Феликс Суркис, Ольга Ларионова, Игорь Смирнов, Борис Романовский и другие); 2 — Андрей Балабуха на конференции молодых писателей-фантастов (рядом Леонид Резник, Борис Гуревич, Марианна Алферова, Александр Щербаков и другие); 3 — Андрей Балабуха на Литературных курсах (рядом Дмитрий Вересов и "курсанты")

— Какие еще известные, активно публикующиеся авторы занимались в Студии?

— Сами понимаете, за такой срок их было немало. И в первое десятилетие, пока мы вели Студию вместе с Бритиковым, и потом, когда я занимался этим один, и теперь, при втором дуумвирате — с Леонидом Смирновым, кстати, тоже бывшим студийцем. Наверное так, навскидку, я всех и не упомню, а потому заранее приношу извинения тем, кого не упомяну. Итак, в разные годы в числе студийцев были (а некоторые остаются и по сей день) Александр Прозоров и Михаил Ахманов, Екатерина Мурашова и Александр Мазин, Антон и Елена Первушины, Анна Гурова и Анна Овчинникова, Светлана Васильева, Павел Марушкин, Татьяна Томах, Юлия Чернова — все они члены писательских союзов, лауреаты разнокалиберных литературных премий… Разумеется, они чрезвычайно несхожи — ни по масштабам, ни по характеру дарований, ни по стилистическим и тематическим предпочтениям. Так ведь сочинители же — они все-таки не товар серийного производства! Не приведи Бог, если где-то начнут штамповать их по некоему единому образу и подобию. Сдается мне, полтора десятка профессиональных литераторов, вышедших из Студии за тридцать лет — итог достаточно достойный. Вот скажи я, будто таковых вышло из Студии полсотни — и всякому стало бы ясно, что планка опущена, как нынче принято выражаться, ниже плинтуса.

4 — На Студии рядом с А.Балабухой Леонид Смирнов, Александр Мазин и Анна Гурова; 5 — Рядом с А.Балабухой Леонид Смирнов, Александр Мазин и Михаил Ахманов

— А та конкуренция с семинаром Стругацкого, которой вы опасались поначалу, все-таки была?

— Слава Богу, нет. Во-первых, экологическая ниша тут достаточно обширна — в Петербурге и пяток таких семинаров, студий, мастер-классов, как ни назови, мирно ужиться могут. Во-вторых, и Борис Натанович, и я — независимо друг от друга — всегда считали: из чем большего числа источников хлебает писатель, тем для него лучше. И потому я всегда приветствовал, если мои студийцы одновременно посещали и семинар Стругацкого — как, например, Вячеслав Рогожин или Татьяна Томах. В конце концов, я и сам прошел школу семинаров Ильи Варшавского и Бориса Стругацкого. Забавная, кстати, деталь: когда-то я был первым старостой семинара Стругацкого, а мой ученик, коллега и друг Антон Первушин — последним. В конце концов, самое главное — знать, что «мы одной крови, ты и я», а вкусовые предпочтения вторичны.

6 — Рядом с А.Балабухой Мария Акимова, Сергей Удалин и Леонид Смирнов; 7 — Рядом с А.Балабухой Вадим Кузнецов, Елена Ворон, Леонид Смирнов, Михаил Шавшин, Марианна Алферова, Злата Линник, Анна Овчинникова и другие

— Какие творческие задачи вы ставите перед участниками Студии?

— Одну-единственную: быть писателями. Не штамповщиками, выпускающими клишированные тома всяческих «проектов», но творцами. Демиургами собственных миров. Людьми, видящими мир наособицу и способными это свое видение передать читателю. И, главное, — думающими. Мне совершенно все равно, что именно станут они писать: фантастику, реалистическую прозу, научно-художественную, документалистику, публицистику, критику… Да хоть пьесы в стихах! Главное — чтобы писали исключительно то, к чему сегодня душа лежит. Без оглядки на рынок. В конце концов, рано или поздно рынок все съест. Помню, когда я прочел первую рукопись Павла Марушкина «Человек-оркестр», сказал ему: «Паша, это все очень хорошо, но, как теперь говорится, „не формат“. Никто подобного не издаст». И что же? Года через три «Эксмо» выпустило его роман аж трехтомником — правда, как водится, под неродным заглавием «Дети непогоды». Я здорово ошибся, зато приобрел ценный опыт.

Однако замечу: одному каждый писатель должен учиться непременно — терпению, настойчивости, неспешливости. Стремление достичь успеха поскорее неизбежно оборачивается печальными результатами. Но это уже разговор отдельный и долгий. Не мною сказано: в России писателю надо жить долго. И это непреложная истина: скороспелые топ-авторы забываются столь же стремительно, как нарождаются.

И еще. Необходимо понимать, что за всяким из нас стоит минимум шесть тысячелетий развития литературы. За это время умирали и рождались жанры и вкусы читателей, носители прошли развитие от камня до нынешних электронных книг. Но сама-то литература как жила, так и живет. И будет впредь. И профессия писателя — вечная и почтенная.

8 — Рядом с А.Балабухой Мария Акимова, Сергей Удалин, Василий Владимирский и Елена Бойцова; 10 — Рядом с А.Балабухой Светлана Васильева, Елена Ворон и Светлана Богданова

— Как и чем живет Студия сегодня?

— Тем же, чем и раньше. Писанием рассказов, повестей и романов. Их придирчивым чтением и взыскательным обсуждением. Разговорами о литературе вообще. Но самое главное — чувством товарищества и нужности друг другу. Надеюсь, так будет и завтра.

12 — А.Балабуха на Белфесте (вручение студийной премии "Дверь в лето" Татьяне Томах)

Вот такое душевное интервью было взято у Андрея Дмитриевича. Но это не все. Хочу привести здесь еще один документ ушедшего времени — времени Балабухи. Это посвященный Студии монолог Мастера. Его записал писатель Павел Шумилов, один из учеников Андрея Балабухи. Скорей всего, это тоже случилось в юбилейном для Студии 2014 году.

В начале, как водится, было слово, и произнес его (было это много лет тому назад) Александр Викторович Сидорович, в те времена — еще попросту Саша, но уже тогда — великий любитель, ценитель и подвижник фантастики.

— Слушайте, Андрей Дмитриевич, — предложил он как-то, — а почему бы нам не затеять собственное литературное объединение? Или слабо?

Слабо не было. Зато был старший друг и коллега Анатолий Федорович Бритиков. С ним и взялись. Так, в 1983 году и родилась Студия молодых фантастов. Первоначально — во Дворце молодежи, при КЛФ "Миф-XX", который возглавлял Сидорович. Потом — в Доме писателя на Шпалерной, уже под эгидой Секции фантастической и научно-художественной литературы Союза писателей Санкт-Петербурга. А когда дом сгорел, начались странствия: то в подвале издательства "Лань", то в краснокирпичном здании пожарной части на Васильевском острове. Долгое время Студия обитала в Центре современной литературы и книги на набережной Макарова, потом прочно обосновалась в арт-клубе "Жук" при магазине старой книги. Но дважды в месяц студийцы собирались неизменно, и так восемь месяцев в году. Жук — существо непоседливое. И одноименный магазин старой книги скакал по городу, пока не сменил название на "Раскольниковъ" и прочно обосновался в Апраксином переулке. Вместе с магазином скакала по городу и Студия.

13 — А.Балабуха с Ириной Кучеренковой и Марией Акимовой; 14 — А.Балабуха с Марией Акимовой у магазина "Раскольниковъ"

Постепенно Студия росла численно и менялась качественно: мало-помалу выяснилось, что пишут господа студийцы не только научную фантастику, как поначалу, но и фэнтези, и научно-художественные и научно-популярные книги, детективы, исторические романы и даже стихи. И потому Студия фантастики превратилась в конце концов в Литературную студию, ибо писатель — не тот, кто верен какому-либо жанру, а тот, кто пишет что ему Бог на душу положит. Не стало Анатолия Федоровича. С 2002-го года соруководителем студии стал Леонид Смирнов. Но сама-то Студия — есть. Живет. И слава Богу.

Факультет ненужных вещей — такова примерно была наша с Бритиковым первоначальная задумка. Ибо кому, собственно, нужно это искусство словоплетения, этакая игра в бисер. Помнится, узнав, чем я занимаюсь и сколько за это платят, один мой питтсбуржский знакомый на голубом глазу сочувственно поинтересовался, неужто я не сумел найти более стоящего дела. Да вот не нашел.

И в Студию стекались такие же не нашедшие. А мы старались поделиться с ними своим горбом нажитым опытом. Умением построить мысль и фразу, что не нужно, на самом деле, ни подавляющему большинству читателей, ни подавляющему большинству издателей. Так было в те, еще советские времена. Так и теперь — только по разным причинам. Мы пытались слепить нечто противоестественное: сообщество волков-одиночек, ибо всякий писатель по определению не одиночкой быть не может, а в сотоварищах, в некоей психологической нише, тем не менее нуждается. Перемирие у водопоя, где, если верить Киплингу (а кому ж еще верить?) все становятся друзьями — пусть на несколько часов в месяц. Оказалось, впрочем, что мы были избыточными пессимистами: общение пошло и за пределами студийных заседаний, и образовалась странная стая, где все волки — одиночки, но вместе им лучше, чем поврозь. И лучшее тому доказательство — сейчас в студии больше тридцати человек, а начиналась она с десятка. Причем те, кто уже выпустил не по одной книге, кто уже вступил в Союз писателей, из Студии все равно не уходят. Чему все и радуемся.

15 — А.Балабуха со Златой Линник

Вопрос вопросов — а зачем, собственно, все это? Пусть бы себе писатели вольно роились в воздухе, с дивной избирательностью свободно падая в сладкий октябрьский эль изящной словесности.

Понятия не имею. Пусть каждый из студийцев сам скажет, зачем нужна Студия именно ему. Я же могу говорить только о себе.

Во-первых, отдаю долг — тем, у кого сам в свое время учился. Тому же Анатолию Федоровичу Бритикову. Дмитрию Михайловичу Брускину, блистательному переводчику Лема, который, сам до того до конца не понимая, стал одним из первых моих литературных менторов. Илье Иосифовичу Варшавскому, придумавшему и — недолго, увы, всего года два — ведшему семинар молодых, который после его кончины возродился как семинар Бориса Стругацкого. И Борису Стругацкому, в чьем семинаре учился несколько лет. И моему другу Александру Александровичу Щербакову, фантасту, поэту, переводчику, прозаику, драматургу и прочая, и прочая. И многим другим, кто был рядом со мной и на чьих книгах я учился — тут и Александр Мееров, и Георгий Мартынов, и Лев Успенский, и Евгений Брандис с Владимиром Дмитревским, и Виталий Бугров, и иже с ними. И еще большему числу тех, у кого я учился только по книгам. Все они вложили что-то в меня. А долги, говорят, надо отдавать — и не только из-за опасности "наезда".

Во-вторых, ученики не только на глазах превращаются в подмастерьев и мастеров, но и постепенно становятся друзьями, а что мы в этой жизни без друзей?

В третьих, мне просто интересно.

И, наконец, это три десятка лет моей жизни, от которых я ни за что не отрекусь, потому что это моя жизнь, мною сделанная, и другой я бы ни при каком раскладе не хотел.

17 — А.Балабуха с Татьяной Громовой; 18 — А.Балабуха с Антоном Первушиным

В качестве комментария скажу, что за долгие годы жизни Студия кочевала чаще, чем рассказал Андрей Дмитриевич. Вдобавок она гостила в историческом здании Думы, а также на гостеприимной квартире самого Балабухи.

Я снабдил этот материал фотографиями Андрея Дмитриевича Балабухи — как на Студии, так и вне ее. Чтобы понять, что из себя представлял феномен по имени Балабуха, его надо не только читать, но и слушать, и видеть.

Здесь нет ни одного моего снимка — так уж вышло. Многие из них прислали мне студийцы, другие я выловил в Рунете — уже после смерти мэтра. Большое спасибо всем авторам фотографий. Особая благодарность Марии Акимовой. Вы нам очень помогли.

Шестая и последняя часть обзорной статьи о советской фантастике была опубликована в тридцать третьем выпуске «Клуба любителей фантастики» от 31 июля 1990 года — в газете «Октябрьская магистраль».

В первой половине 80-х годов фантастика в СССР, конечно же, продолжала выпускаться. Изданий по-прежнему было мало, а их качество оставляло желать лучшего. Когда оглядываешься на это время, вооруженный нынешним знанием, становится ясным многое из того, что тщательно маскировалось, скрывалось от глаз рядового читателя.

Пять-десять лет назад я, например, не мог понять, почему одновременно выходят в свет и катастрофически слабые произведения, и довольно хорошая литература. Почему наряду с «кастрированной», политически приглаженной и прилизанной фантастикой имеют шанс быть выпущенными достаточно острые работы. Теперь, на мой взгляд, причина ясна — это существовавшее в последние годы «застоя» странное сочетание принципов естественного и противоестественного отбора литературных произведений. Негативная тенденция так и не смогла окончательно возобладать. Наряду с аппаратными играми издательские планы определял порой и художественный уровень фантастики.

Посмотрим, какие же интересные произведения смогли просочиться в 1981-1985 годах через «сито» бюрократического отбора. Нашумевший, спорный роман В.Орлова «Альтист Данилов» при всех перепевах булгаковских идей и настроений стал литературным событием. Сказочная, сатирическая фантастика сочеталась в нем с прекрасными страницами, посвященными Музыке, психологии музыканта, имеющего дар божий. Роман заключал в себе наряду с веселыми описаниями хулиганских приключений небожителей и ядовитую критику бюрократической системы.

В свою очередь, лирико-юмористическая повесть К.Булычева «Царицын ключ» высмеивала мелкие человеческие пороки, особенно ярко высвечиваемые идиотизмом российской провинциальной жизни, и отнюдь не покушалась на столпы общества. Доброе отношение автора к северной природе, к укладу жизни народа, к подвижникам — сельским интеллигентам — так и сквозит при этом из каждой ее страницы.

Приятной неожиданностью стало появление на литературной арене О.Корабельникова, вынесшего на суд читателей сразу же целую обойму произведений. Он выступил продолжателем сибирской традиции лирической, психологической фантастики, заложенной В.Колупаевым. Обладая энергией неофита и опытом сложившейся личности, писатель поднимает вселенские, вечные проблемы бытия, не боится выхода на философские обобщения. Воссоединение с природой, борьба за возвышение духа человеческого — вот чем наполнены повести «Башня птиц», «И распахнутся двери», «Несбывшееся, ты прекрасно».

Традиционная антивоенная тема очень по-разному раскрыта в повестях Э.Геворкяна «Правила игры без правил», А.Шалимова «Стена» и К.Булычева «Агент КФ». Геворкян создал прекрасный фантастический детектив, посвященный разоблачению спецшколы, подготавливающей земных наемников для межзвездных войн. Шалимов дорабатывал поднятую в рассказе «За огненной чертой» проблему выживания людей в зоне локальной ядерной катастрофы, людей, думающих, что весь остальной мир погиб. А человечество же, в свою очередь, уверено, что в районе катастрофы никто не мог уцелеть. Булычев же «сделал» добротный космический боевик, показав, к чему может привести попадание современного оружия в руки людей с дофеодальным мышлением, как они приспосабливаются к цивилизации, черпая из нее лишь то, что помогает им реализовать варварские идеи клана.

Человек, открытие и его последствия — тоже достаточно привычная тема. Неостановимую и трагическую тягу ученых к познанию неведомого, пусть даже путем разрушения самих основ мироздания, описал В.Бабенко в повести «Проклятый и благословенный», а Г.Бальдыш в романе «Я убил смерть» чрезвычайно правдоподобно и при этом, не сбиваясь на лекторский тон, показал историю поисков механизма бессмертия.

И, наконец, скажу о двух повестях, объединенных попыткой показать мир будущего. В.Генкин и А.Кацура в повести «Лекарство для Люс» развили интересную гипотезу о превращении всей Земли в огромную школу-полигон, где дети на реальных ситуациях прошлого и настоящего будут знакомится с миром, нарабатывать жизненный опыт, одновременно воспитывая свое человеческое «я». В основе всего — глобальная система игровых исторических моделей, полная самостоятельность обучающихся.

Братья Стругацкие порадовали нас в те годы лишь повестью «Волны гасят ветер», которая продолжает линии «Обитаемого острова» и «Жука в муравейнике». В ней в детективном ключе описывалось возникновение в недрах земного человечества нового разумного вида — люденов. Всемогущество и трагедия этих сверхчеловеков оказались неразделимы.

Комментарии

1) Фантастическое повествование в двенадцати новеллах «Жизнь как год», впервые опубликованное Виктором Колупаевым в 1982 году как целостное произведение, стало одной из вершин его неповторимой лирической фантастики.

2) Владислав Крапивин, который в начале 80-х продолжал успешно публиковать фантастику «для взрослых и детей», издал в 1981 году один из лучших своих сказочных романов — «Дети синего фламинго» (из цикла «Летящие сказки»).

3) В 1983 году вышла в свет вторая книга романа Сергея Павлова «Лунная Радуга» («Мягкие зеркала»). Первая книга была опубликована семью годами ранее («По черному следу»). При всех недостатках это была впечатляющая масштабом действия космическая фантастика.

4) В 1983 году был опубликован, возможно, лучший сборник Андрея Балабухи «Люди кораблей», объединяющий произведения океанской и космической тематики.

5) В 1984 году увидел свет сборник Сергея Другаля «Тигр проводит вас до гаража» — весьма неплохой образец экологической фантастики.

6) Написанный в жанре магического реализма роман Евгения Евтушенко «Ягодные места» впервые вышел в свет в полном варианте в 1981 году.

7) В 1984 году было опубликовано одно из лучших произведений Анатолия Кима — роман «Белка», тоже относящийся к магическому реализму. Некоторые критики считают его культовым.

8) Повесть Святослава Рыбаса «Зеркало для героя» была издана в 1983 году. Эта социально-психологическая хроноопера показалась мне весьма интересной. Гораздо логичнее была бы ее публикация в годы «перестройки».

9) Лежавшую в столе с 1973 года философскую сказку Фазиля Искандера «Кролики и удавы» в 1982 году напечатали в Энн-Арборе (США). Когда с ней смогли познакомиться советские читатели, они в полной мере оценили достоинства этого произведения, написанного на стыке сатиры, притчи, социально-философской фантастики и сказки.

10) Нельзя проигнорировать роман Тимура Пулатова «Черепаха Тарази», изданный в 1985 году. Его иногда называют «Собачьим сердцем» наоборот.

11) В этом же году в Париже была опубликована «трагедия» Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора». На самом деле это остросюжетная постмодернистская комедия, которая, по мнению некоторых критиков, не менее гениальна, чем «Москва — Петушки».

12) Именно в эти годы на Западе возникла новая мода — на пиратские издания произведений братьев Стругацких. С 1983 года было выпущено немало книг — якобы в Нью-Йорке, Лос-Анжелесе, Мельбурне и даже на Фиджи. Где именно и кто пиратствовал, лично для меня так и осталось загадкой. Понятно, что это были наши бывшие соотечественники. Данной теме был посвящен ряд материалов на Фантлабе, в том числе https://fantlab.ru/blogarticle30344.

13) В это пятилетие продолжали активно печатать эмигрантскую фантастику. В Энн-Арборе стал активно издаваться Василий Аксенов. В 1981 году там были опубликованы альтернативно-исторический роман «Остров Крым», пьеса «Цапля» (в авторском сборнике пьес «Аристофаниана с лягушками») и подборка рассказов «Право на остров» (в альманахе «Глагол»). Там же в 1984 году была опубликована пьеса Иосифа Бродского «Мрамор», а годом ранее — роман Константина Вагинова «Гарпагониана», ожидавший своей очереди целых полвека. В Париже в 1984 году вышла в свет антиутопия Анатолия Гладилина «Французская Советская Социалистическая Республика», которую через год перепечатали в Нью-Йорке. В 1982 году в Энн-Арборе был издан роман Игоря Ефимова «Архивы Страшного суда». В Лозанне в 1985 году увидела свет повесть Александра Зиновьева «Иду на Голгофу». Сборник Владимира Марамзина «Тяни-толкай» был напечатан в Энн-Арборе в 1981 году. Повесть Виктора Некрасова «Саперлипопет, или Если б да кабы, да во рту росли грибы» увидела свет в Лондоне в1983 году. Роман Саши Соколова «Палисандрия» в полном виде вышел из печати в Энн-Арборе в 1985 году. В том же году в Париже опубликовали постмодернистский роман Владимира Сорокина «Очередь». По некоторым данным, детективный роман Эдуарда Тополя «Чужое лицо (Submarine U-137)» увидел свет в 1983 году в США. В начале 80-х издавались и произведения Бориса Хазанова: роман «Я Воскресение и Жизнь» (Нью-Йорк, 1981) и «московский» роман «Антивремя» (Тель-Авив, 1984).

Пятая часть обзорной статьи о советской фантастике была опубликована в двадцать восьмом выпуске «Клуба любителей фантастики» от 27 февраля 1990 года — в газете «Октябрьская магистраль».

С минусовой отметки 1975 года температура советской фантастики немного поднялась к началу 80-х годов, но восстановить утерянные позиции ей так и не удалось. Наступление полного паралича фантастики стало теперь уже невозможным — не то время. Однако ее развитие в 1976-1980 годах происходило черепашьими темпами.

Чрезвычайно популярны были авантюрно-приключенческие сюжеты. И в основном правили бал именно приключения тела, а не духа. Охотно печаталась в конце 70-х фантастика, бичующая исключительно «родимые пятна капитализма». Одни авторы, пользуясь эзоповым языком, пытались таким способом нанести удар по тоталитарной системе. Другие же действительно включились в идеологическую игру, затеянную чиновниками от литературы. Теперь уж трудно отделить «овец от козлищ».

Наиболее интересными антиутопиями такого рода были повести А.Шалимова «Приобщение к большинству», З.Юрьева «Дарю вам память» и Ю.Тупицына «В дебрях Даль-Гея». Диктатура поголовного усреднения, усечения всех тех, кто на голову выше среднего уровня, была описана Шалимовым. Юрьев показал строго иерархическое общество, разделенное на множество каст, где пирамида власти держится на стравливании их друг с другом. Тупицын нарисовал картину жизни планеты, которая пережила катастрофу и попала под власть всесильной врачебной мафии. При этом в Даль-Гее существовала дискриминация по генетическим признакам.

Существенно меньшей социальной заостренностью, но зато некоторой психологичностью отличалась повесть К.Булычева «Журавль в руках». Весьма убедительно были показаны переживания рядового советского горожанина, неожиданно вставшего перед выбором: с риском для жизни бороться за чужую свободу или уйти в сторону.

Агрессию безжалостной галактической цивилизации описал А.Мирер в романе «Дом скитальцев». Юный читатель, не отрываясь, прочтет историю спасения Земли от захватчиков, а затем отправится на перенаселенную планету Мыслящих, чтобы следить за освобождением ее от злых сил. Космические путешествия, приключения наполняют повести Е.Войскунского и И.Лукодьянова «Незаконная планета» и К.Булычева «Перевал». Тот же самый Булычев произвел довольно оригинальное погружение в русскую историю в повести «Похищение чародея». Любители фантастики скоро смогут посмотреть вторую по счету ее экранизацию. Надо отдать должное и повести Е.Гуляковского «Сезон туманов». Автор пытался проследить, как перерождается сознание при трансформации человека в существо другого разумного вида, воссоздал безвыходную ситуацию видового противостояния, когда война практически неизбежна.

Образцами чисто психологической фантастики конца 70-х могут служить повести Д.Романовского «Честь имею представить — Анна Каренина» и В.Бабенко «Переписка». Инъекция личности героини романа в «выбеленное» сознание реальной женщины, мучительное столкновение ее гибридного «я» с реалиями современного мира; трагедия семьи, разорванной межзвездным перелетом, разрушительные метаморфозы человеческой психики, вызванные многолетней разлукой, – вот проблемная основа этих произведений.

К периоду 1976-1980 годов относятся и последние лирические рассказы В.Колупаева. Среди них «Газетный киоск», «Лагерный сад», «Какие смешные деревья». Социальные проблемы гармоничного будущего раскрывал И.Росоховатский в рассказах «Учитель», «Что такое человек». Автору удалось не попасть в ловушку мнимой бесконфликтности будущего и одновременно не утерять из своей палитры светлые краски. Позитивные картины грядущего были в те годы в большом дефиците. Мало у кого из писателей еще оставались иллюзии…

И, наконец, о работах братьев Стругацких. Действие повести «За миллиард лет до конца света» происходит в наши дни. Ее Всемогущество Природа, как из пушки по воробьям, бьет по ученым, посягнувшим на основы мироздания. И они отступают один за другим, но все-таки сдаются не все… Проблемы, поднимаемые в повести фантастами, были вовсе не политическими, а общечеловеческими, однако это не помешало властям и здесь искать крамолу. Стругацким даже пришлось давать пояснения компетентным органам.

Вторая их повесть — «Жук в муравейнике». На первый взгляд, это увлекательный фантастический детектив XXII века, но по сути —серьезное социальное исследование. Авторы изучали взаимоотношения индивидуума и государства в условиях вполне демократического общества. Трагедия личности, приносимой в жертву интересам безопасности государства, как выясняется, относится к разряду вечных. Соответственно, и проблема защиты личности от этого Молоха — столь же непреходяща.

Комментарии

1) Поистине замечательный роман Владимира Савченко «Должность во Вселенной», написанный в 1976 году, был опубликован лишь спустя шестнадцать лет — уже в совсем иную эпоху. На мой взгляд, это одно из лучших фантастических произведений о науке и раскрытии тайн мироздания. И как бы он обогатил и украсил советскую фантастику конца 70-х!..

2) Лично у меня противоречивое отношение к творчеству Владимира Щербакова, но я обязан отметить лучший сборник его рассказов — «Красные кони» (1976), создающий некую общую, неповторимую атмосферу.

3) Почему-то мне запомнилась и вроде бы неброская повесть Ольги Ларионовой «Сказка королей» (1976), открывающая новые грани у одной из ключевых проблем фантастики — проблемы Контакта. Еще одно произведение о Контакте — «Быстрые сны» Зиновия Юрьева (1977). Это весьма своеобразный фантастико-приключенческий роман, который читается на одном дыхании.

4) Повесть Виктора Колупаева «Фирменный поезд «Фомич» (1979), написанная на стыке классической фантастики и сюрреализма, показалась мне неровной, местами едва ли не провальной, но она явно была ни на что не похожа и в ней несомненно присутствует какая-то живинка.

5) В 1977 году вышел в свет роман Сергея Снегова «Кольцо обратного времени», завершающий грандиозную трилогию «Люди как боги». Лично я считаю его слабейшим из трех романов, однако он все равно представляет значительный интерес для любителей фантастики в целом и космооперы в частности.

6) Нашумевший роман Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» («И дольше века длится день…») впервые был опубликован в 1980 году и с тех пор выдержал множество переизданий. С точки зрения фантастики текст показался мне чрезвычайно слабым, но это не помешало роману стать литературным событием.

7) Эмигрантская фантастика в 1976-1980 годах была представлена весьма богато. Одной из причин этого стал отъезд за рубеж целой плеяды талантливых авторов. В 1980 году в Энн-Арборе вышел «роман с формулами» Василия Аксенова «Золотая наша железка» (1973). В том же году в Нью-Йорке были изданы повести Юза Алешковского «Николай Николаевич» (1970) и «Маскировка (История одной болезни)» (1978). Во Франкфурте-на-Майне в журнале «Грани» в 1976 году была напечатана пьеса (мистерия) Николая Бокова «Наташа и Пивоваров». В 1978 году в Париже вышла в свет повесть Бориса Вахтина «Одна абсолютно счастливая деревня» (1965). В 1976 году в Лозанне был напечатан знаменитый роман Александра Зиновьева «Зияющие высоты». В 1976 году в Париже вышел в свет рассказ Владимира Марамзина «Тянитолкай» (1966), а в 1979 году там же был опубликован его сборник рассказов и повестей «Смешнее чем прежде». В 1976 году в Мюнхене была издана последняя прижизненная книга Ирины Сабуровой «Королевство», а в Нью-Йорке — сборник Владимира Самарина «Теплый мрамор», куда вошли фантастические «Необычные рассказы». В 1980 году Андрей Синявский опубликовал в Париже рассказ «Крошка Цорес». В Энн-Арборе издавали романы Саши Соколова: в 1976 году — «Школу для дураков» (1973) и в 1980 году — «Между собакой и волком». И наконец в Иерусалиме в 1976 году вышла в свет повесть Бориса Хазанова «Час короля».

Четвертая часть обзорной статьи о советской фантастике была опубликована в двадцать четвертом выпуске «Клуба любителей фантастики» от 14 ноября 1989 года — в газете «Октябрьская магистраль».

Продолжаем разговор о публикации фантастики в СССР. Период с 1971 по 1975 год стал переломным в истории отечественной фантастической литературы. В других творческих сферах и направлениях «оттепель» закончилась на несколько лет раньше, но благодаря самоотверженным усилиям прогрессивно мыслящих издательских работников волна тотального запретительства докатилась до фантастики с некоторым запозданием. После ухода со сцены таких людей как Сергей Жемайтис вопрос «кто кого» был окончательно решен.

О ситуации тех лет в издательстве «Молодая гвардия» рассказала Б.Клюева (его бывший редактор) в газете «Железнодорожник Поволжья», открыв 1 марта 1989 года рубрику «Мир фантастики». Именно смена руководства сделала поворот издательской политики необратимым.

К 1975 году во много раз сократилось количество выпускаемых книг, претерпела резкие изменения тематическая направленность произведений, существенно сменился и авторский состав. Целая когорта третьесортных сочинителей прочно угнездилась на страницах немногочисленных сборников. Наступление на фантастику шло по всем фронтам.

Посмотрим, как же сказался этот перелом на творчестве крупнейших советских авторов. Начало 70-х оказалось одним из наименее продуктивных периодов в жизни братьев Стругацких. Социально-психологическая заостренность фантастики окончательно потеряла право на существование, и за «Гадкими лебедями» и «Улиткой на склоне» продолжения не последовало.

Кир Булычев был одним из немногих авторов, кто успешно публиковался в те годы. Происходило это благодаря тому, что писатель практически не пытался отразить в своих произведениях суровые реалии нашей жизни. Исключение составила повесть «Глубокоуважаемый микроб», пролежавшая в столе почти два десятилетия.

Немало авторов перестали писать, распалось несколько литературных дуэтов. Так произошло с Абрамовыми, которые повторно применив в романах «Селеста-7000» и «Все дозволено» свои собственные фантастические открытия и сюжетные ходы, оказались в творческом кризисе. Надолго сменили жанр Войскунский и Лукодьянов; перестала существовать плодовитая спарка Емцев-Парнов. Можно составить длинный список литературных неудач и преждевременных смертей, последовавших именно в начале 70-х.

Вне всякого сомнения, лучшим произведением тех лет стала повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине». Ее герой Рэдрик Шухарт по праву считается наиболее психологически достоверным и глубоко проработанным персонажем фантастики. Конечно же, авторов интересовали не сами по себе следы посещения Земли инопланетянами, а его социальные последствия, высветившие, словно в луче прожектора, немало явных и скрытых пороков современного человечества. Место действия повести перенесено на Запад — это было непременное, но отнюдь не единственное условие публикации любого «негативного» произведения в годы застоя.

Целую россыпь глубоко лиричных рассказов опубликовал молодой тогда еще томич В.Колупаев, открыв новое направление в советской фантастике. Среди них надо отметить такие как «Город мой», «Зачем жил человек?», «Весна света», «Самый большой дом». Вместе с Колупаевым к так называемой «сибирской волне» принадлежал и Г.Прашкевич. Именно за Уралом еще продолжалась генерация новых имен.

Кир Булычев открыл новую плодотворную тему — о городе Великом Гусляре, он продолжал много писать и о приключениях девочки Алисы. Наиболее интересными оказались цикл рассказов «Чудеса в Гусляре» и повесть «Марсианское зелье». У автора было немало и других удачных образцов юмористической и сказочной фантастики. К сожалению, сегодня эти темы совершенно затасканы.

В 1971-1975 годах активно работал и Д.Биленкин, занимавший относительно безопасную тематическую позицию. В своих произведениях он в основном решал сугубо конкретные технические, биологические или психологические проблемы, не замахиваясь на обобщения. Автор если занимался человековедением, то исключительно фрагментарно (как в рассказах «Последний экзамен» и «Место в памяти»). Но это никогда не было следствием конъюнктуры, а порождалось спецификой творчества автора. Я считаю Биленкина одним из первооткрывателей экологического направления в советской фантастике. Отмечу рассказы «Поездка в заповедник», «Недотрога» и «Ничего кроме льда».

Эти отдельные успехи ни в коей мере не могли изменить общей картины. Небосклон фантастики был надолго затянут тучами.

Комментарии

1) Повесть братьев Стругацких «Гадкие лебеди» (1967), о которой я упоминал в третьей части статьи, была впервые опубликована во Франкфурте-на-Майне в 1972 году. Произошел грандиозный скандал, и писателям пришлось выступить в «Литературной газете» с заявлением, что они не давали разрешения на публикацию. Целиком эта повесть была впервые выпущена в СССР лишь в 1986 году — под названием «Время дождя».

2) В 1972 году Стругацкие закончили роман «Град обреченный», который был целиком опубликован лишь в 1989 году. Это интереснейшее произведение относится одновременно к социальной, психологической и философской фантастике. Там описывается некий таинственный мир, куда из нашего мира (из разных времен) попадают самые обычные люди. И над ними производится глобальный Эксперимент.

3) Стоит отметить сборник рассказов Владимира Михайлова «Ручей на Япете» (1971) — одну из наиболее симпатичных книг о космосе, изданных в 70-х годах.

4) Лично я не испытал восторга от романов Владимира Михайлова, изданных в 70-х годах, однако они были замечены критикой и в какой-то мере стали знаковыми. Роман «Сторож брату моему» (1975) открыл цикл о капитане Ульдемире, а в 1974 году был издан еще один нашумевший роман Михайлова — «Дверь с той стороны» (1971) из цикла «Антимир».

5) Было бы неправильно проигнорировать, пожалуй, лучший сборник Ильи Варшавского — «Тревожных симптомов нет» (1972). У редакции «Молодой гвардии» получился отличный томик избранных произведений талантливого ленинградского писателя.

6) Не могу сказать, что повесть Виктора Колупаева «Качели Отшельника» (1972) — шедевр советской фантастики, но это редкий образец советской хронооперы и потому заслуживает нашего внимания.

7) В эти годы Зиновий Юрьев снова доказал, что является мастером приключенческой фантастики, действие которой было благополучно перенесено на Запад. Роман-памфлет «Белое снадобье» (1973), повесть «Люди и слепки» («Человек под копирку») (1974) и роман «Полная переделка» (1975) читатель принимал на ура.

8) Хочу отметить и первый авторский сборник Владислава Крапивина, где была ярко представлена его знаменитая «мягкая» фантастика, — «Далекие горнисты» (1971).

9) За рубежом продолжали издаваться произведениями Николая Бокова. В 1971 году во Франкфурте-на-Майне (в журнале «Грани») была напечатана повесть «Город Солнца» (1969) — под псевдонимом Дмитрий Эвус, а в 1972 году в Париже (в газете «Русская мысль») — пьеса (мистерия) «Чудеса химии».

10) Эмигрантская фантастика этого периода была представлена сатирической повестью Анатолия Величковского «Богатый» (Париж, 1972) и произведениями Владимира Марамзина (повесть «История женитьбы Ивана Петровича» (Париж, 1975) и «взаимная» повесть «Блондин обоего цвета» (Энн-Арбор, 1975)).

Третья часть обзорной статьи о советской фантастике была разбита на два фрагмента и опубликована в двенадцатом выпуске «Клуба любителей фантастики» от 12 мая 1989 года и четырнадцатом выпуске от 16 июня 1989 года — в газете «Октябрьская магистраль».

В выпусках клуба от 4 января и 1 марта говорилось о публикации фантастики в первой половине 60-х годов. Пришло время рассказать о следующем периоде — 1966-1970 годах. Как известно, год 1965 поставил абсолютный рекорд выпуска произведений фантастики. Высокий уровень сохранялся около восьми лет. Это было время, когда развитие фантастики в СССР находилось в зените.

Можно запросто потеряться среди новых имен, произведений, названий издательств и журналов, звучащих в те годы. Постараемся проследить главные тенденции развития фантастики, посвятив описанию этого периода несколько статей.

Какие направления доминировали тогда в советской фантастике? Собственно научная фантастика (НФ) все-таки сдала свои позиции. На фоне ярких произведений социальной, психологической, исторической фантастики отошли на второй план, даже потерялись «Десант на Меркурий» Д.Биленкина, «Море Дирака» М.Емцева и Е.Парнова. И даже приключенческий антураж «океанских» повестей А.Шалимова («Тайна Тускароры») и С.Павлова («Акванавты») не мог компенсировать отсутствие в них настоящего человековедения.

Повесть Д.Биленкина «Космический бог», написанная на стыке между авантюрной НФ и предупреждением, не пошла дальше обычного космического боевичка. Никаких принципиально новых вершин научная фантастика достичь уже не могла. Научные открытия и гипотезы, как правило, опережали самую неудержимую фантазию.

Главные достижения принадлежали в конце 60-х годов фантастике социальной. Диапазон ее произведений был широчайший — от грандиозной утопии («Люди как боги» С.Снегова) до антивоенного памфлета («Новое оружие» В.Савченко). Роман «Люди как боги» можно считать первой настоящей «звездной оперой» в СССР или же пародией на таковую. Как бы там ни было, он остается непревзойденной до сих пор галактической утопией. Сергей Снегов создал свой вариант Земли будущего, описал освоение Плутона и ближних звездных скоплений, придумал по-шеклиевски феерический «цветник» инопланетных созданий и наконец развернул во всем невероятии и одновременно правдоподобии галактическую войну с разрушителями зловредами.

Утопии вообще появляются настолько редко, что они никогда не уравновешивают большое количество публикуемых антиутопий или произведений предупреждения. Экстраполировать в будущее темные стороны современной цивилизации несравненно легче, чем светлые.

Итак, предупреждения… В рассказе Д.Биленкина «Операция на совести» описан процесс психологического порабощения человека. В числе произведений о разрушении сознания, о превращении человеческого разума в смертельное оружие — повести М.Емцева и Е.Парнова «Возвратите любовь» и «Ярмарка теней», рассказы И.Варшавского «Побег», «Тараканы», да и весь его цикл «Солнце заходит в Дономаге», повесть З.Юрьева «Альфа и омега».

Рассказы Б.Зубкова и Е.Муслина «Непрочный, непрочный, непрочный мир» и «Аквариумы» предупреждают об опасности потребительства.

Проблемы милитаризации науки уже к концу 60-х годов стали достаточно традиционной темой фантастики. И все-таки нельзя не сказать о рассказе С.Гансовского «Полигон». Компьютеризированный танк-убийца, реагирующий на человеческий страх, стал уже символом самоубийственности попыток создания абсолютного оружия.

Антиутопия, описывающая последствия атомной войны, в ту пору еще не стала в СССР столь же распространенным направлением фантастики, как на Западе. Остановлюсь на двух произведениях. Немало слабостей у романа К.Булычева «Последняя война», рассказывающего о спасении землянами остатков инопланетного человечества. Это и упрощенный подход ко всем проблемам, и сугубо приключенческая направленность. Тем не менее напряженность повествования, простота и безыскусность языка при обращенности к детской аудитории позволили автору вытянуть роман.

Последствия ядерной войны стали трагическим фоном действия романа братьев Стругацких «Обитаемый остров». Однако основные достоинства произведения — движение психологии главного героя, Максима, его мужание в процессе познания жестокого мира планеты Саракш, а также описание социальной системы, превратившей народ в рабов слепой веры. Впрочем, в реальной жизни психотропные излучатели далеко не всегда необходимы для этого.

Новое направление советской фантастики, бурно расцветшее в 1966-1970 годах, — фантастика историческая. Ее рабочим инструментом может выступать хронопсихологическое моделирование, заключающееся в забрасывании человека в различные исторические эпохи и «вживлении» его в реальный персонаж. Тщательно разработали этот прием А. и С.Абрамовы в романах «Хождение за три мира», «Всадники ниоткуда» и повести «Глаза века». Среди других лучших образцов — повесть И.Варшавского «Петля Гистерезиса».

Вторая возможность — моделирование никогда не существовавших вариантов политического, социального и даже технологического устройства обществ прошлого (например, в романе Е.Войскунского и И.Лукодьянова «Очень далекий Тартесс», повести А.Мирера «У меня девять жизней») или моделирование отдельных исторических ситуаций по принципу: что бы произошло, если бы Колумб не открыл Америку. Обычно это юмористические произведения, например, рассказы Р.Подольного.

Впервые опубликованный в 1967 году знаменитый роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита» поднял на недосягаемую высоту сразу три направления фантастики — философскую, историческую и «фэнтези». Относительно этого уровня и нужно мерить современные произведения.

Все же остановлюсь на рассказе С.Гансовского «Демон истории», который чрезвычайно актуален сегодня. Автор показал историческую неизбежность прихода к власти фашистского диктатора — вне зависимости от личностных моментов и в полном соответствии с генеральными закономерностями общественного развития. Меняется лишь форма их реализации.

В конце 60-х годов ползучая политическая контрреволюция брежневщины развивала свое наступление. И все большие трудности вставали на пути к публикации подлинно острых социальных произведений. Значительная часть фантастов делали вид, что ничего не происходит, и продолжали творческие поиски в безопасной сфере. Другие же загоняли проблемы в дальний космос или на «дикий» Запад, все более оттачивая столь свойственный фантастике эзопов язык. Примерно такой тактики придерживались Абрамовы в романе «Рай без памяти», где человеческое общество от начала до конца смоделировано негуманоидами в соответствии с их превратными представлениями о справедливой жизни.

Очень немногие авторы решились вести борьбу до конца. Спасовал в самый решающий момент В.Савченко. В его лучшем романе «Открытие себя» с небывалой силой показан процесс самопознания. Читатель совершенно реально, почти вещественно ощущает, как «вылепляется» человек, как он овладевает своим организмом, реализуя все его возможности. И это — вовсе не гимн механистическому представлению о личности. Роман «Открытие себя» — пример того, как хорошая литература обязательно приводит автора к необходимости социальных обобщений, к пониманию несовершенства общества. Великое открытие должно погибнуть в мире бюрократии, но Савченко играет в поддавки, сказочным образом снимая трагическое противоречие в финале.

А. и Б.Стругацкие не стали «лепить» сладенькие развязки. Их повести 1966-1968 годов («Второе нашествие марсиан», «Улитка на склоне», «Гадкие лебеди» и «Сказка о Тройке») предельно жестки, колют и жалят всеми своими гранями. Изменился язык, снизилась напряженность сюжета, но возросла обостренность гражданской позиции авторов. Бичевание мещанства, культа личности, тоталитаризма, бюрократического общества вообще и обюрокрачивания науки в частности достигли в этих произведениях высшего накала.

Репрессии не заставили себя долго ждать. В прессе прокатилась волна критики, издание книг временно прекратилось, повесть «Гадкие лебеди» в те годы не смогла дойти до читателя, а две другие с огромным трудом прорвались на страницы периферийных журналов. Под этим напором Стругацким пришлось отступить. Написав неплохой фантастический детектив «Отель «У погибшего альпиниста»», они затем перенесли свои изыскания в далекое и светлое будущее.

Комментарии

1) За рамками моей статьи остался нашумевший социально-философский роман Ивана Ефремова «Час Быка» (1969), написанный на стыке утопии и антиутопии. Роман вызвал гнев Юрия Андропова, и Ефремову пришлось объясняться с властями.

2) Пожалуй, стоит вспомнить увлекательный приключенческий роман в четырех повестях Павла Багряка «Пять президентов» (1969). Под этим псевдонимом скрывались пять авторов: В.Аграновский, Д.Биленкин, Я.Голованов, В.Губарев и В.Комаров (плюс художник П.Бунин).

3) Образцом хитросплетенного фантастического детектива стал роман Ариадны Громовой и Рафаила Нудельмана «В Институте Времени идет расследование» (1969). Он относится к жанру темпоральной фантастики или хронооперы.

4) Мне запомнился еще один роман Ариадны Громовой — «Мы одной крови — ты и я!» (1967), в большей степени адресованный молодому читателю. В СССР о разумных животных писали довольно редко и порой не слишком удачно. Больше других повезло дельфинам…

5) В 1968 году вышел в свет очередной молодогвардейский сборник — «Фантастика, 1967». Лично я считаю его лучшим коллективным сборником за всю историю советской фантастики. Роман Подольный выступил блистательным составителем и собрал настоящий ансамбль авторов с их лучшими произведениями. В результате получилось некое коллективное творение — ощутимо выше качеством, чем простая сумма его компонентов.

6) В 1969 году Венедикт Ерофеев закончил знаменитую постмодернистскую поэму в прозе «Москва — Петушки», которая увидела свет в СССР только двадцать лет спустя. В Иерусалиме она была опубликована в 1973 году, а в Париже (отдельной книгой) — в 1977 году.

7) В 1967 году в Нью-Йорке был издан сборник фантастических повестей Андрея Синявского «Фантастический мир Абрама Терца». Автор к тому времени уже сидел в советской тюрьме.

8) В 1970 году в Париже и Лондоне под псевдонимом Всеволод Кочетов была опубликована сатирическая повесть-памфлет «Смута Новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова», которая была нелегально переправлена на Запад. Ее подлинные авторы — Николай Боков и Борис Петров.

9) Из эмигрантской фантастики стоит упомянуть сборник сказок Ирины Сабуровой «Счастливое зеркало» (Мюнхен, 1966).