C 5 по 8 декабря в Запорожье прошёл фестиваль ролевой и исторической реконструкции «Юкон-2013». Он был посвящён знаменитому произведению Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес».
Ролевой фестиваль отличается от литературного не столько антуражем и костюмами, сколько темами общения Участники фестивалю говорили о гриме и париках, кастинге на роли в игре, особенностях организации городских и экстремальных игр, презентовали новые игры и обсуждали прошедшие — и это далеко не полный список тем. Отдельным блоком программы шли развлечения — концерты, танцы и настольные игры.
Литературный блок фестиваля был представлен писателями Владимиром Ареневым, Людмилой Астаховой, Яной Горшковой, Ксенией Медведевич, Олегом Силиным (вашим покорным слугой), координатором литературного объединения «Зоряна фортеця» Сергеем Торенко и куратором блока редактором Юлией Оскольской.
Участникам фестивалю были предложены мастер-класс по исторической стилизации с практическим занятием и обсуждение на тему «Я написав... что-то. Что делать?» с примерами из издательского опыта писателей.
Более развлекательными были мероприятия «Вечер историй Старой недоброй Англии», «Безумное Чаепитие», на котором нужно было придумать своё окончание «Алисы» и «Королевский суд», где участник в роли персонажа Кэрролла должен был отвечать на вопросы трибунала так, чтобы избежать приговора «Голову с плеч!».
Состоялись два круглых стола. Первый — «От мёртвого к живому. Технологии воплощения выдуманного мира» — был посвящён вопросам построения мира и достоверности в книгах и ролевых играх. На втором говорилось об ограничениях при написании текста и построении ролевой игры, а также об особенностях использования плана, сюжета и поэпизодника писателями и мастерами игры.
В мероприятиях литблока принял участие Лин Лобарёв, главный редактор журнала «Мир фантастики», представивший своё издание и рассказавший об особенностях современного самиздата.
Для читателей из г. Запорожья были проведены две встречи, обе прошли в книжном супермаркете «Буклет». В пятницу, 6 декабря, гостями магазина стали Владимир Аренев, Олег Силин и Сергей Торенко, а в воскресенье, 8 декабря — Людмила Астахова, Яна Горшкова и Ксения Медведевич.
Спасибо «Юкону» за возможность принять участие в фестивале!
Алексей Жарков, Дмитрий Костюкевич: «ЭТИКА РАЙДЕРА»
(роман, 17,8 а. л.)
Тема (материал и проблематика):
Провокация пришельцев, начавшаяся в 2030-м году в Сибири, в итоге заканчивается военным захватом Земли и приобщением землян к «галактическим ценностям».
Материал: наша реальность со всеми ее проблемами: гастарбайтеры, ксенофобия, расизм.
Проблема: люди элементарно поддаются на провокацию внешних сил, аналогичную провокациям в Ливии, Сирии, Иране и т. д., приведшим к вводу «миротворцев» и «мягкому захвату территорий».
Тема раскрыта полностью.
Идея (главная мысль произведения):
«Бойтесь данайцев, дары приносящих!» Идея четко прослеживается, ясно выражена, на нее работает все произведение.
Вариант: «Как аукнется, так и откликнется.»
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
У основного конфликта произведения имеются две грани, две стороны. С одной стороны, это конфликт между парой «терпимость-толерантность» -- и парой «ксенофобия-агрессия». С другой стороны -- конфликт между свободолюбием, желанием самим определять свою судьбу -- и навязыванием чужих «ценностей», принципов построения общества. Обе грани конфликта тесно взаимосвязаны. Конфликт проходит через все произведение, развивается и выходит на кульминацию с последующей развязкой.
Персонажи вполне четко персонифицируют конфликт.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Фабула – от первой высадки пришельцев до захвата Земли «миротворческим контингентом».
Сюжет: линии Антона, Печи, Вилле (фрагментарно – Ксюши и других), переплетенные «косичкой». Сделано с пониманием, структурно, грамотно, без перекосов.
То есть, роман имеет четко выраженную фабулу (последовательность событий, выстроенную во времени и причинно-следственной взаимосвязи). В то же время фабула организована в более сложный сюжет, где переплетаются линии трех основных персонажей романа. Имеется также короткая линия Ксюши -- и хотя эта линия формально обрывается на смерти Ксюши, сам факт и обстоятельства ее гибели продолжают влиять на развитие сюжета и действия части персонажей до самого конца романа.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Все на месте, все есть.
Сюжетная структура, завязанная на конфликт и его развитие, в романе наличествует в полной мере. Конфликт проявляется, развивается и выходит на кульминацию, за которой следует развязка. В романе также имеется предкульминация, собирающая внимание читателя -- разразившаяся война людей против инопланетян. Все структурные части, включая предкульминацию, свои функции выполняют вполне успешно. Динамика развития конфликта сохраняется на протяжении всего романа, нарастая к кульминации.
Некоторый вопрос по кульминации: где ее мыслят авторы? Пусть сперва скажут сами, а потом обсудим наше впечатление.
Мы разошлись во мнениях. Один полагает, что кульминация – разговор Вилле с президентом-чужим, после которого роман идет на развязку. Второй полагает, что кульминация там, где Антон слышит проповедника – это не пришельцы, это все люди! – и начинает понимать смысл базовой метафоры, смотреть на мир без ненависти и все такое. Другое дело, что кульминация безрадостная – и развязка это подтверждает. «Короче, все умерли».
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
Экспозиция яркая и энергичная (бегство из Израиля). В ней дается скрытый намек на будущий конфликт с инопланетянами (аналог земных конфликтов на расово-этнической почве). Завязка -- прибытие на землю корабля с инопланетными беженцами -- дает нам зерно конфликта. Далее происходит развитие действия с эскалацией и развитием заявленного конфликта. Развитие длинное, но динамичное, особых провисаний нами не обнаружено. Предкульминация -- война людей и инопланетян -- несколько растянута, но она, по большому счету, является частью развития действия, и в этом качестве вполне оправдана по объему и по интенсивности. Кульминация -- выяснение истинной подоплеки событий и разгром землян -- происходит как на уровне конфликта, так и на уровне идеи, сюжета и на уровне личных переживаний героев. Здесь логика, интрига и эмоциональный ряд сливаются воедино и производят весьма сильное впечатление (несмотря на то, что к этому моменту проницательный читатель наверняка уже догадается в общих чертах, «где тут собака зарыта»). (Напоминаем о нашем двойственном отношении к кульминации, как к конкретному эпизоду!)
Развязка не затянута и показывает нам последствия разрешения конфликта. Итого: все части романа вполне пропорциональны по объему, динамика развития действия и конфликта сохраняется на протяжении всего романа.
Язык и стиль:
Все в порядке.
Язык литературный, адекватный произведению и поставленным задачам. Где надо -- более образный, где надо -- более жесткий, с адекватным использованием образов и метафор, сленга, обсценной лексики и т. д. Местами попадаются переусложненные и затянутые фразы, но их не слишком много. Этот недостаток легко при желании исправить. Стиль у авторов индивидуальный, в целом жесткий -- что соответствует концепции произведения. Авторы не чураются и лиричных эпизодов, адекватно меняя языковые средства сообразно описываемым персонажам, их мировосприятию, ситуации и настроению конкретного эпизода.
Характеры персонажей (раскрытие и развитие):
Есть и раскрытие, и развитие; особенно по главным персонажам: Антону, Пече, Вилле. Персонажи заявлены разнообразными, со своими биографиями и личными черточками. Развиваются вполне интенсивно, через изменение задач и мотиваций.
Характеры главных героев полностью раскрыты, претерпевают изменения, развиваются. Характеры второстепенных персонажей раскрыты хорошо. Особого их развития мы, правда, не заметили, но эти персонажи действуют в романе на протяжении не слишком долгого периода времени. За это время внешние обстоятельства не успевают поменяться столь кардинально, чтобы привести к заметным изменениям характеров второстепенных и эпизодических героев. Мы видим «слепки» их характеров и личностей в определенные моменты времени -- и «слепки» эти вполне убедительны и реалистичны.
Персонификация речи персонажей:
Имеется в полном объеме. Выражена активно, ярко. Все персонажи говорят и думают по-разному, сообразно характеру, жизненному опыту, образованию, ситуации. Лишь изредка (буквально несколько раз за роман) персонажи в прямой речи сбиваются на не свойственную им лексику и речевые обороты. Это несложно поправить.
Авторская индивидуальность:
Присутствует в полном объеме. Заключается как в индивидуальном литературном стиле, так и в жесткой постановке острых и современных социальных проблем в «фантастических» декорациях -- на что мало кто сейчас решается.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
На наш взгляд, динамика как внешнего, так и внутреннего действия (развитие характеров героев, прояснение скрытых пружин создавшейся ситуации и т. д.) соблюдена на протяжении всего романа, нарастает по мере развития действия и выходит на кульминацию. Существенных «провисов», «затяжек» и диспропорций в этом плане мы не обнаружили. Интрига интересна, заявленная ситуация неоднозначна, ее развитие поначалу слабо предсказуемо. Интрига развивается логично, при этом сохраняя напряжение и интерес читателя. Раскрытие интриги совпадает с кульминацией романа -- раскрытие, опять же, логичное, никаких «роялей из кустов», оборванных линий, вопросов без ответов. Сквозное действие четко проходит через весь роман, событийный ряд насыщен и выстраивается в строгую последовательность, которая с раскрытием общей интриги становится ясна читателю (проницательному читателю -- раньше, но достоинств романа это не умаляет).
«Треножник» восприятия:
-- Эмоциональный план: Присутствует в полной мере. События, герои, их поступки и ситуация в целом вызывают сочувствие и сопереживание, а в ряде случаев -- неприязнь и даже ненависть. Роман не оставляет читателя равнодушным.
-- Интеллектуальный план: Имеется в полном объеме. Социальные проблемы и потрясения, непростая интрига, политическое противостояние, неоднозначность любого поступка и решения, всегда имеющего оборотную сторону -- это заставляет читателя задумываться и «примерять ситуацию на себя».
-- Эстетический план: Присутствует. С одной стороны, образно и метафорично описанные пейзажи, чувства героев. С другой стороны -- «антиэстетика» войны, грязи, смерти, жлобства и ненависти, тупого, беспросветного и бесцельного существования.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Присутствует. Интриги, политика, достоверно выписанные бытовые зарисовки, инопланетяне, любовь, смерть, война -- скучать при чтении не приходится.
-- Обучение (новые знания): Присутствует. В основном, в социально-политической области. А главное, роман недвусмысленно подталкивает читателя к самостоятельному мышлению.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Присутствует. Да, воспитательный момент в романе неоднозначен. Читатели по прочтении могут сделать для себя различные, даже прямо противоположные выводы. Но общегуманистическая воспитательная направленность в романе присутствует. Она не подана «в лоб», не выпирает из текста в явном, назидательном виде -- и, на наш взгляд, это хорошо.
Особенности творческого метода:
Заострение проблем до уровня трагедии, жесткость, игра на контрастах, неоднозначность, метафоричность.
Когда Вилле делает доклад по правам пришельцев перед депутатами – текст почему-то дробится при помощи пустых строк. Зачем? Ошибка?
Примерно с начала второй части, когда Антон ищет убийцу и внедряется в банду – действие, как часто бывает в середине романов, начинает притормаживать. Как минимум до момента, когда к Земле выдвигается крейсер орбитподдержки «Затмение». В этой части текста стоит ужать любовь авторов к деталям, даже сочным. Вытаскивать конфликт! Сократить рефлексию Антона по любому поводу. Рефлексию Вилле – тоже. Потому что, в сущности, они рефлексируют по второму-третьему кругу, на уже озвученные темы, уже известными словами.
Пространство романа достаточно велико, чтобы спокойно сокращать лишнее, вытаскивая темп!
Пуля в голове Антона – хороший ход.
«II вид. Псевдолюди, или суггесторы, или “шестёрки”. Примерно 8%. Коварны и лицемерны – приспособленцы, оборотни, лживые артисты и холуи. Псевдолюди паразитируют на сильнейших (сверхживотных), при этом боясь их, а в отношении равных и слабейших – ведут себя как хищники. Это представители всех “элит” (деятели искусства, псевдоискусства и науки), ростовщики, казнокрады, шарлатаны, политические карьеристы. Их методы устранения конкурентов – “шакальи”. Вмешиваясь в религию, они разжигают войны вер и конфессий. Стремятся к плотским удовольствиям, находятся в постоянном движении (цель для них не особо важна). Среди них можно встретить очень талантливых притворщиков: Остап Бендер, Александр Дюма, Алексей Толстой. Отличных ораторов: Гитлер, Муссолини, Ленин, Кастро, Жириновский. Колдунов и магов: Кашпировский, Чумак.»
Это, значит, шестерки? – Гитлер, Ленин, Бендер?!
Лживые артисты? – Дюма, Толстой?!
И методы Дюма -- шакальи…
Да и литературный персонаж в одном ряду с реальными историческими лицами смотрится некоторым диссонансом.
«Он ткнул бандита прямо в правый глаз дулом, будто кортиком. <…> Коротко стриженный снова взмахнул ножом, кроя дугой воздух, но Печа отступил на два шага в дым, а противник ослеп на один глаз. Не разбираясь с предохранителем, он швырнул пистолет в круглое мясистое лицо, и кинулся на бандита. Они впечатались в стену у горящего откоса, от удара брызнули искры. Одноглазый детина не сдавался. Печа ударил пальцами в лицо. Невероятно, но попал снова в травмированный глаз. <…> Кровь заливала правую сторону лица противника, он ощупывал опустевшую глазницу.»
«– Адвокатура, угомонись, – сказал Антон, поднимаясь.
– Я же тебя просила так не называть! Тоже не слышал?»
«В одиноком статичном человеке, убивающем вечер за бокалом пива и разглядыванием прохожих, есть скрытая тревожность, опасность. Он никуда не спешит, ничем ни занят. Он либо счастлив – смакует приятные воспоминания, как свежее пиво с горчинкой, либо раздавлен депрессией. В обоих случаях – он пуст, как стакан, выставленный на порог в надежде на чужую жалость. Открыт и непривередлив к мыслям. В него можно влить что угодно. Желание обнимать прохожих или колоть им черепа. А можно прокипятить и опустить под струю холодной воды.»
«Они целовались. Улицы настоящего не несли порицания, они привыкли ко многому, и любое проявление чувств неизбежно принималось как порыв свободы. Это был Париж или Лондон девятнадцатого века, нагло открытый для любви и поцелуев, но Антон чувствовал себя скорей в Санкт-Петербурге тех же времён, в центре толпы, сдерживаемой преградой из гусар.»
«Он рванул на себя, чтобы перекинуть ногу, но вздрогнул от резкого окрика.»
«Зачем всё это, когда воспоминания о нём – нож, правящий глубокими ранами твоё сердце?»
«Щёпоть иллюзий на мирное сосуществование.»
«– Вот говно, – почти обиженно сказал капитан, помятый и сбившийся, как плечики пиджака.»
«Какое-то время Антон смотрел им вслед – электронадсмотрщику и покорному человеку, – словно осмысливал неприятную миниатюру.»
-- Блеснули. Сверкает металл или вспышка молнии, к примеру.
«- Триста сорок, – исправил второй пилот»
-- Лучше "поправил".
«В строгом, идеально сложенном корпусе»
-- Идеально сложенным бывает человек, а не корпус космического корабля.
«...ни Собор Святого Павла ведь, ни налоговая инспекция, чего спешить, всё,
что за границами центра, может и подождать.»
-- Оба раза "не" вместо "ни".
«С колбас и кусков грудины капал в жаровню ароматный жир, пускающий неповторимый аромат...»
-- Повтор "ароматный -- аромат". И лучше «испускающий». Плюс несогласование времен: «капал» -- прошедшее, «пускающий» -- настоящее. Опять же, не «грудины», а «грудинки». Есть разница! (Неточное словоупотребление.)
«У человека, призывающего к чему-либо – неважно, добру, злу или потустороннему обоих понятий морального сознания – всегда найдутся слушатели.»
-- Что-то не так с этой фразой.
«– У вас всё серьёзно? – спросил отец Ксюши.
– Серьёзно, – ответил Антон, уверенный в точке приложения вопроса, но мирным протестом – с цветными шарами и транспарантами «Мы летим на юг, мы хотим лететь только на юг, мы всегда будем лететь только на юг, но оставьте за нами право думать, что мы можем в любой момент повернуть на север!» – сместил точку в другую плоскость: представил голые плечи Ксюши, два сердца, соединённые каскадом, наполненные единым ритмом.»
-- Пример излишне длинной и переусложненной фразы. Такие в тексте периодически попадаются. Длинные фразы строить можно, но надо знать меру и не сливать в одну фразу несколько без особой необходимости.
«Ещё пару кварталов девушки ехали молча. Каждый думал о своём.»
-- Каждая думала о своем.
«– Играть в хоккей? – Ксения по-доброму усмехнулась. – Звучит заманчиво. И фрукты тоже будут, или у вас… споры?»
-- При чем тут фрукты к спорам? Смысл последней фразы неясен. Или имеются в виду не споры в смысле «полемика», а споры в смысле «семена»? Может, это мы такие тупые, но до нас только после третьего прочтения дошло! Но подозреваем, что мы не одни такие...
«...образ представился таким свежим, искренним и чистым. Как ребёнок. «Может, она и была ребёнком, я же не спросила, сколько ей лет».»
-- Лучше не "была", а "есть". То, что она когда-то была ребенком, и так понятно.
«– В жопу всё, – сказал Печа, бычкуя о крышку пепельницы. – Домой.»
-- Раньше писалось, что крышка у пепельницы отломана.
«...боялись лезть на рожон к малолеткам, сами немного боялись их старших
покровителей.»
-- Фраза из другого лексикона. До этого персонаж говорил иначе.
«...только перелистывать страницы, как в справочных советских автоматах на вокзалах, которые после нажатия кнопки с перестуком отыскивали ваше расписание.»
-- Как Антон может помнить эти автоматы? По возрасту он их явно не застал.
«Видите ли, те пришельцы, которые к нам прибывают, а тут необходимо понимать, что это один единственный вид, даже один единственный народ, и ошибочно считать, что все три сотни разумных видов, представленных в совете, решили иммигрировать на нашу планету – нет, это один единственный народ.»
-- Затянутая, путанная и переусложненная фраза с повторами.
«Инопланетяне в основном подчинялись с покорностью, молча, с неопределённо-непонимающим выражением лиц-голограмм или неподдающейся пониманию мимикой красивых лиц.»
-- Переутяжеленная фраза.
«Уже само наличие такой коллекции против внешних обстоятельств располагало к парню.»
-- Коряво.
«Так звучит автоматная очередь из «Калашникова». Шесть сотен пуль калибра 5.75 мм в минуту. Десять в секунду.»
-- Калибр "Калашникова" -- 5.45.
«Подобные случаи, несмотря на фантастичность, случались.»
-- Случаи случались.
«...осторожно вытянул беломорину, неумело смял мундштук, сунул гармошку между пятнистых губ. Смотрелось всё это жутко неестественно, сигарета исчезла наполовину...»
-- «Беломор» -- это папиросы, а не сигареты.
«Печа нажал на курок.»
-- На спуск.
«– Возлагает он, – процедил Пескунов, опуская на стол мобильный.»
-- До того телефон называли "спутниковым". Это разные устройства.
«...кто-то оставил призыв пулевизатором: «РВИ ТВАРЕЙ».»
-- Пульверизатором.
«Печа смотрел неподвижным взглядом в то место, где несколько минут назад
маячило раскрасневшееся лицо сержанта...»
-- С ним говорил лейтенант, а не сержант. И «смотрел взглядом».
-- По идее, у пришельцев должно быть другое оружие. Не автоматы.
«...взбухал огненный шар, чей свет был таким ярким, что нагрел целую реку, едва не спалил церквушку, высушил глину и обжёг лодку на расстоянии не меньше сотни километров.»
-- За сто километров Антон не увидел бы космопорт. Да и ядерный взрыв не оказал бы подобного воздействия на таком расстоянии.
«Ну, погибло сколько-то там тысяч этих фламов, но так ведь же ради благой цели.»
-- Коряво. Много лишних вводных слов.
«Не надо прикладывать холодный металл к виску, не надо нажимать на курок.»
-- На спуск, а не на курок. Каждый год повторяем, а толку -- ноль...
«Незаметно ускорившись до какой-то безумной скорости, а затем также незаметно затормозив, автобус оказался там, где раньше был Новосибирский автовокзал.»
-- Ускориться до скорости. Затормозить в воздухе.
«Огромные, чудовищных размеров роботы укладывали готовые блоки квартир в этажи, словно играли в тетрис.»
-- Оставить что-то одно: или огромные, или чудовищных размеров.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, «Этика Райдера» -- состоявшийся «взрослый» роман, без всяких скидок. Острый, проблемный, трагический, жесткий и даже жестокий -- роман написан интересно, умно, умело, и не оставляет равнодушным. Даже в существующем виде роман, на наш взгляд, вполне пригоден для издания. Но мы бы рекомендовали авторам все же доработать текст, исправив ряд отмеченных выше огрехов и мелких недостатков -- что наверняка пойдет роману на пользу. После чего роман можно смело предлагать для издания.
Другое дело, что социальная фантастика сейчас, увы, не в чести у издателей -- так что с изданием «Этики Райдера» могут возникнуть некоторые проблемы. Тем не менее, за счет динамичности текста, обилия внешнего действия (включая войну), наличия инопланетян и др. явных элементов фантастики -- мы надеемся, что роман в итоге все же найдет своего издателя. Наверняка роман заинтересует издательство «Снежный Ком М» -- на наш взгляд, он так и просится в серию «Настоящая фантастика». Но, с другой стороны, «Этика Райдера» может заинтересовать и крупные издательства. Во всяком случае, стоит попробовать -- и предложить роман в такие издательства, как «ЭКСМО», «АСТ» («Астрель»), «Азбука-Аттикус» -- и, чем черт не шутит! -- даже в «Армаду» («Альфа-Книгу»). Роман достойный, шанс на издание, на наш взгляд, есть, и авторам стоит использовать этот шанс по максимуму.
Скажите, что вы знаете о Швейцарии? А о василисках? А о василисках и Швейцарии? Короче говоря, вы, конечно, уже догадались что речь пойдёт о романе иностранного подданного Ярослава Кудлача, широко известного в узких кругах под зловещим прозвищем «Барон Ферцаузен»…
Ярослав Кудлач: «ПОСЛЕДНЯЯ ФРЕСКА»
(роман, 12,3 а. л.)
В целом, роман удался. Но требует большой, серьезной доработки -- именно потому, что это может сделать из симпатичного, но сырого материала крепкую книгу. Доработка в основном сведется к сокращению. Пожалуй, из 12,3 а. л. надо сделать 10-11, но об этом далее и в деталях.
Кудлач пишет в ЖЖ: «Что там ляпов и недочётов много — для меня не новость, вычитывал в спешке...»
Ко всем, дамы и господа: такая позиция – неуважение к людям, ведущим семинар, и к участникам, читающим ваш текст. Да, мол, знаю, что грязно, но я не успел, а вы теперь через эту грязь и колдобины прорывайтесь, как можете… У меня времени не было, я – человек занятой, деловой, а у вас досуга навалом, вы продеретесь.
Учтите на будущее.
Тема (материал и проблематика):
Группа влиятельных людей Базеля (15-й век) заключают договор со злом (василиском), преследуя цели личной выгоды, которые они понимают, как процветание города. Это приводит к нарушению мирового баланса добра и зла, продолжающегося вплоть до нашего времени. И по материалу (город Базель и его жители в 15-м веке и в наши дни), и по проблематике тема раскрыта хорошо. Местами (по материалу) даже избыточно.
Идея (главная мысль произведения):
-- Благими намерениями выстлана дорога в ад.
-- Не зная броду, не суйся в воду.
-- Люди гибнут за металл!
-- Лучшее враг хорошего.
В принципе, это разные формулировки и грани примерно одной и той же идеи. Идея в романе вполне проявлена.
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Выгода против гармонии? Локальное благо (на уровне отдельного города и отдельных личностей) -- против гармонии и равновесия Мироздания? Примерно, так, как на наш взгляд. Конфликт проявлен (как на уровне принципов, так и на уровне персонажей -- выразителей сил конфликта), развивается и выходит на кульминацию. Правда, местами конфликт тонет в авторском многословии -- но этот недостаток можно исправить путем «уплотнения» текста романа -- ужимания и сокращения ряда эпизодов и структуры фраз.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Фабула – история договора базельцев со злом (василиском). Начало фабулы в 15-м веке, конец в 21-м. Сюжет строится за счет разложения фабулы по двум временным пластам, заплетенным в романе «косичкой», а также добавления прологов-эпилогов и вставных легенд. Фабула слишком мала для того массивного сюжета, который на ее основе разворачивается. Событийный ряд скуп, каждое событие расписывается подробно и долго, с кучей «прилагательных». Сквозное действие из-за этого буксует, превращается в подробное описание каждого нового персонажа -- и так, минимум, до середины книги.
Последняя треть книги энергичней и действенней, но до нее еще надо добраться.
Т. е., сама по себе фабула вполне внятная, и вполне грамотно выстроена в более сложный сюжет. Но из-за малого количества событий и авторской многословности сюжет выглядит достаточно вялым, «оживляясь» лишь к последней трети романа.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Вся структура в наличии. Кульминация есть и работает (это серьезный плюс!). Конфликт развивается по мере развития действия и выходит в итоге на кульминацию. Но, как мы уже отмечали, динамика развития действия и конфликта недостаточна из-за небольшого количества событий, и тонет в авторской многословности.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
-- Затянутая экспозиция.
-- Несколько провисает развитие действия, топчется на месте. Т. е., развитие действия есть (плюс), но движется оно медленно, показывая одно и то же с разных сторон, без изменений или новых точек зрения (минус). С последней трети романа динамика развития действия усиливается и становится более приемлемой.
-- Кульминация достаточно компактная и сильная. Тут претензий нет. Разве что чуть-чуть ужать ряд излишне длинных и вычурных фраз -- как и по всему роману.
-- Развязку также стоит несколько ужать по объему (как и весь роман в целом).
Язык и стиль:
Язык богатый, яркий, разнообразный, литературный. Другое дело, что многоречивость и переусложненность ряда конструкций (там, где это не слишком оправдано стилизацией) работает во вред.
Возможно, в связи с чередованием глав (прошлое-настоящее) есть смысл сделать чередование «языковое». Главы из прошлого в большей степени стилизовать под старину (что, в целом, уже сделано), главы современные – наоборот, по максимуму снять старомодность и проследить за избыточной многоречивостью (убрать ее по максимуму). Контраст может поднять темп повествования. Но при этом эпизоды «в прошлом» тоже надо будет несколько ужимать, по возможности, не теряя стилизации. Хорошо бы сделать рассуждения и отступления (которых в тексте немало!) более «концентрированными».
Свой индивидуальный стиль у автора есть. Стиль яркий, образный, цветистый и велеречивый, достаточно эмоциональный, с аллюзиями и скрытыми цитатами -- и несколько гипертрофированный почти во всем. Снизить бы эту цветистость и велеречивость процентов на 20-25, оставив яркость, образность, эмоциональность вместе с аллюзиями и цитатами -- было бы вообще замечательно!
Развития характеров практически нет. Все – маски из комедии дель арте. Характеры статичны, каждый – набор застывших черт. В какой-то степени это оправданно сюжетом (инкарнации). Т. е., по мере развития сюжета, персонажи раскрываются перед нами, зачастую являя читателю совершенно неожиданные грани и черты своих характеров -- но все эти грани и черты уже были в них заложены. Персонажи проявляют то, что в них уже было -- просто не имело возможности проявиться раньше -- а не меняются по ходу развития сюжета.
Персонификация речи персонажей:
Персонификация речи имеется. В основном, все персонажи говорят и думают по-разному, сообразно эпохе, характеру, воспитанию, образованию, социальному статусу и т. д. Правда, местами персонификация чуть утрирована, а местами -- чуть плывет. Возможно, стоило бы, соответственно, местами прописать ее чуть точнее и тоньше -- но тут уже на усмотрение автора. В принципе, даже в существующем виде персонификация речи вполне приличная, за счет нее персонажи вышли разные и узнаваемые.
Авторская индивидуальность:
Яркость, метафоричность, тяготение к притчам и историчности, многоречивость, юмор (местами избыточный). Неумение сокращать. Автор – актер, он все время находится на сцене и не видит всего спектакля целиком. Надо бы спуститься в зал и посмотреть издалека. Иначе цельность романа не видна.
Похоже, роман сдавался на семинар впопыхах. Вычитки не было, размышлений над уже сделанным – тоже.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
-- Событийный ряд меньше, беднее, чем требуется для такого объема текста. Позвоночник слабоват, прогибается. Не везде держит.
-- Многословность замедляет темп. «Ритм» -- динамика внешнего действия -- также достаточно вялый, ускоряясь лишь к концу. Вот с кульминацией все в порядке. Там и темп, и ритм (внутреннее и внешнее действие) выходят на пик -- как и должно быть в кульминации.
-- Сквозное действие – форма проявления конфликта – есть. Оно затянуто, но при этом непрерывно, и полностью практически нигде не пропадает. Затянутость, как мы уже отмечали, можно ликвидировать путем некоторого сокращения и ужимания текста.
-- Интрига – есть. Но, когда мы уже понимаем, отчего погибают люди, интрига на время пропадает – мы просто ждем: вот еще одного убили, вот еще… Сейчас всех убьют, и нам наконец расскажут, в чем, собственно, дело. Есть еще, конечно, вариант, что василиска удастся в очередной раз победить, и все вернется на круги своя «до следующего раза» -- но и такой вариант тоже легко просчитывается читателем, и в итоге вся интрига на некоторое время сводится к двум вопросам: «В кого вселился василиск?» и «Осилят Подписавшие василиска, или нет?». Однако в конце интрига делает неожиданный и интересный «финт»: и Магда, и василиск оказываются совсем не теми, кем казались на протяжении большей части романа. Это напрямую связано с кульминацией и конфликтом. Магда совершенно неожиданно, но при этом логично и оправданно переходит с одной стороны конфликта на другую. Хороший ход. Он заново оживляет и «вытаскивает» интригу, открывая в ней «второе дно». «Хорошо, и хорошо весьма.» (с)
Кстати, если автор последует рекомендациям и несколько сократит текст, это и интригу сделает более динамичной.
Треножник восприятия:
-- Эмоциональный план: Есть в достаточной мере. Героям сопереживаешь, сочувствуешь, невинно погибших искренне жаль, злодеи вызывают возмущение и гнев -- и т. д. Быть может, эмоциональный ряд чуть однообразен -- но, в целом, вполне достаточен.
-- Интеллектуальный план: Есть в большой мере (это и интрига со «вторым дном», и связь прошлого и настоящего, и много интересных фактов и легенд из истории города Базеля).
-- Эстетический план: Есть в достаточной мере. Цветистый и образный язык, стилизации, аллюзии, скрытые цитаты и т. д. Хотя имеется некоторый перебор по цветистости и витиеватости.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Есть, но отягощено затянутостью повествования.
-- Обучение (новые знания): Есть, и достаточно много. В основном, из области истории и легенд, а также современных реалий города Базель. Все это наверняка будет ново и интересно для большинства читателей.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Есть. Роман исподволь, без лишней назидательности, воспитывает в читателе чувство ответственности за свои поступки, а также человечность и сострадание. Это хорошо.
Особенности творческого метода:
Многословность, ироничность, стилизация, эмоциональность, наблюдательность, слабое чувство темпа, любовь к собственному тексту (неумение сокращать).
Пролог затянут. Видна стилизация, она неплоха, но – долго. Центр пролога – легенда о чуме и артефакте. Первую же и третью часть (описание Базеля) надо бы поприжать в объеме. Да и легенду, возможно, тоже. Пролог – почти половина авторского листа, то есть, с приличный рассказ.
Дальше видно – автор многословен. Да, и стилизация, и образно, и местами остроумно. Но – долго, много, избыточно. Не умеет сокращать, оставляя главное. Не чувствует темпа повествования, растекаясь по древу, наслаждаясь собственным выступлением.
И первая глава: рассказ монаха о василиске – затянута. Понимаем, стилизация. Но читатель прочел пролог, прочел первую главу, углубился во вторую… Экспозиция все тянется. Завязки – зерна главного конфликта – все не происходит. А миновал уже первый авторский лист, начался второй… Завязка – реально – конец третьей главы, епископ, василиск. Почти 2 а. л. из 12,3. Не избыточна ли такая экспозиция? Не теряется ли интерес читателя, для которого пока ничего особенного не происходит? Турэкскурс по Базелю, пара легенд, глава с библиотекой, бомж, епископ, купец – аж до ларца с василиском -- все это мы уже читали в других вариантах, в других источниках, текст описателен, действие утоплено глубоко…
Фактически, первая глава – легенда о василиске – это второй пролог. Она относится к истории с епископом, велевшим переписать легенду, но на начало книги читатель об этом ничего не знает. Поэтому глава «отваливается», воспринимаясь еще одной «затравкой». Гигантское вступление утомляет. Надо что-то делать.
Например, перебросить первую главу в середину романа, поставив ее после того, как епископ отдаст приказ монаху. Тогда история василиска будет примером: вот так переписали легенду в угоду начальству.
А первой главой сделать визит парочки в библиотеку (сократив вступление!), и начало книги (если еще и подрезать пролог) станет энергичней, увлекательней.
Поговорить с Кудлачем и всеми авторами о планировке эпизодов во время работы над книгой с точки зрения объема. Писатель должен чувствовать по ряду параметров романа (темпоритм, сквозное действие, комбинация фрагментов, композиция), какой должен быть по объему следующий фрагмент, а какой – за ним. Можно ошибиться на 10%, но не писать вообще, как получится. Из-за этого темп и плывет, не выдерживается.
У нас, Олдей, совершенно нормален такой разговор с утра по телефону: «Ты пиши эпизод с военкомом, килограммов на 7-8; можно до 9, если распишешься, а я потом сокращу до нормы. А я возьму эпизод с мамой – кил до пяти, там больше нельзя…»
Разочарованно, растерянно, рассеянно и прочие наречия такого типа – перебор. Правится легко, частичной заменой на: с растерянностью, с разочарованием…
Поговорить о любви к наречиям. Пример:
«Носильщики гордо несли портшез епископа. Их важные лица выражали самодовольство и презрение, хотя, на самом деле, слуги просто сосредоточенно пытались шагать в ногу, чтобы не трясти его преосвященство. Ремесленники, крестьяне и праздношатающиеся поспешно сдирали шапки, кланялись, прижимались к стенам домов. Четверо гвардейцев прокладывали путь, немилосердно колотя зазевавшихся древками алебард по головам и плечам. Ещё двое замыкали процессию, зорко следя, чтобы никто не осмелился приблизиться к портшезу сзади. Главы гильдий, мастера цехов и дворяне приветствовали процессию степенными поклонами. Фон Веннинген выглядывал из окна и, снисходительно улыбаясь, благословлял народ слабыми движениями пальцев. Лаяли собаки, прыгали вокруг кортежа любопытные мальчишки.»
В описаниях персонажей доминируют прилагательные. «Женский стиль». Яркий, с оборками-рюшечками, но без текстовых мускулов. Пример – описание Магды или парочки молодых людей, рвущихся к ней в библиотеку.
«– А вот послушайте, – Магда склонилась над письмом и начала читать вслух, водя пальцем по строчкам и время от времени поправляя падающую на глаза длинную прядь волос. – Я постараюсь передать текст современными оборотами речи, а то стиль очень уж архаичен, многие слова вообще вышли из употребления.»
(пример нудности, тяжести текста)
«Перед ним стоял невесть откуда взявшийся неопрятный, тощий бородач в пёстрой рванине и с лоскутным беретом на голове. Ноги украшали нечищенные ботинки на толстой подошве, завязанные шнурками разного цвета, на боку болталась треугольная сумка, украшенная треугольными же орнаментами.»
Как сохранить стилизацию под средневековые немецкие тексты – и все-таки почистить текст, сделав его энергичным? Ведь при такой манере изложения самый динамичный фрагмент тащится, как загнанный мерин… И текст неплохой, и стилизация интересная, но темпоритм она сажает вдребезги. Разобраться с наречиями, сократить лишние образы и сравнения, убрать слова-паразиты… Взять для примера какое-нибудь длинное описание и разобрать на предмет редактуры!
Например:
* * *
«Высокий сероглазый блондин с удивительно ровным, как говорится, древнеримским профилем. Возраст – двадцать пять лет. Выбрит до неестественности гладко. Лёгкая сутулость странным образом сочетается со спортивной, мускулистой фигурой, а забавная, слегка пританцовывающая походка лишь добавляет шарма ловкому молодому человеку. Широченная улыбка, вспыхивающая всякий раз, когда он видит что-то новое или интересное, наводит мысль о лёгкости движений не только телесных, но и душевных. Одет в коричневые брюки и чёрную куртку – сочетание, прямо скажем, безвкусное, однако, как ни удивительно, производящее хорошее впечатление. Но интереснее всего руки – стройные, с изумительно подвижными пальцами, способными гнуться едва ли не во всех направлениях. Это особенно хорошо заметно, когда парень затягивается сигаретой: пальцы настолько выгибаются в обратную сторону, что это даже слегка пугает. Кстати, курит он много, но как-то ненавязчиво, будто жвачку жуёт, при этом выдыхает дым через ноздри или пускает колечки необычным способом – углом рта. В этот момент на шее напрягается жилка, и щека слегка дёргается, искажая красивое волевое лицо. Возможно из-за постоянного курения приятный, ласковый баритон звучит слегка надтреснуто, хрипловато, как потёртая виниловая пластинка. Манеры просты, безыскусны, и в целом молодой человек производит очень хорошее впечатление.»
«Магда весело рассмеялась, и гулкое эхо запрыгало меж старинных домов. Как странно, подумала она, этого человека я знаю лишь несколько минут, а общаться с ним легко и просто, будто всю жизнь дружили. Она незаметно покосилась на ровный профиль Винса (да, теперь уже Винса!), подсвеченный снизу трепещущим огоньком бензиновой зажигалки. Прикурив, парень ловко выпустил дым сразу из двух уголков рта, сделавшись похожим на фарфорового китайского дракончика. Он и внешне весьма недурён, прилетела откуда-то игривая мысль, кожа гладкая, нос ровный, а губы какие... Вдруг перед глазами девушки помимо воли всплыла предупреждающая надпись: стоп! Сработал условный рефлекс, который она привила себе ещё со школы. Если появлялся кто-то, или случалось нечто, нарушающее привычный ход событий, Магдалена воображала огромный дорожный знак, перед которым обязательно следует затормозить и подумать. Как правило, размышления приводили к тому, что нежелательная личность исчезала с жизненного пути, либо обнаруживалась окольная тропка, позволяющая обойти помеху. Цветы налево, бабочки направо, и путать их не следует. Если хочешь чего-то добиться в жизни, приходится жертвовать мелкими радостями. Со временем красный дорожный знак стал возникать всё реже, видимо, девушка научилась распознавать трудные ситуации задолго до осложнений. Но сейчас белые буквы на красном фоне вспыхнули так ярко, что она даже прикрыла глаза. Удивительное дело: видение дорожного знака в этот раз не сопровождалось внутренним беспокойством. Магда рассердилась на не вовремя появившийся символ опасности.»
«Смазливый итальянец, представившийся как Бенито Маринелли, производит двойственное впечатление. С одной стороны, он полностью соответствует представлениям европейцев о пылком южанине, не пропускающем ни одно существо женского пола. Невысокий рост и чёрные, набриолиненные волосы в сочетании с накачанными бицепсами сразу наводят на мысль о том, как этот парень обожает себя, любимого, и что из-за одной лишь соблазнительной внешности все женщины должны вереницами лезть к нему в постель. Движения мягкие и хищные, взгляд пронзителен. Одним словом, типичный донжуан, невесть как затесавшийся в студенческую среду. Однако за нарочито скользкими манерами прячется быстрый ум, хорошо заметный при разговоре. Иногда он словно забывает о роли бабника и прожигателя жизни, резко меняя стиль поведения. Тогда мы видим совершенно иного человека, жёсткого и даже жестокого... ¬¬Невольно возникает мысль, что неаполитанец носит маску слащавого жиголо, должную прикрывать его подлинную личность...
Непрерывно улыбающаяся Юлия Вальтер очень хороша собой. Невысокая, ладная, с пышной фигурой, она привлекает внимание многих мужчин, что, несомненно, весьма ценит. Белокурые локоны искусно сплетены в сложную причёску, широко расставленные голубые глаза блестят, а пухлые щёчки придают ей сходство с маленькой девочкой, но лёгкие сеточки в уголках глаз неумолимо свидетельствуют, что даме уже далеко за тридцать. Впрочем, широкий опытный рот и округлые формы заставляют потенциальных ухажёров забыть о такой мелочи, как возраст. Одета со вкусом, дорого и умело ¬¬– платье со смелым вырезом, туфли на высоком каблуке и кокетливая шляпка. На любой другой женщине подобное одеяние смотрелось бы старомодно, но Юлия, словно появилась на свет прямо в вечернем туалете. Пожалуй, лишь резкий голос и наличие сверхэнергичного сына-школьника способны отпугнуть мужчину, клюнувшего на пышную грудь и зовущие губы фрау Вальтер.
Её сын Нико – типичный избалованный мальчишка, которому досталось слишком много материнской любви и очень мало тяжёлой отцовской руки. Для своих восьми лет он на редкость развит, начитан и «насмотрен», но нахален до безобразия. Заметно, что мать не может, или не хочет его в чём-либо ограничивать, руководствуясь современными европейскими принципами воспитания, гласящими: ребёнку позволено всё! Вечное самолюбование Юлии вкупе с безграничным материнским чувством превратили Нико в неуправляемый миномётный снаряд, готовый выплеснуть убийственную энергию на первого встречного. Он криклив, приставуч, нагл и хвастлив, но унаследованное от матери обаяние и несвойственная возрасту эрудиция поневоле очаровывают окружающих. Лицо мальчика носит вечно восторженное выражение, моментально сменяющееся капризным, стоит лишь слегка осадить не в меру нахального пацана. Тогда широко расставленные, как у матери, голубые глаза наливаются слезами, губы оттопыриваются, торчащие уши краснеют, и ужасное дитя готово закатить истерику, сопровождающуюся пинками и швырянием об пол бьющихся предметов. Любому другому мальчишке за такое поведение следовало бы надрать соответствующие части тела, и лишь присутствие аппетитной и весёлой мамаши спасает новоявленного «вождя краснокожих» от заслуженной трёпки.»
* * *
Рассказ Окса, как он плавал в Сугдею, надо как-то выделить из общего текста. Пустыми строками? Заголовком? А то шел обычный диалог и вдруг пошел рассказ в первом лице, длинный…
Нельзя каждому персонажу – щелк-щелк – забабахивать такое подробное, тяжелое, длинное и утомительное описание! Одна-две ярких детали лучше трех абзацев занудства! Это было – Густав Эмар, Луи Буссенар – но сейчас как-то не современно. Да и Эмар с Буссенаром это делали лучше, энергичнее.
Абзацы – большие, громоздкие. Имеет смысл местами их поразбивать на несколько более энергичных абзацев.
Местами главы есть смысл разбить на части пустыми строками.
Развитие действия тормозится. Мы уже все поняли: был договор с василиском (Смертью), договорщики возрождаются, договор длится. То есть, читатель к главе 7-8-й уже понял главный узелок, ему хочется или развития, или развязки, а автор все жует известную всем закавыку, рассматривая ее с разных сторон.
Текст, вроде бы, интересен, но сюжет развивается по-эстооонски медленно.
Короче, надо сокращать листов до 10-11 и вытаскивать сквозное действие на поверхность. В целом, роман неплох, заслуживает внимания – справиться с многословием, вытащить сквозное действие, и может получиться.
Где корень одной из проблем? Идет эпизод, где епископ заставляет монаха переписать легенду: договор рыцаря и василиска превращается в битву. Тут же в следующей главе – эпизод, где Магда рассказывает Винсу об этом варианте легенды, Винс развивает тему… Одна и та же информация, известная читателю (а она и до епископа в основном была понятна и известна!), пересказывается дважды, долго и подробно. Такие повторы тормозят ситуацию – действие-то не развивается, а топчется!
Пример:
«А тут ещё нагрянул из Неаполя то ли знакомый, то ли дальний родственник Йонаса – Бенито... Бенито... Как бишь его... Маринелли, вот! Вроде приехал учиться на экономиста, но на будущего менеджера никак не похож. Скорее, сильно смахивает на сутенёра. Черные, прилизанные волосы, приторные карие глаза, липкий взгляд... Поведение, как у наглого кота. Так и вьётся, так и норовит подлезть. Синьорина, позвольте... Синьорина, вас проводить? Что синьорина делает вечером? Синьорина сегодня прекрасна... И как подобных мачо в университет принимают? Впрочем, в экономике, быть может, он и соображает, но уж больно уголовные манеры у этого молодчика... Всё, решено: сегодня же пакую оставшиеся вещи и ухожу на новую квартиру. Пусть там из мебели всего матрац и два стула, зато никто не будет липнуть, как волос к... ум-м-м... свеженаписанной картине.»
-- Считай, весь длинный абзац – пересказ диалога М. и охранника насчет Бенито и пр.
* * *
Где корень тормоза действия? Читатель уже понял: группа базельцев заключила договор с василиском, дело затянулось на несколько инкарнаций, подписантов мочат, если василиск победит, грядет ужас. Все, поняли. И нам долго-долго пересказывают это дело по два-три раза: вот, подписываем-подписываем, вот, убили очередного, вот, расследуем, вот, сейчас еще кого-нибудь убьют, вот, мы продолжаем подписывать в прошлом… Не происходит событий, меняющих мотивацию персонажей. Не происходит событий, открывающих новое пространство для читателя. Здесь мог бы спасти высокий темп происходящего и мощное эмоциональное воздействие на читателя. Но, как на грех, стиль, выбранный автором, настолько ироничен, что снимает трагедийность ситуации, а темп повествования медлителен и обстоятелен.
С девятой-десятой главы темп слегка поднимается. Но этого маловато.
Когда мы в очередной раз (девятый!) читаем, что посох епископа увенчан улиточным завитком (в разных формулировках), наши руки тянутся к пистолетам.
Мир платит войнами за покой Базеля – это неплохо, это ход.
Это дает кульминацию, высший пик конфликта.
Подсократить эпилог.
«Когда я остался один, меня усыновил добрый друг нашей семьи – католический священник из Риена. Старик был вдов, одинок и состоятелен.»
-- Вдовый католический священник? Мы что-то недопонимаем в целибате?
«– Только что был тут, – удивился Лука, схватив с плиты кастрюльку. – Он же рядом со мной стоял!»
-- Саке слегка подогревают. А тут, похоже, кипятят.
Ага, точно:
«И Лука налил. Так налил, что сакэ потекло через край и слегка обварило Рюттингеру пальцы, после чего всех обслужить вызвался Винсент.
– На правах гостя, – несколько загадочно обосновал он своё поведение, но в грязь лицом не ударил. Через минуту горячее вино плескалось…»
-- Саке – не вино! (Далее по тексту саке еще несколько раз называется «вином». Проверить «автопоиском» и везде убрать-заменить.)
«Покидая торжище, капитан обернулся и небрежно обронил на ходу:
– Закрывайте рынок. Но чтоб не грабить! Убью!»
-- Странная угроза страже…
«Капитан остался таким же, каким был в юности – подтянутым, ловким, сильным. Лишь морщинка на переносице и две складки в уголках рта показывали, что капитан разменял четвёртый десяток.»
-- Он в двадцать лет стал капитаном?!
«– Я не дразнилась! – запротестовала девушка. – Ты так увлечённо показывал всякие приёмы, что мне тоже захотелось попробовать! А вместо урока фехтования получила сапогом по...»
«– Не волнуйтесь, господин Эберлер, – сказал он холодно и оттолкнул старика назад в кресло, где тот и замер, изумлённый проявлением железной силы в таком худом теле.»
-- С чего это он удивлен? Он не в курсе биографии Гуго?
«Сколько можно пешкодралить туда-сюда? Совсем ты обленилась, крыса библиотечная, тут же ответила Магда самой себе. Всего-то парочка остановок, а ты раскисла, будто надо бежать кросс в полной амуниции!»
-- Откуда у нее представление о кроссе в полной амуниции? Нехарактерный для персонажа образ.
«Предчувствие не обмануло старого многоопытного прислужника.»
-- А он старый? Тогда на кой он стряпухе в объятиях?!
«– К вашей милости пожаловал настоятель из церкви ордена доминиканцев, – пробормотал лакей. Отчего-то он старался не дышать в сторону хозяина и не решался смотреть ему в глаза. Впрочем, его преосвященство ничего не заметил.»
-- Первое: настоятель из церкви? Настоятель чего? Монастыря?
Второе: слуга же не пил пива! Отчего же он старается не дышать?!
«– «Почерк» убийцы профессиональный. Рюттингера ударили ножом в печень, точно и сильно.»
-- В печень удобно бить, если ты левша. С правой руки ножом бьют под ребро, в сердце. И слово «почерк» в кавычки брать не надо.
«Юлию она увидела сразу, поскольку в комнате была только одна кровать. Увидела, но не узнала. Ничто не напоминало прежнюю красивую, пышущую здоровьем молодую кокетку.»
-- Почему «молодую»? Везде подчеркивался ее возраст.
«Магда подцепила мизинцем кожаный ремешок и стянула с лица магические очки. (Выделить курсив пустыми строками! Здесь и ниже по тексту!)
– Смотри, смотри!
– Боже мой, женщине плохо!
– Мадам, вы меня слышите? Да очнитесь же!
– Ух ты, какой кадр! Просто так... Ах, я дурак!
– Уйди отсюда, псих...
– Вызывай спасателей, живо!
– Сейчас, сейчас...»
Как вариант (предложено Андреем Валентиновым): часть подробных описаний, исторических отсылок, легенд и т. д. убрать из основного текста и вынести в примечания (приложения) к роману, отдельным блоком (в конце, после основного текста). Если автору дороги эти материалы -- их можно будет таким образом сохранить, но при этом они не будут затягивать действие. А читатель уже будет волен сам решать: читать ему приложения, или нет.
«...никто не предполагал, что мелкий капрал Бонапарт дослужится до звания императора...»
-- Император -- не звание.
«Я, недостойный пастырь моего стада отец Иеронимус, смиренный служитель Господа, волею которого поставлен в должность священника при церкви ордена доминиканцев, спешу изложить на пергаменте поучительную и страшную историю, дабы запечатлеть её для потомков и сохранить в памяти людской события столь же зловещие, сколь и поучительные, ибо во всём случившемся видна длань Всевышнего, карающая грешников, но и спасающая достойных.»
-- Понятно, что стилизация, но уж очень длинно, и повтор "поучительную". Как пример. Это не единственная слишком затянутая и витиеватая фраза в тексте.
«...передайте фройляйн Ланц...»
-- Магду Ланц называют то «фрау», то «фройляйн» (и другие люди, и автор, и сама Магда). Надо бы определиться. Видимо, все-таки «фройляйн» (раз она незамужем).
«Но кажущаяся грубость черт совершенно исчезает, когда девушка улыбается или увлечённо рассказывает о чём-то важном.»
-- Совсем недавно у другого персонажа были грубоватые черты лица и обаятельная улыбка. Надо бы как-то разнообразить описания.
«Епископ базельский Йоханн фон Веннинген восседал в богатом пурпурном кресле и про себя проклинал плотников, оное кресло соорудивших.»
-- По идее, кресло для епископа должен делать не плотник, а столяр, да еще и не абы какой.
«При виде такой вольности, казалось бы, незнакомца должен на месте поразить епископский гнев, но его преосвященство лишь рассмеялся, нисколько не рассердившись.»
-- Неудачно построенная фраза.
«...колючие глаза епископа внимательно изучали знакомые лица, пытаясь обнаружить признаки удивления.»
-- О визите епископа знали заранее (об этом есть в тексте). Откуда взяться удивлению?
«Четвёртым переминался с ноги на ногу и бросал перед собой недобрые взгляды член городского суда, член винодельного цеха и гроссмейстер цеха домовладельцев Маттиас Эберлер – богатый меняла, регулярно черпающий из реки золота, которая благодаря чуземным купцам текла через епископат, направляясь в германские и французские земли.»
-- Слишком затянутая фраза. Как пример. Плюс опечатка в слове "чужеземным".
«Допускаю, что страх перед древним ужасом готов заставить вас отказаться от осуществления опасного замысла...»
-- Страх перед ужасом.
«Но интереснее всего руки – стройные, с изумительно подвижными пальцами...»
-- Стройные руки?
«Пока они идут, можно порыться в цифровой памяти фотоаппарата и выудить оттуда несколько снимков, сделанных второпях, из-за угла, пока наши фотомодели увлечены разговором.»
-- Прием начинает несколько надоедать. Вернее, не сам прием, а все эти повторяющиеся "второпях, из-за угла" и т. п. -- они уже смотрятся излишними. Один, два раза -- нормально. Ну, максимум, три. И хватит. Больше можно не повторяться. Или автор рассчитывает на читателя с провалами в памяти? Мы (Олди, а также Валентинов) и сами не раз пользовались схожими приемами, давая портреты героев (к примеру, в «Маге в Законе», «Нам здесь жить») -- но во всем надо знать меру. Прием можно использовать многократно (на то он и прием) -- но, во-первых, не стоит давать каждый раз однообразную повторяющуюся «подводку» к нему. Она надоедает. А во-вторых, сами «портреты» излишне затянуты и подробны. Вместо нескольких ярких, запоминающихся черт -- длинное подробное описание. Можно и так, но все равно надо бы сократить эти описания.
«Однако за нарочито скользкими манерами прячется быстрый ум, хорошо заметный при разговоре.»
-- Что-то при разговоре с дамой этот ум никак не проявился. Скорее, наоборот.
«По крайней мере, будет на что собственных сопляков пичкать.»
-- "Пичкать" тут -- не особо удачное слово (имеется в виду "кормить детей"). Да и вообще, крестьянин торгует на рынке продуктами питания. Значит, чем кормить детей, у него точно есть. Скорее уж «соплякам обновки купить», или что-нибудь в этом роде.
«– Ах... ты... – стражник от бешенства потерял дар речи, – щенок сопливый! Я тебе щас башку снесу! Тяжёлая алебарда взметнулась ввысь, а меч Гуго выпрыгнул из ножен, как чёртик из табакерки.»
-- Недостоверно. Из-за пары грубых слов хвататься за алебарду?! Кулаком -- еще ладно... И вообще, сомнительно, что стражник не знает в лицо капитана гвардии в сравнительно небольшом городе. И, кстати, сравнение «как чертик из табакерки» в данном случае неуместно. Колумб еще не открыл Америку, значит, ни табака, ни табакерок в Европе еще нет. Понятно, что это авторская речь, но если уж стилизация -- так стилизация!
«...пахло особым запахом...»
-- No comments.
«Лука немного притормозил...»
-- Ну вот, опять! Сколько лет уже убеждаем семинаристов, что у людей нет встроенных тормозов -- не верят!
«Страшная картина грядущего колдовства и без того представлялась фон Веннингену во всей жестокости о безобразии. Сосредоточившись, он начал вспоминать свои видения, посещавшие его в прошлом, и которые заставили его отправить в дальний путь купца Андреаса Окса.»
-- Обе фразы неудачно построены. Особенно вторая.
«Перед ним стоял, склонившись в поклоне, носатый слуга.
– Что тебе надо? – строго спросил фон Веннинген, маскируя испуг напускной суровостью.»
-- По тексту епископ обращается к слуге то на "ты", то на "вы". Надо привести к единообразию: "ты". Да и «склонившись в поклоне» -- не слишком удачный оборот.
«Пламя едва не погасло, но фон Веннинген, взяв кочергу, пошевелил костёр, и камин разгорелся снова.»
-- Слово "костер" не годится по отношению к огню в камине.
«Но если можно было спросить саму Магду, она бы затруднилась с ответом.»
-- Неудачная фраза.
«Один раз нарисовался Бернд, звал Магду на карнавал, но она решительно отказала, заявив, что пожалуется комиссару Райнерту, если Бернд ещё раз осмелится её потревожить.»
-- И какой повод для жалобы в полицию? Приглашение на карнавал?
«Она так обрадовалась звонку и предложению Винсента, что перестала думать о чём бы то ни было. Единственная мысль металась среди сладких раздумий о предстоящем празднике: как выглядеть?»
-- Вторая фраза противоречит первой. Сначала «перестала думать о чем бы то ни было» -- и тут же и мысль, и раздумья.
«Что скажете насчёт французского коньяка, мадмуазель?»
-- Коньяк -- он по определению французский. Все остальное -- бренди.
«К счастью, охранник в старинном шлеме был начеку и преградил дорогу щитом. Магда устояла, больно стукнувшись плечом о деревянный доспех, но выпустила руку своего спутника.»
-- Щит -- это не доспех.
«...базельский советник и неаполитанский мафиози.»
-- Мафиозо. Мафиози -- множественное число.
«До него осталось метров тридцать. А Подписавших осталось лишь трое.»
-- Осталось -- осталось. Повтор.
«Ошалевшие горожане, опомнившись, возвращались к будничным занятиям. Вихрь масок пронёсся над Рейном и канул в небытие, оставив после себя груды мусора и похмелье. Жизнь возвращалась.»
-- Возвращались -- возвращалась. Повтор.
«Жалкий, ничтожный... мент!»
-- Слишком уж по-русски и современно. Может, лучше "коп"? "Фараон"? Еще как-то? Впрочем, можно и оставить. Тут уже -- на усмотрение автора. В зависимости от того, какого именно эффекта он хотел добиться.
«Райнерт махнул удостоверением, и представительница медперсонала испарилась.»
-- Странное поведение медсестры. Она должна была позвать врача или хотя бы сама проводить посетителей в палату.
«Пятнадцать лет ожиданий, поисков и сомнений, полтора десятилетия надежд и мечтаний...»
-- До этого говорилось о 13-и годах.
«Голова купца покатилась под ноги Подписавшим, которые отпрянули.»
-- Ноги Подписавших отпрянули? Получается, так.
«...схватил одну из сестричек за волосы и вздёрнул на воздух.»
-- В воздух.
«Он нёс ещё что-то, взводя себя, но Магда его больше не слушала.»
-- "Взводя себя" -- не слишком удачный оборот.
«Они превратили меня в адское чудовище, вселили в тело бедного мальчика, навсегда сковав мою подлинную сущность!»
-- Если сейчас Винсент говорит от имени сына купца, а не от имени василиска, то что-то не так с этой фразой. А если это говорит василиск, тогда то, что он на самом деле не «адское чудовище», выясняется позднее. Пока что и Магда, и читатель уверены, что он чудовище и есть. Из-за этого смысл фразы не вполне понятен. Он становится ясен лишь позднее, но вряд ли читатель будет специально возвращаться к этому фрагменту, дабы переосмыслить для себя одну конкретную фразу. Просто сочтет это «косяком». Даже если «ложечки найдутся», «осадок все равно останется».
«Европа вновь каталась в судорогах и горела в адском пламени войны...»
-- Может быть, не "каталась", а "корчилась"?
«...девушка почувствовала, что вновь поднимается на воздух.»
-- В воздух. «Поднять на воздух» -- это значит «взорвать».
«Течёт, широко разливаясь, бурля водоворотами, кипя опасными перекатами и свирепо щерясь оскалами водопадов, река человеческого существования.»
«…собирается пробуровить»
-- ПробурАвить.
«– Вы что, не доверяете? – запыхтел он, краснея от обиды. – Я уже двадцать семь лет честно здесь служу!»
-- Коряво и длинно для прямой речи.
«А мы, всё-таки, подождём немного.»
-- Запятые не нужны.
«Епископ поднял седые брови и грозно сверкнул глазами на слугу, который съёжился и задрожал:
– Мне и без купцов хлопот довольно. Скажи, чтобы обращался в совет, в ратушу. Нечего тут делать представителям гильдий. Ступай!
Слуга моментально исчез, словно его и не было, а фон Веннинген развернул следующий свиток. Но не успел он прочитать и нескольких строк, как в дверь снова просунулся дрожащий от ужаса нос.»
-- Повтор.
«Судья велел мне остаться в городе до окончания дела, то бишь, пока у трактирщика зубы не заживут.»
«И утром, и вечером охватывает окрестности всепоглощающая сетка снега с дождём.»
«Никто, мол, её не дрессирует, ходит тут, помахивая бюстом перед носом у наших мужиков...»
«Правда, вели себя закадычные кореша...»
-- Слово из неуместного жаргона.
«На улице шёл неприятный мелкий снег, размазывающий и без того скудные ночные цвета в серую кашу. Выбежав за дверь, Лука огляделся и заметил, что куртка и светлые волосы Магдалены мелькнули на горке, там, где заканчивается стена церкви св. Леонарда. Сломя голову он помчался наверх и успел увидеть, как Магда свернула с главной улицы. Лука немного притормозил, не зная намерений девушки, но в то же время забеспокоился, не потеряет ли он её в холмистых лабиринтах Шпаленберга. Держась поближе к стенам, Рюттингер быстрым шагом отправился за Магдаленой. Поздние прохожие с удивлением смотрели на молодого человека, который двигался перебежками, от дома к дому. Несколько раз Магда резко меняла направление, сворачивая в боковые улицы, и Лука понял, что девушка почуяла слежку. Немного покрутившись по холму, они оказались на длинной улице Надельберг. Лука слегка приотстал, стараясь не терять из виду светлые волосы, мелькающие вдалеке. Увлёкшись преследованием, он ничего не замечал вокруг.»
-- Повторы, тавтология. Такого добра в тексте много. Плюс «встроенные тормоза» у Луки.
«– Ур-р-ра! Потому что я хороший, да? Где он? – мальчишка уставился на «дядю Рютти», хищно дыша через оскаленные зубы.»
«С этим наглым, но весёлым требованием словно рухнула некая стена, и вокруг молодого человека закипел компот знакомства.»
«Субботний рынок у ратуши подходил к концу.»
«– Не возьмёшь! – строго ответил Жан-Кристиан. – Формальные претензии к нему предъявить невозможно. Мы на снимках появляемся вперемешку с чёртовой кучей других лиц, домов и улиц.» (***!***)
«…симпатичный молодой парень с ближневосточными чертами лица.»
«Перед Магдой возник тот самый бармен с ближневосточным, или, скорее, средиземноморским…»
«– Бесполезно, мадам, – послышался голос комиссара, стоявшего у дверей. – Из ступорозного состояния её так просто не вывести.»
-- Комиссар сказал бы проще: из ступора.
«– Ладно, идём. Уж лучше сойтись с противником в честном бою, чем дрожать одной дома в ожидании конца. Какие слова мне нужно произнести?»
-- Слова, нехарактерные для Магды.
«– Не сплю, мой мальчик, – раздался чей-то добрый, журчащий голос. – Ты так расшумелся со своими подданными, что даже саблезубых тигров мог бы распугать...»
-- Образ не к месту.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, роман интересен и вполне имеет право на существование, но нуждается в существенной доработке. Не в коренной переделке, а именно в доработке. В первую очередь -- в сокращении. Чуть упростить и / или разбить на несколько фраз излишне затянутые и витиеватые предложения. Избыточные прилагательные и наречия -- частью убрать, частью заменить на соответствующие глаголы или существительные (разумеется, убирать следует не все наречия и прилагательные, а лишь избыточные). Ужать и подсократить ряд эпизодов -- особенно размышления, пейзажи, портреты, описания всего и вся, «лирические отступления» по любому поводу и без. Опять же: не убрать целиком -- они в тексте нужны! -- а сделать более концентрированными и ёмкими. Зачастую один точный образ с успехом заменяет целый абзац подробного описания. В общем, сделать текст «мускулистым», «рельефным», убрать «лишний жир», в котором периодически тонет действие и развитие конфликта. Уйдет лишнее многословие -- роман сразу станет читаться интереснее, возрастет динамика и острота. Но стилизацию (в «средневековых» главах) при этом надо сохранить -- она там к месту. А «современные» главы лучше дать нарочито другим стилем, более современным и жестким.
Возможно, перенести легенду о василиске из начала в соответствующее место в середине романа, как мы указывали выше.
Исправить ряд конкретных недочетов, корявых фраз, повторов, тавтологий, указанных выше -- и как следует пройтись пару раз по тексту, находя и исправляя аналогичные стилистические моменты и банальные опечатки.
Уверены, все это пойдет роману на пользу как в художественном плане, так и в плане коммерческой привлекательности для издателя. В результате из потенциально неплохого роман может стать добротным, увлекательным. После проведения соответствующей доработки мы бы рекомендовали предложить роман в издательство «Снежный Ком М» (видимо, в серию «Нереальная проза»). Впрочем, можно попробовать предложить «Последнюю фреску» и в другие издательства. Но нам отчего-то кажется, что в «Снежном Коме М» у романа больше всего шансов на издание. Желаем автору всяческой удачи в этом деле!
Разумеется, автор в полном праве не согласиться с частью, или даже со всеми нашими замечаниями и рекомендациями.
Поскольку сама Лена, похоже, стесняется, перепощу несколько фоток из сессии, которую она сделала на фестивале "Зиланткон-2013" в ноябре этого года. Работа секции фантастиковедения во всей ее красе.
Полностью альбом можно посмотреть вот здесь, вКонтакте. Там много всякого интересного, рекомендую.
А мы продолжаем. Небезынтересный роман, любопытные герои ищут своё место в жизни — киллер и тридцатилетний девственник... Эх. тут-то всё и заверте...
Анжей Корнилов: «ДАО F2F»
(роман, 17,6 а. л.)
«Дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное Дао.»
(«Дао Дэ Цзин»)
Многословный нудноватый комик – ужас публики.
По первым двум страницам романа возникает вопрос – автор никогда не играл в КВН? У нас уже были семинаристы-КВНщики. Если да, то стиль КВН чувствуется сразу. Если нет, тогда это роковая случайность.
Главная проблема: у автора есть образное мышление, наблюдательность взгляда, склонность к оригинальным метафорам… И все это тонет в диком, невероятном, удручающем многословии. Плюс желание любую фразу «произнести с юморком». Неумение чувствовать пружину, темпоритм повествования, неумение сокращать лишнее гробит все хорошее на корню.
Читая роман, видишь (даже не зная еще, чем дело кончится и что будет дальше) – потенциально хорошая повесть про Тиберия (Ворон не в счет) вязнет в зыбучих песках болтологии по любому поводу.
Тема (материал и проблематика):
Гибельная встреча девственника и киллера -- двух 30-летних одиноких неудачников, находящихся в поиске любви и самих себя -- с суккубом, случившаяся в современном южно-российском городке.
Тема раскрыта частично: по линии Тиберия -- удовлетворительно, по линии Ворона -- обрывочно, путано и недостоверно.
Идея (главная мысль произведения):
Вылавливается с трудом. Все зло (добро) от баб? Если любовь, то умрешь с улыбкой? Все зло от одиночества? Берегись мечтать -- мечты имеют свойство сбываться? Вся наша жизнь -- сон и иллюзия? Блаженны киллеры, вставшие на Путь, ибо их есть царствие небесное?
(Если принять последний вариант, то это уже второе произведение на нашем семинаре в этом году, где присутствует сходная идея.)
Смутность идеи влечет за собой расплывчатость повествования.
Конфликт (базовый и персонифицированный уровни):
Стремление к счастью и любви против страха изменить свою привычную жизнь. Этот конфликт в разных проявлениях проходит по обеим сюжетным линиям. Другое дело, что по линии Ворона конфликт заявлен, присутствует, но фактически не развивается и не имеет кульминации и развязки. По линии Тиберия конфликт имеет некоторое, пусть затянутое, развитие, кульминацию и развязку.
Фабула и сюжет (история в ее причинно-следственной и хронологической последовательности – и художественная композиция событий):
Роман имеет две сюжетные линии, каждая из которых сама по себе фабульна (последовательность событий, линейно выстроенная во времени и причинно-следственных связях). Есть попытка совместить обе линии в единый, более сложный сюжет. Увы, попытка неудачная. Формальная структура (перемежающиеся эпизоды обеих линий плюс дневник Черных Вод) выстроена «симметрично»: обе линии примерно равны по объему, эпизоды чередуются. Но в итоге единого сюжета не получилось. Каждая линия развивается сама по себе, каждая имеет свою внутреннюю структуру, и в итоге они не сливаются даже в финале, несмотря на робкие попытки формально свести их вместе. Ситуацию усугубляет то, что линия Тиберия – фактически повесть по структуре, а линия Ворона – так, набор рефлективных ситуаций. Общего финала (кульминации и развязки) у романа также нет. Поэтому роман фактически распадается на две части: повесть о Тиберии и вялое эссе про Ворона. Их можно без особого труда и без особых потерь отделить одну от другой.
Структура (архитектоника) сюжета (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка), как динамика развития конфликта:
Поскольку, как мы уже отметили выше, роман распадается на две слабо связанные сюжетные линии, общей структуры, единой для всего романа, у произведения нет. Нам придется рассматривать структуру сюжета (фактически -- фабулы) по каждой из линий отдельно. Наличие единого конфликта, который разными гранями проявляется в обеих сюжетных линиях, ситуацию не спасает. По каждой из линий конфликт развивается (или топчется на месте) отдельно и независимо.
Линия Ворона. Экспозиция: мы знакомимся с прибывшим для выполнения заказа киллером Вороном. Завязка: Ворон получает «пустую СМС-ку» от Ники, что означает: между ними все кончено. Развитие действия: Ворон всячески страдает, нюхает, курит, пьет, медитирует, пытается познакомиться с другой девушкой, пытается забыть Нику, но у него ничего не получается. Все это происходит очень долго и однообразно. В итоге развитие подменяется частым повторением одного и того же. Кульминация этого «движения», на наш взгляд, выражена слабо, и не заслуживает гордого звания кульминации. Это эпизод на пляже, когда Ворон принимает решение утопиться, а в итоге обретает понимание Пути. На самом деле решения Ворона тут нет: он фактически «бросает монету». Если Нефертари подойдет к нему -- он готов остаться с ней. Если нет -- утопится. Т. е., он делает выбор не сам, а полагается на внешние обстоятельства. И обретенное в итоге понимание Пути (просветление?) выглядит совершенно неубедительным и притянутым за уши. Развязка линии Ворона смазана и невнятна.
Линия Тиберия. Экспозиция: знакомство с Тиберием и фарсовая попытка героя в очередной раз «застрелиться» из водяного пистолета. Экспозиция затянута, но меньше, чем по линии Ворона. Завязка: Тиберий принимает решение изменить свою жизнь и до дня рождения лишиться, наконец, девственности, познакомившись и переспав с девушкой. Развитие действия: попытки Тиберия исполнить задуманное. Кульминация: Тиберий принимает предложение Олеси-искусительницы остаться с ней навсегда в едином мгновении длиной в жизнь. Развязка: счастливая жизнь-сон и смерть Тиберия. В целом, по этой линии все элементы сюжетной (фабульной) структуры в наличии, и достаточно ярко выражены.
А теперь главное по композиции (объяснить, что и весь роман, даже плохо стыкующийся по сюжетным линиям, имеет свою общую, генеральную композицию):
Завязка всего романа (не отдельных линий!!!) -- появление в тексте духа Черные Воды. Это происходит после общей экспозиции, которая занимает более 2,5 авторских листов текста (считай, отдельная повесть). До этого силы конфликта рефлексируют, но реально не действуют. Т. е., экспозиция (демонстрация сторон конфликта до закладки зерна конфликта) неимоверно велика. Она утомляет, вызывает желание бросить чтение. Тут необходимо или капитально сокращать экспозицию, или закладывать зерно конфликта раньше, чтобы читатель увидел интригу, увлекся. Иначе читатель – довольно равнодушный зритель, глядящий на однообразный пейзаж.
Кроме этого, после завязки не начинается сразу развитие действия, а еще долго тащится «хвост завязки», пока действие кое-как раскачается. В дальнейшем линия Ворона топчется на месте (киллер продолжает страдать в ассортименте), а линия Тиберия хоть и вяло, но развивается.
Соотношение частей сюжета по объему и интенсивности развития действия:
Опять-таки, придется разбирать сюжет (фабулу) отдельно по каждой из двух линий. Обе эти линии объединяет фактически только суккуб, и то косвенно. Кроме того, общая композиция романа недостроена и слабо намечена.
Линия Ворона. Экспозиция затянута. Завязка (пустая СМС-ка от Ники, что означает разрыв отношений) никак не связана с предыдущей экспозицией, но сама по себе имеет право на существование. Развитие действия -- очень сильно затянуто, сумбурно, в целом «никакое». Т. е., действие практически не развивается, топчется на месте до самой «кульминации». Кульминация по объему адекватная, но сама по себе не слишком выраженная и недостоверная. Развязка скомкана и невнятна.
Линия Тиберия. Экспозиция затянута, но с этим при доработке можно справиться. Завязка логичная и адекватная, появляется интерес: как Тиберий будет действовать дальше, и что у него получится. Развитие действия очень затянуто, но оно, по крайней мере, имеется -- в отличие от линии Ворона. Тиберий предпринимает вполне реальные действия, и сам по ходу меняется. Кульминация достаточно компактна и достоверна. Возможно, следовало бы усилить ее накал, колебания Тиберия, подспудное ощущение некоего подвоха. Развязка хороша, вызывает сопереживание (как в целом и вся линия Тиберия), но затянута. Хорошо бы ее ужать (как и всю линию).
Язык и стиль:
Язык яркий, образный, метафоричный. Местами – остроумный.
Стиль невероятно многословный, избыточный, назойливый, что сводит на нет все красоты языка.
Характеры персонажей (раскрытие и развитие):
Основных персонажей в романе два: Ворон и Тиберий. Также сюжетообразующим персонажем является Дух Реки, она же Нефертари, она же Олеся; и отчасти -- Ника, бо̀льшую часть повествования присутствующая «за кадром». Все остальные персонажи -- второстепенные или эпизодические, их характеры показаны несколькими штрихами. Большего от этих персонажей и не требуется. Хотя хотелось бы меньше масочности и больше реалистичности.
Характер Ворона раскрыт -- нервный, раздерганный, несчастный человек, пытающийся обрести любовь и самого себя. Кстати, такому персонажу категорически противопоказано заниматься заказными убийствами -- странно, что его до сих пор еще не арестовали или не убили. Развития характера у Ворона нет. Совсем. Потому и обретение Пути (просветление?) Ворона в конце романа выглядит притянутым за уши.
Характер Тиберия раскрыт: пугливый, неуверенный в себе, закомплексованный неудачник. С определенного момента, предпринимая реальные шаги к осуществлению своей мечты, Тиберий начинает меняться. В нем проявляется настойчивость, элементы самоуважения, которые борются со страхом и робостью -- с переменным успехом. В какие-то моменты в Тиберии «пробивает» решительность отчаяния -- и тогда он становится способным на поступки. Он пытается бороться с собой, со своими комплексами, его характер претерпевает изменения. Итоговое решение Тиберия логично вытекает из характера героя и его развития.
Характер Ники раскрывается, в основном, через восприятие Ворона -- и лишь в конце, когда Ника появляется в романе «живьем», ее характер раскрывается дополнительно, с несколько неожиданной стороны. Раскрытие характера Ники, в целом, есть, но развития -- нет.
Характер Духа Реки также раскрыт, но развития не имеет, что в данном случае оправдано: существо, которому не одна тысяча лет, вряд ли способно измениться за пару недель. Да и предпосылок к изменениям у Духа Реки нет.
Персонификация речи персонажей:
Все персонажи говорят и думают одинаково – срываясь на монологи в стиле автора. Конструкция предложений, склонность к многословию, образ наворачивается на образ, все усложнено и неестественно. Фактически персонажи -- функции, позволяющие автору вести бесконечный монолог.
Все то, что можно при беглом взгляде принять за персонификацию, при тщательном рассмотрении является «масочностью» -- не характер, но амплуа, не оригинальность речи, а гротеск «комедии дель арте». Персонификация речи на уровне амплуа: мямля-Тиберий, ироничный мачо Ворон, хитрый еврей Изергиль, «косящий под дурака», стерва-Ника, загадочная эстетка Нефертари и т. д. Маски, амплуа позволяют автору повернуть свою, авторскую речь очередной гранью, поиронизировать в чуть другой манере и показать читателю: «Смотри, я еще и так могу!»
Есть разница между персонификацией речи и характеров в театре Станиславского -- и персонификацией амплуа в «комедии дель арте», театре масок. В данном случае мы имеем второй вариант. Персонификация речи персонажей в данном романе статична, соответствуя выбранной для каждого маске. Она практически не меняется при смене ситуаций, собеседников, состояния героя и т. д.
Разве что дневник суккуба, стилизованный под «дневник блондинки» и доведенный до фарса, выбивается из общего ряда своей резкой характерностью.
Авторская индивидуальность:
Многоречивость, витиеватость. Ироничность, которая гибнет под тяжестью многословия. Болтливость, особенно в тех эпизодах, где это противопоказано. Яркость, гротеск, фарс. Как образ – макияж, яркие одежды из дорогой ткани, вызывающие украшения ручной работы, но все это принадлежит толстяку, чьи мышцы с трудом позволяют ему подняться из кресла. Словоизвержение в грандиозных масштабах – жир и складки кожи.
Динамика внутреннего и внешнего действия. Темпоритм. «Сквозное действие», событийный ряд, интрига:
Подробно рассказать автору, что такое действие, темпоритм, событийный ряд, изменение мотиваций персонажей. Даже не в смысле конкретного романа, а просто как основы действенного ряда!
Потому что прочтено почти три авторских листа начала – целых три листа, объем приличной повести! – а событий фактически нет. И у Тиберия, и у Ворона заявлено по одному событию: у обоих проблемы с женщинами. Все остальное – куча всего – строится только на этом единственном событии. И мотивации главных персонажей топчутся на месте, не меняясь никак. Костяк ограничен, мышц немножко, и на это наворачивается масса жира, рюшек, оборочек, макияжа…
Пример: действенный анализ линии Ворона в первой части (больше половины романа!). Событие – поступок, явление или факт, влияющий на развитие действия и меняющий мотивации (задачи) персонажей. Итак, какие события происходят с Вороном, меняя ему мотивации. Событие: Ворон получает заказ? – нет, оно произошло «за кадром», до начала романа. Старуха говорит Ворону, что надо подождать? Нет, Ворон и перед этим ждал, то есть, задача не менялась. Значит:
-- Ворона бросает Ника. С этого времени Ворон страдает.
-- Ворон знакомится с «Клеопатрой». Страдания Ворона меняют окраску.
-- Ворон приступает к акции уничтожения объекта (убивает бомжа).
Все! Три события на огромный массив текста. Вполне естественно, что тройка позвонков не выдерживает столько мяса и жира. Делается скучно.
Линия Тиберия тоже вялая, но более насыщена событиями. Поэтому она воспринимается как главная и едва ли не единственная, отягощенная рыхлой полу-линией Ворона. У этой линии даже просматривается зыбкий финал: кульминация и развязка.
Треножник восприятия:
-- Эмоциональный план: Есть, но редко. Большей частью тонет в словоизвержении.
-- Интеллектуальный план: Есть, но избыточно в смысле эзотерики и философии. Опять же – катастрофически тонет в словоизвержении.
-- Эстетический план: Есть, и снова -- тонет в словоизвержении, булькает и идет на дно.
Функциональный треножник (функции воздействия):
-- Развлечение (отдых): Практически нет. Рыхлость и многословность превращают чтение в тяжелую, утомительную пахоту.
-- Обучение (новые знания): Практически нет. Редкие элементы даосизма, как его понимает автор.
-- Воспитание (мораль и нравственность): Едва-едва, в линии Тиберия. Причем явная симпатия автора к Ворону сводит это дело на нет, и даже превращает в антивоспитание.
Особенности творческого метода:
Катастрофическое неумение сокращать. Отсутствие чутья на событийный, действенный ряд. Локальные задачи преобладают над стратегическими.
Роман, кончено, подписан в колонтитулах (там имя и фамилия автора есть) -- но надо все-таки подписывать роман и в самом тексте, на первой странице: имя и фамилия автора, ниже -- название, дальше -- сам текст. Колонтитулы -- это хорошо, но недостаточно. При некоторых настройках Word-а они не читаются, и текст становится «безымянным». Подписывать роман надо обязательно в самом тексте -- сколько раз уже об этом говорили!
Тиберий крестится. Значит, христианин. Образован. И при этом рассуждает, как после самоубийства попадет к ангелам, где будет ждать Страшного Суда. Он не в курсе, что ждет самоубийц?
И тут же, после «перекрестился» и рассуждений об ангелах – «По правде сказать, в потусторонние миры, в ад, рай или новые воплощения Тиба не верил.»
Почему начало одних абзацев отбито табуляцией, а других – нет?
Самоубийство из водяного пистолета – как шутку, понимаю. Как часть сюжета, действия, ситуации – не слишком. Тиберий не знал, что пистолет водяной? Знал, но регулярно из него стреляется? Это обесценивает все его мучения. Чего-то в эпизоде не хватает.
Неумение сокращать. Автор любит каждое свое слово.
Например:
«Настенные часы показывали без трех минут полночь, а это означало, что времени на форумы не остается, день подошел к концу, нужно выключать компьютер и ложиться спать.»
И так каждое предложение. На любую простейшую мысль – три-четыре дополнительных определения, уточнения, констатации. Убери две из четырех – ничего не изменится. Убери три из четырех – тоже ничего не изменится.
Все остроумие автора, все удачные образы и метафоры безнадежно тонут в невероятном массиве лишних слов. Действие тонет под этой грудой, задыхается.
Тяжелейшие абзацы. Как у Льва Толстого. Фраза громоздится на фразу, автор упивается своим словоизвержением:
«Ворону приснился загадочный сон.
Будто никакой он вовсе не ворон, а наоборот — зимородок, летящий над ночным лесом в сторону моря. Вместо привычных стальных перьев его крылья заканчиваются мягкими опахалами, часто и беспорядочно перемешивающими густой воздух, на голове топорщится хохолок, а на периферии глаз, на месте привычного массивного клюва виднеется тонкое острие, похожее на обагренный кровью наконечник копья. Крылья стремительно устают, но зимородок упорно мчится сквозь ночь, наматывая на веретено полета пейзаж за пейзажем, минуя заросшие лесом хребты с развалинами заброшенных замков, проскальзывая ущелья, по дну которых змеятся нити ручьев, пугая застигнутых у костров колдунов, умеющих предсказывать людям их прошлое, уворачиваясь от голодной нежити гор, караулящей в свете луны неосторожно упавшие метеориты, поднимаясь все выше и выше в бездонную шершавую высоту, чтобы дотронуться до купола неба, оставить на отполированной вечностью глади след острого клюва и, стряхнув с оперения звездную пыль, броситься вниз, навстречу огромной воде. Воздух вокруг его небольшого, но сильного тела сворачивается в тугие канаты, небесные медузы в ужасе прячутся в воздушные ямы, завистливый ветер хватает за перья, но вовремя сообразив, до чего он неуместен в этом чужом запутанном сне, уносится вниз, выстилая по поверхности моря длинные ровные волны. Блестящая спина огромной воды стремительно приближается, растягивается до всех невидимых, но предполагаемых горизонтов, и в ее темно-зеленой толще глаз зимородка различает контуры будущей жертвы. Маленькая рыбка — одна из множества крохотных странников океана — вдруг цепенеет, почувствовав на себе внимание смерти, мутнеет взглядом, вываливается из стаи и как торпеда со сломанным гироскопом описывает неровный бессмысленный круг. Жизнь маленького существа готовиться сдать полномочия смерти, но вдруг над ночным морем появляется гигантская тень. Что-то большое, готовое поспорить величиной с самим небом пожирает луну, закрывает непрозрачным саваном звезды, взмахивает огромными крыльями и опускается к черной воде. Зимородок, застигнутый нежданным вторжением в начале броска, уже не в силах поменять траекторию стремительного падения. Он рушится вниз, приближаясь к выбранной жертве, выбирая правильный угол, пронзая клювом последние метры пропитанного солью воздуха, и лишь в самый последний момент замечает появление ужаса. То ли обретший плоть римский бог Фатум, то ли вылетевший на ночную охоту двуглавый орел, то ли зловещий черный истребитель, песню о котором Ворон любил слушать еще до того, как стал зимородком, беззвучно несется над самой водой, выстраивая вокруг обжигающие стены абсолютного холода. Корка льда покрывает морские просторы, расползается в стороны, превращая вспененные барашки в хрустальные гроздья и расписывая побелевшую пустыню ломкими кружевами из капель и брызг. Застывает ночной ветер, застывает ночной воздух, застывает рыбка в застывшей толще воды. Зимородок, впервые в жизни осознавший беспредельность вечности и сиюминутность собственного существования, пытается увернуться от растущей под ним прозрачной стены, но, не сумев рассчитать силы, рушится сквозь холод, сквозь время, сквозь зеркало, сквозь себя и, вдребезги разбивая клюв о несокрушимую ледяную преграду, внезапно и очень отчетливо понимает, что чувствуют решившиеся на падение ангелы, с разгона целующие каменную грешность земли.»
Ворон чудовищно болтлив, как КВНщик:
«- Я не знаком с вашим боссом, — Ворон докурил и, не зная, куда деть окурок, флегматично затушил его о столешницу. — И мне на него в общем-то наплевать. К вам у меня тоже ничего личного, но я, знаете ли, дорожу крепким сном. Я в этом бизнесе много лет и, как видите, до сих пор жив и свободен. Догадываетесь почему? Я продумываю каждую мелочь, беру в расчет самые незначительные детали и стараюсь просчитать все варианты. У меня нет почерка, работая, я ни разу не повторился. Именно поэтому обиженные мною банды, бригады, партии, клики, кланы, ассоциации, стихийные толпы и, естественно, компетентные органы ищут десятки разных Воронов в разных точках страны. Никто из людей, работающих со мной, не видел меня лично. Никто из тех, кто видел меня лично, не догадывается о моей настоящей работе. У меня в Москве осталась девушка, которая уверенна, что я юрисконсульт, обеспечиваю работу отечественного бизнеса с иностранными контрагентами и поэтому много езжу по России и миру. Я до сих пор не легализовал и десятой части доходов, и вместо нового "Марселаго" катаюсь на пидорском "Мини" с британским флагом на крыше. Я отказываю себе очень во многом, зато имею спокойные сны по ночам, — на этих словах Ворон вспомнил о пророческих видениях зимородка, вздрогнул и резко закончил. — Короче, для меня слишком большой риск оставлять вас в живых.»
-- А главное, зачем он это рассказывает?!!
Плотность событий чрезвычайно низка в сравнении с объемом текста, навороченным на этот стержень.
Милый, симпатичный, эстетствующий, эзотерический красавец-киллер. С биографией, рефлексией, тонкой нервной организацией, с девушками, которые хотели выйти за него, родить ему сына, из которого киллер воспитает настоящего гуманиста… Короче, киллеру надо сопереживать и сочувствовать.
«Мама, я киллера люблю! Киллер будет убивать, а я трупы зарывать…»
Громко: как же осточертели милые обаятельные киллеры – наемные убийцы, отребье, дерьмо – которые кочуют из книги в книгу, из фильма в фильм, и должны по мнению их создателей вызывать у читателя симпатию. Только на нашем семинаре из этих киллеров, о которых писали семинаристы за пять лет, можно создать сводный батальон имени Плачущего Убийцы!
Штамп из штампов.
«Ворон мечтал о другом. Ему хотелось видеть рядом с собой совершенную спутницу — такую воздушную, небесно-цветочную, похожую на актрису Корикову и Белую Тару одновременно. Утопия, конечно, но разве можно жить без мечты?»
Хорош не тот комик, который смешит – хорош тот, над кем смеются. Аналогично – хочешь вызвать сопереживание, сформировать эмоции у читателя? Один яркий образ лучше двух дюжин разных образов, выстроенных поротно.
Весь роман тонет в философских размышлениях, самокопании и рефлексии героев. Философия и рефлексия -- это неплохо, это даже хорошо -- но всего должно быть в меру. Здесь же меры нет и близко. В итоге рефлексия и философия погребли под собой все: сюжет, действие, идею, героев, конфликт, сопереживание, достоверность...
«Протяжные звуки вплетались в первые капли, сглаживали ломаные линии молний, незамутненной тоской обрамляли грохот дождя. На лице Ворона появилась улыбка. Кто когда-нибудь состоял у Смерти в учениках…»
Рассмотреть искусственность образов. Ну и, конечно: «У Смерти в учениках…» Не в учениках, а в наемных работниках, типа дворника-таджика. Не стоит преувеличивать.
«Ты, должно быть, жаждешь услышать захватывающие истории знакомств, скабрезные сплетни о соблазнении юных дев и прочий мусор сознания, воздвигающего иллюзии о том, что в мире якобы существует твоя "половина", и если неустанно, не покладая ног, рук и члена, торить к ней пути, она непременно отыщется и предстанет перед тобой во всем своем первозданном великолепии.»
Поведение киллера, ясное дело, абсолютно непрофессионально. Особенно в предчувствии работы. Но это автору неважно – киллером Ворон стал только потому, что автору понадобился яркий персонаж в антиподы к Тиберию. Правдоподобность здесь не в чести. А жаль.
Эпизод «Тиберий-стрижка-подбор одежды» в чем-то симпатичный. Даже многословие как-то поугасло. Жаль, ненадолго. Следующий эпизод с Вороном – опять действия ноль, рефлексии и пейзажей – вагон. Ворона преследуют, Ворон зачем-то дает преследователю понять, что в курсе… Дальше в сцене с вахтером Ворон ведет себя вызывающе, провоцирует скандал. Хорош киллер!
К вопросу о Дао: «Дао Дэ Цзин» Лао-Цзы -- довольно короткий труд. Без лишних слов.
С момента завязки линия Тиберия слегка оживает. Возникает легкий интерес к происходящему. Жаль, что это случилось так поздно. Линия Ворона по-прежнему отдает картоном, эпизод за эпизодом. Поглядим, оживет ли она. Стоит отметить, что Тиберий ожил после завязки (после появления Черных Вод ему стало подозрительно фартить). Ворон же на завязку никак не отреагировал, Ворон продолжает жить в экспозиции. Поэтому Ворон выпадает из сюжетной структуры – и неизвестно, «впадет» ли он обратно.
А когда это молодой парень Ворон успел заработать столько денег, что хватит на безбедную жизнь в Лондоне? По его возрасту (и поведению) непонятно, с чего бы он так востребован.
Ворон по-прежнему живет в экспозиции. Страдает по Нике эпизод за эпизодом. Больше не происходит ничего, ни одного события. Возникает желание читать по диагонали.
Из линии Тиберия, сократив ее сильнейшим образом, пожалуй, можно было бы организовать сюжетообразующую линию. Из линии Ворона (на момент знакомства с «Клеопатрой») не получается выстроить ничего. Линии нет, событий нет, сквозного действия нет. Рефлексия-Ника-рефлексия-совершенномудрый муж. Все. Если выкинуть эту линию из повествования, оставив только Тиберия – текст можно читать без проблем, не зная ни о каком Вороне. А ведь прошло уже 5 а. л. – колоссальный объем текста. У Ворона произошло одно событие: его бросила Ника. Больше событий нет. От слова «совсем».
«- Больше всего ты похож на заезжего киллера… Но ты не киллер.
— Господи, откуда такие версии?! – Ворон похолодел.
— Ну хорошо, если похож на киллера, то почему все-таки не киллер?
— Потому что слишком похож. Скорее всего, ты – гэбэшник.
— Это еще почему?
— Вымышленное имя, московский говорок, крутая, но явно чужая машина, оружие, которое ты безбоязненно светишь на глазах у толпы, покровительственный разговор с охранником… Что ты ему показал? Корочки, да?
«Вот, значит, какой он – полный провал», — подумал Ворон. Во рту у него пересохло и, подозвав официанта, спалившийся охотник заказал бутыль виски.»
-- Ну да, он же крутой киллер… Интересно, как себе автор киллеров представляет?
Похоже, автор сам понимает ряд недостатков своего романа: недостоверность образа киллера, склонность к выражению мыслей длинными вычурными фразами и т. д. -- и даже иронизирует в тексте по этому поводу. Самоирония -- это хорошо, но почему бы просто не исправить эти недостатки, если автор сам их прекрасно видит? Как-то странно это...
Ну невероятно затянуто! Где-то в клубе, где сидят обе парочки – возникает непреодолимое желание прекратить чтение. Ни слова в простоте, диалоги искусственные, событий по-прежнему не происходит, конфликт топчется на месте... Ладно, читаем дальше.
В линии Тиберия хоть что-то вяло движется: визит покупателя, разговор о духах. Линия Ворона стоит, как приколоченная. Объем текста неуклонно растет. Ни слова в простоте, любой пейзаж, любая мысль разжевывается в слякоть, гибнет под грудой вычурных сравнений.
Ворон убивает бомжа, предварительно получив его отпечатки пальцев на сменной рукояти от заточки. Зачем?! Чтобы после убийства подкинуть заточку с этими пальчиками следователям, пустив их по ложному следу? Пытаемся анализировать:
-- Пальчики бомжа наверняка отсутствуют в базе ментов. Значит, бомжа не найдут, и все ухищрения – мимо кассы.
-- Хорошо, менты по пальчикам нашли труп бомжа. Вздувшийся, разложившийся, объеденный собаками. Любой эксперт определит время смерти плюс-минус сутки (а то и точнее). Сразу станет ясно, что бомж умер до того, как закололи объект, и что пальчики бомжа – блеф, уловка. Вот тут-то милиция и начнет искать настоящего убийцу с удвоенной силой.
Хорош же киллер Ворон с его хитростями…
«Когда кто-нибудь умирает, находящиеся рядом люди пробуждаются от пожизненной спячки и на мгновение понимают, что окружающая их пестрая жизнь – всего лишь затянувшаяся медитация Бога, в которой и жизнь, и смерть, и они сами — только движущиеся декорации, призванные создавать иллюзию существования мира… Но и Бог как-то чересчур подозрительно смахивает на химеру коллективного разума. Кто же тогда сидит в медитации? В чьих фантазиях захоронен весь этот мир с ослепительным солнцем, с безликой «Тойотой», насквозь пропахшей освежителем воздуха, с болтающим ди-джеем по радио, с нерушимой дорожной пробкой, растянувшейся на все шесть полос? Этот вопрос Ворон постоянно задавал себе в день исполнения заказа, и каждый раз чувствовал, что знает ответ. Ответ действительно был известен, просто не настало время его сформулировать. В ожидании этого грядущего чудесного времени, охотник пребывал в отрешенном и слегка заторможенном состоянии, рассматривая стоящие рядом автомобили, прохожих и рекламные баннеры, как заблудившийся лодочник разглядывает берега неизвестной реки. Пока человек не распознал свое дао, он воспринимает реки, как реки, а берега, как берега – такова суть человеческого существа. Когда искатель духовности открывает для себя проблески истины, реки перестают быть реками, на языке духовных людей это называется «проницать суть вещей». Оставаться в таком положении удел многих, не сумевших отбросить разум и сменивших одно заблуждение на другое. И только для тех, кто после долгой дороги достигает своей полноты, реки снова становятся реками, а берега – берегами. Смена «материального» взгляда «духовным» — явление внутреннее, субъективное, а вовсе не абсолютное; оно никак не затрагивает природы вещей. Это утверждение способно сломить многих искателей истины, но если с ним удастся смириться, возможно, кому-то и повезет…»
«…и одним точнейшим движением всадил заточку бульдогу точно в нагрудный карман, в пяти сантиметрах под которым пряталось сердце. Удар был сокрушительной силы, но пожилой джентльмен устоял. Одной рукой он схватился за Ворона, другой обхватил лезвие…»
-- Извините, но у заточки нет лезвия. Как у шила, например.
«…свинчивая рукоять заточки с шурупа, которым оканчивалось лезвие…»
-- Опять лезвие. И – шуруп?!
Это же надо – убийство, бегство Тиберия, Ворон ищет Тиберия – по идее, энергичные сцены, и такие нудные из-за длиннейших потоков банальностей-рефлексий. Это надо было постараться… Текст утрачивает сюжет, превращаясь в высокохудожественное эссе, полное высокомудрых рассуждений и сюрреалистических образов, а также трактатов о суккубах.
В целом, мы предпочтем Лао-Цзы и Линь-Цзы в оригинале.
Странно, что Дух Реки, с ее опытом и умением находить подходы к мужчинам, в конце романа (на пляже) не пошла навстречу Ворону, чтобы заполучить себе и его. Должна была почувствовать момент -- но почему-то не почувствовала. Почему? Из текста это неясно.
Познавший в конце романа истинный Путь (обретший просветление?) киллер Ворон выглядит совершенно недостоверно. Во-первых, эта истеричная раздерганная личность абсолютно непохожа на «совершенномудрого мужа», каким он старается стать или хотя бы казаться. Все его «духовные практики» весьма сомнительны, медитации, как показывает сам автор, не достигают цели, привести в порядок мысли и справиться с эмоциями Ворону не удается, а употребление рома, шалфея и кокаина так и вообще никак не может способствовать обретению Пути. Как и его основное занятие -- заказные убийства. Кроме того, автор нам сообщает, что Ворон постоянно меняет одну религию на другую -- вряд ли таким образом возможно познать Путь и обрести просветление. Да и сам момент обретения Пути Вороном в конце романа выглядит совершенно неубедительно. Кроме того, идея обретения истинного Пути киллером-неврастеником кажется лично нам весьма сомнительной, чтоб не сказать хуже.
«- Неужели опять не смогу? — прошептал Тиберий и предпринял еще одно отчаянное, но безуспешное усилие нажать на курок.»
-- На спуск, а не на курок. Из года в год повторяем, а толку -- ноль...
«- Goоd bye, — цокнув зубами о ствол, промычал девственник и нажал на курок.»
-- На спуск, а не на курок!
«Висевшее на стене зеркало, улучшив момент, запечатлело в своей неодушевленной памяти...»
-- Улучив.
«Для завершения образа пожилого итало-американского мафиози не хватало разве что "Кольта"...»
-- Мафиозо. "Мафиози" -- множественное число.
«Даже без пистолета я разберусь с тобой за пару минут.»
-- Дешевые понты. И это профессиональный киллер?!
«Добыча, не усугубляй ситуацию, — Ворон положил руку на пистолет. — Давай, сочиняй аргумент.»
-- Он уже раньше положил руку (кстати, лучше -- ладонь) на пистолет. И, судя по тексту, не убирал.
«Бывает, к примеру, и так, что само человечество испытывает стыд за то, что какой-нибудь неудачник — скажем, некто Тиберий Истомин — на каких-то там основаниях считает себя полноправным членом гордого племени.»
-- Переутяжеленная фраза. Как пример. Переизбыток вводных слов и вводных оборотов. В принципе, автор умеет строить длинные фразы. Но периодически они выходят неудачными.
«Ника была успешной, миловидной, неглупой девушкой, естественно, она была достойна союза с обеспеченным ярким мужчиной — так ей казалось.»
-- Перебор по прилагательным.
«Вытащив из походной сумки пакетик с белой магической пылью, Ворон выложил на столешнице две дорожки, неумело вдохнул через трубочку традиционной стодолларовой купюры и, мгновенно устыдившись этого первого в жизни грехопадения, выбрался на балкон.»
-- Если Ворон никогда раньше не нюхал кокаин, зачем он его с собой возит?
«Он основал монастырь (кстати, тот самый истоптанный кинематографом Шао-Линь) и учил в нем религии Чан, у нас больше известной по японскому названию Дзэн.»
-- В русской транскрипции принято написание "чань" (с мягким знаком). Да и монастырь он не основал – он скорее обосновался в уже стоявшей на тот момент обители.
«Берегись, друг, на него могут найтись покупатели, о которых ты даже не представляешь.»
-- Неудачный оборот в конце фразы.
«Но сначала я планирую это одеть.»
-- Надеть.
«Встречные люди – в основном грузчики и вышедшие на перекур продавцы – не обращали на Ворона никакого внимания, и на залитую бетоном площадку, где разгружались грузовики, парень выбрался без приключений.»
-- Перебор по словам с корнем "груз".
«Первым порывом охотника было разрядить пистолет плюгавому привратнику в лоб.»
-- И это порыв профессионального киллера?! Да он неврастеник, а не киллер!
«Вместо этого он ударом ноги снес перекинутый через пешеходную дорожку
шлагбаум и спокойно пошел дальше.»
-- Хлипкие у них шлагбаумы. Да и действие слишком "понтовое".
«...перед тем как начнешь совершать глупости, послушай поучительную историю. Дело в том, что жизнь свою я посвятил воздухоплаванию. Во время учебного вылета где-то около года назад в моем самолете самопроизвольно сработало катапультное кресло и вышвырнуло меня из кабины прямо через остекление фонаря. Я отделался шишкой на голове и испугом, о степени которого ты можешь только догадываться. Но проблема не в этом. Проблема в том, что после того, как я выписался из психиатрической клиники, родное Министерство Обороны вручило мне справку, согласно которой я теперь свят, светел и неподсуден – чистое облако в штанах, но сердить меня строжайше запрещено. Вот в чем проблема. И что характерно, старик, проблема эта, похоже, твоя.»
-- Ну ооочень длинный и излишне «литературный» монолог!
«Причем хочет ее эгоистически, капризно, чисто по-детски, и если сомневается в глубине этого чувства — жестоко и болезненно мстит!»
-- Кто кому мстит? Непонятно. Что-то не так с этой фразой.
«Даоский принцип «У-вэй» гласит: «Нужно иметь чистый разум, нужно уподобиться комку необработанной глины, нужно отложить мысли в сторону, стать глупым, словно несмышленый ребенок, и тогда твои действия будут правильными, как у познавшего истину мудреца».
-- Вообще-то у-вэй -- это принцип недеяния, и объясняется он несколько иначе.
«Ее глаза – оранжевые и желто-зеленые, остро расчерченные стрелами вертикальных зрачков – чем-то напоминали пустоглазый взгляд утонувшей блудницы...»
-- Глаза напоминали пустоглазый взгляд.
«Особенно впечатляли расписные потолки, дворцовые люстры, колонны, и, особенно, оббитые бархатом и увешанные настоящими картинами стены, переходящие в ободранную каменную кладку и кафельные полы в стиле «уличный трэш».»
-- Длинно, излишне подробно, и повтор "особенно".
«...диски вставлены в магнитофон...»
-- Диски вставляют не в магнитофон.
«Тиберий почувствовал, что вот-вот расплачется. Он не плакал давно, наверное со смерти отца...»
-- Он совсем недавно плакал в клубе.
«Я говорю, что понимание пустоты без понимания женщины невозможно. Приходит ли твой мозг в сокрушительный восторг от осмысления этой простой, в сущности, вещи? И рушится ли после этого с эмпиреев затейливого мироздания в невинность и эстетический примитивизм?»
-- В пьяном виде (а Ворон сильно пьян) такое связно произнести невозможно.
«Ворон нащупал в кармане пиджака маленький «Дерринджер», приставил к мобильнику и нажал на курок.»
-- И вот уже профессиональный киллер нажимает не на спуск, а на курок. Если Тиберию подобная ошибка еще как-то простительна, то уж Ворону -- никак.
«Низкое, заросшее густой серой шерстью, с парой кожистых крыльев и изогнутыми рогами на бульдожьем лице, оно напоминало гибрид между ископаемым ящером и готическим вариантом горгульи.»
-- Шерсть у ящера или горгульи? Рога на лице? Круто Ворона вставило!
«Отсюда открывался вид на дальнюю стену, в потемневших досках которой и прятался идеал.»
-- Прямо-таки в досках?
«Так и надо было бить Рубчика по лицу, — охотник решил поддержать тему. Авось повезет, и абориген примет его за кого-нибудь из своих.»
-- Как бомж может принять Ворона за кого-нибудь из своих?
«Праздные зеваки подумают, что у него хорошее настроение, и он подпевает магнитофону...»
-- В автомобилях давно уже не магнитофоны, а радио и / или CD или флэш-плееры.
«...работа на трассе в узких кругах киллеров и проституток всегда считалась одной из самых комфортных.»
-- Не знаем, как киллеры, а проститутки, судя по всему, что мы читали и слышали, работу на трассе комфортной не считают. Подозреваем, что киллеры -- тоже.
«...небольшие кирпичные домики с заплетенными виноградом навесами утопали в тени персиков и черешен, ветви которых склонялись под черными гроздями чуть не до самой земли.»
-- Не рано ли во второй половине мая для спелых черешен?
«...опорожнил желудок прямо на колесо стоящего рядом паркетника.»
-- А теперь вопрос: кто без заглядывания в Гугл скажет, что такое «паркетник»? Может, это мы одни такие отсталые, что видим оное слово впервые в жизни? (В Гугл мы посмотрели, и теперь примерно знаем, что это такое. Но неужели нельзя было написать просто «внедорожник» -- слово куда более известное и понятное? Тем более, что зачастую сами автолюбители не могут между собой договориться, что есть «паркетник», а что есть «внедорожник», и в чем между ними разница?) Возможно, автору хотелось тут показать не приспособленную к полевым условиям имитацию внедорожника -- но в итоге смысл намека поймут очень немногие. Даже с Гуглем.
«...голубые заборы и закатанные в асфальт направления узких, ведущих к морю дорог.»
-- Закатанные в асфальт направления? «Оригинально-с!» (с) поручик Ржевский.
«Его главный герой обладал чересчур тонким внутренним миром. Любовные переживания, вселенские вопросы, какие-то духовные поиски, эзотерика… Нет, киллеры – люди простые, для них рефлексия – прямая дорога в тюрьму.»
-- А вот это надо бы в эпиграф к роману!
«...подошел к стенной полке, на которой лежало две куклы.»
-- Лежали.
«Чуть дальше, прислонившись спиной к стене, сидела красно-коричневая фигурка шута.»
-- А раньше было написано, что куклы лежали.
«...охотник признал, что не видел в жизни ничего, сопоставимого такой красоте.»
-- Коряво.
«Когда ты не в силах подсчитать количество трупов, плавающих в формалине твоей памяти...»
-- Вообще-то Ворон приводил в романе точную цифру. Понятно, что это образ, но образ получился излишне пафосным; к тому же он вступает в противоречие с написанным ранее, и при первом прочтении воспринимается как глюк автора, а не как образ.
РЕЗЮМЕ
(подведение итогов)
На наш взгляд, в существующем виде роман для публикации не годится -- ни с литературной, ни с коммерческой точки зрения. Текст чрезвычайно затянут и многословен, что мешает восприятию, делает чтение скучным и неинтересным. Если бы мы читали этот роман не для разбора на семинаре, а просто для удовольствия -- бросили бы, максимум, на трети текста, и больше никогда не открывали. В многословии безнадежно тонут как литературные достоинства романа (которые имеют место), так и потенциальная увлекательность, интерес для читателя (т. е., коммерческая привлекательность для издателя).
Можно ли путем доработки довести роман до публикабельного состояния? Тут мы в затруднении. На наш взгляд, линия Ворона провалена полностью, и мы не видим, как ее можно «вытянуть». Линия Тиберия более интересна и достоверна, вызывает больше сопереживания и лучше оформлена структурно. У этой линии есть все необходимые элементы сюжетной структуры: своя экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация и развязка. Да, эту линию тоже необходимо сильно сокращать, очищая от напластований избыточной рефлексии и бесконечной авторской иронии, которая очень скоро начинает надоедать. Ирония -- это неплохо, но ее, как и рефлексии с философией, должно быть в меру.
Если как следует поработать над линией Тиберия: сильно ужать рефлексию и точечно использовать авторскую иронию, заострить конфликт, усилить темп действия -- то из этой линии вполне может получиться отдельная законченная повесть. НЕБОЛЬШАЯ!!! В которой Ворон или вообще не будет присутствовать, или будет эпизодическим персонажем -- некий киллер, преследующий в конце Тиберия, как нежелательного свидетеля, похитившего деньги. Опять же, надо усилить и заострить кульминацию (метания Тиберия и итоговый выбор, который дался бы Тиберию труднее, чем в имеющемся романе); сократить и ужать развязку. Думаем, такая повесть могла бы оказаться интересной и вызывающей сопереживание.
Другое дело, захочет ли пойти на это автор? Понимаем, что в таком случае из книги исчезнет бо̀льшая часть философских «околодаосских» рассуждений, которые наверняка до̀роги автору -- не зря же они присутствуют в тексте в таком количестве. Понимаем, что это изменит как идейно-философскую концепцию, так и общий замысел произведения. Поэтому озвучиваем такой вариант, как теоретически возможный, но конечное слово тут, разумеется, остается за автором.
Быть может, существуют и другие способы доработки / переработки данного произведения. Но лично мы, увы, их не видим. Возможно, автору стоит просто учесть высказанные замечания и рекомендации на будущее и воспользоваться ими при работе над последующими произведениями, дабы «не наступить на те же грабли».
Разумеется, автор имеет полное право не согласиться с частью или даже со всеми высказанными замечаниями и рекомендациями.
облако тэгов
