Хоррор мистика и саспенс

Издательства

загрузка списка...


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Рубрика «Хоррор, мистика и саспенс» облако тэгов
Поиск статьи в этом блоге:
   расширенный поиск »

  

Хоррор, мистика и саспенс

Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.

Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.

Приглашаем к сотрудничеству:

— писателей, работающих в данных направлениях;

— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;

— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.


Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.

Модераторы рубрики: sham, senoid, С.Соболев

Авторы рубрики: fox_mulder, Karnosaur123, Gorhur, kain_vega, volga, Тиань, senoid, Хельг, sham, Сноу, Кел-кор, MikeGel, vot_vot, Dr. Sammael, Колобок У, Evil Writer, NataBold, Игнир, Nexus, Cirujano, darklot, Burn_1982, maxkillstar, antilia, verydevilear, beskarss78, DeMorte, IaninaZ, Календула, Samedy, febeerovez, Vigo_san, Dr. X, Вертер де Гёте, Kuznetsov_V_A, Cerdj, bvelvet, Синяя мышь, Фотина Морозова, Pink.ME, danihnoff, lady-maika, Psevdofellini, ХельгиИнгварссон, il-pozhi-87, endermnarsky, Satalking, izubr_, Katon, Caspian, HateCore, klavir, seabird69, Roland23, tochinov, Heckel, 2_All, magister, Salladin, holodny_writer, Alex Provod, bit20, Phelan, georgkorg, Deliann, Death Mage, Антон П., stalkers, Ann Gry, maxvolotsky, Elvdo, Lunetta, С.Соболев, Гораль, mirkas64, imra, ivminin, oriddlebarker, radals, intuicia, domenges, Бедлам, MasterOfPuppets, magistr201, Rebus, alexlazer, neo smile, Viktor_Rodon, vrochek, Санскрит, Igor Geros, ZaverLast, Seidhe, sergeant, B.Rzayev, Mishel78, atgrin, Brain-o-flex, mif1959, монтажник 21, Porsankka666, Sabazios, Alex_Razor, Susan Sto Helit, PanTata



Страницы: 123456789...294295296



Статья написана 2 апреля 20:02

РИПОЛ классик неутомимо продолжает работу над серией Библиотека Лавкрафта, и, как всегда, начнем со слов благодарности в адрес шеф-редактора Татьяны Соловьёвой и бессменного дизайнера серии Арабо Саргсяна. Исключительная благодарность моей жене Татьяне Моисеевой за оформительские идеи. Спасибо прекрасным верстальщикам Нонне Гончаровой, Марине Лезовой и Александре Костиной, корректору Олегу Пономарёву, младшему дизайнеру Ольге Смирновой и всем моим коллегам по редакции РИПОЛ классик.

В печать ушли сборники Барри Пейна и Амброза Бирса — двух гениальных мастеров короткой прозы, британца и американца. Поподробнее об изданиях.

Барри Пейн. Октава Клавдия. 7БЦ, 84х108/32, кремпух 50 гр, 464 с.

Издательская аннотация. В очередной том сочинений выдающегося английского писателя-мистика Барри Пейна вошел роман «Октава Клавдия», экранизация которого («Сделка вслепую», 1922) стала важной вехой голливудского «страшного кино» и прославила великого Лона Чейни, «человека с тысячью лиц». В издании также представлена вторая часть сборника «Рассказы в сумерках», публикация которого началась в книге «Обмен душами».

Прижизненная слава обошла Пейна стороной, что не мешало этому замечательному литератору с достоинством служить искусству художественного слова, невзирая на внешние обстоятельства. Автор десятков детективов и юмористических рассказов, в истории изящной словесности он остался прежде всего как мастер совершенно неповторимых «страшных историй», высоко оцененных самим «отцом Ктулху».

От редактора. И хотя на обложку вынесено название одного из главных романов прелестного английского остроумца, романа в самом деле знакового, романа, который заложил канонический сюжет с сумасшедшим доктором и подопытным, который не желает быть подопытным, а показывает вдруг, надо же этому случится, неуемную страсть к жизни, так вот, несмотря на это, лично для меня Барри Пейн — прежде всего роскошный новеллист. И околомистические и реалистические рассказы из сборника "Рассказы в сумерках" тому подтверждение. Вообще для редактора серии особый интерес представляют опыты авторов серии в жанре реалистического рассказа. Тут мы можем вспомнить, как хорош бывает Чамберс: вторая половина сборника "Король в Желтом" неслучайно напомнила одному из переводчиков новеллы Мопассана, в частности "Пышку".

Вступительная статья и составление Александра Сорочана, роман "Октава Клавдия" в переводе Александры Голиковой, рассказы в переводах Александра Глазырина и Артёма Агеева. Вместе с томом "Обмен душами" нынешнее издание составляет отличный представительный двухтомник несправедливо забытого мастера художественного слова.

Тотем книги — ослик. Потому что основная мораль романа "Октава Клавдия" и большей части вошедших в издание рассказов состоит в том, что не стоит быть ослом и пропускать свое счастье. Некоторые герои хватаются за свое счастье, некоторые, к сожалению, ведут себя как ослы. Ослик, впрочем, хорош сам по себе; всякий, кто имел дело с этим животным, знает, насколько он умен.

*     *     *

Амброз Бирс. Житель Каркозы. 7БЦ, 84х108/32, кремпух 50 гр, 336 с.

Издательская аннотация. Великий американский писатель Амброз Бирс по праву считается ровней Эдгара По в традиции американской новеллы XIX — начала ХХ века. Его притчи и «страшные рассказы» — хрестоматийное чтение и гордость словесности США. Бирс, ветеран Гражданской войны, отражает в своих произведениях собственный опыт борьбы за жизнь и рассудок в военное и мирное время... Десятки писателей, включая Лавкрафта, вдохновлялись его наследием и особенно — образом «древнего и славного» города Каркозы.

В приложении представлены переводы стихотворения «Песнь Кассильды» Роберта Чамберса, писателя-мистика, создавшего полноценную «мифологию» Каркозы в известном цикле рассказов «Король в Желтом».

От редактора. Главный специалист по Амброзу Бирсу в нашей стране Андрей Танасейчук собирает рассказы согласно условным циклам в наследии великого американца. Есть сатира, есть рассказы о войне, есть рассказы гражданские, есть истории о привидениях и т.д. Именно такое деление и присутствует в нашем томе, и это большой шаг вперед в плане издания Бирса в нашей стране, где этот автор чаще всего представлен сборниками, составленными по принципам, не поддающимся никакой логике.

Другая важная идея этого издания — проложить мост преемственности между разными авторами серии. В данном случае между Бирсом и Чамберсом (а следом, и Лавкрафтом). Ведь именно с рассказов "Житель Каркозы" и "Пастух Хаиту" началась история Короля в Желтом, изложенная другим великим американцем. Об этом рассказано в небольшом послесловии, вслед за которым идут несколько переводов "Песни Кассильды" Роберта Чамберса — авторства Алексея Лотермана, Марины Якушевской, Дмитрия Зеленцова, Катарины Воронцовой, Анны Третьяковой, Григория Шокина и Александра Маркова.

Переводы рассказов, помимо составителя издания, выполнены Романом Танасейчуком, Владимиром Азовым, Еленой Пучковой.

Стихотворения в переводе Марины Якушевской.

Тотем издания — североамериканская пума, явившаяся путнику в Каркозе. Животное, между прочим, как оказалось, фигурировало и на обложке издания 1966 года.

Под катом — содержание томов.




1730
просмотры
8
комментарии


Статья написана 1 апреля 07:12

.

"ЧТО ИМЕННО ОЗНАЧАЕТ ФРАЗА «КОГДА ЗВЁЗДЫ ВНОВЬ СОЙДУТСЯ В ПРАВИЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ» В МИФАХ КТУЛХУ?" (2016)

What exactly does the phrase "When the Stars are right" mean in the Cthulhu Mithos?

.

По архивным тематическим материалам группы "Спросите Научную Фантастику" (AskScienceFiction) на американском веб-форуме "Reddit".

                                                                                                           * * *

Пытался ли Говард Лавкрафт изобразить вселенную, в которой статус реальности (в частности, неприсутствие Великих Древних на Земле) диктуется астрологией, или же это образное утверждение, относящееся ко времени в будущем, настолько далёком, когда ночное небо будет разительно отличаться от настоящего? Если первое, то всё, что необходимо сделать человечеству, это изобрести тяговый лучевой пучок — гравитационную помпу, способную перемещать звёзды, как показано в третьем сезоне американского научно-фантастического сатирического мультсериала для взрослых — "Футурама" (эпизод №14 "Время продолжает ускользать", 2001), чтобы Ктулху продолжал грезить вечно. Впрочем, может быть, создав подобный гравитационный луч, мы переместим звёзды в такое положение, что сами уничтожим человечество... 




711
просмотры
4
комментарии


Статья написана 31 марта 21:56

Сегодня мы говорим с одним из наиболее известных писателей от русского хоррора – Дарьей Бобылевой. Массовый читатель знает Дарью по родной, всеми любимой сказочности в ее произведениях, способных вернуть нас в детство. У искушенной публики имя писательницы ассоциируется с множеством премий и наград, которые та получила за свои работы.

В силу прочного статуса в хоррор-среде, Дарья способна взглянуть на жанр по-новому. Поэтому мы поговорим с автором о ее личной мифологии и фольклоре в рассказах, чертах современного русского ужаса, его назначении и, главное, — смысле существования жанра как такового.

Но для начала установим связь между автором и миром, о котором она пишет.

А.Х: Дарья, я слышал, что вы на самом деле — Полудница. Что вас связывает с этим образом?

Д.Б.: Да, я сравнила себя с Полудницей, когда меня спросили в одном интервью, кем бы я могла быть во «Вьюрках». Мне всегда сложно выбрать между нашим миром и иномирьем. Полудница — не человек, она «особая тварь». Мне это близко — ощущать себя «особой тварью». Не в ругательном, а в буквальном смысле.

А.Х: Как, например, ощущает себя рыбачка Катя из известного нам дачного кооператива?

Д.Б.: Катя — человек с особыми знаниями. Это тоже близкий мне персонаж — и в плане одиночества, и в плане любви к рыбалке, и в том, как она видит мир: зыбким, многомерным, проницаемым со всех сторон, богатым на подвохи. Потому как в нем все может быть не тем, чем кажется на первый взгляд. Мне вообще всегда казалось, что я пишу реализм, описываю мир, каким вижу его сама: тревожным, пугающим и полным всякого-разного, всякого-странного.

А.Х: У этого Иномирья есть свои законы. Мне кажется, что с некоторыми из них вы работаете осознанно. Своим именем Катя связана с Гекатой — ночной богиней колдовства и луны. Только ваша сюжетно родственна Полуднице — то есть девушка дневная, солнечная, солярная. Вы нарекли ее так специально?

Д.Б.: Полудница — персонификация солнечного удара, всесжигающего пламени, я бы не назвала ее «солнечной». В именах я ориентируюсь исключительно на традиционную ономастику. В переводе с греческого Катерина — чистая, непорочная. И мне просто нравится имя Катя, оно каждому знакомо, у каждого со своими ассоциациями. До «Нашего двора» я с именами не играла. Просто открывала «Словарь имен народов РСФСР» и смотрела, что выпадет. А до этого и вовсе называла персонажей буквами: господин Н, девица Т.

"Наш двор". М.: АСТ, 2021 г. (июнь)
"Наш двор". М.: АСТ, 2021 г. (июнь)


В «Нашем дворе», например, игра имен вообще случайная — мне хотелось, чтобы гадалок звали по-старинному. Началось с Авигеи: меня поразило, что у так популярного в западном хорроре имени Абигейл есть славянский аналог. А потом из ономастического словаря выпало еще одно «гадалочье» имя на «-ея» . Я решила: так тому и быть. Вообще я часто называю героев по ономастическим словарям, потому что я по совместительству букинист и у меня целая коллекция этих полезных для автора книг.

Однако в большинстве случаев я не стараюсь как-то «выпендриваться» с именами. Не люблю, когда героев норовят назвать как-то «по-особенному». Но иногда если что-то выпадет, так выпадет. Вот в одной из последних вышедших у меня книг «Магазин работает до наступления тьмы» духи сами выбирают себе имена в человеческом мире. И руководствуются личными предпочтениями. Нам, людям, их выбор кажется странным. Там есть Матильда, Шмидт, есть пожилой джентльмен Андрюша, есть и героиня, которая выбрала себе имя Ве́сна – хотя раньше ее звали Во́йна, как она потом признается. А есть дух Иеремия, которого все зовут Еремой, и так далее.

А.Х: Пример с гадалками интересен. Получается, вы в какой-то мере гадали по словарю, чтобы получить имена гадалок. У массового читателя они ассоциируются с образом ведьм. Фигурой ведьмы (бабки, колдуньи, шептухи) примечательны многие ваши истории. Например, в одном из рассказов «Нашего двора» вы словно отмечаете связь женщины с потусторонним — говорите, что прекрасный пол верит в него от природы. Почему, по-вашему, именно женщине свойственна особая связь с Иномирьем?

Д.Б.: Женщине свойственно знакомство с иномирьем, наверное, потому, что она всегда стоит на границе рождения и смерти. Видит этих и тех. Но я бы не сказала, что в моих текстах это особо выделяется. В том же «Нашем дворе» есть и колдуны, пришлые, живущие где-то своим двором. Нашим мужчинам до сих пор свойственна скрытность, и про свое ведовство они не говорят. А может, и побаиваются, прячась за скептицизмом. Семейство гадалок про мужчин часто судачит: мол, «испугался, не справился». Притом, что и эпоха «Нашего двора» косит мужчин больше. В то время как гадалкам, «бестолковым бабам», каковыми их считают, проще выживать и продолжать свою практику. В любом случае, для этого нужна особая сила, чтобы, не испугавшись, встать на границе с Иномирьем и начать свое ведовское дело.

А.Х: То есть в большинстве случаев ведьма несет крест защитницы. Возможно, в сознании русского человека ведьма и святая — синонимы?

Д.Б.: Ведьма — это знающая женщина. Что она знает и как это применит — зависит от того, как к ней отнесутся. Дашь хлеба, пожалеешь старушку, выслушаешь — а там видно будет. Но сама по себе ведьма — это, скорее, из проверяющих. И мир способен сделать ее злой, если она его таковым увидит.

А.Х: Хотя фигура ведьмы в ваших рассказах заметна, она не всегда центральная. Во множестве историй такая роль отведена месту действия. Подчас оно кажется отдельным божеством, если не самостоятельным лицом. Насколько важна для вас как автора идея уникальной точки на карте? Так называемый Locus Dei (местное божество) — значительная фигура для вашей мифологии? 

Д.Б.: Locus Dei у меня — это не сила, а существа, соседи. Именно во множественном числе. Так что существ много. Но здесь очень важны и место, и фигура. Если в славянской мифологии были банник, овинник, Полудница, русалки, то что, если с собой в города мы притащили домовых, подвальных, того, кто водится в метро и стрешника, который перебрался под крыши многоэтажек? С каждым из них надо договариваться, налаживать унесенные годами связи. Ведь ранее были правила, заговоры, законы игры́ — но современные горожане их забыли. И сейчас навыки разговора нарушены, мы больше не понимаем друг друга.

А.Х: В перспективе эти связи реально восстановить?

Д.Б.: В перспективе, в идеале — да, но сначала людям придется признать, что они тут не одни. И принять своих соседей.

А.Х: Если с такими соседями реально поддерживать контакт, получается, они по своей природе не злы. Возможно, даже добры…

Д.Б.: Они такие же, как мы — разные. Злые, добрые, сомневающиеся, запутавшиеся.  Есть отвратительные люди и гуманные твари. И наоборот. Поэтому мы по отношению друг к другу похожи и одинаково пугающе-иные.

А.Х: Насколько крепко вы связываете духов места с родовыми тайнами и секретами? Наиболее сильные ваши рассказы связаны с Хтоносом. В городских рассказах такой хтонической силой, как правило, оказывается связь героев с предками и родовым гнездом.

Д.Б.: Мне важна не связь героев с их местом (домом, городом), а связь места с героями. Потому что старые дома для меня — живые, в них нарастает душа. И многолетнее дерево, наблюдая за объятиями и драками под собой, мудреет и узнает людей.

В том же «Нашем дворе» подвальные твари считают, что дом, который они делят с людьми, — лишь плодовое тело грибницы, разросшейся под городом катакомбами, тайными ходами и неведомо чьими убежищами. Так что город или деревня, поросшая легендами, — они как корабль с ракушками. Москва уж точно живая: она может любить, может не отпустить, а может съесть, если проголодалась, а ты вкусный.

Лучше это передать словами героини «Нашего двора», рассказывающей все непонятливым людям напрямую: «Досифея сказала, что наш город — живой. Что все здесь живет и дышит, и на земле, и под землей, и над ней. И чем ближе к центру, к сердцевине, тем город старше и умнее. Каждое дерево здесь видело столько, сколько не всякий человек за свою жизнь увидит, каждый дом принимал в этот мир и провожал в иной несколько поколений, со всеми их мыслями, чувствами и сложными взаимоотношениями, а потому у всех центральных домов, деревьев и дворов есть душа. И лицо есть, его вытачивает время, и если где кирпич посыпался или трава на крыше проросла — это лицо проступает».

А.Х: Парадоксально выходит. Разваливаясь от старости, дом не приближается к смерти, а наоборот – сильнее обрастает душой, становясь более живым. Но в таком парадоксе много достоверного. По крайне мере, данную теорию не возникает желания проверять: она кажется аутентичной.

Д.Б.: Во «Вьюрках», не ручаюсь за точность, была «свобода дома не для человека, а от человека».

"Ночной взгляд" М.: АСТ, 2019 г. (июль)
"Ночной взгляд" М.: АСТ, 2019 г. (июль)

А.Х: А вот в «Ночном взгляде» среди «соседей» наибольший саспенс вызывает не место, не существо и даже не дух, а вполне живой человек. Наиболее характерный персонаж сборника — пожилая тетка в черных одеждах и шляпе. В каждом рассказе, где появляется эта фигура, она выглядит укоренившимся, чуть ли не хтоническим (несмотря на городскую локацию) Злом. Кто эта Тетка?

Д.Б.: Пока точного ответа нет. Возможно, архаический образ ведьмы, пугающий детей. Дух места. Или просто городская сумасшедшая, вышедшая погулять. А может быть, все сразу — безумный дух. Кто сказал, что по ту сторону нельзя тоже сойти с ума?

А.Х: Эту Тетку можно назвать визитной карточкой вашей авторской вселенной. И несмотря на то, что у Тетки нет четкой биографии, видно, что вы работаете над личными миром и образами героев, которые иногда кочуют из рассказа в рассказ. Насколько важна для вас авторская мифология? Планируете ли работать с ней дальше?

Д.Б.: Мифология важна. Сначала я побаивалась создавать свою и опиралась на уже существующее: деревенский и городской фольклор. Но вот в «Магазине…» попробовала силы в собственной. Не преминув, впрочем, и там кое на что опереться. А вот когда мир создан и история сыграна, мне уже неинтересно с ним работать. Я не «сагописец». Меня не тянет играть новую пьесу, как бы ни старалась над конструированием декораций.

А.Х: Кстати о вашем опыте в изучении мифологии. В одном из интервью вы сказали, что русскому хоррору не хватает произведений о типично славянской нежити. В каких тогда произведениях (за все существование нашей литературы) славянская нечисть представлена наиболее ярко и оригинально?

Д.Б.: Не хватало таких произведений раньше. Сейчас в литературе мы видим избыток типично отечественной нечисти, да еще и в привычном ей антураже. Кроме приевшейся фантазийной старины с деревенскими избами, где что-то обитает, есть также многоэтажки, дачи и детские лагеря. Это, конечно, больше подростковый ужас, но почти вся отечественная хтонь прошла «школу» бдений у пионерских костров и детских страшилок, в которых порой зашифровано много взрослого и серьезного. Мне очень нравится, как с этой темой работает Татьяна Мастрюкова, особенно в произведениях «Болотница», «Приходи вчера» и «Радио Морок». Татьяна не только сочиняет тексты в статусе писателя, но много трудится «в поле» как фольклорист, собирая былички и другие материалы.

А.Х: Пионерские костры и многоэтажки в истории делают ее мир узнаваемым. Они чуть ли не корни, которыми питается современный городской хоррор-фольклор. Это похоже на то, что вы сказали в одном из интервью: задача автора в том, чтобы «укоренить» читателя в выдуманной реальности, дабы он воспринял ее как настоящую.

Как вы укореняете читателя в своей вселенной? 

Д.Б.: Укоренить нужно потустороннее, не читателя. Прежде, чем впустить хтонь в реальность, ее надо проработать узнаваемыми деталями, приемами реалистической прозы, психологизмом.

А.Х: То есть найти связь так называемой хтони с реальностью и многократно это подчеркнуть, чтобы читатель свыкся с возможностью существования твари — и, когда та появится, воспринял ее как должное?

Д.Б.: Скорее, заставить читателя поверить в эту реальность. Даже любители страшного поначалу хорохорятся: мол, да нет, так не бывает. Однако расклад сил меняется узнаваемыми приметами времени, объемно прописанными героями, тактильными, осязаемыми деталями и саспенсом. С помощью таких инструментов вполне реально передать страх героя, которым читатель должен заразиться. Все это постепенно затянет его в сюжет, где за углом притаилось иномирное.

А.Х: Сила перечисленных вами приемов напрямую зависит от сюжетной локации. В ваших рассказах, например, тщательно разработаны мифологии и города, и деревни. С чем вам работать интереснее: с урбанистичным или деревенскими ужасом? Пробовали ли совмещать их?

Д.Б.: Мне интересно работать с обоими типами ужаса. Как видите по «Ночному взгляду», я пробовала их совмещать. Городская мифология более изобретательно маскируется «под правду». В то время как деревенская иногда чудовищно прекрасна в своей первобытной нелепости.

А.Х: Городская и правда изобретательно маскируется. Можно ли тогда ждать историй, где герои/сущности из Вьюрков или Стоянова будут действовать на улицах города? Возможно, вы сейчас работаете над каким-то свежим произведением?

Д.Б.: Пришлых из леса (или еще откуда) тварей читатели могут обнаружить в уже вышедшем «Ночном взгляде». Что касается новых текстов, то сейчас я пытаюсь отдыхать, так как закончила двухгодичную работу над книжным сериалом «Магазин работает до наступления тьмы» для Букмейта. В ноябре стоит ожидать его в бумажной версии. Когда пытаешься отдыхать, жить жизнью обычного человека, который ничего не сочиняет, все равно крутятся в голове истории, вылезают из снов, из ноосферы — и стучатся, царапаются когтистыми лапками, просят: расскажи обо мне. Так что чего-то ждать можно определенно. Невоплощенные идеи привязчивы, как котята.

А.Х: В чем-то истории ведут себя как «соседи», которые тоже царапаются и стучат «оттуда». В ваших рассказах такие существа из-за Изнанки относительно мирные.

Напротив, в большинстве русских хоррор-произведений о потусторонних тварях те агрессивны или, как минимум, заинтересованы в причинении вреда людям. На ваш взгляд, насколько насилие в принципе может быть выражено в хорроре/триллере как жанрах? И должно ли оно в них быть?

Д.Б.: У меня существа тоже агрессивны. Например, «Холодные гости», от которых гадалки оберегают и людей, и иномирных тварей во дворе, часто несут интенцию зла. Однако чаще всего у существ из моих рассказов действительно нет злых намерений. Есть только недопонимание или попытка «поиграть» в человека. Так что, какая-либо угроза в моих текстах — скорее результат недопонимания с обеих сторон, цепочки трагических недоразумений между людьми и существами.

А что касается ужасов вообще, то они изначально предполагают страх. Естественно, что условная хтонь там агрессивна.

А.Х: Однако в последнее время хоррор умнеет. Зло в нем не выскакивает, как бабайка, а медленно, исподволь проявляется — как бы намекает о своем присутствии, не представая перед читателем открыто. Как у вас, например. Такой неспешный ужас — естественная фаза в развитии жанра или просто дань моде?

Д.Б.: В старых историях с привидением или готических романах зло тоже являет себя постепенно. Сейчас, если не ошибаюсь, это называется слоубернером. И является скорее возвращением к старой манере после надоевших всем скримеров и обилия разнообразных мерзостей.

А.Х: Значит, речь идет о фазе в рамках цикла. В дальнейшем слоубернеры могут снова уступить место кровавым слэшерам...

Д.Б.: Да, мода спиральна. Это тоже будет уже не архаичное кровавое месилово, а что-то новое на его основе. Я, например, не люблю старые добрые «кровь-кишки», предпочитаю психологизм.

А.Х: Как раз о нелюбви к традиционному подходу. Ранее вы признавались, что стремитесь расшатывать каноны. Почему автор с профильным писательским образованием желает ломать их? Подобный эксперимент — это литературное бунтарство? Его цель — получить новый опыт или создать нечто кардинально оригинальное?

Д.Б.: Автор с профильным образованием особенно хорошо видит заборы, гетто и целые направления, захиревшие без притока свежей крови. Во многом такие ограды стоят «по старой памяти», когда были только либо великий правдивый реализм, либо мишура для развлечения школьников типа фантастики и приключений, которые упорно не признавали «настоящей литературой». В то время как самое интересное, прежде не виданное создается на стыке жанров и стилей. А когда писатель не может воспользоваться каким-то инструментарием, потому что он «не из его жанра, канона, сферы», — это печально. Но, к счастью, встречается все реже. Поэтому сейчас не стоит мешать взаимопроникновению жанров и стилей и препятствовать зарождению нового.

А.Х: Однако хоррор как литературная (пусть и относительно новая) традиция не сложился бы без столпов жанра. Кто из почивших классиков, на ваш взгляд, заслуживает статуса мастодонта от русского хоррора и, главное, — почему?

Д.Б.: Алексей Ремизов и Федор Сологуб. Первый писал не так много собственно хоррора — но настолько нашего, пропахшего ладаном и гуммиарабиком, настолько страшного, что запоминается навсегда. А второй открыл ужас и безумие в нас самих. Недотыкомка — один из самых жутких монстров нашей литературы, который при этом ничего такого не делает: крутится, подхихикивает, подбивает.

А.Х: В давнем интервью одним из первых серьезных литературных мистиков вы назвали Брюсова. Насколько сильна его фигура для мрачной литературы? Есть ли более сильные авторы-мистики, кроме Ремизова и Сологуба?

Д.Б.: Я имела в виду тогдашние символистские «игры всерьез». В литературном сообществе Серебряного века Валерий Брюсов был мрачным демоном, который, как писал его современник Владислав Ходасевич, «томился и скрежетал». Брюсов даже устраивал мистификации, но это было больше для имиджа. Сам по себе же мистицизм пронизывал всю тогдашнюю литературу. Назовешь одного — вынырнет целая группа.

«Профессиональным мистиком» (или «профессиональным пугальщиком», «философом ужасного», не знаю, как бы назвать точнее) был Леонид Андреев, над которым из-за серьезности отношения к материалу даже посмеивались. В спиритических сеансах участвовали буквально все, а Зинаиду Гиппиус звали Сатанессой и реальной ведьмой не без доли веры в это. Настоящим ясновидящим, предсказавшим в «Досках судьбы» будущее России и мира, считали, например, Велимира Хлебникова.

А.Х: Подводя черту под хоррором как традицией и жанром, с помощью которого можно расшатывать рудиментарные каноны. Какие задачи у литературного ужаса на сегодняшний день? Возможно, первый — нечто большее, чем острые ощущения?

Магазин работает до наступления тьмы. М.: АСТ, СПб.: Астрель-СПб, 2024 г.
Магазин работает до наступления тьмы. М.: АСТ, СПб.: Астрель-СПб, 2024 г.

Д.Б.: Хоррор успокаивает. Позволяет безопасно сбросить стресс от реальности. Таким образом, проработать личные фобии. Я люблю сравнивать чтение или просмотр ужастика с воплем в лесу в пустое дупло. Вместо того чтобы слетать с катушек, делая что-то с собой и с другими, можно просто пойти, выкричаться — или прочитать роман ужасов.

А.Х: То есть ужас целебен?

Д.Б.: Да, безусловно. Как это ни парадоксально на первый взгляд, хоррор умиротворяет.

А.Х: Оптимистичная нота целебного ужаса — более чем удачный момент для завершения интервью. Спасибо, что уделили время нашим читателям. От их лица благодарю вас за ответы. И надеюсь, что в ближайшие несколько лет мы увидим новый сборник или роман в мрачных жанрах от Дарьи Бобылёвой вослед книжному сериалу, который наши читатели уже могут читать и слушать — он вышел и в аудио формате на Букмейте.

Первая публикация: журнал «DARKER. №10'23 (151)», октябрь 2023 г.

Ставьте оценку рецензии здесь


594
просмотры
3
комментарии


Статья написана 31 марта 21:23

Творчество Д. Бобылевой для современного русского хоррора считается ныне свежим дыханием. Нестандартный стиль автора награжден множеством премий. Необычность романа «Вьюрки» приковывает массовую аудиторию, напоминая всем что-то близкое и даже родное. Ваш покорный решил выяснить, что делает книгу уникальной. Почему, при всей экстраординарности Дарьиных произведений, мы узнаем в работах писательницы нечто знакомое. И нашел главную силу ее текстов в сказочности, а также в экспериментальности.

обложка к роману "Вьюрки". М.: АСТ, 2019 г

Бобылева не церемонится с читателем. Она подает мистические события непривычно откровенно, без реалистичной трактовки. Рассказывая о существах, пришедших в дачный массив «Вьюрки», чтобы занять место живущих там людей, автор часто использует формулировки типа “а потом произошло такое-то непонятное и странное и событие”. Данная подача заметно выделяется на фоне так называемых «взрослых» ужасов, акцент в которых поставлен на реализме. Все потому, что искушенный жанром читатель привык давать трудно объяснимым событиям несколько интерпретаций, чтобы углубить текст, усложнив трактовку истории. «Вьюрки» же лишены любой вариативности. Однако, несмотря на всю их простоту, именно такая прямолинейность и цепляет читателя.

Она видна не только по манере изложения, но и благодаря работе с образами страшных существ. Изначально нам не говорится, что сущности реальны, и все ограничивается общими фразами типа “в кооперативе происходит нечто странное”. Но достаточно быстро выясняется, что пришедшие в деревню твари имеют плоть и способны контактировать со всеми физически. Соседи из Иномирья охотно пользуются этим, вплоть до убийства человека, чтобы заменить жертву собой, материализовавшись в мире вместо нее. Благодаря тому, что пришедшие во Вьюрки сущности принимают облик любого предмета, роман подобен сказке, где потусторонние (особенно злые) существа живут бок о бок с людьми.

Однако нужно признать, что в некоторых главах монстров как таковых нет. Например, в истории о Витьке́ зло действует скрыто. Читателям показан герой, одержимый непонятной силой, которая никак не описывается. Вся хоррор-составляющая там ограничена паранормальными случаями, которые разворачиваются вокруг основного действующего лица.

Видно, что Дарья не злоупотребляет описаниями. Даже центральных героев она больше описывает с объектной стороны, чем субъектной. Так, лаконичные внешность, типаж и поведение персонажа на людях раскрывают его характер сильнее внутренних проблем. Причем наиболее полно мы узнаем о героях, когда наблюдаем, как они ведут себя в быту еще до столкновения с мистикой. То есть, они не всегда раскрываются через конфликт.

Когда о нем все же нужно сказать, Бобылева делает это косвенно, показывая характер человека через тяжелую биографию (какое детство тот провел, где рос и с кем). То есть, психологический портрет напрямую зависит от жизненных обстоятельств, но почти не влияет на них в ответ. Из-за чего события романа слабо зависят от личностных качеств конкретных героев. Например, алкоголик Никита не влияет на сюжет прямо, даже когда забывает о своей зависимости благодаря любви к рыбачке Кате. Он, хоть и пытается проявить активность в отношении девушки, все равно остается пассивной пешкой, которая подстраивается под обстоятельства – вслед за остальными героями.

Так что, внутренний динамизм «Вьюрков» не виден сразу. Он уступает событийной канве, которая разворачивается по законам Иномирья, не подчиняясь поступкам людей. Конечно, сюжет становится немного костным, ибо законы Изнанки диктуют героям свои условия и заставляют мириться с роком, что предначертан высшими силами. С одной стороны, этот фатализм уподобляет роман сказке, а с другой подчеркивает, что текст напрямую не подчиняется законам драматургии.

Несмотря на всю фантастичность, родство со сказкой заметно не сильно. У романа нет прямолинейности, на которой выстроено большинство сказочных сюжетов. Возможно, дело именно в том самом эксперименте над законами классической драматургии. То, что текст напрямую не подчинен ее правилам, ясно и по отдельным главам. Например, в истории о двух враждующих соседках виден открытый финал. Но сильно выражена его незавершенность, так как ссора между старушками быстро исчерпывается на фоне другого происшествия, прямо к основному сюжету главы не относящегося. Из-за происшествия, странности, описанные на первых страницах, к финалу проходят, а почему – неизвестно. То есть, в этом и других случаях проблема не решается, а финал не получает четкой, однозначной трактовки, из-за чего его можно интерпретировать по-разному.

Но, тем не менее, данные части романа завершены, потому что все действие сводится к конкретному событию, которое, хоть и не разрешает конфликта, но сбивает градус общего напряжения — в результате оно теряет значимость. Характерно, что не скрывается и противоречивость такой развязки, в чем есть определенный уровень мастерства. Подать открытый финал как завершенный, не показав, как разрешена основная для главы проблема, — задача не из легких.

То, что здесь применена именно авторская техника, подтверждается впоследствии. Когда мы замечаем еще несколько историй с финалом без внятной развязки, становится понятно, что это действительно прием. Дарья намеренно оставляет хвосты, чтобы позже развязать их разом, дав единую серию ответов на все недосказанности. Вероятно, поэтому отдельные микро-сюжеты строятся не на одном, а на нескольких странных происшествиях, возле которых разворачивается целый ряд событий с множеством персонажей. Нужно сказать, что так происходит не всегда. Перед этим работает формула, по которой один герой включен в одно событие, а другой — во второе. Но она выключается, когда действующие лица пересекаются в новой, единой локации и развиваются в более масштабном конфликте. В результате, несколько скопившихся и объединившихся в одной точке проблем всегда усложняют друг друга. Как происходит, например, в «Стуколке», где повествуется о семье, мучимой сущностью, что посилилась в одном из дачных домов. Дать отпор твари приходит много героев, которые связаны между собой другими, более ранними бедами.

Не менее сложна работа Дарьи со временем. В одном фрагменте могут уживаться несколько временных плоскостей. Так, порой начальные события представляются текущей минутой, а затем их сменяет сцена из прошлого, переход к которому вообще незаметен. О том, что речь касается былого, читатели узнают впоследствии, когда Бобылева возвращает их к исходной точке рассказа. Примером такого скрытого перехода может служить воспоминание рыбачки Кати в «Близких контактах…», которое, пока девушка не вернулась к моменту “здесь и сейчас”, кажется происходящим в реальном времени.

Временны́е переходы касаются и общей структуры книги: за главой о Валерыче, расположенной в начале, идут истории, которые предшествуют ей хронологически. За счет данной конструкции роман выглядит панорамой с множеством не связных на первый взгляд звеньев. Текст напоминает единое полотно, швы которого то пересекаются друг с другом, то расходятся в разные стороны, сохраняя в итоге цельный узор. В отдельных случаях он углубляется деталями, которые усиливают акцент на чем-то доселе не явном, и общая композиция обретает более точные очертания. Иногда так развязываются некоторые сюжетные хвосты, о которых было сказано выше.

Кроме времени, на структуру «Вьюрков» столь же глубоко влияет язык. Благодаря простоте изложения текст не утяжелен лишними деталями, и не теряет силу даже из-за повторов, которые встречаются часто. Анафоры не режут глаз, а тоже выглядят как полноценный прием, который упрощает нам чтение, а автору — работу. Благодаря легкому изложению, как было сказано, писательница может использовать обороты типа “а потом”, “а затем” и проч., или показать внезапность события фразой “неожиданно”, “и вдруг”, “и тут”. В традиционной литературе подобный тон кажется дурным, но, как и предыдущий, он работает на общую художественную целостность. Благодаря легкому переходу от одной сцены к другой, воедино сплетается больше разрозненных элементов, из-за чего конструкция, даже несмотря на усложнение, остается изящной.

То, как сложный текст с множеством мелких деталей складывается в цельную композицию, наглядно видно в особо напряженных сценах: драматически сильные моменты описаны просто. Например, в конфликтных сценах Бобылева не опирается на эффектный прием диалога, когда герои выясняют отношения, сталкиваясь лбами. Она лишь рассказывает, как решился тот или иной микро-кризис в их отношениях. Например, “и сказал Иван Иваныч Петру Петровичу, что было так-то и так-то, и узнал он то-то и то-то”. Данная форма подачи родственна сказочной, когда герой (условный мужик) вернулся из-за леса, из-за океана, и сказал “что видел таких-то русалок на ветвях, и что они делали”.

В сказках, преимущественно, герои не объясняют, что у них в голове: за них говорит автор. И во «Вьюрках» использован аналогичный, сказочный прием. Из-за этого уменьшается и число открытых конфронтаций между героями. В результате может показаться, что некоторым историям не хватает активного действия. Но большую часть книги главы выглядит медленными, ибо напряжение держится за счет внутренней динамики. Внешняя же заметно усиливается лишь в финальных главах. На это влияет и способ повествования, привязанный к разным героям. Скачки, когда мы смотрим на сюжет глазами одного персонажа, а затем – глазами другого, учащаются именно в нужный момент, не дают расслабиться, и действие автоматически кажется более интенсивным.

Резюмируя, можно сказать, что подобной техникой Бобылева, скорее, намеренно сглаживает низкую конфликтность в романе. По тому, что конфликтный заряд отдельных глав ослабляется к их завершению, а не разрешается полностью, равно как и по тому, что герои раскрываются посредством описаний, а не через активные поступки, ясно, что Дарья избегает лишнего пафоса. В значительной степени на такой минимализм указывает и стилистика: ведь было отмечено, что не подчиняющийся законам драматургии текст уходит в поле сказки, в наиболее значимых сценах оставаясь без диалогов.

О нежелании автора усложнять говорит и отсутствие вариативности в трактовке событий романа. Бобылева продолжает излагать незатейливую сказку, отказавшись от игры со смыслами. Все мистическое подается открыто, из-за чего кажется выдумкой и не пугает ценителей по-настоящему страшной литературы.

Для романа это имеет ряд последствий. Поначалу он выглядит реалистичным триллером. Затем появляются фрагменты неприкрытого сюра и, лишь частично, ужасов. После сюжет захватывает откровенная фантастика, из-за чего небольшая хоррор-составляющая утрачивает силу, а триллер остается в качестве антуража. Тем более странно на фоне такого ослабления выглядят слэшер-элементы, которые появляются ближе к финальным главам с высокой динамикой. Сцены, когда герои бегают с топором друг за другом или за монстром, у кого-то из них есть когти и кто-то хочет кого-то порезать, убить или расчленить разительно отличаются по стилю от более сдержанного начала.

Однако нельзя сказать, что вульгаризация (буквально – упрощение) опошлила «Вьюрки». Скорее, она показала, что современный мистический роман может быть писан «не по правилам»: с комбинацией разных, отличающихся друг от друга жанровых деталей, нестандартными приемами изложения, хронологически рваным, но, тем не менее, очень цельным повествованием, которое засасывает непритязательных читателей и способно удовлетворить запрос опытной аудитории.

Первая публикация: журнал «DARKER. №9'23 (150)», сентябрь 2023 г.

Ставьте оценку рецензии здесь


655
просмотры
0
комментарии


Статья написана 29 марта 13:35

Все-таки Бентли Литтл — удивительный автор! Не в том плане, что его книги обладают какой-то нереальной глубиной (что, впрочем, не мешает им быть любопытными и запоминающимися), а в том, что иногда этот писатель выбирает для своих произведений не самые очевидные и даже странные темы. И как раз недавно мне довелось прочитать один из таких романов под названием "Письма, несущие смерть".

Книга представляет собой своего рода биографию среднестатистического американца Джейсона Хэнфорда, который с раннего детства обнаружил в себе страсть к созданию писем. Поначалу это было безобидное увлечение, по большей части связанное с школьным проектом "друг по переписке", но как только наш герой обнаружил, что его тексты способны приносить ту или иную выгоду, то уже всерьез посвятил все свое свободное время сочинению посланий в конвертах самой разной направленности.

Подобная масштабная деятельность не остается незамеченной и однажды на след Хэнфорда нападает секретная организация профессиональных Писателей Писем, предлагающая ему вместе с ними менять наш мир с помощью слов. Джейсон соглашается на совместную работу, не подозревая что из-за нее может окончательно потерять не только свою семью, но и собственную личность.

В общем, история получилась по-настоящему необычной, а местами так и откровенно дикой. И лично я не знаю другого автора хорроров кроме Литтла, который стал бы заниматься столь мозговыносящим сюжетом. Однако сразу хочется оговориться, что "Письма" лучше бы смотрелись в виде повести, нежели романа, потому как тяжеловато на протяжении десятков страниц читать исключительно о том, как главный герой строчит свои сообщения и как они потом форматируют действительность вокруг него. Иначе говоря, повествование в книге вышло слишком однообразным, из-за чего интерес к происходящему в ней очень быстро сменился скукой.

Безусловно, с появлением на сцене общества Писателей Писем градус интриги повышается, но не держится слишком долго, ибо основная деятельность Джейсона не меняется. Просто раньше он работал на себя, а теперь стал вкалывать на загадочную компанию, которая с зарождения письменности влияла на ход мировой истории.

К тому же и сам Хэнфорд как персонаж не вызвал у меня никакой симпатии. Да, многие его поступки можно обосновать трудным детством, но я бы не сказал, что последнее у него было таким уж беспросветным. А если вспомнить, что повзрослев он обзавелся любящей семьей и полностью наладил жизнь, то становится непонятно зачем ему понадобилось продолжать свое преимущественно деструктивное хобби. В общем, Джейсон — парень, что называется, с гнильцой. И этот внутренний мрак будет разъедать его весь роман.

Но если же брать в целом, то "Письма" — не самый ужасный триллер, который обладает парой-тройкой ярких сцен и логичным и не затянутым финалом. Плюс к этому в произведении есть над чем подумать. Например, о силе слов (особенно если они напечатаны на бумаге, и уж тем более если эта бумага — официальный бланк какого-нибудь влиятельного лица или уважаемой организации). Но помимо этого в книге есть фрагменты, которые на первый взгляд посвящены письмам, а на деле содержат размышления Бентли по поводу собственного ремесла:


"Как ни странно, я начал понимать, насколько трудно зарабатывать на жизнь творчеством" (с)


"Сложившаяся ситуация заставила меня по достоинству оценить тех плодовитых авторов, которые, невзирая на суровые жизненные обстоятельства, в разные периоды истории человечества непрерывным потоком выпускали в свет блестящие многостраничные творения" (с)


"Эпистолярное творчество проявляло во мне все самое худшее, а здесь мне не просто позволяли в полной мере потворствовать своим желаниям; подобный экстремизм поощрялся" (с)


Ну и конечно не обошлось и без парочки отсылок на другие работы Литтла (среди них упоминание конторы "Автоматические интерфейсы", сети магазинов "Хранилище" и писателя Филипа Эммонса). Не то чтобы это как-то приятно скрасило чтение, но тем не менее здорово, что Бентли добавил в роман узнаваемых для его поклонников деталей.

Пожалуй, вот и все, что я хотел сказать о "Письмах, несущих смерть". Книга получилась весьма своеобразной и рекомендовать ее для ознакомления я точно не стану. Однако если ваша душа требует чего-то нестандартного, то данный роман вполне может утолить эту жажду.

Оценка: 6/10.


883
просмотры
6
комментарии

Страницы: 123456789...294295296




  Подписка

Количество подписчиков: 691

⇓ ⇑ Наверх