Что ж, продолжаю брюзжать.
Скажу честно: если бы не участие в номинационной комиссии и жюри «Портала», я бы и вовсе забросил чтение новейшей русскоязычной фантастики. Дело не только в откровенной халтуре, которой всё больше (из-под пера настоящих писателей в том числе); и не только в том, что крайне посредственными результатами заканчиваются вполне искренние попытки написать что-то «серьезное» и «настоящее». Какое-то оно всё – почти всё – малоосмысленное. Еще одна фэнтези, еще одна космоопера, очередное подражание мэтру, переведенному на русский язык десять, а то и все двадцать лет назад; еще одна антиутопия, в актуальных декорациях, но более чем вторичная по содержанию и мысли. Вполне может быть, что авторам это интересно – но мне-то скучно.
Но есть исключения.
Но их мало: на то они и исключения.
Если посмотреть на лауреатов «Мраморного фавна» в номинациях «роман», «повесть» и «рассказ» за 2001-2010 годы (очень удобно – первое десятилетие века), то можно увидеть: из 27 текстов 17 написаны тремя авторами: Дмитрием Быковым, Марией Галиной, Мариной и Сергеем Дяченко.
Собственно, единственный фантастический роман 2011 года, который заслуживает внимания, – разумеется, из числа мною прочитанных, – это «Медведки» Марии Галиной (премия Фантлаба). Об этой странной и сильной книге я уже писал (в соавторстве Татьяной Кохановской), так что отсылаю к прошлогодней рецензии. А что касается реакции многих – не скажу «всех» – читателей, то я могу лишь повторить сказанное два года назад по поводу «Малой Глуши». Читать – разучились. Подтекст и контекст не опознаются. «Вторым планом» привыкли считать «молань» (см. Тэффи), проговоренную главным героем на предпоследней странице. (Причем в «Медведках» как раз на предпоследней странице всё и сказано – что мне кажется скорее недостатком романа, – ан нет, не замечают.)
И, что важно: в «Медведках» есть надежда. Есть выход.
Куда лучше обстояло дело с повестями.
Был «Солнцеворот» той же Галиной: среди множества переработок сказочных сюжетов в духе «не так всё было» эта история красавицы, прекрасного принца и чудовища выделяется... я бы сказал, серьезностью. И безнадежностью, конечно.
«Вкус слова» Марины и Сергея Дяченко: в каком-то смысле более традиционная фэнтези (традиционная не по сюжету, а по подходу к материалу), построенная, как это бывает в хорошей фантастике, вокруг овеществленной метафоры, и метафоры удачной. Сам по себе «Вкус слова» кажется частью чего-то большего; предполагалось, что это «большее» придаст тексту дополнительный объем, – но когда несколько месяцев назад вышел «роман в историях» «Стократ», оказалось, что его составные части слишком уж тянут в разные стороны.
«Полярная сага» Геннадия Прашкевича и Алексея Гребенникова начиналась как мифическое повествование с безумным смешением культурных кодов: не сразу и разберешь, что происходит. Но когда наконец становится ясно, что перед нами эпос о современном человеке, провалившемся в мир мифа, – стилевая какофония (совершенно осознанная, а всё-таки какофония) и сбоящий ритм практически уничтожают повесть, которая могла бы стать не менее сильной, чем «Белый мамонт» Прашкевича-соло.
Вполне удачный опыт построения (псевдо)эпоса – «Мэбэт (История человека тайги)» Александра Григоренко. Критики называли в связи с ним много славных имен – прежде всего Алексея Иванова, конечно; между тем, мне вспомнился прежде всего ранний Максим Горький – только Григоренко написал не о ницшеанских сверхбосяках, а о ненецком сверхчеловеке. А потом, конечно, – неизбежно – заходит речь о цене и о том, к чему приходит перед смертью «любимец божий, который сам себе закон».
А самая необычная... повесть? да нет, не то чтобы повесть, и не сборник, а что-то странное объемом в два авторских листа – «Устное народное творчество обитателей сектора М1» Линор Горалик (премия «Портал»). Это действительно фольклор – обитателей ада, который не слишком отличается от нашей жизни, разве что безнадежность совсем уж нескончаема.
«А почто ты, кумушка, – говорит змея, –
Разрешаешь курочкам выбрать, кто – твоя?»
Отвечает лиска: «А пускай оне
И в аду далеком помнят обо мне».
Как обычно в лучших текстах Горалик: если попадает, то в самую точку; а для многих читателей, конечно, не попадает вовсе – но я к ним не отношусь. Книга Горалик и становится лауреатом «Мраморного фавна»: она временами, словно проговариваясь, сообщает что-то очень важное – утекающее, как вода сквозь пальцы, когда пытаешься указать: да вот же оно.
Премии за рассказ в этом году не будет. Из множества произведений короткой формы, которые мне пришлось прочитать, запомнились только два: «Гастарбайтер» Леонида Каганова (в духе... ну, пожалуй, серьезного Булычева) и «Под мостом» Дмитрия Колодана (немного слишком похоже на Геймана; премия «Портал», тем не менее, вполне заслужена).
Премию за эссе я присуждаю реже прочих: слишком уж размытый жанр. Вот и в этом году текст-лауреат находится, по сути, на границе с рассказом: «Жить очень трудно, брат» Дмитрия Быкова. Судьбы «Серапионовых братьев» всем известны, но когда мы слышим горькие признания самих серапионов, дождавшихся в 1989 году в питерском Доме искусств последнего, Вениамина Каверина... это уже никакой не научпоп, а просто хорошая проза.
А научно-популярную литературу в самом правильном и классическом смысле представляет книга Владимира Гопмана «Золотая пыль. Фантастическое в английском романе: последняя треть ХIХ-ХХ вв.» (премия «Портал»). Это не монография, но сборник статей, посвященных таким важным фигурам, как Уильям Моррис, Энтони Хоуп, Брэм Стокер... вплоть до Олдисса и Балларда. Именно то, что перед нами сборник, а не единая монография, не дает возможности представить развитие английской фантастики как единого многосложного процесса, а формат биографического очерка (тем более, об авторах, зачастую малоизвестных) подталкивает скорее к пересказу, чем к анализу текстов. Прошу заметить: это говорит литературовед, который уже пятый год не может переработать в книгу цикл «За пределами ведомых нам полей» – и лучше многих представляет, с какими сложностями столкнулся Гопман и как профессионально он с ними справился. Так вот, мне как человеку, неплохо знакомому с английской фантастической традицией (без ложной скромности), читать «Звездную пыль» было интересно и полезно – в том числе с профессиональной точки зрения. Спасибо автору.
И переводы.
Наконец-то вышел на бумаге роман Терри Пратчетта «Ночной Дозор»... ах, простите, «Ночная Стража» (премия «Прометей»). В перевод я почти не заглядывал – мне вообще не очень-то нравится, как переводят позднего Пратчетта, – а книга, безусловно, одна из лучших: ироничное и даже меланхоличное размышление о человеке, истории и революции (в 2002 году Пратчетт предсказал, помимо прочего, оранжевую революцию – на то он и великий писатель). Парадокс: самое слабое в романе – это фантастика, монахи времени с их аппаратурой; потому что Пратчетт по природе своего таланта – реалист. Примечательно, что ни один известный мне западный рецензент не указал, под каким мощным влиянием «Наполеона Ноттингхилльского» пребывает «Ночной Дозор». В самом деле, кто же из англичан (кроме Пратчетта и Геймана) сейчас читает Честертона...
Могучий и несравненный Нил Стивенсон. «Система мира» (премии «Локус», «Прометей») – на мой вкус, лучшая переводная книга прошлого года . О ней я как раз сейчас пишу подробно, так что здесь ограничусь упоминанием: достойное завершение монументального «Барочного цикла». С «Анафемом» (премия «Локус», у нас – премия «Портал») сложнее: для меня этот роман, гибрид «Игры в бисер», «Имени розы» и твердой НФ, стал лучшим доказательством того, что вот эта самая «твердая НФ» – тупиковый путь. И всегда им была. Процитирую эссе Стругацких, написанное в 1973 году, но опубликованное лишь недавно:
«...Конечно, было время, когда более или менее строгое научно-техническое обоснование фантастических событий, происходящих в романе, рассматривалось как признак солидности, а заодно и утверждало реноме автора как эрудита... Вот и торчат теперь тоскливыми пугалами на пройденных литературных путях эти ужасные гибриды популярных учебников с приключенческой макулатурой. Впрочем, если даже отвлечься от подобных несомненных крайностей, нетрудно заметить, что в самых лучших, ставших уже классическими образцами произведениях научной фантастики самые слабые, самые худосочные страницы уделены именно попыткам научно-популярно объяснить несуществующее, невероятное или почти невозможное».
Вот и у Стивенсона так: в тот момент, когда должна возникнуть подлинная Система мира, вместо нее являются сомнительные теории Пенроуза и Эверетта, а следом за ними и, осмелюсь сказать, передергивания – в том, что касается реалистов и номиналистов, религии и науки. Исторический «Барочный цикл», с бессмертными мудрецами, философским камнем и прочей как-бы-фэнтези, – на самом деле куда более «твердая» (и более удачная) НФ.
Однако – «Анафем» ли, «Систему мира» ли назвать лучшей переводной фантастикой прошлого года, – а у нас авторов, подобных Стивенсону, нет. И не будет. Наша фантастика перестала быть интеллектуальной прозой – а о причинах умолчу, благо они очевидны, а писатели – народ обидчивый. Да, был смелый эксперимент – первая часть «Я, Хобо» Сергея Жарковского; ну а еще? Не говорю уж – а где обещанные продолжения?..
Всё это не в укор... ну, хотя бы другим лауреатам этого года: они работают совершенно в иной области фантастической литературы и делают это блестяще. Но есть такая суровая штука – литературный процесс... Вот его-то и нет.
...Ах, да, еще одно: нужно ли напоминать, что романы Стивенсона блестяще перевела Екатерина Доброхотова-Майкова? Не нужно. Но не все, вероятно, знают, что в ее переводе вышел и юношеский роман Шарлотты Бронте «Найденыш» – безумный, пародийный и составляющий часть чрезвычайно сложной литературной игры семейства Бронте. Отдельные части этой мозаики только начинают к нам приходить; а ведь вымышленная африканская колония, в которой происходит действие, – тоже часть «неведомых полей»...
Вот теперь – всё. До следующего года!
