Тема «Любимая поэзия»

Вы здесь: Форумы fantlab.ru > Форум «Другая литература» > Тема «Любимая поэзия»

Любимая поэзия

Страницы: 1 2 3...65 66 67 68 69...245 246 247 🔍 поиск написать сообщение

автор

сообщение

гранд-мастер

5 мая 2007 г. 22:10

цитировать |

Продолжаем одну из самых популярных тем здесь (старая тема).

сообщение модератора
Внимание! Все стихотворения на политическую тематику (независимо от направленности) будут удаляться. За политикой — в ОИ

–––
И когда Александр увидел обширность своих владений, он заплакал, ибо не осталось земель, которые можно покорять..

магистр

23 февраля 2011 г. 00:44

цитировать | [ ]

Иван Жданов.

Ниша и столп.

Слепок стриженой липы обычной окажется нишей,
если только не входом туда, где простор каменеет,
или там погружается в гипс и становится тише
чей-то маленький быт и уже шевельнуться не смеет.
Словно с древа ходьбы обрывается лист онемевшей стопою,
словно липовый мед, испаряясь подвальной известкой,
застилает твой путь, громоздя миражи пред тобою,
выползает из стен и в толпе расставляет присоски.

Сколько душ соблазненных примерить пытается взглядом
эти нимбы святых и фуражек железные дуги,
чтобы только проверить, гордясь неприступным нарядом,
то ли это тавро, то ли кляп, то ли венчик заслуги.

Или чучело речи в развалинах телеканала,
или шкаф с барахлом, как симметрия с выбитым глазом,
или кафельный храм, или купол густого вокзала,
или масть, или честь, оснащенная противогазом.
Одноместный колпак, как гитарная радуга барда,
или колокол братства с надтреснутой нотой в рыданье,
ветровое стекло, осененное нимбом с кокардой
над стальными усами, проросшими всем в назиданье.

Не тайник, не тюрьма, не гнездо, не мешок, не могила -
это столб наизнанку, прожектор с обратным свеченьем,
западня слепоты, провиденья червячное рыло,
это — ниша твоя, горизонт в переулке осеннем.
Не капкан, не доспех и не просто скелет насекомый -
это больше в тебе, чем снаружи, и больше сегодня, чем было.
Ты стоишь на столбе, но не столпник, горящий в объеме,
ты открыт, но не виден, как будто тебя ослепило.

Так шагни в этот зев, затаивший последнее слово,
в этот ложный ответ на его же пустую загадку,
в этот лжелабиринт и подобие вечного крова,
в этот свет-пересмешник, сведенный к немому остатку.
И царь-колокол там не звонит, и царь-пушка, увы, не стреляет.
Медный всадник не страшен, и все потому, что пространство
канцелярски бесстрастно тебя под ответ подгоняет,
провоцируя зависть и гордый нарыв самозванства.

Ты способен извлечь доказательство права на дулю
самому бытию в виде царских родимых отметин,
словно ты — Себастьян, тот, что кожей выплевывал пули,
ты соправен природе и этим себе незаметен.
Самовластный, как рекс или Каин с клеймом абсолюта,
прирученный ловушкой, избравший содом тяготенья,
ты живешь как мертвец, потому что позволил кому-то
убивать без разбора все то, что претит прирученью.

Да, ты вышел нагим, но успел обрасти позолотой
ежедневной приязни, влюбленности в самоубийство.
Ты безумен, как тать, продырявивший бездну зевотой,
заполняемой наспех дурманящей страстью витийства.

И не думал о том тот, кто стену ломал на иконы,
что стена, как в размол, попадает в разменную кассу,
что ее позолотой окрасится век похоронный,
век, что пишет быльем по крови, как маляр по левкасу.

Этой падшей стеной ты накрыт, как мудрец шлемофоном,
где, как тысячи ниш, осыпаются камешки свода
и шуршат, и из них в тяготенье своем неуклонном
вызревает стена или только пустая порода.

Холм

Этот холм в степи, неумышленно голый, -
это узел пространства, узилище свету.
И тревожится сердце, и ритм тяжелый
так и сносит его. И ветра нету.
Черепа из полыни, как стон простора,
выгоняют тропу, оглушают прелью.
И тропа просевает щебень до сора
и становится пылью, влекомой целью.
И качается зной в монолитной дреме
самоцветами ада в зареве этом,
и чем выше тропа, тем пыль невесомей
и срывается в воздух гнилушным светом.
И тот же холм в степи, крутой и голый,
и та же тропа проступает в бурьяне
и, взбираясь по круче в тоске веселой,
растворяет щебень в сухом тумане.
Западает в песок и отвесной пылью
обрывается в воздух, такой же рваный,
монолитной трухой и зноем и гнилью -
только свет как будто другой и странный.
Или так показалось: ведь холм все тот же -
где им тут, в пустоте, разойтись обоим? -
И одна и та же — как кровь под кожей -
их руда топорщит своим жилобоем.
Уберу ли камень с холма, чтоб где-то
на другом холме опустело место,
или вырву цветок незрячего цвета,
словно чью-то ладонь отделяя от жеста,
или просто в песок поставлю ногу,
чтобы там, где камень исчез, забылся,
и пропал цветок, неугодный Богу,
отпечаток моей ступни проявился?
Но на склонах этих один заразный
выгорает песок в ослепшую груду.
Почему же свет осеняет разный
этот холм, помещенный нигде и всюду?
И ты видишь в себе, что здесь поминутно
совершается праздник и преступленье,
и на казнь волокут тропою распутной,
начинается подвиг, длится мученье.
Он стоит, лицо закрывая руками,
в одиночестве смертном, один, убогий,
окруженный иудами и врагами,
исступленной кровью горя в тревоге.
Или он — единственный здесь, и это
сознается им, несмотря на злобу,
несмотря на мертвую маску света,
заскорузлость воли, ума хворобу?
Это было бы жертвой: то и другое -
подвиг — если он здесь одинок и страшен,
или праздник — когда под его рукою
оживает единственность толп и пашен.
Эта жертва — и та и другая — в казни
обретает залог и долг продолженья.
Только свет надо всем излучается разный:
свет укора и праздничный свет искупленья.
Или чары потворства грозят любовью,
или молнии мечут бранные стяги,
или холм обряжают горючей кровью,
словно это письмо на обратной бумаге?
Ты, представший с лицом, закрытым руками,
опусти свои руки и дай очнуться
от твоей несвободы, вбитой веками!
Горек хлеб твой, и жертвы нельзя коснуться.

–––
Каждый день в своей точёной ванне умирает раненый Марат.
С каждым днём верней и постоянней Жанны Д Арк поднятый к небу взгляд.

миротворец

23 февраля 2011 г. 01:30

цитировать | [ ]

                   А. Рэмбо
                             Моя богема

                   Засунув кулаки в дырявые карманы,
                   Под небом брел я вдаль, был, Муза, твой вассал.
                   Какие — о-ля-ля! — в мечтах я рисовал
                   Великолепные любовные романы!

                   В своих единственных, разодранных штанах
                   Я брел, в пути срывая рифмы и мечтая.
                   К Большой Медведице моя корчма пустая
                   Прижалась. Шорох звезд я слышал в небесах.

                   В траву усевшись у обочины дорожной,
                   Сентябрьским вечером, ронявшим осторожно
                   Мне на лицо росу, я плел из рифм венки.

                   И окруженный фантастичными тенями,
                   На обуви моей, израненной камнями,
                   Как струны лиры, я натягивал шнурки.

–––
Снорк усиленно соображал, дороже или дешевле стала тетрадь после того, как он исписал её...

магистр

25 февраля 2011 г. 22:22

цитировать | [ ]

Иван Жданов. Ревность.

Вдоль коридора, цепляя со стен рукавами
известь сухую невзрачного, блеклого цвета,
шел снегопад — или шел разговор между нами?
Было ли это зимой? И когда? Вообще-то
это неважно, а был разговор в коридоре,
то есть в пространстве, где в сторону шаг невозможен,
там, где находишь себя невпопад, априори
в чем-то виновным, и ты от всего отгорожен.
Не было снега, но там, за обрывками спора,
видится кровь на снегу, а не просто идея -
словно вот так, незадолго, в конце коридора,
были зарезаны детки безумной Медеей.
Нет, коридор ни при чем, это только расплата -
вот ведь в часах от часов уже что-то двойное
есть — и, помимо привычных услуг циферблата,
то, что присуще любому предмету: стальное
или песочное их существо табуретки
недолговечней, а время зубов не съедает.
Но остается еще от незанятой клетки
где-то в груди недобор, и тебя не хватает.
Так что понятна минутная слабость на деле
время унять, задержать и тем самым присвоить
и подменить провиденье собой, и у цели
самой пустячной магнит приручить. Оттого ведь
след опрометчиво может предшествовать шагу
и одержимостью поедом съесть без остатка,
напоминая того беспринципного скрягу,
властью которого нас поднимает над пяткой.
Знал я тогда мужика одного. Между нами,
он-то умел уж присвоить: за собственной тенью
он погружался в себя — и деревья корнями
всеми тянулись к нему, вопреки тяготенью,
и самолеты скользили с путей, и составы,
не упираясь, как будто они одурели,
с рельс, что твои мотыльки на огонь величавый,
не разбирая дороги, как в бездну летели.
Был ли он хром искони, или только обутым
в ту хромоту, но хромал-то он все же изрядно.
Если он чем овладеть не умел почему-то,
мог, как ботинок, стоптать по привычке парадной.
Исподволь он, вытесняя себя, постепенно
мог оказаться привычным твоим отраженьем.
Не оттого ли во власти его неизменно
Фауст присутствует лучшим ее украшеньем?
Что ему морок устроить, предстать коридором,
чревовещательной щелью, подставленной ловко,
стать очевидным, опутать тебя договором,
словно стоустой, услужливой татуировкой?
И заплести что угодно в метельном бутоне,
где лепестки, как стоп-кадры, уставшие длиться,
страстью утопий вмерзают в недвижность погони
за уходящим и тем, что не в силах случиться.
Был бы он чертом каким или чем-то понятным,
вроде простого числителя в дроби житейской,
чтобы узнали его по пробелам и пятнам
и подвели под колпак наподобие фески.
В том-то и дело, что он зауряден по сути,
равен отсутствию воли, вменяющей силу,
только беды-то, что в каждой прошедшей минуте
он бы хотел обнаружить намек на могилу.
Ревность — его бытие и попытка реванша
или ущербности голод, терзающий люто,
или тоска по тому, что растаяло раньше,
чем завершиться смогло полнотой абсолюта.
Вот где сомнительна жизнь, да и он оставляет
только лишь право служить для нее очертаньем:
светит ли свет не во тьме, или так не бывает,
или присутствует всюду свидетелем тайным?
Застит ли жизнь, затмевает ли чем-то другую
жизнь, или только во всем уступает, владея,
или вершит драгоценность утраты и злую
шутку внушает, как нож прибедненной Медее?
Если у дерева тень зацветет, то засохнет
дерево тут же, а тень уподобится язве,
почву бесплодьем отравит и даже не охнет -
сделает смерть откровенной убийцей. И разве
это не миф, загоняющий в страх мифотворца,
разве не чистой идеи прокрустово ложе,
разве не греза в уме пресловутого горца
время отмерить на всех и отдать подороже?
Чтобы такой правоте, надмевающей право
жизни дышать незаметно, а значит, свободно,
стать неизбежно бессрочной, как судная слава,
надо всего лишь казаться простой и удобной.
Есть возведение быта до страсти искомой,
неразличение страха и праведной боли,
недоумение платы, которой знакома
более тайная связь с равновесием доли.
Что справедливость как цель, если цель неотступна,
но не настолько, чтоб выжить в ответном страданье,
чтобы исполниться местью и стать целокупной
мукой в сквозной слепоте и повытчиком дани?
Но расплетается узел в груди, как Великий
шелковый путь, и ведет от порога к порогу,
к точке, где сходится в слове ответном безликий
шум запустенья и траты, неслышимый Богу.
И разгорится подсолнух на дерновой крыше,
и затвердеет гранит под пятой Святогора -
будет порукой рука, вознесенная выше,
выше самой высоты и предельней простора.

миротворец

1 марта 2011 г. 16:11

цитировать | [ ]

Марио де Са-Карнейро

Алкоголь

Виденья гильотин и пыточных щипцов,
Снаряды, крепости – печальной вереницей,
Истерзанный закат, болезненно пунцов,
Над головой кружит огромной хищной птицей.

И крылья света бьют, я глохну от ударов,
А запахи кричат, кричат во мне цвета:
То вихрь из лезвий, резь в глазах и краснота,
Кровавый морок чувств от режущих кошмаров.

Я – часть сияния, я пойман белизной,
И светом я дышу, откуда он? Бог весть…
Хочу единства с ним, но исчезаю весь.
Похоже на свисток призывный в мир иной.

Колеблется вокруг, чтоб накипью осесть,
И поиски себя, я вижу, бесполезны.
Диск золотой в мозгу, он, в самом деле, есть?
Закрыв глаза, страшусь — неведомого, бездны.

Какому колдовству себя отдал во власть?
Весь Ад в моей груди — отравленная пика.
Но образы плывут в раскинутую снасть,
Но гениальна боль, разверзшаяся дико..

Не опиум, о нет, унёс меня в огне,
Мой алкоголь сильней, пронзительней и злее:
Он замещает кровь и к сердцу льнёт, алея,
Мощь утра так грозна, что сумерки во мне.

(перевод — И.Фещенко-Скворцовой)

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

магистр

2 марта 2011 г. 22:33

цитировать | [ ]

Стихи Ханы Сенеш.

Шаг, два, три шага… восемь — в длину
И два в ширину. Таковы границы.
На волоске моя жизнь повисает и длится —
День, два, три… ну, неделя… Быть может
Месяц июль меня здесь застанет.
Небытие — у виска. Пустота подступает.
23 мне исполнилось бы в июле.
В дерзких играх брала я отвагой, бывало.
Кубик нечётом выпал. И я проиграла.
______________________________________________________ ________________

Благословенна спичка, которая сгорела
и зажгла пламя,
Благословенно пламя, горевшее
в глубине сердец.
Благословенны сердца, знающие, как
достойно остановиться.
Благословенна спичка, которая сгорела
и зажгла пламя.

–––
В мире нет ничего совершенного. Особенно это касается людей. (с)

философ

3 марта 2011 г. 00:32

цитировать | [ ]

Николай Гумилев

ТУРКЕСТАНСКИЕ ГЕНЕРАЛЫ

Под смутный говор, стройный гам,
Сквозь мерное сверканье балов,
Так странно видеть по стенам
Высоких старых генералов.

Приветный голос, ясный взгляд,
Бровей седеющих изгибы
Нам ничего не говорят
О том, о чём сказать могли бы.

И кажется, что в вихре дней,
Среди сановников и денди,
Они забыли о своей
Благоухающей легенде.

Они забыли дни тоски,
Ночные возгласы: «к оружью»,
Унылые солончаки
И поступь мерную верблюжью;

Поля неведомой земли,
И гибель роты несчастливой,
И Уч-Кудук, и Киндерли,
И русский флаг над белой Хивой.

Забыли? — Нет! Ведь каждый час
Каким-то случаем прилежным
Туманит блеск спокойных глаз,
Напоминает им о прежнем.

— «Что с вами?» — «Так, нога болит».
— «Подагра?» — «Нет, сквозная рана». —
И сразу сердце защемит
Тоска по солнцу Туркестана.

И мне сказали, что никто
Из этих старых ветеранов,
Средь копий Греза и Ватто,
Средь мягких кресел и диванов,

Не скроет ветхую кровать,
Ему служившую в походах,
Чтоб вечно сердце волновать
Воспоминаньем о невзгодах.

миротворец

3 марта 2011 г. 18:20

цитировать | [ ]

Л. Корнилов

***
Враг поселится в наших домах,
Наших жён примеряя и латы.
Наши книги сожгут на кострах.
И за это не будет расплаты.

Странно мне, что крылатый полёт
Обрывается пулей бескрылой.
Неужели «великий народ» –
Только надпись над братской могилой?

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

миротворец

4 марта 2011 г. 12:46

цитировать | [ ]

С. Шоргин

        ПРЕДВЕСЕННЕЕ

                                        Снеговика и след уже простыл...
                                                                      (О.Горшков)

Подтаявший двор — островки незатопленной суши,
И всяческий мусор на влажной земле островков...
Валяются здесь под ногами забытые души
Загубленных суетным временем снеговиков.

Грядущей весны подступившие к горлу приметы,
Бродячая щепка в потоке — как новый ковчег...
Остались от снежных людей угольки и монеты -
Их скромные души, что были закатаны в снег.

Забытые души... клочки отслужившей шагрени...
Но, может быть, дети упрячут их в ящик стола;
У душ остаётся надежда на переселенье,
На то, что зимою к ним снова вернутся тела.

А скоро коты распоются, от марта шалея,
Торговцы цветами готовы считать барыши...
Но надобно знать: не уходит зима без трофея,
И больше к тебе не вернётся частица души.

Она растворилась подобно сошедшему снегу -
Утрачено то, что дано тебе было взаймы...
И ты осторожно идёшь по летейскому брегу
И смотришь на талую воду минувшей зимы.

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

миротворец

5 марта 2011 г. 12:19

цитировать | [ ]

Л. Корнилов

***

Ещё ручьи молчат в оврагах,
Ещё сугробы видят сны.
Но в неизменно чёрных фраках
Спешат грачи на бал весны.

Ещё восход – замёрзшей клюквой.
И снегодуй срывает злость.
Но графы носят в белых клювах
Сухие веточки, как трость.

Ещё торчат сосулек гвозди,
Как будто март к зиме прибит.
Но в окружённых стужей гнёздах
На яйцах оттепель сидит.

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

гранд-мастер

5 марта 2011 г. 12:31

цитировать | [ ]

Андрей Дементьев

Никогда не жалейте

Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить.

Никогда не жалейте о том, что случилось.
Иль о том, что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось
Да надежды, как птицы, парили в душе.

Не жалейте своей доброты и участья.
Если даже за все вам — усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство...
Не жалейте, что вам не досталось их бед.

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально играет на флейте.
Но ведь песни берет он из вашей души.

Никогда, никогда ни о чем не жалейте —
Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но еще гениальнее слушали вы.

–––
Всегда найдется кто-то, кому не нравится то, что ты делаешь. Это нормально. Всем подряд нравятся только котята.

миротворец

9 марта 2011 г. 14:24

цитировать | [ ]

–––
…fresh poison each week

миротворец

10 марта 2011 г. 13:00

цитировать | [ ]

Леопольд Стафф

Сочельник в лесу

И у деревьев свой Сочельник.
В день, прочих Божьих дней короче,
Когда снега синеют к ночи,
Там, где стоят сосняк и ельник -

Букеты исполинских лилий,
Вздох затаив, в тиши повисли,
Монашеские вьются мысли -
Слова молитвы разбудили.

Лес – словно тайна, безъязыкий,
Безмолвный, словно ожиданье -
Что есть, где с будущим свиданье,
И чьи во сне приснятся лики.

Лес елочки приносит в хаты –
Но кто ему дары приносит?
Снег белизну деревьям бросит -
Ладоням веток дар богатый

В надежде замер лес молчащий,
Лишь снег взметнулся серебристый,
Как сновидений дух искристый.
И вдруг застыло сердце чащи -

Звезда явилась в тучах тесных.
Из зарослей неторопливо
Олень выходит горделивый,
И свечи на рогах чудесных.

(перевод — И. Полякова)

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

миротворец

16 марта 2011 г. 12:25

цитировать | [ ]

Э. Г. Мартинес

***
Сумей пройти над жизнью всех явлений
неспешно, отрешенно; и ясна
тебе предстанет снега белизна,
вен синева и роз огонь весенний.

Пусть все в твоей душе оставит след
и глубоко, и верно, и чеканно:
проникновенный монолог фонтана
и горестной звезды дрожащий свет.

Пусть арфою Эола над вершиной
ты, отданный ветрам на произвол,
струной бы чуткою воспроизвел
молитвенный напев и рык звериный.

Пусть будет чуждо сердцу твоему
все, что волнует человечье стадо;
возделав душу, обретешь награду:
услышишь тишину, прозришь сквозь тьму.

Пусть ты себя возлюбишь в сердце строгом,
в нем заключив весь ад, все небеса,
и в сердце пусть глядят твои глаза,
чтоб необъятный мир постичь в немногом.

И пусть, оковы жизни разреша,
с собою взяв весь мир, тобой творимый,
услышишь ты свой стих неповторимый,
где бьется жизни легкая душа.

( Перевод — М. Квятковской )

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

философ

16 марта 2011 г. 12:47

цитировать | [ ]

цитата Э. Г. Мартинес
Пусть ты себя возлюбишь в сердце строгом,
в нем заключив весь ад, все небеса,
и в сердце пусть глядят твои глаза,
чтоб необъятный мир постичь в немногом.

Настоящее творчество тождественно сотворению себя, и Мартинесу это удалось!

–––
Чудеса не противоречат законам Природы, они противоречат нашим представлениям о законах Природы. (с) Блаженный Августин

миротворец

17 марта 2011 г. 15:10

цитировать | [ ]

Полковник , Мартинес вообще великолепен.

Вот ещё из него:

Дом при дороге

Дом при дороге — он во мне самом,
в открытом настежь сердце, — грустно в нем.
За эти годы в нем перебывало
необычайных странников немало,
но чаще пустовал он день за днем.

И видел он
в улыбках жизни и в ее блужданьях
один и тот же бесконечный сон -
о легких встречах, скорых расставаньях.

И редко, редко путник уходящий
для гостя нового оставит огонек,
в ночи горящий,
и, покидая дружеский порог,
напишет несколько приветных строк.

Нет — большинство гостей уходит в нетерпенье,
едва спугнет их преждевременный закат,
и в доме остаются хлам и чад,
умерших песен неприкаянные тени
и стертый след на каменной ступени.

И потому, когда в ночи глубокой
неведомый мне путник одинокий
затеплит огонек, тогда:
- Кто там теперь? — гадаю я в тревоге. -
То запоздалая любовь зашла с дороги
иль загостилась старая беда?

( Перевод — М. Квятковской )

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

миротворец

18 марта 2011 г. 14:52

цитировать | [ ]

М. Жуков

Баллада

Когда с откляченной губой, черней, чем уголь и сурьма,
С москвичкой стройной, молодой заходит негр в синема,
И покупает ей попкорн, и нежно за руку берёт,
Я, как сторонник строгих норм, не одобряю… это вот.

И грусть, похожая на боль, моих касается основ,
И словно паспортный контроль (обогащающий ментов) —
Меня, МЕНЯ!!! В моем дому – тоска берёт за удила,
Чтоб я в дверях спросил жену: “Ты паспорт, милая, взяла?”

Да, русский корень наш ослаб; когда по улицам брожу,
Я вижу тут и там – хиджаб, лет через десять паранджу
На фоне древнего Кремля, у дорогих великих стен,
Скорей всего, увижу я. И разрыдаюсь… как нацмен.

Нас были тьмы. Осталась – тьма. В которой мы – уже не мы…
Мне хочется сойти с ума, когда домой из синемы
Шагает чёрный силуэт, москвичку под руку ведя;
Как говорил один поэт: “Такая вышла з а п и н д я,
что запятой не заменить!” И сокращая текст на треть:
……………………………………………………………
Москвичку хочется убить! А негра взять да пожалеть.

Как он намучается с ней; какого лиха хватит и
В горниле расовых страстей, бесплодных споров посреди,
Среди скинхедов и опричь; средь понуканий бесперечь;
Он будет жить, как чеёный сыч, и слушать нашу злую речь.

К чему? Зачем? Какой ценой – преодолённого дерьма?
Мой негр с беременной женой, белей, чем русская зима,
Поставив накануне штамп в цветастом паспорте своём,
Поймёт, что значит слово “вамп”, но будет поздно, и потом,

Дожив до старческих седин, осилив тысячи проблем,
Не осознав первопричин, он ласты склеит, прежде чем —
Не фунт изюму в нифелях, – как на духу, как по канве,
Напишет правнук на полях: “Я помню чудное мгнове…”

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

миротворец

21 марта 2011 г. 15:30

цитировать | [ ]

С. Шоргин

ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ПТИЦЕЛОВА И КРЫСОЛОВА

Расшумелась старая сосна.
Под дождём рябило озерко.
Марта в доме плакала одна:
"Дидель, где ты?.."
Дидель — далеко.

Дидель шёл, не ведая границ,
По холмам и долам, вверх и вниз,
И ловил он разноцветных птиц,
А его приятель — серых крыс.

Труд вершили свой без суетни;
Небольшой, но всё-таки доход...
И в лесах Саксонии они
На холме встречались каждый год.

Закипал походный котелок,
Тишина, уют у костерка...
Дидель доставал тогда манок,
Дудку брал приятель из мешка,

Чтоб дать начало кутерьме
И изгнать из леса тишь и сон:
Птицы собирались на холме,
Крысы шли туда со всех сторон.

Звон синиц и пение щеглов,
Пыл крысиных плясок у огня ...
Но сказал однажды крысолов:
"Обманули в Гамельне меня:

В жизни случай, кажется, второй;
Ну, саксонцы — прямо шулера...
Вон он, город, видишь — под горой?
Там не заплатили мне вчера".

Дидель молвил:
"С этими людьми
Надо разбираться без затей.
Мой манок ореховый возьми -
Тот, что кличет уток и детей.

Гамельнским обманщикам дано
Будет завтра встретиться с судьбой.
Уток нету в Везере давно,
Но детей — ты уведёшь с собой".

Крысолов ответил:
"Ну и жуть...
Что, скажи, с детьми мне делать, брат?"
"Ничего. Подержим здесь чуть-чуть,
И — заплатит вскоре магистрат.

Богачи заплатят, беднота,
Мать любая — если это мать...
А найдётся мальчик-сирота
И захочет птицеловом стать -

Я к себе возьму его, ей-ей, -
Сыном станет и учеником,
Да и Марте будет веселей
В доме над холодным озерком".

* * *

По завету пращуров или предтеч -
Не сочтёшь уже, сколько лет -
Люди любят друг друга вешать и жечь
За Того, Которого Нет,

И при том — рассуждать о Добре и Зле,
Истолковывать письмена,
И подсчитывать ангелов на игле,
И давать чертям имена,

Громоздить гималаи гремящих словес,
За которыми пустота,
И смердящие мощи мерить на вес,
И мешками — гвозди с креста...

И сияют одежды в блажной белизне,
И пылают глаза святош
В неизбывной надежде увидеть в огне
Тех, кто верит в чужую ложь.

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

активист

22 марта 2011 г. 16:17

цитировать | [ ]

Красивые стихи о любви
Марина Цветаева
Кроме любви

Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
Было все в нашем сне на любовь не похоже:
Ни причин, ни улик.

Только нам этот образ кивнул из вечернего зала,
Только мы — ты и я — принесли ему жалобный стих.
Обожания нить нас сильнее связала,
Чем влюбленность — других.

Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то,
Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши!
Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
В пробужденьи души.

В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме.
(В нашем доме, весною...) Забывшей меня не зови!
Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
Самой грустной — любви.

Кошки

Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла — их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!

Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли.
В кошачьем сердце рабства нет!

Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг — они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!

миротворец

22 марта 2011 г. 16:25

цитировать | [ ]

Л. Корнилов

Бродячий пёс

Бродячий пёс по жизни бродит.
А то, что ищет, не находит.
А жизнь собачья коротка,
Чуть-чуть длиннее поводка.

Бродячий пёс и сам не знает,
Как он мучительно страдает.
Он просто нюхает следы,
Следы холодные, как льды.

Приснилось как-то раз бедняге
Про кости на пиратском флаге.
И он во сне бежать был рад
На кличку славную Пират.

А все собаки любят кости.
И за костями ходят в гости.
А я люблю таких гостей
И мне не жаль для них костей.

Все реже пёс в гостях бывает.
На все четыре он хромает.
Ведь жизнь собачья коротка,
Особенно, без поводка.

Бродячий пёс уже не лает,
На все четыре не хромает.
Он навсегда ушел в следы –
Следы холодные, как льды.

–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"

активист

22 марта 2011 г. 16:27

цитировать | [ ]

Обри Бердслей

Три музыканта

Тропинкой узкой вдоль леска
Три музыканта еле-еле
Плетутся, радуясь слегка
Последней Химмеля ронделе,
Работе, теме, зною дня, тому,
    Что закусить успели.

Одна – сопрано; локоток
Чуть розовеет из муслина;
Мелькнут коричневый чулок,
Подвязка (милая картина!),
Чуть пробежавший ветерок –
    Виденью резкая причина.

За нею мальчик вслед; он рад
поправить локон, что на воле,
И умереть готов стократ,
Чтоб ей понравиться, и боле:
Мечтает славу он стяжать в Париже,
    Вене, Сен-Джэмс-Холле.

Последний – польский был пьянист,
Имел повсюду приглашенье,
Рукою крепок, сердцем чист,
Волос густое украшенье
Носил, а в секстах перелив
    Мог новичка привесть в смущенье.

Идут все дальше вдоль дорог,
Срывают зерна по посевам,
То дразнит лес Зигфридов рог,
То легким преданы напевам,
И воздух Глюком напоен,
    Туриста ж сердце полно гневом.

Вот польский гений отстает,
Смотря на сорванные маки;
Волтору, скрипку и фагот
Ему изображают злаки,
И он доволен, что оркестр его
    Так понимает знаки.

Певица села отдохнуть,
Сидит, от жара сладко млеет,
Сквозь мутную деревьев муть
Ей крыша замка ярко рдеет,
Оправив юбку, чуть глядит
    И веером тихонько веет.

А милый мальчик уж у ног,
Не знает, нужно ли быть... смелым.
О Франции молить лишь мог
Турист в уме окаменелом –
И гида красный переплет
    В сравненье с ним казался белым.

(перевод М. Кузьмина)