Тема «Любимая поэзия»

Вы здесь: Форумы fantlab.ru > Форум «Другая литература» > Тема «Любимая поэзия»

Любимая поэзия

Страницы: 1 2 3...186 187 188 189 190...245 246 247 🔍 поиск написать сообщение

автор

сообщение

гранд-мастер

5 мая 2007 г. 22:10

цитировать |

Продолжаем одну из самых популярных тем здесь (старая тема).

сообщение модератора
Внимание! Все стихотворения на политическую тематику (независимо от направленности) будут удаляться. За политикой — в ОИ

–––
И когда Александр увидел обширность своих владений, он заплакал, ибо не осталось земель, которые можно покорять..

авторитет

25 декабря 2021 г. 01:20

цитировать | [ ]

Аркадий Кутилов

Меня убили. Мозг втоптали в грязь.
И вот я стал обыкновенный «жмурик».
Моя душа, паскудно матерясь,
Сидит на мне. Сидит и, падла, курит.

########################

Петух красиво лёг на плаху,
допев свое «кукареку»,
и каплю крови на рубаху
брезгливо бросил мужику!

магистр

25 декабря 2021 г. 12:55

цитировать | [ ]

Любимый с детства отрывок:

Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,
Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —
Свечку ты должен поставить уроду, который так кстати
Криком своим тебя испугал; ведь это наш добрый
Сторож петух; он горлан и с своими большой забияка;
Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,
Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,
Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,
Был не иной кто, как наш злодей записной, объедало
Кот Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством
К этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладил
Бархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».
Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;
Каждый день от него у нас недочет. Расскажу я
Только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье
Слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами
Видели это глазами своими. Вскружилось подполье;
Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска, —
Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый
С радости так напился, что подрался с царицей и в драке
Хвост у нее откусил, за что был и высечен больно.
Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,
Вздумали мы кота погребать, и надгробное слово
Тотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольный
Клим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозванье
Дали ему за то, что, стихи читая, всегда он
В меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал.
Все изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;
Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду
Кот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешен
За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,
Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы
Словно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.
Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен
Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляем
Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися
Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапы
Сами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревки
Не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись
Наши ребята, как вдруг распустилися когти, и на пол
Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались
В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит.
Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.
Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногу
Начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу
Даст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнит
Сзади его языком; а кто еще посмелее,
Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.
Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказала
Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти
Были знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилу
Как-то она от него уплела), — берегитесь: Мурлыка
Старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это
Знак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,
Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать,—
Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ
Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралася
С ними в подполье она. А мы принялись, как шальные
Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец поуставши,
Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт наш
Клим, по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,
Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:
«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,
Рост богатырский, сизая шкурка, усы, как у турка;
Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,
Радуйся наше подполье!..» Но только успел проповедник
Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.
Мы бежать… Куда ты! пошла ужасная травля.
Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втрое
Более было. Тот воротился с ободранным пузом,
Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному
Хвост был оторван; у многих так страшно искусаны были
Спины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу Прасковью
Чуть успели в нору уволочь за задние лапки;
Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый
Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке
Прежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».

В. А. Жуковский

–––
Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным?

гранд-мастер

25 декабря 2021 г. 18:58

цитировать | [ ]

Дмитрий Мельников

Квинтилий, бесполезно говорить,
ну да, телеги мы поставим кругом,
но здесь, в ущелье нам не победить,
нас заперли, и дождь врагам на руку,
и тетивы размокли, и в грязи,
бросаясь в бой, скользят легионеры,
и непонятно мне, в какой связи
вот с этим всем вопросы нашей веры
в империю, ее благую цель,
строительство дорог и укреплений,
топор германца проникает в щель
меж шлемом и нагрудником, и в пене
кровавой задыхаются бойцы,
предатели уводят под уздцы
коней и так сдаются в плен германцам,
и нам не будет помощи от Марса,
и взвесит наши головы в мешке
Арминий в своей варварской руке,
и их найдет пустыми, и толпа
ответит громким смехом, и трава
забвения над нашими костями
взойдет в ущелье диком и пустом.
Империя была всего лишь сном,
а мы — лишь сна волшебного рабами,
я знаю, бесполезно говорить,
что завтра всё закончится, Квинтилий,
и что с того, что мы хотели жить,
и что с того, что мы зачем-то жили,
штандарт с быком на алом, меч в руке,
Октавиан, Гамала, на песке
следы от ног любимой, и волна
смывает их, как наши имена.

21 дек 2018 года

Полина Орынянская

Айболит
Он был алкаш. Из добрых алкашей.
Его никто не прогонял взашей.
Он разводил скалярию и гуппи.

Он получил кликуху Айболит:
всё мучился – а что у рыб болит?
И горевал о каждом рыбьем трупе.

Он заполночь звонил уже бухой
и приходил с какой-то чепухой
на закусь и с поллитрой неизменной.

И в вашем захолустном городке
она светилась, как фонарь в руке
больного на кукушку Диогена.

Но кто мудрее был – ещё вопрос.
На Троицу добил его цирроз,
а человека всё-таки нашёл он, –

ведь ты молчишь который день подряд
и смотришь, как с востока на закат,
чудно и глупо, брюхом в облака,
плывёт, плывёт по небу рыба-клоун...

–––
Любовь никогда не перестает... ап. Павел
Не указывайте дорогу Любви. отец Олег

магистр

26 декабря 2021 г. 09:52

цитировать | [ ]

Александр Пушкин

Перед гробницею святой
Стою с поникшею главой…
Всё спит кругом; одни лампады
Во мраке храма золотят
Столпов гранитные громады
И их знамён нависший ряд.

Под ними спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех её врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов.

В твоём гробу восторг живёт!
Он русский глас нам издаёт;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал — и спас…

Внемли ж и днесь наш верный глас,
Встань и спасай царя и нас,
О старец грозный! На мгновенье
Явись у двери гробовой,
Явись, вдохни восторг и рвенье
Полкам, оставленным тобой!

Явись и дланию своей
Нам укажи в толпе вождей,
Кто твой наследник, твой избранный!
Но храм — в молчанье погружён,
И тих твоей могилы бранной
Невозмутимый, вечный сон…

1831 г.

магистр

31 декабря 2021 г. 18:03

цитировать | [ ]

Саша Черный

Родился карлик Новый Год,
Горбатый, сморщенный урод,
Тоскливый шут и скептик,
Мудрец и эпилептик.

«Так вот он – милый Божий свет?
А где же солнце? Солнца нет!
А впрочем, я не первый,
Не стоит портить нервы».

И люди людям в этот час
Бросали: «С Новым Годом вас!»
Кто честно заикаясь,
Кто кисло ухмыляясь…

Ну как же тут не поздравлять?
Двенадцать месяцев опять
Мы будем спать и хныкать
И пальцем в небо тыкать.

От мудрых, средних и ослов
Родятся реки старых слов,
Но кто еще, как прежде,
Пойдет кутить к надежде?

Ах, милый, хилый Новый Год,
Горбатый, сморщенный урод!
Зажги среди тумана
Цветной фонарь обмана.

Зажги! Мы ждали много лет —
Быть может, солнца вовсе нет?
Дай чуда! Ведь бывало
Чудес в веках немало…

Какой ты старый, Новый Год!
Ведь мы равно наоборот
Считать могли бы годы,
Не исказив природы.

Да… Много мудрого у нас…
А впрочем, с Новым Годом вас!
Давайте спать и хныкать
И пальцем в небо тыкать.

1908

–––
Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным?

гранд-мастер

6 января 2022 г. 21:25

цитировать | [ ]

Анна Долгарева

На праздники — пустующий роддом,
охранник кашляет вчерашним перегаром
Идут волхвы, Азиз и Наримон -
уборщик с санитаром,

к девчонке, у которой только сын,
она одна, и он совсем один,
и больше никого. Азиз смеется:
«Нэ плач. Бери тихонько мандарин».
И он как солнце.

Господь рождается, и славимо Его,
не будет смерти ныне.
и в каждом проявленье — Рождество,
да вот хоть в мандарине.

–––
Любовь никогда не перестает... ап. Павел
Не указывайте дорогу Любви. отец Олег

авторитет

8 января 2022 г. 00:49

цитировать | [ ]

Ася Кудряшева
МАМА НА ДАЧЕ

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
Cолнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз — вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс — то есть почти что старый.
Шорты с футболкой — простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара — листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька — он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче — ни то, ни это.
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
Только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
Мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
Каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата,
Горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона,
Все друг при друге — и все одни, живы и непокорны.
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
Я начинаю считать со ста, жизнь моя — с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
"Двадцать один", — бормочу сквозь сон. "Сорок", — смеется время.
Сорок — и первая седина, сорок один — в больницу.
Двадцать один — я живу одна, двадцать: глаза-бойницы,
Ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку,
Кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь — на десятом.
Десять — кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь — на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

–––
"Читатель проживает тысячу жизней до того, как умрёт. Тот, кто никогда не читает, - только одну". Джордж Мартин.

авторитет

8 января 2022 г. 01:27

цитировать | [ ]

Мальвина Матрасова
* * *
Девочке три, она едет у папы на шее.
Сверху всё видно совсем по-другому, чем снизу.
Папа не верит, что скоро она повзрослеет.
Папа готов воплощать в жизнь любые капризы.

Девочке шесть, на коленках у папы удобно.
Он подарил ей щенка и большую конфету.
Папа колючий, как ёж, и как мишка огромный.
Папа умеет и знает вообще всё на свете.

Девочке десять, и ей захотелось помаду.
Сперла у мамы, накрасила розовым губы.
Папа ругался, кричал, что так делать не надо.
Папа умеет бывать и сердитым, и грубым.

Девочке скоро пятнадцать, она повзрослела.
В сумочке пачка "эссе" в потаённом кармане.
Папа вчера предложил покататься на шее.
Девочка фыркнула: ты же не выдержишь, старый.

Девочка курит в окно и отрезала чёлку.
Девочка хочет тату и в Египет с подружкой.
Папа зачем-то достал новогоднюю ёлку.
Девочке это давно совершенно не нужно.

Девочке двадцать, она ночевала не дома.
Папа звонил раз пятьсот, или может быть больше.
Девочка не подходила всю ночь к телефону.
Папа не спал ни минуты сегодняшней ночью.
Утром приехала, папа кричал и ругался.
Девочка злилась в ответ и кидалась вещами.
Девочка взрослая, так говорит ее паспорт.
Девочка может бывать, где захочет, ночами.

Девочка замужем, видится с папой нечасто.
Папа седой, подарил ей большую конфету.
Папа сегодня немножечко плакал от счастья:
дочка сказала, что он превращается в деда.

Девочке тридцать, ей хочется к папе на шею.
Хочется ёлку, конфету и розовый бантик.
Девочка видит, как мама и папа стареют.
В книжке хранит от конфеты разглаженный фантик.
Девочка очень устала и плачет ночами.
Папа звонит каждый день, беспокоясь о внучке.
Девочка хочет хоть на день вернуться в начало,
девочка хочет домой, хочет к папе на ручки.

Девочка женщина с красной помадой и лаком.
Девочка любит коньяк и смотреть мелодрамы.
Папа звонил, и по-старчески жалобно плакал.
В ночь увезли на карете в больницу их маму.

Мама поправилась, девочка ходит по кухне.
Пахнет лекарствами и чем-то приторно сладким.
Девочка знает, что всё обязательно рухнет.
Девочке хочется взять, и сбежать без оглядки
в мир, где умеют назад поворачивать время.
Где исполняются влёт все мечты и капризы.

Где она едет, как в детстве, у папы на шее,
и ей всё видно совсем по-другому, чем снизу.

Девочке тридцать один.
Представлялось иначе.
Снизу подвал, в нём по пятницам бальные танцы.
Мама у нас. Постоянно безудержно плачет.
Ты бы ещё хоть на пару куплетов остался.

Знаешь, я буду писать тебе каждую осень.
Я почему-то считаю, ты точно услышишь.
Тут холодает, сегодня всего лишь плюс восемь.
Листья опали, и чёрными сделались крыши.

Тут холодает. И это я не о погоде.
Корочкой льда покрываются свежие раны.
Мне говорят, эта боль никогда не проходит.
Я утешаюсь, что просто пока ещё рано.

Я утешаюсь. Я знаю, что необходимо.
Это — взросления самая страшная веха.
Девочкин папа всегда будет самым любимым.
Даже глядящий на девочку с самого верха.

Пап, я люблю тебя.

Год прошёл.

Девочке три и зачем-то ещё двадцать девять.
Странные стрижка и цвет заменили ей косы.
Я успеваю чуть меньше, чем надо бы делать,
но обещала писать тебе каждую осень.

Как я скучаю — не буду и пробовать в буквах.
Знаю, что выйдет не то. Это невыразимо.
Ты там заботься о нас, и отдельно — о внуках.
Знаю, ты можешь. Ведь ты был всегда самый сильный.

Осень опять получается чёрте какая.
Но я стараюсь. Тем более я обещала.
Тут остаётся сквозь зиму добраться до мая,
греясь носками, ликёрами, грелкой и чаем.
Тут остаётся почти то же самое,
только ёкнет порой, так, что даже дышать невозможно.

Знаешь, мы даже смогли новогоднюю ёлку.
Скоро и в этом году постараемся тоже.

Скоро зима, и полосени мы отмотали.
Ты пропустил, получается, целую осень.
Есть ли ответы? Да новые, вроде, едва ли.
Только всё больше убийственно мелких вопросов,
некогда всё, иногда даже остановиться.

Кстати, сегодня я делаю именно это.

Память похожа на фото.

Размытые лица,
то ли в четверг, то ли вовсе в двухтысячном где-то,
помнится что-то дурацкое и небольшое:
свитер, шашлык, саундтрек из пищащей колонки.
Велосипед, Новый год, кукла барби и школа.
Свадебный торт и для третьего внука пелёнки.

Помнится всё, но весьма избирательна память.
Так намонтирует, хоть подавайся на оскар.
Девочке три, и она только учится падать.
И двадцать девять, поэтому падать ей просто.

Девочка, как обещала, сумеет подняться.
Сколько придётся. Падения ей не помеха.
А высоты очень глупо, выходит, бояться.
Снизу бывает гораздо страшнее, чем сверху.

магистр

8 января 2022 г. 19:30

цитировать | [ ]

Под Новый Год я выбрал дом,
Чтоб умереть без слёз.
И дверь, окованную льдом,
Приотворил мороз.

И в дом ворвался белый пар,
И пробежал к стене,
Улегся тихо возле нар
И лижет ноги мне.

Косматый пудель, адский дух,
Его коварен цвет,
Он бел, как лебединый пух,
Как новогодний дед.

В подсвечнике из кирпича,
У ночи на краю,
В углу оплывшая свеча
Качала тень мою.

И всем казалось — я живой,
Я буду есть и пить,
Я так качаю головой,
Как будто силюсь жить.

Сказали утром, наконец,
Мой мёрзлый хлеб деля:
- А может, он такой мертвец,
Что не возьмёт земля?

Вбивают в камни аммонал,
Могилу рыть пора,
И содрогается запал
Бикфордова шнура.

И без одежды, без белья,
Костлявый и нагой,
Ложусь в могилу эту я -
Поскольку нет другой.

Не горсть земли, а град камней
Летит в моё лицо.
Больных ночей, тревожных дней
Разорвано кольцо.

Под Новый Год я выбрал дом,
Чтоб умереть без слёз.
И дверь, окованную льдом,
Приотворил мороз.

Варлам Шаламов

–––
Каждый день в своей точёной ванне умирает раненый Марат.
С каждым днём верней и постоянней Жанны Д Арк поднятый к небу взгляд.

философ

8 января 2022 г. 20:40

цитировать | [ ]

Александр Кочетков

***
Ласточки под кровлей черепичной
Чуть журчат, стрекочут тополя.
Деловито на оси привычной
Поворачивается земля.

И, покорны медленному кругу,
Не спеша, струятся в полусне —
Воды к морю, ласточки друг к другу,
Сердце к смерти, тополя к луне.

–––
У меня было два инсульта. Один в ноябре 2017 года. Второй - год спустя.
Очень трудно писать. Каждую букву ищу на клавиатуре...

философ

8 января 2022 г. 20:54

цитировать | [ ]

Тиё Фукуда

(На смерть маленького сына)

***
Больше некому стало
Делать дырки в бумаге окон.
Но как холодно в доме!

философ

8 января 2022 г. 21:15

цитировать | [ ]

Евгений Евтушенко

Баллада о ласточке.

Вставал рассвет над Леной. Пахло елями,
Простор алел, синел и верещал,
а крановщик Сысоев был с похмелия
и свои чувства матом выражал

Он поднимал, тросами окольцованные,
на баржу под названьем «Диоген»
контейнеры с лиловыми кальсонами
и черными трусами до колен.

И вспоминал, как было мокро в рощице
(На пне бутылки, шпроты. Мошкара.)
и рыжую заразу-маркировцицу,
которая ломалась до утра.

Она упрямо съежилась под ситчиком
Когда Сысоев, хлопнувши сполна,
прибегнул было к методам физическим,
к физическим прибегнула она.

Деваха из деревни, — кровь бунтарская! —
она (быть может, с болью потайной)
маркировала щеку пролетарскую
своей крестьянской тяжкой пятерней…

Сысоеву паршиво было, муторно.
Он Гамлету себя уподоблял,
в зубах фиксатых мучил «беломорину»
и выраженья вновь употреблял.

Но, поднимая ввысь охапку шифера,
который мок недели две в порту,
Сысоев вздрогнул, замолчав ушибленно
и ощутил, что лоб его в поту.

Над кранами, над баржами, над спицами,
ну, а точнее — прямо над крюком,
крича, металась ласточка со всхлипами:
так лишь о детях — больше ни о ком.

И увидал Сысоев, как пошатывал
в смертельной для бескрылых высоте
гнездо живое, теплое, пищавшее
на самом верхнем шиферном листе.

Казалось все Сысоеву до лампочки.
Он сантименты слал всегда к чертям
но стало что-то жалко этой ласточки,
да и птенцов: детдомовский он сам.

И, не употребляя выражения
он. будто бы фарфор или тротил,
по правилам всей нежности скольжения
гнездо на крышу склада опустил.

А там, внизу, глазами замороженными,
а может, завороженными вдруг
глядела та зараза-маркировщица,
как бережно разжался страшный крюк.

Сысоев сделал это чисто, вежливо,
и краном, грохотавшим в небесах,
он поднял и себя и человечество
в ее зеленых мнительных глазах.

Она уже не ежилась под ситчиком,
когда они пошли вдвоем опять,
и было, право, к методам физическим
Сысоеву не нужно прибегать.

Она шептала: «Родненький мой…» — ласково.
Что с ней стряслось, не понял он, дурак.
Не знал Сысоев — дело было в ласточке.
Но ласточке помог он просто так.

философ

8 января 2022 г. 21:40

цитировать | [ ]

Евгений Евтушенко

Два отрывка из поэмы "Братская ГЭС".

1
За тридцать мне. Мне страшно по ночам.
Я простыню коленями горбачу,
лицо топлю в подушке, стыдно плачу,
что жизнь растратил я по мелочам,
а утром снова так же её трачу.
Когда б вы знали, критики мои,
чья доброта безвинно под вопросом,
как ласковы разносные статьи
в сравненье с моим собственным разносом,
вам стало б легче, если в поздний час
несправедливо мучит совесть вас.
Перебирая все мои стихи,
я вижу: безрассудно разбазарясь,
понамарал я столько чепухи…
а не сожжёшь: по свету разбежалась.
Соперники мои,
отбросим лесть
и ругани обманчивую честь.
Размыслим-ка над судьбами своими.
У нас у всех одна и та же есть
болезнь души.
Поверхностность ей имя.
Поверхностность, ты хуже слепоты.
Ты можешь видеть, но не хочешь видеть.
Быть может, от безграмотности ты?
А может, от боязни корни выдрать
деревьев, под которыми росла,
не посадив на смену ни кола?!
И мы не потому ли так спешим,
снимая внешний слой лишь на полметра,
что, мужество забыв, себя страшим
самой задачей — вникнуть в суть предмета?
Спешим… Давая лишь полуответ,
поверхностность несём, как сокровенья,
не из расчёта хладного, — нет, нет! —
а из инстинкта самосохраненья.
Затем приходит угасанье сил
и неспособность на полёт, на битвы,
и перьями домашних наших крыл
подушки подлецов уже набиты…
Метался я… Швыряло взад-вперёд
меня от чьих-то всхлипов или стонов
то в надувную бесполезность од,
то в ложную полезность фельетонов.
Кого-то оттирал всю жизнь плечом,
а это был я сам. Я в страсти пылкой,
наивно топоча, сражался шпилькой,
где следовало действовать мечом.
Преступно инфантилен был мой пыл.
Безжалостности полной не хватало,
а значит, полной жалости…
Я был
как среднее из воска и металла
и этим свою молодость губил.
Пусть каждый входит в жизнь под сим обетом:
помочь тому, что долженствует цвесть,
и отомстить, не позабыв об этом,
всему тому, что заслужило месть!
Боязнью мести мы не отомстим.
Сама возможность мести убывает,
и самосохранения инстинкт
не сохраняет нас, а убивает.
Поверхностность — убийца, а не друг,
здоровьем притворившийся недуг,
опутавший сетями обольщений…
На частности разменивая дух,
мы в сторону бежим от обобщений.
Теряет силы шар земной в пустом,
оставив обобщенья на потом.
А может быть, его незащищённость
и есть людских судеб необобщённость
в прозренье века, чётком и простом?!
…Я ехал по России вместе с Галей,
куда-то к морю в «Москвиче» спеша
от всех печалей…
Осень русских далей
пообок золотела всё усталей,
листами под покрышками шурша,
и отдыхала за рулём душа...

2
«Москвич» наш дерзко
стоял на пашне, ткнувшийся в кусты.
Я распахнул продрогнувшую дверцу,
и захватило дух от красоты.
Над яростной зарёю, красной, грубой,
с цигаркой, сжатой яростно во рту,
вёл самосвал парнишка стальнозубый,
вёл яростно на яростном ветру.
И яростно, как пламенное сопло,
над чернью пашен, зеленью лугов
само себя выталкивало солнце
из яростно вцепившихся стогов.
И облетали яростно деревья,
и, яростно скача, рычал ручей,
и синева, алея и ярея,
качалась очумело от грачей.
Хотелось так же яростно ворваться,
как в ярость, в жизнь,
раскрывши ярость крыл…
Мир был прекрасен. Надо было драться
за то, чтоб он ещё прекрасней был!
И снова я вбирал, припав к баранке,
в глаза неутолимые мои
Дворцы культуры.
Чайные.
Бараки.
Райкомы.
Церкви.
И посты ГАИ.
Заводы.
Избы.
Лозунги.
Берёзки.
Треск реактивный в небе.
Тряск возков.
Глушилки.
Статуэтки-переростки
доярок, пионеров, горняков.
Глаза старух, глядящие иконно.
Задастость баб.
Детишек ералаш.
Протезы.
Нефтевышки.
Терриконы,
как груди возлежащих великанш.
Мужчины трактора вели. Пилили.
Шли к проходной, спеша потом к станку.
Проваливались в шахты. Пиво пили,
располагая соль по ободку.
А женщины кухарили. Стирали.
Латали, успевая всё в момент.
Малярили. В очередях стояли.
Долбили землю. Волокли цемент.
Смеркалось вновь.
«Москвич» был весь росистый,
и ночь была звездами всклень полна,
а Галя доставала наш транзистор,
антенну выставляя из окна.
Антенна упиралась в мирозданье.
Шипел транзистор в Галиных руках.
Оттуда,
не стыдясь перед звездами,
шла бодро ложь на стольких языках!
О, шар земной, не лги и не играй!
Ты сам страдаешь — больше лжи не надо!
Я с радостью отдам загробный рай,
чтоб на земле поменьше было ада!
Машина по ухабам бултыхалась.
(Дорожники, ну что ж вы, стервецы!)
Могло казаться, что вокруг был хаос,
но были в нём «начала» и «концы».
Была Россия —
первая любовь
грядущего…
И в ней, вовек нетленно,
запенивался Пушкин где-то вновь,
загустевал Толстой, рождался Ленин.
И, глядя в ночь звездастую, вперёд,
я думал, что в спасительные звенья
связуются великие прозренья
и, может, лишь звена недостаёт…
Ну что же, мы живые.
Наш черёд.

философ

8 января 2022 г. 21:56

цитировать | [ ]

Булат Окуджава

Песня о московском муравье.

Мне нужно на кого-нибудь молиться.
Подумайте, простому муравью
вдруг захотелось в ноженьки валиться,
поверить в очарованность свою!

И муравья тогда покой покинул,
все показалось будничным ему,
и муравей создал себе богиню
по образу и духу своему.

И в день седьмой, в какое-то мгновенье,
она возникла из ночных огней
без всякого небесного знаменья…
Пальтишко было легкое на ней.

Все позабыв — и радости и муки,
он двери распахнул в свое жилье
и целовал обветренные руки
и старенькие туфельки ее.

И тени их качались на пороге.
Безмолвный разговор они вели,
красивые и мудрые, как боги,
и грустные, как жители земли.

магистр

9 января 2022 г. 04:39

цитировать | [ ]

Почему я, Мария Васильевна, нынешних книг не читаю?
Да начать хоть с того что я, Марья Васильевна, крыс не люблю
То ли дело ворона! Ворон с наслажденьем я в небе считаю
Если ж нету ворон, просто в небо смотрю и терплю

Разумеется вставши судьей в знаменитую позу
Или в мантию кутаясь как поседелый павлин
Я бы мог обличить нашу — скажем шерстистую — прозу
За её плюнуть форму и смысла неправильный блин

И изречь вереща с унизительной этой ступеньки
Что на деготь выменивать хвойное мыло пеньки
Лишь достойно когда во служение, на четвереньки -
Но увы, нелегко мне взлезать на такие пеньки

Нет, о Марья Васильевна! Я далеко не Белинский:
Где мне чавкать в кормушке гражданственных нравов и прав -
Я безнравственный сам, дуб в зенице моей исполинский
Кто ж тут будет пылить из чужих-то опилок набрав?

Оттого мне брезгливо и тронуть провисшее вымя
У старателей истин, к дракону червивой змеёй
Пресмыкаемых ввысь, чтоб усвоить рептилии имя,
Спрятав поротый зад под павлиньим нарядом у ёй

И смешны разумеется мне идиотские детские басни
Будто автор — пропеллером в самой опоре хребта -
Орошает анютиных грядок народные квасни
В рот набрав содержимое дна из ведра решета

Я к народу — ни-ни, я в народах увы не уверен
Я заметил, что в каждом из них эталон красоты
Это втайне им служащий гладкий ухоженный мерин -
Как читаю "народ", так и вижу родные черты...

Бог Словесности в Индии, знаете, звался Ганеша
С головою слона выступая на мыши верхом
Он судил да рядил и народ его славил — конечно
По причине ушей и хвоста и за хобот с подбитым клыком

Впрочем всё это мифы — вранье и махание млинов
Тут и ступку и пест измололи успеть жернова
Скучно мне пресмыкаться меж наших бесцветных павлинов
И, пустая пусть, мне всё ж дороже своя голова

Много по миру мнений, а я — ничего не считаю
И довольно и полно мне попусту праздно галдеть:
Потому-то я, Марья Васильевна, нынешних книг не читаю,
Что очками на старости вышло макакам слабеть

Анри Волохонский

магистр

10 января 2022 г. 08:09

цитировать | [ ]

Николай Тряпкин

СТИХИ О ГРИШКЕ ОТРЕПЬЕВЕ

Для меня ты, брат, совсем не книга.
И тебя я вспомнил неспроста.
Рыжий плут, заносчивый расстрига
И в царях – святая простота.

Мы с тобой – одна посконь-рубаха
Расскажи вот так, без дураков:
Сколько весит шапка Мономаха
И во сколько сечен ты кнутов?..

За цветными окнами столетий,
Что там, где – пойми издалека!
Да и нынче – столько вас на свете
Поджидает царского пайка!

Забывают – кто отец, кто мама.
И не лучше сеять, чем хватать?
А ведь ты бы, Гриша, скажем прямо,
Мог бы просто песенки играть.

И ходил бы с клюквой на базаре
Да из лыка плёл бы лапотки.
А тебя вот псивые бояре
Изрубили прямо на куски.

Только всё ж – за дымкой-невидимкой
Ты уж тем хорош, приятель мой,
Что из всех, пожалуй, проходимцев
Ты, ей-ей, не самый продувной.

Изрубили всё же и спалили,
Заложили в пушку – и каюк.
А иным бродягам всё простили,
Даже тьму придумали заслуг.

И гремит веками литургия –
Со святыми, дескать, упокой.
А тебя и нынче вот, как змия,
Проклинают дьяки за разбой.

Только знаю – парень ты без страха.
И давай – скажи без дураков:
Сколько весит шапка Мономаха
И во сколько сечен ты кнутов?..

1966 г.

магистр

13 января 2022 г. 00:28

цитировать | [ ]

_ Родное

Слышу песни жаворо́нка,
Слышу трели соловья...
Это — русская сторонка,
Это — родина моя!

Вижу чудное приволье,
Вижу нивы и поля...
Это — русское раздолье,
Это — русская земля!

Слышу песни хоровода,
Звучный топот трепака...
Это — радости народа,
Это — пляска мужика!

Коль гулять, так без оглядки,
Чтоб ходил весь белый свет...
Это — русские порядки,
Это — дедовский завет!

Вижу горы — исполины,
Вижу реки и леса...
Это — русские картины,
Это — русская краса!

Всюду чую трепет жизни,
Где ни брошу только взор...
Это — матушки отчизны
Нескончаемый простор!

Внемлю всюду чутким ухом,
Как прославлен русский Бог...
Это значит — русский духом
С головы я и до ног!

Ф. Н. Савинов 1889

–––

магистр

17 января 2022 г. 21:11

цитировать | [ ]

Мария Шкапская. Папоптикум.

Я иду, а длинный ряд двоится,
Заполняя освещённый зал.
Мёртвых лиц струится вереница
В отраженьи золотых зеркал.
Каждый день в своей точёной ванне
Умирает раненый Марат,
С каждым днём верней и постоянней
Жанны д Арк подъятый к небу взгляд.
Как вчера, печальный и влюблённый,
Над Психеей вкрадчивый Амур.
Я касаюсь с лаской затаённой
Бледных рук у гипсовых фигур.
В этой жизни — сам живой и тленный
Дух мой, зыбкий и кипучий вал,
На камнях пучины многопенной
Лишь на миги делает привал.
Вот ему и сладостны, и милы
Плотный камень, гибкий воск и медь,
Всё, что может взятый у могилы
Лёгкий миг в себе запечатлеть.
Оттого люблю я чёрных мумий
Через вечность чистые черты.
И, в минуты тягостных раздумий,
Восковые куклы и цветы.

гранд-мастер

24 января 2022 г. 16:09

цитировать | [ ]

На минском шоссе

Аркадий Кулешов

Идти устали маленькие ноги,
Но он послушно продолжает путь.
Еще вчера хотелось близ дороги
Ему в ромашках полевых уснуть.

И мать несла его, теряя силы,
В пути минуты длились, словно дни.
Все время сыну непонятно было,
Зачем свой дом покинули они.

Что значат взрывы, плачь, дорога эта?
И чем он хуже остальных ребят,
Что на траве зеленой у кювета,
Раскинув руки, рядом с мамой спят?

Как тяжело выслушивать вопросы…
Могла ли малышу ответить мать,
Что этим детям, спящим у березы,
Что этим мамам никогда не встать?

Но сын вопросы задавал упрямо,
И кто-то объяснил ему в пути,
Что это спали неживые мамы,
От бомбы не успевшие уйти.

И он задумался под лязг машин железных,
Как будто горе взрослых понял вдруг, –
В его глазах, недавно безмятежных,
Уже блуждал осознанный испуг.

Так детство кончилось. Он прежним больше не был.
Он шел и шел. И чтобы мать спасти,
Следил ревниво за июньским небом
Малыш, седой от пыли, лет шести.

–––
Любовь никогда не перестает... ап. Павел
Не указывайте дорогу Любви. отец Олег

магистр

25 января 2022 г. 11:53

цитировать | [ ]

Сергей Марков

МАРИНА

Пыльный шум толпится у порога...
Узкая Виндавская дорога,
Однопутье, ветер да тоска...
И вокзал в затейливых причудах –
Здесь весь день топорщатся на блюдах
Жабры разварного судака.

Для тебя ни солнца, ни ночлега,
Близок путь последнего побега,
Твой царевич уведён в подвал,
Свет луны и длителен и зыбок,
В показаньях множество ошибок,
Расписался сам, что прочитал.

Паровоза огненная вьюга,
И в разливах тушинского луга
Вспоминай прочитанную быль –
Здесь игра большая в чёт и нечет,
Волк в лесу, а в небе ясный кречет,
А в полях ревёт автомобиль.

Обжигай крапивою колена,
Уходи из вражеского плена
По кустам береговой тропы!
За Филями на манёврах танки,
У тебя ж, залётной самозванки,
Прапоры да беглые попы.

Да старинный крест в заречной хате...
А сама служила в Главканате
По отделу экспорта пеньки.
Из отчётов спешных заготовок
Убедилась в прочности верёвок,
Сосчитала пушки и штыки...

Посмотри, прислушайся, Марина,
Как шумит дежурная дрезина,
Шелестят железные мосты,
Как стрелки берут на изготовку,
Кто клинок, кто жёлтую винтовку,
Как цветут и шевелятся рты.

И стрелки в своём великом праве
Налетят, затравят на облаве,
Не спастись ни в роще, ни в реке.
А на трупе – родинки и метки,
Чёткий шифр из польской контрразведки,
Что запрятан в левом каблуке...

1929 г.