| автор |
сообщение |
SoN 
миротворец
|
 11 сентября 2006 г. 15:10 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Вадим Шефнер
Редкий стих:
Беседа
Залетел недавно Демон
Познакомиться со мной,
Побеседовать на тему
О судьбе своей земной.
Помахав крылатой дланью
И ответив на поклон,
На людское невниманье
Начал жаловаться он.
Из поэм и из картин он
Нынче изгнан без суда -
А ведь как ему фартило
В стародавние года!..
Мол, и Лермонтов, и Врубель
Понимали, что к чему, -
Почему ж идёт на убыль
Уважение к нему?!
"Разве есть меня кто хуже?! -
Крикнул он, впадая в раж. -
Разве более не нужен
Отрицательный типаж?!"
Я в ответ:
"Товарищ Демон,
Я желаю вам добра.
Вы стары душой и телом,
Вам на пенсию пора.
Ваша техника убога
И грехи невелики -
Пожилого педагога
Превзошли ученики.
Я — не самый злой на свете,
Но признаюсь без прикрас,
Что на нынешней планете
Даже я вреднее вас".
1985
Из авт.сб.стихов "Архитектура огня. Мною избранное"
СПб.,Петерб.писатель, 1997 г.
Кстати, кто забыл;) — на сайте есть его страничка ;) (в Авторах)
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
11 сентября 2006 г. 17:00 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Ф.Пессоа
Сегодня я с собой наедине,
И различает мой душевный взор
Все облики, погибшие во мне,-
Все, чем я не был до сих пор.
Сегодня, в сути собственной изверясь,
Никем останусь — невелик урон:
Я от себя самим собой за ересь
Высокомерно отлучен.
Во всем я проиграл судьбе строптивой:
Не сделал, не осмелился, не смог...
Жизнь от меня сокрыла под крапивой
Блаженства зыбкого цветок.
Я знаю, не дано свершиться чуду,
Но, бедный,- уподоблюсь богачу:
Я равнодушным до конца пребуду -
И расписаться в том хочу.
(перевод — С. Александровского )
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
11 сентября 2006 г. 21:48 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Наум Коржавин (1925-1998).
Инерция стиля
Стиль — это человек.
Бюффон.
В жизни, искусстве, борьбе, где тебя победили,
Самое страшное — это инерция стиля.
Это — привычка, а кажется, что ощущенье.
Это стихи ты закончил, а нет облегченья.
Это — ты весь изменился, а мыслишь как раньше.
Это — ты к правде стремишься, а лжешь как обманщик.
Это — душа твоя стонет, а ты — не внимаешь.
Это — ты верен себе и себе изменяешь.
Это — не крылья уже, а одни только перья.
Это — уже ты не веришь — боишься неверья.
Стиль — это мужество. В правде себе признаваться!
Всё потерять, но иллюзиям не предаваться -
Кем бы ни стать — ощущать себя только собою,
Даже пускай твоя жизнь оказалась пустою,
Даже пускай в тебе сердца теперь уже мало...
Правда конца — это тоже возможность начала.
Кто осознал пораженье — того не разбили...
Самое страшное — это инерция стиля.
1960
* * *
Пусть с каждым днем тебе труднее -
И сам ты плох, и всё — не так,
Никто тебя не пожалеет,
Когда прочтет о том в стихах.
Как жить на свете ни мешали б,
Как дни бы ни были трудны,
Чужие жалобы скучны:
Поэзия — не книга жалоб.
.................................
Но все застынут пред тобою,
Когда ты их — себя скрепя -
Ожгешь необходимой болью,
Что возвращает всем — себя.
1960
* * *
Это чувство как проказа,
Не любовь. Любви тут мало.
Всё в ней было: сердце, разум...
Всё в ней было, всё пропало.
Свет затмился. Правит ею
человек иной породы.
Ей теперь всего нужнее
Всё забыть — ему в угоду.
Стать бедней, бледней, бесстрастней...
Впрочем — "счастье многолико"...
Что ж не светит взор, а гаснет?
Не парит душа, а никнет?
Ты в момент ее запомнишь
Правдой боли, силой страсти.
Ты в глазах прочтешь: "На помощь!"
Жажду взлета. Тягу к счастью.
И рванешься к ней... И сразу
В ней воскреснет всё, что было.
Не надолго. Здесь — проказа:
Руки виснут: "Полюбила".
Не взлететь ей. Чуждый кто-то
Стал навек ее душою.
Всё, что в ней зовет к полету,
Ей самой давно чужое.
И поплатишься сурово
Ты потом, коль почему-то
В ней воскреснет это снова,
Станет близким на минуту.
.................................
Этот бред любовью назван.
Что ж вы, люди! Кто так судит?
Как о счастье — о проказе,
О болезни — как о чуде?
Не любовь — любви тут мало.
Тут слепая, злая сила, -
Кровь прожгла и жизнью стала,
Страсть от счастья — отделила.
1963
Подонки
Вошли и сели за столом,
Им грош цена, но мы не пьем.
Веселье наше вмиг скосило.
Юнцы, молодчики, шпана,
Тут знают все: им грош цена.
Но все молчат: за ними — сила.
Какая сила, в чем она.
Я ж говорю: им грош цена.
Да, видно, жизнь подобна бреду.
Пусть презираем мы таких,
Но всё ж мы думаем о них,
А это тоже — их победа.
Они уселись и сидят.
Хоть знают, как на них глядят
Вокруг и всюду все другие.
Их очень много стало вдруг.
Они средь муз и средь наук,
Везде, где бьется мысль России.
Они бездарны, как беда.
Зато уверены всегда,
Несут бездарность, словно Знамя.
У нас в идеях разнобой,
Они ж всегда верны одной,
Простой и ясной, — править нами.
1964
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
12 сентября 2006 г. 07:59 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Вадим Шефнер
* * *
Осенний закат отражается в глади озерной,
И весь этот берег сегодня нам дан на двоих.
По небу разбросаны звезд сиротливые зерна,
Но стебли лучей прорасти не успели из них.
Я вижу тебя, освещенную светом последним,
И тень твоя легкая тянется к дальним холмам.
Побродим, походим, помедлим, помедлим,
помедлим.
Нам рано еще расходиться по темным домам.
Еще мы не всё о себе рассказали друг другу,
Еще мы не знаем, кто наши друзья и враги, -
А ночь приближается к озеру, к берегу, к лугу,
Как черная птица, смыкая над нами круги.
1968
Дворец
Довольно тревог и терзаний, -
Былого уютный дворец
Из тысячи воспоминаний
Построен тобой наконец.
Внутри он и светлый, и теплый,
Не прячется мгла по углам,
И начисто вымыты стекла,
И убран строительный хлам.
Но если в него ты поверил -
Скорей из него уходи,
Круши его, взламывай двери,
Взрывчатку под стены клади!
И осенью, грустной и чистой,
Под ветром надежд и скорбей
Ты бедную хижину выстрой
На щебне гордыни своей.
1967
Подражание старым мастерам
Нас двое — я и я. Один из нас умрет,
Когда настанет день и час его пробьет;
Уйдет в небытие, растает словно дым,
Растает — и навек расстанется с другим.
Пускай твердят ханжи: "Враждебны дух и плоть".
Здесь дьявол ни при чем и ни при чем господь.
Не с телом — сам с собой в борьбу вступает дух,
Когда в самом себе он разделен на двух.
Жизнь, словно прочный бриг, по хлябям, по волнам
Несла обоих нас, не изменяя нам, -
Но в штормовые дни один крутил штурвал,
Другой, забравшись в трюм, молился и блевал.
Умрет лукавый раб, умрет трусливый пес -
Останется другой, который службу нес.
Бессмертен и крылат, останется другой
На вечный праздник дней, на вечный суд людской.
1970
Фантастика
Как здесь холодно вечером, в этом безлюдном саду,
У квадратных сугробов так холодно здесь и бездомно.
В дом, которого нет, по ступеням прозрачным взойду
И в незримую дверь постучусь осторожно и скромно.
На пиру невидимок стеклянно звучат голоса,
И ночной разговор убедительно ясен и грустен:
"Я на миг, я на миг, я погреться на четверть часа". -
"Ты навек, ты навек, мы тебя никуда не отпустим.
Ты всё снился себе, а теперь ты к нам заживо взят.
Ты навеки проснулся за прочной стеною забвенья.
Ты уже на снежинки, на дымные кольца разъят,
Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья".
1969
* * *
Любовь минувших лет, сигнал из ниоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне...
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнешь строке...
Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Но ты еще мне снишься временами -
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.
1976
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
12 сентября 2006 г. 10:43 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
Lihin ,Шефнер вышел не так давно в питерской "Новой Библиоте поэта".
Издание хорошее,полное.
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
SoN
миротворец
|
|
12 сентября 2006 г. 11:21 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
А вот когда уже полное с/с Михаила Анчарова издадут?!
Или хоть "Соду-солнце", полной Трилогией!?
Последний раз полностью тpилогия издавалась в серии «Библиотека советской фантастики», аж 1968 год: (((
Сода-солнце: Фантаст, трилогия./Послесл. Вс. Ревича.— М.: Мол. гвардия, 336 с.—Содерж.:
Сода-солнце;
Голубая жилка Афродиты;
Поводырь крокодила.
До 2006 г. — только один pаз!
УПРЁК — ИЗДАТЕЛЯМ !!!!! Книги Удивительные…
И раскуплены будут шустро... — Факт !!! ;)
Вот из этой книги:
(Повесть "Сода-солнце") -
"Песня об органисте, который в концерте Аллы Соленковой
заполнял паузы, пока певица отдыхала":
Рост у меня
Не больше валенка:
Все глядят на меня
Вниз.
И органист я
Тоже маленький.
Но всё-таки я
Органист!
Я шёл к органу,
Скрипя половицей,
Свой маленький рост
Кляня.
Все пришли
Слушать певицу,
И никто не хотел
Меня.
Я подумал: мы в пахаре
Чтим целину,
В войне -
Страх врагам.
Дипломат свою
Представляет страну,
Я представляю
Орган!
Я пришёл и сел,
И без тени страха,
Как молния, ясен
И быстр,
Я нацелился в зал
Токкатою Баха
И нажал
Басовый регистр.
О, только музыкой -
Не словами -
Всколыхнулась
Земная твердь.
Звуки поплыли
Над головами,
Вкрадчивые, как смерть...
И будто древних богов
Ропот,
И будто дальний
Набат,
И будто все
Великаны Европы
Шевельнулись
В своих гробах.
И звуки начали
Души нежить.
И зов любви
Нарастал.
И небыть, нечисть,
Ненависть, нежить,
Бежали,
Как от креста.
Бах сочинил -
Я растревожил
Свинцовых труб
Ураган.
То, что я нажил, -
Гений прожил.
Но нас уравнял
Орган!
Я видел:
Галёрка бежала к сцене,
Где я
В токкатном бреду.
И видел я:
Иностранный священник
Плакал
В первом ряду.
О, как боялся я
Не свалиться,
Огромный свой рост
Кляня.
О, как хотелось мне
С ними слиться!
С теми, кто, вздев
Потрясённые лица,
Снизу вверх
Глядел на меня! "
Потрясающе же ! ...
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
12 сентября 2006 г. 13:40 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
Всем любителям польской поэзии и Б.Лесьмяна !
В издательстве "ВАХАЗАР" вышла книга "Безлюдная баллада,или слова для песни без слов" Болеслава Лесьмяна, тираж 1500 экз.,стоимость 300 р.
Это очередное издание в проекте "Коллекция польской литературы"(первым был Галчинский)
Не пропустИте!!!
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
12 сентября 2006 г. 18:35 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
цитата ФАНТОМ Шефнер вышел не так давно в питерской "Новой Библиоте поэта"
Да, видел. Спасибо.
Но Шефнера (стихи) я люблю очень выборочно и больше "по старой памяти".
Вот если бы Стефановича издали!.. |
|
|
Lihin
авторитет
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
14 сентября 2006 г. 18:00 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Ф.Пессоа
Не знаю ничего. И для чего, не знаю,
Жизнь, слава и любовь. Познать не удалось,
И почему событие сбылось
Или история, та или же иная.
Я пуст, я одинок. Так что же происходит?
Ни прежде, ни потом, что было — все прошло.
Мгновения, ступая тяжело,
Не глядя на меня, мимо меня проходят.
Раздумывать? Не верю я мыслишкам.
Сон в тягость мне. Я долго не засну.
Отброшу книгу, чуть в нее взгляну.
А чувственность известна слишком, слишком.
Быть ирреальной тенью на стене,
Такой же ирреальной,
Персонажем
Нелепого романа и миражем,
Быть сном, быть трансом остается мне.
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
17 сентября 2006 г. 21:18 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Тимур Кибиров.
* * *
Даешь деконструкцию! Дали.
А дальше-то что? — А ничто.
Над кучей ненужных деталей
сидим в мирозданье пустом.
Постылые эти бирюльки
то так мы разложим, то сяк,
и эхом неясным и гулким
кромешный ответствует мрак.
Не склеить уже эти штучки,
и дрючки уже не собрать.
И мы продолжаем докучно
развинчивать и расщеплять.
Кто делает вид, кто и вправду
никак не поймет, дурачок,
что шуточки эти не в радость
и эта премудрость не впрок.
И, видимо, мира основы
держались еще кое-как
на честном бессмысленном слове
и на простодушных соплях.
1998
Декабрь
То Каем, то Гердой себя ощущая,
по грязному снегу к метро пробегая,
очки протирая сопливым платком,
и вновь поднимаясь в гриппозную слякоть,
и вновь ощущая желанье заплакать,
желанье схватиться вот с этим жлобом,
металлокерамикой в глотку вцепиться,
в падучей забиться, в экстазе забыться,
очки протирая, входя в гастроном,
и злясь, и скользя, и ползя понемножку
по грязному снегу, по гладкой дорожке,
по кочкам, по кочкам...
1999
* * *
Хорошо бы сложить стихи
исключительно из чепухи,
из совсем уж смешной ерунды,
из пустейшей словесной руды,
из пустот, из сплошных прорех,
из обмолвок счастливых тех,
что срываются с языка
у валяющих дурака -
чтоб угрюмому Хармсу назло
не разбили стихи стекло,
а, как свет или как сквозняк
просочились бы просто так,
проскользнули б, как поздний луч
меж нависших кислотных туч,
просквозили бы и ушли,
как озон в городской пыли.
1999
Из Вальтера Скотта
Папиросный дым клубится.
За окном — без перемен...
Здравый смысл мой, бедный рыцарь,
не покинь меня во тьме!
Опускай забрало к бою, -
пусть они не видят глаз.
Проиграли мы с тобою.
Протруби в последний раз.
Чтоб, заслышав зов прощальный
и понявши, кто кого,
помянул Король печальный
паладина своего.
Признание
Хочу сказать тебе о том,
что я хочу сказать тебе
о том, что я хочу сказать
тебе о том, что я хочу
тебе сказать о том, что я
хочу сказать тебе о том,
что я хочу!
* * *
От Феллини — до Тарантино,
от Набокова — до Сорокина,
от Муми-тролля
до Мумий Тролля -
прямая дорожка.
Но можно ведь и свернуть.
* * *
С блаженной улыбкой — совсем идиот! -
по мартовским лужам брожу,
гляжу на твой город, разинувши рот,
прекрасным его нахожу!
Я знаю, не так уж красива Москва,
особенно ранней весной,
но ты родилась здесь, и здесь ты жива,
здесь ты целовалась со мной.
И весь этот ужас — Фили, Текстили -
нелепая, злая херня -
лучатся бессмертием, смысл обрели,
как я, дорогая, как я!
Романс
Я тебя называю своею,
хоть моею тебе не бывать,
потому что всё больше пьянею,
подливаю опять и опять.
Черной ночкой вино зеленОе
нашептало мне имя твое.
Глухо екнуло сердце хмельное.
Так прощай же, блаженство мое!
Черной ночкой по белому снегу
я уйду от тебя навсегда,
в горе горькое брошусь с разбегу,
пропаду без стыда и следа.
Провожают меня до заставы,
наливают мне на посошок,
подпевают мне пьяной оравой
и Некрасов, и Надсон, и Блок!
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
17 сентября 2006 г. 21:20 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Григорий Кружков — стихи и переводы.
Алджернон Суинберн
Расставание
Уйдем, печаль моя; она не слышит,
Какое горе в этих песнях дышит;
Уйдем, не стоит повторять впустую!
Пусть всё, что с нами было, время спишет;
К чему слова? Ее, мою родную,
И ангельское пенье не всколышет -
Она не слышит.
Уйдем скорей; она не понимает,
Зачем угрюмый смерч валы вздымает,
Швыряясь в небеса песком и солью;
Поверь: скорее полюса растают,
Чем тронется она чужою болью;
Стерпи, печаль; пойми, что так бывает:
Она не понимает.
Уйдем; она слезинки не уронит.
Пускай любовь ненужная утонет
В бурлящих волнах, в ледяной пучине -
В ее душе ответа всё равно нет;
Пойми же и не жалуйся отныне:
Она спокойно прошлое схоронит -
Слезинки не уронит.
Уйдем отсюда прочь, она не любит:
Ей всё равно, что с этим садом будет,
Который мы в мечтах своих растили, -
Мороз ли ветви юные погубит,
Пока они еще цвести не в силе,
Или отчаянье его порубит -
Она не любит.
Уйдем же навсегда; что ей за дело!
Ее тоскою нашей не задело;
Пускай все звезды в золотом узоре
Над ней сольются, пусть, как лотос белый,
Луна трепещущая канет в море -
Как лик любви, от горя помертвелый, -
Что ей за дело!
Уйдем, печаль моя; она не видит,
В грудь гордую сочувствие не внидет.
Иль нет — споем в последний раз — быть может,
Ее наш стих смиренный не обидит
И не любовь, так память растревожит...
Нет, прочь отсюда! ничего не выйдет -
Она не видит.
Григорий Кружков
Луч дороги
Что еще бы ты дать мне могла?
Ведь и прежних даров слишком много.
Душу вынула, жизнь отняла,
Но зато подарила дорогу.
Тяжесть рухнула, словно стена,
Пелена оказалась разъята;
Так сомнамбулу тянет луна
По блестящему зыбкому скату.
Так он видит, как будто впервой,
Выступающими из мрака
Пышный шар с золотою каймой,
Черный куст, человека, собаку.
Как светло! Сквозь мельканье ресниц
Можно в этом изменчивом блеске
Различить русла рек, стаи птиц,
Переправы, поля, перелески;
Разорвать притяженья кольцо
И стряхнуть этот обморок сонный!
Луч дороги мне светит в лицо.
Ослепленный стою, ослепленный...
Над стихами прошлых лет
Это сказано не мной,
Это сказано весной
Тою бабочкою прыткой,
Что мелькала над калиткой,
Над забором, над травой,
Умерла и — боже мой! -
Гусеницей-плодожоркой
Стала, чтоб еще потом
Куколкой в своей каморке
Схорониться под листом.
Это сказано не мной,
Это связано с иной
Жизнью — легкой, невесомой,
Лишь витками хромосомы,
Клейкой чревною слюной
К новой ветке прикрепленной.
Исчезая в гуще трав,
Что мы видим, что мы знаем?
В жизнь из жизни выползаем,
Кокон памяти порвав.
Путешествие
Человек, по сути дела,
Как бы падающий с крыши,
Но по внешности наружной
Вид имея пассажира,
Из дверей вокзала вышел:
Сыро, холодно, безлюдно.
Значит, это так и нужно.
Он в гостиницу идет,
Выпивает виски в баре
И, поднявшись в номер десять,
Как умерший египтянин,
Достает из саквояжа
И раскладывает вещи
Для потусторонней жизни
(Не забыто ли чего).
Бритва, зеркальце, рубашка.
Нежный голос в телефоне:
"Не желаете развлечься?"
Он развлечься не желает.
Он ложится в саркофаг,
Задвигает глухо крышку,
Сверху камень налагает
И — без воскрешенья — спит.
* * *
Мухи одиночества жужжат.
Так жужжат, что стекла дребезжат.
Медленно переползают пО столу,
Словно рану старую гноят.
Сгонишь их отсюда — как апостолы,
На другой конец перелетят.
Далеко ты, синь Геннисаретская,
Праздник хлеба, неба и волны!
Никакими крохами не брезгуя,
По пустыне странствуете вы.
Крылья пыльно-серые, как рубище,
Слитный надрывающийся гул...
Эту землю мусорную любящий,
Кто ваш бог — Исус иль Вельзевул?
Так проклятье в вас или пророчество,
Наказанье или благодать?..
Вьются, вьются мухи одиночества,
Не дают себя пересчитать.
Эудженио Монтале
Профессор
Профессор не знает, кто он -
почасовик, совместитель,
штатный ли он профессор
или чей заместитель,
на полной ставке
или на четверть оклада.
Не знает — ну и не надо.
Профессор седой и старый,
менять ремесло ему поздно.
Одно он знает серьезно,
что ночью все кошки серы,
и, значит, единственный путь -
закрыть глаза и уснуть...
Всё прочее — полумеры.
Григорий Кружков
* * *
Я б эту жизнь хранил, как пайку хлеба
за пазухой хранят в платочке чистом,
завязанном так туго, чтоб зубами
не развязать. Но может ли голодный
за вечность не отколупнуть ни крошки,
а раз отколупнув, остановиться?
* * *
А этот человечек с хвостиком,
что заявиться в мир намерен,
но, будучи в душе агностиком,
ни в чем особо не уверен -
мир дан ему лишь в ощущениях,
и если в нем живет догадка
о неких новых измерениях,
то неосознанно и шатко...
Еще он, как монах с котомкою,
дойдет в своих мечтах до края
и голову просунет, комкая
пелены и завесы рая;
и. зреньем ярким огорошенный,
небес ошеломленный славой,
о коей прежде знал не больше он,
чем левая рука — о правой,
что он, зверек метафизический,
почует в первый миг свободы,
счастливо избежавший вычистки,
прошедший все круги и воды,
уже решивший биться внаглую
за дар случайный, бесполезный, -
что он поймет, увидев Ангела,
держащего его над бездной?
Эудженио Монтале
Черный ангел
О черный ангел огромный,
возьми меня в тень своих крыльев,
чтоб мог я промчаться над колющими
кустами терна, над трубами
горящих печей -
и встать на колени
пред черными головешками,
остатками обгоревшими
твоего оперенья.
О маленький ангел смуглый,
не земной и не божий,
полупрозрачный ангел,
меняющий ежесекундно
цвета свои и очертанья -
в мелькании вспышек, похожих
на бред и на озаренье.
О страшный ангел, раскройся,
впечатайся в меня насмерть,
но не убей своим блеском -
ведь беззащитны зрачки
перед сверканием ночи,
о ангел обугленно-черный,
укрывшийся под навесом
торговки, что жарит каштаны.
О ангел, как черное дерево,
в скитаниях потемневший, -
крылом шевельни или скрипни,
чтобы я мог узнать тебя -
как узнаю во сне
и наяву — щель меж ними
ушка игольного уже -
любой верблюд и двуногий
в нем непременно застрянет;
и эта сажа на пальцах -
остатки того, что сгорело, -
ничтожнее, чем дуновенье
крыла твоего, ангел дымный
и пепельный, маленький ангел,
похожий на трубочиста.
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
18 сентября 2006 г. 12:25 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Дю Белле
Наш век — как капля из ковша,
Как кем-то брошенное слово.
Зачем же ждешь венца земного,
Землей плененная душа?
О чем мечтаешь, чуть дыша?
Зачем ты мучаешься снова?
Сними с очей своих оковы
И к небу обратись спеша.
Там свет, которого ты жаждешь,
Там отдых, о котором страждешь
Средь ежедневной суеты.
И — напряги воображенье -
Увидишь там отображенье
Здесь позабытой красоты.
______________________________________________________ _______
А.Блок
О, нет! не расколдуешь сердца ты
Ни лестию, ни красотой, ни словом.
Я буду для тебя чужим и новым,
Всё призрак, всё мертвец, в лучах мечты.
И ты уйдешь. И некий саван белый
Прижмешь к губам ты, пребывая в снах.
Всё будет сном: что ты хоронишь тело,
Что ты стоишь три ночи в головах.
Упоена красивыми мечтами,
Ты укоризны будешь слать судьбе.
Украсишь ты нежнейшими цветами
Могильный холм, приснившийся тебе.
И тень моя пройдет перед тобою
В девятый день, и в день сороковой -
Неузнанной, красивой, неживою.
Такой ведь ты искала? — Да, такой.
Когда же грусть твою погасит время,
Захочешь жить, сначала робко, ты
Другими снами, сказками не теми...
И ты простой возжаждешь красоты.
И он придет, знакомый, долгожданный,
Тебя будить от неземного сна.
И в мир другой, на миг благоуханный,
Тебя умчит последняя весна.
А я умру, забытый и ненужный,
В тот день, когда придет твой новый друг,
В тот самый миг, когда твой смех жемчужный
Ему расскажет, что прошел недуг.
Забудешь ты мою могилу, имя...
И вдруг — очнешься: пусто; нет огня;
И в этот час, под ласками чужими,
Припомнишь ты и призовешь — меня!
Как исступленно ты протянешь руки
В глухую ночь, о, бедная моя!
Увы! Не долетают жизни звуки
К утешенным весной небытия.
Ты проклянешь, в мученьях невозможных,
Всю жизнь за то, что некого любить!
Но есть ответ в моих стихах тревожных:
Их тайный жар тебе поможет жить.
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
20 сентября 2006 г. 22:12 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Наум Коржавин (1925-1998).
ПИСЬМО В МОСКВУ
Сквозь безнадегу всех разлук,
Что трут, как цепи,
"We will be happy!", дальний друг,
"We will be happy!"
"We will be happy!" — как всегда!
Хоть ближе пламя.
Хоть века стыдная беда
Висит над нами.
Мы оба шепчем: "Пронеси!"
Почти синхронно.
Я тут — сбежав... Ты там — вблизи
Зубов дракона.
Ни здесь, ни там спасенья нет -
Чернеют степи...
Но, что бы ни было — привет! -
"We will be happy!"
"We will be happy!" — странный звук.
Но верю в это:
"Мы будем счастливы", мой друг,
Хоть видов нету.
Там, близ дракона, нелегко.
И здесь непросто.
Я так забрался далеко
В глушь... В город Бостон.
Здесь вместо мыслей — пустяки.
И тот — как этот.
Здесь даже чувствовать стихи -
Есть точный метод.
Нам не прорвать порочный круг,
С ним силой мерясь...
Но плюнуть можно... Плюнем, друг!
Проявим серость.
Проявим серость... Суета -
Все притязанья.
Наш век всё спутал: все цвета
И все названья.
И кругом ходит голова.
Всем скучно в мире.
А нам — не скучно... Дважды два -
Пока четыре.
И глупо с думой на челе
Скорбеть, насупясь.
Ну, кто не знал, что на Земле
Бессмертна глупость?
Что за нос водит нас мечта
И зря тревожит?
Да... Мудрость миром никогда
Владеть не сможет!
Но в миг любой — пусть век колюч,
Пусть всё в нем — дробно,
Она, как солнце из-за туч,
Блеснуть — способна.
И сквозь туман, сквозь лень и спесь,
Сквозь боль и страсти
Ты вдруг увидишь мир как есть,
И это — счастье.
И никуда я не ушел.
Вино — в стаканы.
Мы — за столом! Хоть стал наш стол -
В ширь океана.
Гляжу на вас сквозь целый мир,
Хочу вглядеться...
Не видно лиц... Но длится пир
Ума и сердца.
Всё тот же пир... И пусть темно
В душе, как в склепе,
"We will be happy!" ...Всё равно:
"We will be happy!"
Да, всё равно... Пусть меркнет мысль,
Пусть глохнут вести,
Пусть жизнь ползет по склону вниз
И мы — с ней вместе.
Ползет на плаху к палачу,
Трубя: "Дорогу!"...
"We will be happy!" — я кричу
Сквозь безнадегу.
"We will be happy!" — чувств настой.
Не фраза — веха.
И символ веры в тьме пустой
На скосе — века.
1977
("We will be happy!" — "Мы будем счастливы!" — англ.)
* * *
Довольно!.. Хватит!.. Стала ленью грусть.
Гляжу на небо, как со дна колодца.
Я, может быть, потом еще вернусь,
Но то, что я покинул, — не вернется.
Та ярость мыслей, блеск их остроты,
Та святость дружб, и нежность, и веселье.
Тот каждый день в плену тупой беды,
Как бы в чаду свинцового похмелья.
...Там стыдно жить — пусть Бог меня простит.
Там ложь как топь, и в топь ведет дорога.
Но там толкает к откровенью стыд
И стыд приводит к постиженью Бога.
Там невозможно вызволить страну
От мутных чар, от мертвого кумира,
Но жизнь стоит всё время на кону,
И внятна связь судеб — своей и мира.
Я в этом жил и возвращенья жду, -
Хоть дни мои глотает жизнь иная,
Хоть всё равно я многих не найду,
Когда вернусь... И многих — не узнаю.
Пусть будет так... Устал я жить, стыдясь,
Не смог так жить... И вот — ушел оттуда.
И не ушел... Всё тех же судеб связь
Меня томит... И я другим — не буду.
Всё та же ярость, тот же стыд во мне,
Всё то же слово с губ сейчас сорвется.
И можно жить... И быть в чужой стране
Самим собой... И это — отзовется.
И там, и — здесь...
Не лень, не просто грусть,
А вера в то, что всё не так уж страшно.
Что я — вернусь...
Хоть если я вернусь,
Я буду стар. И будет всё неважно...
1974
* * *
Ах ты, жизнь моя — морок и месиво.
След кровавый — круги по воде.
Как мы жили! Как прыгали весело -
Карасями на сковороде.
Из огня — в небеса ледовитые...
Нас прожгло. А иных и сожгло.
Дураки, кто теперь нам завидует,
Что при нас посторонним тепло.
1975
* * *
Бог за измену отнял душу.
Глаза покрылись мутным льдом.
В живых осталась только туша
И вот — нависла над листом.
Торчит всей тяжестью огромной,
Свою понять пытаясь тьму.
И что-то помнит... Что-то помнит...
А что — не вспомнит... Ни к чему.
1977
|
|
|
Горацио
активист
|
|
21 сентября 2006 г. 15:05 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Болеслав Лесьмян
«В дальний путь душа пустилась…»
------------------------------------------------------ ----
В дальний путь душа пустилась... Звон колокольный...
«Где ты, мой удел уютный? лес мой привольный?»
«К нам, скорей! — леса густые ей прокричали, —
Здесь, в тени, уснёшь спокойно ты без печали!»
«Как же в тень спешить могу я, к листьям и хвое?
Я же — тень! Во мне не сыщет путник покоя!»
Прокричал ей луг цветущий, светлый, росистый:
«О, скоси меня косою ты золотистой!»
«Как скосить тебя? Откуда сыщется сила?
Смерть меня косою острой нынче скосила».
Прокричал ей Бог явленный, с неба взирая:
«Возлюби меня в просторах чудного рая!»
«Как любить тебя могу я в вышних селеньях?
Был ты дорог мне печальным, в крестных мученьях...»
«Я лишил тебя деревьев, луга и лога.
Ты — без выбора осталась. Выбери Бога!»
«Вижу только мрак могилы — маки забыты...
Ты убил меня мечами. Где ж они скрыты?»
«Я мечей не прячу этих — с ними я всюду.
В облаках заснёшь, бедняжка; я — рядом буду».
«Не заманишь облаками, сном, небесами —
Я же, плача, отказала лугу с лесами!»
«Божьей ризой очи вытри — чтоб не грустили,
Кликну ангелов, коль хочешь, — чтоб веселили!»
«Как с тобой мне веселиться? Страстно, до дрожи
Я тебе желаю смерти, Боже, мой Боже!»
И затихли, и взглянули в очи друг другу,
И всё катится над ними вечность — по кругу.
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
21 сентября 2006 г. 15:28 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Б.Лесьмян
МЧУСЬ ДУШОЮ К ТЕБЕ Я...
Мчусь душою к тебе я — над пургой ошалелой,
Прямо к свету, что брезжит за буранной куртиной.
Каменеет кручина чья-то статуей белой,
Белой статуей скорбной — там, над черной долиной.
Старых створок объятья тебя некогда скрыли -
Ты с тех пор в моих мыслях бледно-призрачной стала;
С того часа так странно и так страшно забыли
Мы друг друга, как будто нас совсем не бывало.
Так найдем же друг друга средь метелей круженья,
Над вечерней пучиной сможем снова влюбиться
Той повторной любовью, что не хочет спасенья,
Тем последним желаньем, что не знает границы!
Мы полюбим мученьем, кровью нашей потери -
Но про счастья утрату пусть никто не узнает,
Мы полюбим прозреньем: смерть приблизилась к двери -
Обе смерти, что вместе совершиться желают.
Шум и треск по-над лесом, в клочьях — грива бурана,
Словно вихри о сучья в темных зарослях рвутся.
Жизнь из жил вытекает — это давняя рана...
Не посметь улыбнуться, не успеть улыбнуться.
Мчусь душою к тебе я — над пургой ошалелой,
Прямо к свету, что брезжит за буранной куртиной.
Каменеет кручина чья-то статуей белой,
Белой статуей скорбной — там, над черной долиной.
(перевод — С.Шоргин)
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Горацио
активист
|
|
21 сентября 2006 г. 16:42 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Ещё из Лесьмяна.
РАЗДУМЬЕ
К предвиденью во мне, увы, таланта нету:
Что нынче полюблю, что завтра я спою?
Как зверя из лесов, я глажу песню эту –
Рычащую во мне, случайную, свою.
Я песни узнаю по этому рычанью,
Я приручаю их, дарю им свой язык,
Чтоб их подземный шум и тайное журчанье
Сумели проблеснуть в лазурный яркий крик.
Где мрак, разлучный яр, – души моей частица,
В лобзаньях – губ моих восторг и забытьё,
Где старая изба – там посох мой хранится,
Где чёлн – для сердца там дорожное питьё.
Одежда мне мила – потёртая, сырая,
От песенной слезы промокшая давно;
Но нет – я не пою: словами в мир взираю
Сквозь неизвестно кем открытое окно.
Пусть песни меж собой беседуют, рифмуясь;
Их выращу в себе – не буду им ловец!
Над ними не царю, пред ними не рисуюсь,
Невидим – как и нам невидим наш Творец.
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
22 сентября 2006 г. 11:44 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Х.Р.Х.
У хрупкого хрусткого ветра
цветочный и солнечный вкус...
Какой удивительно грустный
ветра и сердца союз!
Уже начинается осень;
лирический бард — соловей -
оплакал багряные листья
средь колких, как солнце, ветвей.
Дождит временами. Все чаще -
все слаще! — любовный озноб,
и женщины призрак знобящий
не выгнать из яви и снов.
И плоть уже стала не плотью:
она, как морозный цветок,
при вспышках желанья теряет
за лепестком лепесток.
(перевод — Н. Горской)
_______________________________________________
Я не вернусь. И в потемках
теплой и тихой волною
ночь убаюкает землю
под одинокой луною.
Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
будет искать мою душу
и окликать запустенье.
Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю;
бог весть, найдется ли кто-то,
кто загрустит вспоминая,
Но будут цветы и звезды,
и радости, и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.
И старое пианино
в ночи зазвучит порою,
но я уже темных окон
задумчиво не открою.
(перевод — А.М.Гелескул)
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
SoN
миротворец
|
|
22 сентября 2006 г. 20:23 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Иван ЖДАНОВ "МЕСТО ЗЕМЛИ" Книга стихов. (М.: Молодая гвардия, 1991.)
ДО СЛОВА
Ты — сцена и актер в пустующем театре.
Ты занавес сорвешь, разыгрывая быт,
и пьяная тоска, горящая, как натрий,
в кромешной темноте по залу пролетит.
Тряпичные сады задушены плодами,
когда твою гортань перегибает речь
и жестяной погром тебя возносит в драме
высвечивать углы, разбойничать и жечь.
Но утлые гробы незаселенных кресел
не дрогнут, не вздохнут, не хрястнут пополам,
не двинутся туда, где ты опять развесил
крапленый кавардак, побитый молью хлам.
И вот уже партер перерастает в гору,
подножием своим полсцены обхватив,
и, с этой немотой поддерживая ссору,
свой вечный монолог ты катишь, как Сизиф.
Ты — соловьиный свист, летящий рикошетом.
Как будто кто-то спит и видит этот сон,
где ты живешь один, не ведая при этом,
что день за днем ты ждешь, когда проснется он.
И тень твоя пошла по городу нагая
цветочниц ублажать, размешивать гульбу.
Ей некогда скучать, она совсем другая,
ей не с чего дудеть с тобой в одну трубу.
И птица, и полет в ней слиты воедино,
там свадьбами гудят и лед, и холода,
там ждут отец и мать к себе немого сына,
а он глядит в окно и смотрит в никуда.
Но где-то в стороне от взгляда ледяного,
свивая в смерч твою горчичную тюрьму,
рождается впотьмах само собою слово
и тянется к тебе, и ты идешь к нему.
Ты падаешь, как степь, изъеденная зноем,
и всадники толпой соскакивают с туч,
и свежестью разят пространство раздвижное,
и крылья берегов обхватывают луч.
О, дайте только крест! И я вздохну от боли,
и продолжая дно, и берега креня.
Я брошу балаган — и там, в открытом поле...
Но кто-то видит сон, и сон длинней меня.
ПОРТРЕТ ОТЦА
И зеркало вспашут. И раннее детство
вернется к отцу, не заметив его,
по скошенным травам прямого наследства,
по желтому полю пути своего.
и запах сгорающих крыльев. И слава
над желтой равниной зажженных свечей.
И будет даровано каждому право
себя выбирать, и не будет ночей.
Но стоит ступить на пустую равнину,
как рамкой резной обовьется она,
и поле увидит отцовскую спину
и небо с прямыми углами окна.
А там, за окном, комнатенка худая,
и маковым громом на тронном полу
играет младенец, и бездна седая
сухими кустами томится в углу.
И мак погремушкой ударит по раме
и камешком чиркнет, и вспыхнет она
и гладь фотоснимка сырыми пластами,
как желтое поле, развалит до дна.
Про'яснится зеркало, зная, что где-то
плывет глубина по осенней воде,
и тяжесть течет, омывая предметы,
и свет не куется на дальней звезде.
МАСТЕР
Займи пазы отверстых голосов,
щенячьи глотки, жаберные щели,
пока к стене твоей не прикипели
беззвучные проекции лесов!
Он замолчал и сумрак оглядел,
как гуртоправ, избавясь от наитья.
Как стеклодув, прощупал перекрытья.
И храм стоял, и цветоносил мел.
Он уходил, незрим и невесом,
но тверже камня и теплее твари,
и пестрота живородящей хмари
его накрыла картой хромосом.
Так облекла литая скорлупа
его бессмертный выдох, что казалось -
внутри его уже не начиналась
и не кончалась звездная толпа.
Вокруг него вздувались фонари,
в шарах стеклянных музыка летела,
пускал тромбон цветные пузыри,
и раздавалось где-то то и дело:
...я ...задыхаюсь ...душно ...отвори...
И небеса, разгоряченный дых,
ты приподнял, как никель испарений.
Вчера туман с веревок бельевых
сносил кругами граммофонной лени
твой березняк на ножницы портних.
КРЕЩЕНИЕ
Душа идет на нет, и небо убывает,
и вот уже меж звезд зажата пятерня.
О, как стряхнуть бы их! Меня никто не знает.
Меня как будто нет. Никто не ждет меня.
Торопятся часы и падают со стуком.
Перевернуть бы дом — да не нащупать дна.
Меня как будто нет. Мой слух ушел за звуком,
но звук пропал в ночи, лишая время сна.
Задрал бы он его, как волка на охоте,
и в сердце бы вонзил кровавые персты.
Но звук сошел на нет. И вот на ровной ноте
он держится в тени, в провале пустоты.
Петляет листопад, втирается под кожу.
Такая тьма кругом, что век не разожмешь.
Нащупать бы себя. Я слухом ночь тревожу,
но нет, притихла ночь, не верит ни на грош.
И где-то на земле до моего рожденья,
до крика моего в мое дыханье вник
послушный листопад, уже мое спасенье.
Меня на свете нет. Он знает: будет крик.
Не плещется вода, как будто к разговорам
полузаснувших рыб прислушиваясь, и
то льется сквозь меня немеющим задором,
то пальцами грозит глухонемой крови.
Течет во мне река, как кровь глухонемая.
Свершается обряд — в ней крестят листопад,
и он летит на слух, еще не сознавая,
что слух сожжет его и не вернет назад.
Это первые 3 стиха книги. Кому интересно — продолжу...
А из его коротких:
* * *
Когда умирает птица,
в ней плачет усталая пуля,
которая так хотела
всего лишь летать, как птица.
И есть ли у кого верлибры Геннадия Алексеева!?
|
|
|
цитировать