Чет сидел на краешке кровати, ждал Триш и глядел в окно, в ночь. Он опасался, что все это – бабушка, дом со всеми его странностями – будет для нее немного чересчур.
Вошла Триш.
Он осторожно ей улыбнулся.
– Как там Ламия?
Триш притворила за собой дверь.
– А, все в порядке. Она немного расстроена и чуток подвыпивши. – Триш улыбнулась. – Уложила ее в кровать. Думаю, это пошло ей на пользу. Ну, облегчить душу. Рассказать о том, что ей довелось пережить.
Чет кивнул.
– Бедняжка. Она ведь так и жила тут одна, с той самой ужасной ночи. Даже представить не могу, до чего ей было одиноко. Ты знал, что твою мать у нее забрали?
– Да. Тетя Абигайль, дедушкина сестра. Она и остальные родственники со стороны дедушки. Подробностей не знаю, но, как я понимаю, история была некрасивая. Тетя Абигайль обратилась в суд, доказывая, что бабушка неспособна воспитывать ребенка, дошло до того, что тетя пыталась ее засудить.
– Чет, хочу тебе кое-что показать, – Триш раскрыла ладонь: от раны остался только тоненький шрам.
Чет распахнул глаза:
– Ничего себе… Совсем зажило.
– Да. Удивительно, правда? Может, у нее и не все дома, но она уж точно не сумасшедшая. В этих ее старых умениях что-то и вправду есть.
Они помолчали.
– Мне нравится твоя бабушка, Чет.
– Даже если она – злая ведьма? – улыбнулся Чет.
– Она просто удивительная. Правда. И вся эта ее магия тоже. То есть, конечно, все эти заклинания и ворожба – это просто ритуал… По крайней мере, я так думаю. Но есть еще целый мир целебных трав и кореньев, о котором я ровно ничего не знаю. Она показала мне этот ее солярий. И там не только растения; там у нее саламандры, лягушки, жуки. Она – просто ходячая энциклопедия грибов, кореньев, разных видов плесени и даже по грязи – черт, да она специалист по всему, что встречается в природе. И, Чет, лучше всего то, что ей хочется передать эти знания, научить кого-то всему, и этот кто-то – я, представляешь? Она сама спросила, не хочу ли я попробовать.
– А ты хочешь?
– Ты что, смеешься? Я думала, мне придется ее упрашивать, и… и… – Триш осеклась. – Ты чего смеешься?
– Значит, ты не против остаться? Попробуем?
Триш закрыла глаза, сделала глубокий вдох, а потом открыла их опять.
– Думаю, да. По крайней мере, на время. Пока ребенок не появится.
– Да?
– Да.
Чет встал, выключил свет. Они разделись и легли в кровать. Он положил руку ей на живот. Триш накрыла его руку своей.
– Думаешь, они нас найдут?
– Нет, – сказал Чет, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно. – Тетя постаралась на славу, пытаясь похоронить прошлое.
– Ламия так радуется ребенку, – сказала Триш. – Знаешь, она хочет, чтобы я рожала здесь, у нее.
– А ты что об этом думаешь?
– Мне кажется, я буду в хороших руках. Она стольким детишкам помогла появиться на свет. А еще, если я буду дома рожать, это значит, что нам не придется обращаться в больницу.
Ребенок брыкнулся. Чет ахнул, потом рассмеялся:
– Похоже, наша дочь тоже согласна.
Триш примолкла; ясно было, что она о чем-то думает.
– Чет, милый, у нас все может быть так хорошо.
– Да, – согласился Чет, и замолчал, ожидая, что она скажет дальше.
– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Для меня.
– Хорошо.
– То, что мы делали – сбежали из дома, все бросили, – чтобы этот ребенок остался с нами. Ну… мне страшно от этого. Твоя бабушка, она просто чудо, и, я думаю, тут у нас все будет хорошо. Но мне нужно знать, нужно услышать это от тебя еще раз… Что ты не вернешься больше в тюрьму. Что ты покончил с наркотиками, что не будешь больше ими торговать, перевозить их, – все это.
Чет с самого начала знал, что будет непросто, что ему немало придется поработать, чтобы вернуть ее доверие. Они начали встречаться еще в старших классах. В то время он еще только начал приторговывать травкой, и то только с друзьями. Триш, казалось, не возражала. Иногда она даже могла раскурить косяк с ним вместе. Но каким-то образом снабжение друзей травкой переросло в снабжение всего города, а потом и в транспортировку наркотиков через границу штата. Когда Триш прознала об этом в первый раз, она пригрозила, что уйдет от него, если он не перестанет. Сказала, что не может быть с человеком, который рано или поздно попадет в тюрьму, она просто не готова такое пережить. Он обещал ей: никогда больше, и честно думал сдержать слово. Но то, что он собирался сделать, и то, что делал на самом деле, – совпадало далеко не всегда, и вскоре она опять его застукала. Он развел ее на второй шанс, но, когда все то же самое произошло вновь, Триш предъявила ультиматум: если это повторится еще раз, отговорки не помогут. Между ними все будет кончено, навсегда. Он понимал, что она за него боится, и поклялся – еще раз, что он и вправду завязал. Вот только под «завязал» он имел в виду «после крайней ходки». Две недели спустя Чета арестовали за транспортировку наркотиков, а вскоре после этого, уже сидя в тюрьме, он получил ее письмо.
– Дело, короче, в том, – сказала Триш, – что я не хочу, чтобы наш ребенок рос без отца, потому что тот сидит в тюрьме. Поэтому не нужно мне клясться. В этот раз – нет. – Она крепче прижала его руку к своему животу. – Поклянись ей, нашей маленькой девочке. Поклянись, что ее папа всегда будет рядом.
И Чет поклялся, искренне, как никогда. Откуда ему было знать, что к утру он будет уже мертв.
Чет проснулся где-то после полуночи. Никаких снов в этот раз он не видел, но страх гирей давил на грудь. Он сел в кровати; кожа была влажной от пота, и он тяжело дышал, будто в комнате недоставало воздуха. Он встал, натянул штаны, ботинки и рубашку и ощупью спустился вниз, в темноту. Зашел на кухню, налил себе стакан лимонада и вышел на крыльцо, постаравшись не хлопнуть дверью с противомоскитной сеткой.
Прислонившись к столбу, он смотрел, как соленый туман медленно оседает в лощинах; огромная, круглая луна превращала туман в светящееся марево. Где-то на грани слышимости шумел прибой. В тенях танцевали светлячки. Никогда ему не приходилось видеть столько светлячков. На него снизошел покой; он прикрыл глаза. И увидел картинку, яркую, будто настоящее воспоминание. Он увидел себя, Триш, Ламию и маленькую девочку с темными кудрями, – счастливыми, смеющимися на берегу. Поймал себя на том, что улыбается.
Чет открыл глаза. На дорожке стоял мальчик.
Чет чуть не уронил стакан.
На вид мальчику было лет пять или шесть, очень светлые волосы, темные глаза, джинсы, но ни рубашки, ни башмаков. Под мышкой у него была стеклянная банка, полная светлячков.
– Бууу! – сказал мальчик.
Чет уставился на него, пытаясь найти внятное объяснение тому факту, что мальчик был здесь, в глуши, совершенно один. Особенно глубокой ночью.
– Эй… А твои родители знают, где ты и что ты делаешь?
Мальчишка улыбнулся, поднял банку повыше.
– Иди сюда, посмотри, что я поймал.
– Где ты живешь?
– У Горящего Человека. Он хочет с тобой познакомиться.
– Горящий Человек? – Чет начал спускаться по лестнице; он задел рукой за нитку, и колокольчики мелодично зазвенели. Лицо мальчика исказилось, будто от боли. Он отступил на шаг, сердито косясь на Чета.
– Эй, – сказал Чет. – Не бойся. Тебя как зовут?
– Колокольчики, ненавижу их, – сказал мальчишка, перепрыгнул через изгородь и был таков.
– Погоди, – крикнул Чет и двинулся вслед за ним. Дойдя до конца дорожки, он оглядел подъездной круг, потом посмотрел в сторону уходившего вниз проселка. Прищурившись, вроде бы разглядел фигурку, метнувшуюся в сторону кладбища, но туман внизу был слишком густым.
– Эй, мистер, – услышал он. Вздрогнув, Чет обернулся и увидел еще одного мальчишку. Этот тоже был светловолосый и темноглазый, но немного постарше. На нем была висевшая мешком рубашка на пуговицах и штаны на помочах.
– Ты моего братика не видел? – Голос у мальчишки был встревоженный.
– Э-э, да. Мне кажется, да.
– Понимаете, он вообще-то не должен бы тут шляться.
– Ну, я практически уверен, что он побежал вон туда, – и Чет указал в сторону проселка.
– Мистер… А вы не могли бы… Если вам не сложно… Пойти со мной, помочь его найти? – Парнишка опустил глаза, будто застеснявшись. – Пожалуйста. Не по себе мне тут одному ночью. Не знаю, слышали вы или нет, но тут на острове вроде как привидения водятся. Не могут отсюда уйти.
– Конечно… Ладно. Только надо бы фонарик откопать. – Чет повернул было к дому.
– Давайте лучше пойдем поскорее, – сказал мальчик и двинулся вниз по дороге. – Он в ручей мог свалиться или с дамбы упасть. Он, Дэйви, плавает так себе.
– Да, хорошо, – сказал Чет и последовал за мальчиком. До него вдруг дошло, что фонарик и не нужен – при такой-то луне.
– Как тебя зовут?
– Билли.
– Что ж, Билли, а я – Чет.
– Я знаю, – сказал мальчик.
– Знаешь?
– Вы же внук Ламии, да?
– Да, – сказал Чет, гадая, откуда мальчишка мог про это узнать.
Когда они миновали кладбище, туман стал гуще и луна будто потускнела. Они вошли в лес; здесь тени и вовсе сливались, сгущаясь в полумрак.
– Черт, – сказал Чет, – видал когда-нибудь столько светляков?
Насекомые, казалось, следовали за ними.
– А это не светляки.
Голос прозвучал как-то хрипло, утробно, не так, как раньше. Чет глянул в сторону мальчишки и заметил, что кожа у него на лице и на шее местами выглядит как-то не так, будто старые, давно зажившие ожоги. Чет не мог понять, каким образом он не заметил этого раньше. Приглядевшись, он был поражен, каким худым, даже истощенным выглядит мальчик, какие у него запавшие глаза. «Что же за жизнь у него дома, – подумал Чет. – Может, родители первым делом тратят деньги на выпивку, а уж потом на еду для детей».
– Не светляки? А что же это?
– Души. Души всех этих детей, которые не могут отсюда уйти.
У Чета по позвоночнику пробежал холодок. Этому ребенку кто-то явно вешал на уши лапшу, и паренек всему верил. Чет попытался рассмеяться.
– Души, да? Кто это тебе сказал?
– Я сам знаю, потому что я их видел.
– А-а…
– Хочешь, покажу, где кто из них умер?
Чет решил, что мальчик ведет речь об убийствах, совершенных его дедом, – среди местных уже, наверное, ходят легенды.
– Могу даже показать, где умерли мы с братом.
Откуда-то из глубины леса раздался стон. Что-то двигалось по направлению к ним. Чет почувствовал, как волосы у него становятся дыбом, отступил на шаг, но остановился. Происходящее начало его раздражать.
– Ладно, Дэйви, можешь выходить, – крикнул он.
Из-за дерева, соткавшись из теней, выступила фигура. Это был мальчишка, тот, что помладше. На лице у него была сконфуженная улыбка.
Чет покачал головой и громко выдохнул напоказ.
– Ну, ребят, ладно, вы меня напугали.
Оба захихикали.
– Хочешь, сыграем в одну игру? – спросил Дэйви.
– Нет. Уже наигрался, – сказал Чет, стараясь убрать раздражение из голоса. – Устал. Пойду посплю.
Он повернулся и пошел было обратно, но вдруг понял, что не знает, где, собственно, это «обратно». Туман сгустился настолько, что не было видно ничего, кроме стволов ближайших деревьев. Он вдруг заметил, что светлячки – они были повсюду – носятся вокруг, будто чем-то взбудораженные. Никогда раньше он не видел, чтобы светлячки так себя вели. Он хотел было указать на это мальчишкам, но тут раздался стон, – тихий, почти как шепот – и эхо разнесло его вокруг, так, что он слышался со всех сторон. Еще стоны, громче; откуда-то снизу, из-под земли. Звук был кошмарный, будто кто-то или что-то испытывало колоссальную боль. Чет почувствовал, как желудок сжимается от страха, настоящего страха. Что-то ткнуло Чета в спину. Он резко развернулся. Перед ним стоял ухмыляющийся Дэйви.
– Ладно тебе, Чет, давай поиграем немного. – Его лицо. У мальчишки же что-то совершенно не так с лицом. – Мы тут игру придумали, сами. Хочешь узнать, как она называется? – Ухмылка Дэйви становилась все шире, обнажая черные, обломанные зубы, слишком много зубов. – Она называется «Убей Чета».
Чет вытаращил глаза. Это был совсем не тот мальчик, которого он видел раньше. Этот мальчик, казалось, умирал с голоду. Кожу повсюду пятнали ожоги; они расползались, темнели на глазах. Глаза у мальчишки запали; в нос Чету ударила вонь – запах горелого мяса.
– Какого хрена? – заорал Чет и развернулся, натолкнувшись при этом на Билли. Тот вцепился в него, обхватив за пояс. Чет попытался оттолкнуть мальчишку, но почерневшая, шелушащаяся кожа липла к рукам, как расплавленный сыр, обнажая голые, торчащие сухожилия и разлагающуюся плоть.
Билли захохотал; его глаза теперь горели, плевались искрами. Внезапно его голова дернулась и зубы, слишком много зубов впились Чету в руку.
– Эй! ЭЙ! – закричал Чет; руку пронзила острая, жгучая боль. Чет опять попытался оттолкнуть Билли, шатаясь, размахивая руками, и, наконец, освободился.
Он побежал; не важно – куда, лишь бы подальше от этих мальчиков. Он несся, не разбирая дороги, сквозь деревья, кусты. Ветки хлестали его по лицу, колючки вцеплялись в одежду, в тело; он потерял ботинок, потом другой. Он бежал и бежал, стараясь вернуться обратно к дому, бежал, пока воздух не начал жечь ему легкие, пока он не изрезал себе все ноги.
Ему послышался шум прибоя, и Чет остановился, пытаясь дышать тише, чтобы прислушаться. И вправду, шумели волны. Прямо впереди. Черт. Не туда. Он медленно повернулся, пытаясь сообразить, где находится. Определив направление, он опять бросился бежать, прочь от берега и, когда он был уже уверен, что дом совсем рядом, он опять услышал волны. Черт!
– Давай поигра-а-е-ем, – эхом доносились до него голоса мальчиков.
Позади него? Впереди? Чет не мог понять. Пульс эхом отдавался у него в ушах.
– Бабушка, – прошептал он, пытаясь до нее дотянуться. Никогда еще ему не хотелось так сильно услышать ее спокойный голос. Бабушка, пожалуйста, услышь меня.
Две пары светлячков скачками приближались к нему сквозь туман. Вокруг них постепенно соткались темные очертания. Это были они, мальчишки, только теперь от них не осталось ничего, кроме черной искореженной плоти. Смеясь, они протянули к нему руки.
Чет бросился бежать, сломя голову, уже не видя, куда. Ударился плечом о дерево, от удара его развернуло, и он врезался головой в толстую ветку с такой силой, что его сбило с ног. Он попытался встать, пошатнулся, упал на четвереньки. Потрогав голову, ощутил под пальцами влагу, взглянул на руку, увидел кровь.
Они появились опять, неторопливо приближаясь, зияя зубастыми улыбками.
– Чет. – Низкие, хриплые голоса, почти рычание.
– Дети, – прозвучал твердый, уверенный голос. Из тумана позади кошмарных созданий выступила Ламия. Когда они увидели ее, их лица изменились, резко меняя форму. Их искаженные, изуродованные черты излучали радость.
– Мама! – крикнули оба и бросились к ней. Склонившись к ним, она крепко их обняла. Они обхватили ее руками, зарылись в грудь черными, потрескавшимися лицами.
– Бабушка? – вскрикнул Чет.
Ламия взглянула в его сторону.
– Чет, прости. Они тебя напугали?
– Погоди… Нет… Они же… монстры. – Он едва мог выдавить из себя слова.
Она отпустила детей.
– Мальчики, оставайтесь здесь. Вы его пугаете. – Голос у нее был твердый, но ласковый.
– Мы ж просто поиграть хотим, – заныли они.
«Это все не по-настоящему, – сказал себе Чет, с трудом поднимаясь на колени. – Как это может быть настоящим?» И все же ужас, который он испытывал, неистовая потребность бежать от этого безумия – все это было реальным. Он попытался встать, пошатнулся и упал навзничь, приземлившись на руки.
Ламия приблизилась к нему, опустилась на колени и обхватила его руками.
– Ну, ну, не бойся, дорогой. Все уже в порядке. Не бойся их. Что же делать, если они стали такими. – Она притронулась к его лицу, и Чету показалось, что ему опять шесть. Ламия: тепло и любовь, луна и звезды, надежная гавань. Все, чего ему хотелось – свернуться калачиком у нее на руках.
– Единственное, что может облегчить их страдания – это доброта, – прошептала она.
Острая боль хлестнула поперек горла, что-то влажное и теплое хлынуло вниз по шее. В руках у Ламии Чет увидел нож, тот самый, из ее ящика, со змеей на рукояти. Теперь он был в крови.
Она смотрела на него нежным, любящим взглядом, и серебряные искры в ее глазах вспыхивали, пульсируя, и медленно кружились, и все вокруг тоже начало кружиться.
Чет попытался поднять руку, но она стала немыслимо тяжелой. Мир вокруг тускнел, погружаясь во тьму. Он закрыл глаза; его сознание медленно угасало.